— Хммм, — почесала переносицу Настя. — Логично. Хоть и не доверяю я наемникам.
— Я тоже, — сказал я, припомнив свой недавний опыт. — Но на первое время без этого, похоже, не обойтись. Теперь вопрос второй. Кто пойдет на северо-запад.
— Я, — сказала Рут, убрав мою ладонь с мордочки. И уточнила: — С тобой.
Я покачал головой.
— Ты останешься здесь, с Фыфом.
— А м-меня не берете, что ль?
Единственный глаз мутанта округлился от возмущения.
— Кто кормовыми управлять будет, если руконоги или нео на стены полезут? — сказал я. — Придется тебе остаться стеречь клад. И ты, Рут, ему в этом поможешь.
— Бросаешь меня, да? — тихо спросила нео. — Ты меня не любишь потому, что я не такая, как женщины твоего племени?
Я не ответил.
— Ну я, понятно, пойду, — пожал плечами Данила. — Это вообще не обсуждается.
— И ты останешься, — сказал я. — И Настя. Фыф не железный, ему спать тоже надо. И кто тогда будет стены охранять? Короче, друзья мои, сидите здесь и берегите золото. Оно сейчас, можно сказать, залог нашего успеха. Крепость захватили вы, клад нашли вы, дайте уж и мне внести свою долю в общий котел. Да и потом мне не привыкать одному шататься по зараженным территориям.
— Ну ты и речь толкнул, — пьяно тряхнул глазными отростками Фыф. — Тебе б не по паукам из пушки стрелять, а к-книжки писать.
— Уже, — хмыкнул я. — Аж четыре тома мемуаров. Глядишь, на северо-запад схожу — и пятый появится.
— Ты только возвращайся быстрее, писатель, — вполне серьезно сказала Настя. — А то мы тут озвереем сидеть на этих стенах.
— Постараюсь, — сказал я.
* * *
Но, поскольку устал я как собака, да и дело шло к вечеру, мой поход как-то сам собой отложился на завтра. Перед отбоем мы быстренько распределили обязанности. Несколько протрезвевший Фыф заруливал кормовыми. Выпустил из камер резерв живого мяса и заставил толпу сумоистов собирать трупы руконогов. Оказывается, это был деликатес, причем не только для кормовых.
— Чистый белок! — сообщил мне шам, чавкая чем-то подозрительно желтым. — Попробуешь?
Я отказался. В свое время нас учили есть гусениц и членистоногих по программе выживания, но все-таки я всегда предпочитал насекомым сухпай, а сухпаю — хорошую отбивную.
Данила отмывал кольчугу и штаны в бочке с водой. Настя, горюя об отсутствии патронов к АК, точила палаш. Рут же сбегала куда-то с трофейным копьем руконога и минут через пять приволокла тушку неопознанной щекастой твари величиной с большую собаку.
— Хоммут, — сказала она. — Можно есть.
И принялась сноровисто сдирать с твари шкуру.
Я выразил сомнения по поводу питательных качеств подозрительного мутанта, но Данила заверил меня, что это просто сильно разожравшийся хомяк. Живет в глубоких норах, из которых хрен его чем выковыришь. Только нео умеют на них охотиться. Чуют, когда вонючий хомяк-мутант чешет подземным ходом по своим делам близко к поверхности, и бьют его копьем прямо сквозь землю. Рут, слыша все это, аж надулась от гордости.
Быстро покончив со шкурой, юная нео выпотрошила тушку, насадила ее на палку и моей зажигалкой развела костер (пояснила — чтоб не мучиться с лучком и жилкой, добывая огонь трением). При этом общались мы вполне нормально, словно и не было ее последнего вопроса, на который у меня не нашлось ответа. Ну и отлично, что Рут слегка повеселела и забыла за охотой и стряпней об этом моменте, весьма щекотливом для меня. Хорошо бы, если б навсегда.
Через несколько минут хомяк уже жарился на рогульках, распространяя вокруг весьма аппетитный запах жаркого. Которое, как известно, лучше сухпая.
Кулинаром Рут оказалась отменным. Слюнями жаркое не мазала, а побегала по двору, сорвала какую-то травку, пару корешков выкопала, перетерла это все в ладошках над хомячьей тушей — и запах стал еще соблазнительнее. На вкус мясо оказалось тоже очень ничего. В пять ртов хомяка мы захомячили очень быстро.
— Кое-кто вроде как может в пищу любую органику употреблять, включая древесные опилки, — проворчал Фыф, когда от ужина остались одни кости. — Так чем такое мясо точить, пошла б деревья погрызла, что ли. Они летом-то со-очные, пальчики оближешь.
— Кусок хомятины зажал? — лениво спросила Настя. Она сейчас расслабленно валялась у костра и ковыряла в белоснежных зубах заостренной веточкой. — Жлоб ты, Фыф, и зануда к тому же. Не зря тебя шамы со своего острова выперли.
— Хе-х, — крякнул Фыф. — Я уж молчу о некоторых, кого из Башни Мозга попросили. Судя по ее названию, безмозглых там не держат.
— И не надоело вам собачиться? — зевнул Данила. — Если вас разлучить, вы ж друг без друга погибнете. Прибьют вас поодиночке за языки, и воинские таланты не помогут. Рут вон, бедная, на ваш стёб только обижается и рычит. Думаю, у остальных выживших на всей Земле будет та же реакция. Кстати, может, это любовь?
— Вот еще! — в один голос фыркнули мутант и кио.
— Спать уже очень хочется…
Это нео вставила свои пять копеек в светскую беседу.
— Устами ээээ… юной леди глаголет истина, — сказал Фыф. — Первая смена…
— Моя, — сказал Данила, вставая с земли. — Идите дрыхните, через два часа разбужу кого-нибудь.
— И то дело, — зевнул шам. — Молодец, парень, гвозди б из него делать.
— На нем вообще при случае можно пахать двухлемешным плугом, — заметила кио.
— Это уж тебе виднее, — подмигнул единственным глазом Фыф…
…Ночь прошла без происшествий. Под стенами шмыгали какие-то тени, привлеченные запахом крови, но в гости лезть никто не пытался. Моя смена была последней, предрассветной, но это и к лучшему. Я успел выспаться, вычистить оружие и заодно прикинуть свой маршрут.
На первый взгляд, все было не так уж критично. В моем наладоннике имелась встроенная карта довоенной Москвы, по которой я прикинул кратчайший путь. От Бутырки иду до стадиона «Динамо», это около двух кэмэ, а потом — прямиком по Ленинградскому шоссе еще немногим больше двенадцати километров до пересечения с МКАД. Хорошим ходом да по прямой делов на три часа за глаза. Да только я серьезно опасался, что по прямой не получится.
Те же опасения разделили и мои проснувшиеся с рассветом товарищи.
Фыф первым делом попытался всучить мне свой «Кедр», но я отказался, будучи не большим сторонником стрельбы очередями. А для одиночных патрон 9x19 моего «Форта» еще и помощнее «кедрового» будет. К тому же у моих друзей сейчас любое оружие на вес золота — или нео, или руконоги наверняка не сегодня, так завтра снова на стены полезут. Хорошо бы до того времени найти тех людей с севера…
Данила совал мне свой меч, уверяя, что лучшего оружия на свете нет — если не считать «Корда», конечно. Кио предложила штык-нож от своего АК-200 — видимо, просто чтобы не отстать от других.
— Спасибо, ребята, — сказал я, чувствуя, насколько мне дороги эти люди… которых в моем мире наверняка назвали бы мутантами. Да только любому, кто рискнул бы произнести такое слово в адрес моих друзей, я лично вырезал бы его поганый язык «Бритвой» и заставил сожрать. Это — люди. И точка.
Рут скулила, но понимала, что в пути будет мне скорее обузой, чем подспорьем. Потому сейчас помогала чем могла — вспоминала, что говорили разведчики-нео, вернувшиеся из путешествий на северо-запад. Данила за завтраком тоже рассказал кое-что ценное, да и Настя подкинула информации к размышлению. В общем, за беседой и грызней сушеного мяса с сухарями, которых мои друзья прихватили в Кремле изрядное количество, прошел еще почти час. За это время небо над зубцами башен окончательно посветлело.
— Ну ладно, — сказал я. — Пойду я, пожалуй.
Веревка с узлами через каждые полметра белой змеей скользнула вниз с башни, противоположной той, на которую я столь эффектно взобрался вчера.
— Удачи, Снайпер!
— Удачи…
— Удачи, Снар!
— Возвращайся…
Они все стояли сейчас там, между красными зубцами в форме ласточкиного хвоста. Я спускался вниз, отталкиваясь ногами от стены и пока еще слыша голоса своих друзей. А вот увижу ли я их снова? Очень хотелось на это надеяться…
* * *
Я шел среди руин умершего и уже наполовину погребенного города. Сколько еще пройдет месяцев, лет, десятилетий, прежде чем тысячи тонн космической пыли и нанесенного ветрами мусора навсегда скроют Москву от глаз жителей возрождающейся планеты? Наверно, столько же. Еще лет двести — и здесь будет большое поле, покрытое серой травой. А может, к тому времени она уже станет зеленой?
Но сегодня величественные обломки цивилизации все еще отчаянно цеплялись за раскрошенный от времени асфальт. Руины этой части мертвого города выглядели более колоритно, нежели практически сравнявшиеся с землей развалины юга Москвы. Многие дома сохранились почти полностью — мрачные серые коробки, словно толстые бетонные столбы, подпирающие низкое, хмурое небо.
Не знаю, почему они практически не пострадали. Может, этот район обошла стороной огненная лавина, сровнявшая с землей южную часть столицы. А может, дело в самих постройках. Одно огромное здание особенно меня впечатлило. Я заглянул в КПК, ткнул пальцем в карту. Над серым прямоугольником появилась надпись: «Комбинат газеты „Правда“. Классический памятник архитектуры функционализма, построен в 1931 — 37 годах. Пережил пожар в 2006 году…»
Теперь понятно, почему здание пережило и огонь, и войну, и столько времени после нее. Я немного помнил из истории: в те годы строили весьма функционально, на века — если, конечно, жить хотелось. В противном случае существовала несложная альтернатива. Если мне память не изменяет, пирамиды по тому же принципу возводили, небось до сих пор стоят. Вообще, рабовладельческий строй для функциональной архитектуры штука полезная…
Внезапно мне очень захотелось отойти в сторону. А лучше отпрыгнуть. Просто я за свою жизнь слишком часто целился в людей и поневоле научился чувствовать, когда целятся в меня. Неприятное такое ощущение в районе между бровей, будто кто-то вот-вот пробьет тебе лишнюю глазницу в черепе. Обзаводиться третьим глазом в мои ближайшие планы не входило, поэтому я резко откачнулся влево.
И вовремя.
Поток рассеченного воздуха шевельнул двухдневную щетину у меня на щеке, позади что-то звякнуло о бетон. А стрелок-то мазила. Целил в лоб, а прошло ниже. Интересно только, что именно прошло…
Додумывал я все это уже на бегу, усиленно качая «маятник». То есть прыгал из стороны в сторону, уходя с линии прицела. Кусок кирпича впереди меня превратился в облако красной пыли. Угу, еще один промах…
Стреляли из окон комбината, это к гадалке не ходи. И стреляли бесшумно. Вряд ли огнестрел, уж больно инертны в полете снаряды. Значит…
Сбоку рвануло разгрузку. Твою мать, неужели подстрелили? Коли не задеты крупные нервные центры, боль сразу не чувствуется что от ножа, что от пули. Если только вена, артерия или крупный сосуд повреждены, теплое потечет под одеждой — кожа быстрее сигнал подаст, чем пробитое мясо. Но вроде пока ничего такого не ощущается. А мазила-то не дурак, подождал, пока я, рот разинув, выйду на открытое место — и приступил к отстрелу добычи.
Но добыча оказалась шустрой. Я юркнул за поросший мхом П-образный обломок, торчащий из земли и, наверно, когда-то давно бывший подъездом. Надо же, дома уже нет хрен знает сколько, а вход в подъезд остался…
Первым делом я схватился за бок. Уффф, пронесло! Только в разгрузке торчит какая-то палка. Одно движение — и у меня в руке лежит… самый натуральный арбалетный болт. Стрела, смахивающая на длинную авторучку, я такие только в книжке про Средневековье видел. Наконечник стальной, ручной ковки. Древко деревянное, оперение тоже. Перышки из какой-то гибкой древесины аккуратно выточены. Причем расположены со знанием дела, под углом, чтоб в воздухе вращение болту придать наподобие пули. Насколько я помню, такая «авторучка» в полете более чем на двести метров сохраняет убойную силу. И как это называется?
Это называется цивилизация. У нео я таких девайсов не видел. И это плохо. Цивилизованные существа весьма кровожадны и добычу упускать не любят.
В чем я имел несчастье убедиться в следующий момент. Топот многих ног по земле ни с чем не спутаешь.
— Он фде-то фдесь. Я ванил его.
Тот, кто проорал эти слова, наверно, никогда не был ни у стоматолога, ни у логопеда. Я еле разобрал, что он там прогундосил. Но понятно, что моими стараниями показалось шепелявому снайперу, будто он большой молодец и не промахнулся по бегущей мишени. Придется его огорчить.
Я вывернулся из-за бетонной стойки с выходом на колено, одновременно выдергивая из кобуры «Форт».
Их было семеро.
Похожие на огородные пугала, замотанные в какие-то невообразимые тряпки, за которыми не разобрать ни лиц, ни фигур. Зато я хорошо разглядел, что эти пугала держали в лапах. И мне это очень не понравилось.
Первому, самому шустрому, я всадил в башку четыре пули. И только после этого он грохнулся наземь, выронив пожарный топор на длинной ручке. Второму хватило трех выстрелов, после которых его голова взорвалась как протухший арбуз, прорвав гнойным фонтаном слой тряпок. Зато третий вскинул арбалет прямо на бегу, не снижая скорости. Щелкнула тетива — и мне пришлось плюхнуться на живот, иначе бы стальной наконечник «авторучки» прошел через мой череп легко и непринужденно, как сквозь воздушный шарик. Тратить столько патронов на живучих аборигенов было непозволительной роскошью, поэтому арбалетчику я просто прострелил колени.
Минус девять. Осталось семь. Самонадеян тот, кто считает себя крутым бойцом, не имея элементарного навыка — считать использованные и оставшиеся патроны в бою. Я никогда себя крутым не считал, видал и покруче, но тактическую арифметику впитал в себя давно и навечно. И сейчас она складывалась не в мою пользу.
Плачевное положение сотоварищей нисколько не сказалось на скорости передвижения аборигенов. Четвертому я разнес коленную чашечку, когда он был метрах в пяти от меня… а дальше стрелять уже было поздно. На таком расстоянии пуля патрона 9x19, довольно длинная для пистолетной, пройдет сквозь тело насквозь не оказав останавливающего эффекта. То есть не вращаясь в мясе — слишком велика будет ее начальная скорость. А это значит, что даже смертельно раненному уроду ничто не помешает опустить мне на макушку огромный зазубренный тесак.
Поэтому я резко откатился в сторону и лишь услышал, как страшное оружие ударило по тому месту, где я возлежал с комфортом полсекунды назад.
Чавк!
С таким же мерзким звуком клинок вошел бы в мою голову, если б я оказался несколько менее расторопным. Но я оказался тем, кто я есть, и, пока абориген выдергивал свою железную дуру из земли, перемешанной с асфальтовой крошкой, я вскочил на ноги и разрядил пистолет в комок тряпья, покоящийся на плечах моего незадачливого убийцы.
Владелец тесака рухнул грудью на рукоять своего оружия, вогнав его еще глубже в землю. Надо отметить, что аборигены были довольно крупные. Не нео, конечно, и не кормовые, но тоже кони каких поискать. И сейчас два оставшихся «коня» окружили меня возле П-образного укрытия.
Один, на бегу мощным пинком отбросив в сторону труп товарища, замахнулся на меня натуральным двуручным мечом. В моем мире много народу увлекалось историческим фехтованием, так что вполне могло остаться с довоенных лет этакое чудо. Причем чудо весьма опасное.
Это был фламберг с волнистым клинком. Штука мерзопакостная, за которую в Средние века солдат противника казнили сразу, без суда и следствия. Стальные волны просекали в теле жертвы страшные раны с несколькими параллельными разрезами внутри них. При отсутствии нормальной хирургии и антибиотиков гангрена была обеспечена. К тому же вершины «волн», касаясь цели первыми, за счет незначительной площади соприкосновения с целью при хорошем ударе прорубали фактически любые средневековые доспехи. То есть мне можно не надеяться на бронепластины, вшитые в камуфляжный костюм. Волнистое лезвие кевлар, может, и не рассечет, но с него гарантированно соскользнет на тело…
Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды. К тому же я не знал, что готовит мне за спиной второй противник — оборачиваться времени не было. Оставалось только одно.
Я прыгнул вперед, прямо под клинок фламберга. Меченосец вознамерился располовинить меня поперек туловища. С другим бы прокатило, но мое детство прошло на арене цирка, а то, что впитано в младые годы, обычно не забывается.
Владелец фламберга был уверен в успехе на все сто. Оружие казалось продолжением его рук — видно, что боец много с ним практиковался. В древности самураи называли этот удар «два колеса» — меч рассекал человека пополам в районе таза, и обрубки отчетливо напоминали полненькую «восьмерку». Нелегко одним движением так ровно рассечь мясо и кости. Тут требуется большое мастерство. Но у меченосца получилось бы, если б я не оказался немножко быстрее, чем он ожидал.
Я прыгнул вверх и вперед, распластавшись в воздухе как белка-летяга. Или как воздушный гимнаст, много практиковавшийся в детстве. Меч просвистел в миллиметре от моего живота, мне даже показалось, чиркнул немного по поясу. Но это уже было несущественно. Возможно, меченосец успел бы исправить свою ошибку, но он слишком много сил вложил в удар. Тяжелое оружие просвистело дальше, увлекая владельца за собой инерцией холостого удара.
Я кувырнулся в воздухе и приземлился рядом с противником. Одно движение — и «Бритва» уже у меня в руке. И сразу же — тройной росчерк, напоминающий знаменитый знак Зорро.
Верхняя линия — рассечена бедренная артерия.
Средняя — разрублены подколенные сухожилия.
Нижняя — дополнительный режущий удар по икроножной с одновременным уходом с линии возможной атаки, так как при достаточной сноровке владелец фламберга вполне мог обратным движением долбануть мне по голове навершием рукояти, оформленным в виде конуса. В моем мире такой сюрприз на рукоятках боевых ножей назывался просто: skull crusher, в переводе с пиндосского — «сокрушитель черепов».
Я перекатился в сторону с выходом на ноги, очень надеясь, что у этих тварей, запакованных в тряпье, анатомия все-таки человеческая.
Ответного удара ни «скулкрашером», ни клинком не последовало. Все не так уж плохо. Если моя голова еще на плечах, значит, меченосец сейчас занят не мной, а своей ногой.
Я обернулся…
И понял, что всё было зря.
Тот, кто обошел меня со спины, поднимал арбалет. И то, как он это делал, не оставляло сомнений — запакованный в тряпье урод очень хорошо знает свое дело. То есть с пяти шагов точно не промахнется.
Как же погано… Нейтрализовать практически всю шайку и так попасться! Хотя вариантов не было. Арбалетчик не стрелял лишь потому, что опасался попасть в меченосца.
Хозяин фламберга стоял на одном колене, пытаясь зажать рану на бедре, из которой хлестала кровища. Дохлый номер. Зажать вскрытую бедренную артерию практически невозможно. Как и самостоятельно сдвинуться с места, если вдруг меченосец решит плюнуть на кровотечение и попытаться достать меня фламбергом из последних сил, — разрубленная в нескольких местах нога гарантированно нефункциональна. Так что отмахался ты своим мечом, пугало огородное.
Как и я ножом, кстати…
Палец стрелка шевельнулся, хлопнула тетива… Никогда еще в меня не стреляли из арбалета. Странно. Болт что, быстрее пули насквозь прошивает? С такого расстояния, по идее, меня должно было унести назад метра на три…
Додумать предсмертную мысль я не успел. Арбалетчик бросил свое оружие, повернулся и припустил бегом к зданию комбината. А за моей спиной раздался топот, будто очень резвый наскипидаренный слон вознамерился срочно со мной познакомиться.
Я обернулся… и челюсть моя свободно повисла на связках, как парашютист на стропах. Потому что на меня неслось нечто невообразимое…
Я вообще-то в детстве был примерным мальчиком. И вместо того, чтобы, как все нормальные мальчишки, мучить кошек, охотиться с рогаткой на воробьев и бить камнями стекла в окнах врагов с соседней улицы, читал книжки. Естественно, делал я это в промежутках между кормежкой львов, метанием ножей и кульбитами под куполом цирка.
И вот в одном из этих промежутков попался мне в руки потертый фолиант с забавными доисторическими зверушками. Одна запомнилась особо. Задние лапы толстые и мощные, хвост под стать этим лапам, чисто бревно. Передние лапки чисто декоративные, а морда — одна сплошная пасть с глазами. Называлось это чудо природы Tyrannosaurus rex. Запомнилось название потому, что одного из наших дрессированных медведей Рексом звали…
Так вот, сейчас этот самый рекс, воплощенный в металле, чесал ко мне на всех парах, недвусмысленно разинув пасть. То есть не дрессированный медведь из моего детства, а самый натуральный тираннозавр, только с мощными и когтистыми передними лапами, между которыми прямо из груди торчало дуло автоматической пушки.
До меня наконец дошло. Если арбалетчик вначале и собирался меня прикончить, то, увидев этот слегка тронутый ржавчиной стальной кошмар, предпочел выстрелить в него. Да только роботу его выстрел как мне укус моли-наркоманки, обожравшейся нафталина. Но все же спасибо тебе, рекс тираннозаврович, за лишние полторы секунды жизни…
Но порой полторы секунды — это очень много. Я даже сперва не понял, что вдруг такое выскочило из-за развалин и ударило робота в бочину. Только похожую пасть отметило сознание и более обширные следы коррозии на ней, смахивающие на пятна засохшей крови.
В следующее мгновение два огромных, но на удивление гибких тела бились среди старых бетонных плит, размалывая их в пыль ударами лап и мощных хвостов. В этой мешанине я смог разглядеть, что с «моим» роботом схватился точно такой же стальной звероящер, только более серьезно побитый жизнью и коррозией. На одной его лапе не хватало когтей, в зубах виднелись промежутки, а в левой глазнице вместо блестящей оптики болтались обрывки синтетических мышц и световодов.
И «мой» явно забивал лузера, неизвестно с какой радости бросившегося на более сильного противника. Рвал его зубами, дубасил конечностями, хлестал хвостом… А я, вместо того чтобы бежать со всех ног, стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда от этого первобытного зрелища…
Наверно, все-таки не труд сделал из обезьяны человека, а естественный отбор. Самых любопытных и впечатлительных мартышек сожрали хищники. Выжили равнодушные рационалисты, которые сидели в теплых пещерах и не посещали опасных шоу типа того, что разворачивалось сейчас перед моими глазами.
В общем, ржавый динозавр должен был вымереть с минуты на минуту. Более хорошо сохранившийся соперник повалил его на спину и методично добивал ударами передних лап, словно гвозди заколачивал в беззубый, одноглазый череп.
Бам! Бам! Бам!..
И вдруг среди этого «бам-бам» что-то бабахнуло громче в разы, отчего «моего» рекса отбросило назад словно пушинку. Причем, пока он летел, на его спине набух и прорвался наружу огненным гноем внушительный фурункул.
Плотно пригнанные чешуйки тираннозавровой брони разорвало на части, словно они были картонными. Рекс со всего маху грохнулся на плиты и больше не двигался. А из груди его ржавого противника поднимался к небу легкий дымок. Вернее, не из груди, а из развороченного взрывом дула автоматической пушки.
«Последний довод королей… который надо хоть изредка чистить перед тем, как стрелять», — подумал я. Наверно, робот берег этот выстрел многие годы, чисто на крайний случай. Но при этом позабыл элементарные нормы ухода за оружием. А ствол забился всякой дрянью, и хотя свое предназначение выполнил, но и хозяину нанес неслабую травму…
На которую тот особого внимания не обратил.
Сейчас робот пытался встать, кося на меня плотоядным лиловым глазом. Ах ты, падла доисторическая!
Не мешкая, я сунул «Бритву» в ножны на предплечье, подхватил с земли фламберг и в два прыжка преодолел расстояние между мной и поверженным роботом. Поднырнув под удар покалеченной лапы, я с силой долбанул острием двуручного меча по единственному объективу, сохранившемуся в башке стального тираннозавра.
Грубое орудие Средневековья победило технологию. Острие меча разбило объектив и провалилось в череп робота на четверть. Я вовремя отпустил рукоять. Клинок что-то замкнул в башке стального тираннозавра. Треск, вспышка — и оплавленный обломок меча упал на землю. Из пасти робота повалил дым.
И вдруг у меня со страшной силой заболела голова. Словно ее в раскаленные тиски зажали и вдобавок нехило приложили кувалдой по макушке.
Я сильно прикусил губу — вкус крови здорово помогает, когда очень хочется упасть на колени, сжав виски между ладонями, и выть подобно раненому волку. Я прекрасно понимал, что это неспроста. Какая-то тварь пытается поджарить мне мозги… вот только узнать бы, какая именно. Два дохлых динозавра и трупы тряпичных пугал не в счет. Но вокруг больше никого…
Внезапно боль отпустила. Я сплюнул комок вязкой кровавой слюны… и прыгнул вперед. За кучей битого кирпича мне почудилось какое-то шевеление.
«Бритва» уже снова была у меня в руке, занесенной для решающего удара…
— No! — раздалось заполошное верещание. — Don't kill me!!!
«Бритва» замерла в верхней точке… и опустилась. Из красного крошева лезло что-то странное, явно неживое, которое шипяще-надтреснутым голосом старого катушечного магнитофона просило по-английски его не убивать.
— What the fuck?.. — чисто на автомате проговорил я — за годы службы в Легионе научишься материться на всех языках планеты.
Это был стальной паук, сильно смахивающий на пару сложенных вместе больших эмалированных тазов, из которых торчали мощные жвалы-манипуляторы и восемь длинных ножек. Я видел таких в прошлый раз рядом с роботом, оккупировавшим мост возле Кремля. Данила называл их «пристяжью», роботами обслуги при более мощных боевых био. Дружинник утверждал, что твари эти довольно тупые и трусливые. Но если разобраться, трусость — это инстинкт самосохранения в чистом виде. А инстинкты — это уже признак живого организма. Который, как известно, способен к эволюции. И процессор на ножках из зоны ЗИЛ наглядный тому пример.
«Кстати, — напомнил я себе. — Только что этот тарантул пытался поджарить тебе мозг. И жвалы у него будь здоров, ногу откусит на раз-два-три».
Не помогло. Когда живая тварь натуральным человечьим голосом просит пощады, у меня на нее рука не поднимается. Даже если эта тварь железная.
Сейчас на меня внимательно смотрели четыре глаза-бусинки, торчащие из середины верхнего таза.
— Holy shit! — горестно вздохнул паук. — Russian man again. Holy shit!
В который уже раз я подивился способности продвинутых технических устройств распознавать мою национальную принадлежность. Надо будет к врачу сходить, что ли, проверить, что за хрень такая… Н-да, врачей здесь нет. Ну, может, к знахарю какому…
— Ты есть русский киборг? — раздалось откуда-то из промежутка между жвалами.
— Чего? — вытаращил я глаза на паука.
— В твоей голова устройство есть, — сказал ходячий таз, нервно перебирая ножками и косясь на мой нож одним глазом из четырех, имеющихся в наличии. — Но оно не принимать сигнал.
Устройство? В моей голове? Неужели доктор не достал сетку из-под моего скальпа, а только успокоил меня? Мол, все в порядке, никаких в тебе имплантов нет, живи-радуйся…
— Я пытаться установить контакт, но ты не принимать сигнал.
Ясно. Чего ж тут неясного? Паук просто подружиться хотел и случайно чуть не спалил мне материнскую плату. Черт, не очень приятно чувствовать себя ходячим компьютером. Хотя, возможно, я заморачиваюсь — в моем мире эта невесомая сеточка жить мне особо не мешала, так что, какая разница, есть она, нет ее…
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |