Жанна не ошиблась. От нее опять утаили правду: оставшиеся за стенами войска действительно ввязались в бой за одно из захваченных англичанами укреплений – бастион Сен-Лу. Это была незначительная стычка, и к прибытию Жанны укрепление было почти взято, но люди приписали победу именно ей. Хитрость военачальников, желавших отстранить Деву от боевых действий, обернулась против них же самих: вся слава досталась Девственнице. Что касается ее, то она плакала, возвращаясь в Орлеан, поскольку впервые увидела, как погибают солдаты.
На следующий день, в четверг, в праздник Вознесения Господня, Жанна и слышать не хотела ни о каких сражениях. Она побывала на мессе в соборе, исповедалась и причастилась. Потом решила отправить англичанам третье предупреждение, как того требовали правила. Два первых были доставлены ее герольдами Гиенем и Амблевилем, но вопреки всем законам войны их захватили в плен.
Итак, она велела написать следующее:
Вы, англичане, не имеющие никакого права на королевство французское, Владыка Небесный вам повелевает и приказывает через меня, Жанну-Девственницу, чтобы вы оставили ваши крепости и вернулись в свою страну, не то я вам сделаю такое, о чем сохранится вечная память. Вот что я вам пишу в третий раз и больше писать не буду.
Не желая, чтобы очередной гонец попал в плен, она прибегла к помощи необычного средства: привязала свое послание к стреле и пустила ее в английский лагерь, крикнув:
– Читайте! Весточка для вас!
Из-под стен опять донеслась ругань:
– Шлюха арманьякская!
Грубое слово задело ее, Жанна заплакала. Но солдаты и горожане, стоявшие рядом, утешили ее: скоро англичане уже не будут издеваться над ней. Скоро ни одного англичанина вообще не останется на земле Франции, поскольку она прогонит их всех…
***
Настала ночь Вознесения, потом занялось утро пятницы, и каждый понял, что это заря решающего дня. Никакие военные соображения, никакие религиозные праздники больше не сдерживали Девственницу, час битвы пробил!
Чтобы одолеть англичан, требовалось сломать их оборонительную систему. На севере, вокруг города, они построили линию небольших фортов, описывающую широкий полукруг, частью которого был взятый позавчера бастион Сен-Лу. Но именно на юге, на противоположном берегу, располагался самый сильный их пункт. Крепость Турель, захваченная англичанами в самом начале осады, располагала значительным гарнизоном. Прикрывая мост через Луару, который орлеанцам пришлось разрушить, она сама была защищена другим укреплением, бастионом Огюстен. Было очевидно, что взятие этих двух крепостей будет равнозначно снятию осады.
В пятницу, 6 мая 1429 года, орлеанцы проснулись в лихорадочном волнении. Жители высыпали из своих домов на улицы, ратники вооружились. Девственница еще не появилась, но все знали, что она вот-вот должна подойти. Изидор Ланфан, верхом на Безотрадном, находился среди бретонских всадников, неподалеку от Жиля де Ре. Он втягивал ноздрями терпкий воздух этого весеннего утра, чувствуя совершенно особое возбуждение, предшествующее битве.
Отдаленные крики предупредили его о прибытии Жанны. Вскоре и она сама пронеслась перед ним в топоте копыт. Он едва успел заметить белый стяг и красавца герцога Алансонского, скакавшего с ней рядом. Изидор двинулся вслед за нею вместе с остальными по узким улицам города сквозь невероятную давку. Потом все остановились – и началось долгое ожидание.
Причина была все та же: Девственница наткнулась на противодействие военачальников. Она уже подъехала к городским воротам, но Рауль де Гокур, комендант Орлеана, упрямо отказывался открыть. Потратив некоторое время на переговоры, Жанна не сдержалась:
– Угодно вам это или нет, но ратники пойдут со мной и вылазка состоится, потому что здесь все хотят этого!
Громкий крик одобрения раздался в ответ. Жанна была права: ее сила состояла в том, что за нею стояли жители Орлеана. Они хотели биться вместе с Девой. И никакой комендант ничего не мог с этим поделать. Сир де Гокур поклонился и отдал приказ – открыть перед Девственницей городские ворота.
Выход прошел в хорошем порядке. Жанна велела остановить войско в нескольких сотнях метров далее по берегу реки, напротив большого острова, называвшегося Полотняным. В этом месте Луара разделялась на два узких рукава. Жанна приказала навести наплавной мост. Каждый понял, что Девственница решила атаковать крепости Огюстен и Турель на другом берегу. Это и будет решающим сражением.
Реакция англичан оказалась довольно вялой: те, что укрепились на северном берегу, даже не показались и не сделали ничего, чтобы помешать переправе через реку, делу всегда опасному. Засевшие на южном берегу удовлетворились тем, что наблюдали за переправой с крепостных стен, а потом, так ничего и не предприняв, заперлись в форте Огюстен. Но эта пассивность была вполне осознанной. Раз и навсегда они решили добиться сдачи города измором и не желали тратить силы на бесполезные столкновения.
Как только войско очутилось на другом берегу Луары, Девственница поскакала в сторону крепости Огюстен, но до конца не доехала. Штурмовать бастион с ходу было слишком рискованно. Единственным разумным решением было бы отступить. Все военачальники придерживались того же мнения, да и сама Жанна вынуждена была склониться к нему.
Так что французы повернули назад и стали отходить. Они уже собирались снова ступить на наплавной мост, как вдруг Ла Ир воскликнул:
– Клянусь моей палкой!
В самом деле, англичане совершили грубую ошибку. Видя, что их противники поворачивают вспять, они покинули укрепление и пустились вдогонку, помышляя, конечно, о легкой победе. Но Девственница, тоже увидевшая это, опустила забрало, взяла копье наперевес и помчалась на них во весь опор, а вслед за ней – ее оруженосец Жан д'Олон, Ксентрай и Ла Ир. Они атаковали вчетвером, не заботясь об остальных.
При виде этого французское войско заволновалось. Неужели они позволят им пойти на смерть? И с оглушительным криком все бросились в атаку.
Это была бешеная скачка, неудержимый натиск, исполненный пыла и воодушевления. Поняв свою ошибку, англичане поспешно повернули назад, пытаясь добраться до бастиона, но было слишком поздно. При отступлении они получили сокрушительный удар в спину и были почти все истреблены.
У Изидора Ланфана не было копья, и он разил мечом. Разил яростно, думая лишь об унижении «Дня селедки», и даже испытывал дикую радость при виде текущей крови. Вопли боли и отчаяния радовали его. Вскоре он оказался перед бастионом Огюстен…
Собственно говоря, это было не военное сооружение, а бывший укрепленный монастырь. И он не выдержал натиска французской армии. Часть защитников попала в плен, другим удалось бежать и укрыться в крепости Турель, расположенной прямо за ней.
Изидор рубился посреди виноградника, разделявшего Огюстен и Турель, как вдруг вскрикнул, заметив убегавшего английского рыцаря, на груди которого болтался щит, раскроенный на пасти и песок… Герб Вивре – по крайней мере, точно такой же!
Во французском королевстве подобное было невозможно. Один из самых высоких сановников двора, «гербовый король», следил за тем, чтобы все гербы французских дворянских родов, записанные в гербовник страны, отличались друг от друга. Но у двоих рыцарей из разных стран вполне могли оказаться одинаковые эмблемы. И если они случайно сталкивались, это вело к беспощадному поединку.
Изидор Ланфан пришпорил Безотрадного и помчался за англичанином, но тот был уже слишком далеко. После короткой скачки беглец взлетел на опущенный подъемный мост Турели. Туча стрел вынудила Изидора повернуть назад.
Когда он вернулся к Огюстену, бой уже закончился. Французское войско ликовало. С самого начала осады Орлеана это была первая большая победа, поскольку крепость Турель теперь осталась без прикрытия и была полностью отрезана от остальных частей английской армии. Окончание осады, быть может, уже не за горами!
Но радость длилась недолго. Около середины дня, когда войско отдыхало перед заключительным штурмом, прибыл сир де Гокур, потребовавший встречи с Девственницей. Он приблизился к ней с натянутой улыбкой.
– Жанна, Бог оказал вам сегодня великую милость. Однако упорствовать далее будет неблагоразумно. Следует вернуться в город и ждать дополнительных подкреплений от дофина.
Дева-победительница была менее чем когда-либо, расположена вступать в словопрения. Так что он совершенно впустую увещевал ее от имени военного совета – она попросту выпроводила его прочь. И пока Гокур ехал восвояси, еле сдерживая гнев, она обратилась к своим войскам:
– Будьте готовы завтра встать раньше, чем сегодня. Ибо завтра нам предстоят великие дела. Завтра моя кровь прольется из раны над грудью, но еще до наступления вечера мы победим…
Солдаты Жанны расположились на ночлег в бывшей августинской обители. С наступлением ночи их ждал самый трогательный из сюрпризов. Жители Орлеана вместе с женами и детьми явились навестить своих защитников. Они прошли по наплавному мосту и принесли ратникам еду и вино. Им самим было нечего есть, но какое это имело значение? Ведь солдатам надо набраться сил для победы… Орлеанцы не пускались в расчеты, они не имели задней мысли, как сир де Гокур или архиепископ Реньо де Шартр. Они просто верили в Девственницу и Божью справедливость.
В тот вечер, жуя краюху черствого хлеба и запивая ее вином с привкусом уксуса, Изидор Ланфан думал, что это самое прекрасное пиршество в его жизни. Он уж и забыл, когда ел досыта в последний раз!
Но главное, он думал о завтрашнем дне. Из головы не выходил англичанин со щитом «пасти и песок». Конечно, было бы неплохо отыскать этого рыцаря и в честном бою отбить цвета Вивре, которые сам Изидор утратил столь постыдно, но не стоит мечтать об этом слишком сильно. Изидор идет в бой под началом Жанны-Девственницы, героини, посланницы Небес, а это уже больше того, на что он смел надеяться.
Утром в субботу, 7 мая 1429 года, на рассвете, Жан Пакерель, капеллан Жанны д'Арк, отслужил мессу в церкви бывшей обители августинцев, которую ради такого случая использовали по прямому назначению. Затем войско двинулось к крепости Турель, расположенной всего-то в сотне метров оттуда, и бросилось на приступ.
Однако вскоре стало ясно, что дело будет трудным. На сей раз, речь шла не просто об укрепленной постройке, но о настоящей военной крепости, грозной твердыне. Обращенная тылом к Луаре, к мосту, у которого орлеанцы разрушили несколько пролетов, Турель располагала, в частности, чрезвычайно глубокими рвами. К тому же эффект неожиданности уже не сработал. Гарнизон успел подготовиться к столкновению и по примеру своего командира мужественно встретил натиск.
Однако французы проявили величайшее рвение, атакуя вновь и вновь. Полудетский голосок Жанны сыграл в этом немалую роль. Она беспрестанно выкрикивала слова, сказанные ею накануне:
– Вперед без страха! Еще до вечера вы победите!
Изидор находился в самой гуще схватки. Он сражался пешим, как и все остальные; только Дева и главные капитаны оставались верхом. Надежно укрыв Безотрадного в Огюстене, Изидор Ланфан теперь был в толпе, облепившей штурмовые лестницы. Осадные орудия постоянно опрокидывались и ломались, отброшенные осажденными, но французские плотники чинили их под дождем стрел, и солдаты вновь и вновь карабкались на стены.
Около полудня по войску разнесся слух: «Девственница ранена! В левую грудь!» Обычно подобного рода новости вызывают панику и порой решают судьбу сражения, но тут все оказалось прямо наоборот. Пророчество, сделанное Жанной накануне, исполнилось в точности. В божественном характере ее личности уже никто не мог усомниться…
Жанна д'Арк действительно получила рану: стрела вонзилась над левой грудью. От неожиданности и боли она повела себя совершенно естественно для совсем молоденькой девушки: заплакала. Жан д'Олон вынес ее из боя, снял с девушки доспехи и уложил под деревом. Спешно призванный хирург вынул стрелу и успокоил: ничего серьезного… Впрочем, к Жанне уже вернулось ее обычное спокойствие, хоть она и смущалась немного после проявленной ею слабости. Она позволила врачам перевязать себя. Рану смазали оливковым маслом, приложили сало, и Жанна вернулась в бой.
Ее возвращение возбудило еще больший задор, если только такое было возможно. Попытали новый штурм. Попробовали поджечь крепость сзади, пустив по реке судно с горящей смолой. Но стены крепости были толстыми, и языки пламени напрасно лизали их…
Мало-помалу майское солнце перестало припекать, постепенно краснело. У бойцов, не щадивших себя с раннего утра, стала чувствоваться накопленная за день усталость, а с нею вместе в армию французов начали проникать уныние и даже сомнение. Ведь сказала же Девственница: «До вечера». А вдруг она ошиблась?
Именно эта мысль не давала покоя Бастарду Орлеанскому. Весь день он рисковал собой в первых рядах, подавая пример остальным. Теперь же он вышел из боя и направился к Жанне.
– Люди измучены. Я дам приказ вернуться в город.
Девственница и слышать ничего не хотела. Надо продолжать: победа близка.
– Еще чуть-чуть, Бастард, Бога ради!
Но она признала, что войско изнурено, и согласилась дать ему передышку. Потом начнется последний штурм – и если он провалится, все вернутся в город.
Приказы, разнесенные герольдами, обежали ряды солдат, и недовольный шум стих. Жанна верхом удалилась в виноградник, разделявший Огюстен и Турель. Отъехав в сторонку, она молилась долго, быть может, с четверть часа.
Перед тем она доверила свой стяг оруженосцу, Жану д'Олону. Тот, совершенно обессиленный, рухнул в пыль вместе со стягом. Закончив молитву, Жанна посмотрела в ту сторону и решила поднять знамя. Но, не сумев дотянуться до него с коня, спешилась и взяла в руки. С самого начала схватки она впервые сошла с коня, и войско решило, что их предводительница хочет самолично возглавить штурм. Все поднялись и бросились вперед.
Видя неожиданный оборот, который приняли события, Жанна дала новое доказательство большого присутствия духа. Она принялась размахивать знаменем и кричать:
– Берите, все ваше!
Войско дружно ринулось к Турели. Усталость, сомнение, боль – все забылось. Порыв был всеобщим, чудесным, неудержимым… Изидор Ланфан бросился вперед одним из первых и уже добежал до подножия стены. Он стал карабкаться по ближайшей лестнице, уверенный, что на этот раз она не упадет, не сломается! И не ошибся: через несколько мгновений он уже ступил ногой на стену.
Ему сразу же стало понятно, что это победа. Англичане защищались стойко, но были испуганы. Это читалось в их глазах. Видя со стен, как Девственница размахивает своим стягом, они наверняка почувствовали исходящую от нее сверхчеловеческую мощь.
Французы волнами выплескивались с лестниц на дозорный ход Турели, и англичане отхлынули к противоположной стороне, возвышавшейся над рекой. Изидор вместе со всеми побежал в ту сторону и вдруг увидел: самозванец здесь! Со щитом «пасти и песок» на груди, опустив забрало, тот яростно отмахивался мечом, нанося удары почти наугад.
Изидор крикнул ему:
– Мессир, сдавайтесь мне!
Тот даже не повернул голову в его сторону. Может, не слышал, а может, не понимал по-французски. В любом случае его дело было плохо: на него насело сразу несколько орлеанских солдат, и он отбивался с трудом, стоя спиной к одному из зубцов дозорного хода. Изидор делал все возможное, чтобы пробиться к нему, но свалка была неимоверной. Наконец, ему это все-таки удалось. Он опять крикнул:
– Мессир, сдавайтесь мне!
И англичанин снова не ответил. Наоборот, словно поддавшись панике, он шагнул в амбразуру. Изидор понял, что тот собирается прыгнуть вниз, и протянул руку, чтобы помешать ему, но было слишком поздно. Изидор успел лишь сорвать щит с груди самозванца, когда тот падал в Луару, где камнем пошел ко дну.
Повсюду англичан охватила паника. Это было почти массовое самоубийство. Уильям Гласдейл, обозвавший Жанну «деревенщиной» и грозивший сжечь ее, был напуган не меньше своих людей, когда увидел ее на стенах. Он бросился в реку в доспехах, с оружием и мгновенно утонул.
Когда англичане опомнились и начали сдаваться в плен, они понесли уже значительные потери, а крепость Турель решительно перешла в руки их противников. День был совсем близок к концу, но солнце еще не закатилось: Жанна не солгала!
Славные плотники, не жалевшие сил с самого утра, вновь без промедления взялись за работу. Из осадных лестниц они соорудили временные мостки и перебросили их через разрушенные пролеты моста, так что еще до наступления ночи Девственница, Бастард и главные капитаны смогли вернуться в город этим путем. Кольцо блокады было разорвано, осада с Орлеана снята…
Изидор Ланфан остался в крепости Турель с большей частью войска. С другого берега реки доносились радостные крики и песни. А Изидор все еще держал в руках щит «пасти и песок», отбитый у безвестного английского рыцаря. Он так и не увидел его лица и никогда не узнает его имени.
Тут колокола собора Святого Креста, а затем и всех остальных церквей Орлеана зазвонили во всю мочь. Изидор блаженно улыбнулся и начал читать благодарственную молитву, но еле смог закончить ее. Он был так измучен, что лег прямо на дозорном ходу и тотчас же заснул на каменных плитах, прижимая к сердцу вновь обретенные цвета рода Вивре.
***
Тем временем Анн бодрствовал всего в нескольких километрах к северу, за Орлеанским лесом, в Невиле. Как и каждую ночь, сегодня крестьянское войско устраивалось на ночлег перед замком, где укрепились англичане. В эти первые ночные часы стоять в карауле выпало ему и еще нескольким мужчинам.
Ночь была тихой и ясной. Сгрудившись вокруг костра, крестьяне соревновались в ловле вшей. Они яростно чесались и, поймав насекомое, бросали в огонь, объявляя число с громким смехом.
Прошел уже год с тех пор, как Анн высадился в Венеции и пустился в путь через Италию. На миг он задумался об этом… и внезапно насторожился.
– Слушайте!
Звук был далеким, но отчетливым: никакого сомнения, это голос большого соборного колокола. Торжественный звон подхватили и другие колокола. Весь Орлеан гудел и звенел, и то был не призыв к заупокойной службе, а веселый, торжествующий перезвон. Освобождение, победа!
Одним прыжком Анн вскочил на ноги и побежал к церкви.
Невильская церковь, не тронутая англичанами, служила приютом крестьянскому войску. Повсюду на связках соломы спали люди. Анн Иерусалимский ворвался туда и громогласно объявил:
– Проснитесь! Орлеан свободен! Девственница победила! Святой отец, велите звонить в колокола!
Филиппина Руссель подняла голову. Анн подскочил к ней и встряхнул за плечи.
– Хватай свой лук, сестренка! Сейчас пригодится…
Он вышел наружу и глубоко, с наслаждением, вдохнул ночной воздух. Настал долгожданный миг! Он поклялся пойти на приступ и выбить английский гарнизон из Невиля, когда станет известно об освобождении Орлеана. Благая весть пришла среди ночи – так даже лучше.
Крестьяне начали сбегаться к своему вожаку, возбужденно крича. По ту сторону площади, в замке, поднялась суматоха: англичане тоже услышали звон из Орлеана и объявили боевую тревогу. На невильской колокольне раздался первый удар колокола, потом, через недолгий промежуток, – второй, третий; колокол бил все чаще и чаще, и крестьяне отзывались криками яростной радости.
Анн взял по мечу в каждую руку и поиграл ими. Хватит ему драться дубинками. Постепенно люди собрались вокруг него. Пришла Филиппина с луком в руке, с колчаном за плечами. Она посмотрела на него своими прекрасными карими глазами.
– Я готова. Идем!
– Еще рано. Я хочу, чтобы они поняли.
– Поняли что?
– Вот это…
Невиль-о-Буа подал первый сигнал, и теперь все остальные деревни Гатине вторили ему. Одна за другой деревенские церкви отзывались звоном – одна ближе, другая дальше, одна низким голосом, другая высоким. Весь край просыпался в ночи…
Анн улыбнулся Филиппине.
– Теперь им конец, и они это знают.
В Невильском замке англичане лихорадочно готовились к обороне. Сэр Бишем, молодой, довольно миловидный блондин, уже велел своему оруженосцу облачить себя в доспехи, но вдруг жестом остановил его и приблизился к окну большого зала. Он только что услышал другие колокола Гатине, ответившие церкви Невиля. И не было звука ужаснее. Набат доносился отовсюду. Они окружены, одни среди враждебного края, словно на крошечном островке в момент прилива. Голос Орлеана пробудил всю Францию: англичанам конец!
Сэр Бишем перекрестился, вслед за ним осенил себя крестом и оруженосец, а вскоре и весь английский гарнизон опустился на колени, чтобы помолиться.
Битва была неминуема. Анн составил план нападения. Войско разделится на два неравных отряда. Большой во главе с Коленом Русселем атакует замок в лоб через ворота главного входа; ему предстоит преодолеть каменный мост и вскарабкаться на решетку портала.
В это время он сам, взяв с собой лишь нескольких человек, попытается проникнуть через задний вход, к которому ведет тропинка от церкви. Конечно, англичане готовы к тому, что их могут атаковать и с этой стороны, но в пылу боя у главного входа наверняка отвлекутся…
Анн умолк в ожидании вопросов. Был только один: Филиппина спросила, может ли она пойти с ним. Он дал согласие.
Колен Руссель взмахнул топором, и толпа крестьян с оглушительным криком ринулась вслед за ним на приступ. Несмотря на ливень стрел, они быстро преодолели каменный мост и приставили к решетке первые лестницы. Настал черед Анна и его отряда.
Обогнув церковь, он остановился перед мостками, ведущими к двери в обводной стене. Подождал немного, пока бой на другой стороне разгорится как следует, и подал знак. К стене приставили еще одну лестницу. Анн первым вскарабкался по ней и спрыгнул вовнутрь. Он не ошибся: тут не осталось ни одного защитника, все столпились возле ограды. Он дождался, пока спустится последний человек из его отряда, и бросился вперед с ужасным криком.
Новые вопли вызвали панику среди англичан. Филиппина выпустила первую стрелу. Пробегая по усаженной липами аллее, Анн налетел на первого противника и быстро разделался с ним: это произошло в тот самый миг, когда Колен Руссель, потрясая топором, перелез через решетку и спрыгнул на головы осажденных.
Тут началось настоящее избиение. Анн круговыми взмахами обоих мечей и Колен своим топором устроили страшную резню. Остальные, которых подстегивала бешеная ненависть, были не менее ужасны. Пощады не давали никому. Французские крестьяне были здесь лишь для того, чтобы убивать.
Англичане отступали к главному залу замка. Анн проник туда вслед за ними и не без волнения вновь увидел резной потолок, гобелены с изображением охотничьих сцен и синий щит над камином.
Возле камина и сгрудились уцелевшие англичане со своим командиром. Их оставалось не больше двадцати. Сэр Бишем поднял забрало и протянул свою латную перчатку в знак сдачи. Анн приблизился, опустив мечи.
– Вы мой пленник, мессир!
Стрела, вылетевшая из-за спины Анна, вонзилась рыцарю прямо в лоб. Какое-то мгновение он еще удивленно протягивал победителю свою перчатку, потом рухнул.
Анн обернулся:
– Филиппина!
Но Филиппина не слушала. Напротив, она запустила руку в колчан и достала следующую стрелу. Он попытался остановить остальных, но те были разъярены не меньше девушки. Англичан стали безжалостно истреблять. Вскоре в живых не осталось никого. Большой зал был залит кровью… Анн резко повернулся и вышел оттуда.
И наткнулся на отца Сильвестра – тот давал благословение смертельно раненному крестьянину. С самым серьезным видом священник повернулся к молодому человеку.
– Сын мой, теперь, когда вы отвоевали вашу сеньорию, вы должны сражаться как сир де Невиль.
Анн покачал головой.
– Не могу, святой отец. Я поклялся у Гроба Господня оставаться простым паломником.
– Властью, Богом мне данной на этой земле, я освобождаю вас от этой клятвы. Отныне вы уже не Анн Иерусалимский, вы Анн де Невиль. Ступайте за мной…
Они вернулись в зал. Невильский кюре потребовал тишины и велел позвать остальных крестьян. Когда собрались все, отец Сильвестр поднялся на скамью, снял лазоревый щит с золотым цикламором и воздел его над головой Анна.
– Клянитесь в верности вашему сеньору, Анну, сиру де Невилю, законному наследнику титула, ибо он представил мне верные доказательства того.
Крестьяне разом опустились на колена. Все лица сияли радостью. И никто из них не был удивлен по-настоящему.
Анн спросил Колена Русселя:
– Так вы знали?
Чернобородый великан весело усмехнулся:
– Поняли…
С сэра Бишема уже сняли доспехи. Отец Сильвестр указал на них рукой:
– Они ваши, сын мой, согласно законам войны.
По знаку кюре крестьяне стали облачать в них своего сеньора. Анн больше не сопротивлялся. Когда был затянут последний ремешок на доспехе, невильский кюре протянул молодому рыцарю щит.
Анн взял его в руки и долго любовался золотым цикламором, как называлось большое кольцо в центре, на лазурном поле. Цикламор… Как ему нравится это название – и до чего же красив его герб! Как он мог отказаться носить его? Анн повесил щит себе на грудь, и радостный крик загремел в зале.
Молодой человек взволнованно заговорил:
– Я уезжаю на войну, но не забуду вас и непременно вернусь. Бастард Орлеанский – мой крестный отец. Я расскажу ему о несчастье, которое вас постигло из-за того, что вы осмелились поднять оружие против англичан. Я уверен, что он велит заново отстроить вашу деревню. А пока это жилище – ваше. Можете оставаться здесь, сколько потребуется.
Оборвав благодарственные возгласы, он вышел. Филиппина покинула помещение еще раньше – девушка скрылась, как только кюре начал говорить. Она ждала Анна снаружи. Уже занимался день.
Филиппина прикоснулась к его закованной в железо руке.
– Доспехи вам к лицу!
– Теперь ты говоришь мне «вы»?
– Да, монсеньор…
Анн посмотрел на нее. Она улыбалась, и в этой грустной улыбке была покорность судьбе. Красота Филиппины Руссель была такой простой, такой естественной. Несколько месяцев у них была общая жизнь, они делили и кров, и опасности – и вот пропасть разверзлась меж ними. Он вдруг почувствовал себя неловко.
– Я должен уехать, Филиппина.
– Когда вы вернетесь? С нею…
– Ну, после победы.
– Значит, скоро.
– Конечно…
Его смущение достигло предела. Ничего не добавив, девушка убежала по липовой аллее. Поневоле это успокоило его.
***
Занялась воскресная заря 8 мая 1429 года. Жители Орлеана высыпали на стены, чтобы посмотреть, что поделывают англичане после вчерашнего разгрома. Но сперва, с первыми лучами солнца, они увидели возвращение своих. Большая часть французской армии, остававшаяся в крепости Турель, шествовала в город по наплавному мосту. Солдат приветствовали криками, перед ними распахнули городские ворота. Но едва тяжелые створки закрылись за победителями, как раздался крик:
– Годоны!
В самом деле, в свой черед появились и англичане. Со стен можно было видеть, как они собираются на равнине. Покинув свои укрепления, где они отсиживались месяцами, враги стягивали под стены все свои силы, вызывая французов на новую битву.
В неописуемом воодушевлении французское войско, равно как и все жители Орлеана, способные держать оружие, вышли из города и развернулись лицом к неприятелю. О да, орлеанцы принимали вызов! После вчерашней победы и с Девственницей во главе они чувствовали себя поистине непобедимыми.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |