Но то, о чем я говорю как о несоответствующем Писанию, — это настаивать на детальном рассказе о четком методе и этапах, которыми Дух Божий ощутимо действовал, впервые приводя душу в состояние спасения, как на элементе, необходимом для принятия исповедующего в полную любовь как истинного христианина; или, соответственно, из-за недостатка такого изложения, не принимать во внимание другие вещи в доказательстве, которое люди приводят в пользу своего христианства своим ближним, являющиеся гораздо более важными и существенными.
Во-вторых, для того чтобы мы могли правильно понимать, каким образом христианская практика является величайшим доказательством искренности исповедующего христианина, которое другие могут получить, необходимо помнить о том, что было сказано ранее и показывало, что такое христианская практика; и учитывать то, насколько она может быть видимой для других. Одно то, что человек, исповедующий христианство, является тем, кого можно обыкновенно назвать честным и моральным (то есть, не имеющим особых прегрешений или беззакония, в которых его можно обвинить, и которые могут быть пятном на его характере), не есть большое свидетельство искренности его исповедания. Это не дает его свету сиять перед людьми. Это не то дело и труд любви, проявленные ради имени Христа, которые давали апостолу такую уверенность в искренности исповедующих евреев (Евр. 6:9-10). Может быть так, что мы можем не видеть ничего в человеке, но он может быть хорошим человеком; в его жизни и разговоре может не быть заметным ничего, несовместимого с его добротой, но и может не быть никакого большого положительного доказательства того, что он таков. Но может быть сильное положительное явление святости в видимом поведении людей. Их жизнь может выглядеть как жизнь служения Богу: может казаться, что они следуют примеру Иисуса Христа и в большой степени отвечают тем превосходным правилам, содержащимся в главах 5—7 Евангелия от Матфея и в главе 12 Послания к Римлянам, а также во многих других частях Нового Завета; может быть сильное проявление их всемерного повиновения заповедям Христа и правилам Евангелия. Они могут выглядеть всесторонне исполняющими обязанности первой скрижали Закона, проявляя страх и любовь к Богу, а также всесторонне исполняющими правила любви к людям, любви к святым и любви к врагам; правила кротости и прощения, правила милосердия и благотворительности и учета не только своих собственных интересов, но и интересов других; правила делания добра душам и телам людей, отдельным людям и обществу; правила воздержания и умерщвления и смиренного разговора; правила обуздания языка и направления его для прославления Бога и благословения людей, показывающего, что в их языках — закон доброты. Они могут выглядеть имеющими христианское хождение во всех местах и во все времена, в доме Божьем, и в своих семьях, и среди своих ближних, в Господень день и ежедневно, в деле и в разговоре, с друзьями и врагами, с высшими, низшими и равными. Люди в своем видимом хождении могут выглядеть очень серьезно вовлеченными в служение Богу и человечеству, много трудиться и выкладывать себя в труде христианина и быть очень постоянными и стойкими в этом во всех обстоятельствах и искушениях. Могут быть большие проявления духа самоотречения и готовности страдать за Бога и Христа и дело религии, а также за благо своих братьев. В хождении человека могут быть большие проявления склонности, скорее, отказаться от всего, чем отказаться от Христа, и делать так, чтобы все уступало место Его чести. В поведении человека могут быть великие проявления того, что такая религия является его стихией, и что он полагает в ней свое наслаждение и блаженство; и его общение должно быть таким, что он может носить с собой сладкий аромат христианских добродетелей и небесного расположения, куда бы он ни ходил. И когда это присутствует у исповедующих христианство, то это такое свидетельство их искренности в своем исповедании для других, в сравнении с которым все другие проявления не стоит и сравнивать.
Несомненно, имеется большое разнообразие в степенях доказательства своей искренности, которые исповедующие демонстрируют в своей жизни и практике, как имеется и разнообразие в честности и ясности изложения людьми способа и метода своих переживаний; но, конечно, такая демонстрация христианского духа на практике, которая была описана, значительно превосходит самую прекрасную и яркую историю отдельных этапов и эпизодов опыта, которая когда-либо была рассказана. И вообще, демонстрация искренности христианского исповедания на практике гораздо лучше изложения переживаний.
В-третьих, в соответствии с тем, что было отмечено ранее, следует, однако, отметить, что никакие внешние демонстрации и внешние проявления, которые видимы миру, не являются безошибочными доказательствами благодати. Эти демонстрации, которые были упомянуты, являются наилучшими из тех, которые люди могут иметь; и они обязывают христиан принимать исповедующих как святых, любить их и радоваться в них как в детях Божьих и являются достаточными для того, чтобы дать им такую уверенность относительно них, которая необходима для того, чтобы руководить ими в их поведении, или для любой цели, которая должна быть выполнена в этом мире. Но ничто, видимое для них в их ближнем, не может быть достаточным для того, чтобы породить абсолютную уверенность относительно состояния его души, потому что они не видят его сердца и не видят всего его внешнего поведения; потому что многое из него тайно и сокрыто от глаз мира; и невозможно с уверенностью определить, как далеко человек может зайти во многих внешних выражениях и имитациях благодати из чуждых ей принципов. Хотя, несомненно, если другие смогли увидеть так много из того, что принадлежит к практике людей, как их собственная совесть может видеть это, то это может быть безошибочным свидетельством их состояния.
Итак, рассмотрев, христианскую практику как наилучшее доказательство искренности исповедующих, я теперь желаю
2. Заметить, что Писание также говорит о христианской практике как об отличительном и верном свидетельстве благодати для собственной совести людей. Это очень ясно из текста: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3). И о свидетельстве нашей совести в отношении наших добрых дел сказано как о факторе, который может дать нам уверенность в нашем благочестии: «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною. И вот по чему узнаем, что мы от истины, и успокаиваем пред Ним сердца наши» (1 Ин. 3:18-19). Также и в Послании к Евреям говорится о деле и труде любви христиан-евреев как о том, что сообщило апостолу убежденность в том, что они имели нечто, превышающее высочайшее общее озарение, а также как о доказательстве, которое давало им величайшую и верную надежду относительно себя самих: «Впрочем о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и держитесь спасения, хотя и говорим так. Ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послужив и служа святым. Желаем же, чтобы каждый из вас, для совершенной уверенности в надежде, оказывал такую же ревность до конца» (Евр. 6:9-11). Также апостол Павел увещевает галатов исследовать свое поведение и практику, чтобы они могли радоваться в себе в своем блаженном состоянии: «Каждый да испытывает свое дело, и тогда будет иметь похвалу только в себе, а не в другом» (Гал. 6:4). Псалмопевец говорит: «Тогда я не постыдился бы, взирая на все заповеди Твои» (Пс. 118:6), то есть, я был бы смел, и уверен, и непреклонен в моей надежде. А вот слова нашего Спасителя: «Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак по плодам их узнаете их» (Мт. 7:19-20). Хотя Христос приводит это в качестве правила, по которому нам следует оценивать других, однако в последующих словах Он ясно показывает, что Он также подразумевает и следующее как правило, по которому нам нужно оценивать других: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи!.. И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне… А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке» (Мт. 7:21-26). Позже у меня будет возможность упомянуть и другие тексты, показывающие то же самое.
Но для большей ясности в этом вопросе я хотел бы, прежде всего, показать, как христианская практика, делание добрых дел или хранение Христовых заповедей должны пониматься, когда Писание представляет их как верный знак для нашей совести того, что мы — истинные христиане. И, во-вторых, я докажу, что это главное из всех свидетельств, которые люди могут иметь относительно своего искреннего благочестия.
Во-первых, я хотел бы показать, как христианская практика, или хранение Христовых заповедей, должна пониматься, когда Писание представляет это как верное доказательство для нашей совести того, что мы — истинные христиане.
И здесь я желаю заметить, что мы не можем с разумным основанием предполагать, что когда Писание в данном случае говорит о добрых делах, добром плоде и хранении заповедей Христовых, оно касается чисто внешней стороны или движения и действия тела, не включая ничего другого и не имея отношения к целям и намерениям действующего лица или любого акта его разумения или воли. Ибо если рассматривать действия людей в таком плане, то они будут добрыми делами или актами послушания не в большей степени, чем регулярное движение часов, и они не могут приниматься как действия данного человека или как человеческие действия вообще. Действия тела, воспринимаемые так, являются актами послушания или непослушания не в большей степени, чем движения тела в конвульсиях. Но послушание и плод, о которых говорится, — это послушание и плод человека; и, таким образом, не только действие тела, но и послушание души, заключающееся в действиях и практике души. Не то, чтобы я полагал, что когда Писание говорит в данном случае о благодатных делах, плоде и практике, то в эти выражения включены вся внутренняя набожность и святость сердца, как принцип, так и проявление, как дух, так и практика; потому что в таком случае в этих вещах, приводимых как признаки благодатного принципа сердца, одна и та же вещь была бы дана как признак самой себя, и не было бы различия между корнем и плодом. Но только благодатное упражнение и святой акт души подразумевается и дается как признак святого принципа и благого положения. Также не имеется в виду каждый род внутреннего проявления благодати, но практическое проявление, то упражнение души и приведение в действие внутренней святости, которое имеется в акте повиновения; или то приведение в действие ума и акта благодати, которое начинается и заканчивается тем, что называют императивными актами воли, в которых душа повелевает и приказывает что-то сделать и совершить на практике.
Здесь для более ясного понимания я хотел бы заметить, что есть два рода проявлений благодати.
Первое. Есть те, которые называют присущими актами, то есть, те проявления благодати, которые остаются внутри души, которые начинаются и заканчиваются в ней, без какой-либо непосредственной связи с чем-то, что должно делаться внешне или совершаться на практике. Таковы проявления благодати, которые святые часто созерцают, когда проявление, которое в сердце, не переходит напрямую или не завершается в чем-то за пределами мыслей разума; однако они могут иметь тенденцию к практике (как и все проявления благодати) более отдаленно.
Второе. Имеется и другой вид актов благодати, которые в более строгом смысле называются практическими, так как они непосредственно касаются чего-то, что должно быть сделано. Они являются приведением в действие благодати в побудительных актах воли, руководящих внешними действиями. Так, например, бывает, когда из проявления добродетели любви святой подает чашу холодной воды ученику; или добровольно переносит преследования на пути своего долга непосредственно из проявления высшей любви ко Христу. Здесь видно приведение в действие благодати, производящей свой результат во внешних действиях. Эти проявления благодати практичны и производят добрые дела, не только в том смысле, что они имеют продуктивную природу (ибо таковы все проявления истинной благодати), но и в том, что они являются продуктивными актами. Это, по существу, проявление благодати в акте воли; и это, по существу, практика души. И душа является непосредственным исполнителем этой, и никакой другой, практики; движения тела вытекают из законов союза между душой и телом, которые Бог, а не душа, установил и поддерживает. Акт души и проявление благодати, которое выявляется в совершении добрых дел, — это само доброе дело, настолько, насколько душа вовлечена в него, или настолько, насколько это есть доброе дело души. Устремления воли — это поистине сами наши действия, настолько, насколько они являются, по сути, нашими, как отмечает Доддридж (Doddridge).* В эту практику души включены цель и намерение души, которая является действующей силой. Ибо мы не только не должны смотреть на движения статуи, поступающей справедливо или раздающей милостыни, как по часам, как на акты послушания Христу у данной статуи; но также никто не смог бы назвать добровольные действия человека, внешне и принципиально соответствующие заповеди Христа, именем послушания Христу, если он никогда не слышал о Христе или о какой-либо из Его заповедей или не имел мыслей о Его заповедях в том, что он делал. Если посмотреть на акты послушания и добрые дела не как на простые движения тела, но как на акты души, то должно быть понято все упражнение духа разума в действии вместе с целью, ради которой оно совершается, и отношением, которое душа имеет к Богу; в противном случае они не являются актами самоотречения, или послушания Богу, или служения, совершаемого для Него, а чем-то иным. Такие действенные проявления благодати, как те, которые я только что описал, многие мученики испытывали в высокой степени. И все истинные святые живут жизнью таких актов благодати, как эти; так как они все живут жизнью благодатных дел, для которых эти действенные проявления благодати являются жизнью и душой. И это то послушание и плод, на который Бог, главным образом, смотрит, так как Он смотрит на душу больше, чем на тело, поскольку душа в строении человеческой природы является высшей частью. Когда Бог смотрит на послушание и практику человека, он смотрит на практику души, ибо душа есть в Божьих глазах весь человек, так как Бог смотрит не так, как человек: Он смотрит на сердце.
И именно так послушание, добрые дела, добрые плоды должны пониматься, когда они даны в Писании как верное доказательство для нашей совести истинного принципа благодати: они включают послушание и практику души как предшествующие и управляющие действиями тела. Когда практика приводится в Писании как главное доказательство для других нашего христианства, это подразумевает то в нашей практике, что видимо для них, то есть, наши внешние действия; но когда практика приводится как верное доказательство нашего истинного христианства для нашей совести, тогда подразумевается то в нашей практике, что видимо для нашей совести; то есть, не только движение наших тел, но и приведение в действие души, которая руководит и управляет этим движением; и это более непосредственно находится под взглядом нашей совести, чем акт тела. И то, что таково намерение Писания, показывает не только природа и логика вещей, но ясно демонстрирует само Писание. Так, очевидно, что когда Христос в заключение Своей Нагорной проповеди говорит о делании или практике Его слов как о великом знаке того, что исповедующие суть истинные ученики, без чего Он уподобляет их человеку, который построил свой дом на песке, а если это присутствует, то Он сравнивает их с человеком, который построил свой дом на камне; то Он касается не только внешнего поведения, но и внутреннего упражнения разума в этом поведении; как видно из наблюдения за тем, на что указывают Его предыдущие высказывания, когда Он говорил о нашем делании и практике этого, и мы найдем, что они таковы: «Блаженны нищие духом; блаженны плачущие; блаженны кроткие; блаженны алчущие и жаждущие правды; блаженны милостивые; блаженны чистые сердцем; кто гневается на брата своего без причины; кто смотрит на женщину с вожделением; любите врагов ваших; не заботьтесь о себе», и другие подобные высказывания, которые подразумевают внутренние проявления; и когда Христос говорит: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21), Он, очевидно, особо касается этой заповеди, которая несколько раз повторяется в одной и той же речи (которую Он называет Своей главной заповедью), чтобы они любили друг друга, как Он возлюбил их (см. Ин. 13:34; 15:10,12-14). Но эта заповедь имеет отношение, в первую очередь, проявления разума или сердца, хотя и выраженного на практике. Так, когда апостол Иоанн говорит: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3), ясно, что он, главным образом, касается той же заповеди, как видно из последующих стихов (см. 1 Ин. 2:7-11; 2 Ин. 1:5-6); и когда нам в Писании говорится о том, что люди будут в последний день судимы согласно своим делам, и все получат соответственно тому, что они делали в теле, здесь не должны пониматься только внешние акты; ибо если бы было так, то почему же о Боге так часто сказано, что Он исследует сердца и испытывает внутренности, чтобы воздать каждому по делам его? «…И уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Отк. 2:23). «Я, Господь, проникаю сердце и испытываю внутренности, чтобы воздать каждому по пути его и по плодам дел его» (Иер. 17:9-10). Но если под его путями и плодами его дел подразумеваются только действия его тела, то для чего испытывать сердце и внутренности, чтобы узнать их? Езекия в своей болезни призывает свою практику как доказательство его права на Божье расположение, включая не только свои внешние действия, но и то, что было в его сердце: «О, Господи! Вспомни, что я ходил пред лицем Твоим верно и с преданным Тебе сердцем, и делал угодное в очах Твоих» (Ис. 38:3).
Хотя в этом великом свидетельстве искренности, которое Писание дает нам, то, что внутри, имеет большую важность, однако то, что внешнее, включено и подразумевается как связанное с практическим проявлением благодати в воле, руководящей и управляющей действиями тела. И, этим самым, действенно отсекаются все претензии, которые любой человек может иметь на доказательства благочестия, тогда как внешне он живет нечестиво; потому что великое доказательство находится в том внутреннем упражнении и практике души, которая состоит в актах воли, руководящей внешними актами. Но известно, что не бывает так, что эти руководящие акты воли направлены в одну сторону, а действия телесных органов — в другую; ибо неизменный закон природы таков, что они должны быть соединены, поскольку душа и тело едины, и органы не разрушаются до такой степени, чтобы быть неспособными на такие движения, которых требует душа. Так, было бы нелепо для человека заявлять, что повелением его воли было пойти на богослужение, тогда как его ноги понесли его в таверну или в притон разврата; или что его воля велела ему отдать монету, которая была в его руке, нищему, тогда как в тот самый момент он сжал монету в руке и отдернул руку.
Во-вторых, я приступаю к тому, чтобы показать, что христианская практика, взятая в том смысле, который был объяснен, является главным из всех доказательств спасительной искренности в религии для совести исповедующих ее, в значительной мере превосходящим метод первых обличений, озарений и утешений в обращении, или любых присущих открытий или проявлений благодати, которые начинаются и заканчиваются созерцанием.* Подтверждение этого видно из следующих аргументов.
АРГУМЕНТ I. Здравый рассудок ясно показывает, что те вещи, которые выявляют то, к чему люди действительно прилепляются и что предпочитают в своей практике, когда им предоставляется возможность следовать своему выбору и наклонностям, являются подходящей проверкой того, что они реально предпочитают в своих сердцах. Искренность в религии, как уже было замечено, состоит в том, чтобы поставить Бога на самое высокое место в своем сердце, выбирать Его превыше всего остального, иметь сердце, готовое все отдать ради Христа. Но действия человека являются подходящей проверкой того, что сердце человека предпочитает. Так, например, когда Бог и другие вещи оказываются стоящими в противоборстве, и Бог как бы поставлен перед человеком по одну сторону, а его мирской интерес или удовольствие — по другую (как часто бывает в ходе жизни человека), в таком случае его поведение, при котором он прилепляется к одному и оставляет другое, есть надлежащая проверка того, что он предпочитает. Искренность заключается в оставлении всего ради Христа в сердце; но оставить все ради Христа в сердце — это то же самое, что и иметь сердце, склонное оставить все ради Христа; но, несомненно, подходящая проверка того, имеет ли человек сердце, склонное оставить все ради Христа, — это положение, когда Христос и другие вещи ставятся как бы в состязание, чтобы он должен был действительно или практически прилепиться к одному и отказаться от другого. Оставить все ради Христа в сердце — это то же самое, что и иметь сердце, склонное оставить все ради Христа, когда оно будет призвано для этого; но высочайшее доказательство для нас самих и для других того, что мы имеем сердце, склонное оставить все ради Христа, когда оно будет призвано для этого, — это действительно делать это, когда мы призваны для этого, или настолько, насколько мы призваны для этого. Следовать за Христом в сердце — это значить иметь сердце, готовое следовать за Ним. Отвергаться себя в сердце ради Христа — это то же самое, что иметь сердце, готовое на самом деле отвергнуться себя ради Него. Главное и самое подходящее доказательство того, что человек имеет сердце, склонное к чему-либо, в отношении чего он имеет свободу следовать своим собственным наклонностям и делать это или не делать этого, как ему угодно, — это его реальное действие. Когда человек имеет свободу говорить или молчать, то самое подходящее доказательство того, что его сердце склонно говорить, — это его разговор. Когда человек имеет свободу ходить или сидеть спокойно, то самое подходящее доказательство того, что его сердце склонно к ходьбе, — это его ходьба. Благочестие состоит не в сердце, намеревающемся творить волю Божью, а в сердце, делающем это. Дети Израиля в пустыне представляют первый случай: «Приступи ты и слушай все, что скажет тебе Господь, Бог наш, и пересказывай нам все, что будет говорить тебе Господь, Бог наш, и мы будем слушать и исполнять. И Господь услышал слова ваши, как вы разговаривали со мною, и сказал мне Господь: слышал Я слова народа сего, которые они говорили тебе; все, что ни говорили они, хорошо. О, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня и соблюдать все заповеди Мои во все дни, дабы хорошо было им и сынам их вовек!» (см. Вт. 5:27-29). Израильтяне показали, что они имели сердце, намеревающееся соблюдать Божьи заповеди и быть очень устремленными в своем намерении; но Бог показывает, что это было далеким от того, чего Он истинно желал, в чем состоит истинное благочестие — в сердце, действительно хранящем эти заповеди.
Поэтому крайне абсурдно, и даже смешно, когда кто-либо утверждает, что он имеет доброе сердце, тогда как он ведет нечестивую жизнь или не приносит плода всесторонней святости в своей практике. Потому что фактически доказано, что такой человек не любит Бога превыше всего. Неразумно оспаривать простые факты и опыт. Люди, которые ходят путями греха, и при этом тешат себя тем, что они пойдут на небеса, или надеются быть принятыми впоследствии как святые люди, не имея святой практики, поступают так, будто они рассчитывают ввести в заблуждение своего Судью. Это подразумевается в словах апостола (он говорит о добрых делах и святой жизни людей, которые доказывают их право на вечную жизнь): «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6:7). Это то же самое, что и сказать: «Не обманывайтесь ожиданием того, что вы пожнете впоследствии вечную жизнь, если вы не сеете в Дух здесь; напрасно думать, что Бог будет обманут вами, что Его можно будет обмануть и поставить в тупик тщетными претензиями — вместо того доброго плода, которого Он ожидает; тогда как в вашей жизни перед Его лицом явно видно обратное тому, что вы утверждаете». В таком плане слово смеяться иногда употребляется в Писании. Так, Далида говорит Самсону: «Все ты обманываешь меня и говоришь мне ложь» (Суд. 16:13,10); то есть, «Ты сбил меня с толку, ты обманул меня, как будто меня можно легко обмануть тщетными утверждениями вместо правды». Так, сказано, что когда Лот сказал своим зятьям, что Бог уничтожит их город, «зятьям его показалось, что он шутит» (Быт. 19:14); то есть, им показалось, что он делает из них глупцов, как будто они — такие легковерные и наивные, что придадут значение устрашению. Но великого Судью, Чьи глаза — как пламень огненный, невозможно будет обмануть или ввести в заблуждение голословными претензиями без святой жизни. Если даже во имя Его люди пророчествовали и творили чудеса, и имели веру, так что они могли и горы передвигать, и изгоняли бесов, какими бы высокими ни были их религиозные чувства, и какое бы сильное подобие с истинной благодатью они ни имели, даже если их потаенное место было таким темным и глубоким, что никакое человеческое умение и исследование не было способно отыскать их; но если они — делатели или сторонники беззакония, они не смогут сокрыть свое лицемерие от Судьи: «Нет тьмы, ни тени смертной, где могли бы укрыться делающие беззаконие» (Иов. 34:22). Какой мудрый царь стал бы мириться с тем, что его обманывает и вводит в заблуждение какой-то подданный, который утверждает, что — верный подданный, и говорит своему царю, что он питает глубокие чувства к нему, и что в такое-то время он испытывал их и ощущал, что его чувства были сильно направлены к нему, и который приходит в надежде быть принятым и вознагражденным царем как один из его лучших друзей в данном случае, тогда как он живет, восставая против него, поддерживая какого-то претендента на его венец и время от времени подстрекая к мятежу против него? Или какой господин стал бы мириться с тем, что его надувает и обманывает какой-то слуга, который заявляет о великих переживаниях любви и почтения к нему в своем сердце и о сильном восприятии его достоинства и доброты к нему, тогда как, вместе с этим, он отказывается подчиняться ему, так что его господин не получает от него никакой пользы?
АРГУМЕНТ II. Как показывает здравый смысл, те же самые вещи, которые происходят в жизни, и которые выявляют, предпочитают ли люди Бога другим вещам на практике, и являются подходящей проверкой искренности и серьезности их сердец, представлены как надлежащее испытание искренности исповедующих в Писании. Там мы находим такие явления, которые названы именно этим именем: «испытания» или «искушения» (которые, как я отмечал раньше, являются словами с одинаковым смыслом). Вещи, которые выявляют, предпочитают ли люди Бога другим вещам на практике, — это трудности в религии, или те происходящие явления, которые делают практику долга трудной и пересекающейся с другими принципами, помимо любви к Богу; потому что в них Бог и другие вещи предстают перед людьми вместе для их действительного и практического выбора; и в результате мы не можем держаться и того, и другого, но одно или другое должно быть оставлено. И эти вещи на протяжении всего Писания называются искушениями, или испытаниями.* Они названы этим именем, потому что с их помощью проверяется и испытывается, каковы исповедующие, таковы ли они на самом деле, как они исповедуют и какими выглядят; и потому что в них реальность высшей любви к Богу подвергается испытанию опыта и факта; они являются надлежащими проверками, в которых поистине определяется на опыте, действительно ли люди имеют основательное расположение сердца прилепляться к Богу, или нет: «И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет» (Вт. 8:2). «И Я не стану уже изгонять от них ни одного из тех народов, которых оставил Иисус, когда умирал, — чтобы искушать ими Израиля: станут ли они держаться пути Господня?» (Суд. 2:21-22; 3:1,4; Исх. 16:4).
Писание, называя эти трудности в религии испытаниями, или искушениями, поясняет, что оно подразумевает под этим проверку, или испытание их веры: «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение» (Иак. 1:2-3). «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота» (1 Пет. 1:6-7). Так и апостол Павел говорит об этой важной обязанности расставаться с нашим богатством ради бедных как доказательстве искренности любви христиан (2 Кор. 8:8). И трудности в религии часто представлены в Писании как проверка исповедующих, таким же образом, как печь является подходящей проверкой для золота и серебра. «Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро. Ты ввел нас в сеть, положил оковы на чресла наши» (Пс. 65:10-11). «И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят серебро, и очищу их, как очищают золото» (Зах. 13:9). То, что имеет цвет и вид золота, помещается в печь, чтобы проверить, на самом ли деле это то, чем оно выглядит: настоящее золото или нет. Так и трудности в религии называются искушениями, потому что они испытывают тех, кто имеет исповедание и вид святых, чтобы выявить, на самом ли деле они — те, за кого они себя выдают: истинные святые.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |