Из воспоминаний первого начальника воронежского боевого участка полковника Глатоленкова следует, что уже «к утру 5 июля всё было готово к взрыву мостов. Команды подрывников дежурили на мостах у своих приборов в готовности по приказу взорвать мосты.» То есть, имевшимися силами командир 41 полка НКВД должен был отразить возможную попытку пехоты противника переправиться через реку, а в случае подхода к вогресовской дамбе крупных сил немцев с танками подрывники должны были взорвать заранее заминированный мост. Казалось бы, возможные варианты действий были предусмотрены. Но, как это часто бывает, реальные события пошли не так, как ожидалось.
Ворвавшись на юго-западную окраину Воронежа, части 24 немецкой танковой дивизии стали продвигаться по улицам к центру города. Вскоре её передовые подразделения вышли по улице 20-летия Октября в район Чижовки, где оказались в прямой видимости левого берега и Вогресовского моста. На дивизионный КП поступило донесение о достигнутых полком рубежах и, очевидно, сообщение о том, что наблюдаемый с высот мост на левый берег ещё цел. В соответствии с планом наступления части дивизии должны были попытаться с ходу захватить «южный» мост через Воронеж в неповреждённом виде. Поэтому, не теряя времени, немецкий передовой отряд в составе танков, бронетранспортёров с пехотой и приданных командиру группы противотанковых орудий двинулся вниз по улице к Вогресовской дамбе.
Конечно для вторжения на левый берег Воронежа, силы противника были не велики. Имеющиеся данные позволяют предположить, что численность немецких танков в группе, скорее всего, не превышала 10 единиц, а мотопехоты вряд ли было больше 130-150 человек. Но враг действовал дерзко, быстро и уверенно, а недостаток сил компенсировал самым настоящим нахальством. Увы, в те тяжёлые и трагичные для Воронежа дни начала июля 1942 эта наглость и нахальство врага часто сходили ему с рук, а нередко и приносили успех. И этому были свои объяснения.
Размышляя о том, почему в тот период противник добился таких больших успехов, нельзя не учитывать фактор морально-психологического состояния вражеских войск. Пора прямо сказать, что боевой дух стремительно наступающих немецких частей был тогда очень высок. Представим в каком победном настроении ворвались в Воронеж танкисты и мотострелки 24 немецкой тд Для недавно переформированной (из единственной в Вермахте кавалерийской) дивизии это была первая боевая операция, но она уже привела к впечатляющим результатам. Всего за одну неделю боёв 24 тд прорвала все рубежи обороны противника, прошла с боями почти 200 километров, с ходу форсировала Дон и уже на 8 день операции первой вошла в Воронеж! И при этом все эти успехи были достигнуты при весьма незначительных потерях!
Документы говорят о том, что за всё время наступления вплоть до начала боёв за Воронеж потери дивизии в личном составе не превысили 3% от её первоначальной численности. (Увы, многочисленные донесения наших частей о, якобы, нанесённых врагу огромных потерях на самом деле были в те дни очень и очень далеки от действительности.)
Вот с таким боевым настроением и полной уверенностью в собственном превосходстве над противником, солдаты и офицеры передового отряда 24 тд на танках, бронетранспортёрах и мотоциклах с ходу ворвались с улицы 20 летия Октября на Вогресовскую дамбу. «Висевшие» в небе над Воронежом немецкие боевые самолёты обеспечивали им надёжное прикрытие с воздуха. Вражеские бомбардировщики в те дни буквально «прокладывали» путь своим наземным частям мощными бомбо-штурмовыми ударами и зачастую просто терроризировали наши войска. Характеризуя обстановку утром 6 июля, офицер штаба 24 тд записал: «К этому моменту складывается впечатление, что в результате мощных налетов нашей авиации противник, расположенный в городе, в значительной мере потерял боеспособность.»
С другой стороны, растянувшиеся по левому берегу ополченцы и бойцы из полка НКВД, вооружённые всего лишь винтовками и пулемётами, оказались в незавидном положении. Настроение у многих из них было подавленным, что вполне объяснимо, если принять во внимание сложившуюся на тот момент обстановку. Ведь что они знали и видели?
Прорыв врага к Воронежу был для большинства жителей города, да и военнослужащих различных частей воронежского гарнизона неожиданным и во многом просто ошеломительным событием. Ещё несколько дней назад Воронеж был в глубоком тылу наших войск, прикрытый Доном и заблаговременно построенными оборонительными обводами, и вдруг немцы оказались уже на улицах города! Наши части поспешно отступали, через мосты отходили на левый берег войска, беженцы, транспорт. Вражеская авиация свирепствовала в воздухе, ежедневно подвергая город жестоким бомбёжкам.
Казалось враг рвётся вперёд стремительно и неостановимо.И если даже регулярные части Красной армии не могли сдержать его бешеного натиска, то что же тогда могут сделать ополченцы? Или чекисты, которые привыкли с успехом бороться с врагом внутренним, но никак не внешним. К тому же командир полка НКВД давно имел приказ от своего непосредственного начальства уходить из Воронежа и только приказание начальника воронежского боевого участка ещё как-то удерживало его на указанном ему рубеже. Но большого желания оставаться здесь он, очевидно, не имел, тем более, что уйти из города (и, соответственно, оставить занятые позиции) он, по распоряжению своего командования, мог на законных основаниях. К тому же расчёты и надежды командира полка НКВД и ополченцев в сложившейся обстановке были, скорее всего, связаны только с подрывниками на мосту, да зенитной батареей.
Только что отстроенный ВОГРЭСовский мост. Фото 1934 года.
Но когда фашистские танки ворвались на дамбу и двинулись к мосту, у сапёров и зенитчиков явно что-то не заладилось. Сейчас трудно назвать точные причины, по которым заранее подготовленный к подрыву мост не взлетел в нужный момент на воздух, а зенитная батарея не остановила врага на узкой дамбе огнём прямой наводкой. Возможно зенитчики были подавлены налётом фашистской авиации, а у подрывников при приближении к ним фашистских танков в тот критический момент попросту сдали нервы. Оказавшись под пулемётно-пушечным обстрелом врага, они не смогли выполнить свои обязанности. Можно также предположить, что, уверенно подъезжая к мосту по дамбе, немцы вообще не открывали огня вплоть до самого последнего момента. Поэтому их появление здесь было настолько неожиданным и ошеломительным, что принимавшие их за своих охрана моста, зенитчики и команда подрывников были смяты, не успев оказать врагу какого-либо сопротивления.
Так или иначе, но бесспорным фактом является то, что 6 июля 1942 года противник захватил Вогресовский мост в неповреждённом состоянии. Это произошло в половине одиннадцатого утра. В отчёте о боевых действиях 24 тд отмечено: «Передовому отряду 21-го мотопехотного полка удаётся в 10.30 ч проникнуть в южную часть города ВОРОНЕЖ и захватить южный шоссейный мост через реку ВОРОНЕЖ в неповреждённом виде». Стремительно проскочив по мосту, вражеские танки оказались уже на левом берегу Воронежа. Видя это, занимавшие оборону в районе Придачи ополченцы и бойцы НКВД дрогнули. По сути, после захвата противником Вогресовского моста, боя в районе Придачи 6 июля уже не было. Находившиеся там наши подразделения оставили занимаемый рубеж и ушли в тыл. Во всяком случае, по немецким данным выходит, что передовой отряд 24 тд ворвался на левый берег Воронежа практически не встречая никакого сопротивления.
Район авиазавода на плане города 1942 г.
Почему это произошло? Ведь, казалось бы, остановить врага, взорвав заранее заминированный и подготовленный к уничтожению мост, для занимавших там оборону наших подразделений было вполне возможным делом. Но факт остаётся фактом: мост не был взорван и серьёзного сопротивления враг не встретил.
Однако стоит ли торопиться осуждать ополченцев и необстрелянных солдат, которые в большинстве своём и составляли личный состав наших подразделений, что занимали оборону у Вогресовского моста? Многие из них никогда не были в бою, и в то утро, пожалуй, впервые увидели нагло катящих на них немцев. Близкие разрывы, свист пуль и осколков, а главное сами быстро приближавшиеся к ним фашистские танки бесповоротно и сразу поставили этих людей на грань между жизнью и смертью. И оказавшись перед лицом наглого и сильного врага, уже во многом подавленные морально из-за непрекращающихся бомбёжек, необъяснимо стремительного продвижения немцев и беспорядочного отступления войск Красной армии (которое проходило у них в буквальном смысле на глазах), люди, увы, не выдержали.Немаловажную роль сыграло здесь и отсутствие твёрдого управления сверху, а также распоряжения начальства НКВД, которое, по сути, разрешало своим частям уйти из города, не вступая в бой.
Что же произошло дальше? Разогнав огнём остатки наших подразделений, враг ворвался в Придачу. Надо думать даже немцы были, наверное, удивлены тому, с какой лёгкостью им удалось захватить мост и оказаться на левом берегу Воронежа. Следуя вдоль трамвайных путей, они быстро вышли на небольшую площадь, образованную слиянием улицы имени Героев Стратосферы с Ленинским проспектом.
Безмолвие встретило захватчиков в левобережье. Дороги расходились от перекрёстка в трёх разных направлениях, на площади высились несколько многоэтажных зданий, одно из них с высокой башней и смотровой площадкой на крыше. На рельсах неподвижно застыли трамваи. Оставшиеся ещё в районе жители, наверное, с изумлением увидели вдруг на улицах левобережья угловатые танки с крестами и озиравшихся вокруг немецких солдат.
Здание с башенкой на углу ул. Героев Стратосферы и Ленинского проспекта. Фото автора.
Заняв площадь, вражеский отряд стал расширять захваченный плацдарм. Мотоциклисты направились на разведку с целью выяснить, не заняты ли ближайшие районы левобережья нашими частями. Тем временем основные силы отряда стали образовывать оборонительный периметр вокруг предмостья, а танки и группа сапёр двинулись по улице имени героев стратосферы в сторону авиазавода и станции Придача. Проходные авиазавода и здание заводоуправления находились от Вогресовского моста не более чем в полутора километрах и вскоре немцы оказались здесь.
В беседе со мной о тех событиях ветеран войны и воронежский старожил А.П.Шингарёв вспомнил о своём однокласснике Борисе Дышкевиче, который уже после войны рассказывал ему о дне 6 июля 1942 года. Борис тогда работал на ремонтной базе авиазавода. Хотя сам завод уже был к тому времени эвакуирован в Куйбышев, но некоторые заводские службы ещё оставались в Воронеже и к лету 42 продолжали работать. И вот в разгар рабочего дня по цеху вдруг разнеслась невероятная новость: к заводу, якобы, подходят немцы. Многие сбежались к заводоуправлению. Борис рассказывал, как из окна здания заводоуправления он, как и многие другие заводские рабочие и сотрудники, лично видел, как с улицы на площадь перед проходными вдруг выехал немецкий танк и остановился недалеко от здания, где все они были. Затем танк двинулся в сторону станции Придача, а через некоторое время все видели, как танк возвращался назад.
Можно представить себе изумление и растерянность всех тех, кто оказался тогда в здании заводоуправления и лично видел разъезжающий по улицам левобережья фашистский танк. Что могли они подумать? Что немцы уже заняли левобережье и вот вот войдут на территорию завода? Кстати мимо авиазавода в тот день проследовало, по крайней мере, несколько немецких танков и бронетранспортёров, а также до взвода мотопехоты и группа сапёр. Станция Придача расположена от проходных авиазавода в нескольких сотнях метров и пройти это расстояние немцы могли буквально за несколько минут. Предположительно около полудня вражеские танки и мотопехота вышли к станции и оказались на полотне идущей на юг магистральной железной дороги.
Работавших на станции железнодорожников от внезапного появления здесь гитлеровцев наверное охватила оторопь. Важное направление на Лиски продолжало работать даже не смотря на вражеские бомбёжки и начавшиеся день назад артобстрелы дальнобойной артиллерии. Через станцию проходило движение поездов на Лиски и Отрожку, шли эшелоны с войсками и боеприпасами, составы с эвакуируемым имуществом и грузами. И если бомбёжки и обстрелы не смогли прервать железнодорожного сообщения, то внезапный выход фашистских танков и пехоты прямо к рельсам означал самое худшее: теперь важнейшая железнодорожная магистраль на юг оказалась перерезанной…
Трудно сказать, было ли сообщение о выходе врага к железной дороге в Придаче экстренно передано по линии связи НКПС (если она, конечно, действовала в тот момент) на станцию Отрожка и Масловка, но во второй половине дня 6 июля 1942 г. выход поездов с этих станций был заблокирован и движение прекратилось.
Ошеломительная новость о том, что немцы уже прорвались в левобережье и перерезали в Придаче железную дорогу стала, в конце концов, известна и опергруппе командования Брянского фронта. Голиков и сопровождавшие его офицеры всё утро были в пути, пробираясь по забитым беженцами дорогам в сторону станции Графская, и только к полудню 6 июля добрались до деревни Углянец, оказавшись в 30 километрах от горящего Воронежа. Положение командующего фронтом генерала Голикова было в эти часы, прямо скажем, незавидным. Какими сведениями об обстановке на тот момент он располагал? Из того, что он знал (и даже лично видел в Воронеже!) можно было сделать самые мрачные выводы. Враг стремительно форсировал Дон и быстро развивал прорыв на восток, фронт начинал разваливаться, войск катастрофически не хватало. Идущие к Воронежу подкрепления безнадёжно опаздывали и не успевали занять оборонительные рубежи, чтобы не дать немцам захватить город! Но самым худшим, пожалуй, было отсутствие надёжной связи, что не давало возможности ни знать текущую оперативную обстановку, ни управлять войсками, ни информировать вышестоящее командование о положении под Воронежом.
С уходом из города и переездом на новое место расположения телефонная связь с частями стала невозможной, радиосвязь работала весьма неустойчиво, а часто и вовсе пропадала. В эти критические для Воронежа часы главным средством связи опергруппы фронта с войсками стали.штабные офицеры, которые отправлялись к городу на автомашинах и должны были в пекле боёв, под бомбёжкой, в неразберихе всеобщего отступления разыскивать нужные части, добиваться от их командования хоть какой-нибудь информации и через заторы и пробки на дорогах возвращаться назад. Конечно о какой-либо оперативности управления войсками в этих условиях говорить не приходилось.
Можно сказать, что Голиков и его наспех собранный и совершенно недоукомплектованный «штаб» в тот день были с головой захвачены стремительным потоком грозных событий. Они, безусловно, отчаянно пытались повлиять на ход боёв за город, но хронически не успевали реагировать на быстрые изменения в обстановке и были вынуждены с большим запаздыванием лишь отвечать на действия противника, который, увы, прочно владел инициативой и постоянно навязывал советскому командованию свою волю.
Утром после возвращения посланного в Воронеж полковника Ананьева Голиков из его личного доклада знал, что в городе идут бои, но переправы через реку и левобережье противником не заняты. Читаем в документе: «Город удерживался нашими частями. Переправы в город через реку Воронеж были заняты нашими регулировщиками и по мосту в оба конца шло движение.»
Позже на КП фронта прибыл и командующий бронетанковыми войсками Красной армии генерал-лейтенант Федоренко, который также подтвердил эту информацию. Казалось Голиков и его окружение наконец-то могли перевести дух после спешной эвакуации опергруппы и всего того, что случилось с ними в тот день. Какое-то время на КП было относительно спокойно, связисты срочно налаживали линии связи, сапёры оборудовали убежища и укрытия, опергруппа Брянского фронта обживалась на новом месте. Командующий фронтом мог наконец-то сосредоточиться на анализе и оценке сложившейся обстановки, как вдруг из Воронежа пришло ошеломительное известие: немцы не только ворвались в центр города, но уже переправились в левобережье, захватили вогресовский мост и перерезали железную дорогу на Лиски! И это не смотря на то, что, согласно его приказа, оборону там должна была занимать тяжёлая танковая бригада 18 танкового корпуса!
Голиков хорошо понимал, к каким катастрофическим последствиям может привести этот внезапный прорыв противника и чем грозит захват немцами левобережья войскам возглавляемого им фронта и ему лично. Не успели командующий Брянским фронтом и его опергруппа оправиться от внезапного прорыва немцев к Воронежу, как перед ним вдруг грозно возник новый оперативный кризис! Надо было срочно искать какие-нибудь части, которые можно было бы как можно скорее бросить в бой в районе Придачи и закрыть очередную дыру в прорванном врагом фронте.
Тем временем обстановка в Воронеже продолжала ухудшаться. О захвате Вогресовского моста и выходе немцев в левобережье стало известно и тем нашим подразделениям, что находились в районе Чернавского моста. Отсюда до захваченной противником части Придачи было около 3 километров, а сам вогресовский мост был в прямой видимости с Чернавского (это наводит на мысль, что наши бойцы вполне могли видеть прорыв немцев в левобережье по Вогресовскому мосту своими глазами!). Ушедшие из района Вогрес ополченцы и бойцы из 41 полка НКВД, вполне возможно, сообщили о том, что враг уже наступает в Придаче!
В каком состоянии при этом оказались те наши подразделения, которые занимали позиции у Чернавского моста? Их фланг был теперь совершенно открыт и никем не прикрывался, немцы могли появиться здесь в любую минуту и ударить по оборонявшимся с тыла! Нервы у охраны моста и минёров были напряжены до предела, обстановка становилась угрожающей. При этом подрывники хорошо понимали, что им ни в коем случае нельзя было допустить захвата охраняемого ими моста противником, как это уже произошло на Вогресе. Они знали, что если это случится, они ответят за это головой. Все эти моменты, безусловно, следует учитывать, чтобы лучше понять, что произошло на Чернавском мосту вечером 6 июля.
Из центральной части города сюда доносились взрывы и звуки выстрелов. Бредущие, идущие и бегущие к мосту люди сообщали об обстановке в городе самые противоречивые данные, которые по большей части были лишь предположениями и слухами. Но из всего многообразия этих сбивчивых рассказов группа минёров из 377 отдельного минно-сапёрного батальона могла сделать вполне обоснованный вывод, что враг на подходе и может скоро оказаться здесь.
К вечеру многим казалось, что из центра города на левобережье проходят уже последние группы из оставленных в Воронеже частей прикрытия. Стоит ли удивляться, что в той нервной и тревожной обстановке, которая сложилась на переправе после захвата врагом Вогресовского моста, минёры оказались в очень непростом положении, когда вдруг увидели как на спуске к мосту показались в облаке пыли грохочущие танки… Кто это был? Свои? Или противник?
Этот вопрос возник перед минёрами во всей своей остроте и сразу стал критическим. Не зная, что делать, дежурный подрывник младший сержант Шарапов доложил старшему начальнику о подходе к мосту танков, но ответа не дождался, связь не работала. И совершенно неожиданно для себя он вдруг оказался перед необходимостью принимать важнейшее решение о судьбе Чернавского моста самостоятельно. Без чьих-либо указаний. Сразу. Немедленно.
И какими же соображениями мог он при этом руководствоваться? Выяснять что-либо ему было уже некогда, чьи танки катили сюда из города он не знал, зато хорошо понимал, что если немцы пройдут по мосту на левый берег, ему точно не сносить головы.
Колоссальный груз ответственности давил ему на плечи, а до выхода танков на мост оставались уже секунды. И, не имея больше времени на раздумья, Шарапов не выдержал и. крутанул ручку своей «адской» машинки.
В 20:00 6 июля Чернавский мост взлетел на воздух прямо перед идущей на него колонной танков, гарантированно преградив им путь на левый берег. Но оказалось, что это были танки из состава советского 18 ТК, который остатками своих бригад выходил из боя. Теперь они оказались у самой реки, но не могли через неё переправиться. Можно только представить себе какими словами разразились в те минуты танкисты в адрес тех, кто взорвал мост прямо у них перед носом.(За преждевременное уничтожение Чернавского моста младший сержант Шарапов был предан суду военного трибунала. Обвинив его в том, что он взорвал мост, поддавшись панике, из него сделали «стрелочника», свалив на его голову упущения и некомпетентность начальства, которое и должно было бы позаботиться о надёжной связи, своевременном предупреждении и оповещении группы подрывников о прохождении своих танковых частей.)
Так в один день и в самый разгар ожесточённых боёв за Воронеж наши войска сразу лишились двух важнейших мостов через реку из трёх имевшихся. Это обстоятельство несомненно сыграло в исходе оборонительных боёв за Воронеж самую отрицательную роль. С вечера 6 июля наши части, ведущие бои в центральной части города, практически лишились снабжения, равно как и возможности эвакуировать на левый берег раненых, вышедшую из строя боевую технику и автотранспорт. Теперь для этого можно было использовать только отдалённые железнодорожные мосты на северной окраине Воронежа (хотя железнодорожное полотно на мостах было непригодным для прохода автотранспорта), но к ним надо было пробиваться с боем через город. Во многом именно с этим обстоятельством были связаны огромные потери 18 ТК в матчасти в боях за Воронеж. Не имея возможности своевременно эвакуировать подбитые и вышедшие из строя танки и другую боевую технику на левый берег, экипажи нередко вынуждены были бросать повреждённые и неисправные машины на улицах города и пешком пробиваться к Отроженским мостам.
А что же в это время происходило у станции Придача? Выйдя к железной дороге, несколько немецких танков с небольшой группой сапёр и мотопехоты приготовились встретить подходящие поезда огнём прямой наводкой. Но движения не было, видневшаяся слева станция была (судя по документам) пустынна, подхода железнодорожных эшелонов из-за поворота справа также не наблюдалось. Тем временем командир немецкого отряда по радио сообщил на КП 24 тд о выходе своей группы к линии железной дороги. Намеченная командованием цель рейда была достигнута.
Улица Героев Стратосферы Фото автора.
Но ни командир немецкой группы, ни его солдаты не догадывались тогда о скрытой значимости этого события. Они не знали, что, выйдя к железной дороге и авиазаводу, они оказались у объектов, намеченных к разрушению самим Гитлером, и были в буквальном смысле слова близки к выполнению его личных пожеланий! Вряд ли знал об этом и сам командир 24 тд генерал фон Хауэншильд, которому, несомненно, сразу же сообщили о радиограмме командира передового отряда из захваченной части воронежского левобережья. (Впрочем, командиру 24 тд было тогда явно не до этого: части дивизии с боями всё дальше втягивались в городские кварталы Воронежа, и внимание немецкого генерала было главным образом сосредоточено на захвате центральной части города.)
Об особом внимании Гитлера к району воронежского левобережья, в который вышел после полудня 6 июля передовой отряд 24 немецкой тд, написал в своём военном дневнике главнокомандующий немецкой группой армий «Юг» фельдмаршал фон Бок. 3 июля 1942 года он был вызван на оперативное совещание в Полтаву, куда рано утром прилетел из восточной Пруссии Гитлер и начальник генерального штаба Гальдер. На этом совещании в числе других был поднят и вопрос о том, что делать с Воронежом. Гитлер лично подтвердил фон Боку неожиданное для того решение более не считать задачу захвата Воронежа приоритетной и вместо этого быстрее разворачивать подвижные части 4 танковой армии на юг для стремительного наступления вдоль Дона. Как пишет фон Бок, фюрер был «в особенно дружелюбном и приветливом настроении. Он подтвердил то, что Гальдер сказал мне вчера и дал мне свободу действий не следовать первоначальной цели овладеть Воронежом, если для захвата города придётся вести тяжёлые бои. Всё, что для него важно, это то, чтобы большой авиационный завод и, если возможно, железнодорожные сооружения были бы непригодны к использованию русскими.»
Нет сомнения, что после возвращения из Полтавы фон Бок довёл полученную им информацию до командующего 4 ТА Гота, правда, остаётся неясным, сослался ли он при этом на разговор с Гитлером. После этого Гот передал услышанные им от фон Бока пожелания командиру подчинённого ему 48 танкового корпуса, а тот сообщил об этом и в штаб 24 тд Но неопределённость ситуации была в том, что соображения Гитлера, высказанные им фон Боку в Полтаве, не были оформлены в виде приказа и потому так и остались всего лишь устными пожеланиями «вождя». Каких-либо следов этих пожеланий в сохранившихся трофейных немецких документах обнаружить не удалось. Очевидно не получив официального приказа, фон Бок отнёсся к пожеланиям фюрера соответственно — «по возможности». Поэтому специальная задача по разрушению авиазавода и железнодорожных сооружений перед командующим 4 ТА Готом не была поставлена.
Решение же командира 24 тд выделить специальную боевую группу для захвата Вогресовского моста было, прежде всего, вызвано соображениями тактического характера и стремлением максимально использовать удачно складывавшуюся обстановку и выгодность момента, когда противник был (по его мнению) деморализован, а собственные части демонстрировали исключительный наступательный порыв и отменный боевой дух. В такой ситуации можно было рассчитывать на успех самых рискованных предприятий и этот расчёт противника в случае с вогресовским мостом, увы, оправдался. Захват моста давал противнику широкие возможности для продолжения активных действий и с этой точки зрения был, несомненно, выгоден и закономерен. К тому же, в ходе стремительного наступления войска всегда должны стремиться захватить мосты через реку и образовать плацдарм, если для этого есть хоть малейшая возможность. Это – один из основных тактических принципов наступательных операций.
Вместе с тем, в свете произошедших событий можно утверждать, что командование 24 тд стремилось захватить «южный» мост не только поэтому. Захват этого моста позволял противнику быстро перебросить на левый берег танки и бронетранспортёры и попытаться силами небольшой подвижной боевой группы достичь железнодорожной магистрали на Лиски и разрушить её. Близость железной дороги к реке вполне позволяла сделать это, ведь от вогресовского моста до станции Придача было всего около 2 километров. Поэтому в случае успешного захвата моста и отсутствия на левом берегу Воронежа значительных сил русских, подвижный разведотряд вполне мог успеть достичь железной дороги, взорвать её и вернуться к основным силам дивизии до подхода сюда крупных частей Красной армии. К сожалению, этот замысел врагу полностью удался.
О стремлении противника разрушить магистральный участок железной дороги на Лиски можно судить и по другому эпизоду боёв 24 тд После выхода к Дону 4 июля частям дивизии с ходу удалось захватить плацдарм на его восточном берегу в районе Рудкино. Но прорваться далее на восток, избегая при этом тяжёлых боёв (что было непременным условием командования дивизии, вызванным нехваткой сил и стремлением избежать лишних потерь!) мотоциклетному батальону 24 тд не удалось. Противник честно признавал: «Атака, предпринятая из плацдарма РУДКИНО, натолкнулась на присутствие крупных сил противника, так что запланированное наступление в направлении восточной окраины ВОРОНЕЖА по восточному берегу ДОНА и в направлении реки ВОРОНЕЖ, а также подрыв важных железнодорожных участков оказались невозможными.»
К слову сказать, от захваченного на восточном берегу Дона плацдарма у деревни Рудкино до железной дороги в районе станции Боево по прямой было всего около 12 километров. Поэтому запланированный рейд противника с целью разрушить железную дорогу в этом районе был вполне возможен, учитывая мобильность батальона мотоциклистов 24 тд Можно не сомневаться, что не окажись на пути врага наших только что подошедших частей, немецкие мотоциклисты наверняка добрались бы до станции Боево и взорвали там железную дорогу. Но убедившись, что восточнее занятого плацдарма уже находятся части Красной армии и потому прорваться к железной дороге (а тем более к Воронежу!) без тяжёлых боёв вряд ли удастся, вражеское командование отказалось от замыслов дальнейших операций на восточном берегу Дона. (Тем не менее, прорыв к Дону и образование противником плацдарма на его восточном берегу в районе Рудкино вынудили советское командование перебросить сюда 180 танковую бригаду как раз из района Придачи. Это обстоятельство, в свою очередь, и привело к тому, что в решающий момент наших войск в Придаче не оказалось, что позволило противнику практически беспрепятственно прорваться в левобережье.)
Описанный выше эпизод ещё раз косвенно говорит о том, что в оперативных решениях командования 24 тд и фактических действиях войск в определённой мере прослеживаются пожелания Гитлера, высказанные им фон Боку 3 июля 1942 года. Но можно ли утверждать, что захват плацдарма на левом берегу Воронежа был осуществлён 24 тд в соответствии с приказом вышестоящего немецкого командования или исходя из личных пожеланий Гитлера? На мой взгляд достаточных оснований для такого утверждения нет.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 79 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |