Харриет и не заметила, как подошла к башне. Она немного выждала, оглядываясь по сторонам и не решаясь приблизиться к ней. Нестройный хор кузнечиков оглушал; казалось, они чувствовали, что лето кончается и что скоро придет их смертный час, и хотели вдоволь наораться перед смертью. Харриет зябко поежи- | лась, но потом тряхнула головой: «Нечего прохлаждаться, надо приниматься за дело!» Подойдя к самому основанию башни, она принялась за изучение конструкции.
Нижняя ступенька железной лестницы оказалась выше, чем помнилось Харриет. В тот раз она встала на плечи Дика, а потом Дик залез на сиденье велосипеда, чтобы забраться на лестницу следом за ней. Теперь же оказалось, что ей вообще не дотянуться до нижней ступеньки. Может быть, только очень высокий мужчина сумел бы ухватиться за нее, да и то пришлось бы подпрыгнуть. Что же делать? Сама водная цистерна стояла на металлических подпорках с овальными дырками, расположенными на расстоянии полуметра одна от другой. Соседние подпорки соединялись между собой двумя параллельными поперечными крепежами. С ближайшего к лестнице крепежа, наверное, можно дотянуться до нее. Всего-то и нужно — вскарабкаться по подпорке до поперечины и добраться до ее середины.
Харриет храбро подошла к подпорке и полезла вверх. Дырки были достаточно большие, и она могла просунуть в них носок кроссовки и зацепиться пальцами. Ползти было нелегко: за долгие годы службы подпорка покрылась толстым слоем ржавчины, которая сразу запачкала руки, колени и даже щеки Харриет. Хотя Харриет и не боялась высоты (она обожала лазать), сама подпорка была очень узкой и крайне неудобной для этой цели.
«Ну ладно, даже если я упаду, все равно не разобьюсь насмерть», — сказала себе Харриет. Откуда она только не падала (и не прыгала): с крыш домов и сараев, с высокой ветки орехового дерева, что росло во дворе у Эдди, с лесов на фасаде пресвитерианской церкви — и пока еще ничего себе не сломала. Но ей было страшно взбираться наверх среди безмолвия пустыря; любой порыв ветра или крик птицы заставлял ее вздрагивать и прижиматься щекой к металлической опоре, и только усилием воли Харриет заставляла себя не отрывать взгляда от ржавой балки, медленно двигающейся перед ее носом.
Постепенно ее руки стали уставать. Иногда, особенно когда она качалась на «тарзанке» или залезала на самую верхушку шведской стенки в гимнастическом зале, ей очень хотелось взять да и разжать пальцы: хотя бы на несколько секунд ощутить себя в свободном полете. Вот и сейчас она с трудом удерживала себя от того, чтобы броситься вниз. Ползти становилось все сложней, так как угол наклона опоры увеличивался. Чтобы отвлечься от ноющей боли в руках, Харриет повторяла старый стишок, который когда-то прочитала в детской книжке:
Жил на свете старый мистер Чень.
На голове носил корзину круглый день,
Тупыми ножницами мясо стриг
И палочками ел свой рис.
Она напрягла все силы, обхватила руками поперечную перекладину и закинула на нее ногу. Старый мистер Чень! В детстве эта картинка в книжке каждый раз пугала ее до полусмерти, особенно длинные ножницы с кривыми кончиками, которыми размахивал китаец. А чего стоила его цветная остроконечная шапка, редкие усики над раздвинутыми губами, узкие глаза китайского мандарина и хитрая, кровожадная, издевательская улыбочка…
Харриет подтянулась, легла на поперечную балку животом, потом оседлала ее и посмотрела вниз. Она забралась уже очень высоко, почти как тогда, в первом классе, когда обиделась на кого-то из домашних и очень быстро вскарабкалась на самую верхушку платана, росшего на участке какого-то старика прямо рядом с баптистской церковью. «Ну прямо как чертова белка!» — недовольно бормотал этот старик, когда ему пришлось приволочь к дереву самую высокую лестницу, чтобы снять ее с ветки.
Харриет медленно поднялась и, встав во весь рост, уцепилась руками за верхнюю поперечину. На трясущихся ногах она сделала несколько шагов по направлению к лестнице, быстро согнулась и схватилась за ступеньку. Ура, есть! Теперь самое сложное позади.
Тот старик давно умер — соседи судачили, что его зверски убили грабители, хотя что у него можно было украсть? Говорили, что они пятьдесят раз ударили его ножом и что соседи нашли его на следующий день, лежащего в луже уже подсохшей крови. А несколько лет спустя срубили и платан, теперь только засохший пень торчал на этом месте. Старик тогда крикнул ей испуганно: «Ты чья будешь?» — а потом признался, что когда услышал среди ветвей ее тоненькие, жалобные призывы: «Помогите! Помогите!», то подумал, что это душа умершей жены зовет его с неба. Все же он помог ей спуститься тогда и даже не настучал Эдди.
Держась за лестницу, Харриет на минуту закрыла глаза и позволила рукам слегка отдохнуть. Потом оглядела окрестности — ей показалось, что она парит над миром на воздушном шаре, такая красота и простор открывались вокруг. И город был таким же, как и год назад, — прямо как картинка из книжки про средневековые замки и окружающие их поселения. Харриет засмотрелась на далекие перспективы, но тут над башней пролетел кукурузник, затарахтев так, что Харриет в панике чуть не выпустила из рук железную ступеньку. Она быстро повернулась и торопливо полезла на вершину башни.
Дэнни очнулся на кровати у себя в трейлере, над ним нависал белый потолок, покрытый мелкими трещинами. Он смутно помнил, что во сне ему было жарко, страшно и плохо, что он несколько раз порывался куда-то бежать, спасаться от Фариша, от отца, от Гам. Но каждый раз, когда Дэнни открывал глаза, он видел сидящего у его постели Юджина, своего сумасшедшего брата, тихого, доброго, в больших квадратных очках на носу, который грозил ему мягким, размытым пальцем и говорил: «Куда? Куда? Лежи, лежи…» и подносил ко рту стакан с водой или мятным чаем. Солнце заливало окна рыжим светом, с улицы доносилось пение Кертиса, что-то типа многократно повторяемого «гуна-гуна». Дэнни лежал не шевелясь, пока не различил еще какой-то невнятный, скребущий звук, похожий на стук лапой по полу. Дэнни со стоном приподнял голову, оглядел комнату и вздрогнул. В кресле, где раньше дежурил Юджин, восседал Фариш (руки скрещены на груди, нога отбивает такт на полу) и смотрел на Дэнни пристальным, неприятным взглядом. Колени Фариша дрожали, борода и усы вокруг рта были мокрыми, словно он пролил на себя воду или пускал слюни.
Какая-то маленькая птичка сладко пропела за окном, Дэнни перевернулся на бок и хотел сесть, но Фариш наклонился вперед и ткнул его пальцем в грудь.
— Не так быстро, приятель. — Его амфетаминовое дыхание было горячим и так дурно пахло, что Дэнни затошнило. Он невольно поморщился и отвернулся. — Я еще не надрал тебе задницу…
— Перестань, — с трудом выговорил Дэнни, слабыми руками пытаясь оттолкнуть брата. — Мне надо в туалет.
Фариш откинулся на стуле, и на секунду Дэнни вдруг увидел за оплывшим лицом резкие, жесткие черты отца, грозящего ему кулаком из преисподней.
— А ну заткнись, — прошипел Фариш, сильнее толкая Дэнни кулаком в грудь. — Закрой пасть, понял? Будешь говорить, когда я прикажу. Теперь ты отчитываешься передо мной.
Дэнни не шевелился, пытаясь понять, о чем толкует его вконец обезумевший брат.
— Я на своем веку повидал сотни допросов, ты понял, говнюк? Я видел, как из людей делали слепых идиотов. Мы все страдаем одним и тем же. Беспечность! Вот в чем ужас! Волны сна обладают магнетизмом, — он потыкал себя в лоб двумя пальцами. — Понял? Понял? Они могут вообще уничтожить в тебе личность. Ты открываешь себя электромагнитной власти, а она убьет в тебе всю твою чертову систему ценностей. Пшик! Вот так.
«Да он совсем сбрендил», — подумал Дэнни, когда Фариш провел по волосам и вдруг вздрогнул и затряс рукой, будто наткнулся на таракана.
— Эй, так ты будешь у меня умничать! — заорал он, увидев, что Дэнни смотрит на него.
Дэнни отвернулся к окну и заметил Кертиса, выглядывающего из-за подоконника. Рот его был измазан оранжевым, словно он жевал помаду, а на лице было радостно-изумленное выражение, как будто он только что хорошенько нашкодил и еще не попался.
Дэнни был так рад видеть его мордашку, что на мгновение расслабился и позвал:
— Эй, Аллигатор, — но прежде чем он смог спросить, кого Кертис съел на завтрак, Фариш выбросил вперед руку и заверещал тонким голосом:
— Убирайся-убирайся-убирайся!
Кертиса как ветром сдуло с подоконника, только слышался топот его косолапых ног: бум-бум-бум. Воспользовавшись паузой, Дэнни сел на постели, но тут Фариш обернулся и ткнул в него волосатым пальцем.
— Я что, сказал вставать? Да? — Его лицо было багровым, почти синюшным. — Дай-ка я тебе кое-что объясню, сынок.
Дэнни сидел на постели, не шевелясь.
— Мы начинаем работать в обстановке военной тревоги. Следишь? Следишь?
— Слежу, — пробормотал Дэнни, когда понял, что именно требует от него Фариш.
— Так, вольно. Вот твои уровни… — Фариш начал загибать пальцы. — Код Зеленый. Код Желтый. Код Оранжевый. Код Красный. Итак, — Фариш поднял вверх трясущийся палец, — ты можешь догадаться, что значит код Зеленый, поскольку ты управляешь транспортным средством.
— Можно ехать? — спросил Дэнни.
— Нет!!!! Утвердительно. Утвердительно, придурок! Все системы — вперед. Код Зеленый — не тревожный код, он не угрожает окружающей среде. Теперь слушай сюда, — Фариш навис над Дэнни, скрежеща зубами, — кода Зеленый не существует. Понял? Его просто нет в природе.
Дэнни уставился в пол, боясь пошевелиться.
— Код Зеленый нам не подходит, и ты сейчас поймешь почему. — Фариш вскочил со стула и заходил взад-вперед по комнате, что было плохим признаком. — Если тебя атакуют под кодом Зеленый, тебе не выжить. Теперь понятно?
Краем глаза Дэнни увидел, как в окно просунулась пухлая грязная рука Кертиса и положила на подоконник надорванный кулек разноцветных леденцов. Дэнни тихо протянул руку и забрал подарок. Пальцы Кертиса пошевелились в молчаливом приветствии, потом исчезли из виду. Дэнни потихоньку засунул пакет с леденцами себе под подушку.
— Мы сейчас работаем под кодом Оранжевый. Под кодом Оранжевый мы ясно видим опасность и фокусируем на ней внимание постоянно. Повтори: постоянно.
Дэнни осмелился протянуть руку и положить ее Фаришу на плечо.
— Успокойся, — сказал он мирным, размеренным голосом. — Не надо так волноваться. — Он хотел произнести эти слова легко, без напряжения, но вышло как-то сдавленно и визгливо.
Фариш крутанулся на месте, сбросив руку Дэнни со своего плеча, и вперил в него налитые кровью глаза.
— Вот что, приятель, — сказал он вдруг подозрительно спокойным голосом. — Мы сейчас с тобой немного прошвырнемся на машине. Я читаю все, что написано на твоем вонючем лице, ублюдок! — заорал он вдруг. — Думаешь, ты сможешь провести меня, да?
Дэнни страшно хотелось в сортир, и он не знал, как ему лучше повести себя.
— Фариш, прекрати, — попытался он еще раз, — успокойся на минуту, хорошо? Сядь. — Он протянул руки к Фаришу, но, видимо, сделал это чуть быстрее, чем надо было, потому что Фариш, издав рычащий вопль, бросился на него, как спущенный с цепи волкодав. Одной рукой он схватил Дэнни за воротник рубашки и рывком стащил с постели, а другой ударил в зубы. Голова Дэнни запрокинулась назад, во рту появился железистый привкус крови.
— Ты только посмотри на себя, — прошипел Фариш, — до чего ты дошел, сукин сын. Против брата идешь, сучонок, да?
— Фариш… — Дэнни поднес руку ко рту и вытер кровь, потом подвигал челюстью. Вроде все зубы на месте, но Фариш только разогревался. Ближний бой представлял для Дэнни наибольшую опасность — Фариш был, по крайней мере, в два раза крупнее его и мог бы убить одним ударом.
— Эй, — Фариш швырнул его назад на постель. — Собирайся! Ты поведешь машину.
— Хорошо, хорошо… — Дэнни поднял руки вверх в международном жесте «сдаюсь!» и медленно встал с кровати. — А куда? — Глупый вопрос, он и так всегда был за рулем, куда бы они ни ехали.
— Не смей мне хамить! — Фариш ударил его по щеке тыльной стороной ладони, острый край перстня оцарапал щеку до крови. — Если хотя бы грамм продукта пропал, ты мне за это жизнью заплатишь, понял, сволочь?
Дэнни натянул ботинки на голые ноги и теперь стоял, глядя в пол.
— Вот так-то лучше, скотина, смотри прямо перед собой до моей команды!
Они услышали, как дверь трейлера Гам со скрипом распахнулась.
— Фариш? — донесся до них ее дребезжащий голос. — Ты как там, мальчик? В порядке?
— «Ну конечно, — подумал Дэнни. — Как всегда, она беспокоится только о Фарише».
— А ну поднимайся, — прорычал Фариш. Он подхватил Дэнни за локоть, рванул на себя, а когда Дэнни не удержался на ногах и начал падать, пинком послал его на улицу.
Дэнни вылетел из двери головой вперед и упал в пыль перед домом. Со стоном он поднялся и отряхнул грязь с джинсов — Гам стояла на своем крыльце, не шевелясь и не меняя выражения лица. Потом медленно-медленно она повернулась к Фаришу и спросила:
— Что это на него нашло?
Фариш спрыгнул с лестницы и топнул ногой.
— Ты понял, ублюдок? — торжествующе закричал он. — Ты даже родную бабушку провести не сможешь! Она тоже видит тебя насквозь. Нашло на него, нашло, — повернулся он к Гам, — так мы из него это вытрясем!
— Ох, Фариш, — сказала бабка, хитро щуря глаза с полуопущенными веками (результат действия яда кобры), — не будь с ним слишком строг. — Но что-то в ее голосе предполагало обратное, как будто она говорила: «После того, что он сделал, ты и так слишком мягок с ним».
— Ха! — крикнул Фариш. — Они добрались и до него! До моего родного брата! Ты можешь такое представить себе? Я не потерплю, чтобы за мной следили! Чтобы крали у меня, лгали мне в лицо. Тебе понятно, ублюдок? — За этим последовал еще один удар.
Дэнни похолодел. Неужели он разговаривал во сне?
Гам сползла со ступенек и, скрипя костылями, медленно побрела через пространство, отделяющее ее трейлер от жилища Дэнни. От этого скрипа Фариш пошел красными пятнами, его безумно раздражала неповоротливость Гам, ее замедленная речь и скрипы, которые она издавала при ходьбе, но, конечно, выместить злобу он мог только на ком-нибудь другом. Пока Гам брела к домику Дэнни, бормоча, что ей вечно приходится убирать за неряхой-внуком (специально, чтобы еще больше взвинтить Фариша, поскольку он впадал в бешенство каждый раз, когда бабка начинала жаловаться), тот крепко держал брата за полу рубахи, как будто ждал, что Дэнни начнет вырываться.
— Гам, не надо… — Дэнни беспомощно следил за медлительными движениями старухи. Последний раз, когда Гам решила у него прибраться, он пришел домой раньше времени и застал бабку у своей кровати — она поливала его подушку и одеяло средством от тараканов.
Мощный удар в висок прервал поток его мыслей.
— Так где же ты шляешься, когда ездишь в город один? Говори! — заорал Фариш с новой силой. — Значит, ты оплачиваешь счета Гам, да? А почему они до сих пор валяются в машине, а? А почему колеса по самую жопу в грязи? На почте измазался?
Он с размаха швырнул Дэнни на землю и с силой ударил ногой по ребрам. Дэнни скорчился в пыли, закрывая голову руками.
— Что, Кэтфиш тоже в деле?
— Нет, нет! — услышал Дэнни собственный крик, жалобный, но какой-то лживый и неубедительный.
— Я убью этого ниггера, клянусь! Я убью вас обоих. — Фариш поднял Дэнни с земли за воротник, открыл пассажирскую дверцу «транс Ам» и втолкнул его внутрь. — Давай, давай, поезжай! — безумно вращая глазами, закричал он.
Дэнни молча ощупал разбитый нос, удивляясь, каким образом он сможет вести машину с пассажирского сиденья. «Слава богу, я не под кайфом, — подумал он, проводя рукой по разбитой губе и вытирая о штаны кровь, — слава богу, что я чист. А то бы я сошел с ума…»
— Ехать? — бодро спросил Кертис, всовывая голову в окно машины, и отшатнулся, увидев окровавленное лицо Дэнни.
— Не волнуйся, малыш, — ласково сказал ему Дэнни. — Ты остаешься дома, хорошо? Будешь за хозяина, о'кей? — Но Кертис уже открывал рот, как рыба, выброшенная на песок, жадно ловя ртом воздух, но не имея силы вздохнуть. — Юджин! — закричал Дэнни. — Присмотри за Кертисом, хорошо? — Он выскочил из машины как раз в тот момент, когда Фариш открыл заднюю дверцу и тихо присвистнул: «Сюда, быстро!» На заднее сиденье грациозно впрыгнули две немецкие овчарки Фариша, слюна клочьями висела на их мордах, дыхание отдавало гнилым мясом.
Живот Дэнни свело судорогой. Эти собаки были натренированы на убийство. Один раз одна из этих сук сорвалась с цепи и так цапнула Кертиса за ногу, что пришлось накладывать швы.
— Фариш, пожалуйста…
Но Фариш стоял неподвижно, положив руку на крышу машины, и глядел на Дэнни бесстрастным мертвым взглядом.
— Заткнись, — без всякого выражения сказал он, — собаки поедут с нами.
— Хорошо, только мне надо взять права, — Дэнни повернул руки ладонями вверх. — Права, понимаешь? Я не могу вести машину без прав.
Собаки рычали и лаяли внутри машины.
— Юджин!!!! — заорал Фариш. Но Юджин не появлялся.
— Не надо звать Юджина, — тихо, заискивающе сказал Дэнни. — Я сам сейчас пойду и возьму свой бумажник, а потом мы поедем куда скажешь, хорошо?
Он быстро повернулся, боясь, что Фариш снова бросится на него, и пошел к трейлеру Гам. Дверь трейлера распахнулась, и из нее высунулось лицо Юджина. Очки его съехали на самый кончик носа, красное пятно заливало половину лица, в глазах затаилась тревога.
— Скажи ему, пусть не орет так, — негромко пробормотал он.
Из машины донесся звук клаксона, заставивший собак разразиться истошным лаем.
Юджин взглянул на Дэнни исподлобья.
— Сегодня утром он пытался меня поджечь.
— Как это?
— Он вытащил зажигалку и сказал, что выровняет мне цвет лица. Не надо тебе ехать с ним. Только не с этими суками в машине. Они такие же ненормальные, как и он.
Фариш прорычал из машины:
— А ну иди сюда, говнюк! Сюда, я сказал!
— Послушай, — торопливо произнес Дэнни. — Ты позаботишься о Кертисе, хорошо? Обещаешь?
— Зачем это? Куда ты едешь? Что ты задумал? — Юджин повернул к нему голову и впился взглядом в его лицо. — О нет, нет, — сказал он, — нет, не говори мне ничего больше, я не хочу ничего знать…
— Я считаю до трех! — проревел Фариш. — Раз!
— Обещаешь?
— Да, клянусь Богом!
— Два!
— Не слушай Гам. Бог ее знает почему, но она всегда старается все испортить. Делай что считаешь нужным, о'кей?
— Три!
Дэнни положил руку на плечо Юджину и, обернувшись на «транс Ам», быстро сказал:
— Посторожи дверь одну минуту, пожалуйста, не пускай его внутрь. — Он вбежал в трейлер Гам и достал ее пистолет двадцать второго калибра из жестяной коробки для крупы, сунул его за голенище сапога и аккуратно прикрыл штаниной джинсов. Снаружи раздались тяжелые быстрые шаги, и испуганный голос Юджина заверещал:
— Только посмей поднять на меня руку!
Дэнни едва успел выпрямиться, как дверь распахнулась и внутрь влетел красный от гнева Фариш. Он схватил Дэнни за шиворот и одним движением, как котенка, выкинул на улицу. Дэнни опять приземлился на четвереньки, и только сумел выпрямиться, как Фариш догнал его и, схватив за воротник, поволок к машине. Откуда-то сбоку появился плачущий навзрыд Кертис и попытался обнять Дэнни. Дэнни, задохнувшийся в тисках хватки Фариша, едва сумел выдавить из себя:
— До свидания, малыш, веди себя хорошо…
Тут Фариш распахнул водительскую дверцу и с силой втолкнул Дэнни внутрь.
— Заткнись и рули, — сказал он.
Крыша цистерны была гораздо более ветхой, чем она показалась Харриет в прошлому году. Доски посерели от времени, гвозди расшатались и кое-где даже выступали над поверхностью на пару сантиметров. В некоторых местах, там, где дерево совсем прогнило, зияли черные дыры. Сверху крыша была обильно усеяна белыми закорючками птичьего помета.
Харриет придирчиво осмотрела ее, стоя на лестнице, потом осторожно подтянулась и ступила на скрипучую поверхность. Вначале она решила доползти до остроконечной вершины, но неожиданно доска под ее ногой осела, и ступня Харриет провалилась внутрь. В ужасе она перенесла вес на соседнюю доску — та заскрипела и спружинила, и Харриет с бьющимся сердцем медленно отползла назад, на самый край крыши. Почему здесь так странно дышится? Кажется, что воздух разреженный, не насыщенный кислородом. «Может быть, у меня горная болезнь?» — с удивлением подумала Харриет. Она не очень ясно понимала, что это такое, но симптомы горной болезни, описанные в книгах об альпинистах, полностью совпадали с ее нынешними ощущениями. Черепичные крыши блестели в лучах солнца, с одной стороны поднималась темно-зеленая громада леса, в котором они так часто играли с Хилли, устраивали сражения и парады, кидали друг в друга комьями красной глины, рыли траншеи и метали импровизированные гранаты.
Харриет дважды обошла цистерну по балкончику, но не увидела никакой двери. Она уже подумала, что ее вообще нет, как вдруг заметила ржавую ручку — посеревшие доски были так хорошо пригнаны друг к другу, что дверь практически сливалась с поверхностью крыши. Харриет встала на колени и потянула ручку на себя — расхлябанные петли заскрипели, и дверь легко поддалась. Харриет с грохотом уронила створку двери на доски и заглянула внутрь.
Внутри было темно, оттуда несло тухлятиной. В застоявшемся, сумеречном воздухе стоял негромкий, какой-то интимный комариный звон. Сквозь дыры в крыше внутрь проникали редкие, карандашно-тонкие лучи света, они пересекались в тяжелом воздухе, выхватывая маленькие вихри пылинок. В самом низу темнела вода — густая и блестящая, как машинное масло, а в дальнем углу Харриет разглядела раздутый труп какого-то животного, плавающий на боку. Вниз вела разъеденная ржавчиной шаткая железная лестница, которая кончалась практически над поверхностью воды. Когда Харриет немного привыкла к темноте, она разглядела странный черный пакет, прикрученный несколькими слоями скотча к верхней ступеньке лестницы. Осторожно Харриет просунула ногу в дверь и потрогала его носком кроссовки. Пакет был довольно мягкий. После минутного колебания Харриет легла на живот и свесилась головой в дверной проем. Она протянула руку и ощупала пакет — никаких острых углов, содержимое пакета слегка перетекало под нажатием пальцев — это были явно не деньги и не оружие.
Харриет попыталась отодрать клейкую ленту, но она была прикручена намертво. Поняв, что ей не удастся даже подсунуть ноготь под края ленты, она разорвала ногтями несколько слоев полиэтилена и сунула палец внутрь. На ощупь опять полиэтилен! Белая пыль высыпалась из пакета и, медленно кружась, спланировала вниз, к черной маслянистой поверхности воды. Харриет завороженно следила за переливчатым блеском, который возникал, когда частицы пыли попадали в столбики света. Конечно, она прекрасно знала про наркотики из полицейских фильмов, которые каждый божий день крутили по телевизору, но то были понятные, легко опознаваемые предметы — самокруточные сигаретки, одноразовые шприцы или веселые разноцветные таблетки.
Внутри разорванного свертка что-то отсвечивало тусклым беловатым сиянием. Харриет нетерпеливо расширила пальцами дыру и тут же в испуге отдернула руку — ей показалось, что содержимое пакета шевелится, пульсирует в играющем свете тонких лучей. Приглядевшись, она поняла, что весь сверток был забит плотно прижатыми друг к другу маленькими белыми пакетиками, доверху наполненными каким-то порошком наподобие соли или сахара. Она вытащила один, уронив при этом в воду несколько соседних пакетиков. Они не сразу утонули, вначале немного поплавали, как полудохлые рыбы. Разорвав верх пакетика, она с любопытством поднесла его к носу и принюхалась — порошок был не вонючий, он слегка отдавал каким-то химическим запахом, немного напоминающим запах того средства для чистки ванн, которым пользовалась Ида. Ну, что бы это ни было, оно принадлежало ему, а посему должно было подвергнуться уничтожению. Размахнувшись, Харриет метнула пакетик вниз, а потом, не слишком задумываясь о том, почему она так поступает, начала методично опустошать сверток, пока все его содержимое не оказалось в воде.
Сидя в машине, Фариш слегка притих и, казалось, забыл о цели своей поездки. Все время, пока Дэнни вел ее через хлопковые поля, подернутые дымкой утреннего тумана и плавающих над ними пестицидных паров, он тревожно посматривал в сторону брата; Фариш казался совершенно расслабленным. Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и похлопывал по колену в такт уханью радиоприемника, время от времени издавая глубокий, блаженный вздох. Они мчались в сторону города, а из приемника неслись отрывистые вопли какой-то популярной группы. Дэнни вспомнил, как пару лет назад, когда он только что купил «транс Ам», они с Фаришем обожали прыгнуть в машину и помчаться по шоссе куда глаза глядят — один раз доехали до Техаса, в другой раз рванули в Индиану, просто так, наугад, без какой-либо конкретной цели. Что они видели там? Только мелькающие дорожные знаки, да ясное синее небо, да пролетающие мимо деревушки, но все равно, каким прекрасным было то ощущение дороги! И Фариш тогда относился к нему как к брату, а не как к врагу. Дэнни исподволь бросил на него взгляд — Фариш все так же сидел, закрыв глаза, и барабанил пальцами по приборной доске, но только что-то слишком сильно он это делал. С возрастом он все больше начинал напоминать отца — той особенной улыбкой, с которой покойный папаша произносил что-нибудь уничижительное с ненатуральной веселостью, обычно предшествующей взрывам яростной жестокости.
«Непослушник! Непослушник!» — это было любимое слово отца, которое Дэнни знал с детства. А когда он как-то раз произнес его на уроке, учительница посмеялась над ним. «Такого слова нет в нашем языке», — сказала она. Но Дэнни навсегда запомнил безумную хрипотцу отцовского голоса, с которой он приговаривал: «Непослушник!», резко опуская руку с ремнем на звуке «уш» на голые ягодицы Дэнни, стоящего, нагнувшись над кухонным столом, держась побелевшими пальцами за его обшарпанный край. И он не мог забыть вида собственных рук — веснушчатых, с грязными, обломанными ногтями, с белыми от напряжения костяшками, покрытыми зарубцевавшимися шрамами. Он читал свои руки как книги, он смотрел на них в минуты жесточайшего горя и унижения — на спортивной площадке в школе, в зале суда перед присяжными, на похоронах близких, у постели умирающих, во время разборок и ссор.
Они въехали в город, проехали мимо туманных очертаний Старого госпиталя — во дворе старшеклассницы-чирлидеры собрались на утреннюю репетицию очередного танца. Их резкие, четкие движения, прыгающие хвостики на голове, длинные загорелые ноги в другое время точно привлекли бы внимание Дэнни, возможно, он даже припарковал был машину около аптеки и вволю понаблюдал за ними. Однако сегодня ему было не до длинноногих соплюшек.
Дэнни потряс головой. Ему отчаянно хотелось отлить, казалось, что моча вот-вот выплеснется из глаз. Он попытался сосредоточиться на своей миссии, но все равно ни о чем другом не мог думать. Сутки без наркотиков оставили во рту неприятный химический привкус. Фариш сидел спокойно, насвистывая мелодию, но его полицейская сука на заднем сиденье следила за каждым движением Дэнни, как будто знала, что у него на уме. Дэнни попытался взвинтить себя, подбодрить, вспомнить все обиды, нанесенные ему Фаришем. Это было несложно, к тому же его подстегивала холодная уверенность в том, что Фариш позвал его сюда в последнее путешествие. Как он собирался его прикончить, Дэнни не знал, но от этого предчувствия ледяной холод разливался у него в животе и руки, сжимающие руль, немели от страха.
Ладно, скоро все будет позади. Юджин позаботится о Кертисе, а Гам… Как Дэнни ни старался, он не мог вызвать в себе любви к Гам. Конечно, бедная старушка настрадалась в жизни, и со всеми ее болячками, с этими опухолями, язвами, укусами просто чудо, как это она еще жила на свете, но ведь… Она его тоже не любила, верно? Никто его не любил, кроме Кертиса…
Какая разница, в конце концов? Он будет посылать домой деньги. Как только устроится и жизнь пойдет своим чередом…
Они проехали мимо старого отеля «Александрия» с его покосившимся крыльцом и сгнившими ставнями — люди говорили, что в нем живут привидения — и ничего удивительного, после того что здесь когда-то произошло: сотни людей погибли тут как в братской могиле. С тех пор не только отель, весь город пришел в запустение. Как часто Дэнни хотелось поднять голову и завыть на небо: «За что вы меня бросили здесь, в этой занюханной дыре, ну почему я не родился в каком-нибудь другом месте?» В первый раз он попал в тюрьму даже не по своей воле — отец послал его украсть очень дорогую электропилу, а оказалось, что хозяин-немец ночью сторожил свои инструменты с винтовкой в руках. Смешно и противно теперь вспоминать, как он стремился из тюрьмы на волю, как хотел снова оказаться дома, среди «своих». Он должен был понимать, что один раз в тюрьме — значит, навеки в тюрьме. После освобождения на нем стояло такое огромное клеймо «вор», что и думать было невозможно о том, чтобы начать новую жизнь.
Какая там жизнь! Оставалось одно — перебраться в другой штат, где его никто не знает, и попытаться обосноваться там.
Натчез-стрит — что за дурацкое слово «Натчез»! — они проехали мимо торговой палаты с лозунгом на фасаде: «Александрия — пусть будет так, как должно!» «Нет, — усмехнувшись, подумал Дэнни. — Не так, как должно, а так, как, блин, есть на самом деле».
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |