Андрей Львович Ливадный 5 страница

– Зови меня «Дитрих», ладно?

– Почему? – искренне удивился Бестужев.

– Личность была синтезирована заново. Не все нейрочипы в рабочем состоянии. Я ощущаю себя другим андроидом, тем, кому ранее принадлежало аппаратное ядро системы. Невзирая на память знакомого тебе искусственного интеллекта.

– Ладно. Как скажешь. – Бестужев протянул ему саперную лопатку. – Но не вижу смысла излагать в подробностях. Растолковать научную сторону проблемы я не смогу. Только время потратим.

– Ну, я, к примеру, буду копать. А ты переведешь дух.

– Не темни. Говори прямо. Что именно ты хочешь услышать?

– Ну, – он повернул голову, взглянул на Аллею Темпоралов, – думаю, ты пришел сюда не только ради одичавшего хондийского корабля. И меня заново собрал с какой-то определенной целью, верно?

– Ладно. – Егор вновь натянул перчатки, присел. – Копай.

* * *

Заросший ороговевшим панцирем шлюз хондийского корабля удалось раскопать лишь к вечеру следующего дня.

Они о многом успели поговорить, пока работали, сменяя друг друга. Андроиду отдых вообще-то не требовался, но его незащищенные приводы оказались слабым звеном, и он делал частые перерывы, очищая их от налипшей глины.

– Надо найти тебе одежду, – проворчал Егор.

– А пеноплоть нельзя раздобыть?

– Нет. – Бестужев коснулся преграды кончиками пальцев, осязая небольшое утолщение по периметру неработающего люка, затем стянул перчатку, и в воздухе поплыл резкий запах: хондийские железы на его ладонях источали мощный хемосигнал, приказывающий кораблю открыть доступ внутрь.

Никакой реакции.

Управляющая нейросистема деградировала за века забвения. Корабль питался, регенерировал, но полное отсутствие внешних раздражителей постепенно превращало его в муляж.

Андроид щелкнул газоанализатором.

– Как у тебя получается?

– Особый тип кибермодулей. Они считывают мысленную команду, переводят ее в сигнал, понятный нерву, а тот в свою очередь управляет работой желез.

– А нерв влияет на тебя?

– Да. Метаболически. Вообще-то не должен, между моим рассудком и нервом непробиваемая стена из кибермодулей. Но он практически сразу нашел обходной путь. Едва не сделал из меня раба примитивных желаний и рефлексов.

– Ты его обуздал?

– До определенной степени, – ответил Егор, возобновляя попытку открыть шлюз.

Снова ничего не вышло. Сенсоры у него атрофировались, что ли?

– Ломать?

– Не спеши. – Бестужев зубами стянул вторую перчатку. От выделяемых феромонов резко закружилась голова, перед глазами все поплыло.

Внезапно раздался треск. Монолитная с виду преграда раскололась на сегменты, мышцы корабля привели их в движение, в местах срастаний выступила розоватая сукровица, послышался чавкающий звук, пахнуло мускусом, панцирные пластины упали в глинистую жижу, а обнажившаяся мембрана шлюза вдруг лопнула, за ней с небольшим опозданием чавкнула и вторая.

Пальцы Егора мелко дрожали.

– Что ты сделал?

– Напугал его. Ну-ка, в сторону, живо!

Из пасти открытого шлюза выметнуло едкое облако мельчайших капелек. Корни растений, попавшие в быстро тающее облачко, мгновенно почернели и рассыпались в прах.

Обе шлюзовые мембраны начали закрываться, но Егор не дал им завершить движение. На этот раз он действовал наверняка: железы на его ладонях отправили внутрь корабля плевок из остро пахнущей субстанции.

– Все, он наш, – выждав пару минут, произнес Егор. – Входим.

– Чем ты его напугал?

– Запахом. На планете, откуда родом хонди, обитает очень большой и опасный хищник. Я синтезировал его запах.

– И корабль попытался защититься?

– Угу, – коротко ответил Егор. Этой уловке он научился у пленного хонди, давно, когда допрашивал его на борту захваченного крейсера. Любое воспоминание той поры причиняло боль.

Он шагнул в тесный переходной тамбур, словно в сумерки собственной души.

Нерв жадно ловил запахи, определяя состояние корабля.

Полный отстой. Живое подобие войскового транспорта. Нейросеть деградировала.

Изнутри корабль выглядел совершенно диким. Повсюду лишь ребра жесткости да пульсирующая плоть между ними. Некоторые коридоры заросли. Порадовало лишь наличие биореструктивной камеры, рассчитанной под транспортировку и обслуживание фаттаха. В случае необходимости истребитель можно вырастить, благо кибермодули Бестужева хранили генетический образец хондийского истребителя и инструкции для работы с инкубатором.

– Здесь будем жить? – андроид осмотрелся.

– Тебе что-то не нравится?

– Слишком большая влажность. Интересно, а мне он не может нарастить плоть?

– Не юродствуй. Хотя, – Егор на миг задумался, – хитиновые кожухи изготовить не сложно.

– Нет уж, – проворчал андроид. – Лучше найдем какую-нибудь одежду. Чем помочь?

– Тут ты бессилен. Пока займись отладкой сервосистем и восстановлением сканеров. Заметил армейский вездеход у подножия склона?

– Да. Мне его отремонтировать?

– Вряд ли это возможно. Покопайся в электронной начинке. Может, подберешь для себя какие-то запасные части.

– Понял. А ты?

– Поработаю тут. Иди.

– А я не могу остаться? Понаблюдать?

– Нет, – отрезал Бестужев. – Процесс очень личный. Мне будет не по себе.

– Это опасно?

– Нет. Скорее – отвратительно.

* * *

Оставшись один, Егор разделся донага и прилег на мягкий бугристый пол отсека.

«Уже не раб хондийских инстинктов, как было в самом начале, сразу после имплантации нерва, но и не человек, в силу изменившейся психологии. Я чудовище, созданное по необходимости, ради выживания многих, но теперь уже ненужное, вот только вовремя не уничтоженное», – подобные мысли смертельно ранили, а порой доводили до исступленного отчаяния.

Корабль медленно просыпался. Он ловил сложные, повелевающие запахи, источаемые Бестужевым, реагировал на них, но и настроение Егора не ускользало от внимания очнувшейся управляющей нейросистемы. Стена отсека перекатывалась мускулами, постепенно меняя конфигурацию, – из нее как будто выдавливало посты управления, похожие на грибовидные наросты. На одном из них сквозь мельчайшие поры вдруг начали проступать капельки маслянистой жидкости. Наркотик, несущий успокоение.

Нет. Не нужно. Не сейчас!

Корабль повиновался медленно и неохотно.

Маслянистые капли постепенно изменили цвет и запах. Питательная смесь, поддерживающая силы. Егора бил бесконтрольный озноб. Его шея напряглась, голова неестественно вывернулась, глаза закрылись, язык потянулся, слизнул несколько капель.

Нерв пылал желаниями. Он жаждал слиться с кораблем, войти в прямой контакт с его нейросетью, стать частью целого, раствориться в трансформациях плоти.

Нет! Рано!

Сознание резко прояснилось. Действие хондийских метаболических препаратов наступает мгновенно. Теперь организм Егора освободился от тяжкой необходимости вырабатывать не свойственные для человека химические соединения.

Через минуту он открыл глаза, сел, тяжело дыша.

Очертания отсека полностью изменились. С трудом встав на ноги, Бестужев подошел к одному из только что сформированных терминалов, плотно прижал ладони к его поверхности.

Острое покалывание несло два взаимоуничтожающих чувства. Он ощутил ликование и отвращение. Крохотные усики, обрамляющие железы, вошли в прямое соединение с нервными окончаниями, усеивающими поверхность поста управления.

Рассудок взорвался. Эмоции, ощущения, желания – все изменилось радикально.

…Он падал.

Шар планеты, укутанный грибовидными выбросами, стремительно рос, занимая все поле зрения. Пылающими болидами мимо промелькнул рой сгорающих в атмосфере обломков.

Лютый холод космического пространства. Пробоины в корпусе. Мутный шлейф декомпрессионных выбросов. Боль. Пожирающая боль – она заставляла бороться, искать спасения, маневрировать, отращивать сопла струйных движителей, накапливать газообразную смесь в специальных емкостях с единственной целью – изменить угол вхождения в атмосферу.

Он падал.

Бездна космического пространства осталась где-то вверху, ее ледяное дыхание больше не ощущалось, зато он почувствовал нарастающий жар – молекулы воздуха соударялись с обшивкой, раскаляя ее.

Еще немного.

Выдох сквозь дюзы. Импульс слаб, но он – спасение. Жар становился все сильнее, вокруг клубилась смешанная с пеплом белесая муть, океаны планеты испарились под ударами плазмы, внизу бушевали новорожденные циклоны, горячий проливной дождь хлестал по оплавленным скалам и тут же испарялся, превращаясь в пар.

Корабль, созданный на основе генетического материала, взятого от десятка различных насекомоподобных существ, умел многое. Он аккумулировал и использовал инстинкты выживания, отшлифованные миллионами лет эволюции. Неуправляемое падение постепенно прекратилось, он отрастил жесткие крылья и теперь боролся с ураганным ветром.

Опаленная плазмой поверхность планеты приближалась. Облака клубились в нескольких метрах над землей. Несмотря на все усилия, посадка вышла жесткой – носовые сегменты брони вырвало при ударе, и они канули во мглу, оставив новые кровоточащие раны.

В сознании Егора мелькали обрывки прошлого.

Он читал память корабля, испытывал пережитые им ощущения.

Скалы дрожали, принимая все новые и новые удары, он же, обессиленный, едва живой, медленно сполз по скату огромной воронки, прилег на дне. Горячий дождь омывал истерзанный корпус. Системы регенерации расходовали последние жизненные силы, чтобы хоть как-то залатать пробоины, – инстинктивно он чувствовал: вскоре вода перестанет испаряться и затопит окружающее пространство.

Он едва выжил.

Дожди шли несколько месяцев, затем вдруг резко похолодало, и над бескрайним полем битвы закружился снег.

Корабль, погруженный под воду, успел пустить корни. Жесткие, волокнистые белесые образования проникли сквозь трещины в оплавленной породе, дотянулись до подземных источников тепла.

Его укрыл снег и сковал лед.

Века забвения пролетели как миг. И вот снова пришло тепло, ледник таял, его толщу с громоподобными ударами пронзали трещины. Вновь появилась вода, ее течение становилось все стремительнее, а он держался за счет мощной корневой системы, сопротивлялся напору стихии, оставаясь на прежнем месте, в то время как тысячи других обломков проносились мимо.

Вода вскоре схлынула. Теперь он ощущал себя погребенным в недрах земли, под наслоениями камней, песка и глины.

Егор открыл глаза. Чтение памяти хондийского корабля – неизбежная цена за возможность управлять им. В момент полного слияния двух нервных систем возникает конструктивный контакт, расставляются командные приоритеты.

Корабль его принял. Теперь нет необходимости находиться в постоянной прямой связи, для передачи простых команд достаточно летучих химических соединений.

Однако ему предстояла еще одна, не очень приятная, но неизбежная процедура.

В стене отсека уже сформировалась глубокая ниша.

Он не стал откладывать, вошел внутрь, замер, позволяя тонким усикам осязать себя.

Вновь остро запахло химикатами. Корабль выпустил тонкие, похожие на белесых червей отростки, опутанные нитевидными образованиями, которые тут же вонзились в кожу, прошли сквозь нее.

Теперь процесс протекал в обратном направлении.

Нейросистема хондийского транспорта внимала рассудку человека, по приказу Егора она взяла образцы его ДНК, специализированные кибермодули передали ей всей необходимые данные относительно человеческого метаболизма. Этому приему Бестужев научился давно, еще в ту пору, когда исследовал захваченный хондийский крейсер, пытаясь подчинить его своей воле, изменить химический состав атмосферы отсеков, научить вырабатывать пригодную для людей пищу.

Вообще-то ниша, куда он вошел, предназначалась для других целей, и он решил задействовать ее основную функцию, чтобы снова не проходить через неприятную процедуру.

На стенах начали формироваться прочные пластины, процессы биореконструкции протекали стремительно. Егор не шевелился. Выращенные кораблем элементы органической брони копировали форму его тела. Еще немного – и выросты мышечной ткани начали подавать их, плотно подгоняя друг к другу. В местах стыков курился пар, острые запахи становились все резче, невыносимее, пока очередная пульсация плоти не закрыла лицо Бестужева непрозрачной маской, начиная герметизацию бионического скафандра.

Через минуту он уже вдыхал воздух из системы регенерации, его мышцы покалывало, местами появлялся нестерпимый зуд, затем он исчезал, пока вдруг не раздался резкий чавкающий звук – это лопнула пуповина, связывающая его с кораблем.

Бестужев пошевелился, прошелся по отсеку. Бионический скафандр не стеснял движений, плотно прилегал к телу. Дыхательная смесь поступала исправно. Непрозрачная лицевая пластина содержала комплекс бионических датчиков, данные с которых поступали в рассудок через прямое нервное соединение.

Импланты не отключились, они вносили свою лепту в восприятие окружающего. Итог вполне устраивал Егора. Он видел намного больше, чем хонди, кибернетический расширитель сознания работал как полагается.

«Убрать».

Хитин лопнул по швам. Мышечные выросты аккуратно отсоединили пластины органической брони. Ниша тут же сомкнулась, поглотив созданный бионический скафандр, но теперь в случае необходимости он всегда будет под рукой, готовый к использованию.

Пожалуй, на сегодня все… Непомерная усталость, граничащая с безразличием, едва не лишила сознания.

Корабль получил инструкции. Теперь нужно несколько суток, прежде чем нейросистема хондийского транспорта выполнит их в полном объеме. Затем можно будет приступать к следующему этапу: поместить зародыш фаттаха в отсек инкубатора и, пока истребитель растет, заняться изучением Аллеи Темпоралов.

* * *

Егор выбрался из узкого лаза, осмотрелся, с наслаждением вдыхая теплый ночной воздух.

В окрестностях Аллеи Темпоралов сохранились островки жизни. В призрачном свете луны темнели лесистые холмы, между ними петляла небольшая речушка. Пахло влажной от росы травой, прелыми листьями, хвоей. Неподалеку цвел низкорослый кустарник. В зарослях как ни в чем не бывало щебетали птицы, мелкие зверушки сновали по своим делам – жизнь вокруг кипела скупая, незатейливая.

Андроид появился из сумрака.

– Ты как, Егорка? Сделал, что хотел?

– Угу. – Бестужев присел. Его подташнивало от усталости, от чрезмерных доз хондийских метаболитов. – Есть вопросы?

– Много. Но сначала расскажи, что собираешься предпринять? Я сходил к Аллее, осмотрелся, заодно обдумал новую информацию.

– И какие выводы сделал?

– О выводах говорить рано. Упорядоченное расположение темпоралов еще не доказывает, что они – искусственно созданная структура.

– Почему?

– Сколько темпоралов на планете? Сотни тысяч? И лишь десяток от общего числа образуют Аллею. К ее формированию могли привести различные, случайные обстоятельства.

– Я видел подобную структуру подле верфи, – ответил Егор. Его злил скепсис искусственного интеллекта.

– Да, ты говорил, – согласился андроид. – Но все равно утверждать, что перед нами портал, – преждевременно.

Егор хмурился.

– Запомни, для нас с тобой существует только одна цель, – наконец произнес он, глядя в сторону сияющей колоннады.

– Найти армахонтов? – продолжил его мысль андроид. – Повернуть историю вспять? Егор, прости, но я не верю в такую возможность. Она ничтожна.

– Зато я верю, и этого достаточно для нас обоих! Ты понял?!

– Да.

– Тогда займись делом. Проанализируй всю информацию, связанную с Аллеей, в том числе и слухи, мифы. В них обязательно должно найтись рациональное зерно. Нам нужно понять, как активировать портал.

– Сделаю, – безропотно согласился андроид и тут же добавил: – Ты выглядишь усталым. Изможденным. Корабль не помог тебе восстановить силы?

– Нет. Пока он их лишь отнимает.

– Поспи, Егорка. Сон всегда на пользу. Отключись от проблем. Теперь нас двое, не забывай.

– Ладно. Ты свои сканеры отремонтировал?

– Кое-что заменил. Но комплекс все еще не работает. Я расставил по склонам холма простые сигнальные устройства. Буду наблюдать за местностью. Если что-то случится – обязательно разбужу. Пойдешь внутрь?

– Нет, – подумав, ответил Егор. – Кораблю нужно время, чтобы выполнить инструкции. Пока он не перестроился под человеческий метаболизм, подолгу находиться внутри опасно. Сегодня посплю здесь. Огонь не разводи, незачем привлекать внимание.

– Отдыхай. Я буду поблизости. И не сомневайся: если Аллея действительно является порталом, мы вдвоем разберемся в его структуре.

* * *

Егор уснул глубоко и крепко. Пожалуй, впервые за последние месяцы он чувствовал себя в относительной безопасности.

Андроид устроился поблизости. В его искусственных нейросетях продолжался процесс восстановления личности, мелькали обрывочные воспоминания, связанные с прошлым, что, впрочем, не мешало его кибернетической составляющей производить анализ данных, которые передал ему Бестужев.

Искусственный интеллект неотрывно смотрел в сторону Аллеи Темпоралов. Из-за неисправностей в блоке сканеров он видел лишь колоннаду холодного света, не в силах различить истинных энергетических структур, скрывающихся в глубинах аур.

Егор вздрогнул, беспокойно заворочался во сне. В проседи его волос вдруг появилась крохотная трепещущая искорка индикации. Заработал модуль технологической телепатии. Неплотно сидящая в гнезде заглушка позволила андроиду увидеть похожий на точку огонек.

«Наверное, его мучают кошмары», – сокрушенно подумал искусственный интеллект. Он пытался представить, сколько боли и горя пришлось вынести Бестужеву, но воображения машины не хватало для эмуляции столь сильных человеческих эмоций.

«Мы всегда на шаг позади людей в плане эмоционального восприятия событий», – подумал он, отводя взгляд.

Стоп! А это еще что такое?!

При неработающих сканерах он внезапно заметил, как сквозь холодное белое сияние аур, образующих Аллею Темпоралов, проступили едва заметные контуры энергетических структур, но что самое поразительное – они пульсировали в том же ритме, как и индикатор модуля технологической телепатии Бестужева!

Андроид обеспокоенно привстал.

Разбудить Егора?

«Нет, пожалуй, нельзя, – взвесив «за» и «против», рассудил он. – Если темпоралы каким-то образом воспринимают данные, которые неосознанно транслирует рассудок Егора, – прерывать процесс крайне опасно. Нам ведь ничего не известно о природе темпоралов, мы не понимаем, что они такое – проявление стихии Вселенной или искусственно созданная структура? Невозможно предугадать последствия при грубом вмешательстве».

Он подсел поближе к Егору и стал пристально наблюдать за ним, изредка поглядывая в сторону Аллеи.

Неизвестная точка пространства…

Дом Рогозиных стоял на уступе. Одноэтажный, обнесенный невысоким забором, он сочетал в себе многое: обломки былого величия цивилизации армахонтов, современные хондийские технологии, элементы инопланетного декора и, конечно, память о людях, живших тут на протяжении трех поколений.

Днем часто шли дожди, а вечерами становилось ясно. Перед закатом недолго, но сильно дул порывистый ветер, угоняя прочь клокастые тучи, и в бледном свете лилово-оранжевой зари Сергей Иванович Рогозин выходил на террасу, вдыхал влажный, теплый воздух, садился в глубокое плетеное кресло и думал о разном, глядя на город и ожидая, когда над сглаженными временем вершинами горных хребтов появятся первые звезды.

Дом построил его прадед, на второй год после эвакуации с Земли.

Темнело медленно, неохотно. После проливного дождя на улице становилось многолюдно – ох уж эти словечки, никак не отражающие действительности, но новых-то не придумали. Старая семантика даже в мыслях звучала злой насмешкой над судьбой всего рода человеческого, и на душе становилось черно, желчно.

«Многолюдье». Рогозин окинул улицу взглядом ксенофоба – многолюдье выражалось в пестром конгломерате существ, живущих поблизости, постепенно заселяющих опустевший человеческий квартал.

Вот мимо прошла чета Звенгов. Две кривляющиеся мартышки с необычайно яркими, пушистыми, переливающимися всеми цветами радуги хвостами. Низкорослые, едва ли метр с шапкой. За ними череда детенышей, пятеро. Валяются, дурачатся, кидают друг в друга комьями грязи, забавляются, отстав от родителей.

Звенги поселились в доме напротив примерно полгода назад. Дом давно пустовал. Его последнего хозяина Сережу Долгова мобилизовали хонди. Как и сына Рогозиных – Дениса. Пять лет уж прошло. Ни весточки.

Звенги остановились. В медленно сгущающихся сумерках их хвосты сияли ярким лоском. Раньше Сергей Иванович просто кивнул бы в ответ на знак добрососедского уважения – звенги не перед каждым хвост изогнут, но теперь хотелось встать, швырнуть в них камнем.

Сдержался все же. Кивнул.

Звенги – это еще терпимо. Вот хонди с их мерзким запахом – уж точно невыносимо. А еще цихриты. Маленькие, верткие, коренастые, крикливые – голова да ноги, туловища считай и нет. Их огромные рты не закрываются ни на минуту, все изрыгают звуки, похожие на тоновые трели древних человеческих коммуникаторов. Да и что ж с них возьмешь? Биороботы, одно слово. Создателей своих предали, со свету сжили, а теперь вот как будто потерялись. Сбиваются в стаи, существуют не понять как и зачем, заселяют целые улицы, наполняя их гомоном, а потом вдруг без причины уходят, пропадают надолго…

Вот и первая звезда.

О сыне думал Рогозин. На террасу выходил специально. Злил себя, доводил почти до исступления, а затем уходил в сад, работать, на всю ночь, до рассвета.

Сын потерялся среди звезд. Нет весточки от него.

Все началось пять лет назад. Хондийская лихорадка обрушилась внезапно. За месяц унесла половину населения. Жену Сергея Ивановича Наташу. Друзей. Потом заболел Денис, а следом и сам Рогозин почувствовал зловещие симптомы.

Когда на орбите Ойкумены, так люди между собой называли планету, ставшую их предкам новой родиной, появился хондийский крейсер, на помощь разумных насекомых никто не рассчитывал. Хонди воевали с эшрангами. Корабли то одной, то другой стороны появлялись довольно часто, высаживали десанты, устраивали облавы, но и хонди, и эшранги хватали в основном цихритов – они нужны им для нейропрограммирования, затем биороботов использовали по их прямому предназначению, как живые нейрокомпьютеры. Людей обычно не трогали, но в тот раз хонди оцепили человеческий квартал, предложили: всех подростков, кому уже исполнилось пятнадцать, передать им под опеку, для обучения. Чему станут учить, не объяснили. Лишь прямо пообещали, что вылечат ребят от страшной болезни.

В саду тихо. Сияют звезды над головой, благоухают растения. Здесь всегда спокойно, и город лежит как на ладони.

Именно что лежит. Говорят, раньше он парил в небе, пока для антигравов хватало энергии, а затем просто рухнул, раскололся, уродливо лег на склоны, вздыбился уступами руин.

Тоска сжимала сердце Рогозина. Он знал, что вскоре умрет. Силы таяли с каждым днем. За прошедшие пять лет он стал замкнут, нелюдим, но многое узнал. От чужих. В основном Сергея Ивановича интересовала история возникновения человеческого поселения на Ойкумене, и тут он преуспел, хотя открывшаяся правда сделала жизнь еще тяжелее, мучительнее.

Он уселся за стол, лицом к городу, коснулся запястья, активируя кибстек, принадлежавший еще прадеду, и начал мысленно диктовать текст, адресуя его сыну:

«Здравствуй, Дениска. Ты жив, я чувствую это сердцем. Долго не решался начать последнюю запись, но болезнь по капле выдавливает из меня жизнь, и времени остается все меньше.

Знаю, ты злишься, считаешь меня чудовищем. В пятнадцать лет трудно понять, почему отец отдал сына чужим.

Может, ты уже позабыл меня, может, проклял, но знай: то решение было правильным, хоть и трудным. Ты теперь среди звезд, а я тут, на руинах чужого города, доживаю последние дни. Ты выстоишь, как бы трудно ни пришлось. Верю, ты сможешь отыскать другие человеческие колонии, а здесь твоя судьба, как старая дорога, вела бы прямо и оканчивалась тупиком. Вот так, сын, без вариантов.

Ладно. Не о том хотел я рассказать.

Последние годы прошли трудно. Болезнь отнимает силы, с ней невозможно бороться, хотя хонди и оставили нам изрядный запас своих препаратов. Людей все меньше, но появилось много чужих. Звенги вообще не болеют, почему – не знаю.

Там, в космосе, среди иных миров ты будешь часто слышать мнение, что однажды эшранги спасли человечество.

Я многое узнал. Информация, записанная в кибстеке прадеда, лишь дополняет рассказы звенгов, умров и хонди.

Запомни, сынок: не друзья нам эшранги и не спасители вовсе, как принято было считать. Они – хитрые, коварные твари, охочие до технологий, а история человеческого падения основана на конформизме. Наши предки достигли таких высот прогресса, что выживание перестало быть задачей. Техносфера Земли обеспечивала своих создателей всем необходимым. Именно это обстоятельство сделало людей слабыми и уязвимыми. Мы стояли на пороге новой эры, готовили первые полеты к звездам, не подозревая, что космос уже заселен представителями других, намного опередивших нас цивилизаций. Узнав об этом, люди проявили разумную осторожность, свернули все программы, связанные с колонизацией иных миров, сочтя за благо остаться в границах родной Солнечной системы и не принимать участия в непонятной войне.

Мы смирились с данностью. Согласились, что борьба за жизненное пространство среди звезд опасна, чревата гибелью цивилизации. Колониальные амбиции, задушенные на корню, изменили ход истории. Технологии, разработанные для освоения иных миров, использовали для строительства супермегаполисов с контролируемой средой обитания.

Власть машин становилась все сильнее год от года, а люди – слабее. Наша зависимость от технологий стала стопроцентной. Отказ техники вел к губительным последствиям, но что самое скверное – на Земле родились и выросли поколения пользователей. Техносфера стала для них естественной средой обитания, но всеми процессами управляли уже не люди, а специально созданные искусственные интеллекты.

Они соперничали между собой, развивались, боролись за ресурсы, а мы – я подразумеваю людей в целом – принимали ситуацию как есть, не задумываясь.

Кибернетические механизмы, наделенные искусственными нейросетями, унаследовали сферы влияния и жизненных интересов от крупнейших корпораций, их создавших. Пять анклавов машин развивались параллельно. Пять супермегаполисов Земли процветали либо приходили в упадок в зависимости от успехов или неудач управляющих ими ИИ. Ресурсы планеты стремительно истощались; борьба, которую упорно не замечали люди, становилась все острее; история соприкосновения с иными цивилизациями была прочно забыта, но, оказывается, они наблюдали, вмешивались, контактировали с искусственными интеллектами, подпитывали междоусобную борьбу между анклавами машин, медленно, но неуклонно заводя ситуацию в тупик.

Дата добавления: 2015-08-27