Вы вспоминаете ль о том, кто столько думает о вас
И чьи глаза покинул сон, кто на чужбине в этот час,
Кто думал чувства глубоко в себе запрятать, как в ларце,
Но выдает его печаль, написанная на лице...
Беда забросила меня в чужие, дальние края,
И замирает сердца стук — как на развалинах жилья.
Ночным стенанием своим мне голубь не дает уснуть —
Ему, я знаю, как и мне, уныние терзает грудь.
Мы долго сетовали с ним на то, как наша жизнь горька,—
Я — на земле, а он — в ветвях, под сладкий шелест ветерка...
Увижу ль тех, кого люблю? Порвутся ль нити крепких уз?
О, неужели навсегда распался дружеский союз?
Я обязательств не расторг, я не забыл своих друзей:
Ведь верность слову своему — примета истинных мужей.
...К вам снова праздник в дом пришел, он стать счастливыми зовет,
А бедный юноша вдали воспоминаньями живет.
Да, я с друзьями разлучен, не знаю радостного дня,
И я читаю тут стихи про то, что было у меня:
«О, чем утешусь — ни семьи, ни кубка, ни друзей,
Отчизны тоже больше нет, и милой нет моей!»
* * *
Ценить ты меня перестала,
Ты свергла меня с пьедестала,
Из сердца совсем изгнала —
Лишила родного угла!
Но помнит несчастный влюбленный
То время, когда благосклонно
Ты пела ему о любви,
Завлекши в тенета свои.
Тогда ты его утешала
И слезы ему осушала,
Дарила советы часто,
Он верил: они на счастье...
Из рук твоих сладко любое
Питье мне — пусть даже алоэ.
А если бы жгла ты огнем,
Прохладу нашел бы я в нем!
Моими мечтами была ты...
Зачем же, зачем же расплаты
Пришел этот горестный час!
О, если бы минул он нас!
* * *
Ты знаешь ли величину удела,
Которым в моем сердце завладела,
И знаешь ли, что почитал за счастье
Я под твоею находиться властью,
И что никто здесь, в царстве суеты,
Не покорял еще меня, как ты?!
Когда ж достигла ты сего предела,
В одежду горя ты меня одела,
Бессонницей глаза мне насурьмила...
Взгляни в мои носланья — там чернила
Сверкают со слезами наравне!
Застыло сердце от тоски во мне.
***
Моя газель, вбираешь ты
В себя все формы красоты!
И если в отдаленье ты —
Передо мной твои черты.
Любовь к тебе — игра с судьбой,
Но все равно мечты с тобой,
А все мольбы мои — в словах:
«Спаси, я весь в твоих руках!»
Молю Аллахом: будь верна —
Ведь я храню обет сполна!
О, смилуйся над бедняком,
Кто лишь с напастями знаком,
Кто стоны шлет в ночной тиши
От боли сердца и души,
Кому не в радость светлый день,
Кто стал прозрачен, словно тень,
Кто не стыдится чувств своих —
Пусть знают все вокруг о них!
* * *
Как ты решишь мою судьбу — пусть будет так!..
Тебя забыть я не могу нигде, никак.
Да разве в силах тот забыть иль изменить,
Кого с тобой любви такой связала ннть.
И кто, с тобою разлучен, не знал утех,
Кто потерял покой и сон — спроси у всех!..
Меня сжигает страсть твоя и скорбь твоя;
Твоя любовь — моя болезнь... Да, болен я!
Но быть здоровым не хочу, ты мне поверь.
А коль солгал — запри скорей к блаженству дверь!
Клянусь Аллахом, я живу, тебя любя,—
И никого не иуячно мне взамен тебя!
* * *
О ты, к кому желанием томим! Когда б сумел я стать собой самим,
Когда б судьба дала мне выбирать — Мой выбор пал бы на тебя опять!
Пускай корят завистники, пускай — За верность чувств хоть ты не упрекай!
Да, пусть меня завистники корят, «Она тебя забыла,— говорят,—
Твои упреки ей, что горький плод; Ее душа давно другого ждет...»
Пусть говорят... Наверно, я из тех, Которые, любя, прощают грех.
В любви — я раб, а ты — моя мечта... О, как неодолима красота!
***
Отнимешь ли ты одеянье, которому имя — любовь?
Уйдет ли твоя благосклонность — и мне не узреть ее вновь?..
Неужто все так совершитсж Неужто любви моей путь
Усеян напастями будет, а счастья, увы, не вернуть?..
Я отдал тебе без остатка и душу и сердце свои —
И как же теперь я утешусь, не зная ответной любви?
Для тех, кто взаправду полюбит, их чувство — смертельный недуг,
И, значит, свое исцеленье лишь в смерти найду я от мук!
Укоры я все и упреки скрываю в себе глубоко,
Лелею и вновь забываю, и гнев мой проходит легко.
А чтобы молву успокоить, ты, сердце, в ответ ей скажи:
«Довольствуюсь я даже взглядом жестокой моей госпожи!»
***
О, подари мне зубочистки стебелек —
Чтоб о твоих устах он мне напомнить мог!
И, может быть, моя умерится тоска,
Когда коснусь я зубочистки стебелька...
О солнце светлое! Величием твоим
Земля гордится перед небом голубым!
А на самой Земле смягчится взгляд любой,
Когда он встретится нечаянно с тобой!
* * *
Я люблю всерьез — а ей потеха,
Мой обет в любви — ей лишь помеха.
Не хранит она и свой обет...
Не пойму: со мной она иль нет —
Хоть как будто бы она и рядом...
Я гляжу на мир скорбящим взглядом.
Отдаляясь, мучая меня,
Убегая точно от огня,
Ты врагов моих с улыбкой манишь.
Знал бы я, что ты меня обманешь,
Что изменишь слову своему...
Что ж, я сам завлек себя в тюрьму,
И теперь — лишь смерть мне оправданье.
Жизнь моя — вот выкуп за страданье!
Если ты вернешь свою любовь,
И тогда я не воскресну вновь!..
Если б крикнул я, что ты убила,
Сколько б истины в том крике было!..
Изветшают ночи и слова,
А любовь всегда, всегда нова:
Ведь любовь — опора всей Земли!
Этой мудрости и ты внемли.
***
За то, что стыд я потерял, сними с меня вину:
Ведь ветку ивы я узрел и полную луиу!..
Узорный поясок стянул округлый нежный стан.
Очами поражать сердца ей дар особый дан.
Те очи, будто бы сурьмой, подведены волшбой.
Она влачит подол плаща искусно за собой...
Дитя газели, ты цветешь прекрасней всех ветвей
Под сенью юности своей, незрелости своей!
Поспорит шеи белизна с одежды белизной.
Так гибко гнется тонкий стан лишь у нее одной!
Игривость с гордостью слились и неразлучны в ней...
Она пришла, когда в ночи зажегся сонм огней,
Когда сверкали в темноте Арктур и Альтаир
И мерила ладонь Плеяд по пядям звездный мир.
Она пришла ко мне, когда восстал я после сна,
Под сенью красоты своей ко мне пришла она...
И притянул к себе я ветвь — мечты моей предел!
И наслаждались мы в любви сплетеньем уст и тел.
От яркости ее ланит светлей был темный кров.
Чтоб те часы продлить, я жизнь укоротить готов!..
В превратный рок не верил я — кто этим устыдит
Того, кто исстрадался днем и по ночам не спит...
Себя я тешил всякий раз: «Подействует упрек!»
Но, как ползучий скорпион, коварен был мой рок.
И пусть избранник я судеб и достославный муж —
Настигли беды и меня, и худшие к тому ж!
Она всегда была — как сад для взора, но сейчас
Она ушла... И стал тот сад — для мыслей, не для глаз.
А ныне мой приятель зрит ее прелестный лик,
Веселость пьет ее души — она его родник...
Достойнейший из всех людей, мой друг Абу-ль-Касим,
Кто был оплотом для меня, наставником моим!
Не потому ли мне судьба послала столько бед,
Что от тебя я вдалеке, что друга рядом нет!
«О, если б знать!» — слова томят и рвутся из груди,
Но в сожалениях, увы, нам толку не найти!..
Вернется ль снова череда прекрасных дней былых?
Как часто от тебя вдали я вспоминаю их.
А наши ночи — где они? Остались ли следы
От них, что были в аромат одеты, как сады?
Нам не мешал недобрый рок: казалось, будто он
Клонился набок, опьянев, иль погружался в сон,
Когда по саду мы брели к лазоревым ручьям,
Что из зеленых берегов рвались навстречу нам,
Когда взбирались на холмы из белого песка
И небо укрывало нас в лазурные шелка...
Вино из драгоценных чаш лилось там без границ,
И свет достойный исходил от благородпых лиц,—
Он мог бы, словно блеск свечей, развеять мрак густой,
И каждый муж был славен там умом и красотой,
Подобно мускусу, опи благоухать могли,
И вместе все — наделены всей мудростью Земли...
Пусть южный ветер к нам придет, я жду его всегда:
Когда повеет он, дышать могу я без труда;
Благоуханный, он несет ко мне твои черты,
И мне становится легко: тогда со мною ты!
О верный друг, о властелин, кого избрал я сам!
Измерить всю мою приязнь каким я дам весам?
Подобен ты «седьмой стреле», ниспосланной судьбой,
И явь, и тайна чувств к тебе равны между собой!
Не знал я дружбы до сих пор сердечней и стройней,
Запреты и согласья мы чередовали в ней,
В ней все блистало прямотой и ровной красотой,
Как ряд жемчужный на груди у девы молодой!..
Да не придет тебе на ум порвать согласья пить,
Ведь у меня одна лишь мысль: как дружбу сохранить?
О, сделай так, чтоб твой ответ вернул мне радость дней,
Тех самых, что теперь, увы, лишь в памяти моей,
И облачи в словес парчу безликие листы,
Которым в прозе и в стихах подаришь мысли ты!
Подаришь плод своих трудов — из лучших лучший плод:
Его сама твоя судьба «жемчужным» назовет!..
Пускай же чаще те плоды нам посылает он,
Тот, кто природой с юных лет богато одарен,
Чье красноречье велико, а мысли так стройны,
Что перед ним и Сахль и Амр померкнуть бы должны!..
Но коль ответ твой но придет к тому, кто ждет его,
То не услышишь от меня ты больше ничего...
Так благоденствуй, процветай и памятуй: ты сам
Подобен туче дождевой, несущей жизнь лесам!..
Воркуют голуби, клоня тяжелые кусты:
«Да снизойдет к тебе покой!» Призыв услышал ты?..
ИБН XАМДИС
* * *
По земле рассыпается град —
То жемчужины с неба летят.
В небе движутся темные тучи —
То распахнутых раковин ряд.
Жемчуг с неба легко достается,
А из моря — труднее стократ.
Что за перлы! Для взоров красавиц
Нет на свете милее услад.
Подбери их с земли! Ожерельем
Ты достойно украсишь наряд.
Но, увы, все жемчужины тают,
И в ничто превращается клад,
И у влажной земли на ресницах
Только белые слезы лежат.
Тает жемчуг. Струятся потоки,
Словно змеи, в траве шелестят,
И сшибаются пенные струи,
Словно в битве — с отрядом отряд,
И, подобные звеньям кольчуги,
Пузырьки серебрятся, дрожат.
Прогоняющий все сновиденья
Слышен грома протяжный раскат,
Что призыву верблюда подобен,
Племенного водителя стад.
Гром гремит, возвещая, что ливень
Оросит и пустыню и сад.
Он ворчит, как погопщик верблюдов,
Если медлят они, не спешат.
Блещет молния — бич разгулялся,
Бьет и хлещет, тяжел и хвостат.
Блещет молния — меч обнаженный
Ослепляет испуганный взгляд.
Блещет молния — ловит добычу
Лев, рванувшийся наперехват.
Блещет молния — фокусник пляшет,
Машет факелом, весел и рад.
На лугу пробиваются травы
И цветы, распускаясь, горят,
Ожидая дождя, что превыше
Наслаждений любых и отрад.
И поток низвергается щедро —
Это сыплется дождь, а не град,
И земля щеголяет в зеленом
Новом платье — без дыр и заплат.
Словно ковш, наклоняется небо,
Брызжут капли, стучащие в лад.
От воды захмелевшие ветви,
Полупьяно шатаясь, шумят,
И усталая туча уходит,
И ее невозможен возврат.
В небе светится огненный сокол
И с восхода летит на закат.
***
День — балованный ребенок,
Что немногим старше года,—
То хохочет, то рыдает.
Неустойчива погода!
Но плывет в порывах ветра
Запах мускуса и меда,
И не дождь идет, а жемчуг
Ниспадает с небосвода.
* * *
Как трудно плыть! Морские волны
Плохое средство от невзгод.
Растут валы, гонимы ветром,
Бегут с заката на восход.
Но тяжелей всего — забота,
Что гонит в море и гнетет.
***
Ручей перебирает камни —
Журчит веселая струя.
То извивается и блещет,
Скользит и вьется, как змея,
То, словно птичье оперенье,
Горит, искрится, серебром,
То, радугой переливаясь,
Узорным стелется ковром.
Ручей — как сжавшая поводья
Лихого всадника рука.
Ручей — как льющиеся слезы,
Когда утрата велика.
Ручей! Твой голос мне понятен.
Журчи без умолку, спеша.
Ты — жив. Ты — дышащее тело.
В котором властвует душа.
Разлейся, землю орошая,
Одушевленный ток воды,
И мы увидим, как пустыни
Преображаются в сады.
И мы увидим — поселенцы
Нахлынут к берегу толпой,
А звери никогда не будут
Сюда спешить на водопой.
* * *
Мы рано утром в сад приходим,
И прямо — к берегу ручья.
Отполированная солнцем
Вода — как лезвие меча.
Ручей сверкает, отражая
Движенье каждого луча,
В тени раскидистых деревьев
Поблескивая и журча.
У нас вино в глубоком кубке,
И все мы — пленники вина.
Мы пьем пылающую жидкость
До опьянения, до дна,
И чаша ходит круговая,
До края самого волна,
И плещет пенистая влага,
И нас качает, как волна.
О, сок лозы, отборный, первый!
Кувшин шатается, хмельной,
И сад, застенчивость отбросив,
Шумит, как собутыльник мой,
И ветки юные ломает
Повеса ветер озорной,
И дождь, как голос примиренья
Звучит над пьяной кутерьмой.
Висят на ветках апельсины —
Литого золота шары.
Цветы пылают, словно свечи,
Росой предутренней поры.
Поют, захлебываясь, птицы,
Самозабвенны и пестры,
Как будто голос аль-Гарида
Пьянит мединские шатры.
Поют, как Мабад незабвенный:
Рулады льются, как ручьи.
Поют с рассвета до заката,
Воркуют, свищут соловьи.
И пусть желанья обновятся,
Надежды сбудутся мои.
Дрожу, как дерево под ветром
Изнемогаю от любви.
***
На пирушках друзей я сидел,— сколько раз
До утра не смыкая слезящихся глаз.
Сколько раз среди юношей черноволосых
Восседал я — единственный, кто седовлас.
Я ни капли не пил из веселого кубка
Ни в начале пирушки, ни в утренний час —
Лишь вдыхал ароматы вина, любовался,
Как оно из кувшина струится, лучась,
А в душе отдавались тревогой и грустью
Шум разгульного пира, и пенье, и пляс.
Ты ушло, мое время, прошла моя юность —
Беззаботные годы вина и проказ.
После радостных песен — одни причитанья.
Утопавший в веселье — в печалях погряз.
Пойте, юные, пламенем пьяным пылайте,
Разгорайтесь, пока ваш огонь не погас.
До утра осушайте тяжелые кубки,
Где играет и пляшет вино, золотясь.
Я уйду на рассвете, усталый и трезвый,
Сединою смущать не желающий вас.
***
Убита молодость зловещей сединой,
И стала седина в душе кромешной тьмой,
Я молодость отверг: она мне изменила,
И жизни вспоминать я не хочу былой.
Но юность светлую что на земле заменит?
Лекарства верного напрасно ждет больной.
Иль старость белую возможно перекрасить,
Задернуть белый день покровом тьмы ночной?
Нет, краски предадут. Мне юность изменила
И обошла меня коварно стороной.
О легкий ветерок, прохлады дуновенье,
Ты веешь свежестью и влажной чистотой.
Ты утоляешь мир дождем животворящим,
И плачут небеса над мертвою землей.
Но тучи мечутся, бегут, пугаясь грома,—
Так трусов гонит прочь воинственный герой.
Вот в небе молния стремительно сверкнула,—
То обнажили меч отважною рукой...
Всю ночь томился я во тьме невыносимой,—
Ты, утро, яркий свет мне наконец открой.
О ветер, если дождь уже насытил землю,
Что так измучена тяжелой духотой,—
Ты оскудевшие примчи обратно тучи,
Я напитаю их горячею слезой.
Я пролил ливни слез над юностью моею,
Но там по-прежнему лишь засуха и зной.
Лети же, облако! В степи, томимый жаждой,
Чертог любви моей,— он ждет тебя с тоской.
В чертоге том столбы из солнечного блеска,
И возгорается от них огонь святой.
Там несравненно все — и небо, и растенья,
И воздух, и земля, одетая травой.
Я любящее там свое оставил сердце
И лишь страданий груз в дорогу взял с собой.
И в тот волшебный край мечты мои стремятся,
Как волки, что спешат в дремучий мрак лесной.
Там чащи, где дружил я с царственными львами,
Газелей навещал я в тех лесах порой,
И там, в раю святом, не бедность и забота,
Но радость вечная была моей судьбой.
***
Сумели угадать по множеству примет
Моей влюбленности таинственный расцвет.
Твердят, что жар любви едва ли беспредметен,
Что существует центр вращения планет...
Им хочется улик, доносов, слухов, сплетен,
Им надо выведать любви моей секрет.
Но скрытность мудрая прочней любой кольчуги,
Притворством праведным я, как броней, одет.
Предателя теперь я вижу в каждом друге,
И ни один еще не смог напасть на след.
Любовь пришла ко мне,— не так ли к верной цели
Приходят странники, весь обошедши свет?
Не сможет угадать никто моей газели,
Зачем же эта брань, в которой смысла нет?
Ее, жестокую, уста назвать ие смели,—
Неумолимая лишь богу даст ответ.
А если спросят вдруг когда-нибудь, случайно,
О той, что принесла мне столько зол и бед,—
Солгу я, и язык моей не выдаст тайны,
И не нарушит он суровый мой запрет.
* * *
Укрепили стоймя восковое копье.
Наконечник блестящий на нем — из огня;
И огню предает оно тело свое,
За слезою слезу золотую гоня.
Словно кротость, сумевшая гнев побороть,
Тихий свет разливается, сумрак тесня.
Силой духа сжигает свеча свою плоть
И повадкой такой удивляет меня.
* * *
Ты пышной пеною наряд свой убрала,
Покров прозрачный твой как будто из стекла.
Когда же проплывут здесь лодки на рассвете,—
Ты будешь, словно меч узорчатый, светла.
А я к тебе пришел, когда мерцали звезды,
Их жемчуг сказочный окутывала мгла.
Закат изранили удары звезд падучих,
Как копья меткие, и ранам нет числа...
Смешайся с солнцем вновь, как с камнем философским,
Чтоб влага светлая стать золотом смогла.
* * *
У неба учишься и следуешь за ним:
Сама в движении, а полюс недвижим.
Ты делаешь добро и зерен ждешь в награду...
Кормилица людей,— тебя благодарим.
Серебряной муки ты даришь водопады,
Когда зерном тебя накормят золотым.
* * *
Неумолимая, ие торопись, постой!
Грешно смеяться так жестоко надо мной.
Когда в глазах моих зажжешь ты свет вечерний
Своею утренней сверкающей зарей?
Мечтами о тебе измучен я безмерно,
Ты скорбь души моей смири и успокой...
Ты сердце рвешь мое: в игре жестокой, скверной
Тебя ждет выигрыш — и первый, и второй...
На клочья сердце рвать,— о нет, еще, наверно,
Никто не тешился подобною игрой.
* * *
Слез утренних с небес струится водопад,
Вороны, каркая, нас разлучить спешат.
Я так молил ее: «Волос кромешной тьмою
Опять заполни мир и ночь верни назад».
О, ночь осталась бы, и в сладком примиренье
Преодолелся бы мучительный разлад...
В устах ее и блеск жемчужин драгоценных,
И нежной влажности весенний аромат.
Что ж ран не исцелил я влагой чудотворной?
Прекрасная цветет меж каменных оград,
Где вечно стерегут ее мечи и копья,
Как тайну нежную и как бесценный клад.
О, подожди еще, не убивай, помедли!
Сгорает только тот, кто пламенем объят...
Зачем же от любви ждать вечного блаженства?
В ней горечь едкая, в ней только боль утрат...
***
Пришла в смятении, а вдруг следят за ней?
Газель от хищных так скрывается зверей.
Подобно мускусу она благоухала,
Кристаллов камфары была она светлей.
И в сердце бурное внесла успокоенье,
И утолила зной безудержных страстей.
Я наслажденье пил так медленно глотками,
Как птица пьет росу с травы или ветвей.
Лишь отошла она — и утреннее солнце
Вдруг стало заходить, и сделалось темней...
Но встреча нежная такой была короткой,
Как встреча жениха с невестою своей.
* * *
Желтого солнца подобье — вино
Плещется в чаше с блистающей гранью.
В смеси вскипают воды пузырьки,
Звездному не уступая сверканью.
Юноша, замысел смелый тая,
В чаше отыщет опору дерзанью.
Станет молва ему дань воздавать
И напророчит успех начинанью.
Что есть вино, и вода, и бутыль?
Духа, материи, формы слиянье!
Сонную одурь стряхни, оглядись:
Ночь одолело дневное сиянье.
Томному юноше сумрак под стать,
Дремлет, укрыт лучезарною тканью.
Кубки свои при луне осушив,
Вновь наполняем их солнечной ранью.
Светлые блестки рождает в листве
Чаши с душистым вином колыханье.
Пьем виноградной лозы молоко,
Полное света и благоуханья.
Ночь наслаждений была коротка,
Сколь огорчительно с ней расставанье!
Кубки мелькали у кравчих в руках,
Напоминая коней состязанье.
Сколько блаженство у нас ни гости —
Кажется кратким его пребыванье.
* * *
Пусть сатиры мои порицает жестоко молва,—
Почему же твердят, что я в одах достиг мастерства?
Говорят: «Ты за них ожидаешь награды бесценной».
Неужели мои не бесспорны на это права?
Но поэмы мои? Отвечают: «Они вдохновенны».
А стихи о любви? «Это чудо и верх волшебства».
И тогда я сказал: «Лишь таким доказательствам верьте;
Здесь для правды простор, что нетленна и вечно жива.
Целомудренна речь, что исходит из чистого сердца,
Подлеца узнаешь — крики брани заслышав едва...
Допущу ль, чтобы вдруг мусульманина, единоверца,
Мой изранил язык, чтобы стрелами стали слова?»
* * *
Кто в него вдохнул огонь летучий?
Чьей рукой он выкован умело?
Ты извлек его, как дух, из плоти.
Извлекая дух, войдет он в тело.
Глянцу безупречного булата
Блеск пустыни уподоблю смело.
В зеркале меча и некрасивый
Стал красавцем: это — джиннов дело!
Крылышки подняв,— не утонуть бы! —
Муха на клинок блестящий села.
***
Остается мне одно: жизнь разменивать на дни,
Чтобы горе покупать. Незавидная награда!
Если б мог я растопить сердце в пламени скорбей —
Превратить его в слезу для меня была б отрада.
Осужден я вспоминать время юности своей,
И всего дороже мне эта горькая услада.
* * *
Ты в спину ужалила злобно верблюда — и что ж?
Верблюду мученье такое сносить невтерпеж.
Вот так ростовщик хочет высосать кровь из страдальца,
На лезвие лекаря жалящий хобот похож.
Как щеголи хну растирают на кончиках пальцев,
Так ты свои лапки — в кровь обагренные — трешь.
* * *
Здесь наслаждения душа воплощена
И молоко дождей вскормило семена.
Кувшин наполнился богатыми дарами,
И жажду наконец мы утолим сполна.
Мы пили медленно. Уж ночь сменилась утром,
Уж неба ясного зарделась глубина.
Резвился на лугу ручей неугомонный,
И крыльями ветвей укрыла пас весна.
И чаша каждая сверкала, как невеста,
И с юною рукой была обручена.
И алым панцирем вино одело чашу,
И жемчугом воды украсилась она.
Казалось, что уста язвит внезапно что-то
И влага жалит их, коварна и темна,
Но нежной терпкостью и мягкостью мгновенно
Строптивость дикая была укрощена.
По жилам пламени текла воды прохлада,
Чтоб воцарился мир и не зажглась война.
Когда гнетет тоска и сердце изнывает —
Власть чудотворную мы узнаем вина.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |