Шаукат Али преподнес герцогине традиционную кашмирскую шерстяную шаль, галантно набросив ее Камилле на плечи; Саида Шабир предложила наследнику и его жене чай и печенье, а две девочки подарили букеты.
Принц с супругой осмотрели некоторые классы и провели несколько минут у могил погибших учениц. А затем произошло нечто странное.
Чарльз повернулся к учителю Чаудри и спросил, кто восстановил эту школу. Ни на минуту не задумавшись, тот ответил, что этим занимались две организации: Фонд Ага Хана – общественная организация исмаилитов, которая ведет важную и полезную работу в исламских странах, а также строительная компания из Китая. Институт Центральной Азии вообще не был упомянут.
Это больно задело наших сотрудников, присутствовавших на торжественной церемонии. После того как гости уехали, они подошли к Шаукату Али и потребовали объяснений. Учитель смутился, увидев на их лицах гнев и досаду, и начал оправдываться: мол, он сам не очень знал о роли ИЦА в возведении здания. Это вполне могло быть правдой.
В суете мы забыли поставить рядом со школой «Гунди Пиран» памятную доску с логотипом ИЦА, отмечающую наш вклад в этот проект. Так делают многие некоммерческие организации, но мы очень спешили и упустили из виду этот существенный момент. Из-за этого неприятного упущения ошибка Шауката Али выглядела простительной, да и раскаяние его казалось вполне искренним. Однако больше всего меня поразили его слова, сказанные впоследствии одному американскому журналисту, который некоторое время спустя передал их мне.
«Вы знаете, мне кажется, что Институт Центральной Азии совершил маленькое чудо, – сказал Шаукат. – Без чьей-либо помощи, не ввязываясь в религиозные, межплеменные и политические конфликты, эта организация мягко и ненавязчиво изменила сознание местных жителей, 70–80 % которых – консервативные мусульмане. До землетрясения многие из них не очень хорошо относились к американцам. Но ИЦА сумел доказать, что они не правы. И теперь все мы очень уважаем и ценим сотрудников Института».
К сожалению, эти слова не очень впечатлили Сарфраза, который был вне себя, когда узнал, что наша роль в восстановлении школы не была должным образом отмечена. Во время телефонного разговора Сарфраз долго извинялся передо мной, а затем обрушился на Шауката Али, предлагая на выбор разные виды страшных наказаний для провинившегося.
«Сарфраз, Сарфраз, успокойся, пожалуйста, – взмолился я. – Все это не так уж важно. У детей есть теперь школа, и, в конце концов, только это имеет значение. Давай поищем себе какую-нибудь другую головную боль».
И конечно, мы вскоре ее нашли.
Одиннадцатилетняя пятиклассница Госия Мугхал оказалась в числе тех, кто выжил во время обрушения школы «Гунди Пиран». Когда началось землетрясение, она была на улице – по просьбе учительницы вышла к колонке набрать в чайник воды. Но назвать ее историю абсолютно счастливой вряд ли можно: стихия унесла жизнь ее матери, Парвиин Косар, которая преподавала урду и арабский язык в восьмом классе, а среди ста восьми погибших учениц были сестры Госии, Саба и Розия, а также множество ее подруг.
Дом девочки, находившийся на склоне горы прямо за школой, сильно пострадал. Поэтому оставшиеся в живых члены семьи – Госия, старшая сестра, младший брат и отец Сабир, которого десять лет назад разбил паралич, переехали жить к дальним родственникам. С октября 2005 года все они ютились в бараке из металлических листов рядом с хижиной дяди на окраине Патики. Летом железо нагревались, так что температура внутри достигала пятидесяти градусов, а зимой вода в оставленных в помещении ведрах за ночь полностью промерзала.
Госия впервые попала в поле нашего зрения через несколько месяцев после королевского визита в «Гунди Пиран». Так уж вышло, что она стала первой участницей одной из новых программ института.
Конечно, важнейшая наша цель – обеспечить базовое начальное образование для афганских и пакистанских девочек, помочь им освоить грамоту и основы счета. Такая подготовка очень полезна. Образование в прямом смысле слова оздоровляет общество, потому что окончившие школу молодые женщины более внимательно относятся к своему здоровью. В селениях, где есть школы, сокращается рождаемость, что в целом хорошо сказывается на уровне жизни людей. Помимо этого, практически все получившие аттестат девушки впоследствии стремятся отправить учиться своих собственных детей. И все же с 2003 года, то есть с тех пор, как в большую жизнь вышли первые выпускницы школ ИЦА, мы начали осознавать, что все они сталкиваются с одной серьезной проблемой.
В глухих бедных селениях, где мы по большей части вели свою работу, девушке со средним образованием практически негде применить полученные знания. Ее умение читать и писать не влияет на доход семьи, если только женщина не попробует искать работу где-то за пределами родной деревни.
Однако мало кто из жительниц сельских районов решается на такой шаг. Да и куда им устроиться? Строгие исламские законы запрещают представительницам слабого пола содержать торговые точки и быть продавцами, потому что они не должны контактировать с чужими мужчинами – только с родственниками. По тем же причинам они не могут в одиночку переехать в город и найти там источник заработка. У деревенских девушек, мечтающих о собственной карьере, в большинстве случаев есть лишь один выход – стать учителями женской школы.
Эту идею нам и предстояло развивать. Во-первых, мы подумали об организации своего рода циклического курса, когда некоторые ученицы сразу по окончании школы становятся учителями, а также готовят к той же стезе часть своих воспитанниц, и далее по цепочке. Во-вторых, кроме строительства школ, нужно было заняться созданием системы, которая позволила бы нам активно следить за судьбой выпускниц, поддерживать их, пока они не встанут на ноги. Ведь у первой волны образованных женщин из горных селений не было перед глазами примеров, которым они могли бы следовать. К тому же в стране не существовало никакой инфраструктуры, помогающей женщинам найти себя в профессии – стать врачами, инженерами, юристами. А ведь это бы существенно улучшило их благосостояние и позволило бы быть более самостоятельными, управлять своей жизнью. В общем, самим пробиться в жизни девушкам трудно, так что просто необходимо было подставить им плечо.
Наблюдая за происходящим, мы спрашивали себя, как преодолеть преграды и открыть девочкам широкую дорогу в будущее? А что, если выявлять лучших учениц и спонсировать их дальнейшее образование после получения аттестата? Первопроходцам будет нелегко, но предоставленная нами стипендия станет им подспорьем, и они смогут проложить путь для следующих выпускниц. Да, нам придется изыскать средства на поддержку такой «элиты», однако этот авангард потянет за собой остальных. Медленно, но верно мы научим своих подопечных упорно идти к цели и добиваться успеха в любой выбранной области.
В теории все было гладко, но на практике ситуация оказалась сложнее.
Как только мы взялись за реализацию этой идеи, тут же поняли, что будет очень непросто обеспечить контроль за стипендиатками, которым придется учиться вдали от дома, и их безопасность. Это было главной проблемой, больше всего волновавшей членов семей девочек, воспитывавшихся в консервативной сельской среде. Родственники с недоверием относились к необходимости отсылать дочерей и сестер на учебу, ведь бытовало мнение, что жизнь в городе несет с собой массу соблазнов – опасную свободу нравов, развращающее юные души западное влияние. Развеять подозрения родни можно было, создав такие условия, чтобы девушки могли жить под присмотром компаньонок. Не мешало также организовать круглосуточную вооруженную охрану, а потом еще и получить благословение на нашу деятельность духовного лидера, например муллы деревни.
В 2007 году мы начали строительство первого женского общежития. Руководил здесь Хаджи Гулям Парви, бывший бухгалтер, работавший на пакистанском радио и оставивший эту должность, чтобы стать менеджером наших проектов в Балтистане. Здание, возведенное в Скарду, должно было вскоре принять шестьдесят лучших учениц из школ ИЦА, расположенных в окрестных поселках.
Мы предоставляли отличницам стипендии, чтобы они получили среднее специальное образование и вернулись домой учителями сельских школ или медсестрами, пройдя двухгодичные медицинские курсы и освоив азы акушерской профессии.
Той же весной стартовала аналогичная программа для девочек из долины Чарпурсон. Их отправляли на учебу в Гилгит. Координатором этого проекта выступил Сайдулла Байг.
Но мы не теряли из виду и Азад Кашмир. Там набор стипендиатов должен был идти параллельно со строительством новых школ. Для начала надо было изучить ситуацию и понять, сколько потенциальных кандидаток на получение спонсорской поддержки найдется в долине Нилум, сколько из этих девушек уже учится в наших школах и как воспримут их близкие идею отъезда в город. Чтобы получить ответы на все эти вопросы, я обратился к Женевьеве Чэбот, энергичной женщине из Боузмена, которая писала кандидатскую диссертацию по педагогике в Университете штата Монтана. Я предложил ей руководить отбором стипендиатов в Кашмире. Первым делом ей нужно было отыскать талантливых учениц, которые хотели бы участвовать в программе. Началась работа, и вскоре Женевьева повстречалась с Госией Мугхал.
Весной 2007 года во время своего первого визита в Пакистан Женевьева, составляя список претенденток на стипендию, приехала в школу «Гунди Пиран». Там сразу несколько девочек указали ей на двенадцатилетнюю Госию, всегда сидящую на первой парте. Она к тому времени училась в седьмом классе. Семья жила очень бедно: кроме скудной пенсии в двенадцать долларов в месяц, которую выплачивали так и не восстановившемуся после инсульта отцу, никаких доходов не было. Но уверенную и целеустремленную девочку это не смущало: по окончании старших классов она собиралась поступить в медицинский институт в Исламабаде и, получив диплом врача, вернуться в Патику. Саида Шабир подтвердила, что Госия – одна из лучших учениц школы. Выслушав рассказ о ее успехах, я решил, что она вполне может стать первой нашей стипендиаткой из долины Нилум.
Но возникла одна проблема: отец Госии, который вначале дал согласие на участие дочери в этой программе, через некоторое время передумал.
Как потом выяснилось, такое поведение родственников весьма типично. Так бывало не раз: вначале кандидаты на получение гранта с радостью встречали предложение продолжить образование, а потом с сожалением признавались, что их «старорежимные» бабушка, дедушка, тетя не одобряют принятого решения.
Нам часто приходилось слышать от девушек горькие слова: «Пока мои консервативные родственники живы, я не смогу учиться дальше».
Непросто было получить благословение и от местных духовных авторитетов, у которых по самым разным причинам возникали возражения. Из-за всего этого было пролито немало слез. Больно было видеть, как юным талантам не дают развиваться или заставляют их без причин надолго откладывать исполнение мечты. Так, например, Назрин Байг, зеленоглазой молодой женщине из долины Чарпурсон, пришлось ждать долгих десять лет, пока родные разрешат ей поступить на курсы в Равалпинди и получить профессию акушерки. Так же было и с Джахан Али, внучкой вождя Корфе и моего наставника, Хаджи Али. Ее отец Туаа возражал против отъезда дочери в наше общежитие и поступления на медицинские курсы. Ему хотелось поскорей выдать ее замуж и получить богатый выкуп. Позже Туаа смягчился и отпустил Джахан, которая сейчас получает среднеспециальное образование в Государственном женском колледже в Скарду.
Истинные причины таких запретов иногда не выходят на поверхность, а если и проявляются, то оказывается, что за ними стоит весьма своеобразная логика. Так случились с Госией.
Когда Женевьева, Сарфраз и Сайдулла Байг впервые приехали на встречу с ее семьей, отец девочки, Сабир, и оба ее дяди скептически отнеслись к сделанному дочери предложению. Их волновало, что она слишком юна. Кроме того, они считали, что несправедливо предоставлять ей финансовую поддержку, игнорируя желания и стремления ее старших братьев и сестер. И, наконец, они не хотели, чтобы она уезжала из дома. В ходе нескольких последующих визитов всплыл один важный факт. Как самая младшая из выживших дочерей, Госия несла на себе все заботы по дому и ухаживала за отцом. Без нее он оказался бы абсолютно беспомощным.
Опасения Сабира были вполне обоснованными, и когда его мотивы стали ясны, мы придумали, как решить проблему. Во-первых, мы предложили включить в сумму гранта стоимость патронажной сестры, которая бы регулярно приходила и помогала отцу девочки. Во-вторых, мы привели самый мощный аргумент, имевшийся в нашем распоряжении. Я его иногда называю carpe diem – «лови момент». На этот раз его привел Сайдулла Байг.
«В жизни человеку иногда выпадает уникальный, счастливый шанс, который очень важно не упустить, – сказал Сайдулла на одной из встреч с Сабиром. – Когда открываются такие возможности, нужно отодвинуть в сторону свой эгоизм. Нельзя взваливать на плечи дочери ваши страхи и беспокойство о собственной судьбе. Вы же любите ее и желаете ей счастья. Мы постараемся помочь всей семье, но при этом поймите, что сегодня счастливый случай улыбнулся именно Госие. Многим людям в нашей стране он вообще никогда не представится. И не исключено, что второго шанса у девушки не будет. Если вы заставите ее отказаться, никто не гарантирует, что ей будет дана вторая попытка».
Сайдулла скромно умолчал о том, что несколько лет назад он был в похожей ситуации: ему пришлось многим пожертвовать, чтобы позволить жене закончить среднее образование и получить среднее специальное. Он был одним из немногих пакистанских мужчин, решившихся на такой шаг.
Но в результате сейчас его супруга нашла прекрасную работу – она преподает в частной школе в Гилгите. Так или иначе, но аргументы Сайдуллы произвели впечатление на отца Госии.
«Хорошо, – кивнул он после некоторого раздумья. – Я готов сделать все для блага дочери».
Но после этого разговора Сабир продолжал сомневаться в своем решении. Мы надеемся, что со временем у него хватит мужества и мудрости, чтобы отпустить девушку и дать ей возможность воплотить свою мечту в жизнь. А наша финансовая помощь не заставит себя ждать.
Схожая ситуация, с которой мы столкнулись вскоре, поумерила наш оптимизм относительно новой программы.
В то самое время, когда сотрудники ИЦА вели переговоры с родственниками Госии, мне рассказали о человеке по имени Мохаммад Хассан. Это был довольно состоятельный врач-стоматолог из селения Бхеди на севере долины Нилум. По слухам, он хотел, чтобы стипендию среди прочих получила и его дочь Сиддре. Вообще-то обычно мы стараемся помогать самым бедным, наиболее нуждающимся в поддержке семьям. И все же я передал Женевьеве информацию о докторе Хассане и предложил побольше разузнать об этой семье. Доктор мог оказаться нам полезен в поисках других достойных кандидатов на получение гранта. К тому же он пользовался авторитетом и солидным влиянием в своем районе – с таким человеком стоило подружиться.
И вот однажды вечером Женевьева, Сарфраз и Мохаммед Назир отправились в горы, где на высоком плато располагалась Бхеди. Они должны были встретиться с Хассаном и его домочадцами. Доктор жил с женой, пятью дочерьми, включая Сиддре, и двумя сыновьями, но в тот день к нему приехал погостить из Музаффарабада зять по имени Мирафтаб. Сиддре оказалась разумной и способной девушкой, которая заканчивала двенадцатый класс в школе «Гунди Пиран», планировала получить медицинское образование и вернуться в родную деревню, чтобы работать по специальности. Мать семейства встретила посетителей в гостиной, и после традиционных приветствий женщины увлекли Женевьеву на кухню, оставив мужчин наедине обсуждать дальнейшую судьбу дочери доктора Хассана. Сидя на бетонном полу в кухне, освещенной огнем из очага, Женевьева беседовала с женщинами, и вскоре поняла, что все они горячо поддерживали желание дочери и сестры ехать учиться. Против был только Мирафтаб. Назир и Сарфраз тоже быстро это поняли. У доктора Хассана были свои опасения: он боялся, что американская организация стремится обратить девушку в христианство, однако Сарфраз горячо уверил его, что ИЦА ведет исключительно светскую деятельность и совершенно не вмешивается в вопросы веры. Но Мирафтаб все равно был категорически против предоставления стипендии сестре его жены. По окончании разговора он пришел в кухню, уселся на скамью, как бы возвышаясь над расположившимися на полу женщинами, и стал по-английски предъявлять претензии Женевьеве. «С какой стати, – вопрошал он, – вы лезете к нам со своими западными представлениями о жизни и уговариваете «наших девочек» идти учиться? Кто вообще дал вам право ездить по стране и предлагать стипендии?»
Затем он высказал сомнение в том, что девушка сможет применить на практике полученные знания и быть полезной родственникам и другим жителям Бхеди. И, наконец, он дошел до сути проблемы. Если ИЦА действительнохочет как-то помочь их семье, то единственное, что стоило бы сделать, так это предоставить грант ему, Мирафтабу.
Наши сотрудники провели в этом доме весь вечер и остались там на ночь. Женевьева спала в одной комнате с дочерьми Хассана, которые были возмущены и оскорблены поведением Мирафтаба. На следующее утро Сиддре повторила, что хочет пойти учиться в медицинский колледж. Она называла это мечтой, на урду – «хаваб». Точно так же говорили на собеседовании о своих желаниях и стремлениях и многие другие девушки, попавшие в сходные обстоятельства. Перед отъездом гостей Мирфтаб подтвердил, что его позиция осталась неизменной. А это значило, что мечте девочки не суждено сбыться.
По дороге из деревни Сарфраз спросил у Женевьевы, что она думает по поводу всей этой истории. Та ответила, что Мирафтаб, кажется, не понимает, насколько важно для всей деревни, чтобы одна-единственная девочка получила среднее специальное образование. Сарфраз и Назир согласились с ней и принялись обсуждать, как досадно, что какому-то некровному, принятому в семью родственнику позволено влиять на судьбу девушки и перекрывать ей дорогу к знаниям.
Горько видеть, как разбиваются хавабы!Но особенно тяжело смириться с ситуацией, когда ты знаешь, что камнем преткновения становится мужчина, родственник, не сумевший преодолеть собственную зависть и злобу, вызванную тем, что возможности открылись не для него, а для особы женского пола.
Позже Женевьева послала мне отчет об этой встрече. В нем говорилось, что Сиддре могла бы стать отличным кандидатом на получение гранта, но, учитывая отношение к этому вопросу Мирафтаба, участвовать в программе она не сможет. С большим сожалением и мне пришлось признать, что, пока доктор Хассан ставит будущее своей дочери в зависимость от принимаемых зятем решений, мы не сможем помочь девушке с поступлением в медицинский колледж.
Увы, здесь ничего нельзя поделать, пока Мирафтаб не передумает. Но стоит ему изменить свое мнение, мы тут же предоставим ей возможность учиться.
Пока в Азад Кашмире шел поиск потенциальных стипендиатов, в Соединенных Штатах дело тоже не стояло на месте. Жизнь открывала перед нами новые возможности и устраивала новые испытания.
В феврале 2007 года только что вышедшая книга «Три чашки чая» попала в престижный список публицистических бестселлеров в мягкой обложке, составляемый New York Times. Издание вызвало интерес широкой публики – его заказывали небольшие книжные магазины в провинциальных городах, женские читательские клубы (неформальные объединения женщин, регулярно собирающихся вместе для обсуждения впечатлений от классических произведений и литературных новинок. – Ред.), общественные организации по всей Америке.
Книга «Три чашки чая» продержалась в списке лидеров продаж 140 недель. Причем 43 недели она занимала первое место в рейтинге.
Такой успех и общественное внимание, не ослабевавшее в течение долгих месяцев, открывали перед нами огромные возможности популяризации своей деятельности. Можно было заявить во всеуслышание о важности женского образования в Пакистане и Афрганистане, а также собрать средства для строительства новых школ.
Я знал, что множество девочек по-прежнему ждут, пока у них появится шанс пойти учиться, поэтому счел, что ИЦА обязан участвовать в продвижении издания.
Люди узнавали историю, лежащую в основе «Трех чашек», и вскоре отовсюду посыпались приглашения: меня звали выступить в самые отдаленные уголки страны. Интерес читателей был огромным, все предложения принять было невозможно, и несколько специалистов по маркетингу посоветовали мне сосредоточиться на встречах со взрослой аудиторией. Мне объяснили, что именно самостоятельные, работающие люди являются основными покупателями книги и нашими потенциальными жертвователями. Но такой подход показался мне слишком прагматичным и узким. Да и вообще я просто люблю общаться с детьми. Так что я старался совмещать разные виды встреч: по вечерам читал лекции и общался со взрослыми, а утром и днем посещал библиотеки и школы, выступая перед детьми.
Заявок было много, и вскоре мое расписание оказалось до отказа забитым разными визитами. Еще в 2005 году я объехал восемь городов, чтобы рассказать о работе, которую мы ведем в западных Гималаях. За 2007 год я появлялся на публике 107 раз в 81 городе Америки. Результаты были впечатляющими. По сравнению с 2005-м денежные поступления в фонд ИЦА утроились. Но за это пришлось дорого заплатить: я был физически и эмоционально истощен. Только в январе 2007-го мне пришлось выступать 18 раз в 14 разных географических точках: от Гарвардского клуба путешественников в Бостоне и публичной библиотеки Рочестера до кофейни Blue Heron в городе Вайнона в штате Миннесота. В апреле я посетил 15 мероприятий в 13 городах. На осень в моем календаре были запланированы визиты в Роузмонт, штат Иллинойс; Шарлотт, штат Северная Каролина; Хелена, штат Монтана; Бейнбридж Айленд, штат Вашингтон и еще в 18 мест – все просто невозможно удержать в памяти.
Но 20 ноября со мной случился настоящий нервный срыв.
В тот день я должен был встретиться с аудиторией в пенсильванском Университете Вест Честер. Я только что прилетел из Калифорнии, где в течение семи дней пришлось выступать в 11 городах, в том числе в Сан-Франциско, Пало-Альто, Сан-Хосе, Колорадо-Спрингс и Карбондэйл. Все шло по плану: взяв напрокат машину, я направился в гостиницу, но по пути туда меня вдруг охватило ощущение полного изнеможения. Началась настоящая паника. Что же я скажу всем этим людям, в глаза которым придется смотреть через пять или шесть часов? У меня просто нет сил, чтобы снова выйти на публику. Так что же делать? Пришлось прямо из машины позвонить жене и сказать ей, что дело плохо.
Услышав мой голос, Тара сразу поняла, что происходит: в психиатрии это называется панической атакой. Мы поговорили о моих страхах и волнениях, она, как могла, успокоила меня, а затем посоветовала съесть что-нибудь, немного поспать и тщательно подготовить завтрашнюю речь.
Добравшись до отеля, я погладил рубашку и проспал два или три часа. На следующий день я вовремя явился в университет. Презентация прошла хорошо, а затем, когда слушатели стали подходить, чтобы задать вопросы или просто поздороваться, меня опять сразило неприятное чувство полного бессилия.
Обычно после лекции ко мне подходят сотни, а то и тысячи людей. Я подписываю купленные ими книжки, пожимаю руки. Нередко мы перебрасываемся несколькими словами об их поездках по странам третьего мира и приобретенном там опыте. Некоторые предлагают свои услуги для участия в волонтерских проектах. Я хорошо знаю, что в эти моменты очень важно не ввязываться в долгие беседы, а динамично «пропускать через себя» посетителей, чтобы не задерживать всю очередь. И все же интуиция подсказывает мне, что не надо уж слишком спешить и, бросив одного, тут же переходить к следующему.
Необходимо посмотреть человеку в глаза, внимательно выслушать слова, установить с ним контакт, пусть даже очень краткий. Однако все это требует сил и времени. Иногда я подписываю книги по пять часов. Бывало, что такое общение продолжается далеко за полночь. При этом повторю: я, как и все сотрудники ИЦА, высоко ценю именно этот момент общения с аудиторией. Участники встречи должны уйти из зала в приподнятом настроении, потому что они не только узнали что-то новое от лектора, но и смогли выразить свои мысли и были услышаны. К этому нас обязывают самые элементарные правила вежливости и благодарности, ведь именно эти люди дают деньги на строительство школ. Без их поддержки мы бы ничего не добились.
Но в тот день в Вест Честере я был совершенно не в состоянии идти на контакт с окружающими. Вместо того чтобы открыться навстречу им, мне хотелось убежать и спрятаться. Я чувствовал себя так, будто нахожусь в тоннеле, стены которого стремительно сжимаются. На мои плечи опустилась тяжесть – на них вдруг упал груз от всей этой многодневной кампании по продвижению книги. Тревога ледяными тисками сжала сердце.
В конце вереницы подходящих ко мне людей стояла девочка-третьеклассница, которая терпеливо ждала, когда можно будет передать письмо для пакистанских детей. Оно начиналось так:
«Мой далекий лучший друг в Пакистане, я восхищаюсь тобой! Дома у меня стоит коробка, в которую я собираю мелкие монетки. Я хочу передать их тебе, чтобы ты мог учиться…»
Так судьба напомнила мне, находящемуся на грани срыва, ради чего мы все трудимся.
В тот же вечер в университетском городке был намечен ужин с моим участием. Этого я уже вынести не мог. Сказавшись больным, я вернулся в гостиницу, упал на кровать и отключился. Через несколько часов я позвонил Таре и сказал, что не могу понять, где я и что происходит вокруг. Она снова немного меня успокоила, а потом велела немедленно садиться в самолет и возвращаться домой.
Я прилетел в Боузмен поздно ночью. Жена и дети встретили меня в аэропорту, крепко обняли и расцеловали. Мы отправились спать, отложив на потом все рассказы и обсуждение дел. Позже жена сообщила мне, что уже договорилась с советом директоров и Дженифер Сайпс, чудесной женщиной, исполнительным директором в ИЦА Боузмене, об отмене моего следующего мероприятия.
Впоследствии, вспоминая об этом эпизоде, я испытывал странные чувства – смутное беспокойство и даже страх. Ведь до того момента мне даже не приходило в голову, что я могу так вот взять и сойти с дистанции. Когда мы с Сарфразом или другими сотрудниками путешествуем по Афганистану или Пакистану, то иногда приходится трудиться неделями почти без сна, отдыха и нормальной еды. Но, как я начал понимать, работа в Азии и в Америке сильно различается. Там мы все время взаимодействуем с местными общинами, с учителями и школьниками. Для меня это общение всегда было и остается источником вдохновения. Оно заражает энергией и оптимизмом. А поездки по Америке, связанные с неустанной пропагандой деятельности ИЦА, продвижением наших идей, продажей книг и сбором средств, оказываются крайне утомительными и выматывающими.
Тара говорит так: «Некоторые люди подзаряжаются от общения с окружающими, а Грегу для восстановления энергетических запасов нужно отключиться от мира».
Но при этом мне было ясно, что сейчас важно не упустить удачу: неожиданный успех «Трех чашек чая» позволит ИЦА подняться на новый уровень, и второй раз такой шанс может и не представиться. А значит, мы просто обязаны им воспользоваться. Я лично, конечно, предпочел бы вместе с Сарфразом месить грязь на дорогах Балтистана и Бадахшана. Но в данном случае не имело значения то, чего я хочу и что мне нужно. Ведь Институт Центральной Азии требовал, чтобы родители наших стипендиаток пренебрегли своими личными интересами ради того, чтобы послужить чему-то большому и значимому, так почему же я не должен поступать таким же образом?
Отсюда следовал только один вывод: нравится мне это или нет, но придется быть мотором кампании по сбору денег для ИЦА. А значит, я пока остаюсь в США. Чем больше пожертвований я соберу, тем активнее мы сможем финансировать проекты Сарфраза и его коллег, которые там, на другой стороне земного шара, прекрасно справляются с работой и без меня. Итак, в 2008 году я снова вернулся в строй и провел 69 встреч в 114 городах. Я практически все время был в разъездах, и каждые несколько недель переживал приступы паники. В такие моменты я запирался в гостиничном номере и звонил домой в Боузмен.
В этот период я практически не бывал в Азии и подолгу не видел моих дорогих друзей, а также любимой мною и такой близкой мне природы. Разлука была болезненной. Но ведь я трудился прежде всего ради них. Сарфраз звонил часто и напоминал мне, что мои нынешние мучения не пропадут даром, а дадут возможность завершить начатые в Афганистане проекты. Их было немало, к тому же пора уже было приступать к выполнению обещания, данного киргизам и Абдул Рашид Хану. Для этого пришлось налаживать новые связи. И тут руку помощи нам протянули те, от кого мы совсем не ждали поддержки. В исключительно мирное занятие по возведению школ вдруг включились люди, посвятившие свою жизнь «искусству войны».
Часть III
Школа на крыше мира
Глава 12
Письмо американского подполковника
Образование помогает всерьез и надолго победить фанатизм.
Я поступил на военную службу через четыре дня после окончания школы и два года, с 1975-го по 1977-й, прослужил в Германии. У меня есть некоторый опыт общения с людьми в погонах; я хоть и немного, но знаю этот мир изнутри. С одной стороны, я с большим уважением отношусь к тем, кто посвятил свою жизнь американским вооруженным силам. Но с другой, у меня, как у сотрудника гуманитарной организации, ведущей борьбу с неграмотностью, накопилось за годы работы множество претензий к тем методам, к которым нередко прибегают военные ради достижения своих целей.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 123 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |