Глава 1
Дорогой памяти
Бабье лето - особая пора. Желтое солнце, удобно устроившись среди нежно-голубых небесных просторов, любовно гладит мир теплыми лучами. Тополя-исполины, покачивая нарядными кронами, перешептываются с игривым ветерком, уже прохладным, но еще не приобретшим жгучей колючести зимних вихрей. Зелень газонов узорчато присыпана облетевшей листвой, и средь этой увядающей прелести тянутся к небу пушистые головки астр, хризантем и георгин. Красота, скажут многие и будут правы, но Эмиля Каримовна осени не любила. Ведь даже самая красивая и теплая осень когда-нибудь заканчивается, а идущая ей на смену зима во многом губительна для жителей сельских обветшалых домов. Далеко не каждый способен выжить в не отапливаемой покосившейся мазанке.
Скользнув на заднее сидение автомобиля, женщина аккуратно закрыла дверцу и, расстегнув пиджак, устало бросила:
- Домой. Быстро.
Щелчок замка зажигания, и чуть слышно затарахтел мотор. Направляемый умелой рукой серебристый седан плавно тронулся с места. Призывные огни витрин поплыли перед глазами, постепенно сливаясь в одно световое пятно. Реальность уступила место воспоминаниям.
Двадцатилетней девчонкой они впервые увидели ее - невесту сына. Ноги тряслись, сердце замирало, но голова оставалась ясной. Понравиться любой ценой! - единственная верная мысль в голове. Остальное бред: давно не стриглась, обгрызены ногти, пили вчера, но секса не было, Игорь перебрал.
Алевтина Ивановна встретила гостей с настороженностью, но дружелюбно. Отец окинул безразличным взглядом - состарившаяся копия напряженного парня по правую руку от нее.
- Мам, пап, это Эля и Костик. - Голос Игоря сипл, с заискивающими интонациями. Беззвучно просит принять их, и от этого мерзко на душе, но быть принятой хочется очень, до соленой рези в глазах. Ведь если не примут, придется возвращаться к матери, а скоро зима, холода, и Костьке вряд ли дожить до весны на хлебе и воде.
- Есть садитесь, - орудуя возле электрической плитки, Алевтина Ивановна указала на стол позади себя. А там миска с салатом, обильно заправленным майонезом, отварной картофель, сосиски, ломтики тонко нарезанной колбаски, вкус которой уже и не вспомнить.
- Нет, спасибо. Мы только что поели, - хочется вырвать и выбросить язык за столь наглую ложь, но отказаться требуют приличия. Хотя, кому они нужны эти приличия, когда в животе злобно воет голод?!
- Глупости не говори. Я что слепая, не вижу, как вы живете, - Алевтина Ивановна строго посмотрела на сына. - Корми, давай. Нечего голодом ребенка морить.
Эля так никогда и не узнала, кого имела в виду мать Игоря: ее саму, невероятно худую в тот момент или жмущегося к ноге Костика.
За столом сидели вчетвером, Алексей Игоревич с наполненной женой тарелкой устроился на досках под орехом - самым высоким деревом на садовом участке. Костик с жадностью запихивал в рот все, что предлагали. Она наблюдала за ним, боясь одернуть и одновременно страшась реакции будущей свекрови. Игорь ел внешне безразличный ко всему.
Когда с пищей разобрались, Эля убрала со стола и принялась мыть посуду над грядкой, отчаянно желая услышать хоть что-нибудь из разговора матери с сыном. И услышала.
- Конечно, мы не изверги, пустим. Но и ты должен понимать - до первой пьянки. Чуть загуляешь и все. Отец не потерпит.
- Мам...
- Ему этого безобразия не надо. Либо живи по-человечески, либо гуляй. Ясно?
- Ясно, ясно. - В голосе Игоря очевидное облегчение, и она сама выдохнула. Отлегло.
Подозвав таращащего глаза Костьку, сказала:
- Сегодня в город поедем, в новый дом.
- А баба? - в голосе ребенка и радость, и испуг в равной мере.
- Баба не поедет, баба останется в деревне, - успокоила она, ощущая, как отчаянно прыгает от счастья собственное сердце, стучится в ребра, словно долгожданный гость с дверь. - "На наше счастье", - подумала, но вслух не произнесла. Вдруг удачу спугнет!
- Приехали, Эмиля Каримовна, - приятный слуху баритон водителя безжалостным ластиком прошелся по холсту воспоминаний. Восторженный взгляд детских глаз остался в прошлом, а вместе с ним и страх оказаться отвергнутой. Не то время и положение, чтобы бояться. Одинокая, испуганная девочка выросла и превратилась в самодостаточную женщину, способную отвечать не только за себя, но и тех, кто рядом.
- Хорошо. До девяти свободны. Отвезете меня в аэропорт, - поймав взгляд молодого человека в зеркале заднего вида, сообщила Эля.
Согласного кивка водителя женщина уже не видела. За последние пару лет привыкла ожидать безукоризненного исполнения поставленных ею задач - прерогатива высшего руководства. Вот и Владимир, коль согласился работать на нее, изволь соответствовать требованиям, а нет - ступай своей дорогой.
Сто девяносто два квадратных метра элитного жилья встретили ее непривычным оживлением: "Рондо" Моцарта и Виктор с двумя наполненными бокалами и бутылкой вина в руках у дверей гостиной.
- Что празднуешь? - опередила она мужчину, отметив его небрежно взъерошенный вид, такой, как ей нравится. Готовился к встрече.
- Как что?! - с обидой. - Сегодня годовщина. Пять лет!
- О-о-о, целых пять? - всунув ноги в мягкие тапочки, Эмиля подошла к сожителю и взяла один из фужеров. - Отметим. Салют! - залпом осушив бокал, вернула его недоумевающему мужчине. - Повтори, будь добр, - сквозь ком в горле, и оттого сухо.
- Эль, ты чего? Восьмое это наш день, забыла? - Виктор поспешил за ней в спальную, спотыкаясь и расплескивая багровую жидкость.
- Как же, помню, - она стрельнула в него взглядом, скинула пиджак, блузку, расстегнула ремешок брюк.
- И? В чем дело? - все еще с обидой, но уже злясь.
- Сегодня девятое, Вить. Восьмое было вчера. Наш день прошел.
Не желая смотреть на него ошеломленного, слушать возгласы вроде "как?" и "не может быть!", женщина скинула брюки и, захватив с собой легкий халатик, прошла в ванную.
Прохладный душ неизменно бодрил, но сегодня хотелось тепла. Заткнув слив, Эля увеличила напор горячей воды. Когда-то она не упускала ни единой возможности понежиться в теплой ванной, даже бредила ею, пока привычка не взяла свое, и удобства под крышей не стали восприниматься как обыденность. Правильно говорят, к хорошему быстро привыкаешь.
Игнорируя настойчивый стук в дверь, просьбы впустить и выслушать, Эмиля прикрыла глаза.
Звонок младшего сына расстроил. Его печальное "Мама, Алевтина Ивановна скончалась" молнией разорвало реальность, приблизив прошлое к настоящему, вынуждая мысли виться вокруг судеб ставших родными людей. Как будет Алексей Игоревич без жены? Сможет ли? Он и двадцать лет назад казался ей не приспособленным к одинокой жизни, а сейчас, в свои восемьдесят три, подавно. Зная неуступчивый характер бывшего свекра, Эля наперед могла утверждать, что переезжать из старой квартиры он откажется, и неважно, какими благами его станут заманивать. Алексей Игоревич на блага не падок. Аскет в жизни и в мыслях, он чрезвычайно требователен ко всему, кроме собственного удобства. Человек-привычка, согласный терпеть назойливый скрип старого дивана, лишь бы ничего не менять, а в остальном ершистый и несговорчивый. С места не сдвинешь, если сам не решит иначе.
Тогда, в двадцать, не имея опыта семейной жизни, Эмиля поражалась терпению Алевтины Ивановны, потратившей столько лет на непокладистого мужчину, сейчас, в свои сорок три, завидовала их семейному счастью. В том смысле, что оба держались друг друга несмотря ни на что. Она же так и не встретила мужчины, за которого стоило держаться, или, на худой конец, захотелось удержать.
В ванной Эмиля провела без малого полтора часа. Виктор за это время угомонился, оставил в покое дверь и выключил стереосистему, позволив ей и соседям наслаждаться тишиной. Маловероятно, что кто-то из них настолько любит Моцарта, что готов случать его дни напролет, в отличие от Виктора.
- Пора идти дальше, - сказала Эля своему отражению и улыбнулась, довольная неожиданно принятым решением. Пять лет она содержит этого альфонса, пять лет закрывает глаза на многочисленные интрижки, получая взамен лишь секс. Бесспорно, секс хороший, дикий, необузданный, такой, как любит, но всему есть предел. И ее желанию страстной близости тоже.
Накинув халат на голое тело, Эля затянула поясок. Влажные волосы рассыпались по плечам, заключив овал лица в объятья черных кудрей. Все еще красива - вопреки всему, назло судьбе. Конечно, уже не девочка, и даже не девушка, но обладает особенным шармом - очарованием свойственным женщинам за сорок.
По капельке духов на запястья, за уши, в ложбинку между грудей и она готова. Эротическое прощание - едва ли существует лучший завершающий аккорд отношениям. О чувствах сожителя женщина не думала. Да и стоит ли? Знал, на что шел, беря плату дорогими авто, дизайнерскими шмотками и крупными суммами на карманные расходы. Пусть отрабатывает.
***
Два с половиной часа в самолете и она на месте. Город встретил визитершу по-летнему теплой ночью: осень сюда не добралась, разве что календарная. Сняв кардиган, Эля перекинула кофту через сумку, радуясь, что догадалась надеть двойку.
Романа увидела издалека: двухметрового гиганта сложно не заметить в полупустом зале. А вот сын матери в толпе спешащих к выходу пассажиров не разглядел. Вертел головой и приподнимался на цыпочки, стараясь заглянуть за особо широкие спины, и оттого выглядел немного комично - с его-то ростом и на цыпочки! Эля улыбнулась.
Спрятавшись за идущими впереди мужчинами, женщина прошмыгнула мимо Романа незамеченной и, приблизившись к молодому человеку со спины, произнесла:
- Сынок, не поможешь бабушке с поклажей?
Ромка подпрыгнул от неожиданности, повернулся, уже лучась счастливой улыбкой, и схватил мать в объятья.
- Как же я соскучился! - пробасил ей на ухо, и Эля довольно расхохоталась.
- Поставь меня немедленно, проказник! Что люди подумают? Связался со старухой! - сквозь смех велела она, цепляясь за родные плечи. Но ее высокорослый ребенок плевал на пересуды и закружил на месте, прижимая к себе словно возлюбленную.
- Никакая ты не старуха, а самая красивая женщина на свете! - вынес свой вердикт Роман, поставив мать на ноги и расцеловав в обе щеки.
- Подлиза, - пожурила Эля, погладив сына по крепкой руке. - Давно дожидаешься?
- На самом деле, нет. Даже думал, опоздаю. Проспал, - говорил он, продвигаясь к выходу. - Суматошный день. Пока доделал кое-что, пока договорился неделю за свой счет, пока с кладбищем решили... Сама понимаешь, с ног валюсь.
- Понимаю, - согласилась Эля. - Дед как?
- Плохо, наверно. Он же не говорит ничего. По всем вопросам с нами мотался: и в морг, и в похоронное, и на счет места. Боится что ли, что напортачим?
- Это сложно - терять близких, - вздохнула Эля.
- Будто я не понимаю! Но ведь знали давно. Готовились...
- К смерти любимых нельзя подготовиться, - оборвала она сына, и тот громко засопел. Все же мальчик еще, и двадцати трех нет.
- Кстати, а Костян где? Не приедет? - перевел он тему.
- В командировке. Завтра прилетит.
- Вот так всегда. Ждешь брата, ждешь, а он по командировкам мотается. Нет, чтобы в гости...
- Не выделывайся. Я предлагала тебе квартиру в Москве. Был бы рядом с нами, - с долей осуждения сказала она, и Ромка смолк. Обиделся.
Остановившись возле приземистой иномарки, молодой человек открыл пассажирскую дверь и пошел укладывать сумку в багажник.
- Новая? - поинтересовалась у сына Эля, когда насупленный ребенок устроился на водительском сидении.
- Мам, ты чего? Сама в прошлом году денег добавляла, не помнишь? -Роман газанул, явно довольный своим приобретением.
- Нет, не помню, - призналась Эля. - Может, следовало побольше купить? - спросила она, видя, что сын едва ли ни касается макушкой обивки.
- Мам, это же Audi A5... - восторженно протянул Ромка, но видя, что его энтузиазм пропал втуне, пояснил со смешком. - К тому же кабриолет, а лето у нас длинное, если помнишь.
- Красивая, - кивнула женщина.
- А еще быстрая, маневренная, с вариаторной коробкой, с баком на шестьдесят пять литров, с...
- Сдаюсь, сдаюсь, - расхохоталась Эля, подняв руки. - Ты же знаешь, ничего в этом не понимаю. Для меня главное, чтобы до места довезла. Все на этом.
- Хочешь, прокачу с ветерком? Только кофту надень, прохладно уже, - потянулся к панели он. - Домчимся за полчаса! - Женщина кивнула, соглашаясь.
Белый кабриолет стрелой летел по ночному городу. Роман целиком и полностью отдался процессу вождения, будто став продолжением авто, а Эмиля прикрыла глаза, кожей впитывая ночную свежесть. Думать ни о чем не хотелось.
Глава 2
После похорон
- Мам, ты где? Дед зовет!
Услышав голос сына, Эля спешно выбросила сигарету. Нет, она не курила! Вернее бросила давно, но сегодняшний день вымотал, выжал вчистую, и по старой памяти захотелось затянуться - иллюзорное бегство от проблем.
Подъездная дверь открылась, и светловолосая голова Константина показалась в проеме.
- Вот ты где! А я ищу, ищу... - он укоризненно замолчал, заметив выдохнутое ею облако. Осуждающе поцокал, и Эля в протесте вскинула подбородок.
Конечно, оправдываться перед собственным сыном глупо, но Костик не по годам ответственен и мудр. Перед ним стыдно, и желание обелиться появилось само собой.
- Устала, - втоптав в асфальт тлеющий окурок, Эмиля подошла к сыну. За весь день женщина ни разу не присела, обслуживая похороны, поминки. Алексей Игоревич отказался от кафе и наемной прислуги, заявив: "Алевтина всегда сама". Вот и они сами.
Костик распахнул дверь шире и отступил, пропуская мать.
- Тебе не идет, - бросил в спину, уже без осуждения, но с уверенностью в своей правоте. - Женщинам не идет.
- А мужчинам, значит, идет? - поинтересовалась она, поднимаясь по лестнице.
- Кому-то идет, кому-то нет, а женщинам всем не идет.
- Ты случайно не закурил? - остановившись, посмотрела на сына.
- Вот еще... Скажешь... - хмыкнул в ответ, и Эля успокоилась. Костька не станет врать. Зачем?
- Что отец? - она все еще называла их так за глаза - отец и мать, в лицо же только Алексей Игоревич и Алевтина Ивановна.
- Не знаю, - Костик обогнал мать и распахнул дверь в квартиру. - Просил Элю позвать, ну я и пошел...
Эмиля скинула тапочки - так и ушла в домашних на улицу, закрутилась совсем - и прошла в зал. Алексей Игоревич сидел на диване перед телевизором, но смотрел на пустующее кресло по левую руку - излюбленное место его жены. Эля проглотила комок, вновь задавшись вопросом, как же он теперь один?
- Садись, говорить будем, - посмотрев на нее, сказал свекор. Как всегда коротко и ясно.
Эля послушно присела с другого края углового дивана. Занять кресло Алевтины Ивановны казалось кощунством.
- О чем?
- Хочу, чтобы ты здесь пожила, со мной.
- Здесь? - Эля опешила. Что на это скажешь?
- Дед, у мамы ведь работа, - поспешил на помощь Ромка. - Ей в Москву надо. Ее там...
- Не лезь! Не с тобой говорят, с матерью, - отрезал Алексей Игоревич.
- Зачем? - обрела дар речи Эля. - Зачем я вам здесь?
Свекор кивнул, признавая резонность вопроса, и стал перечислять:
- Здесь нужно порядок навести, разобрать вещи Алевтины, раздать что можно, остальное... Это сама решишь куда деть.
- Дед, так это мы сами справимся, - вновь встрял Ромка. - Аленка мне поможет, все разберем...
- Роман! Помоги Костику, - теперь уже Эля поставила сына на место.
Тот насупился, послал матери обиженный взгляд и вышел, пробурчав напоследок:
- Потом не просите...
Эля вздохнула и покачала головой. Вот чему Ромка так и не научился -это сдержанности, что странно при таком-то воспитании. Жизненную науку в голову ее младшего сына вколачивал свекор, а для того умение вести себя в обществе не пустое слово.
- Алексей Игоревич, - тщательно подбирая слова, начала Эмиля. - Я понимаю, насколько вам сейчас тяжело, и искренне соболезную, но... к сожалению, жить здесь с вами значит оставить бизнес без надзора, а это чревато...
- У тебя есть Константин - прирожденный лидер. Позволь ему начальствовать, тем более что дело это мужское.
- Так уж и мужское? - Эля почувствовала себя задетой. Никто еще не называл ее плохим руководителем.
- Не дуйся. У тебя может и хорошо выходит, но специфика России такова, что мужчине руководителем быть проще.
- Предрассудки, - отмахнулась задетая за живое Эмиля. - Возможно, раньше так и было, но не сейчас. Женщина наравне с мужчиной способна занимать руководящие должности, и даже превосходит некоторых своими лидерскими качествами, компетентностью, умением вести... Не важно - оборвала саму себя Эля, заметив, что Алексей Игоревич вновь смотрит на пустующее кресло. - Роман прав, - вернулась она к изначальной теме беседы. - Они с Аленкой помогут вам разобраться со всеми делами, а я со своей стороны могу пообещать прилететь при первой необходимости. Если вдруг Роман с чем-то не справится, не разберется, или просто захотите перекинуться парой слов, звоните. Сделаю все, что смогу.
Свекор выслушал ее тираду молча. Кивнул и отвернулся, словно утратил интерес к ее присутствию. Эля мысленно отругала себя. Расстраивать пожилого человека не хотелось, но она не представляла как иначе. Не жить же ей здесь, в самом деле!
- Чаю хотите? - спросила женщина, ощущая необходимость чем-то занять руки. - Или может постель разобрать? Ляжете отдохнуть?
Свекор молчал, и Эмиля поднялась, намереваясь скрыться в кухне. В его молчании ей слышалась укоризна, хотя винить себя в чем-либо женщина не собиралась. В этом мире каждый сам за себя, ведь так?
Домыв и расставив оставшуюся посуду, Эля застелила кровати: следуя негласной договоренности, сегодня все ночуют у деда. Улыбнулась, представив гигантского Романа и, в общем-то, немаленького Костика спящими на детской двухярусной кровати: родители Игоря не стали переоборудовать комнату, видимо, ждали правнуков. Невольно вспомнились времена, когда они втроем, а бывало и вчетвером, ютились на двенадцати квадратным метрах. И как только умудрялись? Непонятно! Сейчас Эмиле было тесно одной.
Управившись, женщина все же налила чаю Алексею Игоревичу. Принесла на подносе и поставила на журнальный столик. Свекор даже глаз не поднял.
- Пейте пока горячий, - посоветовала она. - И спать. Устали сегодня.
- Знаешь, а ведь я тебя никогда ни о чем не просил, - вдруг заговорил Алексей Игоревич, причем головы к ней не повернул, будто к столу обращался.
Эля застыла на полшаге и задохнулась от обиды. Это был шантаж чистой воды! Напоминание, скольким в жизни она обязана им.
- Не просили, - с усилием выдавила, в горле пересохло.
- А сейчас прошу, - свекор взял с блюдца рафинад, макнул в чай и откусил кусочек. - Возьми отпуск. Поживи со мной немного. И я больше тебя не потревожу. Ромку с собой в Москву заберешь. Я велю.
Эля сглотнула. Женщина догадывалась, что к отказу сына переезжать приложил руку дед, но, сколько ни спрашивала, Роман всегда отнекивался. Говорил, что у нее слишком бурное воображение.
- Ромку?
- Ромку, Ромку, слышала же, - подтвердил Алексей Игоревич. - Будете всей семьей столицу осваивать. Как ты всегда мечтала.
Эля присела на краешек кресла.
- Сколько? - задала она главный вопрос, уже прекрасно зная, что ради благополучия сына согласится на все.
Что может дать Роману маленький провинциальный городишко? Его отцу он принес раннюю смерть.
***
Месяц! Он затребовал с нее месяц!
Эля внутренне бесилась, кипела от злости и собственного бессилия. Ведь она согласилась! Не могла не согласиться: ради Романа, ради себя, ради их семьи.
Целый месяц прозябания в этой дыре. Целый месяц подчинения выжившему из ума старику. Что может быть хуже?!
Но так в женщине говорила злость. Эля отдавала себе отчет, насколько непредсказуема жизнь и как скоро все может обернуться очень плохо, хочешь ты того или нет. И с этой точки зрения тридцатидневный отпуск в маленьком городе вовсе не катастрофа вселенского масштаба. Так, мелочи, и только.
Уже перевалило за полночь, но уснуть не получалось. Мешали эмоции. И улечься удобно не выходило: старый, местами просевший диван это вам не двуспальная кровать с ортопедическим матрацем.
Устав бороться с бессонницей и собственными чувствами Эля поднялась. Вскипятила чайник и заварила ромашковый чай, благо догадливый Костька запасся, зная, что мать без него никуда. Пригубила.
После проведенного у раковины с плитой дня сидеть на кухне невмоготу, и Эмиля вернулась в зал. Осторожно прикрыла дверь в смежную комнату, где спал Алексей Игоревич, и зажгла бра. Тусклый свет энергосберегающей лампочки разлился по комнате.
Сев на диван, Эля призадумалась. Сколько раз она предлагала Алевтине Ивановне приобрести новый? Не раз и не два, точно. Даже Ромку засылала для разговора с дедом, но все безрезультатно. Гордые старики в чужих деньгах не нуждались. Почему так? Чем старше ты становишься, тем сложнее принимается чужая помощь? Эля не понимала. И ведь еще Роману на расходы давали. Как? Откуда?
Все в этой комнате говорило о бедности. Достойной и ухоженной, но все же бедности. Стенка - гордость Алевтины Ивановны местами облупилась, ручки на дверцах отсутствовали со времен маленького и любознательного Ромашки: Эля помнила, с каким усердием сын разбирался в их устройстве. Тюль хоть и бел, но штопан-перештопан, а ковролин в заметных проплешинах на пути из коридора к дивану. На журнальном столике белесый треугольник вздувшегося лака - это Костька, стащив утюг, решил прогладить смятый Ромашкой тетрадный лист. Не квартира, а бесконечное воспоминание!
И еще череда фотографий в рамках. Вся стенка ими утыкана! Вот Ромашка - года еще не исполнилось - сидит на кровати и смотрит в объектив круглыми глазами. Костька-первоклассник с букетом цветов. А вот они втроем - это Роман идет в школу, и дед с внуком, но уже на линейке в выпускном. Старики бережно сохранили каждую из них! И только одно лицо отсутствовало на мемориальной доске семейства Власовых - лицо единственного сына Игоря.
Сложно сказать, почему все так глупо, неправильно. У интеллигентных и образованных родителей, коими являлись Алексей Игоревич и Алевтина Ивановна, сын наркоман и пьяница, трижды сидевший и умерший от передозировки в сорок с небольшим. Что только они не делали, как только не пытались спасти, все напрасно. Таким, как Игорь, помощь не нужна. Они ждут попустительства и оправдания собственным поступкам. Винят во всех бедах других, и чаще всего самых близких.
Эля помнила слезы Алевтины Ивановны, ссоры с мужем, и все из-за сына. Игорь - единственный камень преткновения между ними. Строгий, требовательный Алексей Игоревич так и не смирился с самым крупным разочарованием в своей жизни - непутевым ребенком. Он предпочел забыть о нем, вычеркнуть, словно Игоря никогда не существовало, и даже факт совместного проживания ничего не менял. У свекра были внуки, но не было сына.
- Ты чего не спишь? - лохматый со сна Роман заглянул на огонек. - Чаевничаешь?
Эля кивнула.
- Что вскочил?
- Ноги затекли, - усмехнулся молодой человек, плюхнувшись на диван рядом с матерью. - Не против, если я здесь поваляюсь? - спросил он, уже пристраивая голову на подушку. - Сил нет, колени болят.
- Лежи, лежи, сейчас свет погашу, - Эмиля поднялась, щелкнула выключателем. "Нужно было сразу положить Ромку в зале", - упрекнула себя. Ведь думала же, что большеват для двухъярусной. - Спи здесь, а я в детскую пойду. И тебе и мне удобнее, - сказала сыну, улыбаясь невнятным словам благодарности. Ее младшенький уже проваливался в сон.
Но и в детской Эмиле уснуть не удалось. Вспомнилась первая ночь на новом месте. Тогда здесь стояли две полуторки и тумбочка между ними. Они с Костькой спали на кровати под книжными полками. Сын сладко сопел, также как и сейчас, а она мучилась всевозможными страхами. Что если родители Игоря передумают? Что если их выгонят? Куда ей идти тогда? Назад к матери нельзя, та ни за что не простит бегства. Сгнобит, и сыну достанется по пьяному делу.
Целый месяц она жила, как на иголках, а потом стало известно о ее беременности, и Игорь с уверенностью сказал: "Теперь ни за что не выгонят, внука пожалеют". И оказался прав. Не раз спекулируя на любви деда к Ромашке оставался безнаказанным.
Ночь пролетела незаметно. Эмиля встретила утро, глядя в окно воспаленными глазами. Хотелось смежить веки, а открыв, очутиться в собственной спальной. И чтобы рука бессовестного Виктора прижимала ее к кровати. Хотелось забыть о прошлом и не вспоминать никогда, но она не могла. Поднявшись, женщина пошла готовить завтрак.
Глава 3
Сильнее ненависти только любовь
Жить и помнить - разные вещи. Эта простая истина вскрылась в три дня. То ли Эля настолько изменилась, то ли свекор с возрастом стал еще более непримиримым, но их совместное существование превратилось в сущий ад. Эмиля из кожи вон лезла, сдерживая непонятно откуда взявшуюся агрессивность. За семь с лишним лет проведенных в столице она успела забыть, каково это - подчиняться. Привыкла быть хозяйкой себе и своей жизни, а сейчас приходилось не то что подстраиваться, а полностью перекраивать себя в угоду желаниям другого человека. Любого с ума сведет!
Алексей Игоревич поднимался в шесть утра и к этому моменту на столе должен стоять горячий завтрак, а Эля "сова" и на работе появлялась чуть позже одиннадцати. К восьми вечера свекор отправлялся в кровать и глуховатый в течение дня вдруг обретал чуткий слух, мешающий спать при работающем телевизоре. И с выполнением его поручений все оказалось не так просто. Стоило Эмиле приблизиться к шкафу с вещами Алевтины Ивановны, симулянт хватался за сердце и имитировал приступ, лишь бы все оставалось по-старому, никуда не девалось и не двигалось с места.
У Эли голова шла кругом. Женщина разрываясь между желаниями накричать на капризного старика и послать все к черту. Даже оправдание себе придумала - Роман поймет и не будет противиться. Вот только сопротивление выказывало ее любящее материнское я, усмиряющее, в общем-то, расчетливо-эгоистичную натуру. И Эмиля терпела. Терпела, по утрам еле-еле продирая глаза, вечерами - без движения сидя в темной комнате, терпела уже неделю, ведя обратный отсчет каторжным дням и собиралась выдержать до конца во что бы то ни стало. Твердя словно заклинание: "Сильнее ненависти только любовь".
В один из дней, когда Алексей Игоревич проснулся в особо придирчивом настроении, Эля решила взять тайм-аут и, призвав в качестве временного заместителя Ромку, отправилась по магазинам. На самом деле поход этот был вынужденным. Собираясь на похороны, Эмиля рассчитывала обернуться максимум за неделю, и потому взяла с собой лишь самое необходимое. В итоге женщина столкнулась с нехваткой белья, средств гигиены, повседневной одежды, ибо захваченные ею вещи не предназначались для стояния у плиты и походов к мусорным бакам.
На позаимствованной у сына "ласточке" Эмиля приехала в самый крупный торгово-развлекательный центр. Вырваться из крошечной трешки было счастьем, и, оттягивая момент возвращения, женщина неспешно переходила от магазина к магазину, не столько выбирая сколько глазея.
Как известно, время за этим занятием летит быстро и незаметно. Не успела Эля оглянуться, трех часов как небывало, и Ромка звонит, интересуется, она к ужину вернется, или ему самому за хлебом сбегать?
Эмиля заторопилась. Купила белье, сменный халат, пару леггинсев для дома, футболки, ветровку, забежала в "Л'Этуаль", и напоследок решила заглянуть в "Адидас", ведомая идеей о вечерних пробежках: какое-никакое, а развлечение.
На то, чтобы определиться с костюмом и кроссовками много времени не потребовалось, а вот у стойки кассы пришлось задержаться. Скандальная клиентка пыталась вернуть бракованный товар, собрав вокруг себя всех трех работниц магазина.
Прождав пять минут Эмиля начала нервничать, но на ее попытки обратить на себя внимания никто не реагировал. Следующие пять минут женщина решала, а не пойти ли ей в другой магазин? И, в конце концов, по истечении пятнадцати минут ожидания, взорвалась:
- Меня сегодня обслужат?! Или пойти тратить деньги в другое место?!
Реакции добилась не от персонала, а от назойливой клиентки. Женщина обернулась, окинула Элю уничижительным взглядом и с вызовом заявила:
- Вали, куда хочешь! Не видишь, люди заняты?!
От подобной наглости Эмиля опешила. Отвыкла общаться в таких выражениях. Слишком долго воспитывала в себе тактичность, чтобы позволить опуститься до уровня собеседницы. Да и магазин вроде приличный, где не ожидаешь столкнуться с хамством в свой адрес.
- Это уже слишком... - возмущенно протянула она, бросив на стойку так и неоплаченный товар. - С таким обслуживанием ничего не надо!
Развернувшись, женщина зашагала к выходу, ругая себя за несдержанность. Следовало молча развернуться и уйти, а не ввязываться в склоку. Пусть бы локти кусали, что упустили хорошего клиента. Это все ее взвинченное состояние! Алексей Игоревич постарался!
Эмиля уже проходила счетчики, когда ее остановило удивленно-вопросительное:
- Элька, ты что ли? Вернулась?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |