Посвящается Вирджини Люк 19 страница

Варель проворчала:

— Не обольщайтесь. Я сделаю несколько звонков. Надеюсь, что получу для вас информацию, может, сегодня вечером, или завтра, или позже. Я ничего вам не обещаю.

— Как вы думаете, вам удастся получить список врачей «Единого мира»?

— Это сложно. «Единый мир» — организация очень закрытая. Посмотрю, что можно будет сделать.

— Если я прав, доктор, — и если, конечно, убийца не сменил имя, — то данные должны совпадать. Постарайтесь все разузнать поскорее.

Внезапно Варель уставилась на меня своими черными глазами. Мы стояли в углу коридора, на блестящем линолеуме. Я тоже посмотрел на нее напряженно, но доверчиво. Я знал: она не станет звонить в полицию.

В Париж я вернулся к десяти часам вечера. Яне получил никаких ответов ни из посольств, ни из судебных инстанций, не было известий и от доктора Варель. Только Джурич передал по факсу отчет о вскрытии тела Райко. Я принял обжигающе горячий душ, потом приготовил себе взбитую яичницу, добавив к ней кусок лосося и картошку. Заварил черный русский чай, потом в надежде заснуть залез в кровать, положив «Глок» рядом с собой. Около одиннадцати зазвонил телефон. Это была Катрин Варель.

— Ну что? — спросил я.

— Пока ничего. Завтра утром мне должны прислать список французских и франко-говорящих врачей, работавших в странах Центральной Африки с шестидесятого по восьмидесятый год. Еще я позвонила нескольким друзьям: они смогут дать мне более подробную информацию. Что касается «Единого мира», то получить список врачей нет никакой возможности. Но еще не все потеряно. Я знаю одного молодого офтальмолога. Он собирается устраиваться к ним на работу и обещает мне помочь.

Пока что провал по всем направлениям. А время идет. Я постарался скрыть свое разочарование:

— Очень хорошо, доктор. Благодарю, что вы мне поверили.

— Пустяки. Я немало поездила и повидала, вы же знаете. Но то, о чем вы рассказали, переходит все мыслимые пределы.

— Я обязательно все вам объясню — когда сам в этом разберусь.

— Будьте осторожны. Завтра я вам позвоню.

Я повесил трубку. В голове у меня было пусто. Оставалось только ждать.

Еще не рассвело, когда вновь раздался телефонный звонок. Я снял трубку, одновременно взглянув на кварцевый будильник у изголовья. 5 часов 24 минуты. «Алло!» — хрипло произнес я.

— Луи Антиош?

Голос был низкий, с явным восточным акцентом.

— Кто говорит?

— Это Ицхак Дельтер, адвокат Сары Габбор.

Я так и подскочил на кровати.

— Слушаю вас, — четко произнес я.

—Я звоню вам из Брюсселя. Кажется, вчера вы связывались с нашим посольством. Вы хотели встретиться с Сарой Габбор, я правильно понял?

— Совершенно верно.

Адвокат прочистил горло. Его голос звучал низко, как контрабас.

— Вы должны понимать, что при настоящем положении вещей это очень трудно.

— Мне необходимо ее увидеть.

— Я могу спросить, что вас связывает с мадемуазель Габбор?

— Личные отношения.

— Вы еврей?

— Нет.

— Сколько времени вы знакомы с Сарой Габбор?

— Около месяца.

— Вы познакомились в Израиле?

— Да, в Бейт-Шеане.

— Вы полагаете, что у вас есть важная для нас информация?

— Думаю, да.

Кажется, мой собеседник задумался. Потом он вдруг выпалил единым духом:

— Мсье Антиош, это дело сложное, очень сложное. Мы все оказались в затруднительном положении. Я говорю как об израильском государстве, так и о других странах, оказавшихся вовлеченными в это дело. Мы убеждены, что опрометчивый поступок Сары Габбор — это лишь видимая часть айсберга. Это только самый краешек огромной подпольной сети международного масштаба.

Назвать «опрометчивым поступком» выстрел в лоб из «Глока» — да, видимо, Дельтер был тонким знатоком эвфемизмов. Адвокат продолжал:

— Полиция каждой из стран ведет собственное расследование дела. В настоящий момент информация не подлежит разглашению. Я не могу с уверенностью обещать, что вам удастся встретиться с мадемуазель Габбор. Зато я точно знаю, что вам следовало бы приехать в Брюссель, чтобы мы с вами поговорили. Мы не можем беседовать обо всем этом по телефону.

Я взял блокнот:

— Дайте мне ваш адрес.

— Я нахожусь в посольстве Израиля, улица Иосифа Второго, дом семьдесят один.

— Напомните мне ваше имя.

— Ицхак Дельтер.

— Мсье Дельтер, будем откровенны: если я могу вам помочь, я сделаю это без колебаний. Но при одном условии: я должен быть уверен, что мне позволят встретиться с Сарой Габбор.

— Это не в нашей власти. Однако мы приложим все усилия, чтобы получить нужное разрешение. Если полицейские сочтут, что эта встреча послужит интересам следствия, проблем не будет. Думаю, все зависит от вашего желания сотрудничать и от ценности информации, которой вы располагаете…

— Нет, мэтр. Услуга за услугу. Сначала Сара. Потом мои показания. Я буду в Брюсселе в середине дня.

Дельтер вздохнул — словно загудела турбина самолета.

— Мы вас ждем.

За какие-нибудь несколько минут я успел принять душ, побриться и одеться. Я выбрал нарядный костюм от Хакетта, шелковисто-серый, с пуговицами, отливающими перламутром. Позвонил в фирму, сдающую в аренду автомобили, и заказал машину, затем вызвал такси и поехал туда.

У меня еще оставалось больше тридцати тысяч франков из запасов Бёма. К этому следовало прибавить ежемесячное содержание в двадцать тысяч франков за август и сентябрь. Всего семьдесят тысяч — эта сумма позволяла мне оплатить все необходимые поездки, чтобы сцапать «дока». Плюс к этому у меня имелось еще множество талонов на аренду машин и авиабилетов первого класса, которые легко можно было обменять на другие.

Когда я запирал дверь своей квартиры, по моим жилам растекалась изрядная порция адреналина.

В девять часов я уже катил по северному шоссе в сторону Брюсселя. По небу тянулись темные полосы, будто провода зловещей динамомашины. По мере того как бежали километры, пейзаж менялся. То тут, то там появлялись домики из красного кирпича, напоминавшие кровяные корки, запекшиеся по краям полей. У меня было такое чувство, что я окунулся в самую глубину беспросветной тоски и уже больше оттуда не выберусь. Здесь, среди сорных трав и железнодорожных путей, произрастала лишь безысходность. В полдень я пересек границу. Час спустя я уже въезжал в Брюссель.

Бельгийская столица показалась мне сумрачным, лишенным очарования городом. Какой-то недоделанный Париж, словно нарисованный унылым художником. Я без труда нашел посольство. Это было здание современной архитектуры — серый бетон да прямоугольники балконов. Ицхак Дельтер ожидал меня в вестибюле.

Он был таким, каким я его представлял себе по голосу. Мощный, под два метра ростом, он неуютно чувствовал себя в своем безупречном костюме. Глядя на его массивное лицо, на энергичную линию подбородка и светлый ежик волос, его скорее можно было принять за военного, переодетого в штатское, чем за хитрого пройдоху адвоката, поднаторевшего в дипломатии. Тем лучше. Мне проще было договариваться с человеком действия. С таким не придется тратить время на ненужные разглагольствования.

После положенного досмотра Дельтер проводил меня в маленький безликий кабинет. Он предложил мне сесть. Я отказался. Так мы и беседовали несколько минут, стоя друг против друга. Адвокат был на голову выше меня, но я стремился к своей цели и знал то, чего не знали другие, поэтому чувствовал себя уверенно. Дельтер сообщил, что он получил для меня разрешение на свидание с Сарой Габбор. В свою очередь я сказал ему, что располагаю сведениями, которые помогут раскрыть алмазное дело и снять с девушки обвинение в причастности к контрабанде.

Дельтер выразил сомнение и хотел расспросить меня до визита в тюрьму. Я отказался. Дельтер сжал кулаки, и на лице его заиграли желваки. Через несколько секунд он смягчился и улыбнулся. Он прогудел густым басом: «Да, вы крепкий орешек, Антиош. Пойдемте. Моя машина внизу. Встреча в тюрьме Гаусхорен назначена на четырнадцать часов».

По дороге Дельтер прямо спросил меня, был ли я любовником Сары. Я уклонился от ответа. Затем он снова осведомился, не еврей ли я. Я отрицательно покачал головой. Видимо, это была его навязчивая идея. Больше он вопросов не задавал. Объяснил мне, что Сара Габбор — очень трудная «клиентка». Что она отказывается говорить даже с ним, со своим адвокатом. Он также признался, что она выразила желание встретиться со мной, как только узнала о моем приезде в Брюссель. Я вздрогнул, но взял себя в руки. Итак, вопреки всему, нас все еще связывала любовь.

Западный пригород Брюсселя вполне мог бы называться «Сырая Могила». Вокруг царили печаль и уныние. Мы ехали мимо скопления домов, напоминающих темные поблескивающие внутренности, застывшие под слоем запекшейся крови.

«Приехали», — сказал Дельтер и остановил машину у большого здания, вход в которое обрамляли четырехугольные гранитные колонны. Его охраняли две женщины с автоматами. У них над головами на камне была высечена надпись: «Суд по делам женщин».

О нашем приходе сообщили. Через несколько секунд вышла женщина лет пятидесяти, чтобы нас встретить. На ее лице застыло неприятное выражение мелочной подозрительности. Она представилась: Одетта Вильсен, начальница тюрьмы. Пристально глядя на меня глазами зловещей птицы, она повторила с сильным фламандским акцентом: «Сара Габбор выразила желание повидаться с вами. На самом деле она содержится в одиночной камере до новых распоряжений, однако мсье Дельтер и следователь считают, что свидание с вами подействует на нее благотворно. С этой заключенной очень трудно, мсье Антиош. Мне не нужны лишние проблемы. Поэтому ведите себя как положено».

Мы сделали несколько шагов и очутились в маленьком садике. «Подождите меня здесь», — приказала Одетта Вильсен и исчезла. Мы покорно остановились у каменного фонтана. Здесь царили покой и строгий порядок, как в монастыре. Впрочем, ничто не указывало на то, что мы находимся в исправительном учреждении. Вокруг нас возвышались строения классического стиля без всяких решеток на окнах. Начальница вернулась в сопровождении двух надзирательниц, сантиметров на двадцать выше нее, в голубой форме. Мы прошли по аллее, обсаженной деревьями, а затем перед нами открылась дверь.

В конце длинного коридора, прямо внутри здания, виднелись высокие ворота с окошками. В толстое грязное стекло были врезаны широкие плоские решетки небесно-голубого цвета. Я понял, почему до сих пор не разглядел тюрьму. Это было здание в здании. Непроницаемая железная коробка, снаружи обложенная камнем. Мы подошли ближе. По знаку начальницы какая-то женщина повернула ключ в замке с внутренней стороны. Раздался скрежет. Мы вошли в следующее помещение, где висевшую в воздухе дымку пронзал слепящий неоновый свет.

Коридор тянулся дальше. Все вокруг было выкрашено в голубой цвет: решетки на узких окнах, нижняя половина стен, замки, металлические двери… Сюда почти не проникал свет, и бледные неоновые светильники, видимо, горели днем и ночью. Мы шли за надзирательницами. Здесь стояла давящая, абсолютная тишина, как будто мы находились на большой глубине.

В конце коридора надо было свернуть, а затем открыть очередной замок в очередной двери. Проходя мимо одной двери, застекленной вверху, я увидел женские лица. Заключенные возились со швейными машинами. Женщины разом подняли на меня глаза. В свою очередь я оглядел их, опустил голову и зашагал дальше. Я остановился совершенно бессознательно: мне хотелось рассмотреть эти запертые в четырех стенах существа, хотелось увидеть на их лицах отпечаток их грехов, словно некое клеймо, лежащее на них с самого рождения. Дальше шли другие двери, там занимались информатикой, гончарным делом, что-то шили из кожи.

Мы двигались все дальше и дальше. Сквозь плоские облупившиеся решетки откуда-то просачивался дневной свет, тусклый, сероватый. Почерневшие стены окружали двор, когда-то давно засыпанный гравием. Посередине болталась волейбольная сетка. Свинцовое небо казалось еще одной стеной. Женщины слонялись по площадке, махали руками и курили. Меня снова ощупали десятки пар глаз. На меня смотрели оскорбленные, униженные, израненные создания. Их глубокие темные зрачки светились острым желанием, смешанным с ненавистью. «Идем», — поторопила нас одна из тюремщиц. Ицхак Дельтер потянул меня за руку. И снова замки, и снова скрежет металла.

Наконец мы пришли в комнату для свиданий. Она была просторная, еще более темная и грязная, чем все остальные. Застекленная перегородка делила пространство пополам. Ее деревянные рамы и столики в кабинках были окрашены в тот же мерзкий пеленочный цвет. Вероятно, архитектор этой тюрьмы счел необходимым внести этот тонкий штрих в окончательную отделку мрачного сооружения. Мы остановились на пороге комнаты. Одетта Вильсен повернулась ко мне:

— Это свидание разрешено в виде исключения, мсье Антиош, повторяю вам еще раз. Сара Габбор — опасная женщина. Никаких вольностей, мсье. Никаких вольностей.

Движением подбородка Одетта Вильсен указала мне, куда идти. Дальше я пошел один, минуя кабинку за кабинкой. Все они были пусты. По мере того как стеклянные квадраты оставались позади, мое сердце билось все сильнее. Вдруг я прошел мимо какой-то тени. Я подался назад и почувствовал, что у меня подкашиваются ноги. Я рухнул на скамью, повернувшись к стеклу. С другой стороны на меня смотрело угрюмое лицо Сары.

Моя израильтянка теперь носила короткие волосы. Ее светлая шевелюра превратилась в аккуратное ровное каре. В свете неоновых ламп лицо казалось бледным. Но ее упрямые скулы по-прежнему строго охраняли нежность ее глаз. Сара осталась все той же дикаркой, прекрасной и упрямой, такой, с которой я познакомился в долине аистов. Она взяла трубку переговорного устройства:

— Ты отвратительно выглядишь, Луи.

— А ты великолепна, Сара.

— Откуда этот шрам на твоей физиономии?

— Это сувенир из Израиля.

Сара пожала плечами:

— Вот что бывает, когда всюду суешь свой нос.

На ней была широкая синяя блуза со свободными рукавами. Мне хотелось ее поцеловать, заблудиться в легких, резких изгибах ее тела, впиваться в них губами. Мы молчали. Потом я спросил:

— Как ты, Сара?

— Вот так.

— Я очень рад тебя видеть.

— Ты называешь это «меня видеть»? Да, ты всегда был далек от реальности…

Я провел рукой под столиком, чтобы проверить, нет ли там микрофона.

— Расскажи мне все, Сара. С того момента, как ты исчезла из Бейт-Шеана.

— Ты приехал, чтобы опять играть в следователя?

— Нет, Сара, теперь все наоборот. Они разрешили мне встретиться с тобой, потому что я обещал предоставить им информацию, позволяющую снять с тебя обвинения.

— Что ты собираешься им рассказать?

— Все, что сможет их убедить, что ты не имеешь практически никакого отношения к контрабанде алмазов.

Моя израильтянка пожала плечами.

— Сара, я приехал к тебе. Однако мне нужно знать, что произошло. Ты должна сказать мне правду. Она спасет и тебя, и меня.

Она расхохоталась и бросила на меня ледяной взгляд. Потом медленно достала из кармана пачку сигарет, закурила и начала:

— Во всем, что случилось, виноват ты, Луи. Заруби себе это на носу. Ты виноват во всем, слышишь? В наш последний вечер в Бейт-Шеане, когда ты рассказывал мне об окольцованных аистах, я вспомнила о том, на что раньше не обратила внимания. После смерти Иддо я приводила в порядок его вещи. И в комнате, и в лаборатории — так он называл сарай, где лечил своих аистов. Перекладывая его инструменты, я обнаружила в закутке маленький люк, под ним были спрятаны сотни металлических колечек, испачканных кровью. Тогда я не придала значения этим мерзким штукам. Тем не менее из уважения к его памяти и его увлечению орнитологией я оставила полотняный мешок там, где он лежал, под крышкой люка. А потом и вовсе о нем забыла.

Гораздо позже, когда ты сообщил мне о своих соображениях насчет того, что в колечках аистов могли что-то переправлять, в голове у меня словно что-то щелкнуло. Я вспомнила о мешке Иддо и поняла: брат нашел то, что ты искал. Поэтому он запасся оружием и где-то пропадал целыми днями. Каждый день он отстреливал аистов и забирал колечки.

В тот вечер, подумав, я решила ничего тебе не говорить. Я терпеливо дождалась рассвета, чтобы не возбудить в тебе подозрений. Потом, когда ты уехал в аэропорт Бен-Гурион, я пошла в сарай и вытащила железные колечки. Я открыла одно из них при помощи пинцета. И вдруг мне на ладонь выпал алмаз. Я не поверила своим глазам. Тут же открыла еще одно. Там оказалось несколько камней, более мелких. Я проделала то же с десятком колечек. И всякий раз в них оказывались алмазы. Чудо повторялось до бесконечности. Я вытряхнула мешок и завопила от радости: там была по меньшей мере тысяча колечек.

— И что дальше?

— А то, что я стала богатой. Теперь я могла сбежать, забыть о рыбах, о грязи и о киббуце. Но сначала я хотела во всем удостовериться. Я собрала дорожную сумку, прихватила кое-какое оружие и села в автобус до Нетании, алмазной столицы.

— Я поехал туда за тобой.

— Как видишь, ничего хорошего из этого не вышло.

Я ничего не ответил, и Сара продолжала:

— Я нашла там огранщика алмазов, который купил у меня один камень. Старичок пытался меня надуть, но не смог скрыть, что качество алмаза превосходное. Бедный! Он так волновался, что у него все было видно по лицу. Итак, я стала владелицей крупного состояния. В тот момент я была сама не своя и даже не могла как следует обдумать свое положение. Я даже не вспомнила о тех чокнутых, что переправляют камни с помощью аистов. Я знала только одно: эти парни убили моего брата и по-прежнему ищут алмазы. Я взяла машину и помчалась в Бен-Гурион. Там я села на первый же рейс, летевший в Европу. Потом я еще некоторое время попутешествовала и припрятала камни в надежном месте.

— А потом?

— Прошла неделя. Независимые производители обычно продают камни в Антверпене. Значит, я должна была ехать туда и действовать осмотрительно. Скрытно и быстро.

— Ты… ты все время носила с собой оружие?

Сара не смогла сдержать улыбку. Она выставила указательный палец и прицелилась в меня из воображаемого пистолета:

— Мсье Глок сопровождал меня повсюду.

На секунду у меня мелькнула мысль: «Сара сошла с ума».

— Я решила сбыть все камни в Антверпене, — продолжала она. — Маленькими партиями по десять — пятнадцать камней, через день. В первый день я приметила одного старого еврея, похожего на того огранщика из Нетании. За несколько минут я получила пятьдесят тысяч долларов. Я вернулась через день и говорила уже с другим человеком: мне давали в лучшем случае тридцать тысяч. В третий раз, когда я открывала конверт, мне на плечо легла чья-то рука. Я услышала: «Не двигаться. Вы арестованы». Я почувствовала, как мне в спину уперся ствол. Я потеряла голову, Луи. Словно вспышка, передо мной промелькнули все мои надежды, которых я в ту секунду лишилась. Я увидела, как исчезают мои деньги, мое счастье, моя свобода. Я повернулась, держа «Глок» наготове. Я не собиралась стрелять, я хотела только припугнуть этого мелкого дерьмового полицейского, возомнившего, что он может меня остановить. Но эта сволочь целилась в меня из девятимиллиметровой «Беретты», взведя курок. У меня не оставалось выбора: я выстрелила только раз, прямо ему в лоб. Мужик рухнул. Полчерепа у него как не бывало. — Сара зло рассмеялась. — Он не успел даже притронуться к спусковому крючку. Я подхватила свои камешки, держа на мушке коммерсантов. Они страшно испугались. Наверное, подумали, что я решила их обокрасть. Я стала отходить, пятясь назад. На секунду даже подумала, что мне удастся оттуда выбраться. И тут закрылись стекла. Я оказалась запертой в этом чертовом стакане.

— Я читал об этом в газетах.

— История на этом не заканчивается, Луи.

Сара нервным жестом раздавила сигарету и продолжала, уверенная в себе, как никогда:

— Человек, пытавшийся меня арестовать, служил в швейцарской полиции, и звали его Эрве Дюма. Для бельгийских властей дело осложнялось. Швейцарский полицейский, убитый в Антверпене гражданкой Израиля. Да еще куча дорогих алмазов, о происхождении которых можно только гадать. Бельгийцы начали меня допрашивать. Потом их сменил Дельтер, мой адвокат. Потом нагрянула швейцарская делегация. Разумеется, я ничего не сказала. Никому. Однако решила поразмыслить: с чего бы какому-то инспектору из Монтрё выслеживать меня в Антверпене, если никто не знал, что я в Бельгии? И тут я вспомнила, как ты говорил о «странном полицейском», и поняла, что именно ты пустил его по моему следу, а сам отправился вдогонку за своими аистами и контрабандистами. Я поняла, что это ты, сукин сын, сдал меня тому швейцарцу.

Я побледнел и пробормотал:

— Ты же была в опасности. Дюма должен был охранять тебя до моего возвращения…

— Охранять?

Сара расхохоталась так громко, что надзирательницы подошли поближе, держа в руках оружие. Я знаком попросил их удалиться.

— Охранять меня? — повторила Сара. — Значит, ты не понял, кто такой Дюма? Не понял, что он работал на контрабандистов, которых ты искал?

От последних слов Сары у меня похолодело внутри. Кровь застыла в жилах. Прежде чем до меня что-то дошло, Сара продолжила:

— С тех пор как меня стали водить на допросы, я много чего узнала про эти алмазы. Гораздо больше, чем сама могла бы рассказать. Однажды Дельтер пришел с офицером Интерпола, австрийцем по имени Симон Риккель. Чтобы склонить меня к сотрудничеству, они поведали мне несколько поучительных историй. В частности, об Эрве Дюма, продажном полицейском, который округлял свои доходы, выполняя сомнительные поручения не менее сомнительных организаций. Когда случилась заваруха, многие свидетели узнали Дюма. Они подтвердили, что каждую весну он сопровождал в Антверпен Макса Бёма, продававшего там камни, такие же, как мои: некрупные алмазы исключительного качества. Ну что? В твоей голове уже начала складываться вся картина? — Сара снова рассмеялась и закурила новую сигарету. — Видала я простофиль, но таких, как ты, — никогда.

Мое сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. В то же время мне все стало ясно: и как Дюма сумел так быстро раздобыть сведения о старине Максе, и почему он не сомневался в том, что все дело — в контрабанде алмазов, и зачем так настойчиво посылал меня в Центральную Африку. Эрве Дюма знал Макса Бёма, но не знал о его канале нелегальной торговли. И он без моего ведома решил использовать меня, чтобы отыскать пропавшие алмазы и проникнуть в тайны системы. Мне стало невыносимо тошно.

— Сара, я хочу тебе помочь.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи. Мой адвокат скоро вытащит меня отсюда. Яне боюсь ни бельгийцев, ни швейцарцев. Мы самые сильные, Луи. Не забывай об этом.

Снова повисла напряженная тишина. Прошло несколько долгих секунд, а потом Сара заговорила вполголоса:

— Луи, мы с тобой никогда об этом не говорили…

— О чем?

Ее голос звучал хрипловато.

— В твоей стране аисты приносят младенцев?

Я не сразу понял ее вопрос. Наконец ответил:

— Да… Сара.

— А ты не знаешь, почему люди так считают?

Я заерзал на сиденье и откашлялся. Два месяца назад, готовясь к поездке, я подробно изучил эту тему. И теперь рассказал Саре легенду древних германцев, согласно которой богиня Хольда сделала аиста своим посланцем. Хольда собирала души усопших, упавшие на землю с каплями дождя, и хранила их в сырых местах. Потом она переселяла их в тела младенцев и поручала аисту относить малышей их родителям.

Еще я поведал Саре о том, что повсюду в Европе и на Ближнем Востоке люди верят в эту необыкновенную способность птиц с оранжевым клювом. Даже в Судане считается, что пернатые могут приносить детей. Но там особо почитают черных аистов: они прилетают и кладут черных младенцев на крыши домов… Я рассказал ей и другие истории, привел разные забавные подробности, трогательные и милые. Это был миг чистой любви, короткой, но бесконечной. Когда я замолчал, Сара прошептала:

— А нам аисты принесли только насилие и смерть. Как жаль, а то я была бы не против…

— Не против чего?

— Детей. От тебя.

Меня захлестнуло волнение, а сердце словно сжали огненные щупальца. Я вскочил, прижал свои обожженные ладони к стеклянной перегородке и крикнул: «Сара!» Моя дикарка опустила глаза и всхлипнула. Потом резко поднялась и выдохнула:

— Уходи, Луи. Уходи скорее.

И сама кинулась бежать без оглядки. Словно современная Эвридика, она скрылась в сумраке голубой деревянной преисподней.

— Я хочу встретиться с Симоном Риккелем.

Ицхак Дельтер нахмурился. Его челюсть-наковальня тяжело отвисла.

— Риккелем, парнем из Интерпола?

Дельтер недовольно повел плечами. Я услышал, как трещит по швам его пиджак. Мы стояли в саду тюрьмы Гаусхорен.

— Мы так не договаривались. Вы должны поговорить со мной. Ваши показания касаются прежде всего меня: именно мне судить о том, можно ли с их помощью защитить мою клиентку.

— Вы меня не поняли. Я сейчас как раз занимаюсь тем же, чем и вы. Я преследую лишь одну цель: не дать засадить Сару в тюрьму на долгие годы. Однако это дело затрагивает несколько государств. Мои показания должен также выслушать человек из Интерпола, который владеет ситуацией.

Последние слова я произнес с улыбкой. Дельтер надулся. На самом деле я потребовал встречи с Риккелем только для того, чтобы лишить Дельтера возможности манипулировать моими показаниями. Сара дала мне понять, что Риккель располагает обширной информацией. Так или иначе, Бём уже давно находился под пристальным наблюдением международной полиции. Я буду говорить об известном деле в присутствии офицера. Дельтер заворчал басом:

— Вам совершенно на меня наплевать, Антиош. Нельзя безнаказанно издеваться над адвокатом моего уровня.

— Оставьте ваши угрозы и позвоните Риккелю. Я вам все расскажу — вам обоим.

Дельтер направился к гранитным воротам, я последовал за ним. Мы сели в машину, под моросящим дождем пересекли предместье и добрались до Брюсселя. За всю дорогу адвокат не произнес ни слова. Наконец мы остановились у огромного черного здания XIX века с башенными часами. В высоких окнах фасада уже горел свет. Вооруженные постовые в бронежилетах неподвижно стояли под дождем.

Мы поднялись по широкой лестнице. На третьем этаже Дельтер свернул в нескончаемый лабиринт коридоров, где скрипучие паркетные полы чередовались с вытертым ковровым покрытием. Дельтер чувствовал себя здесь как дома. Наконец мы вошли в типичный полицейский кабинет: замызганные стены, тусклая лампа, железные шкафы и пишущие машинки довоенного образца. Дельтер несколько минут поговорил с двумя мужчинами, почти такими же огромными, как он сам. Они сидели без пиджаков, с «Магнумами» тридцать восьмого калибра на боку. Я не представлял себе, как такую пушку можно спрятать под пиджаком.

Мужчины хмуро посмотрели на меня. Один из них сел за стол и стал задавать мне стандартные вопросы: фамилия, имя, дата рождения, семейное положение… Потом он решил снять у меня отпечатки пальцев. Я вызывающе выставил свои розовые, неестественно гладкие и безликие ладони. Это зрелище повергло его в шок. Он пробубнил какие-то извинения и быстро выскользнул из кабинета. Тем временем Ицхак Дельтер тоже куда-то исчез.

Я пробыл там довольно долго. Никто не соизволил объяснить мне, чего именно я жду. Я сидел на стуле и заново переживал муки совести. Свидание с Сарой потрясло меня. Я перебирал в уме свои ошибки, анализировал их последствия и понимал, что мне нет оправдания. Преступление — независимо от того, совершаешь ли ты его сам или борешься с ним, — это ремесло, требующее интуиции и опыта. Здесь недостаточно быть самоубийцей, чтобы добиться успеха.

Снова появился Дельтер. С ним пришел забавный господин — маленький человечек с усталым лицом, верхняя часть которого казалась неживой из-за больших толстых очков, круглых, как дно бутылки. Его худое тело тонуло в просторном пуловере на молнии и широких брюках из плотного вельвета. Особенно хороша была его обувь: он носил огромные спортивные ботинки на толстой подошве, с длинными языками. Настоящий рэперский прикид. В довершение всего у него на поясе, утонувшем в складках пуловера, можно было разглядеть автоматический пистолет: девятимиллиметровый «Глок-17» парабеллум, любимое оружие Сары.

Дельтер слегка поклонился и представил нас друг другу:

— Луи, это Симон Риккель, офицер Интерпола. В интересующем нас деле он наш главный партнер. — Адвокат повернулся к маленькому человечку. — Симон, позвольте представить: Луи Антиош, свидетель, о котором я вам говорил.

Дельтер обращался к нам обоим по имени, значит, он затевал какую-то игру. Я встал и поклонился, держа руки за спиной. Риккель коротко улыбнулся мне в ответ. Его лицо делилось на две части: губы шевелились, а верхняя часть оставалась неподвижной, словно запертая в стеклянном сосуде. Я представлял себе офицеров Интерпола совсем другими.

— Следуйте за мной, — произнес австриец.

Его кабинет отличался от других комнат. Стены без единого пятнышка, блестящий темный паркет. В центре стоял широкий деревянный стол, а на нем — компьютерное оборудование новейших моделей. Я заметил терминал агентства «Рейтер», куда в реальном времени поступали самые свежие новости. На другом терминале высвечивалась какая-то другая информация, видимо внутренняя, передаваемая по системе Интерпола.

Дата добавления: 2015-08-28