|
Я хочу осязать себя, взять правой рукой левую, но моя рука проходит насквозь; пробую охватить себя за талию – рука вновь проходит через корпус, как по пустому пространству. Я хочу прикоснуться к плечу этой девушки, чтобы сказать ей, что я жив, но не могу к ней притронуться. Я не могу общаться ни с кем из окружающих меня. Это жуткое ощущение одиночества, ощущение полной изоляции. Я понимаю, что совершенно один, наедине с самим собой.
Я смотрю еще раз на свое лежащее на холодном асфальте тело, и только тут впервые передо мной является мысль: не случилось ли со мной того, что на языке живых людей определяется словом "смерть"?
А потом в ушах появляется неприятный шум, то ли громкий звон, то ли жужжание, и я чувствую, что куда-то двигаюсь, все дальше и дальше от тесной толпы незнакомых людей и от рыдающей девушки, обнимающей меня. Или уже не меня?
Скорость все увеличивается, и вот я уже мчусь сквозь длинный темный туннель…
Внезапно боль возвращается, резкая, пронзительная, прямо где-то в области сердца. В сознание врываются чужие голоса:
- Еще разряд?!
- Нет, он дышит! Есть показания на мониторе.
- Пульс?
- Слабый, неровный.
- Реакция зрачков на свет?
- Реагирует…
В руку впивается тонкая игла, и я вновь забываюсь, тону в беспамятье, но уже как-то по-другому - тяжело, чувствуя каждую ноющую клеточку моего израненного тела. Постепенно ощущения выравниваются, и наступает облегчение.
Но проходит какое-то время, и боль снова напоминает о себе громким голосом, она заполняет всего меня, нервно пульсируя в голове, она рвет в клочья душу…
И вновь передо мной длинный темный тоннель, по которому я плыву на встречу неземному свету.
Я вижу тени каких-то людей, они зовут меня к себе, от них исходит такая любовь и душевная теплота, какой я никогда прежде не встречал. Я вижу, что приближаюсь к некоему барьеру или границе, представляющей раздел между земной и последующей жизнью. Я не боюсь этого момента – я стремлюсь к нему всеми фибрами моей души. Я переполнен ощущением радости, любви и покоя.
Но вдруг в мое сознание врывается чужой незнакомый голос:
- Драко, вернись!
Кого это зовут? Кто такой Драко?
- Вернись! Не уходи! Ты нам нужен!
В какое-то мгновенье я понимаю, что это зовут меня. Я обнаруживаю, что должен вернуться обратно на землю, что час моей смерти еще не наступил. Я не хочу возвращаться, я сопротивляюсь – мне так хорошо здесь. Но голос требует, зовет, настойчиво торопит. Ему невозможно не подчиниться. И я понимаю, что еще не пришло мое время. Этот голос не даст мне уйти. И пока он зовет – я не умру…
Свет вдруг померк, и наступила тьма…
Но кто-то плачет на моей груди…
Кто эта девушка?
Скажите, кто она,
молящая меня:
- Не уходи!
Агония… и сумрак…и печаль…
Уже не бьется сердце….
Стынет кровь….
- Постой! Не уходи! Не покидай! –
Та девушка мне шепчет вновь и вновь.
И губы жаркие,
И блеск зовущих глаз,
И узкие запястья нежных рук,
И плечи хрупкие…
- Не умирай!
Кто я тебе? Не муж, не брат, не друг.
- Вернись! – ее мольбы. И смерти нет.
И на волшебный голос я стремлюсь.
Пусть тьма отступит, и вернется свет.
Я не смогу уйти, я остаюсь!...
ГРЕЙНДЖЕР
Операция длилась долго, наверное, несколько часов. А может быть, я просто потеряла ощущение времени и реальности.
Вдруг на какое-то краткое мгновение в пустом и тихом коридоре стало неимоверно тесно и шумно. Мимо пробегали какие-то люди в белых халатах, одни вбегали в операционную, другие выскакивали из нее.
- Что происходит, мама?
Но и она не могла ответить на мой вопрос.
Мимо неслась знакомая медсестра, я схватила ее за карман халата, и чуть было не оторвала его.
- Что происходит, мэм?
Медсестра остановилась, хотела сказать что-то резкое, но узнала меня и не решилась.
- Что происходит? – я уже в третий раз задавала один и тот же вопрос.
- Операция прошла успешно, но пациент потерял слишком много крови, у него резко падает давление.
Я недоуменно обернулась на маму:
- Что можно сделать?
- А переливание не помогает? – еле слышно спросила она медсестру.
Та покачала головой:
- Все дело в том, что в госпитале нет сейчас нужной группы крови. Мы послали машину на донорскую станцию, но пока она вернется… Время то идет.
Я ничего не понимала из их разговора: о чем это они говорят, что значит переливание, и кто такие доноры? Мама поняла мой немой вопрос, но отвечать не стала - не было времени даже в двух словах объяснять сложившуюся ситуацию.
- Какая у него группа? – вновь родные мне глаза посмотрели на женщину в белом халате.
- Третья.
- У моей девочки тоже третья, - мама попыталась улыбнуться. – Может, подойдет?
Она ничего не спросила у меня, точно зная, что я пойду на все, чтобы спасти этого белобрысого мальчишку.
Медсестра ухватилась за эту идею, как за спасательный круг:
- Что ж вы раньше не сказали. Сидите тут, никуда не уходите, сейчас все выясню...
Она исчезла в операционной. Я крепко обняла самого близкого мне на земле человека:
- Спасибо, родная. Ты дала ему шанс.
Я сама ведь даже и не догадывалась, что у меня третья группа крови; вот магла несчастная - я вообще не знала, что у людей есть какие-то группы крови. Хоть снова не записывайся на курс Магловедения!
Потом меня провели в палату, уложили на кушетку, окутали какими-то то ли проводами, то ли трубками. Я не понимала, что со мной делают, что происходит вокруг меня. Я видела только, как красная кровавая ниточка связала мою руку и руку Малфоя, я смотрела на его синюшные пальцы, на едва видимые жилки на запястье и, хотя он вряд ли меня слышал, молила его:
- Не умирай!
Когда мне разрешили подняться, Драко в операционной уже не было. У меня слегка кружилась голова, и немного подташнивало, но я старалась не показывать виду, и на все вопросы о самочувствии отвечала: Нормально.
Меня пустили к нему в палату.
Я не замечала ничего вокруг, мне все было безразлично, кроме его бледного лица в окружении белоснежных бинтов, обескровленных губ и впавших глаз с синими кругами вокруг. Я вдруг отчетливо поняла: жизнь покидает его. Он уходит туда, откуда не возвращаются.
- О, Мерлин! – я стукнула рукой по спинке больничной кровати, но боли не почувствовала. Неужели они ничем не смогли ему помочь? Неужели и моя кровь ничем ему не помогла?
Я осторожно села на край кровати и всмотрелась в знакомое лицо: это и он, и не он. Кожа прозрачна, черты обострены. Он совсем не похож на лощеного высокомерного аристократа, образ которого так лелеял в школе. Сейчас он похож на маленького мальчика, маленького умирающего мальчика…
И теперь он такой же грязнокровка, как и я.
И тогда я беру его руку в свою. Тонкие длинные пальцы холодны. В них почти не осталось жизни. Еще чуть-чуть, и прервется последняя тонкая нить, соединяющая его с жизнью. Я глажу его руку, сжимаю ее в своих горячих ладонях, мну, пытаясь вернуть в нее тепло, подношу к своим губам, тихонько дую. Но ничего не меняется. Он медленно умирает, мне чудится, что его душа вырывается из бренного тела, уже ничего не держит ее на этой земле.
Но я не желаю мириться с этой безысходностью, я трясу его за ледяную руку, глажу его холодную щеку:
- Не уходи… Ты слышишь, противный гадкий мальчишка, ты все всегда делаешь мне назло, ты дразнишь меня, пугаешь, презираешь меня, ты ненавидишь меня, но прошу тебя… я умоляю тебя…не умирай! Прислушайся ко мне один-единственный раз в жизни! Не уходи!
Ничего не происходит. Я плачу: все мои попытки безуспешны.
- Я обещаю тебе, я клянусь, что никогда не буду обижаться на тебя, не буду говорить о тебе плохо, никогда не причиню тебе вреда!
Нервы оголены, натянуты, как струна. Я наклоняюсь к его холодеющему лицу, шепчу слова, как молитву, прямо в ухо, пытаюсь достучаться до его затуманенного мозга:
- Драко, миленький, не умирай!... Я тебе этого никогда не прощу…
Жгучая соленая слезинка подает на его бескровную щеку:
- Не уходи же! Ты нам всем нужен!
Пролетели три дня, три долгих дня ожидания. Общее состояние Драко потихоньку улучшалось. Но он до сих пор не пришел в сознание.
Я каждый день навещала его, подолгу сидела на краешке его кровати, всматриваясь в знакомые черты и шепча молитвы, которым меня научила мама.
В этот сентябрьский совсем не по-осеннему теплый день меня встретил в коридоре мистер Симпсон.
- Могу поздравить тебя, Гермиона, наш пациент пришел в себя.
Я почти вбежала в палату.
- Ты кто? – серые глаза уставились на меня.
Вот те раз, это что-то новенькое. Не успел прийти в себя, как придумал очередную пакость?
- Ты кто? – Малфой снова уставился на меня, не узнавая.
Но, похоже, он и не думал шутить. Я непонимающе взглянула на мужчину в белом халате, склонившегося над медицинскими приборами – мистера Уайта, лечащего врача Драко.
Мужчина почувствовал мой немой вопрос и повернулся ко мне:
- Возможно, амнезия. Такое бывает…
- Что значит «амнезия»? Как это понимать?
Доктор вновь склонился к своим приборам.
- Амнезия – это отсутствие воспоминаний у пациентов… или неполные, избирательные воспоминания о событиях, переживаниях определенного периода жизни. – Он словно читал лекцию неопытной студентке. – В данном конкретном случае причиной амнезии послужила травма головы.
- Он что… ничего не помнит, абсолютно ничего? – я с ужасом всматривалась в лицо лежащего передо мной парня. Тот смотрел на меня с большим любопытством и какой-то наивной детской непосредственностью. Прежний Малфой никогда так на меня не смотрел. И от этого становилось немного жутковато.
- Я и говорю – амнезия…
Понимание не приходило.
- А что значит «отсутствие воспоминаний» и «неполные воспоминания»?
Врач посмотрел на меня, как на дуру:
- Что же тут непонятного, девочка?! Это значит, что он забыл либо всю свою прошлую жизнь, либо какой-то конкретный период - детство, например…
Осознание происшедшего медленно проявлялось в моей голове:
- А это надолго? Как быстро проходит это состояние?
Мужчина пожал плечами:
- Ну, по-разному. Может быть - завтра, а может быть - никогда…
Врач закончил изучение данных на экране монитора, записал что-то в свой журнал и подошел к пациенту, чтобы проверить показания градусника.
Я медленно опустилась на край кровати. Ответ мистера Уайта потряс меня до глубины души. Что значит «навсегда»? А как же Хогвартс? Нарцисса? Люциус? Я зябко повела плечами. Малфой-старший никогда не простит мне этого… И как я буду смотреть в глаза Дамблдору? Я не смогла защитить однокурсника на своей – магловской – территории. И как мне жить дальше с мыслью, что по моей вине память этого парня превратилась в чистый лист бумаги. Для него теперь нет ни семьи, ни друзей, ни врагов, нет никого и ничего… Вместо воспоминаний – сгусток тумана!
Перед глазами абсолютно реально пронеслась картина: я в кабинете директора, тут же чета Малфоев, от меня ждут объяснений, а я неуклюже топчусь, пытаюсь что-то рассказать, заикаюсь, краснею, молчу… Я выгляжу глупо… Но никто не смеется надо мной… Дамблдор потрясен… Он больше не доверяет мне… Малфои разгневаны… Они практически потеряли своего сына – он не помнит их… Нарцисса с упреком и болью смотрит на меня своими небесно-голубыми глазами… Люциус яростно сжимает в руке свою трость с набалдашником в виде змеи… Он сотрет меня в порошок…
Нужно что-то делать! Что?
- Тут ничего не сделаешь, - словно услышав мой вопрос, ответил врач. Он поправил одеяло на пациенте, свесившееся с края кровати, потрогал его лоб, заглянул в зрачки. – Память может вернуться внезапно по любой причине…
Я что, говорила вслух? Или доктор умеет читать чужие мысли?
- … Например, новый удар по голове может все изменить. Попробуй, вдруг поможет, – врач рассмеялся своей шутке.
Я не обиделась на него – сегодня всем уже можно было смеяться. Состояние Драко стабилизировалось, его жизни ничего не угрожало. После нескольких бессонных ночей не грех и расслабиться.
- А если серьезно..., - мистер Уайт обошел кровать и приблизился ко мне. Я невольно поднялась к нему навстречу. Он подошел совсем близко и положил мне руку на плечо:
- Не нужно отчаиваться, Гермиона. Он очень молод, у него крепкий натренированный организм (чувствуется спортивная закалка), здоровое сердце и заботливая сиделка. Я уверен, что все будет хорошо. Стоит ему чуточку набраться сил, и память сама вернется к нему.
Доктор направился к дверям, но перед самым выходом обернулся:
- А вообще, мисс Грейнджер, в моей практике были случаи, когда воспоминания возникали внезапно, абсолютно спонтанно, от какого-нибудь очень сильного душевного потрясения, от всплеска у пациента положительных эмоций. И, если ты можешь обеспечить ему эти эмоции, то, значит, все в твоих руках…
Я сильно сомневалась в своих способностях создавать мистеру Малфою-младшему положительные эмоции, скорее наоборот. Нет, эмоций у меня по отношению к нему всегда было слишком много, только вот помочь они вряд ли смогут.
Мужчина открыл дверь, но вновь обернулся:
- Знаешь, Гермиона, я давно практикую, многое повидал на своем веку, но этот случай ни на что не похож. Еще пару дней назад пациент практически умирал у меня на руках, находился, прямо скажу, одной ногой в могиле… Что я тебе рассказываю, ты сама все помнишь… Если бы не ты, не твоя кровь, мы бы его потеряли… А сегодня, взгляни на него, он улыбается, на его щеках играет румянец… И если бы не бинты, и не эта амнезия, я легко мог бы сказать, что он очень близок к выздоровлению… очень… Настолько близок, что я просто развожу руками… Чудо, да и только!
Он вышел, неслышно прикрыв за собой дверь. А я усмехнулась про себя - если бы доктор знал, кем является его пациент. Это последний отпрыск древнего знатного волшебного рода, магия передавалась в его кровь через многие поколения предков. Он защищен родовыми заклинаниями своей семьи, он очень сильный маг, он Пожиратель смерти… Что скажет медик завтра, когда Драко спокойно встанет на ноги, и его придется выписывать из больницы?!
Я оглянулась на Малфоя, беспомощно лежащего на больничной кровати и с недоумением рассматривающего меня.
Так, значит, у него нет памяти??? Так ведь это же здорово! Кажется, не все в жизни складывается плохо…
- Привет, Драко! Ты помнишь меня?
Он покачал головой:
- Нет, но твое лицо кажется мне знакомым. Ты кто?
- Меня зовут Гермиона Грейнджер. Мы с тобой однокурсники, учимся в Хогвартсе. Это школа такая.
Я всматривалась в его напрягшиеся черты лица. Он напряженно вспоминал, казалось, был слышен даже скрип его мозгов. Но ни моя фамилия, ни название учебного заведения не вернули ушедших в туман воспоминаний.
- Какой он симпатичный, - вдруг ни с того, ни с сего подумалось мне. Сейчас он не выглядел надменным, скорее походил на обиженного ребенка: глаза не отливали свинцом, высокомерно сжатые губы разгладились, на щеках играл легкий румянец. Ангел, да и только.
Я невольно покраснела от своих мыслей. Мне никогда прежде не приходилось размышлять о Драко Малфое как о человеке противоположного пола – только как о враге. А у врагов не бывает ни пола, ни цвета кожи, ни национальности – это просто враг и все! А я всегда его ненавидела и презирала, почти с первого дня пребывания в школе.
Нет, он определенно красив, невообразимо красив. Не зря половина девчонок Хогвартса откровенно пялилась на него, а вторая половина тайно рассматривала его сквозь прикрытые ресницы. У него очень нежные очертания подбородка, высокий лоб, прямой нос - все безупречно, как у истинного аристократа. И глаза… Какие у него глаза! Не глаза, а два бездонных омута, в которые так и затягивает…
Я почувствовала, что еще больше покраснела, смущенно отвернулась, чтобы спрятаться от его взгляда. Что-то уж слишком сильно разыгралось сегодня мое воображение, это совсем на меня не похоже. Надо взять себя в руки – ведь это же всего только Малфой, Драко Малфой. Он так же красив, как и жесток, и он вовсе не ангел.
Но сейчас он лежал передо мной такой беспомощный, такой уязвимый, и он был полностью в моей власти – могу внушить ему все, чего только не пожелаю!
Я заметила, как едва заметная синяя жилка тоненько билась на его шее, и вдруг непроизвольно потянулась рукой, чтобы прикоснуться к ней, потрогать ее… Это было как наваждение.
Я вздрогнула: его холодные, как лед, пальцы перехватили мою горячую ладонь.
- Гермиона! – Он вновь назвал меня по имени, как в тот ужасный вечер в Малфой-мэноре, когда шептал мне на ухо, чтобы я убегала. – Мне очень хорошо знакомо твое лицо. Мы дружили в школе?
- Ну… Не совсем…
Я попыталась вытянуть свою руку, но ничего не выходило.
- Мы просто учимся на одном курсе – ты на Слизерине, а я на Гриффиндоре. У нас часто проходят совместные занятия. Мы оба старосты, и нам иногда вместе приходится выполнять поручения. А еще мы в паре с тобой проходили практику…
Я с трудом подбирала слова. Зачем ему рассказывать о нашей взаимной ненависти, о стычках, оскорблениях и ссорах, о боли, которую он причинял мне все эти годы.
- Когда-нибудь сам об этом вспомнит, - с сожалением подумала я.
С сожалением?! Мерлин, что же со мной сегодня происходит?! Это же Малфой! Гадкий белобрысый хорек! Слизеринский принц! Очнись же, Гермиона!
- Но сейчас он совсем другой, - я пыталась спорить сама с собой. – И пока длится эта амнезия, можно попробовать узнать о нем чуточку больше.
Но более всего меня волновал тот факт, почему Драко Малфой дважды за последний месяц бросался на мою защиту, и ценой своей жизни пытался спасти меня. И если с первым разом все более или менее было понятно, то второй случай просто не укладывался у меня в голове.
- Расскажи мне о школе, – он крепко сжал мою горячую ладонь в своей.
- Нет, не хочу, – я покачала головой. – Сам все когда-нибудь вспомнишь.
- Хорошо, – покорно согласился он. - А ты красивая, Гермиона Грейнджер. Наверное, поэтому я так хорошо помню твое лицо.
Румянец смущения покрыл мои щеки. Я попыталась встать.
- Не уходи! – попросили и его голос, и его взгляд. И я не смогла им отказать. Я осталась.
- Драко, а хочешь, я тебе почитаю?
- Хочу! Очень!
Я порылась в своей сумочке - где-то у меня был старенький, зачитанный до дыр томик. Я любила эту сказку.
- Это книга называется «Маугли», ее автор Редьярд Киплинг.
- Маугли?! Звучит заманчиво…
Глава 18. Сентябрь, 1996 год. Дом Гермионы Грейнджер.
МАЛФОЙ
Кто-то теряет вещи, кто-то смысл жизни, а я потерял память.
Я ничего не помнил. Совсем ничего, кроме того, что мне рассказали. Но и это я тоже не помнил, просто знал по рассказам врача и медицинской сестры и верил им. У меня не было другого выхода. Доктор Уайт, например, поведал, что меня зовут Драко Малфой, что привезли меня в больницу прямо с улицы; была какая-то потасовка, где мне сильно досталось, и если бы скорая помощь опоздала больше чем на три минуты – меня бы уже не было на этом свете. Пожилая медсестра твердила, что я обязан жизнью одной славной девочке, которая, не задумываясь, бросилась спасать меня, и которой это удалось.
Ко мне почти никто не приходил, только девушка с густыми каштановыми волосами и иногда женщина, похожая на нее. Я не помнил их обеих, но мне было приятно, что обо мне кто-то помнит и заботится.
Женщина расспрашивала меня о самочувствии, я отвечал, что со мной все в порядке, что я совершенно здоров. Как объяснить ей, что все мои проблемы заключаются в том, что я не знаю, кто я такой, откуда я, почему я здесь и кто все эти люди вокруг меня… По моей памяти будто растекся густой белый туман, воспоминаний не было, они исчезли, испарились, растаяли… Неприятное и неуютное ощущение… Я словно появился ниоткуда, упал с небес на землю.
Я рассказал этой женщине, что мой лечащий врач верит в благоприятный исход, что состояние безысходности пройдёт, и что моя память вернётся, только неизвестно когда. Просто нужно набраться терпения. Женщина кивала, украдкой смахивая слезинки с кончиков ресниц. Она оставляла на моей прикроватной тумбочке фрукты, сладости, домашнюю выпечку и уходила. Женщина уходила, а ее дочь оставалась.
Она была красивая – эта девушка, только немного странная, тихая и печальная, к ней я проникся особой симпатией, сам не зная почему. Она садилась на край моей кровати, грустно смотрела на меня и молчала; молчала, думая о чем-то своем, и я тоже молчал, наблюдая за ней.
На тумбочку возле кровати она поставила вазу с букетом цветов из белых лилий. Лилия белая - оберег на счастье. Стоп! Откуда я это знаю?... Нет, не помню…
Но цветы мне нравились, и девушка тоже.
В свое первое посещение она сказала, что ее зовут Гермиона.
Необычное имя, по-моему, старинное, и с ним непременно должна быть связана какая-нибудь легенда. Я напрягся, пытаясь хоть что-нибудь отрыть из закоулков своей памяти, но так и не смог.
- Привет, Драко! Ты помнишь меня?
Я покачал головой.
- Меня зовут Гермиона Грейнджер. Мы с тобой однокурсники, учимся в школе Хогвартс.
Я напряженно пытался вспомнить, но ни ее фамилия, ни название учебного заведения не вернули мне воспоминаний.
Она всматривалась в мое лицо, словно пытаясь что-то прочесть на нем. Но что можно увидеть на чистом листе бумаги?!
Я попросил ее рассказать о моей прошлой жизни; она смутилась, покраснела и отвернулась в сторону, пряча глаза.
- Мы учимся на одном курсе – ты на Слизерине, а я на Гриффиндоре... Мы оба старосты… Мы вместе проходили практику…
Рассказ давался ей с трудом, она старательно подбирала слова, но у меня почему-то создалось впечатление, что она не вполне искренна со мной и что-то скрывает.
- Расскажи мне о школе, – я крепко сжал ее ледяную и дрожащую руку.
Она не ответила.
Что же кроется за ее молчанием и недосказанностью?
Девушка хотела уйти, но я попросил ее остаться – мне было одиноко и скучно в этих белых и холодных больничных стенах. И она сдалась – осталась.
О чем можно говорить с совершенно незнакомым человеком? Человеком, которого, как тебе кажется, ты видишь первый раз в своей жизни?
Она нашла выход - порылась в своей сумочке и вынула оттуда небольшую книжицу со старым потертым переплетом. Девушка начала читать, время от времени отрываясь от книги и поднимая на меня глаза. Она словно что-то искала во мне и не находила ответа на свои вопросы.
Я прикрыл глаза, слушая удивительный рассказ о жизни человеческого детеныша, попавшего в волчью стаю, и повторял про себя вслед за ней: "Мы с тобой одной крови, ты и я".
У нее был мягкий, чистый, удивительно бархатный голос.
Кто она такая, Гермиона Грейнджер? И почему она здесь со мной? Что нас связывает с ней?
Ее ответы не удовлетворили меня. Похоже, она была удивлена моей амнезией даже больше, чем я сам, и не только удивлена, но и сильно напугана этим обстоятельством.
Выходя из палаты, она обернулась в дверях и посмотрела на меня с сожалением, виной и печалью. Интересно было бы узнать, что таится в ее душе, о чем она думает, так грустно глядя в мои глаза…
Каждый день Гермиона Грейнджер приносила в мою однообразную жизнь, заключенную в четыре стены больничной палаты, тепло и домашний уют. А еще непонятную тревогу, когда она раз за разом медленно открывала двери, боясь увидеть в моих глазах что-то новое (или старое?) и неприятное ей.
Я научился узнавать ее шаги в коридоре, отличал их от топота вечно спешащих медсестер, приходивших поставить очередной укол… бррр…
Вчера после обеда, когда я лежал, тупо уставившись в потолок и в очередной раз размышляя о моей кареглазой сиделке, услыхал знакомые легкие шаги. Я притворился спящим. Из-под прикрытых ресниц увидел ее. Она как всегда зашла очень тихо, неуверенно, словно стесняясь, но увидела, что я «сплю», расслабилась и с облегчением вздохнула.
Что же ее тревожит?!
Стоя у дверей, она долго смотрела в мою сторону, затем решилась, подошла ближе; я затаил дыхание, чтобы она не заметила моего притворства. Я кожей ощущал, как она склонилась надо мной, заглянула мне в лицо. Моей щеки коснулось ее легкое дыхание. Я едва не вздрогнул от неожиданности – теплая девичья рука осторожно коснулась моего левого предплечья. Дрожащие тоненькие пальчики пробежали по странной татуировке в виде черепа.
Я никогда прежде не испытывал ничего подобного… по крайней мере в моей сегодняшней жизни… мурашки побежали по всему телу, а сердце застучало быстрее, не столь тоскливо и скучно, как раньше, а напряженно и глубоко, отдаваясь пульсацией в каждой клеточке.
Она глубоко вдохнула, будто ей не хватало воздуха. Мне показалось, что она прошептала: «Прости…»
Я лежал и чувствовал ее непонятное волнение, и мне было больно оттого, что она грустит, хотелось ее пожалеть, успокоить, но я не смог… не решился …
Я не знал, за что она просит прощение. Такая добрая светлая девушка, как она, вряд ли могла принести горе в чью-то жизнь. Скорее, наоборот – ее может обидеть всякий.
В дверь тихонько постучали, она резко отпрянула от кровати и быстро отошла к окну.
В палату просочился доктор в белом халате.
- Здравствуй, Гермиона! Как всегда на боевом посту? Рад тебя видеть!
- Здравствуйте, мистер Уайт.
- Как наш пациент?
- По-моему, хорошо. Он спит.
Врач склонился надо мной и потрогал мой лоб. Я решил не раскрывать себя и продолжил притворяться спящим. Интересно послушать, что о тебе говорят присутствующие, когда думают, что их не слышат.
- У меня отличная новость…, - мистер Уайт подошел к стоящей у окна девушке, - завтра мы его выписываем.
- Уже завтра? – изумилась она.
- А что тут удивительного, - пожал плечами доктор. – Я же говорил, что он быстро поправится и встанет на ноги. Парень прекрасно себя чувствует. Ему не терпится вырваться отсюда и вздохнуть полной грудью. Конечно, он еще не вспомнил ни самого несчастного случая, ни всех событий, предшествовавших ему. Но он вполне способен заниматься повседневными делами и понимать все, происходящее вокруг него. Он абсолютно нормальный адекватный человек, только пока без прошлого.
- При такой форме амнезии, - врач продолжал размышлять вслух, а Гермиона – внимательно слушать его, - люди ведут себя как обычно, ничем не выделяясь от других. Они не теряют даже своих профессиональных навыков. Например, если музыканта подвести к роялю, он тут же сыграет мелодию, хотя напрочь позабыл нотную грамоту. Ученый не узнает своей напечатанной диссертации, но будет прекрасно понимать, о чем в ней идет речь. Даже все привычки возвращаются автоматически. Если человек курил, то, не задумываясь, хватается за сигарету.
Девушка посмотрела в мою сторону. Я слишком внимательно вслушивался в их разговор – как бы она чего-нибудь не заподозрила. Но она вновь повернулась к окну, так ничего и не заметив:
- Мистер Уайт, а потеря памяти меняет людей?
Доктор весело рассмеялся:
- Знаешь, мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что родственники пациента поначалу не нарадуются: “Надо же, как изменился в лучшую сторону! Стал такой скромный, застенчивый…” Но это, скажу я тебе, ненадолго: как только восстановится память, к человеку вернутся и все его недостатки… Что-то наша с тобой научная беседа затянулась, - он бросил быстрый взгляд на наручные часы. - Прости, я должен идти, у меня на сегодня много дел.
Врач направился к выходу. Но Гермиона остановила его:
- Еще один вопрос, мистер Уайт, последний…
Тот доброжелательно улыбнулся:
- Спрашивай – отвечу! Слушай, а ты случайно не собираешься учиться в медицинском? Думаю, твои родители были бы рады.
Девушка пожала плечами. Потом нерешительно спросила:
- А бывали случаи, что благодаря потере памяти человек начинал новую жизнь?
Я резко выдохнул. Но они были настолько поглощены беседой, что не заметили этого.
Что означал ее последний вопрос? Ей не нравилась моя предыдущая жизнь? Ее что-то не устраивало в ней? Именно по этому она не торопилась посвящать меня в ее подробности?
Мужчина задумался на мгновенье:
- Редко. Как правило, едва пациенты узнают, что у них есть дом и родственники, то стараются поскорее к ним вернуться. Кроме того, эти люди крайне неохотно идут на контакт. У них навсегда остается настороженность, чувство, что с ними произошло нечто из ряда вон выходящее. Кстати, интересный факт: когда к больному возвращается память, то он забывает все события, которые происходили с ним, когда он страдал амнезией…
Дверь за белым халатом закрылась, и мы остались одни. Гермиона подошла к моей кровати, мне уже надоело притворяться, и я открыл глаза.
- Привет, - улыбнулся я ей.
- Привет, - она тоже попыталась мне улыбнуться.
ГРЕЙНДЖЕР
- Мама, Драко завтра выписывают…
Мой голос слегка дрожал. Но она не заметила этого. Она была вся в повседневных заботах - с маленькой лейкой спешила к своему любимому садику:
- Это же хорошо, очень хорошо. Дочь, нам нужно приготовиться к его приходу. Давай испечем яблочный пирог? Как ты думаешь, он их любит?
И все это торопясь, на бегу.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |