Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Название: Не разгадывай мои загадки. Люби их. 8 страница



 

- Я тут им любуюсь, а он влезает и всё портит! – приподняв уголок губ, я прищурился и, оттолкнувшись от стены, аккуратно понёс его вперёд по коридору.

 

- Спальня в другой стороне… - Билл облизнулся и спрятал взгляд где-то в кончиках моих дред. Улыбка моментально сползла с лица, во рту пересохло и немного затряслись колени. Побоявшись уронить парня, я аккуратно поставил его на пол. Голова опустилась как-то сама собой, но его руки я не мог отпустить. Сегодня всё не так, как обычно. Неужели?..

 

- Билл… - погладив большим пальцем лишь крошечные волоски на тыльной стороне его ладони, не притрагиваясь к горячей от возбуждения коже, я нашёл в себе силы поднять голову и заглянуть в чёрные глаза. - Чего ты сейчас хочешь?

 

Он ничего не сказал… Лишь крепко держа меня за руки, уверенно пошёл спиной назад. К спальне.

 

Между нами находится бомба с часовым механизмом и его шаги отсчитывают секунды до взрыва. Я знаю, какой провод обрезать, чтобы обезвредить эту бомбу, но ведь если я обрежу его, то она больше никого не будет волновать. Ведь никто не помнит бомбу, все помнят только взрыв. И пусть мы с ним взорвёмся вместе, держась за руки, чем я перережу провод и всё забуду…

 

*18*

 

Взрыв.

 

В коридоре очень темно, тесно, жарко. Атмосфера нам не подчиняется, но я бы не смог на это жаловаться, даже если бы очень захотел. Мне нравится. То, что лёгкие с силой выталкивают, не успевший скопиться, воздух, то, что стараешься изо всех сил сдерживать страсть, но предательски дрожат ноги, то, что он ведёт меня спиной вперёд и не боится оступиться, доверяя моим глазам с широкими зрачками, которые кроме его глаз в полной темноте ничего не видят. Он доверяет мне. Целиком и полностью доверяет. И эта мысль бьёт приятным теплом где-то в центре сознания, отдаваясь эхом по его краям. Он не знает, что точно сейчас должно произойти, но полностью верит мне. Он не знает, где чёртова дверь, но всё равно идёт к ней. Спиной вперёд идёт к ней. И он упёрся пятками в выступ на полу. Дверной проём. На секунду показалось, что воздух исчез, и всё в мире остановилось. В этот момент он сделал глубокий вдох. И взрывом был стон-выдох, после которого Билл резко запрыгнул на меня, начав целовать, кусать, лизать. Я с остервенением ответил ему и переступил порог. Футболка с тихим треском слетела с меня благодаря нетерпеливым пальцам. Ноги слегка подкосились от резких движений Билла на моих бёдрах. А он рассмеялся и притянул меня снова к себе за шею, довольствуясь мокрыми поцелуями. В комнате темно из-за зашторенных красными шторами окон, поэтому я плохо вижу куда иду. Прежде чем я понял, что мы уже около кровати, Билл откинулся спиной назад и повалил нас на неё, начав засасывать кожу на моей шее, доходя до мочки уха, кусая её, зализывая. Из груди рвались стоны, которые я пытался превращать в мычания, шипения или простые выдохи. Должен признать, это довольно сложно.



 

- Так зачем сдерживаешься? – чёртов мыслечитатель. Он перевернул нас, оказавшись сверху, и опустил голову, касаясь губами ключиц. Меня выгнуло дугой, а из выдоха получился хрип. И всё же я боюсь стонать. За стеной его мама разбирает вещи. И как-то неудобно будет забыть про толщину стены и стонать в полный голос. – Придурок… - беззлобно бросил Билл, переходя поцелуями на шею, кусая кожу и с удовольствием на лице останавливаясь взглядом на пульсирующей жилке.

 

- Это почему я придурок? – я поднял голову, стараясь разглядеть его глаза. Всё расплывается.

 

- Потому что мама живёт двумя этажами ниже. – Он прижал мою голову к своей щеке, скользя по ней языком. Его язык почти сухой от постоянных выдохов, поэтому становится немного щекотно. Билл дошёл языком до уха и стал с упоением вылизывать его. За раковиной, рядом с хрящиком, под мочкой, изредка её покусывая. И после новости по поводу проживания мамы, у меня полностью сорвало тормоза. Комната наполнилась моими стонами, его рваными выдохами, запахом возбуждения. Люблю этот запах. – Я так хочу тебя… - ощущение, что боксёр залепил мне по уху, но это оказалось очень приятно. Странно, наверное. Ему отвечать не хочется. Просто потому что язык приклеен к нёбу. В такие моменты мне нравится, что он может читать мои мысли, потому что говорить нереально трудно. Я положил руки на его талию и ближе притянул к себе, чтобы чувствовать горячую кожу. Правда, через ткань это не очень удобно, поэтому я предпочёл избавиться от его футболки, отправив её в кратковременное путешествие до ближайшего угла, оставив нас прижатыми друг к другу, кожей к коже… Это невероятное ощущение. Так давно я не чувствовал его настолько близко, живот к животу, ладонь к ладони, сосок к соску. За всё это длительное время я забыл насколько это приятно. Я забыл это, пытаясь забыть Адама. Так всегда – пытаешься забыть неприятное, а забывается самое важное. Билл сейчас это слышит, но ничего не говорит и от этого горит всё внутри. Значит, он не хочет задумываться сейчас, значит сейчас он отдан чувствам. Он отдан любви. И я тоже отдамся ей…

 

Я перевернулся на кровати, оказавшись над возбуждённым телом Билла и начал беспрерывно целовать его лицо, спускаясь к шее, плечам. Он лишь что-то совсем тихо зашептал и раздвинул подо мной ноги. Меня слегка передёрнуло, по коже прошли предатели-мурашки, но я медленно опустился на него, ощущая животом его возбуждённый член, а Билл лишь сильнее обхватил меня ногами, скрестив их за спиной. Я стал двигаться вперёд, массируя его возбуждение своим животом.

 

- Ааа…Чёрт. – Парень выгнулся, расправив в стороны руки, сжимая покрывало на кровати между пальцев, и двинулся мне навстречу. Откинул голову, прикусил губу. Полоска света между штор упала на его лицо, показывая моему размытому от возбуждения взгляду каплю пота, что стекла с его подбородка на шею. Я поспешил воспользоваться её медленным стеканием и коснулся кончиком языка подбородка Билла. Вкус его пота мне нравится. Он суховат, немного липкий, но очень приятный. – Я колючий… - тихо прошептал Билл, обнимая меня за плечи, и пряча подбородок от моих губ где-то у моей шеи.

 

- Ну и что? Мне это нравится. – Хрипло ответил я, найдя его снова, благодаря мелькающей полоске света, и начал с упоением целовать. Рукой я спустился к его ширинке и легонько провёл двумя пальцами по всей длине ствола через грубую джинсовую ткань, прощупывая твёрдость и пульсацию ближайших вен. Билл прекратил прижимать меня к себе руками и, протиснув ладонь между нашими телами, расстегнул мешающую пуговицу. Потянул за собачку вниз на своей ширинке. Я в нетерпении посмотрел туда. А ведь ремень был уже давно расстёгнут…

 

- Я ещё в коридоре его расстегнул, а ты даже не заметил. – Как-то нездорово рассмеялся Билл. Было видно, что он сильно волнуется и не знает, как это скрыть.

 

Я опустился поцелуями на его живот и дрожащими пальцами принялся стягивать еле висящие джинсы на бёдрах парня. Стянул я их вместе с бельём, от чего Билл с облегчением выдохнул. Представляю, как ему было больно в таком обтягивающем прикиде и с таким возбуждением. От поцелуев низа его живота меня отвлёк его стоящий член, который случайно коснулся моей щеки. Я, недолго думая, перешёл мягкими поцелуями на головку. Изо рта Билла донёсся тихий стон, заполонивший тёмную комнату. Наверное, он не ожидал. А я, улыбнувшись, лизнул самый кончик и, потеребив маленькую дырочку языком, вобрал его член наполовину в себя. Солоноватый привкус его смазки возбудил меня ещё сильнее, отчего мышцы всего тела сократились, и я почувствовал лёгкое покалывание в ногах и кончиках пальцев.

 

Билл шире раздвинул ноги и, согнув одну в колене, поставил её пяткой на кровать. Сжал пальцами покрывало. Я продолжил засасывать его в себя, помогая рукой и ниже опуская голову, а Билл остановил меня, обхватив руками мою голову и поднимаясь на кровати.

 

- Я готов. Слышишь? – и поцеловал, переворачивая нас снова, с силой сжимая коленями мои бёдра, а затем резко остановился, спускаясь на пол и выискивая что-то в карманах джинс. Сразу стало как-то холодно, без его тела рядом, но Билл долго задерживаться не стал и через несколько секунд снова залез на мои бёдра. – Вот что я искал в коридоре. Уронил… - шёпотом и пряча лицо за длинной чёлкой. Я дотянулся рукой до его ладони, в которой он с силой что-то сжимал. – Войди в меня. – От этих слов мне полностью сорвало башню и я, переплетя наши пальцы, прижал его голое тело к себе. Наши потные ладони холодил небольшой тюбик в его руке. Он готовился. Ждал. Надеялся. Знал… Я выхватил этот тюбик из его рук и, небрежно открыв большим пальцем пластмассовую крышку, выдавил немного геля себе на пальцы, а Билл обхватил пальцами моё запястье и потянул руку вниз, отчего я коснулся поджатых яичек, а после и тугого отверстия…

 

- Билл… - опустив Билла к себе, я аккуратно вошёл в него пальцем. Парень весь сжался, обняв меня рукой за шею, и часто задышал. Я двинулся назад на одну фалангу и снова вошёл в него. Затем снова и снова, добавляя второй палец, входя глубже, раздвигая пальцы внутри. Билл тихо застонал и мягко поцеловал мою шею. Там так узко и горячо. Кажется, что если я проникну туда своим членом – его расплющит и обожжёт. Билл же только рассмеялся и стал сам насаживаться на мои пальцы, касаясь ягодицами моих бёдер через джинсы. – Сними их. – Чуть ли не в приказном порядке выплюнул мне в ухо и снова перевернул нас, расслабленно развалившись на кровати. Я вынул пальцы из расслабленной дырочки и, стянув дрожащими руками джинсы с боксёрами, снова устроился между его ног. Билл протянул руку к краю кровати и вложил мне уже тёплый тюбик в руку. И я, размазав гель по всей длине члена и для уверенности, проведя им несколько раз между ягодиц, вошёл одной головкой. Парень тихо вскрикнул и вцепился пальцами мне в дреды. Отвлекая себя от боли, он резко сорвал кепку с дюрягой, отчего дреды упали на его плечи и скрыли небольшой лучик света, пробиравшийся тайком между штор. Я толкнулся снова, наполовину проникая в его тело, а Билл раскинул руки и закатил глаза. Немного нахмурил брови и с силой прикусил нижнюю губу.

 

- Больно? – тихо спросил я, двигаясь назад и снова толкаясь внутрь. Он только дёрнулся на кровати и, притянув меня к себе за шею, впился в губы.

 

Там действительно очень горячо и узко. Настолько, что в голове появляется густой туман. Настолько, что я теряю контроль над телом. И пульсация там внутри заставляет двигаться сильнее, вдавливая любимое тело в матрац, превращая пружинки в плоскость, а волнение в экстаз. Заставляет громко стонать и закатывать глаза. Билл подаётся навстречу, легко находит ритм и стонет со мной в унисон. Руки онемели от переноса всего веса на локти, ноги устали, с шеи пот капает на плечи. Билл что-то шепчет, мечется по кровати, отчего его волосы путаются в моих пальцах. Спускаю руку по его животу, не прекращая движение, и глажу пульсирующий член по вздутым венам. Выгибается, хватает ртом украденный любовью, воздух, царапает ногтями мою спину, сжимает мышцы и двигается быстрее.

 

Второй рукой надавливаю на внутреннюю сторону его бедра, прижимая ногу к кровати, и снова быстро толкаюсь, стараясь в том же ритме дрочить его член. Опускаю голову к его плечам, ключицам, соскам. Ласкать губами не получается, только грубо кусать и быстро зализывать языком.

 

- Я сейчас кончу… - прошипел Билл, прикусывая свой палец и сильнее насаживаясь на меня. Переместив ладонь ближе к головке, я стал остервенело дрочить, иногда большим пальцем надавливал на яички, оттягивал их немного вниз и снова возвращался к верхушке члена. Таким я Билла никогда не видел, но уверен, что увижу ещё не раз. Выкрикивает что-то пошлое, до крови кусает губы, закидывает другую ногу мне на плечо и притягивает моё лицо к своей шее, мечется, машет головой. Когда же он почувствовал приближение оргазма, он больно вцепился мне ногтями в плечо и укусил за губу, после чего обильно залил спермой свой живот и мою руку. Я же продолжал грубо двигаться в нём, с каждым толчком ускоряя темп. Казалось, под нами и над нами всё исчезло, голову сжало со всех сторон, мышцы сокращались с невероятной скоростью, и я с сильным толчком излился внутрь Билла.

 

Некоторое время я пытался дышать, обняв обмякшего парня за талию, а после, выйдя из него, безвольно упал рядом. И пришлось долго фокусировать взгляд на его лице. Ведь вся комната, как в тумане. В очень густом тумане. В нашем тумане.

 

*19*

Краски

 

Всё-таки здесь совсем неинтересно. Кучки каких-то неизвестных мне людей, придерживающих очки на носу и шляпки на голове, всё перебегают от одной измазанной бумаги к другой, неискренне цокая языком, удивляясь, обсуждая и делая вид, что они офигенно понимают в современном искусстве. Искренне вглядывался в эту размазню только Каулитц. Ничего не пытался показать, не обращал внимания на других людей. Возле некоторых картин лыбился как идиот, а у других - просто подолгу стоял, прикусив губу. А я поглядывал издалека, опёршись о стенку, поправляя пиджак, и всё пытаясь понять, как подобной живописью вообще можно восхищаться. Иногда Билл бросал на меня хитрые взгляды, а иногда в наглую подходил и тащил за рукав к картине, которая ему понравилась. А я не мог смотреть на картины.

 

В конце концов парень недовольно фыркнул и, проведя меня в соседний зал, откуда уже ушли противные разглядыватели, злобно посмотрел в глаза.

 

- Ты можешь хотя бы для меня сделать вид, что тебе интересно? – мне интересно. Смотреть на него всегда интересно. – Тоом… - Билл вздохнул, закатив глаза и приложил ладонь к влажному лбу, приподняв брови. Ну что я сделаю? – Зря я, наверное, вообще решил тебя взять с собой. Знал ведь, что тебе совсем не будет комфортно в подобной обстановке…

 

А мне комфортно. Нет, мне правда комфортно. Но я чувствую себя влюблённым идиотом. Улыбается… Значит не всё ещё потеряно. Так, а теперь надо срочно сделать серьёзное и заинтересованное лицо, пока я не потерял эту возможность со своим затуманенным мозгом. Хихикает. Чёрт, а это уже плохой знак!

 

- Пошли, герой, - тянет меня за руку в тот самый зал с этими фальшивыми людьми. Я сделал лицо? Вроде сделал. Теперь надо подойти к какой-нибудь изрисованной бумажке и держать это лицо до последнего.

 

- Билл! Вот ты где! А я тебя искала. – По блестящим узорным плиткам процокали худые ноги в бежевых капроновых колготках с серым отливом. Со своим задумчивым лицом в одну точку я только ноги и успел заметить, пока женщина приближалась. Нет, мать у него всё-таки классная, хоть и выглядит так холодно. – Сейчас Рейле выйдет на сцену рассказывать о своей выставке, а после ожидается аукцион.

 

В этот момент Билл мне напомнил маяк. Светится и крутится, перекидывая взгляды с одной мазни на другую. Зря фрау Каулитц таким торжественным тоном заявила ему об аукционе. Он ведь теперь будет крошить мой мозг своими счастливыми улыбками. А мне здесь ещё довольно долго находиться… Вдруг не выдержу и начну зацеловывать за первым попавшимся углом? Ну, конечно о бедном Томе все думают в последнюю очередь!

 

- Идём, «бедный» Том, я хочу быть совсем рядом со сценой. – Парень потащил меня куда-то сквозь толпу толстых мужчин в очках с их дамами в летучих платьях, шёлковых шарфах и дорогих колье. За это минутное путешествие, я успел нанюхаться самого различного парфюма, в котором, видимо, эти женщины решили искупать свои наряды, а не просто немного провести перед выходом из дома пальцем с капелькой под мочкой уха и по запястьям. Странные особы аристократической наружности почему-то считают, что если вылить на себя флакон чего-нибудь жутко дорогого, то можно казаться ярче и изысканнее. А о том, что, подходя к ним, ничего кроме, тщательно скрываемой, слезоточивости у мужчин не бывает – не подумали. Вот Мой Билл пахнет не ярко и не изысканно, но зато так, что ноги теряют связь с землёй. Вы так не умеете, чёртовы аристократки.

 

Билл сильнее потянул меня за рукав, хотя мы уже стояли рядом со сценой, и идти было, собственно, некуда (сценой это, в принципе, сложно назвать – так, выступ над полом где-то в метр). Он как-то неопределённо пожал плечами и, опустив голову, прислонил согнутый во второй фаланге палец к нижней губе, будто волнуясь или задумываясь о чём-то тревожном. Вот знать бы мне о чём он думает… Это даже как-то нечестно – мне от него не скрыть ничего, а ему можно делать всё, что угодно и думать о чём захочется.

 

Вскоре в зале прекратились оживлённые возгласы толпы и раздались лёгкие хлопки. Все взгляды устремились на сцену, где появился тучноватый мужчина в сером расстёгнутом пиджаке, с тёмно-русыми волосами и каштановой бородкой. Он выглядел таким расслабленным и уверенным, удерживая руки в карманах чёрных штанов, что показался мне совершенно чужим здесь человеком. Будто не на его картины пришли поглазеть все эти расфуфыренные люди. Будто он вообще пришёл просто микрофон поставить… Говорил художник долго и непонятно. По крайней мере, мне точно. Хотя слова, что он говорил, были очень красивыми и не звучали так пафосно, как из губ надушенной тётки из зала, которая вечно подпрыгивала с вытянутой вверх рукой, словно первоклассница, и выкрикивала что-то такое же красивое.

 

А Билл вслушивался так, будто кроме звука низкого голоса Ансельма в мире больше вообще звуков не существовало. О такой внимательности говорило его сосредоточенное лицо с широко раскрытыми глазами, сложенные сзади руки и своевременное кивание головой в конце каждого предложения. В середине монолога мужчины мне уже стало совсем скучно, и я только и делал, что разглядывал своего странного и сейчас такого милого мальчика. Вот реально, какого чёрта я вообще на эту выставку пришёл, если рядом стоит тот, кем можно вечно любоваться? Бл*. Честно говоря, задолбался я уже его захваливать, но ничего поделать с собой не могу…

 

***

 

Из галереи мы вышли в каком-то совсем нехорошем настроении. Во-первых, потому что одну, из очень нравившихся Биллу картин, выставленных на аукционе, нёс впереди шедший мужчина, засунув её заполиэтиленинную в подмышку, а во-вторых, потому что мальчику так и не удалось хотя бы близко подойти к его любимому художнику. Мне даже стало как-то неудобно от всего этого. Будто это я всё подстроил, хотя ни в чём и не виноват. Подобное часто у всех бывало… Особенно когда случилась какая-то беда, а ты, начиная себя успокаивать своей невиновностью, потихоньку переходишь в поиски причин своего оправдания. Вот и у меня также. Поэтому я как-то опустил голову вместе с ним, чувствуя моросящий дождь, мелкими, дрожащими от ходьбы, каплями облепивший виски и щёки. А вроде днём была тёплая погода с ярким солнцем… Ну вообще это только на руку, Билл ведь больше любит дожди. Но что-то тихо-тихо пищит внутри, что на дождь ему на данный момент глубоко насрать. Если бы не его мать, шагающая впереди нас с большим чёрным зонтом, то можно было бы подойти к нему, приобнять, поцеловать... Глядишь и легче станет.

 

- Маам, а где мой зонт? – крикнул парень сипловатым голосом, ускоряя шаг. Мать его ходила быстро, почти бегала. Это я заметил сразу. Появилось ощущение, будто все свои скрытые эмоции она вкладывает в нервные движения ног, сохраняя лицо невозмутимым.

 

- Кажется, у меня в сумке был… Ты ведь зонты не любишь, с чего это вдруг? Повезло тебе – я его на всякий случай для Тома прихватила. – У меня внутри приятно потеплело от её слов… Ведь знает меня всего день-то толком, зато заботится как о родном сыне. Честно говоря, я так скучал по подобной заботе. Моя мать хотя бы напомнить вспомнила. Ну, хотя, наверное, я тоже отличаюсь такой рассеянностью и пофигизмом. И почему от родителей дети берут все самые худшие привычки?

 

- Да что-то простывать, кажется, начинаю… Не хотелось бы усугубить ситуацию в последний день перед отъездом. – Фрау Каулитц недолго порылась в большой кожаной сумке солидного вида, но со слегка потрескавшимися ручками, и достала почти точно такой же зонт, как и у неё самой. Отличались они только оттенком. У Билла – синий, почти голубой, а у матери – фиолетовый. Любит же этот индиговец близкие к нему цвета…

 

Парень шмыгнул для пущей уверенности матери в его словах, и раскрыл свой огромный зонт, показывая мне взглядом, чтобы я залез под него с Биллом вместе. Дождь стал слепым, постепенно показывая нам всё больше и больше солнечного света, отчего под этим просвечивающимся зонтом всё стало цвета индиго и лицо Билла, наконец, показало мне свою счастливую улыбку с прикушенной нижней губой.

 

- Стой… - шепнул он мне на ухо, слегка касаясь губами мочки из-за такого маленького расстояния между лицами, и остановил за край пиджака. Внутри проскочило почти мимолётное ощущение падающего комка сухих листьев от груди до низа живота и его голос, как ветер раздувал эти листья, щекоча ими.

 

- Чего мы встали? – Билл только хихикнул и немного опустил зонт, полностью прикрывая наши лица. Этот цвет индиго практически резал глаза, хотя и был достаточно мягким. А может я, наконец, тоже стал обладать такими способностями и вижу не только цвет зонта, но и как изнутри светится Билл? Эх, хотелось бы верить. Пока я пытался побеседовать на эту тему с собственной совестью, парень коснулся моей щеки кончиками пальцев, провёл ими до уха и, нежно потянув за мочку моё лицо ещё ближе к своему, поцеловал. В этот момент казалось, что мы целуемся впервые. Даже немного закололо кончики пальцев. Мягкие губы касались, снова исследуя, очень осторожно, аккуратно, а язык лишь просился, дразняще лаская только приоткрытые губы.

 

- Зачем ещё нужны зонты в дождь, знаешь? – тихо начал он шептать, поглаживая гладким пальчиком мою скулу и наполняя лёгкие запахом настолько близких губ. Какая-то смесь ванили с корицей от недавно съеденных булочек в буфете галереи и мяты от жвачки. – Одни их используют, чтобы не намочить причёску, другие – чтобы не растёкся макияж, а я использую только чтобы прятаться от чужих глаз, но никак не от дождя. Дождь ведь не осудит и не накажет, так зачем от него прятаться? – карие глаза в этой тени казались почти чёрными, а губы – бледно-голубыми. А потом тяжёлые веки опустились и я больше не видел его лица, но вместо этого чувствовал тепло дыхания, мягкость губ и стук сердца, которое у него, казалось, взбесилось и решило продолбить дорогу в мою грудную клетку.

 

*20*

Туманный вечер

 

Уезжать из Берлина не хотелось абсолютно. Было ощущение, что там и был наш мир. В последний день мы до ночи вдвоём гуляли по мокрым улицам, освещённым несколькими десятками фонарей с, прибитой каплями, пылью на их поржавевших шапках, болтая и смеясь. Пили холодное пиво и целовались, делясь хмелём на языках, и едва уловимым друг другом запахом спирта. А потом пришли в номер отеля и долго нежились на кровати в мокрой одежде… Так, обнявшись, и уснули.

 

И уже только сидя в самолёте и слушая один плеер на двоих – я понял, что это был наш единственный на последующие месяцы совместный отдых без лишних глаз сестры или того же Адама. Но ведь это был волшебный отдых, так? А значит, можно будет его с удовольствием смаковать в памяти, кусая губы и закатывая глаза. Здравствуй, обыденность!

 

***

 

Родители меня не встретили. Такое ощущение, что они вообще забыли, что я уезжал куда-то в другой город на все выходные и спокойно (со слов Эллен) ушли к друзьям пить. Только позвонили – прилетел, мол, или нет. Ну да ладно, у них своя жизнь, не десять лет мне уже вроде… А сестра стала какой-то ещё более раздражительной. Будто и не рада была она меня видеть вовсе. Шикала постоянно, бросала какие-то косые взгляды, а от вопросов всё время норовила уйти. Либо у неё начались месячные, либо её кто-то обидел. Тут одно из двух. Но, видимо, она заметила моё обеспокоенное лицо и решила изобразить кривое подобие заинтересованной улыбки.

 

- Ну, как съездили? – то, как она оживлённо старалась спросить - можно сравнить с последним маленьким глотком воздуха утопающего, которого уже по-любому никто не спасёт, а дышать, сука, хочется. Ровно на такой момент хватило её оживлённости, и ровно настолько она проявлялась в выражении её лица.

 

- Замечательно! Выставка, конечно, скукотень полная, но зато компания превосходная… - щёки невольно загорелись, распространяя свой жар на кончики ушей, как только мозг выдал картинки нашего совместно проведённого с Биллом времени. – А с тобой-то что случилось?

 

- Да что ты заладил со мной да со мной, с порога про морду недовольную спрашивать начал! Настроение у меня плохое, встала не с той ноги. – Резко ответила Эл, принимаясь судорожно хватать в руки первые попавшиеся подушки на диване в гостиной и стараясь разгладить на них все складочки, которые найдёт.

 

- Сейчас восемь вечера, встала ты, как максимум в два. За это время настроение могло легко подняться, учитывая, что ты весь день сидела и читала эти рассказы о счастливой любви. Так что харе выпендриваться и давай рассказывай, что случилось? – сестра никогда не отличалась хорошим умением скрывать любые свои эмоции, также как и я. Поэтому играть сейчас роли счастливых людей попросту глупо. Лучше уж пусть выскажется мне, чем каким-то своим подружкам в Интернете или чего хуже…

 

- Мы с Адамом поссорились. – Выпалила на одном дыхании. Честно? А мне от этих слов легче стало. – Точнее…не совсем поссорились… - чёрт, а вот это уже никаких приятных облегчений внутри не вызывает. Моментальная остеклянелость глаз и мелкое дрожание губ девочки ни о чём хорошем сейчас не говорит. У меня тем временем кровь от щёк и ушей быстро перетекла в глазные яблоки, и зубы, казалось, раздавят сейчас друг друга от такого сильного сжатия челюстей.

 

- Что эта скотина тебе сделала? – как можно более спокойно спросил я, уже догадываясь, что молодой парень явно не просто так всё это время вежливо общался с моей наивной сестрёнкой.

 

- Не злись,Том! Это ничего особенного… просто он полез ко мне, а я его отшила. – Эллен выставила вперёд руки, показывая мне свои ладони, и посмотрела в глаза, стараясь успокоить. Но как-то у глаз, наполненных слезами, это очень плохо получается.

 

- Какого чёрта он вообще к тебе лез?.. – шикнул я, - «Друзья-друзья»! Видали мы таких друзей, знаем! А ты ещё ходишь вся размалёванная и в коротких юбках! – не знаю, что именно меня так задело в её словах больше: то, что Адам хотел трахнуть мою сестру или то, как она сама сейчас на грани истерики пытается изобразить спокойствие.

 

- Ты чё охренел что ли? Это вообще твоё дело - в какой одежде я хожу и, как сложится Моя личная жизнь? – возмущённо пискнул голос напротив.

 

- Что он делал?! Сейчас пойду и с корнем ему яйца вырву! Будет знать, как мою несовершеннолетнюю сестру в постель тащить! Слэшер, блядь, недоделанный! Рассказы ему твои нравятся! И я хорош, блядь! Надо было его с первого дня отсюда нахрен выгнать! То он за мной по пятам шагает, то к тебе вон руки распускает! Убью урода! – внутри меня будто всё резко закипело и заледенело одновременно, отдавая неприятным покалыванием под кожей. Хотелось что-нибудь разбить. Что-нибудь тяжёлое, но ломкое. Чтобы при ударе об пол аж в ушах зазвенело от грохота.

 

- Том! Ты слышишь меня или нет?! Ничего такого не было, говорю тебе! И вот только не надо сейчас делать глупостей! Забей, не увижу я его больше. Успокойся…

 

- Я, блядь, спокоен! Говори его адрес!

 

- Идиот, успокойся! Это не твоё дело! – её голос срывался, не смотря на довольно уверенный тон, и с каждой секундой Эл всё чаще сглатывала, стараясь сдержать слёзы.

 

- Какого хрена я должен быть спокойным, если ты сейчас заревёшь, и я знаю из-за кого! Мне тупо смотреть на тебя, обнимать и приговаривать «всё, хорошо»? Я тебе не твоя сопливая подружка!

 

- Дебил! Ты чё из мухи слона делаешь?! Он ведь меня не…

 

- Да срать я хотел сделал он что-то с тобой или нет! – закричал я на весь дом до того, что даже, кажется, по стенам верхних этажей пролетело эхо. – Он пытался. Давай мне его адрес. Сейчас же. – Добавил уже тихо, протягивая руку и стараясь ещё сильнее не напугать и без того дрожащую сестру.

 

- Что за тупая мужская привычка: чуть что - сразу бить морду… Я думала, что хоть у геев этого нет! Не дам я тебе ничего.

 

- Не дашь – я возьму сам. Я прекрасно знаю, где лежит твоя записная книжка и мне ничего не стоит заглянуть в неё. – Я сам удивился своему тихому и ровному голосу, хотя внутри всё уже кипело на пределе и от её обидных слов в мой адрес и от того, что могло бы случиться с моей сестрой и этим озабоченным ублюдком, пока я нежился в отеле с Биллом и разглядывал настенную мазню.

 

Эл вдруг резко села на диван и спрятала лицо в ладонях. Её колени и пальцы дрожали. Нет… Я не верю, что всё закончилось так хорошо, как она утверждает. Девушки не рыдают и не трясутся в истерике, если просто отшили парня. Я прекрасно помню, как мне отказывали. Помню, как гордо поднимали носы или насмеивались, или просто опускали глазки и говорили, что не готовы. Но они не злились, не раздражались и уж ни в коем случае не истерили. Эти мысли тоже крутятся в голове, но нужно стараться их отогнать, по крайней мере для того, чтобы не разозлиться самому ещё больше.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.029 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>