– Ты выглядишь примерно так, как я себя чувствую, – проговорил негромкий голос над ухом. Рэйн вздрогнул и повернулся. Он умудрился не заметить, что он на палубе не один. Грэйг Тенира между тем свернул крохотный кусочек пергамента и спрятал его в рукав рубашки. – Не печалься, да и с чего бы тебе? – продолжал Грэйг, хотя сам хмурился. —Разве ты вскоре не поведешь Малту Вестрит на летний бал?… Что ж вздыхать-то?…
– Да так, мелочи всякие, – заверил его Рэйн. И попробовал изобразить улыбку: – Я разделяю ее тревогу насчет отца и пропавшего корабля. Согласись, есть о чем беспокоиться… Я-то надеялся, ее представление на балу станет незабываемым праздником. А оно окажется так омрачено случившимся…
– Попробую утешить тебя, – сказал Грэйг. – Знаешь, ведь «Кендри» привез известие, что спасательная экспедиция, которую они снарядили, уже отправилась из Удачного.
– Ага… Погоди-ка… Я ведь слышал, как твое имя упоминали, говоря об Альтии Вестрит. Значит, это она сама тебе сообщила? – И Рэйн мотнул покрытой вуалью головой в сторону Грэйгова рукава, куда тот только что спрятал записочку.
Грэйг коротко вздохнул.
– Она прощается со мной, уходя в плавание… Она возлагает на это путешествие большие надежды, но вот что касается совместного будущего… В общем, это очень дружеское письмо…
– Вот как. Да уж, дружелюбие иногда хуже всякой холодности!
– Именно. – И Грэйг потер рукой лоб. – Вестриты, они, знаешь ли… ну до того уж негнущиеся. И женщины у них все как одна просто ужас какие самостоятельные. Причем себе же во вред. Так и о Ронике Вестрит всегда говорили. И Альтия, видно, вся в мать пошла. Я это весьма болезненным способом выяснил…-И он одарил Рэйна горькой улыбкой. – Будем надеяться, с представительницей младшего поколения тебе повезет чуточку больше!
– Примет крупного везения покамест очень немного…-грустно пошутил Рэйн. – Но, думается, если я все-таки сумею завоевать ее, то победа окупит тяготы борьбы!
Грэйг покачал головой и отвел глаза.
– И я так думал насчет Альтии. Я и сейчас так, в общем, считаю… Вот только возможности выяснить это у меня, по-видимому, не будет!
– Но ты же возвращаешься в Удачный?
– Боюсь, я там не задержусь. Как только придем – сразу спрячусь под палубой и буду тихо сидеть, пока не окажемся в открытом море!
– А потом? – спросил Рэйн.
Грэйг дружески улыбнулся ему, но лишь безмолвно помотал головой.
– Ну и правильно. Чем меньше народу знает, тем и лучше, – согласился Рэйн. И стал смотреть на реку, где разбегался след корабля.
– Я хотел лично сказать тебе, как мы, семья Тенира, благодарны за поддержку, которую вы нам оказали, – проговорил Грэйг. – Одно дело – на словах обещать помощь. И совсем другое —рискнуть достоянием семейства!
Рэйн пожал плечами:
– Просто пришло время, когда жителям Удачного и Чащоб надо выступить плечом к плечу… или навсегда забыть, кто мы и что мы такое.
Грэйг тоже вглядывался в белеющий кильватерный след.
– Как тебе кажется, достаточно ли много нас выступит, чтобы победить? Мы же поколениями считали себя частью Джамелии. Все наши жизни так или иначе связаны со столицей. И дело даже не в языке и не в культурном наследии. Тут все наши обычаи: и еда, и одежда… и даже мечты о будущем. Как оторваться от всего этого и сказать: «Отныне мы – просто Удачный!» Какой смысл будем мы вкладывать в эти слова, что за ними будет стоять? Кем мы будем тогда?
Рэйн предпочел скрыть свое нетерпение. «Да какая разница», – подумал он про себя, вслух же выразился вежливее:
– На мой взгляд, мы просто признаем то, что привнесли в жизнь последние три или четыре поколения. Мы – народ Проклятых Берегов. Мы – наследники тех, у кого хватило мужества здесь поселиться. Они многим пожертвовали… и оставили нам в наследство подчас нелегкую ношу. О чем лично я, кстати, не жалею. Но и поступаться своим правом рождения в пользу тех, кто не желает разделить мою ношу, я не намерен. Я не хочу уступать свое место тем, кто знать не знает, чего нам все это стоило!
И он глянул на Грэйга, ожидая, что тот легко с ним согласится. Однако тот, напротив, разволновался. Он спросил тихо и так, словно сам стыдился вопроса:
– Слушай… а ты никогда не думал о том, чтобы просто положить на все – да и сбежать куда-нибудь?…
Некоторое время Рэйн лишь молча смотрел на него сквозь вуаль. Потом криво усмехнулся:
– Ты, кажется, позабыл, с кем разговариваешь…
Грэйг передернул плечами. Ему было неловко. Он сказал:
– Потому и спросил, что слышал – ты можешь сойти за обычного человека. Если захочешь. Ну а я… Временами, когда я надолго отлучаюсь со своего корабля, я, знаешь ли, задумываюсь… Что, собственно, меня тут держит? Чего ради я торчу в Удачном, зачем пытаюсь соответствовать образу правильного сына торговца? Некоторые, кстати, уже сожгли за собой мосты… Брэшен Трелл, например.
– Я с ним, кажется, незнаком…
– Правильно, да и откуда бы тебе. И скорее всего, не познакомишься. Его семья выгнала его из дома за беспутство. Когда я впервые про это услышал, я уж думал, тут и конец парню придет. А ему хоть бы хны! Приезжает и уезжает себе когда хочет, живет где пожелает и плывет туда, куда несет его ветер… Он свободен, вот в чем штука!
– Да, – сказал Рэйн, – но счастлив ли он?
– Он там… с Альтией. – И Грэйг покачал головой. – Ее семья непонятно как, но выбрала именно его командовать «Совершенным». И Альтию ему доверили…
– Если судить по тому, что мне известно об Альтии, ей не так уж и нужен мужчина-защитник!
– Она бы с тобой полностью согласилась, – вздохнул Грэйг. – А я не могу. Я имею основания думать, что Треллу случалось обманывать ее прежде… и как бы он снова не сделал того же. Вот что меня грызет, дружище. Ну и что, спрашивается? Я бросаюсь в погоню и возвращаю ее?… Я прибегаю к ним и кричу: «Я, я, я поведу твой сумасшедший корабль куда только скажешь, лишь бы быть рядом с тобой»? Нет… Я ничего этого не сделал. А Трелл сделал… И в этом еще одно различие между им и мной…
Рэйн почесал затылок… Неужели и там нечто новое выросло?…
– Ты, Грэйг, по-моему, приписываешь себе недостаток, который на самом деле следовало бы считать добродетелью. Ты знаешь, в чем состоит твой долг, и исполняешь его. Не твоя вина, если Альтия этого не ценит.
– Не в том дело. – Грэйг снова вытащил записочку из рукава, повертел в руках, сунул обратно. – Очень даже ценит. Хвалила меня за это, желала всех благ… Говорила, что восхищается мной… Такая вот плохонькая замена любви!
Рэйн попытался придумать, что бы на это ответить, но так и не смог.
Грэйг снова вздохнул:
– Что ж… Что толку воду в ступе толочь. Если дойдет-таки до войны против сатрапа, то все произойдет очень скоро. Ну и Альтия либо вернется ко мне, либо нет. Я, похоже, не очень-то во многом могу повлиять на свою судьбу… Плыву, как осенний листок по течению! – Он тряхнул головой и улыбнулся, словно застеснявшись собственных печальных речей. – Пойду на бак, поболтаю с Кендри… Идем?
– Нет. – Собственный ответ показался Рэйну резковатым, и он поспешно смягчил его: – Мне бы надо поразмыслить кое о чем…
И стал смотреть сквозь сероватую дымку вуали вслед Грэйгу, шедшему на нос корабля, к изваянию. А сам засунул руки поглубже в карманы. Даже будучи в перчатках, он не рискнул бы прикасаться к деревянным поручнями. Если сделать это, к нему обращался, ему буквально кричал что-то весь корабль… И тот, кто кричал, определенно звался не «Кендри».
Он и прежде путешествовал на живых кораблях, но ни с чем подобным не сталкивался. Это драконица что-то сделала с ним. Он не знал, что именно и каким именно образом, он просто боялся. Он и так нарушил свою договоренность с братом и матерью – нанес ей прощальный визит. Это был скверный поступок, но не мог же он просто взять и покинуть ее, даже не рассказав, как делал для нее все, что было в его силах. Он умолял ее отпустить его: она же видела, как он пытался помочь ей!… А она пообещала в ответ, что пожрет его душу. И прокляла, сказав: «Доколе я остаюсь пленницей здесь, Рэйн Хупрус, и тебе не видать свободы!» Она проникла в его разум и влилась в него, став его частью, точно темная прожилка в мраморе, и он более не мог понять, где кончается ее сущность и начинается его собственная. И это перепугало его гораздо больше, нежели все, что она до сих пор выделывала. «Отныне ты – мой!» – заявила она.
И как бы в подтверждение ее слов пол громадного покоя в тот же миг дрогнул. Это была всего лишь легкая дрожь земли, самое обычное дело на Проклятых Берегах. Но никогда еще подземный толчок не заставал Рэйна в чертоге Коронованного Петуха. Он увидел в свете факела, что покрытые фресками стены заходили ходуном, словно развевающиеся шпалеры. Рэйн кинулся наутек, всерьез испугавшись за свою жизнь, а в голове у него эхом отдавался хохот драконицы… И от него убежать было невозможно. Он мчался со всех ног, слыша кругом себя звуки, безошибочно свидетельствовавшие: коридоры не выдерживают и подаются. Падали каменные плиты, отовсюду раздавались жуткий шум и шорох осыпающейся земли. В конце концов Рэйн стрелой вылетел наружу и согнулся, упираясь руками в колени, силясь отдышаться, но даже и тогда его продолжало трясти. Землетрясение означало много тяжелой работы и назавтра, и в последующие дни. Придется расчищать засыпанные тоннели и коридоры. А если дело окажется совсем плохо, целые участки погребенного города окажутся заброшены. Во всяком случае, прежде чем возобновлять исследования, все надо будет очень тщательно проверить.
Как раз такой труд, который он всей душой ненавидел.
«Копай, копай, Рэйн Хупрус, – веселыми пузырьками прозвенел у него в мозгу голос драконицы. – Маши лопатой. Может, дороешься до стен этого города. Вот только границы твоего разума более не препона для меня и других таких же, как я…»
«Пустая угроза», – подумал он вначале. Да что она могла ему сделать такого, чего он по ее милости еще не перенес? Оказалось, очень даже могла. С тех пор ему снились драконы, драконы, драконы… Они ревели, схватываясь в битве, они растягивались на крышах домов, нежась на солнышке, они спаривались на верхушках величественных башен небывалого города… И Рэйн был всему свидетелем.
Не то чтобы это был жуткий кошмар. Нет. Всего лишь сон, только необыкновенно яркий и сложный. Драконы общались с существами, очень похожими на людей, но неуловимо отличавшимися от людей. Они были очень высокими, с глазами цвета меди либо лаванды, а оттенки их кожи не напоминали Рэйну ни один из народов, которые он видел наяву.
Наяву… Ох, знать бы, что теперь происходило во сне, а что наяву! Ибо его сны были гораздо убедительнее всего, что он видел вокруг себя днем. Он лицезрел города Старшей расы и, казалось, готов был вот-вот понять суть их истории. Он любовался шириной улиц и коридоров, лестницами с просторными плоскими ступенями, высокими дверьми, широкими окнами. Громадность зданий, которые они возводили, служила для удобства драконов, живших с ними в одном городе. Рэйн изо всех сил тянулся побродить по необыкновенным строениям, пристальней присмотреться к народу, заполнявшему рынки и плававшему по реке в ярко раскрашенных лодках… Тянулся – и не мог.
Потому что его сны не просто были посвящены драконам. Он сам был одним из них. Его племя взирало на своих двуногих соседей с терпимостью и любовью. Они не считали их равными себе. Их жизни были для этого слишком короткими, их интересы – слишком мелочными… Во сне Рэйн вполне разделял это мнение. Он принадлежал к культуре драконов, и спустя время их мысли начали окрашивать его собственные, причем не только во сне, но и наяву. Чувства же, которые они испытывали, были стократно сильнее всего, что ему доводилось прежде переживать. Каким бы жгучим ни было переживание человеческого существа, оно все равно было пустяком по сравнению со взаимной привязанностью пары драконов. Возлюбленный или возлюбленная были для драконов величайшим сокровищем. И не на годы – на целую жизнь!
Он стал смотреть на мир совершенно иными глазами. Возделанные поля стали лоскутным одеялом на теле земли. Реки, холмы и пустыни больше не могли его задержать. Дракон но малейшей своей прихоти мог совершать путешествия, которых человеку не осилить было за целую жизнь. Так Рэйн выяснил, что мир гораздо громадней – и в то же время гораздо меньше, – чем он себе представлял.
Проклятие же, которое несли в себе подобные сны, проявляло себя очень медленно и постепенно. Он совсем не отдыхал во сне и просыпался так, словно и не спал вовсе. Его притягивала и влекла та, другая жизнь, часы же бодрствования становились временем недовольства и беспокойного ожидания. Собственное существование внушало ему лишь отвращение. Усталость накапливалась, спутывая его по рукам и ногам. Он жаждал сна, но сон не приносил ему отдыха. Он все время хотел лишь одного – забраться в постель, отбросить опостылевшую человеческую оболочку и снова окунуться в величественный и прекрасный драконий мир. Жизнь наяву превратилась для него в вереницу тусклых, безрадостных дней. И единственными мыслями, которые что-то еще пробуждали в его сердце, были мысли о Малте. Но, даже думая о ней, он все равно не мог сбросить проклятие драконицы. Блеск черных волос Малты, которыми он так восторгался, превращался для него в блеск чешуи черной драконицы, и это было лучшее сравнение, которое он мог придумать.
И, оттеняя все его мысли и сновидения, порою почти неразличимый, но в то же время неумолчный, звучал шепот драконицы, заживо погребенной в покое Коронованного Петуха. «Они ушли навсегда, навсегда, навсегда. Их нет более. Великие, прекрасные, разноцветные – все они умерли. Умерли по твоей вине, Рэйн Хупрус. Твоя леность и трусость стали причиной конца. А ведь ты мог вызвать к новой жизни их мир! Но ты предпочел ко всему повернуться спиной…»
Это была его главная мука, его непрестанная пытка. Она в самом деле верила, будто в его власти было вернуть истинных драконов в этот мир!…
А когда он ступил на борт «Кендри», чтобы ехать в Удачный, пытка приобрела еще более изощренную форму. «Кендри» был живым кораблем, в основной части своей состоявшим из диводрева. Много поколений назад предки Рэйна вколотили клинья в огромное бревно диводрева, хранившееся в чертоге Коронованного Петуха. Они раскололи необъятный ствол и постепенно распилили и расщепили его на доски. В том числе был вырезан особенно большой целый кусок, из которого впоследствии изваяли носовую фигуру.
А мягкотелое, недоразвитое создание, обнаруженное в недрах бревна, безо всяких церемоний вывалили на холодный каменный пол…
Каждый раз, думая о том, как это происходило, Рэйн ощущал внутреннюю судорогу. И помимо воли гадал, корчилось ли оно?… Силилось ли, не обладая дыханием, закричать от отчаяния и боли?… Или, как на том настаивали мать и брат, это был всего лишь древний труп, нечто давным-давно ссохшееся – и не более?…
Но, если семейству Хупрусов в самом деле нечего было стыдиться, почему все касавшееся диводрева держалось в таком страшном секрете? Даже другие семьи торговцев из Дождевых Чащоб не были прикосновенны к тайнам бревен диводрева. Да, захороненный город считался их общей собственностью, но торговые семьи давным-давно поделили его на, так сказать, зоны влияния. Так и вышло, что к Хупрусам отошел чертог Коронованного Петуха со всей его более чем странной начинкой. Хоть плачь, хоть смейся – в те далекие времена гигантские бревна были сочтены хламом, мало на что пригодным. Рэйну всегда внушали, будто их необыкновенные свойства были обнаружены благодаря случаю. Правда, каким именно образом произошло столь знаменательное событие, доподлинно выяснить ему так и не удалось. Даже если кто-либо из ныне живущих членов семьи и знал эту историю, от Рэйна ее утаивали.
А вот «Кендри» не утаивал ничего. Носовое изваяние являло собой симпатичного, улыбчивого юнца. Никто лучше него не знал нрава реки Дождевых Чащоб, и в прежние времена Рэйн не упускал случая с ним побеседовать. Но с тех пор, как Рэйна поразило проклятие драконицы, носовое изваяние более не могло выносить его присутствия рядом. Стоило Рэйну приблизиться – и Кендри сразу переставал улыбаться, а потом и дар речи терял. Лицо милого юноши становилось не то чтобы враждебным, скорее настороженным. Он забывал про все окружающее и пристально следил только за Рэйном. И конечно, столь странное поведение не укрылось от команды «Кендри». Никто не осмелился расспрашивать, но повышенное внимание к своей персоне Рэйн чувствовал непрестанно. С тех пор он перестал появляться на баке.
Но, сколько ни волновался Кендри в присутствии Рэйна, чувства, испытываемые самим Рэйном, были куда острее и глубже. Ибо Рэйн знал: там, в глубине, за фасадом улыбчивого лица молодого красавца, в самой сути диводрева, укрывался дух свирепого дракона. И стоило Рэйну заснуть – хотя бы задремать, сидя в кресле, – дух, погребенный в корабле, тотчас был тут как тут. Он ярился и скорбел по всему, что было так жестоко отнято у него. Он гневался на судьбу, которая лишила его крыльев и заменила их хлопающей парусиной. А вместо благородных когтей, предназначенных хватать добычу, у него теперь были слабенькие мягкие лапки с пальчиками, словно вырезанными из каких-то вялых клубней!… Тот, кто некогда гордо именовал себя повелителем трех стихий, вынужден был теперь ютиться на поверхности воды. Его носили туда-сюда безмозглые ветры, а на нем и внутри него кишели двуногие – ну точь-в-точь черви, облепившие умирающего кролика. Невыносимо!…
Корабль знал – вне зависимости от того, осознавала ли это знание улыбчивая носовая фигура. А теперь знал и Рэйн. И он понимал, что дух, заключенный в деревянных костях «Кендри», жаждет отмщения. Рэйн очень боялся, как бы его присутствие на борту живого корабля не вызвало к жизни эти глубоко погребенные воспоминания. Как знать, что еще сотворит Кендри, если древняя память вдруг всплывет к поверхности его разума? И на кого в первую голову падет его месть?
Как бы не ополчился он всей своей яростью на потомка тех, кто некогда выбросил его, нерожденного, из колыбели…
Серилла стояла на палубе корабля. Рядом с нею двое крепких калсидийских матросов поддерживали сатрапа. Вернее, он лежал распростертым на носилках, на скорую руку сооруженных из весел и парусины. От морского ветра его щеки слабо румянились. Серилла ласково улыбнулась ему:
– Позволь мне говорить от твоего имени, государь. Тебе надо бы поберечь силы. А кроме того, наши будущие собеседники – всего лишь простые моряки. Ты еще скажешь свое слово, когда придет время выступать перед Советом торговцев.
Как она и ждала, он ответил благодарным кивком.
– Скажи им… Просто скажи им, что я хочу как можно скорее сойти на берег с корабля. Мне нужна теплая комната с хорошей постелью, свежая пища и…
– Тише, тише. Не переутомляйся, государь. Позволь мне тебе послужить. —И она наклонилась еще уютнее подоткнуть толстое одеяло. – Обещаю: надолго я не задержусь.
Вот это была и в самом деле правда святая. Лишнего задерживаться Серилла ну никак не собиралась. Она была намерена убедить людей с удачнинского корабля забрать к себе в город только ее саму да сатрапа. Все равно брать с собой кого-то еще из сатрапского окружения было бессмысленно. Еще наговорят чего-нибудь, что смутит и обеспокоит торговцев. Нет уж. Известия, услышанные самыми первыми, всегда западают в душу сильнее всего. А Серилла собиралась говорить весьма убедительно… Она выпрямилась, кутаясь в плащ. Для такого случая она очень тщательно подбирала одежду. И даже выговорила себе время, чтобы сделать какую следует прическу. Она желала выглядеть царственной, но в то же время простой и даже мрачноватой. Помимо видимых украшений носки ее туфель были набиты несколькими парами лучших сережек из запасов сатрапа. Что бы ни случилось – прозябать в бедности у нее никакого намерения не было!…
На калсидийского капитана, который стоял и хмурился неподалеку, она старательно не обращала внимания. Она подошла к поручням и, хотя корабли еще разделяла изрядная полоса воды, постаралась перехватить взгляды стоявших там, на борту. Носовое изваяние удачнинского корабля свирепо таращилось на нее. Когда же оно шевельнуло руками, а потом с вызовом скрестило их на груди, Серилла тихонько ахнула. Живой корабль! Настоящий живой корабль!… Прожив много лет в Джамелии, она своими глазами так ни одного и не увидела. Матросы-калсидийцы подавленно забормотали и стали осенять себя священными знаками, долженствовавшими, согласно их вере, отгонять нечистого духа. Серилла почувствовала, как их суеверный страх придает ей новые силы. Сама-то она ничего потустороннего не боялась. Выпрямившись во весь рост, она набрала полную грудь воздуха и заговорила, используя особые приемы, чтобы голос разносился подальше:
– Я – Серилла, Сердечная Подруга государя сатрапа Касго! Я посвящаю свои ученые занятия Удачному и его истории. Решив путешествовать сюда, государь избрал меня в спутницы. И вот теперь, будучи ослаблен болезнью, приключившейся с ним в пути, он велит мне говорить с вами и должным образом приветствовать вас. Не пришлете ли шлюпку, чтобы я могла исполнить приказ государя?
– Всенепременно!… – тотчас отозвался толстяк в необъятной желтой жилетке. Однако стоявший рядом с ним бородач лишь мотнул головой:
– Помолчи, Рестар. Ты тут не начальник. Эй!… Подруга! Так ты поднимешься к нам на борт? Одна?
– Да, одна. Чтобы передать вам волю сатрапа. – И Серилла широко развела руки, раскидывая полы плаща. – Я женщина, и я безоружна. Позволите ли вы мне перейти к вам на борт и говорить с вами? А не то, боюсь, может произойти самое прискорбное непонимание…
Они стали советоваться. Серилла наблюдала за ними. Она нимало не сомневалась, что они разрешат ей взойти к ним на корабль. И тогда самое худшее, что с нею может произойти, – это если они вдруг вздумают взять ее в заложницы. Но пусть даже и так, лишь бы только убраться поскорее с этого адского корабля… Она стояла неподвижно, высокая и прямая, и ветер понемногу потрошил ее замысловатую прическу, на которую было положено столько трудов. Серилла ждала.
Наконец бородач вернулся к фальшборту. Судя по всему, это был капитан живого корабля. Он ткнул пальцем в сторону калсидийского капитана:
– Ладно, давайте ее сюда в шлюпке! Двое на веслах – и никого более!
Услышав это, капитан (и тут Сериллу даже зазнобило от ослепительного восторга!) посмотрел сперва на нее и потом только – на сатрапа. Неужели ее бывший мучитель наконец осознал, что она оказалась при власти – и немалой?… Серилла призвала сама себя к осторожности и поспешно опустила глаза. В самый первый раз ее ненависть к капитану сравнялась по силе с ее страхом перед ним. «Если так дело пойдет, – пронеслось у нее в голове, – глядишь, настанет день, когда я покончу с тобой…»
Стоило достичь договоренности – и дальше дело пошло быстро. Ее спустили в шлюпку, как будто она была не важной персоной, а скорее грузом. Сама лодочка показалась ей опасно маленькой. Она так и плясала на волнах. Она взлетала и падала, между тем как прямо за бортом начинались огромное и пугающее море. Когда они достигли удачнинского корабля, навстречу Серилле спустился юный матрос. Она чуть со страху не померла, когда пришлось подняться в шлюпке на ноги. Но вот волна подняла шлюпку на должную высоту, и матрос, дотянувшись, попросту подхватил ее одной рукой. Проделал он это с легкостью и ловкостью кота, извлекающего из-под буфета зазевавшуюся мышь. Он не сказал ей ни слова и не дал даже секунды, чтобы оглядеться и прийти в себя. Он просто полез с нею вверх по штормтрапу. Ей показалось —помчался бегом!
Достигнув палубы, он наконец-то поставил ее на ноги. У нее так шумело в ушах, а сердце до того колотилось, что она даже не сразу расслышала, как бородач-капитан представлял ей своих спутников. Потом все замолчали и стали смотреть на нее, и она поняла, что настал ее черед говорить. Серилле опять стало страшно. Страшно было стоять здесь, среди незнакомцев, на палубе живого корабля. Джамелия вдруг отодвинулась так далеко, как будто ее и вовсе не существовало. Серилла стала заново вызывать ее к жизни посредством магии слов.
– Я Серилла, Сердечная Подруга государя сатрапа, – повторила она. – Он предпринял длительное путешествие, дабы выслушать ваши жалобы и по каждой принять решение. – Она обвела взглядом лица мужчин и увидела, что ее слушают с напряженным вниманием. – Увы, – продолжала она, – по дороге сюда государя и немалую часть его спутников поразила тяжкая болезнь. Понимая, насколько серьезно его положение, государь предпринял меры, дабы задуманное им увенчалось успехом, вне зависимости от того, что произойдет с ним самим…-Она запустила руку глубоко под плащ, нащупывая потайной кармашек, который сама соорудила там накануне ночью. Вытащила свернутый пергамент и подала его бородачу: – Сим документом государь назначает меня своим постоянным чрезвычайным и полномочным послом в вашем городе. Даруя мне таким образом право говорить от его имени…
Судя по выражению лиц, отнюдь не все ей поверили. Тогда она решила рискнуть сразу всем, но не допустить, чтобы они усомнились, надо ли принимать ее всерьез. Она округлила глаза и умоляюще посмотрела на бородача. И сказала, понизив голос, как бы из страха, что ненавистные калсидийцы могут услышать:
– Пожалуйста… И я, и сатрап – мы оба думаем, что его жизни грозит серьезнейшая опасность. Подумайте, торговцы! Разве он наделил бы меня подобными полномочиями, будь он полностью уверен, что сможет живым добраться на берег? Если только это возможно, надо непременно забрать его с этого проклятого калсидийского корабля и как можно скорее укрыть под защитой вашего города…
И она с ужасом оглянулась на калсидийское судно.
– Ни слова более, – предостерег капитан. – Все, что надо сказать, будет сказано перед Советом торговцев Удачного. Мы немедленно пошлем за ним шлюпку. Как ты думаешь, выпустят ли они его из рук?
Она беспомощно пожала плечами:
– Я могу лишь просить вас попытаться…
Капитан нахмурился:
– Должен предупредить тебя, госпожа… Многие в Удачном обязательно решат, что вы с ним просто идете на хитрость, пытаясь завоевать наше расположение. Мы тут, знаешь ли, не то чтобы прямо истекаем любовью к сатрапии, поскольку вы там не…
– Да ладно тебе, торговец Керн! Хватит расстраивать нашу гостью. Госпожа Подруга, пожалуйста, позволь мне сказать. Я почту за счастье и честь предложить государю сатрапу гостеприимство дома Рестаров. И, хотя между нами, торговцами, на данный момент есть некоторые разногласия, я уверен: очень скоро у тебя не будет повода сомневаться, что гостеприимство Удачного превосходит все самые невероятные рассказы о нем. Позволь для начала пригласить тебя, госпожа, прочь с этой продутой всеми ветрами палубы в уют гостиной нашего любезного капитана. Идем же, и не страшись ничего! Торговец Керн сейчас отправит шлюпку за нашим сатрапом. А ты насладишься чашкой горячего чаю и расскажешь нам о своих приключениях в пути!
Как ни удивительно, было даже нечто греющее душу в милой уверенности толстяка, что перед ним была всего лишь беспомощная и доверчивая женщина. Серилла приняла его руку и позволила увести себя прочь.
ГЛАВА 30
РАЗБОРКА
– Еще увижу, что ее сумка из-под койки торчит, – право слово, убью!!!
Альтия перекатилась на пол-оборота на своей койке и довершила оборот, перебирая локтями. Проклятая койка была до того узкой, что даже толком повернуться было нельзя! Располагалась же она наверху, так что Альтия смотрела на Янтарь сверху вниз. Резчица – с недавнего времени корабельный плотник – стояла подбоченившись и зло смотрела, сжав зубы, на сумку с пожитками Йек. Дышала Янтарь так, словно только что лазила вверх-вниз по снастям.
– Утихни, – предупредила Альтия. – Переведи дух. Скажи себе, что на самом деле все это чушь и не имеет никакого значения. Все дело в том, что тут слишком тесно, а Йек винить не за что. – И Альтия улыбнулась: – А потом возьми да и пни ее сумку что есть мочи!… Сразу полегчает. Это я точно тебе говорю.
Янтарь вскинула голову и некоторое время смотрела на нее глазами прозрачными и холодными, как камень, давший ей имя. Потом молча повернулась и от души саданула ногой баул Йек, глубоко загнав его под койку. Вздохнула – и опустилась на свою лежанку, располагавшуюся непосредственно под той, что занимала Альтия. Альтия слышала, как ее подруга возилась внизу, пытаясь устроиться хоть с какими-нибудь удобствами.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |