– Позволь я согрею тебя, – проворковала Зина, а через мгновение к его спине прижались ее груди.
В его крови все еще бурлило возбуждение от прыжка с огромной высоты и от драматической развязки их романа с Аннакой Вадас, поэтому Спалко был просто не в состоянии противиться призыву Зины. Он повернулся, сел на край койки и позволил ей забраться на него. Она в эту минуту напоминала распаленное страстью животное. Спалко видел, как сверкают ее глаза, слышал ее утробное рычание. Зина полностью потеряла от него голову, и ему это нравилось.
Полтора часа спустя Джеми Халл находился в подвальном помещении «Оскьюлида», проверяя на предмет безопасности грузовые терминалы, через которые в отель происходила доставка припасов и всего прочего, и вдруг заметил товарища Бориса. Шеф российской службы безопасности, увидев своего американского коллегу, изобразил удивление, но не таков Халл, чтобы его можно было так легко провести! У него давно возникло ощущение, что Борис следит за ним, хотя, с другой стороны, может, это уже паранойя? Впрочем, даже если это так, легкий сдвиг вполне можно объяснить. Все президенты находятся в отеле, завтра в восемь утра начнется саммит, а значит, для них наступит самое горячее время. У Халла замерло сердце при мысли о том, что Борису каким-то образом удалось разнюхать то, что стало известно Фаиду аль-Сауду, и то, что они состряпали на пару с арабом.
Чтобы Карпов не догадался о страхе, пышным цветом распустившемся в сердце Халла, американец заставил себя улыбнуться и приготовился проглотить пару-тройку горьких пилюль, которыми наверняка попотчует его русский. Все, что угодно, лишь бы товарищ Борис ни о чем не догадался!
– Я гляжу, вы работаете сверхурочно, мой дорогой мистер Халл? – проговорил Карпов оглушительным голосом рыночного зазывалы. – Ни сна, ни отдыха?
– Отдохнем, когда закончится саммит, а вместе с ним – и наша работа.
– Наша работа никогда не закончится.
Карпов, как обычно, был одет в плохо сшитый шерстяной костюм, который напоминал уродливые латы, а уж о соответствии моде и говорить не приходилось.
– Как бы мы ни были успешны в обеспечении безопасности на нынешнем саммите, после его окончания дел у нас не убавится, и в этом заключается своеобразная прелесть нашей работы, согласны?
Халлу очень хотелось ответить отрицательно, но он вовремя прикусил язык.
– Ну и как тут обстоят дела? – поинтересовался Карпов, оглядываясь вокруг своими вороньими, похожими на бусинки глазами. – Все ли соответствует вашим высоким американским стандартам?
– Я только что начал.
– В таком случае вам не помешает помощь, не так ли? Одна голова – хорошо, а две – лучше, и четыре глаза наверняка лучше двух.
Халл внезапно ощутил страшную усталость. Он уже не мог вспомнить, сколько времени находится в этой богом забытой стране и когда в последний раз ему удалось выспаться по-человечески. Здесь даже нет ни одного дерева, посмотрев на которое можно было бы определить, какое нынче время года! Халл испытывал чувство потери ориентации. Говорят, примерно так же чувствуют себя моряки, первый раз опустившиеся под воду на субмарине.
Халл видел, как группа охранников остановила грузовую машину, доставившую в отель продукты, допросила водителя, проверила у него документы, а затем полезла в кузов, чтобы досмотреть груз. Это была нормальная практика, и Халлу было не в чем себя винить.
– Тоскливое местечко, верно? – обратился он к Борису.
– Тоскливое? Да что вы, друг мой, это же просто рай на земле! – загрохотал Карпов. – Если хотите узнать, что на самом деле означает слово «тоскливый», перезимуйте хотя бы разок в Сибири!
– Вас посылали в Сибирь? – нахмурился Халл.
– Да, но не в том смысле, что вы подумали. На протяжении нескольких лет я работал там оперативным сотрудником – в тот период, когда напряженность между Советским Союзом и Китаем достигла наивысшей точки. Секретные перемещения военных частей, сбор разведывательной информации – и все это в самом темном и холодном месте, которое вы только можете себе представить. Впрочем, – хмыкнул Карпов, – будучи американцем, вы не в состоянии представить себе ничего подобного.
Улыбка не оставила лица Халла, но это стоило ему невероятных усилий. К счастью, в подвал въехала еще одна машина, на борту которой красовался логотип Энергетической компании Рейкьявика. По какой-то причине этот фургон привлек внимание товарища Бориса, и он направился к тому месту, где тот был остановлен охранниками. Халл уныло поплелся следом за русским. В фургоне сидели двое мужчин в форменных комбинезонах.
Карпов взял путевой лист, который водитель за секунду до этого услужливо вручил одному из охранников, и просмотрел его.
– Что вам здесь понадобилось? – спросил он.
– Ежеквартальная проверка энергетических сетей, – спокойно ответил водитель.
– А что, это нужно делать непременно сейчас? – Карпов поднял глаза на водителя-блондина.
– Да, сэр, – ответил тот. – Система отеля замкнута на общегородскую сеть, и если мы не будем регулярно проводить эти проверки, то она окажется под угрозой.
– Аварии нам ни к чему, – встрял в разговор Халл и велел одному из охранников: – Осмотрите фургон и, если все чисто, пропустите их.
Он отошел от фургона, и на сей раз уже Карпов последовал за ним.
– Вам, похоже, не по душе эта работа, а? – спросил русский.
Халл на секунду потерял над собой контроль. Повернувшись на каблуках, он прорычал прямо в лицо Карпову:
– Она мне очень даже нравится! – Затем, опомнившись, он по-детски хихикнул: – Впрочем, действительно, я предпочел бы иметь возможность почаще применять свои, скажем так, физические навыки.
Карпов удовлетворенно кивнул:
– Понимаю. Нет ничего приятнее, чем грамотно грохнуть врага.
– Вот именно, – с воодушевлением подхватил Халл. – Взять хотя бы недавний приказ об уничтожении этого Джейсона Борна. Я бы, наверное, все отдал, чтобы оказаться тем, кто схватит его и влепит ему пулю между глаз!
Мохнатые брови Карпова поднялись на лоб.
– Вы говорите так, словно выполнение этого приказа является для вас самой сокровенной мечтой. Не забывайте: эмоции заслоняют трезвый расчет.
– Да пошло оно все! – рявкнул Халл. – Голова Борна – вот что мне нужно больше всего на свете!
Некоторое время Карпов молча размышлял, а потом сказал:
– Похоже, я вас недооценивал, мой добрый друг мистер Халл. Оказывается, вы – настоящий воин, а я этого не замечал. – Он дружелюбно похлопал американца по спине. – Как вы смотрите на то, чтобы обменяться боевыми воспоминаниями за бутылочкой водки?
– Полагаю, в этом нет ничего невозможного, – ответил Халл, провожая взглядом фургон Энергетической компании Рейкьявика, который, благополучно пройдя проверку, покатил внутрь здания отеля.
Степан Спалко, одетый в униформу Энергетической компании Рейкьявика, был неузнаваем: контактные линзы изменили цвет его глаз, а накладка из мягкого латекса сделала его нос толстым и безобразным. Приказав водителю ждать, он выбрался из фургона. В одной руке он держал пюпитр в виде дощечки с зажимом, удерживающим фальшивый наряд на проведение работ, в другой – железный ящик с инструментами. Затем он углубился в недра подземного лабиринта, раскинувшегося в чреве гостиницы. Спалко шел уверенно. В его мозгу, словно трехмерная компьютерная модель, парила схема отеля, поэтому он ориентировался в хитросплетении коридоров лучше, чем некоторые сотрудники, проработавшие здесь по многу лет.
Ему понадобилось двенадцать минут, чтобы добраться до той части здания, где завтра соберутся участники саммита, причем за это время Спалко четырежды останавливали сотрудники служб безопасности – несмотря на то что к отвороту его куртки была приколота бирка с названием компании, должности и вымышленным именем.
Достигнув лестницы, Спалко спустился еще на три уровня и там был снова остановлен бдительной стражей. Он находился уже довольно близко к термоотопительному узлу, поэтому его присутствие здесь должно было выглядеть вполне оправданным, однако в связи с тем, что совсем рядом располагалась и подстанция системы автономной вентиляции, один из охранников настоял на том, чтобы пойти вместе с ним.
Спалко остановился возле распределительного электрощита и открыл его. Пристальный взгляд охранника он ощущал на себе, как чужие пальцы на своем горле.
– Долго вы здесь уже обретаетесь? – спросил он охранника по-исландски и открыл свой ящик с инструментами.
– А вы, случаем, по-русски не говорите? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Вообще-то – да. – Спалко стал копаться в ящике. – Вы тут, наверное, уже недели две?
– Три, – буркнул охранник.
– Ну и как, удалось ли вам за это время познакомиться с моей прекрасной Исландией? – Наконец Спалко среди всякой никчемной ерунды, которой был набит его ящик, отыскал то, что ему было нужно, и зажал этот предмет в кулаке.
Русский помотал головой, дав Спалко повод приступить к ознакомительной краеведческой лекции, которая имелась у него в запасе.
– Что ж, в таком случае позвольте мне немного просветить вас. Исландия представляет собой остров площадью в 103 тысячи квадратных километров, расположенный на высоте 500 метров над уровнем моря. Высшей точкой Исландии является пик Hvannadalshnukur, высота которого составляет 2119 метров. Более 11 процентов всей территории острова занимают ледники, включая самый большой в Европе – Vatnajokull. Страной управляет альтинг – исландский парламент, депутаты которого избираются каждые четыре…
Спалко умолк, поскольку русский, устав слушать эту тягомотину, которую Спалко к тому же излагал занудным, монотонным голосом, повернулся к нему спиной и отошел. Спалко тут же принялся за дело. Взяв маленький диск, который держал в кулаке, он прикрепил его к двум парам проводов – так, чтобы крохотные контакты, имевшиеся на нем, плотно вошли в каждый из них сквозь изоляцию.
– У меня тут все готово! – крикнул он охраннику, захлопнув крышку распределительного щита.
– Куда теперь? – спросил тот. Было видно, что ему отчаянно хочется, чтобы эта бодяга закончилась как можно скорее. – На геотермальную подстанцию?
– Нет, – ответил Спалко, – мне сначала нужно отчитаться перед шефом и получить у него инструкции. – На прощание он помахал охраннику, но тот уже уходил.
Спалко вернулся к фургону, забрался внутрь и сел рядом с водителем. Они подождали, пока к ним не подойдет один из охранников.
– Ну что, ребята, как тут у вас дела? – осведомился он.
– Мы все закончили, – обаятельно улыбнулся Спалко, делая в фальшивом наряде какие-то бессмысленные пометки. Затем он посмотрел на часы. – Эх ты, а мы здесь задержались дольше, чем я рассчитывал! Спасибо за помощь, дружище!
– Не стоит благодарности, это моя работа.
Водитель завел двигатель, и фургон тронулся с места.
– Сматываемся поживее. Нас начнут искать ровно через тридцать минут.
Взятый в аренду реактивный самолет рассекал небо. Через час колеса его шасси должны встретиться с бетоном взлетно-посадочной полосы аэропорта Кефлавик. Через проход между сиденьями, слева от Борна, застыл Хан, глядя, как казалось, в никуда. Верхний свет был выключен, и горели лишь несколько светильников для чтения, отбрасывая небольшие островки тусклого света.
Борн сидел совершенно неподвижно. Ему хотелось закрыть лицо ладонями и зарыдать горькими слезами, оплакивая прошлые грехи, однако он не мог позволить себе ничего, что Хан истолковал бы как признак слабости. Перемирие, к которому им удалось прийти, было хрупким, словно яичная скорлупа, и любое неосторожное движение, жест или слово могли разрушить его.
В груди Борна бурлили противоречивые чувства, ему было трудно дышать. Физическая боль в его изломанном теле казалась пустяком по сравнению с душевными муками, от которых его сердце было готово разорваться. Борн сжал ручки кресла с такой силой, что его пальцы хрустнули. Он понимал, что должен взять себя в руки, но вместе с тем оставаться и дальше в неподвижности было выше его сил.
Он встал и, двигаясь словно лунатик, пересек проход между рядами кресел и сел рядом с Ханом. Молодой человек словно и не заметил этого. Если бы не его частое дыхание, можно было бы подумать, что он занят медитацией.
Сердце паровым молотом билось об искалеченные ребра Борна. Сделав над собой неимоверное усилие, он заговорил:
– Если ты – мой сын, я хочу знать это. Если ты действительно Джошуа, мне надо знать это!
– Иными словами, ты мне не веришь.
– Я хочу верить тебе, – ответил Борн, стараясь не обращать внимания на столь хорошо знакомые ему колючие нотки в голосе Хана. – Ты должен понять меня.
– Когда речь идет о тебе, я вообще перестаю понимать что-либо. – Хан повернулся к Борну, на его лице читалась ярость. – Ты что, вообще не помнишь меня?
– Джошуа было всего шесть – совсем ребенок. – Борн почувствовал, что в его груди вновь поднимается ураган эмоций, и стал задыхаться. – А потом, несколько лет назад у меня случилась амнезия.
– Амнезия? – Это признание изумило Хана.
Борн поведал ему обо всем, что с ним произошло, и завершил свой рассказ словами:
– Вот почему о своей жизни в качестве Джейсона Борна до этого момента я помню очень мало, а о жизни Дэвида Вебба – практически вообще ничего. Лишь время от времени какой-нибудь запах или звук голоса вырывает из глубин памяти маленький кусочек, вот и все. А остальное, похоже, навсегда потеряно для меня.
В тусклом свете ночника Борн пытался поймать взгляд Хана, определить по его лицу, что он думает или чувствует.
– Это верно, мы друг для друга действительно совершенно чужие люди. Поэтому прежде, чем мы продолжим… – Он умолк, не в силах говорить, но затем собрался с силами, поскольку повисшее молчание было гораздо хуже взрыва, который неизбежно должен был последовать. – Попытайся понять меня. Мне нужно какое-то осязаемое, неопровержимое подтверждение тому, что ты говоришь.
– Да пошел ты!
Хан встал, намереваясь пересесть на другое кресло, подальше от Борна, но опять, как в комнате допросов Спалко, его что-то остановило. А затем, непрошеный, в его мозгу зазвучал голос Борна, слова, которые он бросил ему в лицо в Будапеште, на крыше дома Аннаки: «Так вот что ты задумал, придумав эту лживую историю о том, что ты – Джошуа! Я не приведу тебя к этому Спалко, кем бы он ни был, и ни к кому другому, до кого ты хочешь добраться. Я больше не собираюсь становиться пешкой в чужих руках».
Хан зажал в кулаке фигурку Будды, висящую у него на шее, и снова сел в кресло. Они оба оказались пешками в руках Степана Спалко. Именно Спалко натравил их друг на друга, и теперь, как ни парадоксально, именно общая ненависть по отношению к Спалко может стать тем, что объединит их – хотя бы на какое-то время.
– Да, такое подтверждение есть, – заговорил Хан изменившимся голосом. – Постоянно повторяющийся ночной кошмар. Я тону, меня тащит на глубину, потому что я привязан к ее мертвому телу. Она зовет меня, а иногда я слышу собственный голос, который зовет ее.
Борн вспомнил, как Хан едва не утонул в Дунае, ту панику, которая охватила молодого человека, когда он угодил в подводное течение.
– Что говорит этот голос? – весь дрожа, спросил он.
– Это мой голос, и я говорю: «Ли-Ли, Ли-Ли».
Сердце Борна словно остановилось, а из глубин исковерканной памяти всплыл образ Ли-Ли. На драгоценную долю секунды он увидел ее овальное лицо, светлые глазки и прямые черные волосы – точь-в-точь такие, как были у Дао.
– О боже! – прошептал он. – Ли-Ли… Так Джошуа прозвал Алиссу, и никто, кроме него, не называл ее так. Никто, кроме нас с Дао, даже не знал об этом.
Ли-Ли…
– Это одно из самых ярких воспоминаний, оставшихся в моей памяти о той поре, – продолжал Борн. – Я помню, как любила она тебя, с каким обожанием на тебя смотрела. После того как по ночам ее мучили кошмары, только тебе удавалось ее успокоить. Ты называл ее Ли-Ли, а она тебя – Джоши.
«Да, моя сестра. Ли-Ли». Хан закрыл глаза и тут же оказался в темной воде реки в Пномпене. Задыхаясь, в состоянии шока, он видит, как на него падает пробитое пулями тельце его сестры. Ли-Ли. Мертвая. Девочка четырех лет. А ее светлые глаза – такие же, как у папы, – смотрят на него с удивлением и упреком, словно спрашивая: «Почему – я? Почему – я, а не ты?» Но Хан знал, что это видение – плод его угрызений совести. Если бы Ли-Ли могла, она бы сказала в тот момент: «Я рада, что ты не погиб, Джоши. Я рада, что хотя бы один из нас останется с папой».
Хан закрыл лицо рукой и отвернулся к иллюминатору. Ему хотелось умереть. Он жалел, что не погиб в тот далекий день, на реке, потому что тогда Ли-Ли, возможно, осталась бы жить. Жизнь в одночасье показалась ему невыносимой. Ведь, если вдуматься, у него ничего и никого не осталось, а ТАМ он, может быть, снова встретится с ней…
– Хан, – прозвучал голос Борна, но он не мог встретиться с ним взглядом, не мог даже просто посмотреть на него. Он ненавидел его и любил одновременно. Хан и сам не понимал, как такое возможно, он был не готов к подобной эмоциональной аномалии. С придушенным стоном он встал и прошел в переднюю часть самолета, чтобы хоть на недолгое время оказаться подальше от Борна.
С невыносимой болью Борн смотрел, как его сын уходит. Ему стоило огромных усилий удержаться от того, чтобы подойти, обнять его и прижать к груди. Такой поступок был бы самым худшим из всего, что он мог придумать, поскольку, учитывая все, через что пришлось пройти Хану, это наверняка повлекло бы за собой новую вспышку агрессии.
Борн не питал никаких иллюзий. Им обоим предстояло проделать большой путь, прежде чем они смогут воспринимать друг друга в качестве членов одной семьи, а может быть, это и вовсе никогда не произойдет. Но поскольку Борн не привык думать о чем бы то ни было как о невозможном, он отмел эту мысль.
В приступе безысходной тоски Борн наконец осознал, почему он так долго отказывался верить в то, что Хан и впрямь может оказаться его сыном. Лучше всего эту причину сформулировала Аннака, будь она проклята!
Он поднял голову и увидел, что над ним возвышается Хан, вцепившись пальцами в спинку сиденья с такой силой, с какой утопающий цепляется за спасательный круг.
– Ты говоришь, что выяснил, будто я пропал без вести?
Борн кивнул.
– Как долго они меня искали? – спросил Хан.
– Ты сам понимаешь, что у меня нет ответа на этот вопрос, – инстинктивно солгал Борн. – Этого никто не знает.
Сказав Хану, что поиски продолжались всего в течение часа, он бы ничего не выиграл, зато мог многое потерять. Повинуясь интуиции, Борн пытался оградить сына от страшной правды.
Ханом овладело странное спокойствие, словно он изготовился к смертельной атаке.
– А почему ты сам не проверил?
В голосе сына Борн услышал обвинительные нотки, и кровь застыла в его жилах. С тех самых пор, когда ему стало ясно, что Хан действительно может оказаться Джошуа, он бессчетное количество раз задавал этот вопрос себе самому.
– Я почти лишился рассудка от горя, – заговорил он, – но сейчас я понимаю, что это оправдание вряд ли может считаться достаточным. Я не мог посмотреть в глаза правде и признать, что я подвел вас всех – и как отец, и как муж.
Что-то в лице Хана изменилось, и это было свидетельством того, что его терзает душевная боль. Он мучительно хотел что-то сказать, но не мог себя заставить. Наконец он решился:
– У вас с мамой, наверное… были большие трудности, когда вы жили в Пномпене?
– Что ты имеешь в виду? – с тревогой спросил Борн. Что-то в выражении лица Хана обеспокоило его.
– Сам знаешь. Разве ты не слышал упреков от своих соотечественников в том, что женился на тайке?
– Я любил Дао всем сердцем.
– Но ведь Мэри – не тайка, правильно?
– Хан, мы не выбираем людей, в которых влюбляемся.
Воцарилось напряженное молчание, а затем Хан будничным тоном проговорил:
– Кроме того, у тебя было двое детей-полукровок.
– Я никогда не смотрел на это с подобной точки зрения, – ровным голосом ответил Борн. Его сердце разрывалось на части, потому что он ощущал непереносимую боль, которая скрывалась за этими вопросами. – Я любил Дао, я любил тебя и Алиссу. Господи, в вас заключалась вся моя жизнь! В последующие недели и месяцы я едва не лишился рассудка. Я был опустошен, раздавлен, я хотел умереть, и, если бы меня не подобрал Алекс Конклин, так бы и случилось. И все равно последующие годы моей жизни, если это вообще можно назвать жизнью, напоминали затянувшуюся агонию.
Борн замолчал, и в течение некоторого времени было слышно только дыхание двоих мужчин, а затем Борн, глубоко вздохнув, сказал:
– Все эти годы мне не давала покоя, меня мучила одна мысль: в тот день я должен был быть с вами, чтобы защитить вас, не дать вам погибнуть.
Хан долго смотрел на него, но напряжение уже ушло. Они перешли своеобразный Рубикон.
– Если бы ты был с нами, ты бы тоже погиб.
Сказав это, Хан отвернулся, но Борн успел увидеть в его глазах Дао и понял, что с этого момента мир изменился.
Глава 28
В Рейкьявике, как и в любом цивилизованном городе западного мира, было множество заведений быстрого питания. Каждый день в эти кафе, как, впрочем, и в более респектабельные рестораны, доставлялись свежие продукты: мясо, рыба, овощи и фрукты. Компания «Лучшие фрукты и овощи Хафнарфьёрдюр» являлась одним из главных поставщиков индустрии фаст-фуд Рейкьявика. Фургон этой фирмы, припарковавшийся ранним утром того дня у заведения «Кебаб Холлин», расположенного в центре города, привез лук-латук, белый и зеленый лук. Такие фургоны каждое утро во множестве разъезжали по городу, и этот по виду ничем не отличался от своих собратьев. Однако одно отличие все же было: этот фургон не числился в списке автотранспортных средств компании «Лучшие фрукты и овощи Хафнарфьёрдюр».
Ближе к вечеру все три отделения университетской больницы Ландспитали начали осаждать люди с явными признаками какого-то острого заболевания. С каждой минутой число пострадавших увеличивалось, врачи недоумевали, а младший медперсонал сбивался с ног, делая бесчисленные анализы крови. К полудню стало ясно, что в городе вспыхнула эпидемия неизвестной пока болезни. Что делать – не знал никто.
Взбешенные чиновники из министерства здравоохранения пытались бороться со все разрастающимся кризисом, но их работу тормозили несколько важных факторов. Во-первых, тяжесть заболевания и быстрота распространения инфекции, во-вторых, невиданная прежде ее вирулентность, в-третьих, невозможность определить источник заражения, и, наконец, в-четвертых, то, что к столице Исландии в эти дни было приковано внимание всего мира.
Первыми в списке подозреваемых стоял зеленый лук, а также больные гепатитом-А преступники, недавно выпущенные из тюрем на волю. Учитывая, что зеленый лук подается здесь буквально во всех кафе фаст-фуда, где уж тут определить, какая порция мясного или рыбного блюда стала источником заражения!
Власти работали до полуночи, опрашивая владельцев всех компаний, которые продавали свежие овощи, рассылали группы, производившие инспекции складов, контейнеров и грузовиков всех компаний, включая «Лучшие фрукты и овощи Хафнарфьёрдюр». Однако, к величайшему удивлению и сожалению врачей, они не нашли никаких нарушений и через несколько часов были вынуждены признать, что не приблизились к разгадке источника инфекции ни на шаг.
В связи со сложившейся ситуацией в девять утра с минутами министерство здравоохранения было вынуждено организовать пресс-конференцию, чтобы обнародовать данные, которые ему удалось установить. Журналистам было заявлено, что Рейкьявику инфекция гепатита-А не грозит, но в связи с тем, что источник инфекции до сих пор не найден, в городе объявлен карантин. Власти панически боялись того, что в столице разразится полномасштабная эпидемия, а этого они позволить не могли, поскольку с учетом того, что в Рейкьявике начиналась международная встреча на высшем уровне, к нему было приковано внимание всего мира. В телевизионных выступлениях и радиоинтервью представители властей всячески пытались успокоить не на шутку встревоженную общественность, уверяли, что они делают все возможное с целью локализовать распространение инфекции, и твердили, что все до одного сотрудники министерства здравоохранения в данное время заняты именно обеспечением общественного здоровья.
Незадолго до десяти часов вечера Джеми Халл шел по коридору гостиницы к президентским апартаментам. Он находился в состоянии крайнего возбуждения, и тому были свои причины. Сначала – эта внезапная вспышка гепатита-А, и вслед за этим – столь же неожиданный вызов к президенту на брифинг, который первоначально не планировался.
Впереди он увидел агентов секретной службы, которые охраняли дверь в покои своего лидера. Дальше виднелись русские из ФСБ и арабские охранники. Из соображений безопасности все президенты – участники саммита были размещены в одном крыле отеля.
Миновав двух огромных и неподвижных, словно сфинксы, агентов, Халл вошел в дверь роскошного номера. Президент расхаживал по комнате, надиктовывая двум спичрайтерам и прес-секретарю тезисы своего предстоящего выступления. Те торопливо, боясь не поспеть за шефом, делали пометки, стуча по клавишам своих портативных компьютеров. Тут находились еще трое агентов секретной службы, следившие за тем, чтобы президент не приближался к окнам.
Джеми Халл, не произнеся ни звука, стоял, словно истукан, до тех пор, пока президент не закончил работу со своими писаками и те тихо, как мышки, выскользнули из комнаты. После этого президент широко улыбнулся и протянул ему руку.
– Спасибо, что пришел, Джеми! – Пожав подчиненному руку, президент жестом предложил ему садиться, после чего и сам опустился в кресло напротив. – Джемми, я очень рассчитываю на то, что с твоей помощью нам удастся провести этот саммит без сучка и задоринки.
– Смею вас заверить, сэр, что я полностью контролирую ситуацию.
– И даже Карпова?
– Простите, сэр?
Президент снова улыбнулся.
– Я слышал, что вы с ним тут изрядно пересобачились.
Халл сглотнул комок в горле. На секунду ему в голову пришла мысль: президент вызвал его для того, чтобы сообщить, что он уволен.
– Некоторые шероховатости действительно возникали, – осторожно ответил он, – но все это уже в прошлом.
– Рад слышать, – сказал президент. – У меня и без этого хватает проблем с Александром Евтушенко, и мне вовсе ни к чему, чтобы он злился на меня еще больше из-за начальника своей службы безопасности. – Президент хлопнул себя по ляжкам и поднялся. Халл тоже вскочил и потряс протянутую ему руку президента. – Джеми, никто лучше меня не знает, насколько опасной может оказаться эта ситуация. Но я полагаю, мы договорились о том, что с глупостями – покончено.
Когда Халл вышел в коридор, зазвонил его сотовый.
– Где ты, Джеми? – пролаял ему в ухо Директор.
– Я только что вышел от президента. Он был рад услышать, что у меня все под контролем и что мне удалось разрулить ситуацию с товарищем Карповым.
Однако это сообщение, судя по всему, не порадовало Директора. Его тон оставался встревоженным и сердитым:
– Джеми, слушай меня очень внимательно! Во всей этой ситуации появился еще один аспект, о котором ты обязан знать.
Халл непроизвольно огляделся по сторонам и отошел подальше, чтобы агенты не могли его слышать.
– Я очень ценю ваше доверие, сэр, – проговорил Халл, ожидая продолжения.
– Это касается Джейсона Борна. Как выяснилось, он не погиб в Париже.
– Что?! – не удержавшись, воскликнул Халл. – Борн жив?
– Жив и здоров. Джеми, предупреждаю тебя на всякий случай: я сейчас тебе не звонил и ничего не говорил. Если ты когда-нибудь и кому-нибудь об этом скажешь, я буду все отрицать, а потом размажу тебя по стенке. Я ясно выразился?
– Яснее ясного, сэр.
– Я понятия не имею, что намерен предпринять Борн, но не сомневаюсь в том, что он направляется в Рейкьявик. Не знаю, он ли убил Алекса Конклина и Мо Панова, но мне доподлинно известно, что именно он прикончил Кевина Макколла.
– Господи, я ведь знал Макколла!
– Мы все его знали, Джеми. – Старик прочистил горло. – Это убийство не должно остаться безнаказанным.
В тот же миг ярость в душе Халла улеглась и уступила место радостному возбуждению.
– Предоставьте это мне, сэр!
– Действуй осторожно, Джеми, и помни – твоя главная задача – обеспечить безопасность президента.
– Я понимаю, сэр, не беспокойтесь. И можете не сомневаться: если Джейсон Борн заявится в отель, живым ему отсюда не выбраться.
– Думаю, заявится. Непременно заявится, – сказал Старик. – Все к этому идет.
Двое чеченцев из группы Арсена Хасанова ждали возле фургона Энергетической компании Рейкьявика. Из-за угла выехала карета «Скорой помощи», вызванная в отель «Оскьюлид». Фургон чеченцев стоял поперек дороги, вокруг были расставлены ярко-оранжевые пластиковые конусы, а сами они делали вид, что работают не покладая рук. «Скорая помощь» резко затормозила и остановилась.
– Что вы тут делаете? – крикнул ее водитель. – Пропустите немедленно, у нас – срочный вызов!
– Да пошел ты, засранец! – огрызнулся по-исландски один из чеченцев.
– Что ты сказал? – Взбешенный водитель вылез из машины.
– Не видишь, что ли, у нас тут важная работа! Если торопишься, езжай другой дорогой, мать твою!
Видя, что ситуация может принять весьма неприятный оборот, из «Скорой помощи» выбрался один из врачей, и в ту же секунду из задней двери фургона с логотипом Энергетической компании выскочили Арсенов и Зина, вооруженные автоматами, и запихнули оторопевших врача и водителя в свой мини-грузовик.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |