Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

13 диалогов о психологии (fb2) 32 страница



Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы 449

зиологической психологии” и идиографически ориентированной “психологии народов”. И вот с тех самых пор, то есть с конца XIX — начала XX века, идея о двух подходах в психологии, или даже о двух психологиях, становится очень популярна, особенно в связи с бурным развитием практической психологии, в частности психотерапии. Среди психотерапевтических практик существуют такие, которые базируются на естественнонаучном подходе к человеку, а есть и такие, которые опираются на “гуманитарный” подход.

С: Ты все время употребляешь эти слова — “естественнонаучная” и “гуманитарная”. Что же это, собственно говоря, такое? Насколько я помню, психология стала наукой, все время ориентируясь на идеалы естествознания. В свое время ты показал мне необходимость и неизбежность такой ориентации. Что же произошло впоследствии? Различия между естественнонаучной и гуманитарной стратегиями исследования в психологии

1. Предмет исследования: “вещь” — “личность”

А.: Обратимся для анализа сущности этих двух “парадигм” исследования человека, его сознания и поведения к нескольким авторам.

Итак, я формулирую первое отличие одного подхода от другого: разное представление о предмете психологии. Воспользовавшись выражением Михаила Михайловича Бахтина, мы можем говорить об изучении “вещей” в естественнонаучной психологии и “личности” в психологии гуманитарной направленности…

С: Постой-постой! А разве в рассмотренных нами “естественнонаучных” направлениях, например в той же школе Курта Левина, не изучалась личность?

А.: Твой пример не очень удачен. Во-первых, как мы видели, некоторые авторы не считают эксперименты Левина “классическими” естественнонаучными экспериментами. А во-вторых, говорить о том, что ты изучаешь личность, не означает еще, что к личности подходят именно как к личности, а не как к вещи… 15 Е.Е.Соколова

Диалог 10. Естественная или гуманитарная?

М.М. Бахтин: Точные науки — это монологическая форма знания: интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект — познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числе человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим [1, с. 363].



Т.А. Флоренская: Понимание “научности” в психологии ориентировано на естественнонаучную методологию, в которой человек рассматривается как объект исследования, а его субъект — исследователь — принимает всевозможные меры для устранения своего влияния на этот объект [2, с. 16]. А. Пассивность “вещи” — активность “личности”

А.: Такой ориентации придерживались психологи самых разных школ: Вундт, Титченер, бихевиористы, гештальтисты в своих “классических” работах, а также представители еще одного направления, о котором мы еще будем говорить, — когнитивной психологии. Все они рассматривали человека как пассивный объект, в то время как в гуманитарной парадигме, в частности в гуманистической психологии, человек рассматривается как субъект, то есть активное, “говорящее” и постоянно изменяющееся, а стало быть, неоднозначное бытие. В.М. Разин: Культура, история, язык, личность, творчество, мышление и другие объекты гуманитарных наук изменяются сами по себе (развиваются) и активно относятся к гуманитарному знанию. Они нередко изменяют свою природу, в частности, в зависимости от того, что это знание утверждает [3,с. 10].

А.: Неоднократно было отмечено, что знание исследуемого человека о сущности происходящего с ним меняет сами его психические процессы. Например, известный наш психиатр Петр Борисович Ганнушкин однажды заметил, что уже можно говорить об одержимых “болезнью Фрейда” в том смысле, что многие люди просто-напросто начинают определенным образом изменяться от неумеренного применения фрейдовского психоанализа (См. [4, с. 146]). Вспомни, что и

Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы 451

Стефан Цвейг говорил о невозможности освободиться от “видения” мира “по Фрейду”, если знаешь его учение. Известный отечественный психолог Борис Сергеевич Братусь приводит еще один пример подобного рода.

Б.С. Братусь: Молодые люди конца XVIII — начала XIX в. не просто находили в “Страданиях юного Вертера” Гёте художественное описание романтической любви Вертера к Лотте, но сами начинали страдать, думать, мучиться и даже кончали самоубийством “по Вертеру” [4, с. 146].

Б. Отстраненность исследования “вещи” — взаимодействие с “личностью” А.: Понимание человека не как “вещи”, а как “личности” предполагает еще и взаимодействие с другим человеком, в частности тем самым исследователем, который сам является субъектом и активно вмешивается в ход исследования испытуемого. Вспомни, например, исследования Вертгеймером процесса мышления (позже ты познакомишься с аналогичными исследованиями представителя младшего поколения гешталь-тистов Карла Дункера): при всей естественнонаучной направленности гештальтпсихологии эти исследования были как бы “из другой оперы”. Сам ход мыслительной деятельности испытуемого менялся в зависимости от взаимодействия с экспериментатором, то есть от активного диалога с ним. А в школе Левина экспериментатор выступал “и актером, и режиссером” одновременно, и его деятельность менялась в зависимости от поведения испытуемого! Разве это уже не выход за рамки жесткой естественнонаучной парадигмы?!

Представители “гуманитарной парадигмы” выделяют еще и третью особенность человека как личности: ее непредсказуемость. На этом основании многие сторонники данного подхода противопоставляют детерминистский характер связей в естественных науках и иной тип взаимосвязей в “науках о духе”.

В. Причинно-следственная зависимость “вещи” —духовная свобода “личности”. Проблема целевой детерминации

Т.А. Флоренская: Принцип детерминизма лежит в основе классического научного мышления. Благодаря ему возможна

Диалог 10. Естественная или гуманитарная?

повторяемость изучаемых явлений, а также их предсказуемость. Причинно-следственная связь является краеугольным камнем экспериментальной психологии. Суть этого принципа остается той же при всех его переформулировках: “нелинейный детерминизм” современной науки, психологический детерминизм, “опосредствованный внутренними условиями”, и т.п.; — всякий детерминизм противостоит непредсказуемости, основанной на свободе личности [2, с. 16].

А.: Принципу детерминизма сторонники противоположной парадигмы противопоставляют принцип “духовной свободы личности”, которая, с их точки зрения, ничем не определяема и, как выражался русский философ Николай Александрович Бердяев, “безосновна” [5, с. 199]. Иначе этот принцип называют “индетерминизмом”. Особенно характерно такое понимание личности для гуманистических психологов, которые выступают на этом основании против “управления” поведением личности.

Т.А. Флоренская: К. Роджерс, основываясь на своей терапевтической практике, а также на экспериментальных исследованиях, пришел к выводу, что чем дальше и успешнее идет процесс терапии, тем менее предсказуемо поведение; предсказуемое поведение характерно для психически неполноценных людей в силу их ригидности. Это заставило К. Роджерса … высказаться против общепринятого утверждения о том, что целью психологии является предсказание и контроль над человеческим поведением [2, с. 17].

А.: Имеется в виду крупнейший представитель гуманистической психологии Карл Роджерс, основатель так называемой индирективной психотерапии, “центрированной на клиенте”. Что же касается жесткого противопоставления детерминизма и индетерминизма, то мне оно представляется не совсем корректным. Одно дело — предсказуемость и совсем другое — объяснение поведения только “свободной волей” человека, который — безо всяких на то причин — может выбрать все, “что пожелает”. Свобода выбора тоже подчиняется определенным закономерностям, то есть детерминирована. Другое дело, что это — особый тип детерминации. Очень удачное различение понимания детерминизма в естественнонаучной и гуманитарной парадигмах дал австрийский психолог Виктор Франкл.

В. Франкл: Человеческая свобода — это конечная свобода. Человек не свободен от условий.

Но он свободен занять позицию по отношению к ним. Условия не обусловливают его

полностью. От него — в пределах его ограничений — зависит, сдастся ли он, уступит ли он

условиям… В отношении проблемы свободного выбора это предохраняет от отрицания, с

одной стороны, детерминистских, механистических аспектов человеческой реальности, а с

другой — человеческой свободы в их преодолении. Эта свобода отрицается не

детерминизмом, а тем, что я, скорее всего, назвал бы панде-терминизмом. Иными словами,

реально противостоят друг другу пандетерминизм…

А.: То есть “всеобщий, всеохватывающий” детерминизм…

В. Франкл: … и детерминизм, а не детерминизм и индетерминизм [6, с. 77-78].

А.: Итак, детерминизм — слишком “выстраданное” понятие психологической науки, чтобы

от него отказываться (вспомни, кстати, Сеченова!). Другое дело, как его следует понимать.

Мне представляется, что его следует понимать широко, а не отождествлять с одним-

единственным видом детерминизма — с механической предопределенностью человеческого

поведения материальными условиями жизни человека, его “органическими причинами”.

Существуют и другие виды детерминизма как всеобщей связи явлений действительности, а

причинные связи — всего лишь один тип связей. Выделяют также и целевой детерминизм, то

есть обусловленность развития психики человека сознательно поставленными человеком

целями.

А.П. Стеценко: В этом случае … открывается возможность понять действительный статус психической реальности как реальности целезависимои, то есть существующей не “сама по себе”, а лишь в контексте порождаемых и решаемых человеком целей и задач его жизнедеятельности. Мир психического характеризуется тем, что в нем происходит не только воспроизводство каких-либо существовавших свойств, связей и отношений, но и постоянное порождение нового, в силу чего живое существо является не столько системой, встречающей раздражения, сколько системой, преследующей цели. Этот факт и учитывается при построении онтологии психической реальности как реальности целезависимои, подчиняющейся законам не причинно-следственной, а целевой детерминации [7, с. 46].

Диалог 10. Естественная или гуманитарная? Г. “Вещь” вообще — уникальная “личность”

А.: Еще одно различие между “естественниками” и “гуманитариями” в предметной области заключается в том, что “естественники” стремятся изучить как бы человека вообще, тогда как для гуманитарной парадигмы наибольший интерес представляет именно уникальность человека.

Т.А. Флоренская: Научно-исследовательская психология занимается изучением общих закономерностей психики “человека вообще”… Статистические методы в психологии “просеивают” то, что выходит за пределы “среднестатистического человека”. Факторный подход к изучению личности, методы тестирования основаны на том же “среднестатистическом” подходе (так, человек высокой нравственности может оказаться “лжецом” согласно опроснику, включающему исполнение нравственных норм, потому что у “среднестатистического” человека “такие бывает”) [2, с. 17-18]. С: Интересно, что это за тесты?

А.: В свое время поговорим и об этом. А пока второе крупное противопоставление “естественников” и “гуманитариев” в психологии — по методологии познания, которая определяется описанным мною выше пониманием различия в предметах изучения. Обратимся сначала к Дильтею, который противопоставлял объяснение в естественных науках описанию и “пониманию” как особым способам познания в психологии как “науке о духе”. Первой отличительной особенностью методологии “описательной” психологии Дильтей называет целостный подход к изучению сознания и поведения личности в отличие от элементаризма “объяснительной” психологии. 2. Методы психологии

A. Элементаризм — целостный подход

B. Дильтей: Объяснительная психология … хочет объяснить уклад душевного мира с его

составными частями, силами и законами точно так, как химия и физика объясняют строение

мира телесного. Особенно яркими представителями этой объяснительной психологии

являются сторонники

Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы 455

психологии ассоциативной — Гербарт, Спенсер, Тэн, выразители различных форм

материализма…

Первым признаком объяснительной психологии … служит …ее синтетический и конструктивный ход. Она выводит все находимые во внутреннем опыте и его расширениях факты из однозначно определенных элементов [8, с. 258, 263].

А.: Я думаю, здесь больше не нужно никаких пояснений: мы много говорили о принципе элементаризма эмпирической и экспериментальной психологии сознания, которому позже гештальтпсихология противопоставила принцип целостности. Но гештальтпсихологи работали главным образом в рамках “естественнонаучной” парадигмы. Дильтей же говорит о необходимости целостного подхода в психологии как науке о духе. В. Дильтей: Понятие описательной и расчленяющей психологии добыто нами из самой природы наших душевных переживаний, из потребности в непредвзятом и неизвращенном понимании нашей душевной жизни…

Психология должна пойти путем, обратным тому, на который вступили представители метода конструктивного. Ход ее должен быть аналитический, а не построительный. Она должна исходить из развития душевной жизни, а не выводить ее из элементарных процессов… Предметом ее должны являться развитой человек и полнота готовой душевной жизни. Последняя должна быть понята, описана и анализирована во всей цельности ее… [8, с. 266-267].

С: В чем же разница с гештальтпсихологией? А.: Сейчас поймешь.

В. Дильтей: Нельзя не пожелать появления психологии, способной уловить в сети своих описаний то, чего в произведениях поэтов и писателей заключается больше, нежели в нынешних учениях о душе, — появления такой психологии, которая могла бы сделать пригодными для человеческого знания, приведя их в общезначимую связь, именно те мысли, что у Августина, Паскаля и Лихтенберга производят столь сильное впечатление… К разрешению подобной задачи способна подойти лишь описательная … психология… Ибо психология эта исходит из переживаемых связей, данных первично и с непосредственной мощью… [8, с. 261-262].

А: Ключевым словом здесь является “переживание”.

В. Дильтей: В переживании взаимодействуют процессы всего душевного склада. В нем дана связь, тогда как чувства

Диалог 10. Естественная или гуманитарная?

доставляют лишь многообразие единичностей. Отдельный процесс поддерживается в переживании всей целостностью душевной жизни, и связь, в которой он находится в себе самом и со всем целым душевной жизни, принадлежит непосредственному опыту. Это определяет также природу понимания нас самих и других. Объясняем мы путем чисто интеллектуальных процессов, но понимаем через взаимодействие в постижении всех душевных сил…

Из всего вышесказанного вытекает дальнейшая основная черта психологического изыскания, а именно та, что изыскание это вырастает из самого переживания и должно постоянно сохранять в нем прочные корни для того, чтобы быть здоровым и расти [8, с. 268-269]. С: Опять возврат к переживанию, а не опосредствованное познание, которое только и является научным, как ты мне недавно доказывал. Когда-то ведь и я говорил, что переживание — это и есть истинное знание: тот, кто не любил никогда, не поймет, что такое любовь…

Б. Монологичность объяснения — диалогичность понимания

А.: Смотря как понимать “переживание”. В рамках гуманитарной парадигмы в психологии, действительно, были попытки возврата к старому понятию переживания как непосредственного познания свойств своей психики. Но ведь можно понимать переживание иначе: как особый способ познания человеком других, самого себя и человеческих отношений в ходе постоянных диалогов друг с другом. И здесь мы затронули уже второе различие двух парадигм в области методологии. Опять воспользуюсь выражением Бахтина: он говорит о своего рода “заочной правде”, о человеке в естественнонаучной психологии, которую можно “подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли” [9, с. 255]. Однако «правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему диалогически, то есть заочная правда, становится унижающей и умерт-вляющей его ложью, если касается его “святая святых”, то есть “человека в человеке”» [9, с. 256].

Вот пример “гуманитарного” (диалогического) подхода к человеку, приводимый самим Бахтиным, когда он анализирует творчество Достоевского.

М.М. Бахтин: В “Идиоте” Мышкин и Аглая обсуждают неудавшееся самоубийство Ипполита. Мышкин дает анализ глубинных мотивов его поступка. Аглая ему замечает:

Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы 457

“А с вашей стороны я нахожу, что все это очень дурно, потому что очень грубо так смотреть и судить душу человека, как Вы судите Ипполита. У Вас нежности нет: одна правда, стало быть — несправедливо”…

Аналогичный мотив недопустимости чужого проникновения в глубины личности звучит в резких словах Ставроги-на, которые он произносит в келье Тихона, куда пришел со своей “исповедью”:

“Слушайте, я не люблю шпионов и психологов, по крайней мере таких, которые в мою душу лезут” [9, с. 256].

С: Так что же означает здесь понимание: вчувствование, вживание в другого человека, так сказать, понять — значит “встать на его место”?

А.: Нет, это именно понимание в диалоге с другим человеком, а не вживание в него, понимание его “правды” в контексте “моей правды”, в соотнесении с ней. М.М. Бахтин: Достоевский никогда не оставляет ничего сколько-нибудь существенного за пределами сознания своих ведущих героев (то есть тех героев, которые равноправно участвуют в больших диалогах его романов); он приводит их в диалогическое соприкосновение со всем существенным, что входит в мир его романов. Каждая чужая “правда”, представленная в каком-нибудь романе, непременно вводится в диалогический кругозор всех других ведущих героев данного романа. Иван Карамазов, например, знает и понимает правду Зосимы, и правду Дмитрия, и правду Алеши, и “правду” сладострастника — своего отца Федора Павловича. Все эти правды понимает и Дмитрий, отлично понимает их и Алеша. В “Бесах” нет ни одной идеи, которая не находила бы диалогического отклика в сознании Ставрогина [9, с. 258].

С: Но это в литературе. А как отражается данный подход и видение человека в конкретных исследованиях представителей гуманитарной парадигмы?

А.: Сошлюсь на опыт практических психологов, которые работают в рамках данной

парадигмы. Одной из ключевых проблем является проблема передачи опыта организации

практик стимуляции творчества или психотерапевтических практик от одного человека к

другому. Ты, кажется, мечтал стать психотерапевтом и накупил уже кучу руководств по

психотерапии? И много тебе дали эти руководства?

С: Какое-то общее знакомство с предметом — не более того.

А.: Немудрено. Здесь нужен иной путь познания.

Диалог 10. Естественная или гуманитарная?

А.А. Пузырей: Основной, если не единственной реальной формой воспроизводства практик стимуляции творчества в пространстве и во времени, а вместе с тем и накопления и “передачи” опыта организации этих практик, является своеобразное “оспособление” отдельных людей через непосредственное, живое ихучастие в “сессиях” или “стажах”, поначалу в качестве рядового “участника” этих групп, затем “ассистента” и, наконец, “ведущего”. Описание же этого опыта, которое обычно дается в специальной литературе по стимуляции творчества, оказывается недостаточным даже для того, чтобы составить хоть сколько-нибудь ясное и полное представление о соответствующих практиках, тем более для того, чтобы обеспечивать их воспроизведение. Это описание может “заговорить” только для того, кто уже имел опыт участия в группе…

Со сходным положением мы можем встретиться и в других сферах современной психотехнической практики, например, в сфере так называемого “социально-психологического” тренинга общения. До тех пор, пока мы не побывали в группе и не получили непосредственного опыта участия в ней, никакое, даже самое лучшее описание его …не дает нам возможности представить адекватно, что такое группа и процесс в группе [10, с. 25].

А.: Таким образом, понимание сути многих сложных вопросов человеческого бытия невозможно без непосредственного участия человека в различных формах этого бытия. С: Но это ведь иной тип деятельности: это ведь уже психологическая практика, то есть “приложение” известных сведений о человеке к решению прикладных задач… А.: Если бы тебя услышал защитник этой второй парадигмы! Он-то как раз убежден, что истинные знания о человеке только и возникают в процессе психотерапевтических практик. Например, один из известных представителей гуманистической психологии Абрахам Маслоу сказал однажды, что “большая часть нашего знания о человеческой мотивации получена не психологами, а практикующими психотерапевтами” (Цит. по [11, с. 140]). Ионв общем недалек от истины. Действительно, столь любезные твоему сердцу проблемы высших человеческих страстей, смысла жизни, смерти и бессмертия, тонких не выразимых словом процессов душевных переживаний впервые были подняты в рам-

Проблема объективности исследования 459

ках подобного рода практически ориентированных направлений…

Т.А. Флоренская: Практическая психология не является производной от психологии

“объективных исследований” — ни по происхождению, ни по содержанию. Следовательно,

ее нельзя считать “прикладной” отраслью академической психологии. Это —

самостоятельная гуманитарная наука со своей методологией [2, с. 39].

С: Подожди-подожди… Значит, в гуманитарной парадигме вообще отрицается объективность

проводимых исследований?

А.: А что ты понимаешь под “объективностью”?

С: Независимость свойств и законов функционирования объекта от его познания исследователем.

А.: Но ты же убедился, однако, что так понимается объективность в тех науках, которые считают, что объект их изучения действительно независим от его исследования. Но возможна ли такая ситуация в условиях изучения человека как субъекта? С: Тогда, выходит, мы вообще должны отрицать объективность получаемых результатов в той же практике? Тогда какая же это наука?

А.: А многие практикующие терапевты и не считают, что практическая психология имеет какое-либо отношение к науке, говоря о ней, скорее, как об искусстве. С: А другие?

А.: А другие все-таки считают возможным смотреть на практическую психологию как на отрасль психологической науки.

С: Как же тогда быть с объективностью, которая всегда, как мне кажется, была эталоном научного исследования?

Проблема объективности исследования в рамках гуманитарной парадигмы. Классический и неклассический идеалы рациональности

А.: В рамках гуманитарной парадигмы существуют две противоположные точки зрения на этот счет. Одни авторы, например Флоренская, отрицают объективность проводимых исследований, как ты только что слышал. Другие считают,

460 ДиалогЮ. Естественнаяилигуманитарная?

что речь должна идти просто о другом понимании объективности в рамках неклассической парадигмы научного исследования (причем эта неклассическая парадигма существует и в естествознании тоже).

А.П. Стеценко: В XX в. представления о реальности (природе), об идеалах и нормах познания меняются. Не имея возможности полностью реконструировать здесь историю возникновения нового, неклассического естествознания, напомню лишь, что первый “кирпичик” в ее фундамент был положен еще в конце XIX в., когда была создана теория электричества, затем важную роль сыграла специальная и общая теория относительности, но решающим моментом явилось создание и разработка принципов квантовой механики. Оказалось, для того чтобы понять законы существования элементарных частиц, нельзя абстрагироваться от тех процедур познания, с помощью которых мы получаем сведения о них. Каждый акт наблюдения как один из этапов познания вызывает изменения в поведении частицы столь принципиального характера, что говорить о ее поведении вне зависимости от процесса наблюдения невозможно. Физики, задумывавшиеся над философским значением этого факта, отмечали, что он знаменует собой отказ от того способа описания природы, который был в ходу на протяжении столетий и который еще несколько десятков лет назад считался само собой разумеющейся целью всего точного естествознания (Н. Бор, В. Гейзенберг и др.). Конечно, принятие новой парадигмы и новой цели научного познания не было одномоментным и простым актом. Для многих ученых оказалось слишком трудным принять тот факт, что до измерения объект не обладает какими-либо свойствами, то есть что свойства объекта впервые возникают при измерении; что никакое элементарное явление, по сути дела, нельзя считать явлением до тех пор, пока оно не наблюдалось, а от решения субъекта зависит, каким будет исследуемый объект (например, волной или частицей). Однако постепенно все больше утверждались новые идеалы и нормы описания и объяснения реальности. Центральной идеей при этом становилась идея исследовательской деятельности как существенного, определяющего компонента изучаемого явления, который конституирует его, превращая в элемент физической (или какой-либо иной) реальности. Вопросы о том, какими свойствами объект обладает “сам по себе”, каковы законы его “естественного”, не зависящего от

Проблема объективности исследования 461

деятельности познающего субъекта, развития перестали считаться осмысленными [12, с. 53­54].

А.: Тем более это относится к исследованию таких реальностей, как сознание, культура, жизнь общества. Вот что писал об этом замечательный философ Мераб Константинович Мамардашвили.

М.К. Мамардашвили: То, что мы называем законами и к чему раньше приклеивался эпитет “вечные” и “неизменные”, в действительности должно рассматриваться как функция некоторого более широкого целого, как функция самой деятельности, в континууме которой становится возможной связь, которую потом мы называем законами. Вернее говоря, нечто не предустановлено в виде закона, аустанавливается в виде закона. И, кстати, это является и условием появления нового — новообразования, изменения, преобразований, в том числе и в области культуры, — появления новых культур на месте старой и т.д. Короче говоря, … здесь важно следующее: важен отказ от посылки существования некоторого предустановленного мира с готовыми законами и сущностями. Не в том смысле, что мира нет вне нас, а в том, что мы для анализа некоторых проявлений человеческого сознания и деятельности должны анализировать мир иначе… Не существует никакой предсуществующей познанию способности познания. Способность к познанию установится в актах познания. Правило, закон установятся в реальных актуализациях движений, и нет никакой их пред-данности, как в экономике нет предданнои экономической природы человека, а она установится в зависимости от того, как пошли [13, с. 63-65]. С: Здесь очень много рассуждений о познании вообще. А все-таки, как преломляется данная стратегия познания в исследовании самого сознания?

А.: Помнишь, мы говорили о понимании психической реальности в данной парадигме как реальности “целезави-симой”, определяемой поставленными самим человеком целями? С: Помню.

А.: Но существует, согласно представителям данной парадигмы, и другая целезависимость психического: от целей и задач той научно-познавательной деятельности, в контексте которой происходит изучение того или иного фрагмента психической реальности (См. [7, с. 47]). Отсюда психологичес-

462 ДиалогЮ. Естественнаяилигуманитарная?

кое исследование определяется как исследование именно и только конструктивное (См. [Там же, с. 48]).

А.П. Стеценко: Рассмотрение психологии как науки конструктивного типа означает, что при изучении психической реальности … наблюдение над ней вне конкретных задач преобразования, планирования, совершенствования, овладения, управления и т.п. оказывается вообще не имеющим статуса объективного научного факта [Там же]. А.: Еще с большей силой эта идея о том, что сам факт получения знания об объекте приводит к изменению законов его функционирования, звучит в работе Андрея Андреевича Пузырея о Выготском, которую я однажды уже цитировал: сознание есть нечто такое, что “только благодаря и в ходе исследования и анализа впервые вообще приводится к своему существованию” [10, с. 95]; “исследование тут является своего рода “ловушкой для сознания” и, стало быть, … “захватывает” (“ловит”) нечто такое, чего до этого “захватывания” не существовало, но что лишь благодаря самому этому захватыванию, то есть построению и срабатыванию ловушки впервые только и приводится к своему существованию” [Там же, с. 100].

С: Но это же неверно! Точнее, верная мысль о необходимости формирования сознания и необходимости исследования, в котором может осуществляться такое формирование, доведена, на мой взгляд, до абсурда! Кстати, когда ты рассказывал мне об исследовании мышления в гештальтпси-хологии и в связи с этим о разном понимании объективности, у меня возникло какое-то неясное еще для меня возражение идеям, которые ты излагал. Теперь я могу сформулировать его яснее. Во-первых, как ты только недавно показал, высшие психические функции (ВПФ) формируются у ребенка благодаря взаимодействию со взрослым человеком — у обычного ребенка благодаря совместной деятельности с обыкновенным взрослым человеком, а вовсе не исследователем, который “ловит” сознание, — и, тем не менее, оно формируется. Во-вторых, те же ВПФ формируются при обычных условиях у каждого ребенка, а это означает, что все-таки есть какие-то закономерности их формирования, которые существуют уже до данного конкретного случая. В-третьих, у меня всегда возникает протест — я думаю, он обусловлен не только эмоционально, но и интеллектуально — против признания всевластия экспериментатора и определяемости “продукта фор-


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.021 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>