С. является, далее, подвижной системой взаимосвязанных функций. В познавательных целях он используется для классификации вещей, для различения того, что представляется смешавшимся и неясным. В эмотивной функции С. выражает состояние души того, кто его использует. В оректической функции С. служит для возбуждения определенных желаний и чувств. При использовании С. с магической целью он должен, как предполагается, привести в действие определенные силы, нарушая тем самым привычный, считаемый естественным ход вещей. Эти функции С. выступают обычно вместе, во взаимопереплетении и дополнении. Но в каждом конкретном случае доминирует одна из них, что позволяет говорить о познавательных С.. магических С. и т.д.
Всякое познание всегда символично. Это относится и к научному познанию. С.. используемые для целей познания, имеют, однако, целый ряд особенностей. Прежде всего, у этих С. явно доминирует познавательный аспект и уходит в глубокую тень возбуждающий момент. Смыслы, стоящие за познавательным С.. являются довольно ясными, во всяком случае они заметно яснее, чем у С. др. типов. Из серии смыслов познавательного С. лишь один оказывается уместным в момент предъявления С. Это придает такому С. аналитическую силу, благодаря чему он служит хорошим средством предварительной ориентировки и классификации. Для познавательных С. особенно важна та символическая конфигурация, в которой они выступают: она выделяет из многих смыслов С. его первоплановый смысл. Употребление познавательного С. не требует, чтобы использующий выражал с его помощью какие-то особые и тем более чрезвычайные эмоции или чувства. Напротив, это употребление предполагает определенную рассудительность как со стороны того, к кому обращен С.. так и со стороны того, кто его употребляет. Последний должен снять по возможности субъективный момент; объективируя С.. он позволяет ему говорить от себя. Относительно ясны не только смыслы познавательного С.. но и их связи между собой, а также связь смыслов с тем контекстом, в котором используется С: конфигурации смыслов С. почти всегда удается поставить в соответствие определенную конфигурацию элементов самого контекста.
В познании С. играют особенно важную и заметную роль в периоды формирования научных теорий и их кризиса, когда нет еще твердой в ядре и ясной в деталях программы исследований или она начала уже разлагаться и терять определенность. По мере уточнения, конкретизации и стабилизации теории роль С. в ней резко падает. Они постепенно «окостеневают» и превращаются в «знаки». В дальнейшем, в условиях кризиса и разложения теории, многие ее знаки снова обретают характер С; они становятся многозначными, начинают вызывать споры, выражают и возбуждают определенные душевные состояния, побуждают к деятельности, направленной на трансформацию мира, задаваемого теорией, на нарушение привычных, «естественных» связей его объектов.
Так, выражение «-1 под корнем» было С. до тех пор, пока не была разработана теория мнимых и комплексных чисел. Введенное Лейбницем выражение для обозначения производных «(dх / dу)» оставалось С. до 19 в., когда О. Коши и Б. Больцано нашли подходящую интерпретацию для этого С.. т.е. был однозначно определен его смысл. Кризис теории и появление в ней парадоксов — характерный признак того, что центральные ее понятия превратились в многозначные и многофункциональные С.
Стили мышления индивидуалистического общества и коллективистического общества существенным образом различаются характером и интенсивностью использования С. Коллективистическое мышление (архаическое, средневековое, тоталитарное) истолковывает природу и общество как С. идеального, умопостигаемого мира (Бог, коммунизм и т.п.). Каждая вещь оказывается интересной не столько сама по себе, сколько в качестве С. чего-то иного. Коллективистический символизм отдает приоритет умозрительному миру над предметным, но одновременно стремится сблизить и связать эти миры и систематически «затирает» с этой целью различие между С. и символизируемой вещью, намечает массу переходов между ними. Иногда отношение символизации оказывается даже обернутым, и символизируемая вещь становится С. своего С. Основная особенность коллективистического символизма состоит, однако, не в самом по себе обилии С.. а в уверенности в их объективной данности, а также в том, что С. не просто представляет символизируемую вещь, но подчиняет ее себе и управляет ею. Символизируемая вещь всегда оказывается С. вещей более высокого порядка, символизация постоянно переплетается с иерархизацией, поддерживая и укрепляя ее. У коллективистического теоретического С.. как правило, ярче всего выражена познавательная, классифицирующая и систематизирующая сторона. Но он выполняет также и оректическую, и эмотивную, и магическую функции. «В Средние века люди не только говорили символами, но и иной речи, кроме символической, не понимали» (П.М. Бицилли). Это во многом верно и в отношении коллективизма индустриального общества.
Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1927; Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976; Аверинцев С.С. Символ // Философский энциклопедический словарь. М., 1983; Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983; Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995; Ивин А.А. Введение в философию истории. М., 1997; Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen. Berlin, 1923—1929. Bd 1-3.
A.A. Ивин
СИМВОЛИЗМ — филос. концепции, построенные на основе интерпретации понятия символа как первоосно-вания связи бытия, мышления, личности и культуры. (В узком смысле — эстетическое направление и художественный стиль в европейской культуре с 1880-х по 1920-е гг.)
Уже у истоков филос. мышления (досократики, Упанишады) мы находим искусство филос. оперирования символом в тех случаях, когда понятие сталкивается с трансцендентным. Но как филос. метод С. осознается (если говорить о зап. традиции) Платоном, который ставит вопрос о самой возможности адекватной формы абсолютного. (Ср. «Федон», 99d— 100b, где Сократ решается рассматривать «истину бытия» в отвлеченных понятиях, чтобы не «ослепнуть» от сияния истины.) Эйдосы, которые не суть ни абстракции, ни образы, в этом контексте можно понимать именно как символы. В то же время платоновский (и позднее — неоплатоновский) метод параллельного изложения истины как теории и как мифа, строго говоря, аллегоричен, а не символичен. Европейское Средневековье делает С. одним из общекультурных принципов, однако предметом рефлексии и культивирования в первую очередь становятся эмблематические возможности символа, собственная же его специфика выявляется лишь в творческой практике культурного взлета 13 — нач. 14 в. Ситуация существенно не меняется вплоть до последней четверти 18 в.: Возрождение, маньеризм, барокко, Просвещение богаты своими символическими художественными и религиозными мирами, но не видят при этом в символе ничего, кроме средства иносказания и «геральдической» репрезентации.
Новый поворот темы возникает в связи с кантовским учением о воображении. Описав два несовместимых измерения реальности — природу и свободу, И. Кант в «Критике способности суждения» обосновывает возможность их символического «как бы» соединения в искусстве и в целесообразности живого организма. Здесь С. впервые приобретает статус особого способа духовного освоения реальности. В это же время И.В. Гёте в связи со своими занятиями морфологией растений приходит к интуиции «прафеномена», т.е. своего рода объективного символа, рожденного органической природой. В нем. романтизме (Нова-лис, Ф. Шлегель, Ф.В.Й. Шеллинг, Ф. Крейцер и др.) разворачивается целая философия С.. раскрывающая его специфику в связи с основными темами романтической эстетики (творчество, гений, ирония, взаимосоответствия и переклички миров в универсуме). Близкую романтизму версию дает А. Шопенгауэр, изображающий мир как символизацию бессодержательной воли в идеях и представлениях. Как вариант романтического С. можно рассматривать концепцию «косвенных сообщений» С. Кьеркегора.
Во втор. пол. 19 в. разработку С. берет на себя философствующее искусство: в музыку и литературу приходит миф, истолкованный не как формальная оболочка смысла, а как смыслопорождающая стихия (наиболее показателен Р. Вагнер — практик и теоретик). С 80-х гг. С. как художественное течение и теоретическое самообоснование, вбирая в себя и романтическое наследие, и идеи философии жизни, создает в полемике с позитивизмом новую философию, претендующую на тотальную мифологизацию не только творчества, но и жизни творящего субъекта. Рус. ответвление С. кон. 19 — нач. 20 в. дает обильные филос. плоды: в построениях B.C. Соловьева, Андрея Белого, Вяч. Иванова, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева С. получает систематическое многовариантное филос. обоснование.
В зап. мысли 20 в. выделяют несколько моделей С. Выросшая из неокантианства «философия символических форм» Э. Кассирера делает С. универсальным способом объяснения духовной реальности. «Глубинная психология» К. Юнга и его школы, наследуя открытый психоанализом феномен символа, укорененного в коллективном бессознательном, переходит от установки З. Фрейда на разоблачение символа к его легитимизации и сознательному включению символов и архетипов в процессы самовыражения и самопостроения души. Философия языка вскрывает символический потенциал, позволяющий естественному языку играть роль миросозидающей силы. Если аналитическая традиция склонна при этом «обезвреживать» мифологию языка и его символов в пользу рациональности и смысловой прозрачности, то «фундаментальная онтология» М. Хайдеггера и герменевтика Х.Г. Гадамера пытаются освободить язык от сциентистской цензуры и позволить символу быть самодостаточным средством понимания мира... Структурализм К. Леви-Строса исследует механизмы функционирования С. в первобытном бессознательном (бриколаж), не избегая проекций на современную культуру. Новейшая философия Запада сохраняет проблематику С. в превращенных формах в той мере, в какой остается актуальной задача размежевания и аксиологической оценки различных типов знаковой активности человека и культуры.
Среди подходов, задающих алгоритмы понимания С. в культуре, выделяются как наиболее влиятельные морфология О. Шпенглера, с ее вычленением биоморфных первосимволов творчества; марксистская и неомарксистская социология, разоблачающая культурную символику как превращенную форму классовых интересов; структурализм и семиотика (особенно московско-тартуская школа), стремящиеся найти и описать устойчивые закономерности порождения смысла знаками и значащими системами; психоанализ, сводящий символотворчество культуры к защитной трансформации разрушительной энергии подсознательного; иконология (А. Варбург, Э. Панофский), расширившая искусствоведение до общей дисциплины о построении и передаче культурного образа; герменевтика, онтологизирующая символ, перенося при этом ударение не столько на него, сколько на бесконечный, но законосообразный процесс его интерпретации; близкие герменевтике, но полемизирующие с ней диалогизм (М.М. Бахтин, М. Бубер, О. Розеншток-Хюсси) и трансцендентальный прагматизм (К.О. Апель), делающие акцент на непрозрачности и нередуцируемости культурного символа, обретающего смысл в межличностной коммуникации.
Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии. Ереван, 1980; Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. М., 1982; Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989; Свасьян К.А. Философия символических форм Кассирера. Критический анализ. Ереван, 1989; Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990.
[«Философия имени», «Диалектика мифа»]; Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994; Иванов Вяч. И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. М., 1995; Флоренский П.А. «Иконостас», «Symbolarium» // Флоренский П.А. Соч.: В 4 т. М., 1996. Т. 2; Энциклопедия символизма. М., 1998.
А.Л. Доброхотов
СИМВОЛИЧЕСКАЯ ЛОГИКА — одно из названий современного этапа в развитии формальной логики.
Символы применял в ряде случаев еще Аристотель, а затем и все последующие логики. Однако в современной С.л. был сделан качественно новый шаг: стали использовать языки, содержащие только специальные символы и не включающие слова обычного разговорного языка.
Выражения «современная логика», «математическая логика» и «С.л.» совпадают по своему значению, хотя два последних употребляются реже, чем первое.
СИМЕОН ПОЛОЦКИЙ, в миру Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович (1629—1680) — богослов, просветитель, мыслитель. Учился в Киево-Могилянской академии и Виленском иезуитском коллегиуме, принял монашество в 27 лет. По приглашению царя Алексея Михайловича приезжает в Москву, где становится придворным пиитом, воспитателем царских детей, крупнейшим деятелем отечественного барокко, перенесшим латино-пол. новшества в рус. культуру и скрывавшим свою принадлежность к униатскому Базилианскому ордену. Творческое наследие С.П. огромно, часть его сохранилась в рукописях, в т.ч. авторских, часть напечатана в основанной им типографии. Поэтические сб. «Рифмологион» и «Вертоград многоцветный», пьесы «Комедия притчи о блудном сыне» и «О Навуходоносоре», полемический трактат «Жезл правления», переложение в стихах библейского текста «Псалтырь рифмотворная» создали ему славу основателя отечественной силлабической поэзии, крупнейшего просветителя-западника 17 в. Немалое место в творчестве С.П. уделено философии, которую он многопланово квалифицирует, опираясь на Фалеса Милетского (мудрость есть высшая ценность), Диогена (философия научает терпению), Аристиппа (она учит смелости с сильными мира сего), Аристотеля (врачует нравы). Во взглядах С.П. проступает влияние поздней схоластики томистского характера, а также стремление к образно-символической интерпретации бытия. Мир сравнивается с «книгой великой», созданной Творцом и соответствующей библейской Книге Бытия, а душа ребенка — со «скрижалью ненаписанной» (лат. tabula rasa). В панегирике «Орел Российский» воспевается величие принявшего его на службу гос-ва.
Избр. соч. М.; Л., 1953; Вирши. Минск, 1990.
Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность. М., 1982; Татарский И. Симеон Полоцкий. Его жизнь и деятельность. М., 1886.
СИНЕРГЕТИКА (от греч. synergeia — сотрудничество, содействие, соучастие) — междисциплинарное направление научных исследований, в рамках которого изучаются общие закономерности процессов перехода от хаоса к порядку и обратно (процессов самоорганизации и самопроизвольной дезорганизации) в открытых нелинейных системах физической, химической, биологической, экологической, социальной и др. природы. Термин «С.» был введен в 1969 Г. Хакеном. С. как научное направление близка к ряду др. направлений, таких, как нелинейная динамика, теория сложных адаптивных систем, теория диссипативных структур (И. Пригожин), теория детерминированного хаоса, или фрактальная геометрия (Б. Мандельброт), теория автопоэзиса (X. Матурана и Ф. Варела), теория самоорганизованной критичности (П. Бак), теория нестационарных структур в режимах с обострением (А.А. Самарский, С.П. Курдюмов). Термин «С.» иногда используется как обобщенное название научных направлений, в рамках которых исследуются процессы самоорганизации и эволюции, упорядоченного поведения сложных нелинейных систем. С. можно рассматривать как современный этап развития идей кибернетики (Н. Винер, У.Р. Эшби) и системного анализа, в т.ч. построения общей теории систем (Л. фон Берталанфи).
Суть подхода С. заключается в том, что сложноорганизованные системы, состоящие из большого количества элементов, находящихся в сложных взаимодействиях друг с другом и обладающих огромным числом степеней свободы, могут быть описаны небольшим числом существенных типов движения (параметров порядка), а все прочие типы движения оказываются «подчиненными» (принцип подчинения) и могут быть достаточно точно выражены через параметры порядка. Поэтому сложное поведение систем может быть описано при помощи иерархии упрощенных моделей, включающих небольшое число наиболее существенных степеней свободы.
В замкнутых, изолированных и близких к равновесию системах протекающие процессы, согласно второму началу термодинамики, стремятся к тепловому хаосу, т.е. к состоянию с наибольшей энтропией. В открытых системах, находящихся далеко от состояний термодинамического равновесия, могут возникать упорядоченные пространственно-временные структуры, т.е. протекают процессы самоорганизации. Структуры-аттракторы показывают, куда эволюционируют процессы в открытых и нелинейных системах. Для всякой сложной системы, как правило, существует определенный набор возможных форм организации, дискретный спектр структур-аттракторов эволюции. Критический момент неустойчивости, когда сложная система осуществляет выбор дальнейшего пути эволюции, называют точкой бифуркации. Вблизи этой точки резко возрастает роль незначительных случайных возмущений, или флуктуаций, которые могут приводить к возникновению новой макроскопической структуры. Структуры самоорганизации, обладающие свойством самоподобия, или масштабной инвариантности, называют фрактальными структурами. Будучи междисциплинарным направлением исследований, С. влечет за собой глубокие мировоззренческие следствия. Возникает качественно иная, отличная от классической науки картина мира. Формируется новая парадигма, изменяется вся концептуальная сетка мышления. Происходит переход от категорий бытия к со-бытию, событию; от существования к становлению, сосуществованию в сложных эволюционирующих структурах старого и нового; от представлений о стабильности и устойчивом развитии к представлениям о нестабильности и метастабильности, оберегаемом и самоподдерживаемом развитии (sustainable development); от образов порядка к образам хаоса, генерирующего новые упорядоченные структуры; от самоподдерживающихся систем к быстрой эволюции через нелинейную положительную обратную связь; от эволюции к коэволюции, взаимосвязанной эволюции сложных систем; от независимости и обособленности к связности, когерентности автономного; от размерности к соразмерности, фрактальному самоподобию образований и структур мира. В новой синергетической картине мира акцент падает на становление, коэволюцию, когерентность, кооперативность элементов мира, нелинейность и открытость (различные варианты будущего), возрастающую сложность формообразований и их объединений в эволюционирующие целостности. С. придает новый импульс обсуждению традиционных филос. проблем случайности и детерминизма, хаоса и порядка, открытости и цели эволюции, потенциального (непроявленного) и актуального (проявленного), части и целого.
Хакен Г. Синергетика. М., 1980; Он же. Синергетика. Иерархии неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М., 1985; Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986; Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. М., 1990; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалоге И. Пригожиным // Вопросы философии. 1992. № 12; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1994; Капица С.П., Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997; Онтология и эпистемология синергетики. М., 1997; Режимы с обострением. Эволюция идеи: Законы коэволюции сложных структур. М., 1998; Князева Е., Туробов А. Единая наука о единой природе // Новый мир. 2000. № 3.
Е.Н. Князева
СИНТАКСИС (от греч. syntaxis — построение, порядок) — раздел семиотики, исследующий структурные свойства систем знаков, правила их образования и преобразования, отвлекаясь от их интерпретации (которую исследует семантика). С. формализованного языка называют также саму систему правил построения выражений этого языка и проверки того, являются ли эти выражения правильно построенными формулами, аксиомами, теоремами, выводами или доказательствами.
СИНХРОНИЯ И ДИАХРОНИЯ (от греч. syn — вместе, dia — через, сквозь и chronos — время) — понятия, характеризующие, соответственно, состояние системы, ее функционирование в данный момент, ее историю и развитие от стадии к стадии. Впервые введены основателем структурной лингвистики Ф. де Соссюром, который рассматривал синхронию (С.) в качестве статического аспекта языка, исключающего всякое вмешательство времени, а диахронию (Д.) как эволюцию языка во времени. Для Соссюра С. имеет принципиально системный характер, в силу которого она статична и не обнаруживает тенденции к изменению. В результате внешнего воздействия изменению подвергаются только отдельные элементы, что так или иначе сказывается на всей системе и ведет к ее изменению. При этом рождение новой системы, полагал Соссюр, не детерминируется прежней системой, ее возникновение носит случайный характер. Ввиду этого противопоставление двух понятий — С. и Д. — абсолютно и не допускает компромисса. Попытку объединить в рамках одной дисциплины С. и Д. Соссюр считал фантастическим предприятием. В то же время он рассматривал С. и Д. как дополнительные категории: пренебречь одной из истин «значило бы видеть лишь половину действительности». В дальнейшем видные структуралисты подвергли сомнению соссюровскую дихотомию статического и исторического подходов. Так, Р. Якобсон писал о вредной иллюзии существования пропасти между проблемами С. и Д. По мнению К. Леви-Строса, даже самая элементарная структура родства существует одновременно в синхроническом и диахроническом измерении, а при исследовании мифов лишь изучение истории позволяет выявить структуру, лежащую в основе как С.. так и Д. Декларируемый в большинстве случаев абсолютный методологический приоритет С. перед Д. нередко проистекает из смешения понятий. «Было бы ошибочно рассматривать статику и синхронию как синонимы, — считает Р. Якобсон. — Статический срез есть фикция: это лишь вспомогательный метод, но не частная форма бытия». Столь же ошибочным является смешение понятий С. и структуры. Известный тезис, что изучение генезиса структуры возможно лишь на основе предварительного знания этой структуры, отнюдь не эквивалентен тезису абсолютного приоритета С. Структура выступает инвариантным элементом при всех изменениях системы, в то время как С. представляет собой не структуру процесса, а некоторое фиксированное в какой-то момент состояние системы. С этой т.зр. Д. характеризует собою последовательную серию таких состояний, фиксирующих эволюцию данной системы. Глубокие же качественные изменения системы вызываются разрушением ее инвариантного ядра, т.е. изменением самой структуры данной системы, что отнюдь не тождественно Д. Понятие «состояние системы» как раз и фиксирует глубинную связь С. и Д. Лучшее подтверждение тому — порождающая грамматика Н. Хомского, в которой язык рассматривается не в качестве законченных образований, а как динамический процесс порождения новых речевых актов. Хотя порождаемые вариации остаются в одной синхронической плоскости, все же в современной структурной лингвистике эта плоскость, как правило, расщепляется на статику и динамику, в связи с чем структурная лингвистика определяется как наука о диахроническом аспекте С. языка. Хомский указывает на то, что его порождающая грамматика, учитывающая творческий аспект языка, является некоторым образом продолжением концепции языка В. Гумбольдта, согласно которой язык следует рассматривать не как результат порождения, а как сам процесс порождения.
Хомский Н. Логические основы лингвистической теории // Новое в лингвистике. М., 1965; Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983; Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1983.
B.C. Черняк
СИНЬ (кит., букв. сердце; также — психическое, субъективное, дух, сознание) — одна из центральных категорий кит. философии, означающая как орган сознания и вместилище психических возможностей человека, так и собственно психорациональные проявления природы человека, его субъективное сознание/разум. В раннем конфуцианстве, в частности, у мыслителя Сюнь-цзы (3 в. до н.э.) под «сердцем» («С») подразумевается центральный орган, «властелин» (чжу) тела человека, управляющий всеми органами чувств и «отдающий им приказы». Впоследствии оппозиция сердце — сознание (С.) — эмоциональная природа человека, его чувства «цин» составила ведущую идею конфуцианской школы. В неоконфуцианстве, особенно во взглядах Ван Янмина (кон. 15 — нач. 16 в.), утверждается тезис о «единстве сердца/сознания (синь) и закона/принципа (ли)», в котором сердце/сознание составляет единую с Небом целостность. В «нумерологическом» учении (о символах и числах) Шао Юна (11 в.) понятие «сердце/сознание» тождественно понятию «Великий Предел» («Тай Цзи»). В более поздний период (18 в.) Ван Чуаньшань определял понятие «С.» как мыслительную функцию телесного начала в человеке.
Кобзев А.И. Учение Ван Янмина и классическая китайская философия. М., 1983; Shih V.Y.C. The Philosophy of Mind as a Form of Empirism // Bulletin of the Institute of History and Philosophy, Academia Sinica. 1969. Vol. 39.
СИТУАЦИОННАЯ МЕТОДОЛОГИЯ (англ. case studies) -междисциплинарная методология анализа индивидуальных субъектов, локальных групповых мировоззрений и ситуаций, используемая в клинической психологии, социологии, этнографии, ряде современных эпистемологических течений (когнитивной социологии, антропологии познания).
Термин «См.» возник, по-видимому, в юридической и клинической практиках (некоторые значения англ. слова «case» подчеркивают индивидуальность, персонифицированность объекта: «прецедент», «лицо, находящееся под наблюдением»). Сама идея См. восходит к «идиографическому методу» баденской школы неокантианства и герменевтике В. Дильтея, биографическим исследованиям творческого процесса (К. Ломброзо, Ф. Гальтон, Л. Терман). Эта идея включает убеждение в уникальности культурного объекта, невозможности его объяснения на основе общих законов. В См. понимание и феноменологическое описание рассматриваются как оптимальные методы анализа: считается, что событие ситуационно (т.е. изменчиво и локально) детерминировано. «Нам придется принять во внимание ситуационную детерминацию в качестве неотъемлемого фактора познания — подобно тому, как мы должны будем принять теорию реляционизма и теорию меняющегося базиса мышления, — пишет К. Манхейм, —...мы должны отвергнуть представление о существовании «сферы истины в себе» как вредную и недоказуемую гипотезу».
Различаются два типа ситуационных исследований — текстуальные и полевые (возможно их объединение). Пример первых — работы историка А. Койре, вторых — антрополога М. Дуглас. Все они содержат элементы микросоциологического подхода, т.к. локальной детерминации, «внутренней социальности» придается приоритетное значение. Последняя понимается как замкнутая система неявных предпосылок знания, складывающихся под влиянием специфических для данной группы и ситуации форм деятельности и общения, как «концептуальный каркас» и социокультурный контекст, определяющий значение и смысл отдельных слов и поступков. Многообразие и нередуцируемость ситуаций и субъектов имеют фундаментальный характер, из чего следует предпочтение дескриптивного метода анализа знания нормативному.
Тенденции историзации и социологизации эпистемологии побуждают Д. Блура, Г. Коллинза, М. Малкея, К. Кнорр-Цетину, Б. Латура, С. Вулгара и др. обратиться к ситуационным исследованиям как альтернативе методу рациональной реконструкции истории науки К. Поппера. Образец См. обнаруживается в анализе языковых игр Л. Витгенштейна. Согласно последнему, значение терминов языка возникает в ситуациях их употребления. По аналогии с витгенштейнов-ским рассмотрением различных языковых ситуаций как разных форм жизни ситуационные исследования раскрывают содержание некоторой системы знания в контексте конечного набора условий, исходя из того, какие социокультурные функции она выполняет.
Методология ситуационных исследований переворачивает традиционное отношение между эпистемологией, с одной стороны, и историей и социологией знания — с др., как между общим и частным. Исторические и социологические примеры теперь не столько подтверждают или иллюстрируют теорию познания, сколько «показывают» (по Витгенштейну) многообразие типов и форм знания, образующее реальный познавательный процесс. Тем самым оказывается влияние на теоретический статус эпистемологии, в которой начинают преобладать не теории, а методы и подходы.
СКЕПТИЦИЗМ (от греч. skeptikos — рассматривающий, исследующий) — филос. направление, подвергающее сомнению возможность познания реальности или какого-то ее фрагмента. С. может касаться границ знания и утверждать, что никакое знание вообще или никакое абсолютное, несомненное, полное или совершенное знание недоступно человеку; что никакое знание, если даже оно достигается, не может быть признано таковым; что никакое несомненное знание, касающееся определенных объектов (напр., Бога, самого себя, ценностей, мира в целом, причинности и т.п.), не является достижимым; что отдельные типы знания не могут быть получены определенными методами (напр., с помощью рассуждения, вывода, прямого наблюдения и т.д.). С. может относиться к методу получения знания и утверждать, что каждая гипотеза должна подвергаться никогда не завершающимся проверкам; что все методы получения знания не дают несомненных результатов; что знание во всех или в определенных областях опирается на недоказуемые предположения и т.д.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |