Переводчик: Гришина Анастасия. 3 страница

Я слышал этот вопрос уже миллион раз, но не думаю, что можно когда-либо привыкнуть к тому, что тебя не узнает твой родственник.

– Думаю, да, – сказал я.

– Мне его не хватает, – сказала бабушка, и ее глаза наполнились грустью. – Он больше меня не навещает. Раньше он писал для меня истории. – Ее лицо снова начало проясняться.

– Правда? – спросил я.

– Я даже помню самую первую историю, – сказала она, улыбаясь. – ‘Жил-был мальчик’. – Она засмеялась.

– Я тоже ее помню, - сказал я. Это может прозвучать странно, но мне было приятно, что это воспоминание уцелело.

– Я тогда сказала ему, что ее не мешало бы немного развить, и на следующий день он принес мне продолжение: ‘Жил-был мальчик, который мечтал летать'.

Я совершенно об этом позабыл.

Совершенно позабыл.

– Я волнуюсь за него, – сказала бабушка, вновь став серьезной. – Он изменился за последние годы. Мне кажется, его родители на грани развода, вот увидишь. Раньше он был таким счастливым, но теперь в нем слишком много негативной энергии. Иногда личное грозовое облако может стать смертоносным.

Она подошла к окну, качая головой, и выглянула на улицу, в сад. Несмотря на болезнь Альцгеймера, она все еще была способна выдавать меткие замечания. Обернувшись, она, казалось, хотела добавить еще что-то, но, встретившись со мной взглядом, потеряла мысль.

– Ты знаком с моим внуком? – спросила она снова.

– Думаю, да, – ответил я.

Бабушка пожала плечами и вернулась к вязанию.

Я закончил выполнять свое задание, но остался, пока не стемнело – мне не хотелось уходить. Мне редко доводилось видеть бабушку, посещая бабушку, так что, мне хотелось взять от этого визита как можно больше.

В конце концов она уснула, и я решил, что мне пора, но ее слова не выходили у меня из головы всю дорогу до дома. Да, во мне сидит обида и усталость, и едва ли я этим наслаждаюсь, но несчастен ли я? А могу ли назвать себя счастливым? У меня есть план как стать счастливым в будущем, но как быть с настоящим? Какова моя жизнь на данный момент? Я не привык жить здесь и сейчас.

Домой я приехал без четверти десять. На кухонном столе стояли новые флаконы из аптеки с препаратами, выписанными по рецепту, и я порадовался, что мама выходила из дома, пусть и под влиянием лекарственной ломки. Она сидела во внутреннем дворике, глядя на звезды, пьяная вдрызг.

– Ну и где ты был? – спросила она.

– В Мюнхене, – сказал я.

Она закатила глаза.

– Кому-то достаются женихи и результаты ультразвукового исследования, а у меня есть только умник-сынок, которого, начнем с того, я вообще не хотела.

Может показаться, что это было невероятно грубо с ее стороны, но я привык к пьяным причитаниям матери. Видимо она столкнулась с какой-то беременной женщиной в аптеке, вот и вспылила. Все, что напоминает ей об отце - больная тема.

– Я не был желанным, а? – сказал я.

– Не стоит пытаться спасти брак рождением ребенка – не срабатывает, – продолжила она. – Я могла стать кем-то! Могла стать фармацевтом! Но вместо этого осела дома, думала, это то, чего я хочу, то, чего он хочет.

– Никогда не поздно что-то поменять в своей жизни, мама, – сказал я ей.

– Уже много лет как слишком поздно, – сказала, точнее, пробормотала она. – Тебе хорошо говорить, Карсон. Ты молод и наивен. Все твои планы: уехать из города, выбиться в люди – все еще кажутся достижимыми. И ты не должен от них отказываться как можно дольше.

После этих слов ее глаза увлажнились.

– Спокойной ночи, мама, – сказал я и вернулся в дом. Побоялся, что, послушав ее бормотание еще какое-то время, я мог ей поверить.

Похоже, бабушка – не единственный человек в моей жизни, болтающий чушь. К счастью, близко к сердцу я принимаю лишь слова женщины с болезнью Альцгеймера.

Спокойной ночи. Слава богу, сегодня пятница.

6 глава

Я ненавижу понедельники всеми фибрами души. Так что я был не в настроении с самого утра. Все началось в эпицентре человеческой фрустрации. Именно! На школьной парковке.

Я уже был готов поставить машину на свое парковочное место (о чем даже сигнализировал указателями поворота, что бессмысленно), как вдруг здоровенный джип появился из ниоткуда и занял его. Не вдави я сию же секунду педаль тормоза, от меня и моей машины и мокрого места не осталось бы.

За рулем была девчонка из команды по софтболу. Она не замечала ничего и никого вокруг, за исключением трех подружек, которых привезла в школу, и дряной музыки, орущей из колонок.

Но даже не это взбесило меня больше всего. Меня добила наклейка на бампере ее машины: 'ЭТО ДЖИП – ТЕБЕ НЕ ПОНЯТЬ'.

Внутри меня словно загорелся невидимый фитиль. Я вышел из машины, с шумом хлопнув дверцей, и подошел к ее окну.

– Эй! – я постучал по стеклу. Она посмотрела на меня сверху вниз, выдавив из себя какой-то звук, и снова повернулась к друзьям. – Я знаю, что ты меня прекрасно слышишь! У машины нет крыши!

– Я могу тебе чем-то помочь? – протянула она в нос.

– Да, можешь, – сказал я. – Мне вот интересно, чего это я не понимаю?

– Чё? – переспросила она. Вот тупица, даже не могла по-человечески произнести “что”.

– Наклейка на бампере, – сказал я. Я что-то не догоняю. Что именно мне не понять, раз я не веду себя за рулем как Крокодил Данди?

– Парень, тебе, кажется, нужно сменить тампон, – сказала девушка из джипа, и ее подружки расхохотались.

– Но я не смогу его сменить, если буду мертв, – прокричал я. (Да, это было тупо). – Научись нормально водить!

Я вернулся в машину и нашел другое свободное место.

Так вот, как я уже говорил, я встал не с той ноги, и ничто в этот день уже не было способно изменить мое настроение. Мне оставалось лишь выживать как обычно, среди подросткового невежества. Каким-то придуркам хватило ума накормить Пипто-Бисмолом * чаек во время ланча, и после этого весь двор был в птичьем помете. Бедные уборщики.

Наконец пришло время журналистики. Я возлагал на нее все свои надежды, моля, чтобы хоть она скрасила этот день. Я надеялся, что Дуэйн посмотрел 'Непредумышленное убийство' снова, и на этот раз запомнил что-то. Надеялся, что Вики написала, по крайней мере, о том, что облачно. Надеялся, что Мэлори изменила хотя бы по одному слову в переписанных ею предложениях.

Мой дедушка, когда еще был жив, говорил: наполняя одну чашу надеждами, а вторую – дерьмом, посмотри, какая из них перевесит первой.

Без толку мне было надеяться. Эти засранцы опять пальцем о палец не ударили.

– Нам завтра печататься, а никто из вас ничего не написал! – сказал я.

– Я подобрала эти фотографии, – поправила меня Мэлори, демонстрируя пачку распечатанных из интернета фото с кошками. Понятия не имею, что она собиралась со всем этим делать.

– Кто-нибудь из вас вообще приходит сюда по собственному желанию? – задал я вопрос.

– Я прихожу, – сказала Мэлори, взмахнув фотографиями.

– Что ж, похоже, мне в очередной раз придется провести тут всю ночь, выполняя за вас вашу работу, – сказал я.

– Давай ты уже прекратишь нас отчитывать? – выпалила Вики. – Кому какое дело! Все равно никто не читает Хроникал!

– В театральном кружке из него делают папье-маше, – сказал Дуэйн.

Я резко повернулся в его сторону. Неужели он говорил правду? Видимо, да – он не настолько смышленый, чтобы нарочно такое придумать. Когда до меня дошел весь смысл его слов, я замолчал. Я не мог себе позволить выглядеть уязвленным перед ними.

По звонку они разбежались, словно тараканы. Вики задержалась. Мне было невыносимо видеть ее взгляд – полный жалости. Что может быть унизительнее жалости от девушки-гота?

– Карсон, чего ты так переживаешь? – спросила она у меня. – Оно... того не стоит, понятно?

Она ушла вслед за остальными, и я остался в кабинете журналистики в одиночестве. На время я задумался над ее словами. Она-то конечно не видит смысла в моем фанатизме. А вижу ли его я? Является ли на самом деле выпуск никому не нужной школьной газеты надежным фундаментом для будущей карьеры?

– Да просто я не могу себе позволить сидеть без дела, – отметил я про себя. Пожалуй, признаваться самому себе в уязвленных чувствах мне было еще тяжелее, чем демонстрировать их окружающим.

Я решил просто перевыпустить один из номеров прошлого месяца. Раз уж никто не читает Хроникал, то никто и не заметит. Но потом понял, что сделав это, я признаю свое поражение перед ними, и черта с два я это допущу.

Так что последние четыре часа после школы я провел тут, в журналистском классе, вымучивая новый выпуск 'Кловер Хай Хроникал'.

К слову о мучениях, мне уже полтора часа как хочется по-маленькому. Господи, надеюсь, туалеты еще открыты.

7 глава

В общем... я минут двадцать тупо пялился в дневник, не находя слов, чтобы описать случившееся только что в мужском туалете... Хотя, по правде говоря, я все еще не понял до конца, что это было.

Я шел по коридору (когда все расходятся по домам, нет смысла называть его канавой) в туалет. Обычно я остаюсь в школе последним, поэтому меня обрадовал тот факт, что он был все еще открыт... но, как оказалось, не одного меня.

Стоило мне войти, до моего уха донеслось хихиканье (да-да, хихиканье!) и стоны. О да, кто-то развлекался в таком месте! Ничего отвратительнее и представить нельзя, не так ли?

Я пригнулся и увидел две пары ног. Прокашлявшись, я дал понять любовничкам из кабинки, что они больше не одни. Для них это стало полной неожиданностью и привело к панике. Мне казалось, я слышал перешептывания среди общего шороха, но к тому, что я увидел после, я никак не был готов.

Из кабинки, натягивая брюки, вывалились Николас и Скотт.

НИКОЛАС ФОРБС и СКОТТ ТОМАС!!! Сделайте глубокий вдох, если понадобится - мне понадобилось. Давайте вместе: вдох... выдох... Полегчало? Мне тоже.

Ладно, я всегда знал, что это лишь вопрос времени, и рано или поздно я застукаю Скотта, изображающего доктора в туалете с каким-нибудь дружком с Гриндр *, но то, что он был с Николасом Форбсом, Принцем Кловерским... Блииииин, у меня слов нет.

Вот уж повезло, что я не взял с собой карандаш. Потому что мне хотелось выколоть себе глаза.

– Джентльмены. Вынужден признать, вы меня шокировали. Позабавили, но шокировали! – сказал я, как только обрел дар речи.

Николас побледнел так, что практически стал виден насквозь. Скотт же выглядел лишь раздраженным из-за того, что их прервали.

– Ты ведь никому не скажешь? – спросил Николас, глядя на меня, и в его взгляде смешалось напополам 'мы ведь друзья, не так ли?' и 'вот черт, мне конец!'.

– Да пожалуйста, пусть рассказывает. Нам плевать! – сказал Скотт.

– Заткнись, Скотт! – сказал Николас, украдкой глядя на меня. – Мои родители не должны узнать. Мой отец знаком с Мишель Бахман *. Они отправят меня в лагерь, в котором молятся по четырнадцать часов в сутки.

– Послушайте, Кегни и Лейси, * – сказал я, благородно улыбаясь. – Я знаю, каково быть изгоем. И никому бы не пожелал испытать это на себе. Поэтому я никому не скажу.

– Вот и чудненько, - сказал Скотт, почти что разочарованный моим благожелательным настроем.

– Спасибо, – сказал Николас, на лицо которого начали возвращаться краски.

Меня задело то, что они решили, будто я разболтаю всем их секрет. Я все-таки издаю газету, а не таблоид со сплетнями. Внезапно мне на ум пришел куда лучший способ обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу, нежели публичная огласка.

– Но, – продолжил я, и они снова притихли, – Раз уж я буду держать свой рот на замке относительно вашей, как бы это сказать... неспособности держать рот на замке, – я жестом показал минет, хотя, думаю, им и так было понятно, что я имел в виду, – Возможно, вы могли бы оказать мне ответную услугу.

Скотт посмотрел на меня с ухмылкой. Кажется, он решил, что я делаю им какой-то пошлый намек (стоит уточнить, в этой ухмылке читалось 'ага, размечтался', что меня снова оскорбило).

– Сколько денег ты хочешь? – спросил Николас, доставая бумажник.

– О, имей хоть немного самоуважения, – сказал ему Скотт.

– Оставь свои вонючие деньги себе, Николас, – сказал я, а затем прищурился. – Но знаете, что могло бы пригодиться 'Хроникам Кловера'? Финансовая колонка и еженедельные новости от театрального клуба.

Они переглянулись, а затем снова уставились на меня.

– Ты хочешь, чтобы мы писали для твоей дурацкой газеты? – сказал Скотт, негромко рассмеявшись.

Мое выражение лица не должно было оставить сомнений в том, что я не шучу.

– Как долго? – спросил Николас.

– Пока мы не закончим школу и наши пути-дороги не разойдутся, – ответил я.

– Да я скорее сам расскажу всей школе, – сказал Скотт, одаривая меня недобрым взглядом.

– Да заткнись ты, Скотт! – сказал ему Николас.

– Будешь и дальше при нем со мной так разговаривать? – сказал Скотт.

– Мы согласны, – сказал Николас.

Я хлопнул рукой об руку, как будто только что заключил важную сделку.

– Джентльмены, подточите свои карандаши, – сказал я.

Итак, начиная со следующей недели, Николас Форбс и Скотт Томас официально присоединятся к команде Кловер Хай Хроникал! Я все еще не могу оправиться от шока. Вот что значит оказаться в нужном месте в нужное время! Хвала небесам, а ведь у меня даже не День рождения!

Я понимаю, принуждение двух парней-геев к занятию, которое им не по душе, под страхом разоблачения - это несколько жестоко (ого, неужели я этим и правда занимаюсь?), но на самом деле все не так ужасно, как кажется. И позвольте донести до вашего сведения: я выступаю за равенство.

Мне все равно, кто ты: гей, натурал, бисексуал, черный, белый, фиолетовый, кот, собака, голубь - если ты относишься ко мне по-свински, то и ответное отношение будет таким же. А эти парни именно так ко мне и относились уже долгое время.

Да им вообще повезло, что это именно я застукал их во время их туалетных “перешептываний”; в противном случае, все могло закончиться весьма плачевно. В этом городе не слишком благосклонно относятся... ну, ко всяким таким.

Как бы то ни было, снимаю перед ними шляпу. Им удалось обрести друг друга в помойной яме школы Кловера, что для меня мистика какая-то. В некотором смысле, это даже вдохновляющий пример. Демонстрирующий, что тебя всегда ждет кто-то/что-то, только не пройди мимо.

Вообще-то все, что связано с сексуальностью, в моей жизни - неисследованная пока что зона. Я считаю, что значение секса сильно преувеличено. Право слово, неужели действительно нужно ставить его в основу всех ТВ-шоу и фильмов? Людям/персонажам вообще больше нечем заняться?

Меня это так достало, что я просто перестал смотреть и шоу и кино. Покажите мне хоть один фильм, предназначенный для моего поколения, в котором освещался бы поиск себя, постановка и достижение жизненных целей, и я от радости запрыгаю. Сейчас все только о том, кто с кем спит, об эрекциях и отверстиях, о натуралах и не натуралах, бла, бла, бла... Надоело.

Я тоже как-то на протяжении недели подозревал себя в гомосексуальности (мне кажется, каждый хоть раз в жизни с этим сталкивался). Но, в конце концов, пришел к выводу, что дело просто в окружающих меня представительницах противоположного пола, которые, как одна, мне противны. Ну правда, с кем я могу перепихнуться на заднем сидении? С Реми? Мэлори? Мисс Шарптон? (Не буду продолжать список. Меня и так уже замутило).

И потом, неужели я хочу свой первый сексуальный опыт разделить с кем-то из Кловера? С тем, с кем я так или иначе буду поддерживать неловкую связь до конца жизни? Зачем мне все эти усилия и переживания, если я могу справиться и сам?

Но опять-таки, я не считаю себя вечным девственником, просто я - проницательная личность.

Знаете, кто меня привлекает? Рэйчел Мэддоу. * Я понимаю, что слишком молод для нее, да и вообще она играет за другую команду, но хотите знать, почему именно она - объект моих фантазий? Потому что интеллект - это сексуально. Меня заводит умение думать.

По правде говоря, большую часть жизни имея удовольствие наблюдать за ссорами родителей, я не уверен, что вообще верю в отношения. Мне нравится независимость во всех аспектах жизни... Но лучше мне остановиться, я уже начинаю звучать как асексуал или хронический дрочила. Кажется, взросление в такой обстановке наложило на меня неизгладимый отпечаток.

Ну да ладно, уверен, у меня еще будет время подумать об этом. Вернусь к этому как-нибудь потом, а в этом году у меня есть дельце поважнее. А теперь, когда я заполучил Николаса и Скота в 'Хроникал', шансы растут!

Вот черт, мне все еще хочется по-маленькому. Но потерплю уже до дома - в тот туалет я больше ни ногой.

8 глава

Я сегодня заработал задержку после уроков в наказание. Что ж, не в первый раз, и не в последний.

На истории государства преподаватель задал вопрос: “Кто скажет, администрацию какого президента сравнивали с Камелотом?”

– Клинтона? – предположил Джастин Волкер, сидящий по соседству.

– Не, то был Кончелот, – сказал я, задорно рассмеявшись над собственной шуткой. Кроме учителя ее больше никто и не понял. Но откуда у учителя истории взяться чувству юмора?

– Подойдите ко мне после урока, мистер Филлипс, – сказал он.

Так что после того, как он закончил лекцию о значимости разветвления власти и отпустил с полдюжины ужасных шуток, тщетно пытаясь установить контакт с подростками, я подошел к его столу.

– Ну и? – сказал я. Мой тон мог быть и повежливее.

– Ваша шутка показалась Вам уместной, мистер Филлипс? – сказал он.

– Нет, – сказал я. – Но вероятно, все же лучшей в истории Америки. – Снова никакого чувства юмора.

– Мистер Филлипс, сколько раз я уже говорил, что Ваши остроты, подобные этой, совершенно недопустимы... – он продолжал говорить. Я его не слушал.

– Послушайте, Вы сами посадили Джастина Волкера рядом со мной, – сказал я. – Со времен начальной школы учителя подбрасывали мне эту подлянку, и я никогда не жаловался. Всем почему-то кажется, что интеллект заразен, и нужно сажать вместе идиотов и умных учеников, но вместо этого я каждый день ощущаю снижение своего IQ.

– Что Вы хотите этим сказать? – спросил он.

– Раз уж система образования так печется об учениках, из которых все равно не выйдет толку, почему бы не делать исключения и для таких как я? – пояснил я свою мысль. – Это мой способ усвоения информации – саркастический.

– Мистер Филлипс... – он вздохнул и потер глаза. Кажется, я могу стать причиной его раннего ухода на пенсию.

– Вы хотите сказать, что моя шутка была хуже Вашего сравнения трех ветвей власти с 'Тремя балбесами'? * – спросил я. – Моя шутка хотя бы имела под собой реальные исторические факты.

– Ступай, Карсон, – сказал он, указав мне на дверь.

Я думал, моя постоянная борьба с окружающим миром продолжится и на английском, но, придя туда, я обнаружил на своем столе записку. Она была написана на стикере в форме сердечка, и гласила:
'Привет, светлая голова, я дозвонилась до Северо-Западного. Зайди ко мне в консультационный центр как сможешь. Обнимаю, мисс Шарптон.'

Я тут же сорвался с места и побежал туда, даже не предупредив учителя, что ухожу. Да и какая в этом необходимость, не думаю, что обсуждая 'Гамлета', мы могли бы прийти к чему-то, о чем еще не догадались за последние четыреста лет.

Я вбежал в кабинет мисс Шарптон, чувствуя себя так, будто готовился узнать результаты теста на беременность.

– Вам ответили в Северо-Западном?! – прокричал я.

Мисс Шарптон чуть со стула не свалилась.

– Ты напугал меня до чертиков! – сказала она. Я застал ее во время ланча, она поглощала сэндвич, который был в два раза больше ее самой. Она радостно указала на огромный зеленый стакан с эмблемой Кловерского колледжа. – Я получила стакан для сока! – оживленно сообщила она мне. – Эксклюзивная вещица!

Мне это было по барабану; думаю, она это поняла по выражению моего лица.

– Да, да, мне ответили, – сказала она. – Там все такие-растакие деловые, меня даже поставили на ожидание, когда я позвонила.

– И? – сказал я, взглядом умоляя ее уже перейти к сути.

– Ну, я так и не узнала, принят ты или нет, – сказала она как бы меду прочим. – Но тот, с кем я разговаривала, сказал, что участие в клубах и редактирование школьной газеты в наши дни ничего не гарантируют.

Черт.

– Если хочешь произвести на них впечатление, тебе нужно предложить что-то еще, – продолжила мисс Шарптон.

– Например? – спросил я.

– Хм, я тут где-то записала... – сказала она, глядя на меня с раздражением из-за прерванного ланча.

Я посмотрел на нее взглядом, говорившим: “К черту твой ланч, речь о моем будущем. Сэндвич может и подождать”.

– Так, посмотрим, – произнесла она, перебирая бумажки. Она достала ту, на которой была искомая запись. – Ты можешь написать роман, сборник стихотворений... Дальше не могу разобрать, что я тут написала.

– Я не писатель романов и не поэт. Я журналист, – напомнил я ей.

– Я знаю, знаю, – сказала она, пародируя мою интонацию. – Ты журналист. Может, литературный журнал?

– Литературный журнал? – переспросил я.

– Да, это тебе не газета, которая есть почти у каждой школы. Журнал, полный твоих работ и работ других учеников, продемонстрирует, что ты способен не только писать сам, но и вдохновлять на это других, – сказала она до ужаса обнадеживающим тоном.

Про себя я чертыхался. Но, подобно капитану, обнаружившему, что корабль следовал по неверным ориентирам, я немедленно решил изменить направление. Даже если это увеличит мои шансы всего на одну восьмую процента, все равно стоит попытаться. И так как принимать решения о зачислении в Северо-Западном начнут уже 15 ноября, нужно поторопиться.

– Хорошо, я попробую, – произнес я вслух. – Но что я должен сделать?

– А мне-то откуда знать, как создается литературный журнал, – пробормотала мисс Шарптон с набитым ртом. – Но для начала получи разрешение от директора, он иногда такой засранец... – Она покраснела, что совсем не шло к ее розовым одеждам. – Я... не должна была это говорить...

Я ничего не ответил. Моя голова уже была занята планом действий.

– Ладно, – сказал я, направившись к двери. Я чувствовал, что хочу сказать мисс Шарптон что-то еще, но никак не мог понять, что же. “Спасибо”, – сказал я, вспомнив. Давненько же я не использовал это слово.

Я побежал со всех ног в административную часть здания.

– Тебе нужен пропуск! – сказал мне новенький дежурный.

– Отвали, – ответил я и побежал дальше.

Ну и как я должен был получить разрешение от директора? Он не слишком-то сговорчивый тип.

Директор Гиффорд – самый высокий человек из всех, что я встречал, бывший Американский Гладиатор *, наверняка не очень довольный своим нынешним положением директора.

Если посмотреть в его глаза, можно заметить, что он постоянно борется с собой, проговаривая в уме установки, данные ему на занятиях про управлению гневом. Должно быть, утомительно слышать днями напролет у себя в голове голос, говорящий: 'Вдохни... выдохни... сосчитай до десяти...'

Мы с ним не очень-то ладим с тех пор, как я пытался убедить его сделать чтение 'Хроникал' обязательным для всех учащихся и преподавательского состава школы. Наша дискуссия затянулась на два месяца, за время которых я отправил ему 1893 электронных письма.

Тогда я не добился своего, но все еще готов бороться.

Я ворвался к нему в кабинет, в котором, помимо стола, находились лишь разбросанные гантели, но там никого не было, кроме мисс Гастингс, его секретарши.

Мисс Гастингс молода и красива, вообще-то, слишком молода, чтобы быть школьным секретарем. Когда я вижу ее, мое воображение рисует мне, что она жила в большом городе, но, застукав своего парня за совершением убийства, вынуждена теперь прятаться от него в этом городке... Не знаю, почему именно это.

– А где мистер Гиффорд? – спросил я.

– Вы только что разминулись, - сказала она. – Он пошел на прием к урологу.

У нас обоих расширились глаза.

– То есть, к зубному, – сказала она, покраснев.

– И когда он вернется? – спросил я с отчаянием.

– Теперь уже только завтра.

– Но у меня тут вопрос жизни и смерти. Мое будущее решается, – сказал я ей.

Она посмотрела на меня с легкой опаской: “Ну, ты можешь попробовать догнать его, пока он не уехал. Возможно, он все еще на парковке...”

Когда она договаривала последние слова, я уже выбегал за дверь.

Прибежав на парковку, поначалу я его нигде не видел, и сердце мое упало. Но потом я заметил какое-то движение и понял, что по ошибке принял директора за дерево.

– Директор Гиффорд! – окликнул я его.

Он остановился и обернулся. Увидев меня, он поспешил к своей машине ускоренным шагом.

– Директор Гиффорд! Мне нужно с вами поговорить! – прокричал я и побежал за ним. – Не делайте вид, что не слышите меня!

– Мне не до тебя. Чего тебе, Филлипс? – сказал он, тяжело вздохнув. – Я уже сказал тебе, что не могу заставить учителей английского раздавать 'Хроникал' или любое другое издание.

– Это никоим образом не касается 'Хроникал', – сказал я, поравнявшись с ним. – Я хочу организовать школьный литературный журнал.

Он начал тихо смеяться.

– Почему Вы смеетесь? – спросил я.

– Знаешь, – сказал он мне. – Делай свой литературный журнал, да хоть охотничий - мне все равно. Но не проси у меня финансирования. У школы нет денег.

Об этом я и не подумал. Обычно я просто беру бумагу из учительской, пока никто не видит, чтобы печатать газету, но тут может потребоваться гораздо больше, особенно если я хочу впечатлить Северо-Западный. Возможно, мне потребуется обратиться в Kinko’s. *

К тому же, мне нужно будет организовать что-то вроде рекламной кампании, или пресс-релиз, чтобы вся школа узнала о выходе журнала...

– Хорошо, - сказал я. – Но я бы хотел проанонсировать это на завтрашнем мероприятии. – Я решил, что это будет неплохой старт.

Он начал качать головой.

– Это займет три секунды! – сказал я.

– Ладно, – проворчал Гиффорд. – Забавы ради посмотрю на это.

– Здорово, спасибо, – сказал я, неловко удаляясь. Мне не очень-то легко даются все эти благодарности.

Меня переполняло радостное возбуждение, которым не терпелось поделиться с командой журналистского класса.

– У меня для вас отличные новости, – сказал я им на занятии. – Помимо 'Хроникал' и Клуба Писателей, теперь я буду заниматься еще и литературным журналом. Потрясающе, да?

Повисла мертвая тишина. Все смотрели на меня так, будто я только что сообщил им, что болен проказой.

– Вау, – сказал Дуэйн. – А ты не ищешь легких путей.

– А я еще считала себя мазохистом, – пробормотала Вики.

– Америка очень красиво, – заявил Эмилио.

– Спасибо, я тоже очень за себя рад, – сказал я. – И я дам всем желающим в школе шанс продемонстрировать их литературные работы. Так что если у кого-то из вас есть что предложить, помимо журналистских статей, вы знаете, где меня найти.

– Могу я предложить свои истории о детях, живущих на необитаемом острове без взрослых? – с энтузиазмом спросила Мэлори.

– Нет, Мэлори, – ответил я. – Потому что это 'Повелитель мух'.

Она поникла, а вместе с этим пропал и мой боевой настрой. В тот момент я понял, что мне придется непросто. По дороге домой, между размышлениями и сомнениями, я пытался придумать, как убедить маму дать мне денег на создание журнала (басков двести, ничего особенного). Я подумывал спрятать ее таблетки, а потом продать обратно, но наш дом слишком мал, чтобы в нем что-то прятать. Видимо, оставалось лишь попросить искренне.

Зайдя в дом, я был ошеломлен увиденным. Везде было убрано. Все поверхности были протерты, ковер - пропылесошен, а из раковины пропала гора грязной посуды.

Но что удивило меня еще сильнее, так что то, что мама и саму себя привела в порядок. Приняла душ и надела нормальную одежду.

Разумеется, она была пьяна и полулежала на диване, благодаря чему я все-таки не сомневался, что попал к себе домой, но перед этим она явно привела себя в форму.

– Мам, что тут случилось? – спросил я. – Городская инспекция по чистоте нагрянула что ли?

– Твой отец нагрянул, – с грустью произнесла она. – Теперь мы официально разведены. Видимо, пару лет назад я так и забыла отослать ему по почте подписанные документы. И сегодня он принес мне на подпись новые.

– Что?! – сказал я, с трудом переваривая информацию.

– Какая же я дура, я решила, что он просто решил посмотреть, как мы тут, – сказала она, но я не обращал на нее внимания. – Что с тобой?

– Все это время я считал себя ребенком из распавшейся семьи, в то время как моя семья была всего лишь неблагополучной, – сказал я разочарованно.

– Если тебя это утешит, – сказала мама, – напомню, что ты не был желанным.

Я пожал плечами.

Не могу поверить, что лишь визит отца заставил маму снова выглядеть человеком. Думаю, нужно ловить момент и попросить у нее денег после ужина.

Дата добавления: 2015-11-04