- У нас не так много времени, чтобы тратить его впустую, – произносишь, чуть сжимая ладонями мои бедра.
Да, об этом можно было не напоминать. У нас вообще нет времени. Лишь украденные у жизни дни. Так было. И так будет. Пока мы не устанем их выпрашивать. Пока не устанем выкручиваться, изворачиваться, лгать, сбегать и прятаться. Пока ты не устанешь это делать. И пока не устану я. Ждать.
Чуть позже возвращаешься в гостиницу, но лишь за тем, чтобы выписаться и забрать свои вещи, и снова приехать ко мне. В этот вечер мне удается узнать, что ты не любишь абсолютную тишину, галстуки и рано просыпаться. Любишь апельсины, красное вино и опаздывать. Боишься щекотки и обожаешь долго целоваться. У тебя близорукость и ты давно сменил очки на линзы, хотя считаешь их до ужаса неудобными.
Еще ты не любишь прощаться. Ты исчезаешь, не разбудив меня. И вновь утро, которое я проживаю один. В какой-то осязаемой пустоте, заполненной лишь обрывками дыхания и шелестом смятых простыней под кончиками пальцев. Ты забрал меня с собой. Того меня, которым я становлюсь только когда ты рядом. Остальное лишь пустота. Я вновь пустота с резонирующим эхом воспоминаний о тебе. Я одиночество. Записка на журнальном столике, а через пару часов встреча с семьей. Очередной бой. Дежавю. Стеклянные коридоры лабиринта, по которым прохожу вновь, ощущая, что уже был здесь прежде. С единственной разницей. Теперь уже не пытаюсь найти выход. Знаю, что его нет.
____________________________
*cеппуку - ритуальное самоубийство методом вспарывания живота, принятое среди самурайского сословия средневековой Японии.
**Byz - Do you wanna' fuck?
перевод эпиграфа:
Ты пришел в мой рассвет просто, чтобы спать весь день.
Ты смеешься, когда мы целуемся, смеешься, когда мне страшно.
Ты злишься, когда я нежен, ты злишься из-за ничего
И я пытаюсь поверить... пытаюсь поверить...
Но часть тебя сделает меня цельным.
Я всегда теряю себя в пустоте, которую ты приносишь
И получить часть тебя... кажется получить все...
Глава 21
Ayer rompí tu tranquilidad.
Ayer sembré viento y tempestad
Por no creer en tu amanecer.
No tengo más que oscuridad.
Sin ti vivía en otra ciudad.
Sin ti empecé de nuevo a rezar.
No sé querer cuando tú no estás,
No sé crecer…
Mirando atrás, queriendo hablar аunque no estés.
Te quiero dar serenidad рara volver.
No supe ver tu fragilidad.
No supe ser tu mejor verdad.
Hoy quiero ser más de lo que ves,
Hoy quiero ser tu realidad.
Mirando atrás, queriendo hablar аunque no estés.
Te quiero dar serenidad рara volver.
ОВК - Mirando Atras
«С тех пор как нас изгнали из рая, мы или страдаем, или причиняем страдания другим, или наблюдаем за этими страданиями. И с этим не совладать…»
Пауло Коэльо
Всю дорогу пытаюсь сосредоточиться на предстоящем разговоре с родителями, но мысли снова и снова возвращаются к тебе. И после того переизбытка эмоций, которые я испытал за последние два дня, проведенные с тобой, все остальное приглушенно меркнет, уверенно скатываясь куда-то вниз. Тем более, то неизвестное, что меня ждет в родительском доме. Причем, не вызывающее никаких обнадеживающих предчувствий. Да, у меня все симптомы биполярного расстройства. Знаю, что будет нелегко, но рано или поздно это следовало сделать. И попятных здесь уже быть не может. Если отец постарался принять меня, возможно, мама тоже готова к этому. Я не надеюсь на понимание, только на принятие меня таким, какой я есть. Прошло уже чуть больше месяца. Надеюсь, что это не бесполезный визит. Единственный, кто меня никогда не поймет и не примет – Ванька. Для него это действительно оказалось проблемой. И, наверное, хорошо, что его не будет дома.
Купив Диане новую куклу и фрукты, коньяк отцу и торт для всех, чувствую себя шагающим по «зеленой миле», прямо к электрическому стулу. Заглушив двигатель у подъезда, несколько секунд сижу в машине. Чего я нервничаю? Самое сложное уже произошло. Я уже признался. И у них было достаточно времени обдумать, взвесить и уложить это в своей голове. Делаю вдох и выхожу из машины. Воздух парит духотой. Очевидно, к грозе. Открываю багажник и достаю пакеты. Захлопнув его, закрываю машину и ставлю на сигнализацию. Специально не поднимаюсь на лифте, давая себе последнюю отсрочку. Третий этаж, четвертый, пятый… Последний вздох и мысленно сжимаясь от неизвестности, которая ждет меня за дверью и последних секунд, отделяющих от этой неизвестности, наконец, нажимаю кнопку дверного звонка.
Все, теперь только продержаться. Попытаться понять их. Не психануть вновь. Сегодня их ждет новое знакомство с собственным взрослым сыном. Дверь открывает отец и спокойно улыбается. Пропускает внутрь и одной рукой обнимает за плечи.
- Молодец, что приехал.
Я, конечно, не разделяю его энтузиазма, но рассеянно улыбаюсь в ответ и отдаю один из пакетов. Из кухни выходит Катя.
- Доча, смотри кто, наконец, пришел, – поворачивается к Диане, которую держит на руках. Та узнает меня и тут же тянет ручки, восторженно улыбаясь.
- Тятя!
Катя подходит ближе и целует меня в щеку, отпуская Дианку, вцепившуюся в мою шею.
- Ох уж этот «тятя». В угол нужно поставить, что так давно не приезжал. Привет, Саш.
- Привет, Кать, – она прекрасно знает, почему я не приезжал, но абсолютно не акцентирует на причинах внимание. Похоже, только Катя восприняла это без шока. Приседаю, ставя Диану на пол, и открываю пакет. Она запускает ручки внутрь и с моей помощью вытягивает яркую коробку с новой куклой. Внимательно вертит ее в руках и, замечая, что внутри, начинает с восторгом смеяться.
- Привет, милый, – нерешительно и негромко.
Поднимаю глаза и натыкаюсь на маму в пороге гостиной. Почти физически чувствую ту неловкость, которую она ощущает. Она передается и мне. Ей сложно. Ей оказалось сложнее всех. Она мечтала не о таком сыне, я разрушил все ее ожидания. Не оправдал. Тот я, которым на самом деле являюсь, не соответствует тому, которым она меня представляла.
- Привет, мам.
Она делает шаг ко мне, но тут же останавливается, передумав.
- Мой руки, и будем садиться за стол, – спокойно и мягко, но все еще слегка отчужденно. Она еще не знает, как себя со мной вести. Выгляжу я все также, но то, что она узнала, полностью поменяло ее представление обо мне. Киваю в ответ и, отдав отцу пакет с фруктами, снимаю обувь. Перед тем, как скрыться на кухне, он внимательно смотрит на меня, и я знаю, что означает этот взгляд. Просьба быть терпеливее. Вздыхаю. Замечаю, как Катя обувает нашу маленькую принцессу.
- А вы куда?
- Пойдем погуляем немного. Может, удастся усыпить Диану. В последнее время это почти невозможно. Она из-за жары такая капризная стала, – быстро приговаривает Катя, застегивая липучки сандалий на маленьких ножках.
- Кать…
- Саш, все в порядке. Не волнуйся, – встает и ободряюще улыбается. – Поможешь спустить коляску?
Согласно киваю, и, всунув ноги в отцовские шлепанцы, помогаю с коляской, которая не вписывается в габариты лифта. Когда выходим на улицу, и она усаживает Диану с новой куклой в коляску, не могу удержаться и все-таки интересуюсь:
- Как Ванька?
Катя едва заметно вздыхает.
- Плохо, Саш. С мамой мы на эту тему много раз уже говорили и она немного успокоилась, так что все будет нормально, не переживай, а вот Ваня… Он категорически отказывается вообще затрагивать этот вопрос, но я знаю, что постоянно об этом думает. Пытается, наверное, как-то понять, и не может. Только один раз сказал, что у него такое ощущение, будто его предали. Ты бы лучше сам с ним поговорил. Не при всех. Возможно, это именно то, что ему нужно. Сам он первый шаг навстречу не сделает, ты же его знаешь.
- Знаю, – обреченно вздыхаю. – Ты, наверное, единственная, кто из семьи не впал в истерику.
- Саш, жизнь такая странная сама по себе. Я и маме уже говорила. Если впадать в истерики по каждому поводу, что тогда остается? Это же не конец света, если у нас будет не невестка когда-нибудь, а зять, – улыбается.
- Ну да, – хмыкаю. – После всего этого я даже не представляю, как о подобном когда-нибудь вообще заикнуться.
- А есть о ком? – приподнимает бровь.
- Может быть, – уклоняюсь от прямого ответа.
Хотя кого я обманываю? То, на что я согласился, чтобы периодически быть с тобой, назвать отношениями никак нельзя. Но никого другого я пока рядом не представляю. И тут же эта мысль, будто звено цепочки, прочно цепляется за другую. Вик. Похоже, впереди у меня затяжная депрессивная фаза. Понятия не имею, как он отреагирует на то, что я собираюсь ему сказать. Но сказать должен. Я не смогу долго продолжать избегать его без очевидных тому причин, но спать с ним и дальше, значит стать бесчувственной сволочью окончательно. Предать в первую очередь себя и свои чувства, продолжать давать ему надежду на что-то несуществующее. Не могу. Я прекрасно осознаю, что тебя, вероятно, подобная дилемма не коснется и тебе никуда не деться от выполнения супружеского долга, потому что выбора у тебя нет. Но у меня есть. Я ненормальный дурак, предпочитающий частому механическому сексу редкий, но с человеком, которого люблю. С тобой. Тем более, после того, как отравил себя этим ядом окончательно, воспользовавшись вновь подаренной мне жизнью возможностью.
- Это же замечательно, – искренне улыбается Катя. – Пройдет немного времени, все привыкнут, успокоятся, и тогда можешь смело приводить свою вторую половину.
- Ты имеешь в виду, лет через десять - двадцать?
Катя смеется, возя коляску взад-вперед с притихшей Дианой, у которой постепенно закрываются глазки.
- Я уверена, что раньше. Ну все, давай, ни пуха, ни пера, как говорится. Но пасаран.
Еще одно случайное напоминание о тебе. Любая испанская фраза или слово. Особенно учитывая то, что я преимущественно на нем и разговаривал последние сутки. Ну… в коротких промежутках между… Встряхиваю головой и улыбаюсь.
- Спасибо, Кать.
Она кивает и разворачивается, увозя коляску от подъезда. Стою еще несколько секунд и возвращаюсь обратно. Захожу в квартиру, отмечая, как в ней резко замолкают голоса родителей. Обсуждали меня. Тяжело вздыхаю, пытаясь смириться с предстоящими несколькими часами неизвестно чего, и иду в ванную мыть руки. Когда вхожу в кухню, отец уже сидит за столом, а мама ставит на стол супницу с холодной окрошкой.
- Ты так отощал, Саш, – осторожно. – Вообще там у себя ничего не ешь?
Нет, только с мужиками трахаюсь. Одергиваю свой сарказм – мою защитную реакцию.
- Да нет, все нормально. Как и всегда…
- Садись, сынок. Рассказывай, как на работе? – подхватывает эстафету светской беседы отец.
Погружает половник в супницу и наливает мне в глубокую тарелку окрошку. Передает ее мне, и я благодарно киваю. Минут десять говорим о каких-то абсолютно неважных мелочах, чтобы заполнить неуютную тишину. Мама молчит. Все прекрасно понимаем, для чего мы здесь собрались, но ни один не начинает эту тему первым.
- Так… у тебя кто-то есть сейчас? – избегая смотреть на меня, вдруг интересуется мама сразу после обсуждения последних политических новостей в стране.
- Тома, – отец бросает на нее предостерегающий взгляд.
- Ну а что? – нервно поглаживая рукой скатерть. – Нельзя же всю жизнь прожить одному. Даже если… ты…
- Гей, – помогаю маме договорить. Она сдержанно кивает. – Есть.
- Я надеюсь, вы предохраняетесь? - с легким нажимом.
- Том! – обвиняюще от отца.
- Ты знаешь, какой риск заразиться СПИДом при таких отношениях? – переходит в наступление на него мама, после чего он хмурится и утыкается взглядом в тарелку, продолжая есть. – А я знаю. Даже страшно представить и назвать эту цифру вслух! – вновь поворачивается ко мне и вопросительно смотрит, очевидно, ожидая ответа.
Что мне ответить? Что уже нет? Что мы с тобой отказались от презервативов без сдачи анализов только потому, что «доверяем друг другу»? Ее этот ответ точно приведет, если не в бешенство, то в очередную истерику.
- Да, мам, – мне будто опять семнадцать и я на ее очередной лекции по безопасному сексу.
- Хорошо, – более уверенно. – Но перестраховаться ведь никогда не лишнее, правда? Тем более что есть опасность заразиться и без самого… - быстрый взгляд в сторону отца, который делает вид, что его здесь просто нет, - непосредственного полового контакта. Я договорилась, чтобы у тебя взяли анализ крови на ВИЧ. Там все можно сделать анонимно, так что ничего страшного. Выберешь какой-нибудь день на этой неделе, а лучше прямо завтра, и сходишь. Я запишу адрес и фамилию, скажешь, что от меня.
Как и всегда в таких случаях, проще соглашаться. Что я и делаю. Других вариантов у меня просто нет. Но, очевидно, у мамы за это время назрел внушительный список вопросов и, чуть приободрившись, она намерилась задать их если не все, то большую часть точно.
- И давно вы вместе?
Что именно вместе? Знакомы? Спим? Хотя это практически та же цифра. Рассказывать о ком-то другом нет смысла. После того, как ты опять появился в моей жизни, ты прочно вернул себе место центра Вселенной.
- Около десяти лет. С перерывом, – собственно, эти десять лет и были перерывом, но пусть у мамы будет иллюзия стабильности в моей личной жизни. Возможно, это ее хоть как-то успокоит. Только я упустил один маленький нюанс.
- Сколько ему лет?
- Тридцать три, – не заметив подвоха.
Мама в ужасе прикрывает рот и мотает головой.
- Я так и знала, что тебя кто-то совратил, – со слезами в голосе. – Ему же было уже двадцать три, а тебе всего семнадцать. Ты же был у меня такой примерный мальчик. Такой красивый. Такой умненький, старательный… Девочкам нравился. Он заставил тебя, да?
Считаю в уме до пяти, но эффекта ноль. Усилием воли беру себя в руки.
- Мам, ради бога, никто никого не заставлял и не совращал, – разве что я тебя. Но пытаюсь придать голосу, как можно более спокойную интонацию. - И то, что я гей, я знал еще в пятнадцать.
Мама поспешно поднимается из-за стола. Выдвигает ящик и достает из него корвалдин. В абсолютной тишине капает свою «дозу» и, разбавив водой из графина, выпивает.
- Я хочу на него посмотреть, – и эта интонация не предвещает ничего хорошего.
- Не получится. Он… - да, еще осталось только сказать, что ты живешь в Испании и на самом деле женат, как мама начнет договариваться уже не по поводу анализов, а репаративной терапии, - …из другого города.
- Какого?
Мадрид.
- Мам, какая разница?
- Саш, я твоя мать. И если я спрашиваю, значит, мне есть разница. Я столько всего перечитала за этот месяц и знаю, что для… - едва уловимая заминка, - вас создать стабильные отношения очень редкое явление. Ты знаешь хоть одну такую крепкую пару из реальной жизни? Нет? Потому что их практически нет за очень редким исключением. А мы с отцом не вечные… - уверенность и стальные интонации вдруг пропадают, а подбородок начинает предательски дрожать, - Ванька вон лоботряс какой, но у него хоть Катя есть. И Диана. И если с нами с отцом что-то случится, о нем будет, кому позаботиться. А ты? – всхлип и моментально покрасневший нос. – Это ты пока еще молодой, а потом? Всю жизнь будешь один. Ни семьи, ни жены, ни детей, – слезы уже текут по щекам, и речь становится плохо различимой. – А ты же так любишь детей, Саш. И позаботиться будет о тебе некому, и…
Она начинает повторяться, но не договаривает, отворачиваясь к окну и вытирая кухонным полотенцем глаза. Почему-то для нее это все болезненней, чем для меня. Тяжело вздыхаю и поднимаюсь из-за стола. Подхожу ближе и обнимаю ее. Она не отстраняется, обнимая в ответ и поглаживая по спине. Отец тоже поднимается следом и, незаметно обменявшись со мной взглядом, дающим понять, что все в порядке, выходит из кухни, оставив нас наедине.
- Не такую жизнь я для тебя представляла, – продолжает она. - Я представляла тебя счастливым, женатым. Из тебя такой хороший отец получился бы, – опять всхлипывает, нервно разглаживая складки на тенниске. - Хотела, чтобы ты был любим, чтобы не был одинок…
- Мам, я с ним счастлив, – она поднимает на меня покрасневшие глаза и отстраняется.
- Именно поэтому я и хочу на него посмотреть. – Опять взяв себя в руки, вытирает нос полотенцем. – Посмотреть, что он из себя представляет. Материнское сердце сразу все поймет.
- Мам, ну что за… Давай мы в другой раз на эту тему поговорим, ладно?
- Но имя-то у него хотя бы есть?
Боже, ну что мне с ней делать? Если сейчас скажу имя, то истерика пойдет по новому кругу и станет еще хуже, чем было. Она до сих пор помнит, как звали моего репетитора, благодаря которому я так хорошо знаю испанский. А я сомневаюсь, что у нас «Винсенте» самое популярное имя в стране. Если, скажу, что у меня на самом деле никого нет… «истерика пойдет по новому кругу и станет еще хуже, чем было». Да, выбор у меня, конечно, просто множественный.
- Викентий, – уже двести раз мысленно поморщился и проклял все на свете.
- Такое редкое имя, – мама шмыгает носом, но вроде успокоилась. – Расскажи о нем.
И я понимаю, что с каждым своим словом загоняю себя в ловушку. Все больше. Где-нибудь точно проколюсь. Но она от меня просто так не отстанет. Вздыхаю.
- Можно, хоть поем сначала? – пытаюсь как-то отсрочить вторую часть этого марлезонского балета.
Мама подталкивает меня к столу, и я опять усаживаюсь.
- Ладно, сначала поешь, потом расскажешь. Толя! – опять вытирает нос. – Толь!
Из глубины квартиры слышится отцовское «Иду» и она опять поворачивается ко мне. Поправляет мои волосы, гладит по щеке.
- Мой сыночек… - новый поток слез.
- Мам, я не умер. И не болен, – не выдерживаю. - Я не наркоман, не преступник, не алкоголик. Мне просто нравятся мужчины, а не женщины. Все. Во всем остальном я точно такой же, как и был все это время.
- Я знаю, – из толщи полотенца и кивок головой. – Кушай, Саш.
Господи, лучше бы она кричала. Эти слезы и ощущение, будто я сейчас на собственных похоронах, просто высасывают из меня все силы. Выжимают меня. Через минуту возвращается отец, и мама постепенно приходит в себя. Больше этой темы в присутствии отца мы, на удивление, не касаемся вообще. Мама расспрашивает про Арсения, которого видела вчера во дворе, когда он приезжал к матери. О Соне. Даже об Ирише. Еще через час я начинаю собираться домой, ощущая себя пропущенным через мясорубку. На один раз мне впечатлений больше, чем достаточно. Мама нагружает мне кучу какой-то макулатуры, распечатанной из интернета (будто этого самого интернета у меня дома нет) обо всех ужасах, которые подстерегают геев на каждом шагу их жизни. Я лишь беспомощно забираю это все с собой, клятвенно пообещав прочитать, а еще лучше законспектировать и повесить памятку на холодильнике, чтобы не делать так, как там написано. Еще один пакет нагружается судочками с едой.
- Завтра позвонишь, когда сдашь анализ, чтобы я знала, – киваю. – А в следующие выходные приедешь?
- Вряд ли. Не хочу сталкиваться с Ванькой. Вернее, он вряд ли хочет этого.
- Вам просто нужно поговорить, – произносит отец. – Вы же всегда были в нормальных братских отношениях. Он еще пока просто не привык к этой мысли, но если ты…
- Ну вот, когда привыкнет, тогда и поговорим. Не хочется провоцировать мастера спорта по боксу своим навязчивым присутствием, – с горечью, которая улавливается в голосе.
- Он все равно тебя любит, как и мы, – печально улыбается мама, будто я за секунду превратился из нормального обычного человека в инвалида с физическими или умственными отклонениями. Пусть так. Я настолько вымотан сегодняшним визитом, что мечтаю только доползти домой и побыть одному. Главное, что мой статус персоны нон-грата слегка пошатнулся.
В надежде обрести долгожданный душевный покой, возвращаюсь домой, но стоит переступить порог собственной квартиры, как меня тут же окружают твои фантомы. Везде. На кухне, в ванной, в комнате, даже на балконе… Тем более на балконе. По-моему, не осталось ни одного места, в котором не было бы отпечатка тебя. Включая в первую очередь и меня самого. И вместе с тем, мне этого так ничтожно мало. Здесь так мало тебя. Катастрофически. Как воздуха в вакууме. И я даже не знаю, когда ты сможешь прилететь в следующий раз. И сможешь ли вообще. На что я согласился? Кажется, только сейчас начинаю понимать, что добровольно подписался на самую болезненную пытку в своей жизни. Неизвестностью. Неопределенностью. Бесконечным ожиданием.
Достаю из кармана телефон, и он оживает от моего прикосновения. Несколько секунд ищу номер Вика, а найдя, долго смотрю, решаясь нажать на кнопку вызова. Нет, не сегодня. Отключаю звук и откладываю телефон на журнальный столик. Расставляю переданные мамой судки с едой в холодильнике. Пытаюсь как-то упорядочить сегодняшний день в голове. Можно сказать, все немного улеглось. Если не считать последнего воспоминания о Ваньке. Я же знал, как он относится к этой теме, почему тогда мне так неприятно его отношение? Наверное, в душе надеялся, что если это будет не какой-то абстрактный человек, а я, то он отреагирует по-другому. Отпустит парочку пошлых шуток, наподобие Арсения и все. А оказалось все не так. Поговорить с ним самому? И что я могу добавить к уже сказанному? Как заставить его понять, что я все тот же и не важно, с кем сплю. Вздыхаю. Знаю, что он не сделает первый шаг, но и я пока не готов его делать. Разобраться бы для начала со своей личной жизнью и маминым анализом на ВИЧ.
Меня разбивает какая-то ужасная усталость, сродни параличу и я, приняв душ и умирая от расплавленной сошедшим с ума солнцем духоты, просачивающейся с улицы, заваливаюсь спать в семь вечера. Твои короткие явки неизменно приводят меня в маниакальное состояние, когда я могу сутками почти не спать и при этом находиться в ненормально эйфорическом состоянии, теперь же организм впадает в депрессивную аморфность, лишившись своего единственного возбудителя. В самом прямом смысле этого слова. Сквозь сон слышу, как посреди ночи начинается гроза, и тяжелые капли стучат о мой балкон, ненадолго принося такую почти мифическую прохладу.
Понедельник все еще дождит. Периодически достаю телефон из кармана, но тут же прячу его обратно, придумывая сам себе неотложные дела, из-за которых не могу сейчас позвонить Вику. Ириша весь день улыбается постояльцам, причем искренне, что еще больше настораживает. Но поговорить времени действительно нет, как и всегда по понедельникам. Удается отпроситься на пару часов и съездить сдать анализ крови. Вечером, когда до конца рабочего дня остаются считанные минуты, в холле появляется девушка, весьма отдаленно напоминающая мне ту, которую я раньше знал, как сестру Арсения. У Сони новая стрижка, не сильно коротко, но заметно, а надето на ней нечто, что с трудом можно назвать джинсовой юбкой из-за весьма «скромной» длины, вернее скромного наличия материала, и черная шифоновая разлетайка без бретелек, держащаяся на груди только за счет какого-то стрейча. Узнаю излюбленную длину шпилек Ириши на босоножках. И куда она, интересно, в таком виде собралась?
- Привет, Саня, – опирается на стойку передо мной, и я боковым взглядом улавливаю Иришину улыбку. Ну правильно, с кем поведешься.
- Привет, Сонь. Ты ко мне? Только не говори, что опять поссорилась с Арсением, – вопросительно приподнимаю бровь, замечая, как в уголке носа сверкнул гвоздик. А Ира за нее основательно взялась. Интересно, Сеня видел.
- Нет, Саня, сегодня не к тебе, – так женское население улыбается только в одном случае. Когда уверено в своей неотразимости. Только я теперь даже комплимент боюсь сделать, чтобы она это не приняла за флирт.
- Сегодня ко мне, – многозначительно произносит Ириша и поворачивается к Софии: – Сонь, пять минут и я готова.
Соня кивает и отходит от стойки, усаживаясь в другом конце холла на мягкий диван и положив ногу на ногу, начинает листать какой-то журнал.
- Ты чего из ребенка сделала? – поворачиваюсь к Ире.
- Саш, разве она похожа на ребенка?
- А на кого она должна быть похожа в четырнадцать лет? Сеня в курсе, что ты ей нос проколола?
- Ну не я, а в салоне, во-первых. Во-вторых, у кое-кого тоже есть пирсинг, и в третьих она хоть перестала быть такой зашуганой. Гляди, какая куколка, правда? Арсений немного поворчал, насколько я поняла из ее звонка, но, в общем-то, обошлось.
- Звонка? Так вы теперь подружки? Или ты просто взяла над ней шефство?
- А что здесь такого?
- Нет, просто интересно, о чем вы разговариваете. Учитывая вашу разницу в возрасте и зная тебя и твои излюбленные темы. Они вряд ли подходят для…
- О тебе.
Затыкаюсь и несколько раз моргаю.
- Что, прости?
- О тебе. Соня в основном только о тебе и говорит.
Отлично. Где мой большой и острый самурайский меч?
- В каком смысле? – осторожно. Может, еще обойдется.
- В том самом, Саш. В том самом, – очевидно, я сейчас выгляжу весьма комично, потому что Ира начинает смеяться. – Не боись, она знает, что ты гей и что это практически бесполезно, – я знаю, что она знает, только, похоже, это знание не произвело должного эффекта. – Просто нужно же на ком-то оттачивать свое мастерство, а заодно и попытаться тебя обратить в истинную веру. На всякий случай. Вдруг получится.
- Я тебя боюсь, – отворачиваюсь от Иры. – Если Арсений узнает…
- Если он узнает, Соня опять сбежит из дому. Ты ее большой секрет, который она рассказала только мне.
- И тебе не стыдно сейчас мне его выбалтывать?
- Мне? Это же не я с ней целовалась.
- Ира! – громче, чем следовало. Понижаю голос до угрожающего шепота. – Я с ней не целовался. Не знаю, что там тебе нарассказывала София…
- Саш, успокойся, – чуть серьезнее отвечает Ириша. – Это излечимо другими экземплярами, но для начала у нее должен появиться стимул хорошо выглядеть и правильно себя вести. Она, насколько я поняла, в этом вообще ноль. Ну и пусть позаигрывает с тобой, тебе жалко, что ли?
- Это ненормально.
- Увидишь, через месяц она о тебе уже успеет десять раз забыть. Вернется в свой лицей такой конфеткой, что не до тебя будет. Я тебе обещаю, так что расслабься. До завтра, поцелуер, – хмыкает.
Провожаю ее уничтожающим взглядом, но она только улыбается такой отвратительной улыбкой, которая очень напоминает паскудную улыбку Арсения. Они и правда два сапога пара.
Возвращаюсь домой и то и дело натыкаюсь взглядом на свой мобильный телефон. Обвиняюще смотрит темным дисплеем, и я знаю, что Вик ждет моего звонка. Что я пытаюсь отсрочить? Только затягиваю неизбежное. Лучше сразу. После часа метаний, наконец, набираю его номер, но тут же сбрасываю. Вот почему я предпочитал ни к чему не обязывающий секс. Я абсолютно не умею разрывать подобные «отношения». Всегда проще, когда знаешь, что для вас обоих это просто хорошее времяпрепровождение и ничего больше. Но так было до тебя.
Так и не решившись, ложусь спать, ощущая, что одна из грозовых туч просочилась с улицы и нависла прямо над моей головой, щедро капая на мозг. В этом состоянии проходит практически вся неделя и, наконец, в вечер пятницы становится очевидно, что тянуть дальше некуда. Полдня самоуговоров и я решительно набираю номер Вика. Он почти сразу берет трубку. Плохой знак, очень плохой. Действительно ждал. Тут же соглашается приехать вечером ко мне. Знаю, что мог бы сказать это и по телефону, а еще лучше написать сообщение, но у нас было больше, чем пара случайных трахов, поэтому не сказать об этом в лицо я просто не имею права. Ненормальный мазохист и депрессивный холерик. Это я.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |