– Я пандорианец, – хмурясь, уточнил Егор. – Земля – не моя планета. А вы, значит, – белые и пушистые? – он вернулся к теме разговора.
– Не понимаю.
– Ну, ничего плохого не делали? Предатели – армахонты?
Эшранг проигнорировал его скептический тон.
– Армахонты вывели на простор галактики многие цивилизации, – ответил он. – Их техника стала основой для межзвездных путешествий и торговли. Их законы управляли Вселенной. Но когда произошел ничтожный, легко устранимый сбой, они не предприняли ничего. Им не нужно было воевать. Только внять просьбам. Услышать нас. Дать хонди возможность развиваться. Присвоить эшрангам статус, которого требовало наше врожденное самолюбие. Поверь – это сущий пустяк по сравнению с их истинным могуществом. Однако армахонты поступили ровно наоборот! Непонятным, ничем не обоснованным бездействием они накалили ситуацию до грани взрыва и позволили восстанию вспыхнуть! Поверь, я предельно откровенен с тобой!
– В надежде на что?
– Язвишь?
– Ответь.
– Я хочу выбраться отсюда. Если существует хотя бы ничтожный шанс спастись, я ухвачусь за него!
– Вот теперь – верю. – Егор присел на ступеньки, снизу вверх взглянул на Эшора. – У меня есть еще вопросы. Ответишь?
– Спрашивай. Мне нечего скрывать.
– Что такое «терфул»?
Эшранг удивленно вытянул шею.
– Впервые слышу такое слово.
– «Мерч»?
– Так называют древнюю, можно сказать – исходную колонию алгитов. Очень старое слово.
– Исходную?
– Алгиты размножаются делением, – пояснил эшранг. – Все их колонии когда-то произошли от одной группы кристаллов. Она и называлась «Мерч».
– Зачем ты прибыл в эту систему? И почему планету атаковал флот хонди?
– Два разных вопроса.
– Ответь на оба.
– Хонди искали новые жизненные пространства. Они знали: запретные маршруты ведут к планетам, где возможна жизнь.
– А что искал ты?
– Разрушитель Миров! Корабль армахонтов, способный превращать планеты в облака газа и пыли.
Ответ эшранга заставил Егора побледнеть.
– Расскажи о нем! – потребовал он.
– К нам попала древняя запись. На ней видно, как Разрушитель Миров уничтожает планету. В считаные минуты. Поверь – зрелище ужасающее.
– Почему ты решил, что Разрушитель Миров тут?
– Не я. – Эшор расправил крыло в непонятном Егору жесте. – Наши исследователи. Они много лет работали над расшифровкой данных, внедренных в запись. В итоге были получены координаты врат. Как оказалось – это запретный маршрут, по которому однажды отправилась армада хондийских кораблей и сгинула без следа. Поэтому я тоже затребовал флот.
– И?
– Мы попали под огонь последнего уцелевшего Н-болга. Станцией к тому времени управляли морфы. Врата работали с перебоями. Они взорвались, когда один из моих кораблей попытался скрыться в гиперкосмосе.
– Ты не нашел Разрушителя Миров?
– Нет. Мой атлак сбили.
– Как выглядит корабль армахонтов?
Эшранг вытянул шею, кончиком клюва начертил в пыли клиновидный сегмент.
Егор невольно вздрогнул. Двенадцать таких сегментов, состыкованных в единую конструкцию, он видел покоящимися на дне затопленного стапеля древней космоверфи.
– Я предполагаю только одно разумное объяснение. – Эшор вернулся к основной теме их разговора. – Армахонты исчезли. Сложно предположить, что они выродились за какие-то две тысячи лет. Скорее – их уничтожили.
– Кто?! – встрепенулся Егор.
– Другая, еще более могущественная цивилизация. Так что особо не рассчитывай на Аллею Темпоралов. Она приведет тебя в лучшем случае к руинам, в худшем – к смерти. Ищи другой способ вырваться отсюда. И если найдешь, не забудь обо мне.
* * *
Эшранг ушел, оставив Бестужева наедине с новой информацией.
«Я не справлюсь». Егор расхаживал по террасе, пытаясь найти приемлемое решение. Он всерьез воспринял предупреждение Эшора. Тому действительно не было смысла лгать. Многие события истории открывались вновь или подвергались сомнению. Но важно другое. Почему армахонты не вмешались? Вот главный вопрос. И наиболее логичный ответ на него уже прозвучал в разговоре.
Они ушли со сцены истории? Но кто мог их уничтожить?
Егор ставил себя на место армахонтов и понимал: вмешаться в события было для них нетрудно. Навести порядок, который царил в космосе на протяжении десятков, а может, и сотен тысяч лет. Прав эшранг. Они не смогли ничего предпринять в силу неодолимых причин, превышающих их богоподобные возможности.
Мысль заходила в тупик. Простое решение смертельных проблем ускользало.
Сутки назад Егор еще мог отступить, сдаться, но теперь – нет. В минуту отчаяния он сумел преодолеть сдвиг времени. Используя Аллею Темпоралов, прорвался через периметр стазиса, увидел постаревших друзей.
Где и в чем наш шанс?
Он ни на миг не забывал фразы, считанной с кристалла, но ее жутковатый смысл все еще ускользал от понимания. И это заставляло его мыслить практично, жестко.
Эшор, конечно, хитрая тварь. Он все же убил мою надежду. Или, пытаясь спастись, открыл мне глаза, избавил от иллюзий, дал понять, что права на ошибку попросту нет.
Я вправе рискнуть собой. Но не пандорианцами. Даже если совместными усилиями мы найдем ошибку в расчетах, разгадаем тайну Аллеи Темпоралов, я пройду через нее один. Без иллюзий. Без надежды.
«Для остальных нужен иной вариант. Но где, где его отыскать?!» Он сел на ступеньки крыльца, закрыл лицо ладонями.
Чавкнула дверь.
– Егор?
– Ну? – Он обернулся.
– Егор, у нас гости! – Голос андроида дребезжал. Похоже, искусственный интеллект пребывал в состоянии шока.
– Кто? – Бестужев окинул взглядом пустой двор, пустынную улицу.
– Не здесь. В комнате, где росток темпорала!
– Кто?!
– Фантомы! Фантомы Родиона и Павла! Егор, у меня сбой?
– Нет! Пошли!
* * *
В помещении, смежном с хондийским нейрокомпьютером, слоистыми полосами переливались искажения. Росток темпорала – энергетическая структура высотою в метр – генерировал ауру в виде полусферы. Подле нее виднелись две полупрозрачные фигуры.
– Как вы меня нашли?!
– Егорка! Привет! – Стременков хотел шагнуть к другу, но опомнился. – Мы же в ином потоке времени! Сколько у тебя прошло?
– Да еще суток нет!
– А у нас почти год! Бросили всю интеллектуальную мощь на штурм! Твоя информация оказалась просто бесценной! И запись с кристалла, и файлы сканирования, сделанные, когда ты проходил через Аллею, и данные сеансов внепространственной связи! Ты даже не представляешь, что открылось, какие возможности! – Стременков говорил взахлеб, Родион же мрачно посматривал на Егора, давая Пашке выговориться.
– В общем, так, Егор, – он взял слово. – Данные по Аллее мы уточнили. Есть точка входа, но она расположена в тридцати метрах над поверхностью Пандоры. Там темпоралы образуют особую структуру. Если используешь машину, фаттах, к примеру, своей техники мы к тебе перебросить не можем, то с девяностопроцентной вероятностью войдешь в портал. Что на той стороне – неясно. Ответ даст только прыжок.
– С этим подождем. – Егор до рези в глазах всматривался в постаревшие лица друзей. Как хотелось снова оказаться вместе, в одном потоке времени, но приходилось сдерживать эмоции. Речь шла о судьбе всех людей. О единственной попытке спасти остатки человечества. – У меня нет гарантии, что там, за порталом, я получу помощь. – Он коротко пересказал состоявшийся разговор с эшрангом.
– Ты ему веришь? – спросил Родион.
– Эшору нет смысла врать.
– Ладно. Допустим. Тогда мы снова в тупике? А что с этим «терфулом»? Сможем его использовать?
– Нет. Не думаю. Корабль затоплен. Энергетической активности на борту нет. Управляющий модуль изъят.
– Тогда что же получается? Варианты исчерпаны?
Искусственный интеллект, напряженно прислушивающийся к разговору, внезапно спросил:
– Существует ли хоть один сдвиг времени, ведущий в прошлое?
Все обернулись.
– Ну, в принципе, его нетрудно сформировать, – подумав, ответил Стременков. – Мы поняли принцип действия Аллеи. Подобрать темпоралы нужных характеристик я смогу. Только зачем? Мы не в состоянии изменить прошлое.
– Не нужно ничего изменять. Только направить канал внепространственной связи.
– Зачем? С кем ты хочешь связаться?
– Сейчас объясню. Только сначала скажите: периметр стазиса по-прежнему неуправляем?
– Да, он живет «своей жизнью», – ответил Стременков. – Но мы работаем над установкой, способной проложить тоннель. Сигналы связи мы уже проводим. Сможем провести и материальный объект! – уверенно ответил он.
– Тогда я знаю, как эвакуировать население!
– Может, объяснишь, что ты задумал?
Андроид кивнул:
– Минуту. Я произвожу расчеты. Нужно, – он поочередно посмотрел на троих друзей, – нужно наладить связь с орбитальной станцией Н-болг. Канал должен пройти через сдвиг времени в прошлое на сто пятьдесят четыре года.
Станция Н-болг на орбите Пандоры
Вдох-выдох…
Сиплый монотонный звук.
Русанов умирал. Жизнь медленно покидала одряхлевшее тело. Он осознавал агонию, и от этого было страшно и тошно.
Ты сделал слишком высокую ставку и проиграл.
Ты был сильным, почти всемогущим, циничным, дерзким, но всегда – одиноким.
Вдох-выдох.
Никаких трубок. Никаких насосов. Торжество нанотехнологий. Но поздно. Слишком поздно.
Он сидел в глубоком кресле и смотрел на яркий шар планеты, вернее – ее сияющий фантом, оставшийся в нашем пространстве и времени.
Явление, не укладывающее в рамки доступных знаний о Вселенной, вело отчаявшийся рассудок тропой причудливых ассоциаций.
Пандора.
Мир его несбывшихся надежд.
Морщинистые пальцы Русанова впились в подлокотники.
Он основал первый в истории Земли частный колониальный проект, привел «Прометей» в эту звездную систему, чтобы потерять все. Свободу, пятьдесят лет жизни, мечту о звездах.
Он не справился. Не выдержал первого контакта с иными цивилизациями, сорвался, наделал ошибок, потерял колониальный транспорт, попал в плен к морфам, полвека провел в заточении и вот теперь, на излете непрожитой жизни получил негаданную и уже бессмысленную свободу.
История состоялась, а он не принял в ней участия. Теперь, когда планету неотвратимо поглощала пространственно-временная аномалия, уже поздно что-то менять. Судьба человеческой колонии неизвестна. Попытки Глеба Полынина наладить связь с поверхностью тщетны. Два хондийских истребителя, отправленные на разведку, взорвались еще до входа в атмосферу, едва соприкоснувшись с непонятной энергетической аурой, окружившей Пандору.
Жизнь подошла к концу и утекает по капле.
Тихо открылась дверь. В отсек вошла девушка.
– Андрей Игоревич? Как себя чувствуете?
– Скверно. – Голова Русанова тряслась. – Что Глеб? Почему не заходит?
– Он готовит новый корабль. Морфы протестуют, но теперь не им решать.
– Скажи Глебу, пусть не рискует зря. Это свечение выглядит знакомым. Такое же возникало при первых тестовых включениях гиперпривода «Прометея». Планету поглощает разрыв метрики пространства.
– Но сидеть сложа руки нельзя! – Взгляд Мишель потемнел. Из-за загадочных процессов, охвативших Пандору, все оказались в смертельной ловушке. Сияние постепенно расширялось по сфере, медленно приближаясь к полуразрушенной станции Н-болг – последнему прибежищу горстки людей, Ц’Остов и хонди.
– Наша единственная надежда – «Прометей», – произнес Русанов.
– Андрей Игоревич, корабль исчез. Мы не обнаружили его.
– Плохо искали! – Глаза Русанова слезились, голос дрожал. – Известно ведь направление дрейфа! Есть записи последнего боя!
– Нельзя так волноваться.
– Мишель, прошу, перестань! Я умираю. Моя жизнь прожита морфом! – Он с усилием сглотнул. – Тело одряхлело… – Он снова сел. – Невыносимо…
Она с трудом сдержала слезы. Слова застревали в горле. Ц’Ост пятьдесят лет изучал Русанова путем мучительных для человека слияний. Такова природа морфов. Но что самое ужасное – он не ограничился жестокими экспериментами – изучил психику Русанова, а затем бежал на планету в облике Андрея Игоревича, пробудил спящий экипаж «Прометея», принял управление колонией и совершил нечто ужасающее, ведь спустя короткий промежуток времени Пандору вдруг окружила аномалия пространства и времени.
«Мы уже ничего не можем изменить, – думала Мишель, с состраданием глядя на сгорбленного старика. – Сами на волосок от гибели».
– Прошу, оставь меня. – Русанов по-прежнему смотрел на звезды.
– Хорошо. Завтрак на столе. Глеб вернется через пару дней. – Мишель украдкой вытерла слезу. Она сострадала Русанову, но понимала: они с Глебом должны заботиться о тех, кого еще можно спасти.
Она ушла, а старик остался один.
Вдох. Выдох.
Тень. Тень отделилась от стены, материализовалась, обретая черты, и вдруг Русанов услышал голос:
– Андрей Игоревич? Меня зовут Егор. Егор Бестужев. Я правнук Андрея Бестужева. Нам с вами нужно поговорить.
– О чем? – Русанов был настолько ошеломлен, что ответил машинально, думая, что разговаривает с галлюцинацией.
– О том, как найти «Прометей», – спокойно ответил призрак.
* * *
В отсеке космической станции, где жили Мишель и Глеб, царил уют.
Сквозь прозрачный овальный иллюминатор, занимавший одну из стен, открывался вид на окрестный космос.
Раздался тихий мелодичный сигнал.
– Войдите!
Дверь с шипением сдвинулась, на пороге каюты стоял Хорс. Морф выглядел неопределенно, его тело змеилось искажениями, не обретая конкретного облика. Дурной признак. Старик крайне взволнован.
– Заходи, присаживайся. – Мишель подала пример. Между двумя креслами из ниши в полу поднялся столик с напитками, к которым морф не прикоснется, ему чужда эстетика вкусовых ощущений.
Хорс перешагнул порог, усилием воли все же сформировал человеческий облик. Теперь его кожные покровы имитировали одежду, метаморфозы быстро завершились, черты лица обрели стабильность.
– Что стряслось? – спросила Мишель, понимая – ранний визит вызван крайней необходимостью.
Она с трудом привыкала к внезапным переменам. Не так давно морфы безраздельно правили обветшавшим искусственным миром, в их руках, если выражаться привычным для человека языком, находились все ресурсы Н-болга, а следовательно, и жизни существ, населяющих огромную, но в большей части – разрушенную станцию.
– О чем ты только думаешь?! – Хорс уселся в кресло, взглянул мрачно. Образ ворчливого, вечно недовольного старика более всего подходил к его характеру.
– Выражайся яснее. – Мишель налила ему воды, и морф сделал несколько глотков, из вежливости. Нет, скорее из страха. «Все необратимо изменилось, – думала девушка, глядя на сгорбившуюся в кресле фигуру. – Почему он боится меня? Только из-за способностей? Но он знал о них давно и без зазрения совести много лет использовал меня в своих целях!»
– Ты обещала передать нам, – Хорс подразумевал всех Ц’Остов, – управление ядром реакторов! Но, – он неприязненно осмотрелся, – вместо этого ты снова тратишь драгоценные ресурсы на прихоть, восстанавливаешь никому не нужные отсеки!
– Так, остановись! – Мишель совершенно не хотелось ссориться с морфом, но в последние дни старик сам упрямо нарывался на конфликт. – Я уже не твоя игрушка, запомни это, наконец! Мы ведь договорились буквально обо всем, до мелочей! Ядро реакторов, как тебе известно, нестабильно! Хочешь взять управление? Рискнешь?
Ц’Ост съежился, на миг утратил человекоподобный облик, его кожные покровы мимикрировали, сливаясь с материалом кресла, но спонтанная метаморфоза длилась всего пару мгновений – он быстро взял себя в руки.
– Неужели слово «сотрудничество» тебе не понятно? – Мишель не на шутку рассердилась. Они с Глебом и так прилагали невероятные усилия, нацеленные на поддержание Н-болга. Хорсу никогда не понять, какую цену мы платим за управление подсистемами станции! – обида на миг завладела ею. – Морфы видят лишь конечный результат, внешнюю, очевидную часть процесса, им абсолютно все равно, чем приходится жертвовать ради сохранения целостности станции и хрупкого мира между существами различных цивилизаций!
– Ты злишься? – Хорс снова сделал глоток воды.
– Дождись возвращения Глеба, – посоветовала Мишель.
– Он дурно на тебя влияет.
– Не смей так говорить! Мы с ним… – она запнулась, – мы с ним, как ниточка с иголкой!
– Не понимаю! Не понимаю! – Морф порывисто встал, принялся расхаживать по отсеку. – Вы оба лишились рассудка! Почему?
– Это любовь, Хорс. Простое человеческое чувство!
Морф мрачно взглянул на планету, подернутую дымкой, ставшую неузнаваемой.
– Глеб ничего не добьется. Датчики фиксируют искажение пространства и времени! Планета попала в ловушку! И мы окажемся в ней, если не изменим орбиту Н-болга! Ядро реакторов должно заработать хотя бы на пятьдесят процентов мощности! А чем занята ты? Реставрацией отсеков? Зачем? Армахонты исчезли, они никогда не вернутся, эти палубы утратили смысл!
– Нет, не утратили! Они подходят для нас!
– Хочешь переселить людей?
– Да, хочу! Они больше не будут ютиться в обломках полуразрушенных палуб! И орбиту станции мы не изменим, пока ядро реакторов нестабильно!
– Ты стала совершенно невыносимой!
– Просто я больше не подчиняюсь тебе, Хорс! Восстановление станции – дело долгое и сложное. Мы не отказываемся от своих обязательств. Пожалуйста, передай другим морфам, втолкуй им – мы с Глебом и так делаем все возможное!
* * *
Испортив настроение Мишель, Хорс оборвал разговор на полуслове, вышел не попрощавшись.
Оказавшись в коридоре, морф мгновенно мимикрировал, сливаясь с фоном окружающего. Злой, сбитый с толку, он замер, размышляя над сложившимся положением.
Хорс страшился происходящего. Если верить показаниям немногих уцелевших датчиков, следовало признать: мира, вокруг которого обращается Н-болг, больше не существует! В считаные дни он исчез, вместо него остался оптический фантом. Как станция до сих пор сохраняет параметры орбиты, что служит источником гравитации – он просто не понимал, но и инстинкты, и рассудок проявляли единство в оценке ситуации. Н-болг необходимо срочно переместить!
Почему хомо медлят? К величайшей досаде старого морфа только у них есть способности, позволяющие манипулировать основными системами станции.
Хорс отделился от переборки, свернулся в шар, покатился по коридору.
«Глупые хомо! – раздраженно думал он. – В их руках невероятная власть, они способны вершить судьбы миров, а тратят время и силы попусту!»
Он остановился на перекрестке коридоров, вновь нехотя принял человекоподобный облик.
Глеб и Мишель должны спасти станцию! Их непонятная болезнь под названием «любовь» уничтожает здравый смысл. Но с этим, похоже, уже ничего не поделаешь.
Отсек, куда вошел морф, сиял стерильной чистотой. В центре возвышались блоки медицинского оборудования. Все системы жизнеобеспечения работали, и – Хорс снова разозлился – сюда ежеминутно поставлялось огромное количество ресурсов!
Седой старик сидел в глубоком кресле. Его водянистые глаза безучастно созерцали космос, взгляд Русанова тонул в звездной бездне.
Заслышав шаги, он, не оборачиваясь, спросил:
– Какие новости, Глеб?
Не дождавшись ответа, он с трудом повернулся, заметил Хорса, скривился, хотя в глазах вдруг промелькнули искры жизни, упрямые, светлые, пронзительные, непонятные.
– Зачем явился?
Морф мысленно соединился с доступными для него подсистемами, активировал еще одно кресло. Усевшись в него, он мрачно взглянул на Русанова и произнес, стараясь говорить дружелюбно:
– Хочу поговорить.
Русанов изо всех сил старался унять лихорадочный прилив сил, выглядеть как прежде, апатично, вяло, но справиться с чувствами оказалось нелегко.
– Я понимаю тебя, – продолжил морф.
– Понимаешь? – Взгляд Русанова окончательно утратил водянистость.
– Да. Мой сородич держал тебя в плену, мучил слияниями. Можешь ненавидеть его, в частности, но…
– Говори короче. Зачем пришел?
– Глеб тратит время и ресурсы. Неоправданно рискует, пытаясь выяснить судьбу людей, живших на планете.
– Ты уже приговорил их? Говоришь в прошедшем времени?
– Им не выжить.
Русанов покачал головой.
– Ты совершенно не понимаешь нас, морф. Думаешь, я смирился, сижу и созерцаю космос в ожидании смерти?
– Разве не так?
– Я еще жив! – сипло выдохнул Русанов. – И нахожусь в здравом уме. Значение гравитации не изменилось. Значит, планета на месте, иначе Н-болг уже разорвало бы на части.
– Станцию нужно переместить!
– Эту рухлядь?! – Русанов усмехнулся. Морф в полном отчаянии. Это хорошо. – Н-болг не выдержит, – он сознательно подлил масла в огонь. – Двигатели не включались столетиями. Энергии нет. Корпус поврежден. Гасители инерции не работают.
– Ты говоришь так, потому что умираешь!
– Нет, Хорс. Я трезво оцениваю шансы. И умирать мне рановато. Еще поживу. И ты мне поможешь в этом!
Ц’Ост заметно напрягся:
– Каким образом?!
– Ген морфа. Ты привьешь его мне. Мы совершим сделку. В обмен ты получишь надежду выйти живым из этой передряги.
– Откуда тебе известно о гене морфа?! – Хорс даже не пытался скрыть удивления и замешательства.
– Неважно. Ты ведь хочешь спастись?
– Ген морфа… – Ц’Ост занервничал. – Он тебе не поможет! Ненадолго приостановит неизбежное. Ты слишком стар. Процессы регенерации не начнутся.
– Неважно. Сколько ты мне гарантируешь?
Хорс задумался.
– Пару месяцев. Не больше.
– Этого вполне достаточно. Еще от тебя потребуется хондийский корабль и соответствующие улучшения его бортовых систем, чтобы тот поддерживал мою жизнь.
– Ты все же сошел с ума! Ген морфа и космический корабль в обмен на надежду? Что такое «надежда»? Слово вашего языка! Звуки!
– Одно слияние, Хорс. Я его выдержу. Перемещать станцию – вот настоящее безумие. Разрушения слишком велики. Конструкция не выдержит. Но есть другой вариант спасения – «Прометей».
– Его не нашли.
– Плохо искали!
– В лучшем случае корабль дрейфует где-то на окраине системы!
– Знаю! Лететь долго. Искать сложно. Но я готов рискнуть.
– Говори яснее, хомо! В твоей решимости нет смысла! «Прометей» разрушен!
– Дай мне способ управлять хондийским кораблем, питаться от его подсистем, и я отыщу колониальный транспорт! Степень его разрушений не имеет значения. Гиперпривод цел, я это знаю наверняка! Остальное восстановят сервы.
– А мы?
– Все обитатели станции должны ждать моего возращения под защитой стазиса!
Морф задумался.
– Твой план не одобрят. Шанс очень мал.
– Мне не нужно ничье одобрение. Это моя жизнь, мой риск! Моя альтернатива медленной и мучительной смерти! Иди, Хорс, и подумай хорошенько. Такие предложения не делаются дважды.
Морф, озадаченный и сбитый с толку, встал.
– Я буду думать. – Он обернулся. – А хомо согласятся уйти в стазис?
– Не сомневайся. Они лучше твоего понимают, что такое надежда.
Дверь за Ц’Остом плавно закрылась.
– Он согласится. – Русанов обращался к призраку, силуэт которого снова возник в отсеке. – Координаты точны?
– Орбиту «Прометея» удалось вычислить с минимальными погрешностями. Но вам придется переговорить с Глебом Полыниным и Мишель. Ввести их в курс дела.
– Я рассказал бы им в любом случае.
– Хорошо. Потребуется их помощь. На борт хондийского корабля нужно загрузить генераторы стазиса. Я оставлю подробные инструкции, как изменить настройки, чтобы создать локальные зоны ускоренного времени. Это поможет ремонтным механизмам быстро устранить основные повреждения. Вы не передумали?
– Нет.
– От вас теперь зависит жизнь многих. Вторично выйти на связь я уже не смогу. Корабль в заданную точку пространства необходимо вывести ровно через сто пятьдесят четыре года. Все данные для расчетов будут загружены вам через модуль технологической телепатии.
– Ты вернул меня к жизни, Егор. Я этого не забуду. Никогда. Готовьте эвакуацию. Все инструкции выполню в точности. Не дрогну. Не подведу.
Система Пандоры…
В глубинах пространства далеко за орбитами планет дрейфовал космический корабль.
Движением скитальца управляли силы гравитации. Маршевые и маневровые двигатели молчали. На протяжении многих лет он постепенно терял скорость и вскоре, уподобившись кометам, должен был повернуть вспять, навстречу холодной искорке далекого солнца.
Внешне корабль выглядел мертвым и нефункциональным. Когда-то им управляла воля людей, покинувших Землю в поисках новой родины, но теперь огромный электронный мир лишился смысла и предназначения. На месте крепления отделяемых криогенных модулей сочились тьмой пустые технологические ниши. Затхлая, разреженная, уже малопригодная для дыхания атмосфера наполняла отсеки и палубы. Некоторые подсистемы корабля продолжали работать, но, не получая команд, они не могли повлиять на ход событий – отдельным кибернетическим блокам не дано заменить людей.
Казалось, участь покинутого колониального транспорта ясна. Отработав ресурс, получив значительные повреждения в давней схватке, он стал пленником гравитации, был обречен один раз в столетие сближаться со звездой, пересекая орбиты планет, чтобы промелькнуть на ночном небосводе яркой искрой, на миг привлечь внимание далеких потомков своего экипажа и снова кануть в бездне пространства.
Он еще дышал. В недрах корабля тлели сигнатуры реакторов. В грузовых консервационных хранилищах ждали своего часа технические сервы и планетопреобразующие роботизированные комплексы. Изредка в стылом желтоватом сумраке пустых коридоров раздавался сиплый шелест, приоткрывались двери отсеков, системы регенерации выдыхали облачка воздуха, но он тут же превращался в хлопья снега или оседал на стенах замысловатыми узорами инея.
В эпоху высочайших технологий судьбы машин остаются прежними. Пока они нужны людям, их часто одухотворяют, наделяют именами, их любят, ими дорожат, но наступает момент – и в силу различных обстоятельств наши любимцы уходят в прошлое. Всеми забытые, они пылятся на чердаках, ржавеют на свалках или бесследно исчезают в пучинах космоса.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |