Чтобы отгородиться от этих невеселых мыслей, он вернулся к тому, что они с Борном умели лучше всего.
– Меня беспокоит вон тот предмет, – сказал он. – Это бомба с часовым механизмом, а ведь ты говорил, что Спалко собирается использовать распылитель доктора Шиффера.
Борн кивнул:
– Я бы сказал, что это была попытка совершить классическую диверсию, однако сейчас только что миновала полночь, и саммит начнется лишь через восемь часов!
– Поэтому они и решили использовать часовой механизм, – предположил Хан.
– Да, но зачем устанавливать ее за столько времени до начала саммита?
– Ночью такие вещи проделывать легче.
– Верно, но вместе с тем увеличивается риск того, что бомбу обнаружат охранники в ходе очередной проверки. – Борн мотнул головой. – Нет, не сходятся концы с концами, у Спалко на уме что-то другое. Но что?
Спалко, Зина и оставшиеся члены группы добрались наконец до своей цели. Здесь, вдалеке от того гостиничного крыла, где должна была состояться встреча на высшем уровне, в сети системы охраны имелись бреши, и Спалко намеревался их использовать. Хотя телохранителей и здесь хватало, они не могли находиться везде одновременно, поэтому, «сняв» двоих из них, Спалко и его спутники вскоре добрались до нужного места.
Теперь они находились на третьем подземном этаже, в огромном бетонном помещении без окон и с единственной дверью. По дальней стене ползли огромные черные трубы, на каждой из которых был указан номер того или иного гостиничного сектора.
Все члены группы надели костюмы химической защиты и тщательно проверили их на предмет герметичности. Две чеченки вышли в коридор и заняли пост у двери на тот случай, если кому-то из охранников придет в голову заглянуть сюда, а внутри возле двери встал один из мужчин.
Спалко открыл большой металлический ящик, который они принесли с собой. Внутри находился NX-20. Он аккуратно соединил две части прибора и проверил соединения. Затем он передал прибор Зине и открыл холодильную камеру, полученную от Петера Сидо. В ней хранился маленький сосуд с жидкостью. Даже после того, что они видели в Найроби, им было сложно поверить в то, что такое крохотное количество вируса может стать причиной гибели огромного количества людей.
Как и в Найроби, Спалко заложил контейнер в зарядную камеру распылителя, а затем закрыл ее и надежно запер. После этого он взял прибор из рук Зины и положил палец на тот из двух спусковых крючков, который был поменьше. После того как он нажмет его, вирус, пусть еще и не вырвавшись на свободу, переместится из зарядной камеры в боевую, а затем останется всего лишь нажать на кнопку, расположенную на левой стороне рукоятки, направить оружие в цель и нажать на большой курок.
Спалко покачал прибор в руках, как качают, убаюкивая, маленького ребенка. Это оружие обладало таким могуществом, что заслуживало уважения – даже со стороны самого Степана Спалко.
Он посмотрел на Зину, глаза которой горели одновременно от любви к нему и патриотического рвения.
– А теперь, – сказал Спалко, – будем ждать, пока не сработает тревога от сенсора движения в вентиляционной шахте.
И вскоре они услышали сирену. Звук доносился издалека, но бетонные стены коридоров усилили его, и спутать это завывание с любым другим звуком было невозможно. Спалко чувствовал, что нервы чеченцев напряжены до предела. Всего один миг отделял их от того момента, когда они наконец расквитаются со своими обидчиками за все притеснения и обретут свободу, в которой им так долго отказывали.
– Всего один момент, – вслух произнес Спалко, и они поняли его, едва не разразившись торжествующим улюлюканьем.
Движимый непреодолимой Судьбой, Спалко нажал на маленький курок, и заряд со зловещим щелчком затвора перекочевал в боевую камеру, где и остался в ожидании того момента, когда его выпустят на волю.
Глава 29
– Они ведь все чеченцы, правильно, Борис? – спросил Халл.
Карпов кивнул:
– И, судя по имеющейся у нас информации, входят в террористическую группу Хасана Арсенова.
– Хорошая новость! – обрадовался Халл.
Фаид аль-Сауд поежился от сырости и сказал:
– Того количества пластита С-4, какое находится в этой штуковине, хватило бы на то, чтобы разрушить все несущие конструкции отеля. Здание конференц-зала рухнуло бы под собственным весом, и все участники саммита оказались бы погребены под обломками.
– Нам крупно повезло, что сработал сенсор движения, – проговорил Халл.
Карпов хмурился все сильнее и затем повторил вопрос, который за секунду до этого задал себе Борн:
– Не понимаю, зачем устанавливать бомбу за несколько часов до начала саммита?
– Вот оно! – шепотом воскликнул Борн. Взяв у Хана компьютер, он включил его и стал просматривать планы отеля, пока не наткнулся на нужный. Борн проследил путь от той точки, где они находились, к основной части здания, закрыл крышку ноутбука и сказал: – Пошли! Скорее!
– Куда мы направляемся? – спросил Хан, когда они торопливо шли по лабиринту подземных коридоров.
– Подумай сам: мы видели, как в отель въехал фургон Энергетической компании Рейкьявика, отель, как и весь город, обогревается геотермальной системой отопления.
– Так вот почему Спалко послал чеченцев на подстанцию вентиляционной системы, – догадался Хан, когда они свернули за очередной угол. – Они и не должны были добиться успеха, установив бомбу. Мы оказались правы, это действительно была диверсия, но покушение должно совершиться не утром, когда начнется саммит. Он собирается активировать распылитель прямо сейчас!
– Правильно, – сказал Борн. – И использует он не вентиляцию, а систему отопления. В этот ночной час все президенты находятся в своих апартаментах, и именно туда проникнет вирус.
– Кто-то приближается, – сказала одна из чеченок.
– Убейте его, – приказал Спалко.
– Но это же Хасан Арсенов! – крикнула вторая женщина.
Спалко и Зина обменялись быстрыми и озабоченными взглядами. Что-то пошло не так, но что именно? Сенсор сработал, сигнализация включилась, а вскоре после этого они с удовлетворением услышали отголоски мощной автоматной стрельбы. Как же удалось спастись Арсенову?
– Я же сказал: убейте его! – крикнул Спалко.
Что преследовало Арсенова, что заставило его обратиться в бегство и помогло таким образом спастись и не погибнуть вместе со своими товарищами, так это ужас, поселившийся в его душе, то, что являлось причиной непрекращающихся ночных кошмаров, преследовавших его на протяжении последней недели. Арсенов уверял самого себя в том, что это – чувство вины за то, что он предал Халида Мурата, вины героя, которому пришлось сделать трудный выбор для того, чтобы спасти свой народ. На истина заключалась в том, что причиной этого ужаса являлась Зина. Раньше он был не в состоянии признать, что Зина отдаляется от него – постепенно, но неумолимо. Теперь же это стало очевидным. Она ускользала от него, становилась все дальше и дальше, хотя всего полчаса назад Арсенов ни за что не признался бы в этом. Однако разоблачение, только что брошенное ему в лицо Ахмедом, расставило все по своим местам.
Все это время Зина жила за стеклянной стеной, и какая-то очень важная часть ее постоянно оставалась закрытой и недосягаемой для него. Он никогда не мог дотянуться до этой ее части, и теперь Арсенов понимал: чем усерднее он старался, тем хуже у него это получалось.
Зина не любит его, это ясно. А любила ли она его хоть когда-нибудь? Даже если бы эта миссия закончилась успехом, у них с Зиной все равно не получилось бы жить вместе, давать жизнь детям и растить их. Каким же фарсом обернулся их последний разговор по душам!
Арсенову вдруг стало стыдно. Он оказался трусом! Он любил женщину больше, чем свою свободу, поскольку знал, что без нее ему и свобода не нужна. И теперь, когда он очнулся от своих снов, даже вкус победы был бы напоен горечью.
И вот сейчас, идя по холодному коридору по направлению к геотермальной подстанции, Арсенов увидел, как одна из женщин, входящая в его отряд, поднимает автомат, словно намереваясь расстрелять своего командира. Может быть, сквозь шлем костюма химзащиты она просто не разглядела, кто к ней приближается?
– Подожди, не стреляй! Это я, Хасан Арсенов!
Она выпустила очередь. Пули ударили Арсенова в левую руку, и, наполовину в шоке, он крутанулся вокруг своей оси, нырнул за угол и упал на пол, пытаясь укрыться от свинцового шквала.
Безумие происходящего не оставляло времени на размышления и предположения. Он услышал, как после недолгой паузы стрельба возобновилась, но теперь она явно велась не в его направлении. Выглянув из-за угла, Арсенов увидел, что две женщины повернулись к нему спиной и, припав к земле, ведут огонь по двум приближающимся по проходу фигурам. Воспользовавшись этим, Арсенов встал и бросился к двери, ведущей в помещение геотермальной подстанции.
Услышав автоматную стрельбу, Спалко сказал, обращаясь к Зине:
– По-видимому, там не только Арсенов.
Зина подняла свой автомат, сделала знак другому чеченцу, и тот бросил ей второй.
Спалко подошел к стене, по которой тянулись трубы отопления. На каждой из них имелся клапан, а рядом – циферблат, на котором было указано давление в системе. Найдя трубу, идущую в крыло, где были размещены съехавшиеся на саммит главы государств, он принялся откручивать клапан.
Арсенов уже понял, что был обречен на смерть с другими своими товарищами там, в вентиляционной шахте. «Это ловушка! Кто-то закоротил провода!» – крикнул Карим за секунду до своей смерти. Провода закоротил Спалко. Он говорил им, что их задача – осуществить диверсию, однако на самом деле ему были нужны жертвенные бараны, которые должны были отвлечь охранников, чтобы у Спалко хватило времени добраться до истинной цели – геотермальной подстанции – и выпустить вирус в систему отопления. Спалко обвел его вокруг пальца, и Зина – теперь в этом не могло быть сомнений – состояла с ним в заговоре.
Как быстро любовь превратилась в прогорклое, несъедобное месиво! Как стремительно она уступила место ненависти. Эти люди повернули оружие против него, а значит, и против всех его товарищей – мужчин и женщин, плечом к плечу с которыми он сражался, вместе с которыми смеялся, плакал и возносил молитвы Аллаху, которые разделяли его помыслы и цели. А его подчиненные? Все они были развращены, испорчены, попав под власть могущества и ядовитого обаяния Степана Спалко!
Выходит, Халид Мурат был прав во всем. Он не доверял Спалко и не позволил бы ему втянуть себя в эту безумную авантюру. Однажды Арсенов бросил ему в лицо упрек, назвав его стариком, сказав, что он чересчур осторожничает, не видит дальше своего носа и не понимает мира, открывающегося перед ними. Теперь и сам Арсенов понял, что этот мир – не более чем иллюзия, искусно созданная для достижения своих целей человеком, называющим себя Шейхом. Арсенов поверил этой сладкоголосой песне лишь потому, что хотел поверить ей. Спалко воспользовался этой его слабостью. Но довольно! Не быть больше этому! Если сегодня Арсенову суждено умереть, то не Спалко будет выбирать, как этому случиться.
Прижавшись к дверному проему, Арсенов сделал глубокий вдох, выдохнул и прыгнул внутрь, перекувырнувшись через голову. Град пуль, ударившихся в стену там, где он стоял долю секунды назад, сказал Арсенову все, что ему было нужно знать. Перекатившись по бетонному полу, он перевернулся на спину, увидел одного из своих бывших подчиненных, стоящего с автоматом на уровне живота, и выпустил в его грудь четыре пули подряд.
Когда Борн увидел двух террористов, стреляющих в них из автоматов из-за бетонной колонны, кровь застыла в его жилах. Они с Ханом укрылись за углом Т-образного пересечения коридоров и стали отстреливаться.
– Спалко – вон в том зале, со своим биологическим оружием, – сказал Борн. – Мы должны проникнуть туда немедленно.
– Не раньше, чем у этих двоих закончатся патроны. – Хан огляделся. – Ты помнишь схему отеля? Помнишь, что находится над потолком?
Не переставая стрелять, Борн кивнул.
– Там – люк, ведущий в электрощитовую. Но до него не меньше четырех метров. Ты должен меня подсадить.
Выпустив еще одну очередь, Борн последовал за Ханом.
– Там – кромешная тьма. Как ты будешь ориентироваться?
Хан ухмыльнулся и ткнул пальцем в свою чудесную куртку.
– У меня в рукаве много тузов, в том числе и портативный фонарик.
– Сколько времени тебе понадобится? – спросил Борн.
– Пятнадцать секунд.
Борн сплел пальцы рук, сделав что-то вроде стремени, и Хан поставил на них ногу. От тяжести у Борна заскрипели кости, напряженные мускулы обожгло огнем, а плечи едва не выскочили из суставов. Хан сдвинул панель в потолке и, подтянувшись, исчез в открывшемся отверстии.
Борн досчитал до десяти, а затем повернул за угол и начал было стрелять, но тут же прекратил огонь. Его сердце словно сжала чья-то безжалостная рука. Чеченки избавились от костюмов химзащиты, вышли из-за колонны и стояли, не предпринимая никаких действий. Только теперь он увидел, что перед ним – женщины и вокруг талии каждой из них – пояс, состоящий из брикетов взрывчатки С-4.
– Боже праведный! – выдохнул Борн, а затем крикнул: – Хан! На них – пояса шахидов!
И в этот момент все вокруг погрузилось во мрак. Хан в электрощитовой перерезал провода.
Сделав четыре выстрела, Арсенов вскочил и, прыгнув вперед, подхватил убитого им человека раньше, чем тот успел упасть. В помещении находились еще двое – Спалко и Зина. Используя мертвого чеченца в качестве щита, Арсенов стал стрелять в свою бывшую любовницу. Женщину отбросило назад, но перед этим она успела выпустить длинные очереди из двух автоматов, которые держала в руках. Пули попали в мертвеца, прошили его насквозь и пронзили тело Арсенова.
Он почувствовал тупую боль в груди, его глаза широко открылись, а потом все тело словно онемело. Свет вокруг потускнел, и он сполз на пол. В его пробитых легких булькала кровь. Словно издалека, сквозь толщу тумана, до него донесся крик Зины, и из глаз Арсенова потекли слезы. Расставаясь с жизнью, он плакал о своих несбывшихся мечтах и о прекрасном будущем, которое уже никогда не наступит. С последним выдохом жизнь покинула его тело – точно так же, как когда-то она пришла в него, принеся с собой мир, полный тяжелых испытаний, жестокости и боли.
Жуткая, роковая тишина воцарилась в бетонном подземелье. Казалось, что время остановилось. Борн, направив автомат в непроницаемый мрак, слышал прерывистое дыхание двух ходячих бомб, стоявших напротив него. Он кожей ощущал их страх и в то же время – непоколебимую решимость. Если он сделает хотя бы шаг по направлению к ним и они это поймут, если они услышат звуки, доносящиеся из электрощитовой, где возится Хан, они, не задумываясь, приведут в действие детонаторы.
Поскольку слух Борна был напряжен до предела, он услышал едва уловимый шорох над своей головой. Это полз Хан. Борн помнил, что электрощитовое отделение имеет еще один люк, который расположен примерно у входа в помещение геотермальной подстанции, и понял, что тот задумал. Автомат в руках Борна был короткоствольным «AR-15». Это оружие обладало огромной убойной силой и скорострельностью, пуля вылетала из его ствола со скоростью 2400 футов в секунду, но отличалась не слишком высокой точностью боя.
Борн немного продвинулся вперед, но, опасаясь потерять ориентацию в кромешной темноте, замер на месте. От напряжения сердце, казалось, билось уже в горле. До его слуха донесся какой-то звук. Что это – тихий свист, шепот, шаги? Затем снова воцарилась тишина. Борн перестал дышать и замер, вытянув вперед обе руки, в которых был зажат «AR-15».
Где находится Спалко? Успел ли он зарядить свое страшное оружие? Доведет ли он свою миссию до завершения или, бросив все, попытается скрыться? Поскольку ответов Борн все равно не знал, то решил не мучить себя этими вопросами. «Сосредоточься! – приказал он себе. – Расслабься! Дыши глубоко и ровно, стань одним целым со своим оружием!»
И вот вспыхнул фонарик Хана. Его луч осветил лицо одной из женщин, ослепив ее. Времени для размышлений не осталось. Палец Борна лег на курок, инстинкты и рефлексы возобладали надо всем остальным, заставив его действовать. Из дула автомата вырвался сноп огня, и голова женщины взорвалась фонтаном крови, мозга и костей.
В следующую секунду Борн уже бежал вперед. Огни под потолком мигнули, а затем вспыхнули вновь – сработал аварийный генератор, и Борн увидел вторую чеченку, лежащую на полу с перерезанным от уха до уха горлом. Рядом с ним возник Хан, и вместе они вошли в помещение геотермальной подстанции.
За минуту до этого в темноте, которая пахла порохом и кровью, Спалко опустился на колени и стал слепо шарить руками по полу в поисках Зины. Именно эта темнота победила его. Без освещения он не мог выполнить столь тонкую работу, как подсоединение NX-20 к клапану отопительной системы.
Ему никак не удавалось найти Зину. Когда ворвался Арсенов и началась стрельба, все внимание Спалко было сосредоточено на клапане трубы, и он не знал, где в этот момент находилась она. Арсенов – не дурак. Он поступил умно, прикрывшись мертвецом, но Зина оказалась умнее и убила его. Спалко слышал ее крик, значит, она все еще жива.
Спалко знал, что женщины-бомбы, которых он оставил снаружи, защитят его от любого врага. Кто там – Хан? Борн? Спалко было стыдно оттого, что он испытывает страх перед присутствием неведомых там, в коридоре. Но кем бы они ни были, им хватило ума не поддаться на обманный маневр, придуманный Спалко. Они проследили его собственную логику, из которой вытекало, что система отопления – наиболее уязвимое с точки зрения безопасности звено. В его душе стала нарастать паника.
Неподалеку от себя Спалко услышал, как Зина со свистом всосала в себя воздух. На четвереньках он быстро пополз вперед, прошлепав руками и коленями по липкой луже крови, и наконец добрался до того места, где она лежала.
Волосы женщины были мокрыми от крови. Спалко прикоснулся губами к ее щеке.
– Прекрасная Зина! – прошептал он. – Всемогущая Зина!
Спалко ощутил судорогу, пробежавшую по ее телу, и страх сжал его сердце.
– Ты не можешь умереть, Зина, не можешь! – продолжал бормотать он.
Спалко ощутил влагу, текущую по щекам женщины, и понял, что она плачет. Грудь ее поднималась и опускалась в такт беззвучным всхлипываниям.
– Зина… – Спалко поцелуями осушал ее слезы. – Ты должна быть сильной, сильнее, чем когда бы то ни было!
Он нежно обнял ее и почувствовал, как ее слабые руки легли на его плечи.
– Настал миг нашей величайшей победы! – Спалко отстранился и положил ей на грудь NX-20. – Да-да, я избрал тебя. Именно ты приведешь оружие в действие и распахнешь дверь в наше ослепительно прекрасное будущее.
Женщина не могла говорить. Единственное, на что ее хватало, – это натужно, мучительно дышать. Спалко снова проклял темноту, из-за которой он не видел ее глаза и потому не мог понять, достигли ли цели его слова. И все же ему не оставалось ничего другого, как рисковать. Ее левую руку он положил на ствол NX-20, правую – на рукоятку, а указательный палец – на главный курок.
– Тебе остается только нажать на него, – прошептал он ей на ухо. – Но не сейчас, не сейчас! Мне нужно еще немного времени.
Время было необходимо ему для того, чтобы успеть спастись. Он был в темноте, как в ловушке, – единственное обстоятельство, к которому он оказался не готов. Теперь он даже не мог забрать с собой NX-20. Ему нужно бежать, бежать как можно скорее! Шиффер сказал, что оружие, если оно заряжено, уже нельзя ни разрядить, ни перевозить. Контейнер слишком хрупок, а его содержимое – недолговечно.
– Ты ведь сделаешь это, Зина, правда? – Спалко снова поцеловал ее в щеку. – Ты сильная, я знаю. У тебя получится. – Женщина хотела что-то сказать, но он не позволил, прикрыв ее рот ладонью. Он опасался, что его неведомые враги, находящиеся за дверью, услышат ее придушенный плач. – Я буду рядом, Зина, помни это.
Затем медленно и бесшумно, незаметно для притупившихся от боли чувств Зины, он скользнул в сторону. Поднявшись на ноги, он двинулся к двери, но споткнулся о бездыханное тело Арсенова, и его защитный костюм порвался. На долю секунды к нему вернулся страх. А вдруг Зина нажмет спусковой крючок раньше, чем он успеет выбраться отсюда, и смертельный вирус проникнет в него, превратившись в его невидимого, но неумолимого палача? Перед его внутренним взором возник город мертвых, в который он не так давно превратил трущобный район Найроби.
Собрав всю свою волю в кулак, Спалко стащил с себя бесполезный теперь защитный костюм. Бесшумно, словно кошка, он вышел в коридор и двинулся вперед. Женщины-бомбы сразу почувствовали его присутствие и напряглись.
– Ля илляха илль Аллах! – прошептал он.
– Ля илляха илль Аллах! – так же шепотом откликнулись они.
После этого Спалко двинулся дальше и через секунду растворился в темноте.
Борн и Хан одновременно увидели направленное на них тупорылое дуло распылителя доктора Шиффера и замерли на месте.
– Спалко сбежал. Вон валяется его химкостюм, – сказал Борн. В этом помещении – только одна дверь. Он вспомнил тихий звук шагов, услышанный им в коридоре во время его молчаливого противостояния с шахидками. – Он, видимо, проскользнул мимо меня в темноте.
– Этого типа я знаю. – Хан мотнул головой в сторону одного из трупов. – Это Хасан Арсенов, а вот женщину, которая держит оружие, – нет.
Женщина сидела, опершись спиной на труп еще одного террориста. Как ей удалось занять это положение, ни Хан, ни Борн не понимали, поскольку ее раны были ужасающими. Она смотрела на вошедших глазами, полными боли, и Борн был уверен, что причиной тому были не только физические страдания.
Еще в коридоре Хан вынул из рук мертвой шахидки автомат Калашникова и теперь направил его на женщину.
– Тебе не спастись, – проговорил он, – у тебя нет выхода.
Борн, который смотрел только в ее глаза, шагнул вперед и, положив руку на ствол автомата, заставил Хана опустить оружие, а затем сказал:
– Выход всегда существует.
Опустившись на корточки, чтобы их глаза находились на одном уровне, и не отрывая взгляда от ее глаз, спросил:
– Ты в состоянии говорить? Можешь сказать мне, как тебя зовут?
Некоторое время царило молчание, и Борну стоило больших усилий заставить себя не смотреть на ее палец, лежащий на спусковом крючке. Наконец губы женщины открылись и задрожали. Ее зубы стучали, а по испачканной щеке скатилась слеза.
– На кой черт тебе знать, как ее зовут? – презрительным тоном осведомился Хан. – Это не человек, это – машина смерти.
– Хан, о тебе можно было бы сказать то же самое. – Борн говорил мягко, поэтому сказанное им прозвучало не как оскорбление, а всего лишь как констатация истины, которая, возможно, не приходила в голову самому Хану. После этого его внимание полностью переключилось на террористку. – Это очень важно, чтобы ты сказала мне, как тебя зовут, понимаешь?
Ее губы приоткрылись, и хриплым, булькающим голосом она с усилием произнесла:
– Зина…
– Послушай меня, Зина. Игра окончена, – заговорил Борн. – Остался единственный выбор – между жизнью и смертью. Судя по твоему виду, ты уже выбрала смерть. Ты думаешь, что если нажмешь на курок, то отправишься в рай и, приняв ужасную смерть, станешь святой мученицей. Но я думаю, что это вряд ли случится. Что ты оставляешь после себя? Мертвых товарищей, из которых по крайней мере одного ты убила своими руками. И Степана Спалко. Где он сейчас? Впрочем, это уже не важно. Важно другое: он предал тебя. Он оставил тебя умирать, Зина, а сам убежал. Поэтому, прежде чем нажимать на курок, ты должна спросить себя: окажешься ли ты в раю или будешь низвергнута вниз, где предстанешь перед великими судьями Мункиром и Некиром, чтобы отвечать на их вопросы. А учитывая то, как ты жила, какие вопросы они тебе зададут? «Кто есть создатель? Кто есть Пророк?» Сможешь ли ты дать им ответы? На это способны только праведные люди, Зина, и ты сама это знаешь.
Зина плакала. Ее грудь судорожно вздымалась, и Борн опасался, что судорога заставит ее непроизвольно нажать спусковой крючок. Если он хочет забрать у нее оружие, то это нужно делать прямо сейчас.
– Если ты нажмешь на курок, если выберешь смерть, то не сможешь ответить на их вопросы, – продолжал он. – Тебя предали и бросили, Зина, и это сделали самые близкие тебе люди. А ты в свою очередь предала их. Но еще не все потеряно. Всегда есть и выход, и возможность искупления.
Только сейчас Хан понял, что Борн говорит не только с Зиной, но и с ним, и это осознание пронзило его, подобно электрическому разряду, вспыхнуло в его мозгу. Он почувствовал себя так, будто с него сорвали одежду, поставили перед зеркалом, и не было ничего страшнее этого зрелища. Он увидел себя в своем истинном обличье, каким он стал после того, как много лет назад похоронил себя, другого, в джунглях Юго-Восточной Азии. Истина заключалась в том, что он оказался незнакомцем для самого себя. Сейчас он ненавидел отца за то, что тот открыл ему эту правду, и в то же время не мог отрицать, что любит его – за то же самое.
Хан опустился на колени рядом с отцом, положил автомат на пол – так, чтобы Зина видела это, и протянул к ней руку.
– Он прав, – сказал Хан голосом, изменившимся до неузнаваемости, – у тебя есть возможность искупить свои прежние грехи, совершенные тобой убийства и предательства людей, которые тебя любили, хотя ты, возможно, об этом и не догадывалась.
Его рука дюйм за дюймом продвигалась вперед, пока наконец не накрыла руку женщины. Медленно, аккуратно он снял ее палец со спускового крючка. Зина не пыталась помешать ему и покорно позволила Хану забрать оружие из своих слабеющих рук.
– Спасибо, Зина, – произнес Борн. – Хан позаботится о тебе. – Он выпрямился, ободряюще стиснул плечо сына, а затем повернулся и быстрой, бесшумной походкой вышел из комнаты. Он шел за Спалко.
Глава 30
Степан Спалко бежал по бетонному коридору подземелья, держа наготове керамический питолет, взятый им у Борна. Он знал, что звуки стрельбы заставят сбежаться к геотермальной подстанции чуть ли не всю охрану, находящуюся в отеле. Впереди себя Спалко увидел Фаида аль-Сауда, начальника саудовской службы безопасности, с двоими из своих людей. Он юркнул в сторону, чтобы не попасться им на глаза, а когда арабы подошли поближе, выскочил из укрытия и, в полной мере использовав эффект внезапности, застрелил всех троих.
Когда он подошел к телам, Фаид аль-Сауд застонал и пошевелился, после чего Спалко выстрелил ему в лоб – почти в упор. Несчастный дернулся и застыл. Спалко стащил с одного из арабов форму, натянул ее на себя, прикрепив на лацкан его идентификационную бирку, и избавился от синих контактных линз. Пока он занимался всем этим, его мысли непроизвольно вернулись к Зине. Она была бесстрашной женщиной, это верно, но ее преданность, ее любовный пыл по отношению к нему сослужили ей плохую службу. Она пыталась защитить его от всех, и в первую очередь от Арсенова. Ей это нравилось, тут не могло быть сомнений, но его поразило то, что именно он стал объектом ее страсти. Именно эта любовь, противоестественная слабость, каковой является тяга к самопожертвованию, заставила его бросить ее умирать в одиночестве.
Быстрые шаги, послышавшиеся сзади, заставили Спалко вернуться к реальности. Роковая встреча с саудовцами оказалась обоюдоострым кинжалом: с одной стороны, она подарила Спалко возможность безопасно выбраться из отеля, снабдив его формой и идентификационной карточкой, с другой – заставила задержаться, потерять темп. Оглянувшись, он увидел неумолимо приближающуюся фигуру в камуфляжной форме и грязно выругался. Он почувствовал себя Ахабом, который в своем стремлении отомстить Моби-Дику добился противоположного и совершенно неожиданного эффекта – тот, кому он мстил, сам настиг его. Человек в камуфляжной форме был Джейсоном Борном.
Теперь и Борн увидел Спалко, переодетого в форму саудовского телохранителя. Тот открыл дверь и выскочил на лестничную клетку. Перепрыгнув через тела арабов, убитых Спалко, он бросился в погоню и вскоре оказался в самой гуще суматохи, царившей в вестибюле. Совсем недавно, когда они с Ханом входили в отель, здесь было тихо и пустынно, теперь же вестибюль напоминал растревоженный улей. Сотрудники служб безопасности разбили персонал гостиницы на небольшие группы в зависимости от их служебных функций и того, где находился каждый из них, когда случилось проникновение террористов и началась стрельба. После этого начался долгий и мучительный процесс допросов, в ходе которого каждый из работников отеля должен был буквально по секундам отчитаться в том, где именно и когда он находился на протяжении последних двух дней. Остальные охранники, получившие вызов по рации, либо бежали в подвальные помещения отеля, либо направлялись в другие его секторы. Толкотня царила неимоверная, поэтому никто не обратил внимания на двух «охранников» в форме, которые – один за другим – пересекли вестибюль и вышли из отеля.
Эта картина показалась Борну сюрреалистичной: Спалко – в гуще охранников, он смешивается с ними, растворяется в их массе. На какую-то долю секунды Борну пришла мысль поднять тревогу, крикнуть охранникам, что этот человек и есть тот, за кем они гоняются, но он тут же выбросил ее из головы. Спалко, несомненно, сумеет выкрутиться. Ведь именно Борн числится в списке международных преступников, именно на его уничтожение Центральное разведывательное управление выдало карт-бланш, который по-прежнему остается в силе. Спалко, разумеется, знал обо всем этом. Это был умный и осведомленный негодяй, иначе ему не удалось бы столь мастерски выстроить и осуществить схему, в результате которой Борн превратился в «особо опасного убийцу».
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |