Ещё Влад очень популярен среди девочек нашего, да и не только нашего, класса. Что уж там греха таить, даже я была в него какое-то время влюблена. Но потом эта «болезнь» прошла. Однако не всем повезло так, как мне. Была у нас одна девочка, которая сейчас учится в другой школе, так вот, она буквально боготворила Влада. Чуть ли не молилась на него, считала его едва ли не полубогом. Поначалу «полубогу» нравилось такое гипервнимание. Он, конечно, взаимностью своей фанатке не отвечал, но её влюблённость ему, безусловно, льстила. Правда, потом это начало Владу надоедать. Он сто раз пытался объяснить настойчивой поклоннице, что ему, конечно, приятны её знаки внимания, но пора с ними заканчивать. Как говорится, поигрались и хватит. Но влюблённая девочка этого не понимала, или же понимать не хотела. В общем, промучился с ней Владислав полтора года вплоть до того момента, как она не переехала с родителями в другой район и не перешла в другую школу. Вдали от объекта своего поклонения её влюблённость сошла на нет. Ходили слухи, что в новой школе сердце этой юной особы покорил какой-то спортсмен-боксёр.
Лучший друг Влада - Денис Белов, или Дэн, как многие его называют, в отличие от друга, очень эмоциональный и весёлый парень. Возможно, он даже излишне дружелюбен. Раньше профессионально занимался спортом, футболом. Отсюда, наверное, и привычка собирать вокруг себя много народу, создавать «команду», где он, безусловно, капитан, лидер.
Как спортсмен Дэн был очень перспективен, даже хотел связать свою жизнь с большим спортом. Но, увы, его мечтам не суждено было сбыться. На одной из тренировок он сильно повредил колено. О том, чтобы и дальше играть в футбол на профессиональном уровне, пришлось забыть. Денис долго переживал по этому поводу, но вскоре нашёл себе другое увлечение – стихи. Он начал писать стихи буквально обо всём. Начиная с того, что он всем сердцем любит одноклассницу Маринку, и заканчивая тем, как его задолбала математика. Сначала стихи Дэна были простым рифмованным, но бессмысленным набором слов, но со временем у него стало получаться всё лучше и лучше. Конечно, до Пушкина или Есенина ему далеко, но сейчас пишет он вполне сносно.
Вот и сейчас Дэн что-то усердно строчил в своей тетрадке, и сдаётся мне, что это не решение задач по химии.
Словно почувствовав мой взгляд, Денис заёрзал на стуле и заозирался по сторонам. Я отвернулась от него.
- Ир, сколько время до конца урока осталось? – спросила я минут через пять.
- Много ещё. Полчаса где-то, – ответила моя соседка, не отрываясь от своей тетради.
Я застонала. Ну почему на уроке время идёт так медленно?
Я уже, было, собралась взяться, наконец, за самостоятельную, чтобы хоть как-то убить время, но тут дверь в класс отворилась и зашла наша «любимая» директриса вместе со своей помощницей.
- Не поняла, чего это они припёрлись? – зашептала мне на ухо Ирка.
- Сама не знаю. Но ни к чему хорошему это не приведёт.
- Здравствуйте, дети. Сидите, не вставайте, я не надолго, – заверещала директриса, хотя никто из нас даже не шелохнулся. - Геннадий Николаевич, можно вас на минуточку?
Вообще директриса вместе с Натальей Владимировной - своей заместительницей - представляют весьма специфическое зрелище.
Директриса – низенькая полная женщина с маленькими водянисто-голубыми глазками. Она питает прямо-таки нездоровую страсть к зелёному цвету и всем его оттенкам. Одевается она во всё зелёное, папки для документов у неё всегда зелёные, ездит она тоже на зелёной машине. А когда у нас в школе ремонтировали актовый зал, то угадайте, в каких тонах был выполнен ремонт?
Вообще-то Людмила Владимировна, так зовут нашу директрису, женщина сама по себе неплохая, хотя и не любит наш класс. Но есть у неё один недостаток, который перекрывает все достоинства. Она очень сильно зависит от своей помощницы, Белозёровой Ирины Викторовны. Вот кто настоящий директор нашей школы, хотя по документам является лишь завучем по воспитательной работе.
Ирина Викторовна женщина высокая, костлявая, сильно смахивающая на смерть. Правда, одевается она, в отличие от смерти, не в чёрный балахон, а во вполне нормальную одежду. Я бы даже сказала, что у неё есть вкус.
Наш завуч полная противоположность директрисе. Грубая, прямолинейная, она всегда говорит то, что думает, умеет искусно манипулировать людьми. Многие учителя её боятся больше, чем проверки из РАЙОНО. А что уж говорить об учениках! Многим первоклашкам она внушает почти суеверный ужас. Да что уж греха таить, даже я, когда прохожу мимо её кабинета, испытываю острое желание перекреститься.
Пока руководство школы в лице директрисы и завуча решало с нашим химиком какие-то вопросы, прошло пятнадцать минут от урока. До конца оставалось примерно столько же. Я занервничала не на шутку. Неизвестно, сколько они ещё будут здесь торчать, а говорить о спектакле своим одноклассникам в их присутствии я ой как не хотела. Я и так до смерти волнуюсь, так ещё, я уверена, эти две полезут со своими комментариями. И тогда точно никто не согласится выступать.
Но, кажется, сегодня удача была на моей стороне. Директриса попрощалась с Геннадием Николаевичем и уже собиралась уходить, но Белозёрова её вдруг останавила и что-то прошептала на ухо.
- Ах, да, совсем забыла, - пробормотала себе под нос Людмила Владимировна, а потом, обращаясь ко всему классу, заговорила своим писклявым голосом: - Дети, помните, мы с вами на прошлой неделе заполняли анкеты, где вы должны были написать, хотите ли вы продолжить обучение в школе или желаете уйти учиться в другие учебные заведения? Так вот, из вас пять человек изъявили желание учиться в нашей школе дальше. И сейчас попрошу встать тех, кто пойдёт в десятый класс.
Послышался звук отодвигаемых стульев. Пять учеников, в числе которых была и я, поднялись со своих мест.
Директриса посмотрела в конец класса, на последнюю парту среднего ряда. Там сидел, а, точнее, уже стоял Алекс Шаповалов.
Алекс – очень полный мальчик с огненно-рыжими волосами. Учится он очень даже неплохо, в основном на пятёрки, но по кое-каким предметам у него всё же проскальзывают четвёрки.
Людмила Владимировна несколько секунд внимательно смотрела на него, а потом чуть заметно кивнула и перевела взгляд на следующего стоящего ученика, а, точнее, ученицу.
Арина Бухарцева – единственная отличница в нашем классе. На неё директриса едва поглядела. Тут уж сразу понятно, что Арина будет учиться дальше в нашей школе.
Дальше Людмила Владимировна посмотрела на Дэна Белова и Ваню Васильева – твёрдых «ударников». Оглядывая каждого из них, она слегка кивала. У мальчиков были неплохие шансы попасть в десятый класс.
Наконец, дошла очередь и до меня.
Признаться, мне никогда не было так стыдно, как сейчас. В этой пятёрке я была явно лишней.
На меня директриса пялилась дольше всех.
- Саша Горская, если я не ошибаюсь? – спросила она после того, как вдоволь на меня насмотрелась.
Я кивнула.
- Ты, значит, хочешь продолжить обучение в нашей школе?
Я снова кивнула.
Ну, а что мне ей сказать? Что на самом деле плевать я хотела на своё образование и мне просто тупо страшно уходить из школы?
- А ты знаешь, что тебе тогда придется сдавать экзамены по физике и информатике? Насколько я знаю, ты по этим дисциплинам особо не блещешь, – голос директрисы был тих, вкрадчив и до тошноты противен.
- Я постараюсь исправиться. И сдать экзамен хорошо, – тихо ответила я, глядя в пол.
На лице Белозёровой появилась презрительная улыбка, которую она даже не пыталась скрыть. Людмила Владимировна тоже улыбнулась, но снисходительно.
- Ну что ж, Сашенька, будем надеяться, что у тебя получится. Все могут садиться.
Я опустилась на своё место. Сердце бешено билось о рёбра. Я кусала губы, стараясь не разреветься.
- Да ладно тебе, Саш, это она просто бесится, – успокаивающе проговорила Ирка, приобнимая меня за плечи.
Все взоры класса обратились на нашу парту. Но лица одноклассников для меня сейчас сливались в одно сплошное пятно.
Я бы точно разрыдалась, если бы в этот самый момент не прозвенел звонок. Этот резкий, порядком опостылевший мне за восемь с половиной лет учёбы звук подействовал на меня отрезвляюще. Обида, начинавшая клокотать в моей душе, словно кипящая вода в чайнике, куда-то отступила. Нет, я всё ещё была зверски зла на директрису и Белозёрову, но сейчас моя злость ушла на второй план. Ведь сейчас у меня были куда более важные дела, нежели сидеть и мотать сопли на кулак. Конечно, всё идёт не совсем так, как я задумывала, ведь я хотела объявить о постановке спектакля на уроке, пока ещё никто не начал собираться, а придётся… Ладно, надо хотя бы попытаться.
Я встала со своего места и вышла на середину класса.
- Народ, у меня объявление! – громко сказала я, стараясь перекричать радостно болтающих одноклассников, которые, несомненно, развеселились по окончанию урока.
Мои слова, как я, в принципе, и ожидала, не произвели должного впечатления. Лишь только сидящие на первых партах удивлённо посмотрели на меня.
Глава 3.
Сидящие на первых партах удивлённо посмотрели на меня. Остальные мои одноклассники продолжали благополучно собираться домой, весело переговариваясь. Им и дела не было ни до меня, ни до спектакля.
Я невольно запаниковала, в голову прокралась мысль: «А что, если они меня игнорируют?» Но она почти сразу же была прогнана в глубины сознания здравым смыслом. В самом деле, с чего бы им меня игнорировать? Наверняка, я просто тихо обратилась к классу, вот меня никто и не услышал. Не мудрено, в таком-то гаме! Даже если пролетит реактивный самолёт, то от него отмахнутся, скажут, что муха жужжит.
Ну, вот и что мне теперь делать? Поработать попугайчиком и повторить свои слова, только сильнее напрягая голосовые связки?
К счастью, попугайчиком мне быть не пришлось. Помощь пришла оттуда, откуда её не ждали. А именно, от нашего химика.
- Ребята, подождите минуточку, присядьте! – громогласно объявил Геннадий Николаевич.
Ученики с недовольным гулом, нехотя, плюхнулись на свои места. Они, бьюсь об заклад, решили, что наш учитель хочет объявить о домашнем задании, которое он забыл сегодня задать. Я бы, наверное, тоже так решила, будь на их месте.
Вообще я заметила такую интересную вещь: учителя, эти коварные учителя, любят вселять в детские наивные души надежду на то, что домашнего задания сегодня не будет, а потом вероломно её убивать. Они делают вид (разумеется, они притворяются!), что забыли про «домашку» и отпускают класс. Как только ничего не подозревающие дети начинают собирать вещи и сами собираться уходить, какая-нибудь Марь Иванна всплёскивает руками и с совершенно невинным видом (какова актриса!), хлопая ресницами, говорит: «Ребятки, я совсем забыла! Записываем домашнее задание…»
О, учитель! Коварство – имя тебе!
Но Геннадий Николаевич, к великой радости моих одноклассников, про домашнее задание даже не заикнулся. Он вообще ничего не сказал, а только махнул рукой в мою сторону, мол, слушайте её.
Все двадцать три ученика нашего класса (вообще-то у нас в классе двадцать пять человек, но двое сейчас болеют) воззрились на меня. У кого-то на лице было удивление, у кого-то – интерес, а кому-то было откровенно по барабану то, что я сейчас скажу.
Если честно, то в этот момент я чувствовала себя едва ли не Цезарем, говорящим с трибуны и сподвигающим своё миллионное войско на подвиги. Конечно, я не Цезарь, я всего лишь староста, и мои одноклассники не бесстрашные войны, а обычные пятнадцатилетние подростки. Но если мы всё же сумеем поставить этот дурацкий спектакль, то, поверьте, все двенадцать подвигов Геракла в сравнении с нашем подвигом будут казаться лишь незначительными рекордами.
Откашлявшись, я начала говорить, стараясь, чтобы мой голос был слышен всем.
- Короче, тут такое дело… - блин, ну я же обещала себе говорить нормально, без всяких там идиотских словечек! – У нас в школе будет проходить неделя творчества... и…
- Это что, опять рисунки надо рисовать? – перебил меня Алекс Шаповалов.
Дело в том, что Алекс уже один раз в пятом классе участвовал в конкурсе рисунков, который проходил в рамках недели творчества. Он представил неплохую работу, у которой были все шансы занять если не первое место, то уж точно быть в первой тройке. Но, к сожалению, во время этого злосчастного конкурса работа куда-то пропала, как объяснило жюри – потерялась. Случайно это случилось или нет – никто не знает, да и никогда не узнает. С тех пор Алекс торжественно поклялся перед всем классом, что в жизни больше не нарисует ни одного даже самого простенького рисунка. Поклясться-то он поклялся, но вот теперь всегда, когда речь заходила о каком-либо конкурсе, то он всегда спрашивал одно и то же: «Что, опять рисунки надо рисовать?». Не знаю, то ли он, услышав утвердительный ответ, хотел повторить свою торжественную клятву, то ли попросту ждал, что его начнут уговаривать принять участие. Ведь художник у нас в классе был только один. Он.
- Нет, - ответила я. - Рисунки будут рисовать пятые классы, а параллель девятых будет ставить спектакль.
Одноклассники тупо уставились на меня. Поначалу не было ни возмущённых возгласов, ни гневных выкриков. Все были попросту удивлены, хотя нет, даже не так, все были просто ошарашены. На меня смотрели так, будто я с другой планеты. Я понимаю учеников нашего класса, предложить им поставить спектакль! Да с таким же успехом можно предложить атеисту прогуляться в ближайшую церковь. Результат будет тот же.
Наконец, первый шок прошёл, а ему на смену появились и возмущённые возгласы, и гневные выкрики, и все прочие проявления недовольства. Держу пари, что, если бы у кого-нибудь были с собой тухлые помидоры, то эти замечательные овощи точно полетели бы в меня. Можно подумать, что это я была автором этой замечательной идеи – ставить спектакли! Но, похоже, мои одноклассники думали именно так. Каждый, каждый (!) посчитал своим долгом сообщить мне, что он или она ни в коем случае не будут учувствовать в этой «дурацкой затее», да ни за что, даже не просите! Хотя я, разумеется, никого уговаривать не собиралась.
Делать было нечего, я понимала, что, если начну сейчас говорить, то мой голос просто утонет в этом океане гнева и ярости. Конечно, вся эта негативная реакция объяснялась страхом, ведь ещё раз опозориться на сцене перед всей школой никто не хотел. Поэтому каждый хотел показать, что ему пофигу и на спектакль, и на всё остальное. А если всё-таки потом заставят выступать, то тогда, в случае краха, можно с чистой душой сказать: «Ну, я же говорил, что из этого ничего хорошего не выйдет!», или: «А я сразу не хотел в этом участвовать!».
Я ждала, пока ураган возмущений утихнет сам собой. Если честно, то я сама не знала, что скажу, когда все, наконец, заткнутся. Что ж, возможно, это и есть вся прелесть импровизации – никогда не знаешь, что ляпнешь в следующий момент.
Ждать мне пришлось долго, я уж было решила, что они никогда не замолчат. Но вот, наконец-то, наступила долгожданная тишина. Конечно, особо вспыльчивые индивиды всё ещё продолжали выказывать своё недовольство, но таких, к счастью, было не много. Я поняла, что могу говорить.
- Народ, я, конечно, понимаю, что вам не слишком нравится эта идея…
- Это ещё мягко сказано! – послышалось откуда-то из последних парт.
Я не разобрала, кто это сказал, но понимала, что этот некто выразил мнение всего класса.
Что ж, делать нечего, я продолжала:
- Но поймите, это не я придумала, и нам придётся участвовать во всей этой галиматье, хотим мы этого или нет.
Я посмотрела на наш класс. На лицах учеников выражалось недоверие. В каждой паре глаз я читала вызов. «И кто же нас заставит, ты, что ли?» - мысленно спрашивали меня мои одноклассники.
- Поймите, у нас нет выбора! По сути, нашего согласия никто и не спрашивает. Директриса поставила перед фактом Татьянку… - я осеклась, всё-таки не стоило так называть классную руководительницу в присутствии другого учителя (химик-то был ещё в кабинете). Ну да ладно. – Она поставила перед фактом меня, а я ставлю вас. Всё уже решено наверху, - я показала пальцем в потолок.
Как раз над нашим кабинетом химии был кабинет директора.
Конечно, я немного лукавила. Директриса не ставила перед фактом нашу классную. Она просто сделала объявление на педсовете. Более того, я уверена, что никто бы не расстроился, если бы мы отказались от участия, но… Я понимала, что это последнее совместное мероприятие нашего класса. Ведь уже через полгода не будет никакого 9 «Б». Все разбегутся по техникумам и колледжам, а те, кто останется в школе, будут лишь незначительными осколками. Я же хотела, раз уж наше расставание неизбежно, чтобы у меня остались какие-нибудь воспоминания. Да такие, чтобы и через двадцать лет можно было сказать: «Эх, весело было!»
В общем, этот спектакль нужен был скорее мне, нежели всем остальным.
В классе опять поднялся гул, но теперь все уже проклинали директрису. Я немного подождала, давая своему яду время, чтобы он распространился и начал как следует действовать, а потом снова заговорила:
- Итак, все поняли, что нам не отвертеться? Думаю, что да. Так вот, участвовать будут не все, - по классу прокатился вздох облегчения, - но прийти на прослушивание должны все до единого.
- На прослушивание? – удивлённо спросили меня сразу двое: Карина Исмиева и Света Вьюркова.
- Ну, мы же должны решить, кто будет играть в спектакле, - пояснила я.
- И когда это твоё прослушивание? - лениво поинтересовался Влад Чащин. – Предупреждаю, сегодня вечером я не смогу, у меня тренировка.
- У меня тоже!
- А у меня - музыкальная школа!
Десятки голосов стали уверять меня, что готовы идти на край света в любое время суток, хоть поздней ночью, но никак не вечером и никак не сегодня.
- Успокойтесь, прослушивание будет завтра после шестого урока, - объявила я, надеясь, что это успокоит моих одноклассников.
Но как же я ошибалась! Тут же мгновенно среагировала другая часть класса, которая доселе молчала. Теперь на меня посыпались уверения того, что сегодня все с удовольствием пошли бы куда угодно, но завтра – никак не получится выкроить даже минутки. Кому надо будет брата из садика забирать, кто-то обещал родителям помочь.
В общем я поняла, что какой бы день я не назначила, всегда найдутся недовольные. Сначала я хотела опять припугнуть всех классной и директрисой, мол, не придёте, они вам головы пооткручивают, но потом решила, что запугиваний на сегодня и так хватит. Надо действовать по-другому.
Я давно заметила, что многие ученики в нашем классе любят, чтобы их уговаривали. Что ж, они хотят уговоров, будут им уговоры.
- Поймите, времени у нас в обрез, так что прослушивание состоится завтра. И я очень прошу, чтобы явились все, ведь, если кого-то не будет, то мы не сможем правильно всё продумать. Каждый человек на счету, а каждый голос важен.
Я чувствовала себя кандидатом на выборах, который агитирует граждан проголосовать за него. Но, тем не менее, моя лесть подействовала, и выяснилось, что тренировку можно один раз пропустить, музыкальную школу – прогулять, а брат и сам может дойти до дома.
Конечно, придут далеко не все, но всё же человек пятнадцать, я надеюсь, будут. А разве могу я мечтать о большем?
Глава 4.
В классе биологии стоял такой шум, что я, находясь на два этажа ниже, могла расслышать голоса моих орущих одноклассников. Насколько я могла определить на слух, их там было человек пятнадцать, а то и больше. Что ж, посмотрим, кто пришёл.
Стараясь унять дрожь в коленях, я начала подниматься по лестнице. Наверное, у меня был такой испуганный вид, будто я иду в клетку ко львам, как минимум. Я уже раз сто пыталась уверить себя, что бояться нечего, что всё обязательно пройдёт как надо, но вот этим уверениям я не верила ни на йоту. Как пить дать стрясётся какая-нибудь катастрофа, которая напрочь перечеркнёт все мои планы.
Я нарочито медленно прошлась по коридорам, стараясь как можно дольше оттягивать тот момент, когда мне всё-таки придётся встретиться с моими одноклассниками. Наконец я решилась. Уверенной, как мне казалось, походкой я продефилировала к тридцать пятому кабинету, где меня уже ждали.
Дверь оказалась приоткрытой, и я, стараясь, чтобы меня не заметили раньше времени, заглянула внутрь. В классе царило необычайное оживление. Кто-то кричал, кто-то, как мне показалось, с кем-то ругался.
Немного понаблюдав за беснующимися одноклассниками, я решила, что тянуть дальше нельзя. Ну в самом деле, не торчать же мне здесь до утра? И тихонько зашла внутрь.
- Эээ… всем привет, - промямлила я прямо с порога.
Моё робкое приветствие растворилось во всеобщем гаме и оре.
Чёрт! Как же я ненавижу такие моменты! Хуже подобной ситуации может быть лишь ситуация, когда ты протягиваешь человеку руку для рукопожатия, а он её не замечает, и ты стоишь, как идиот, с протянутой рукой. Нет, уж лучше в ад попасть, чем в такое до ужаса неловкое положение.
Я стояла и тупо хлопала ресницами, чувствуя себя невидимкой. Ну, а как ещё объяснить то, что меня не замечают? Признаться, я ожидала другого приёма. Нет, я, конечно, понимала, что мне придётся непросто, но к такому я была не готова. Ну, и что мне теперь делать? Здесь нет доброго учителя, который может утихомирить класс, тем самым давая мне возможность говорить. Может, крикнуть, чтобы все замолчали? Идея, конечно, дурацкая, ну, а что ещё делать? Не стоять же мне так до скончания веков. Я набрала побольше воздуха в лёгкие, намереваясь обратить на себя внимание, но меня и так уже заметили, к счастью.
- Горская! – услышала я хрипловатый голос у себя за спиной и обернулась.
Окликнула меня Софья Трофимова – самый странный человек нашего класса. Признаться, я даже не могу сказать, нравится она мне или нет. Так-то, она вполне ничего себе, но лично мне почему-то неуютно долго находиться рядом с ней.
Высокая, очень бледная, черноволосая… Она всегда выделялась среди своих сверстников. Красивой её назвать нельзя, но вот есть в её внешности какое-то болезненно-измождённое очарование. Одевается Софья всегда очень скромно, придерживаясь тёмных тонов в одежде. Голос у неё постоянно охрипший, как при простуде, что свидетельствует о явной болезни голосовых связок. Но самое удивительное в моей однокласснице – это глаза. Большие, тёмно-карие, вечно влажные, как после пролитых слёз. Есть в этих глазах что-то нечеловеческое и пугающее. Когда Софья ругается с кем-то, то ей и говорить-то ничего особо не нужно, стоит только посмотреть на противника, как у того сразу язык примерзает к нёбу. Именно за этот парализующий взгляд её в классе пятом даже прозвали ведьмой. Правда, кличка не прижилась. Дело в том, что характер у Софьи совсем не ведьмовский. Да, она часто бывает резка, даже немного груба, но есть в ней что-то царское, величественное.
- Привет, - поздоровалась я. – Слушай, а что здесь такое творится? Все какие-то шабутные, случилось чего?
- Ну как тебе сказать…
Моё сердце сжалась от нехорошего предчувствия. Тон Софьи мне совсем не понравился.
- В общем, Маринка Копылова не хочет участвовать в спектакле.
- Я думаю, что никто не хочет участвовать в спектакле, - фыркнула я.
Ох уж эта Маринка! Наказание господне, честное слово! Эта вечно ноющая истеричка – пожалуй, единственный человек в нашем классе, которого я искренне ненавижу. Конечно, учатся со мной люди разные, и не все они – сущие ангелы. Но вот Маринка… Подлая, мелочная стерва – вот что о ней я могу сказать.
- Это-то да, но все уже как бы смирились, что играть всё равно придётся, но вот Копылова… Она уговаривала всех отказаться, и…
- И ей это удалось? – перебила я Софью, лихорадочно соображая, что же случится, если ответ окажется положительным.
- Ну… не совсем. Скажем так, зерно сомнения она заронила.
Я облегчённо вздохнула. Слава Богу, ничего страшного, в сущности, не случилось. Какое кому дело до Маринкиных бредней.
Эх, если бы я знала, как глубоко ошибаюсь…
За время нашего с Софьей разговора, все остальные также заметили моё присутствие.
Ну, наконец-то! Хотя, чему я, собственно, радуюсь? Маринка ведь тоже входит в число «прозревших».
А, вот и она. Подплыла ко мне с тем презрительно-высокомерным видом, которым он обычно одаривает если не всех, то уж точно многих.
- Сашенька, - начала она гнусавым голосом, не менее противным, чем его обладательница.
Меня передёрнуло от такого обращения. Нет, я не против уменьшительно-ласкательного варианта своего имени. Напротив, мне даже нравится, когда меня так называет мама или бабушка, например. Но из уст моей мерзкой одноклассницы «Сашенька» звучало как оскорбление.
- Мариночка, - передразнила я Копылову, добавляя в свой голос изрядную дозу слащавости.
Ей это не понравилось. Что ж, ну и пусть. Иногда киску надо гладить против шерсти.
- Я тут хотела сказать… - Маринка замялась, делая вид, что подбирает правильные слова.
Ха! Как бы ни так. Я могу поклясться, что эта горе-интриганка специально сделала паузу, чтобы я понервничала и помучилась, догадываясь, что же она такое хочет мне сказать. Я её сразу раскусила. Однако моя проницательность мне не помогла. Я действительно замерла в ожидании слов Маринки.
Прочитав в моих глазах беспокойство, она заговорила:
- Понимаешь, мы тут решили, что не будем участвовать в твоём спектакле.
- Кто это «мы»? – дрожащим голосом спросила я.
- Ну, как кто… мы – это наш класс. Правда, ребята?
Я медленно, словно во сне, обернулась и посмотрела на своих одноклассников.
На их лицах выражалась неуверенность. Они не выказывали своего согласия со словами Маринки, но и не протестовали против них.
Глава 5.
- А, ну ясно, ладно, в другой раз тогда. – промямлила я, понимая, что несу какую-то чушь.
Наверно, выглядела я совсем жалко, ибо рожа Копыловой расплылась в улыбке.
- Да, Сашенька, в другой раз.
Ну, что ж, видит Бог, я сделала всё, что было в моих силах. Кто же виноват, что я учусь с кучкой бесхребетных придурков, которые…
Эх, да что теперь распаляться? Ведь я знала, знала, чёрт возьми, что именно так всё и будет!
Какая же я дура, просто идиотка!
Обзывая себя самыми последними словами, я поплелась к выходу. Моя рука уже легла на дверную ручку, когда я вдруг услышала до боли знакомый хрипловатый голос, который я никогда в жизни не перепутаю ни с чьим другим.
- Народ, я тут узнала одну вещь…
Я недоумённо уставилась на Софью Трофимову, которая стояла с отрешённым видом, смотря куда-то в окно. Я, было, подумала, что у меня начались слуховые галлюцинации, и на самом деле Софья молчала. Такой невозмутимый у неё был вид. Но, к счастью, мои предположения на счёт собственного сумасшествия не подтвердились, ибо все присутствующие также, как и я, удивлённо смотрели на Трофимову.
- Какую же новость ты узнала? – хмыкнула Марина.
- Сейчас расскажу, только у меня есть два вопроса: напомните мне, пожалуйста, когда у нас обычно проходит неделя творчества, в рамках которой, мы, собственно, и хотим поставить спектакль?
Я решительно ничего не понимала. Причём тут дата проведения этой злосчастной недели? О чём вообще моя одноклассница ведёт речь?
Тем не менее, я напрягла память.
- Кажется, в апреле всегда… или нет? – послышался чей-то голос. Чей, я из-за собственных мыслей не поняла.
- Да, или в начале мая, - хором подтвердили несколько человек.
- Отлично. – Софья как-то странно улыбнулась. – Это был первый вопрос. Теперь второй: какого чёрта нас напрягают со спектаклем сейчас, в середине февраля?
Вопрос резонный, только вот какая разница? У меня начались закрадываться смутные предположения: моя одноклассница либо спятила, либо просто придуривается. Второе, впрочем, вернее.
Видно, ход мыслей других учеников нашего класса совпадал с моим.
- При чём тут это? – снова раздражённо заговорила Марина, которая всем своим видом показывала, что речь Софьи она считает, по меньшей мере, бредом. – Спектакля всё равно не будет. Не. Бу. Дет.
Трофимова даже не взглянула в её сторону.
- А вы знаете, что у нас в школе будет проверка… - заговорила она будничным голосом, будто бы сообщала прогноз погоды.
Тут я окончательно выпала в осадок. Моя бедная одноклассница тронулось умом. Причём тут какая-то проверка? Дурдом какой-то.
- Да какая нафиг проверка? Трофимова, ты сбрендила? С тобой вообще всё нормально? – Копылову так бесил спокойный и монотонный тон Софьи, что она сама сорвалась на истеричный визг.
А когда Копылова начинает визжать, это уже бесит меня.
- Марина, заткнись, будь добра! Дай ей сказать. Софья, продолжай.
Признаться, я сама не ожидала от себя подобных слов. Да, я ненавидела свою противную одноклассницу, но до сих пор с ней не конфликтовала в открытую. Что поделать? Она – звезда класса. Да, многие её, подобно мне, терпеть не могут, но всё же у неё есть авторитет. С этим не поспоришь.
- Действительно, Марин, помолчи. Давай, Трофимова, трави свои байки из склепа, – неожиданно поддержала меня Даша Савельева.
Софья кивнула и продолжила:
- В общем, к нам приезжает инспекция, я не помню, откуда, и она хочет посмотреть на внутреннюю жизнь школы. Ну, типа, проводит ли директор общешкольные мероприятия, внеклассные занятия и так далее. Кстати, напомню, что неделя творчества – тоже общешкольное мероприятие.
Тут-то до меня, наконец-то, дошло! Конечно, Софья объяснила всё довольно сбивчиво, но смысл ни от кого не ускользнул. Теперь ясно, почему эту неделю творчества проводят сейчас.
- Да откуда вы знаете, что проверка будет? Может… - нервно заверещала Марина, но была наглым образом перебита Алексом Шаповаловым:
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |