Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Книга скачана с сайта http://knigi.ws 13 страница



Лираз сардонически усмехнулась:

– Кто-то, может, и отомстит. Кто-то, кто не зациклен на личном.

Акива почувствовал укол. Зациклен на личном. В ее устах это прозвучало как упрек в легкомыслии или даже хуже. Нерадивости. Любить – было ли это предательством памяти Азаила? В ответ он мог бы лишь повторить сказанное прежде Кэроу – о зле, которое мы творим во имя мертвых, не сообразуясь с их волей. Ему не нужно было даже гадать. Он знал наверняка, что Азаил никогда не осудил бы его. А вот Лираз осуждала.

Акива промолчал. Что тут можно сказать? Достаточно посмотреть вокруг. Не время для любви – и не место. В пещере серафимы невероятным образом перемешались с химерами; чудо уже само по себе, и это чудо сотворили они вдвоем.

Разумеется, Лираз и Тьяго тоже сыграли свою роль. Незабываемое зрелище: эта пара, стоящая плечом к плечу. Они своим примером связали две армии воедино. Они обговорили схему смешанных батальонов и отдали все необходимые приказы. Акива сам нанес новый защитный знак всем своим двумстам девяносто шести братьям и сестрам, и сейчас,прямо сейчас, перед его глазами, армии испытывали действие этого знака друг на друге.

Некоторые солдаты все еще сторонились один другого, но остальные, кажется, увлеклись освоением новых возможностей, своего рода «игрой в знакомство», только не такой жестокой, объектом которой недавно стала Лираз.

Акива полюбовался, как брат Атанаил просит шакалоголовую Саб направить на него хамсы. Он неуверенно покосилась на Волка. Тот поощрительно кивнул. Саб вскинула руки, синие глаза уставились прямо на Атанаила – и ничего не случилось.

Они топтались на затертом пятне – там, где пролилась кровь Ютема; на том самом месте, где вчера все чуть не закончилось катастрофой, – и ничего не происходило. Атанаил напрягся, а потом расслабился, засмеялся и хлопнул Саб по плечу – достаточно сильно, чтобы принять это за нападение. Смех, однако, был искренним, и Саб не обиделась.

Чуть дальше Исса приняла приглашение Элиона и положила свою изящную руку поверх его, в шрамах и татуировках.

Обнадеживающее зрелище; жаль, что нельзя сделать из него вакцину для остального Эреца.

Акива поискал, где мелькнут синие волосы. Увидел Кэроу, и их глаза встретились. Вспышка. Голову закружило от нежности. Она не рядом. Божественные звезды, почему она не рядом? Акива ненавидел пространство, которое их разделяло. А вскоре между ними окажутся лиги пути и границы между мирами. Лираз тихо сказала:



– Прости. «Зациклен» – это я чересчур.

Его окатила теплая волна. Он испытывал нежность и гордость за свою хрупкую сестру, для которой извиняться никогда не было простым делом.

– Не чересчур. – Он тоже хотел полной ясности. – И уж если зашел разговор, стоило тебе выждать несколько минут… Еще немного, и мы бы уже целовались.

Лираз фыркнула от неожиданности, и напряжение между ними пропало.

– Прости, если мое недопомирание помешало вашему недопоцелую.

– Так уж и быть, прощаю.

Шутить на эту тему было тяжело. Им чудом удалось избежать катастрофического развития событий. Но Азаил, вероятно, постарался бы в такой ситуации разрядить обстановку, а Акива всегда старался ему подражать.

– На сей раз прощаю. В следующий, уж будь добра, дождись большей определенности. Чтобы никакого «недо».

Тебе бы тоже испытать поцелуй или хотя бы «недо», подумал он. Подумал, но вслух не произнес. Частью оттого, что воображение буксовало – представить целующуюся Лираз! – а еще потому, что шутка бы ее разозлила. Он желал для сестры счастья: возможно, когда-нибудь ей тоже доведется «зациклиться на личном».

– Пойду ополоснусь.

Он сел прямо, расправил плечи и потянулся. Несколько часов беспрерывной работы с магией наполнили его тело свинцовой тяжестью.

– Тебе стоит сходить на горячие источники, – сказала Лираз. – Они… правда замечательны.

Он замер на половине шага и покосился на нее. «Правда замечательны»? Он ни разу не слышал, чтобы Лираз говорила о чем-то «замечательный», и… ему показалось, или ее щеки слегка покраснели?

Любопытно.

– Я про целительные свойства воды, – сказала она, и ее прямой честный взгляд был слишком прямым и честным; под показной холодностью пряталось иное чувство, и Лираз слегка переигрывала. И главное – она покраснела.

Очень любопытно.

– Конечно. Только сейчас нет времени, – сказал Акива. – Если что, я вон там.

В выгородке ниже по коридору была вода. Он бы с радостью пошел на горячие источники – пошел бы вместе с Кэроу, – но пока это был еще один пункт в перечне важных дел, которые нужно выполнить сразу, как только его жизнь станет принадлежать ему.

Принять ванну вместе с Кэроу.

Мысли опалил жар. На удивление, чувство вины не возникло. Он так привык жить с грузом самоотречения, что отсутствие этой ноши казалось чем-то ирреальным. Будто сворачиваешь за угол, как много раз подряд до того, и обнаруживаешь, что вместо глухой стены тебя ждет открытое небо.

Свобода.

А если пока и нет, то теперь Акива, по крайней мере, может позволить себе помечтать, а это уже невероятно много.

Кэроу простила его.

Она его любит.

Сейчас им снова предстоит разлучиться, и поцелуй вышел «недо». Это плохо. Даже если бы им не пришлось скрывать чувства от двух армий, даже если бы им удалось, улучив момент, остаться наедине, Акива всерьез относился к солдатскому суеверию. Прощаться плохая примета; а ведь поцелуй – тоже форма прощания. Так что будем ждать поцелуя при встрече.

Коридор привел в нишу, где из грубо отесанной стены сочился ручеек холодной воды: он несколько метров бежал по стене, а затем снова исчезал в скале. Как и многое из чудес этой пещеры, он казался нерукотворным. Иллюзия, скорее всего.

Акива снял портупею, подвесил ее на выступающий из стены камень, а затем стянул рубаху.

Набрал в пригоршню холодную воду и плеснул в лицо. Снова и снова – в лицо, на шею, грудь и плечи. Сунул под струю голову и застыл, чувствуя, как с кожи уходит жар, стекает вместе с проточной водой, льется по позвоночнику и основанию крыльев.

Он согласился на план Кэроу, поскольку тот был разумным. Толковым и куда менее рискованным, чем предыдущий. Если все сработает, то угроза человеческому миру со стороны Иаила существенно уменьшится, превратится из смертельного урагана в шквал порывистого ветра. Ситуацию в Империи это не изменит, но, по крайней мере, Иаил не притащит на Эрец то, что Кэроу назвала «оружием массового поражения»

Лираз высмеяла ее на первом военном совете, предположив, что им стоит просто попросить Иаила уйти, однако, по сути, новый план на этом и строился. Сказать «пожалуйста», очень вежливо попросить его увести армию на родину несолоно хлебавши и пожелать вдогонку спокойной ночи.

Конечно, это была только основная идея. Простая и блестящая – разве что без «пожалуйста», – и Акива нимало не сомневался, что Кэроу и Лираз сумеют претворить ее в жизнь. Грозные бойцы, отменно владеют оружием, – а еще обе дороги его сердцу, и ему просто хочется обеспечить их безопасность: чтобы наступило время, когда им ничего не угрожает, а самое трудное решение состоит в выборе меню для завтрака и места для занятий любовью. Лираз права, он зациклен на личном.

Акива не ожидал, что сможет в ближайшее время остаться с Кэроу наедине; поэтому, услышав, как за спиной скрипнула щебенка и кто-то втянул воздух, он крутанулся с резко заколотившимся сердцем, ожидая увидеть на пороге закутка Кэроу.

Никого.

Акива улыбнулся. Живое присутствие он ощущал так же, как различал скрип щебня. Кэроу снова воспользовалась магией, и, значит, по дороге сюда ее никто не видел. Что онтам твердил себе пару минут назад про прощальные и приветственные поцелуи? Кэроу так ему нужна! Он не думал, что когда-нибудь скажет себе, что счастлив, что снова начнет дышать полной грудью. Удивительно, барьера вины больше не было; их ожидало безбрежное пространство возможностей… и поцелуй.

И в бездну суеверия!

– Кэроу? – позвал он, улыбаясь. – Ты здесь?

Он ждал, что она снимет невидимость, готовый в то же мгновенье заключить ее в объятья. Теперь можно. По крайней мере, когда никто не наблюдает.

Никого.

А затем резко, в один миг, до него донесся отголосок чужой вражды. И пришло понимание, что его собственная жизнь, в общем-то, штука конечная. Тонкая блестящая ниточкав общем узоре. Тонкая… и уязвимая. Акиву пробрала дрожь.

– Кэроу? Ты?

Он спросил снова, хотя теперь точно знал, что нет.

А затем в коридоре послышались шаги, и это действительно была Кэроу. Вполне видимая, лучащаяся радостью. Застав его полуодетым, она покраснела и сделала шаг назад, и он понял по ее улыбке, что она пришла точно с той же надеждой, которая мгновение назад пела в его сердце.

– Привет.

Мягкий голос, широко распахнутые глаза. Две надежды встретились, но Акива чувствовал: кто-то чужой тянется за его жизнью.

Чужак нес угрозу и опасность. Он был рядом. Невидимый.

Где-то… Когда-то…

Элиза вздрогнула и открыла глаза. Ничего похожего на крики, ни намека. И никаких страхов – приятная неожиданность. Она позволила себе заснуть в надежде, что вдруг случится чудо и ночных кошмаров не будет. Маловероятно, конечно. Что ж, если чуда не произойдет, – у комнаты толстые стены и ее воплей никто не услышит.

Похоже, все-таки повезло. Тем более что рассчитывать на толщину стен глупо. Снаружи лают псы, значит, все прекрасно слышно.

Тогда что же ее разбудило, если не кошмар? Собаки? Было что-то еще.

Тотсон ее не тревожил; обрывки картин и событий мелькали на краю восприятия, как темные пятна перед глазами после вспышки света. Она полежала не шевелясь, чувствуя, что вот-вот – и кончик сновидения удастся ухватить. Разум все еще находился на сумеречной грани сознания, в той полудреме, которая сплетает нить между сновидением и реальностью. На мгновение Элиза почувствовала себя девочкой, которая с крошечным огоньком выходит на крыльцо, чтобы противостоять великой тьме.

Глупо. Она села и затрясла головой. Изо всех сил. Не хочу!

На оконных карнизах были шипы, чтобы не садились голуби; хорошо бы оборудовать такими же рассудок, чтобы снам было некуда опуститься. Мысленные шипы для рассудка. Великолепно.

А пока такие шипы не придумали, она просто не будет спать. Вряд ли, конечно, получится, но четырех часов, которые ей перепали, пока что хватит, чтобы оттянуть неприятные последствия. Элиза спустила ноги с постели и выпрямилась. Ноутбук – вот он, рядом. Перед сном она загрузила первую порцию фотографий и запустила программу кодировки. Потом переслала их на музейный защищенный адрес и стерла файлы из фотокамеры.

Вчера они с доктором Чодри начали собирать образцы тканей и планировали с утра продолжить работу. Вероятно, на всю работу уйдет дня два. Учитывая диковинное строение тел, образцы придется брать с каждой отдельной части. Мягкие ткани, мех, перья, чешуя, когти. А дальше исследование переместится в лабораторию, и короткая экспедиция будет казаться сном. Так быстро, так странно.

Что им расскажут находки? Трудно даже представить. Будут ли пробы компонентами разных ДНК? Тут пантера, там сова – а посередине человек? Или ДНК неизменна, просто по-разному проявляется? Ведь, скажем, глазное яблоко и ноготь на ноге человека несут одну и ту же ДНК. Почему здесь не может быть так же?

Или здесь что-то совсем уж невозможно странное и эти существа – пришельцы? Издалека, из другого мира? Прямо дрожь пробирает. И в голове не умещается. Если бы не подписка о неразглашении, она бы позвонила Таджу или Кэтрин – а у нее есть номер Кэтрин? – и всласть бы поговорила.

Элиза встала и подошла к окну. Оно выходило во внутренний двор. Ничего интересного там не наблюдалось, поэтому она натянула джинсы и обувь и выскользнула в дверь.

Впрочем, можно было и не таиться. В большом суперкрутом отеле она была бы одной из безликих единиц гостиничного процесса и спокойно гуляла бы где захочется, но здесь не было большого суперкрутого отеля. Здесь была касба. Точнее, превращенная в гостиницу касба не слишком далеко от места исследования. Ну, как недалеко? Всего часа два езды – в этой пустынной местности такое считается почти рядом. Если выехать на хайвей и двигаться вперед и вперед, упрешься в пустыню Сахара, сопоставимую по размерам с Соединенными Штатами. В таком контексте «часа два езды» – воистину недалеко.

Касба называлась Тамнугальт, и, несмотря на то, что у ворот толпились угрюмые недружелюбные дети, Элизе здесь нравилось. Глинобитный город в самом сердце заросшегопальмами оазиса, здания по большей части запущенные и полуобвалившиеся, отреставрирован только центр, хотя прежнее величие восстановить не удалось. Все кажется вылепленным из глины – если можно себе такое вообразить, – но комнаты достаточно комфортабельны, с очень высокими балочными потолками; на полах шерстяные коврики, а с террас на плоских крышах открывается вид на море колышущихся пальм. Вчера вечером, во время ужина с доктором Чодри, она увидела звезд больше, чем за всю свою прошедшую жизнь.

Я видела звезд больше, чем любой ныне живущий.

Элиза закрыла глаза и надавила на веки подушечками пальцев, пытаясь стереть формирующееся видение. Представила шипы на разуме, отгоняющие особо настойчивых ментальных птиц-сновидения.

Я уничтожила больше звезд, чем кто-либо когда-либо видел.

Элиза помотала головой. Она бодрствовала, но иглы знакомого ужаса и чувство вины проникали в сознание из глубин рассудка. Как белые уродливые корни растений, которые отчаянно лезут наружу сквозь дренажные отверстия глиняного горшка. Все это наводило на лишние, опасные мысли. Просто не обращай внимания, сказала она себе. Ты ни в чем не виновата. Ведь не виновата?

Однако уверенности не было. Все эти приступы «внезапного знания», абсолютно ненаучная убежденность в фактах космического масштаба вроде существования иных миров… Голос разума звучал слабо и растерянно – плохой знак.

С трудом, шаг за шагом, Элиза поднялась на террасу, говоря себе, что дело в усталости и стрессе, а вовсе не в подступившем безумии. Пока. Я борюсь. Я не даю ему ходу.

Ночной свежий воздух остужал. Вдали лаяли собаки, и звук разносился над политой потом и кровью африканской землей.

Доктор Чодри сидел на том же месте, где она оставила его несколько часов назад. Он махнул ей рукой.

Элиза удивилась:

– Вы так здесь и просидели?

Он засмеялся.

– Нет. Честно пытался заснуть, но не спится. Мой бедный мозг. Я все думаю о нашей находке.

– И я.

Он кивнул:

– Садитесь, прошу вас.

Некоторое время они молчали, окруженные звуками и запахами ночи. Потом доктор Чодри нарушил молчание.

– Откуда они явились?

Вопрос, не предполагающий ответа, но пауза тянулась достаточно долго, и, будь Элиза порешительнее, она успела бы влезть со своей точкой зрения на предмет.

Морган Тот – вот уж у кого решимости через край, подумала она. И ответила просто:

– Из другого мира.

Поверьте мне. Я знаю точно. Это знание валяется в моих мозгах, как старый хлам.

Брови доктора Чодри поползли вверх.

– Вот так категорически? Я думал, Элиза, что вы верите в бога.

– Что? Нет. А почему вдруг?

– Ну, я совершенно точно не считаю это оскорблением. Я верующий.

– Вы?

Она изумилась. Многие ученые верят в бога, но ее руководитель такого впечатления не производил. Да и кроме того, его специальность – воссоздание исчезнувших видов по ДНК – предполагала, что теория Сотворения… хм… вызовет некоторый скепсис.

– А как же в вас это уживается?

Он пожал плечами:

– Моя жена часто говорит, что разум – дворец, где есть место для разных гостей. Возможно, некий мажордом поселил делегатов от Науки в одно крыло, а посланников Веры– в другое, чтобы они не затевали споры на лестницах.

Это прозвучало причудливо – впрочем, как и все, что от него исходило. Элиза заинтересованно спросила:

– А если они все-таки где-нибудь столкнутся, кто тогда победит?

– Вы спрашиваете, что я думаю по поводу наших пришельцев? Откуда они взялись?

Она кивнула.

– Прежде всего я должен сказать, что, возможно, они взялись из лаборатории. На основании проведенных сегодня исследований мы можем исключить творение бешеного хирурга, но что, если их просто вырастили?

– В смысле? Например, в логове суперзлодея в жерле вулкана?

Доктор Чодри засмеялся:

– Вроде того. И если бы все находки ограничились мертвыми непонятными чудовищами из ямы, эта версия имела бы смысл. Но есть еще ангелы. Они куда сложнее.

Да. Пламя, способность летать.

Элиза спросила:

– А вы слышали, что в базах данных для визуального распознавания не нашли никого минимально на них похожего?

Он кивнул:

– Слышал. И если мы предварительно примем, что они явились… откуда-то еще, тогда… какие могут быть варианты?

– Другая вселенная. – Элиза запнулась. – Или… Рай и Ад.

– Именно. Но вот что я подумал, когда сидел на этой террасе, вперив очи в звезды… Согласитесь, слово «смотреть» для такого неба недостаточно?

Как-то уж очень затейливо, подумала Элиза, согласно кивая.

– И, возможно, те гости во дворце… если сопоставить…

Он мотнул головой, давая понять, о каком дворце говорит.

– Так вот… Я подумал: что это означает? Может, это просто два разных способа сказать одно и то же? Если предположить, что Рай и Ад – просто два других мира?

Элиза повторила, улыбнувшись:

– Два других мира… А Большой взрыв – просто взрыв…

Доктор Чодри хмыкнул:

– Другая вселенная – она больше или меньше, чем идея Бога? Разве дело в этом? Если есть некая сфера, где обитают «ангелы», то назовем мы ее Небеса или как-то иначе – не более чем вопрос семантики.

– Нет, – вырвалось у Элизы быстро и решительно. К ее собственному изумлению. – Это не вопрос семантики. Это вопрос побудительной силы.

– Простите?

Доктор Чодри озадаченно нахмурился. Элиза сказала жестко:

– Чего они хотят на самом деле? Вот что самое важное. Они прилетели. Откуда-то.

Из другого мира.

– …И если это «откуда-то» не имеет отношения к Богу…

Не имеет.

– …то они действуют исключительно в собственных интересах. И вот это пугает.

Доктор Чодри ничего не сказал, только посмотрел на звезды. Он молчал довольно долго, и Элиза уже решила, что своей репликой отбила у него охоту к беседе, когда он снова заговорил:

– Могу я кое-что сказать вам? Странное. Интересно, как вы к этому отнесетесь.

Небо посветлело, предвещая близкий рассвет.

Горизонт побледнел. Скоро взойдет солнце. Вспомни: такой же горизонт, такое же небо, и тяготение прижимает тебя к летящему в пространстве астероиду. А вокруг – Вселенная, и разум не в силах осознать ее безмерность. А ведь это всего лишьоднаВселенная.

Вероятно, человеческому разуму такое не вместить.

Доктор Чодри спросил:

– Пилтдаунский человек – вы читали, разумеется?

– Конечно.

Речь шла о, вероятно, самой громкой мистификации в истории – черепе якобы древнего человека, обнаруженного на раскопках в Англии сто лет назад.

– Вот. Только в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году доказали, что это подделка, обратите внимание на год. Поспешно, со стыдом, его убрали из Британского музея, где сорок лет до того он выступал ошибочным «свидетельством» в спорах эволюционистов. А через несколько лет, в пятьдесят шестом, в патагонских Андах было совершено другое открытие. Немецкий палеонтолог-любитель обнаружил тайник… – Для большего эффекта доктор сделал паузу. – Тайник со скелетами чудовищ.

И… что-то перекрутилось в голове Элизы, завертелось калейдоскопом. Не отпускающие сновидения, неудача с построением защитных «шипов» на рассудке. Доктор Чодри обещал рассказать ей нечто странное, и даже если она сейчас пребывает в измененном состоянии сознания, уж понять, что значение имеют скелеты, а не место находки, в состоянии. Однако цепляло именно место.

Патагонские Анды.

Она видела их сейчас, как наяву: острые пики гор, будто выточенные из кости. Озера, невероятные по своей чистоте и глубине. Ледники, высокогорные долины и леса, укрытые дымкой тумана. Безлюдный край, смертоносные ловушки дикой природы – но она оказалась им не по зубам. Не так-то просто ее убить: случалось выживать и в куда худших условиях…

Каким-то образом ей удалось вернуться из видений в настоящее, будто щелчком сменили кадр. Доктор Чодри по-прежнему увлеченно рассуждал о скелетах чудовищ, о том, что испуганные скандалом с Пилтдаунским человеком ученые не могли воспринимать эту находку иначе, нежели злую шутку; однако его слова журчали потоком воды по ложу ручья, по руслу из тысячи отполированных камешков, из многих тысяч, и эти камешки отблескивали сквозь толщу воды… сквозь поверхность ее разума… они принадлежали ей…ей, но не только… ей, но не совсем. И она… а что такое она?

Она была чем-то большим, нежели Элиза Джонс. И хорошо помнила место, о котором рассказывал доктор Чодри: не захоронение монстров, а саму эту землю – и, главное, небо.

Элиза откинулась назад, посмотрела вверх, и сквозь сегодняшнее небо проступило то, давнее. Ее потряс спазм сожаления и скорби: небо ее отринуло.

Небо не принимало ее, ныне и присно и во веки веков.

По щекам текли слезы. Доктор Чодри, неспешно рассказывающий: «Останки хранятся сейчас в палеонтологическом музее в Беркли», – заметил, что она плачет, и озабоченно спросил: «Элиза, что это с вами?»

Она ожесточенно терла глаза, а слезы все текли и текли. В горле стоял ком.

На один головокружительный момент, вперив очи в звезды – именно вперив! – она ощутила вокруг себя Вселенную – такую огромную, полную тайн, ощутила присутствие чего-то огромного за пределами… и за пределами пределов… – и какие-то невозможные глубины внутри нее самой соответствовали непознаваемой безбрежности снаружи… и там, за пределами, их было еще много.

Их было много.

Много. Много. Непознаваемо много.

Я там была, подумала Элиза. Не подумала – она просто знала. Слезы текли по лицу.

Так вот какова природа ее сновидений! Это хуже, куда хуже, чем все ее страхи. Не пророчество о конце мира. Они все ошибались.

По крайней мере, не конец этого мира.

Сновидение показывало не будущее, а прошлое. Оно было воспоминанием, и вопрос, откуда у Элизы взялось такое воспоминание, заслонил все остальное, даже его смысл. Это означало, что надежды нет. Ничего нельзя изменить. Все уже случилось.

Я видела другие миры. Я в них побывала.

И я их разрушила.

Потомок

Сиритар звал, точно запах мускуса, вел по изгибам каменных коридоров, которые когда-то служили жилищем исчезнувшему народу. Скараб, королева стелианцев, шла за магом, чтобы его убить.

В поисках она обошла полмира – и теперь приблизилась почти вплотную. Вот он: уединился в спокойном изолированном помещении. Разделся до пояса и зачерпнул воды из льющегося по стене ручья, плеснул в лицо, на шею и грудь. Вода была холодной, а его тело – горячим, поэтому, словно дымка тумана, от кожи поднимался пар. Маг сунул голову под струю, промывая пальцами волосы. На пальцах были татуировки, короткие густые волосы отливали черным блеском. Он стоял к ней спиной, а когда выпрямился и вода с шеи потекла по затылку, Скараб заметила шрам.

Знак в форме закрытого глаза, и хотя она почуяла в нем силу, рисунок был ей не знаком. В книгах такой отсутствовал. Королева предположила, что знак, как и пронесшийсяпо миру ветер отчаяния, – его собственное творение, хотя в нем и не было следов украденного сиритара. Да и дрожи сотворения не было тоже. Впрочем, следы сиритара прилипли к магу. Они ощущались как грозовой запах озона, только сильнее. Богаче. Они пьянили.

Перед ней стоял незнакомый маг, осмелившийся играть на струнах мира; и если Скараб его не остановит, мир будет разрушен. Она ждала ощущения гнили, ждала, что из ее души истечет желание убить, как молния стекает по железу, – но все оказалось иначе. Она не предполагала увидеть ни смешанной компании серафимов и химер, ни такого мага.

– Ты сделаешь это сама, моя леди, или прикажешь мне?

Голос Клыка возник в ее голове с интимностью шепота. Ликтор находился в нескольких шагах позади – тоже под заклинанием невидимости, – но его разум касался Скараб,как чужое дыхание над ухом. Прикосновение, теплота тела и даже след его запаха. Совершенно реальные.

И в высшей степени дерзкие.

– А как ты думаешь?

Она ответила и ощутила, как он отшатнулся.

Королева больше ничего не сказала, но это и не требовалось.

Синестезия была формой Искусства, более родственной сновидчеству, чем плетению слов. Отправитель свивал сенсорные нити, с вербальной составляющей или без, и формировал сообщение, которое воспринималось мозгом получателя на всех уровнях: звук, образ, вкус, прикосновение, запах и память. И даже – если оба были искусны – эмоции. Сообщение, отправленное мастером синестезии, было полнее, чем даже реальность: не только явь, но и навь. Как ни поверни, Скараб не была мастером, но сплести несколько нитей в одно послание могла, чем сейчас и воспользовалась. Выпущенные кошачьи когти и стрекала крапивы – Эйдолон научила ее этому фокусу – говорили Клыку: убирайся.

Он решил, что если во время первого своего погружения в грезы королева одарила его своим телом, он может незваным лезть к ней в сознание?

Мужчины.

Один сезон грез – всего лишь один сезон грез. Если в следующем году она снова выберет его, тогда, возможно, это будет что-то значить… Впрочем, маловероятно, что выберет. Не потому, что Клык ей не угодил, но как же иначе она поймет, хорош ли он, если не сравнит с кем-нибудь еще?

– Прости меня, моя королева.

Сообщение пришло с почтительного расстояния, более соответствующего его реальному статусу, и теперь в нем отсутствовали запах и прикосновение. Вот и молодец. Скараб ощутила даже укол раскаяния. Клык, как и она, не был мастером синестезии: им обоим, чтобы достичь мастерства, потребуется еще долгое время; оба были еще очень молоды. Однако все задатки у Клыка имелись. Не просто же так Скараб избрала его для своего эскорта – и вовсе не за гибкие пальцы лютниста, которые весной играли на ее теле с таким жаром, и не за глубокий звонкий смех, и не за ту страсть, которая понимала ее собственную и разговаривала с ней – на всех уровнях, совсем как синестезия.

Отличный маг, как и остальные ее стражи; но никто из них – никто! – не излучал сырую силу с такой мощью, как стоящий сейчас перед ней серафим. Глаза Скараб скользнули по его обнаженной спине, и королева изумленно вздрогнула. Это была спина воина, мускулистая, покрытая шрамами, а на поясе висела пара мечей. Он был солдатом. Она ощутила это еще в Астрэ: горожане, рассказывая о нем, исходили едким запахом страха, – но до сих пор не могла этому поверить. Так не бывает. Маги не используют сталь; они в ней просто не нуждаются. Убивая, маг не проливает кровь.

И когда Скараб его убьет, а она пришла сюда именно за этим, он просто… прекратит жить.

Жизнь – всего лишь нить, привязывающая душу к телу, и как только ты научился ее видеть, убить человека не труднее, чем вырвать из клумбы цветок.

Давай же, поторопила она себя, и потянулась к его нити, чувствуя, что Клык замер за спиной и ждет. «Сама или прикажешь мне?» – спросил он, и это злило. Он сомневался, что она сможет убить, ведь прежде ей еще не приходилось. На тренировках королева только касалась нитей жизни и отпускала: касалась пальцами своей души, само собой, частью бестелесного «я». Все равно что во время спарринга приставить клинок к горлу противника. Я выиграл, ты мертв, в другой раз тебе повезет больше. И все же одно дело– приставить клинок, и совсем другое – рассечь напополам глотку настоящего врага.

Очень большая разница.

Она сможет. Чтобы продемонстрировать это Клыку, Скараб решила блеснуть эз ваш– чистым ударом сплеча. Всего мгновение… Ей даже не понадобится рассматривать нить жизни незнакомца, тратить время на то, чтобы считать информацию; она просто оборвет чужую нить клинком своей души – и он будет мертв. Ей не придется смотреть ему в лицо или прикасаться к потоку существования.

А затем она подумала ойорайяи вздрогнула. Безрассудство.

Ведь это всего лишь легенда. Наверное.

В Первый Век существования ее народа, который далеко отстоял от Второго Века и закончился большой кровью, стелианцы были совсем другими. Окруженные могучими врагами, они вели нескончаемые войны, и большая часть их магии сосредоточивалась в боевом искусстве. Легенды рассказывают о мифической йорайя, арфе, струнами которой служили нити жизни убитых врагов. Оружие души, не имевшее воплощения в материальном мире. Его нельзя было найти, как сундук с сокровищами, или передать по наследству. Каждый маг создавал его сам, и с его смертью оружие исчезало. Говорили, что оно служило хранилищем невероятной силы, силы тьмы – ведь достичь ее можно было, только убивая без счета. Говорили, что игра на арфе наполняет мага силой и одновременно сводит с ума.

В детстве Скараб до одури пугала нянек планами создать собственную йорайя. «Ты станешь моей первой струной», – сказала она однажды зловеще служанке-айе, которая осмелилась насильно искупать ее.

Те же слова пришли в ее голову сейчас. Ты станешь моей первой струной, сказала она мускулистой покрытой шрамами спине незнакомого мага.

Душа Скараб вышла из тела, намереваясь совершить казнь; на мгновение стало страшно.

«Будь осторожна со своими желаниями, принцесса, – сказала ей айя в тот день около купальни. – Даже еслийорайа– реальность, достичь ее может лишь тот, у кого множество врагов. Сейчас мы живем иначе. Занимаемся важной работой, а не воюем».


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.032 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>