|
Рождество.
- Старая ворчунья! - Папа отказывается признать поражение. - Я его
быстренько починю.
Но телевизор упорно не желает чиниться.
- Ну и ладно, кому нужно смотреть дурацкий телевизор? Будем играть в
разные игры, болтать и развлекаться своими силами. Устроим настоящее
старинное Рождество в кругу семьи...
- Я завтра утром посмотрю в справочнике, - шепчет мне Анна.
- Конечно, дело, возможно, вовсе не в телевизоре, - говорит папа. -
Может быть, испортился передатчик. Или обрыв на линии из-за сильного
ветра...
- Того гляди, вообще электричество отключится, - говорю я. - Ни
телевизора, ни тепла, ни света, ни еды...
- Ну, об этом тебе нечего волноваться. Ты и так давно уже ничего не
ешь, - говорит папа.
Неожиданно он стал серьезным. И Анна тоже смотрит на меня. Господи, я
не выдержу допрос в испанской инквизиции на тему питания, особенно сейчас. И
тут звонит телефон - какое облегчение! Я бросаюсь к аппарату. Наверное, это
Дэн. Интересно, давно они с семейством приехали? Не терпится узнать все его
новости. Столько времени прошло! Интересно, его нелепая прическа не стала
получше? Хуже-то уже некуда.
Но это вовсе не Дэн. Это какой-то горемыка пытается продать нам по
телефону двойные оконные стекла. Он говорит так быстро, что я никак не
успеваю его прервать, хотя все это совершенно бесполезно: в нашем коттедже
хоть тройные стекла вставь, все равно теплее не станет, а изолироваться от
транспортного шума тоже бессмысленно, на эту гнусную грязную гору заберется
разве что какой-нибудь случайный трактор.
- Извините, вы зря теряете время, - говорю я и вешаю трубку.
- Что ж ты так с Дэном? - удивляется папа. - Я думал, он тебе вроде как
нравится. Думал, может, ты из-за этого впала в меланхолию. Думал, он
позвонит, ты и развеселишься.
- Значит, ты ошибся, только и всего, - говорю я. - Между прочим, это
был не Дэн. Это какой-то тип, продающий двойные оконные стекла, понятно?
Ладно, раз телевизора не будет, пойду спать пораньше.
Я вылетаю из комнаты и слышу, как Анна стонет: "Разве можно быть таким
бестактным?", а папа бурчит: "Откуда же я знал, что это не Дэн? И почему,
вообще, он не звонит Элли?"
Не знаю я, почему он не звонит. Я думала, в канун Рождества он станет
названивать с самого утра, но - ничего подобного. Улучив минуту, когда папа,
Анна и Моголь находятся наверху, я быстро поднимаю трубку - проверить,
может, телефон тоже накрылся вслед за телевизором. Нет, работает. Позже Анна
обзванивает все окрестности в поисках мастера, который согласился бы
приехать и починить телик. Безуспешно.
- Не отчаивайтесь. Съезжу, приглашу Деда Мороза, - говорит папа и
запрыгивает в машину.
- Я тоже хочу к Деду Морозу, - галдит Моголь, но папа велит ему
оставаться с нами.
Сто лет проходит, а папы все нет. За это время вполне можно было
сгонять в Исландию и обратно.
- Считается, что за городом готовит папа, - сердится Анна, взбивая яйца
для омлета.
Время ланча давно прошло, и Моголь кричит, что умирает с голоду, а мы
тихо свихиваемся от его воплей.
Я чувствую, что тоже умираю с голоду. Сегодня я сумела увильнуть от
завтрака - просто сунула гренок в карман, когда никто на меня не смотрел, а
потом потихоньку выкинула в мусорное ведро. Но омлеты у Анны такие пышные и
сочные. Если сунуть омлет в карман, все потечет по ноге прямо в носок. Анна
готовит первоклассные омлеты - и ведь от яиц не очень толстеют... Правда,
там еще молоко, и масло, и сыр, а к омлету подается хлеб с хрустящей
корочкой. Два куска.
Наконец приезжает папа, весь красный, как настоящий Дед Мороз, и точно
так же выкрикивает: "Хо-хо-хо!" Он купил новенький переносной телевизор. И
четыре порции рыбы с жареной картошкой.
- Мы уже поели, глупенький, - говорит Анна, обнимая его.
- Я тоже перехватил пива с мясным пирогом в пабе. Но ведь сейчас
Рождество. Можно позволить себе два ланча, - говорит папа.
Анна замечает выражение моего лица.
- Не хочешь есть - не надо. Ничего страшного, Элли, - быстро говорит
она.
Но рыба с картошкой так замечательно пахнет! Папа начинает открывать
пышущие жаром пакетики, а у меня начинают течь слюнки. В Лондоне жареная
рыба с чипсами часто разочаровывает - какая-то отмокшая, вялая и вся покрыта
застывшим жиром, а здешняя, из долины, такая вкуснотища! Белоснежная рыбка в
чудном хрустящем тесте и солененькие золотистые чипсы. Я только крошечку
попробовала - и пропала. В итоге слопала полностью свою порцию да еще
половину порции Моголя, который быстро устал. Два с половиной ланча!
Едва закончив, я прихожу в ужас. Собственное обжорство и безволие мне
глубоко противны. Пояс джинсов врезается в туго набитый живот. Мне хочется
распороть этот живот, выгрести оттуда всю еду. Ну... Это я как раз могу
сделать. Только по-быстрому.
Ванная наверху - слишком рискованно. Домик такой маленький, кто-нибудь
обязательно услышит. Но есть еще древняя уборная во дворе, мы ею
пользовались, когда только купили дом и папа еще занимался обустройством
внутреннего туалета. Я всегда боялась дворовой уборной. Там темно, никогда
не знаешь, не шмыгают ли над головой пауки, невозможно толком рассмотреть
кошмарное деревянное сиденье и мерзкую вонючую дыру. Я ни разу не решилась
сесть там по-человечески - боялась, вдруг внизу бегают крысы и какая-нибудь
из них выглянет подышать воздухом да и укусит за попу.
Но одно преимущество у этой доисторической сантехники все-таки имеется.
Когда я добираюсь до нее, продравшись через заросли сорняков, от нестерпимой
вони меня тут же выворачивает наизнанку, не надо даже совать палец в горло.
Процесс ужасен. Ужас, ужас, ужас. Сердце стучит, как отбойный молоток,
слезы льются рекой. Вот уже все кончилось, но мне не полегчало. На
подгибающихся ногах выбираюсь на свежий воздух, плещу себе в лицо
сомнительной водой из старой ржавой дождевой бочки. Сейчас дождя нет, но
можно надеяться, что от резкого ветра щеки у меня снова порозовеют.
Возвращаюсь в дом, но от запаха оберток от рыбы с картошкой, которые
Анна сворачивает в комок, тошнота снова подступает к горлу.
- Элли? Тебе нехорошо?
- А? Да нет. Все в порядке.
- Куда ты ходила?
- В ту жуткую уборную во дворе. В нормальном туалете засел Моголь, а
мне было срочно нужно, - говорю я. - Так что, папа запустил новый телик?
Я бочком продвигаюсь мимо нее в гостиную, но Анна удерживает меня за
локоть.
- Элли, ты ужасно выглядишь.
- Вот спасибо!
- Ты белая как полотно. Тебя тошнило?
- Нет.
- Ты уверена? От тебя пахнет кислым.
- Сколько комплиментов! Сначала ты говоришь, что у меня ужасный вид,
потом - что от меня воняет. Потрясающе! - Я пытаюсь шутить, но на глаза
наворачиваются нелепые слезы, а губы сами собой начинают лепетать: - Я знаю,
что выгляжу ужасно, не обязательно все это размазывать. Я - просто жирная
уродина, я знаю. Неудивительно, что Дэн меня разлюбил, ему лень даже прийти
повидать меня, когда между нами всего-навсего эта дурацкая гора, считалось,
что он с ума по мне сходит, но этого чувства и на пять минут не хватило,
правда же, а теперь...
- А теперь? - с нажимом повторяет Анна.
Из гостиной доносится мультяшная музыка и победный вопль Моголя:
- Уоллес и Громит!
- Эй, девчонки, идите смотреть телевизор!
- Пойдем, - говорю я, шмыгая носом. - Папа так старался, ездил за ним.
- Нет. Через минуту. Давай выясним все, не откладывая. - Анна
по-прежнему не пускает меня. - Элли. - Она делает глубокий вдох.
- Ну что?
- У тебя будет ребенок?
- ЧЕГО???
Я выпучиваю на нее глаза в полнейшем обалдении.
- Я давно уже собираюсь с духом, чтобы задать тебе этот вопрос. Я
говорила себе, что слишком тороплюсь с выводами. Я ничего не сказала папе.
Обещаю, что не скажу, пока ты мне не разрешишь. Имей в виду, в этом ничего
такого нет. То есть, конечно, никто подобного не планировал и нужно
рассмотреть все варианты, но все-таки это не конец света. Мы как-нибудь
справимся, что бы ты ни решила. А решать тебе - только тебе, Элли, ведь это
твой ребенок.
- Анна. Послушай меня. Не будет у меня никакого ребенка.
- Ну, что ж, если ты так решила...
- Да я не беременна! Анна, у тебя крыша, случайно, не поехала? Ребенок?
У меня? - И вдруг у меня перехватывает горло. - Господи, это из-за того, что
я такая толстая?
- Нет! В последнее время ты сильно похудела, но я думала, это потому,
что ты нервничаешь, ты несчастна оттого, что Дэн не проявляется.
- Дэн? Ой, Анна, ты же не думала, что Дэн - отец ребенка! - Это
настолько дико, что я начинаю хохотать.
Анна, не удержавшись, тоже хихикает.
- Слушай, у нас с Дэном вообще ничего такого не было. Ну, целовались
там, и больше ничего. Как ты могла подумать?..
- Я понимаю, это кажется невероятным. Но ты должна признать, в
последнее время ты замкнулась в себе, грустишь, ничего не ешь, тебя тошнит,
ты вдруг стала бояться, не пополнела ли ты... А потом, я не могла не
заметить, что ты в этом месяце не прикасалась к своей коробке с
"Тампаксами". Я знаю, это у тебя пока нерегулярно, но когда все сложилось
вместе... Ах, Элли, ты даже не представляешь, как я рада, что неверно
подвела итог!
Она стискивает меня в объятиях и вдруг настораживается:
- Все-таки от тебя пахнет кислым!
- Прекрати! Не заводи все сначала!
Анна отстраняет меня на длину руки, смотрит прямо в глаза.
- В чем дело, Элли?
- Ни в чем.
- Перестань. Ты уже с каких пор сама не своя.
- Ну, ладно. Я себе не нравлюсь. Я хочу стать новым человеком.
- А мне нравилась прежняя Элли, - говорит Анна. - Ты как будто погасла.
Такая бледная, измученная. Я, наверное, с ума сошла, что поддержала тебя с
той глупой диетой. Ты очень похудела.
- Нет, неправда, даже и не начала. Я все еще жутко толстая, посмотри! -
Я с отвращением дергаю свою одежду.
- Сама посмотри. - Анна приподнимает мой толстый джемпер.
- Анна, пусти, - вырываюсь я. - Хватит меня разглядывать.
- Ты очень сильно похудела! Я и не замечала, насколько сильно. Господи,
Элли, у тебя не анорексия?
- Конечно, нет. Посмотри, сколько я лопаю. Вот сегодня - целых два
обеда.
- Да, наверное... Разве только... Элли, скажи честно, ты не вызвала у
себя рвоту?
Сердце гулко стучит, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза.
- Анна, честно, остановись. То у меня ребенок, то анорексия, теперь
булимия!
- Прости, прости. Я совсем запуталась. Насчет Дэна. Ты говоришь, вы
больше не дружите?
- Не знаю. Я не знаю, дружим мы или нет, потому что я уже не знаю,
сколько времени не видела Дэна.
- Женщины, кончайте вы трепаться в кухне, сколько можно? - Папа
просовывает голову в дверь. - Пошли смотреть телевизор, раз уж я его
приволок.
- Идем, идем.
- А Дэна ты скоро увидишь, - говорит папа. - Я в пабе встретил его
папочку и пригласил все семейство к нам на сегодня, на вечер, выпить по
случаю Рождества!
[Image017]
Глава 8
ПРИМЕРНАЯ ДЕВОЧКА
- Что ты сделал?! - спрашиваю я.
- Я думал, ты обрадуешься, - теряется папа. - Тебе ведь до смерти
хотелось повидать этого молодого человека или нет?
- Нет! То есть... Дело в том, что мне хотелось, чтобы он сам ко мне
пришел. А так он подумает, что это я тебя попросила. Ох, папа, как ты мог?
- Да, как ты мог?! - присоединяется ко мне Анна. - Вот бестолковина!
Выпить по случаю Рождества? Что выпить? У нас только вино к завтрашнему
обеду и несколько банок пива. А все их детишки! Сколько их там - пять,
шесть? А еда? Нужно же их как-то угостить. У меня пакет хрустящей картошки и
одна банка зеленого горошка. Они это сметут в один момент!
[Image018]
- Пап, Дэн придет? Мне нравится Дэн! Он играет в интересные игры, с ним
весело, - говорит Моголь.
- Да, дружок. Дэн придет. Я рад, что хоть кто-то доволен. - Папа сажает
Моголя к себе на плечо, и оба они возвращаются к телевизору.
Я говорю:
- Когда они придут, я уйду.
- Не дури, Элли. Куда тебе идти? Ты же не можешь слоняться в
одиночестве по горам в темноте.
- Но ты понимаешь, как все это выглядит? О боже, а я как буду
выглядеть? Я совсем не взяла с собой приличной одежды.
- И я тоже. Но родные у Дэна не слишком строги по части одежды.
Мы обе зловредно хихикаем. По части одежды семейка Дэна - полный
отстой.
- Так чем же все-таки их кормить? - Анна начинает перебирать коробки на
кухне. - Придется поехать в деревню и опустошить магазин. Как будто мне
больше нечем заняться, честное слово. Я-то надеялась подготовить овощи и
нафаршировать индейку к завтрашнему обеду.
- Я этим займусь, - говорю я.
Я чищу картошку и брюссельскую капусту, набиваю фаршем индейку, пока
руки не начинают болеть. Потом ополаскиваю лицо в ледяной ванной и пытаюсь
привести в порядок волосы. Натягиваю черные джинсы и черную с серебром
блузку. Живот все еще кажется мне раздувшимся, и я очень боюсь, что джинсы
не налезут - но они застегиваются с легкостью, и блузка уже не натягивается
на груди. Видно, я и правда похудела. Довольно основательно...
Возвращается из магазина Анна. Она по-настоящему благодарна мне,
особенно после того, как я пожарила на гриле маленькие сосисочки, запихнула
начинку в слоеные пирожки и обернула консервированные побеги аспарагуса
тоненькими ломтиками черного хлеба. Я красиво раскладываю все это на
тарелке, а для детей сооружаю маленькие рожицы из кусочков сыра, ананасов и
оливок, уложенных на крекеры. Сама я ни кусочка не откусила и, хоть от
слабости меня слегка качает, ощущаю странное волнение. Я добилась своего. Я
худею.
Я ХУДЕЮ!
Но мгновенно начинаю казаться себе все толще и толще, когда слышу
подъезжающую машину, хлопанье дверей, звук множества голосов.
Анна, папа и Моголь идут встречать гостей. Я держусь сзади, стараясь
выглядеть спокойной.
В комнату вваливаются братья и сестры Дэна, одетые в старые самодельные
джемперы и мешковатые штаны. Помнится, их было не так много - некоторые
прихватили с собой приятелей. Хорошо, что Анна сгоняла в магазин. Потом
входят папа и мама Дэна, они одеты в одинаковые свитера из овечьей шерсти и
джинсы, сидящие вкривь и вкось. Они тоже привели с собой друзей - мужчину,
тоже в веселеньком джемпере (бредовые вязаные лягушки) и в старых, вонючих
вельветовых штанах, и сутулую женщину в лоскутной безрукавке и в индейской
юбке с неровным краем.
Затем входит еще одна незнакомая девочка. Примерно моя ровесница. Тоже
явно скрывается от "полиции стиля". На ней мужская фуфайка для игры в регби
и мешковатые тренировочные штаны. В штанах - основательный зад. Она не то
что толстая, просто очень крупная, и к тому же мощная. Под этими полосочками
скрывается неслабая мускулатура. У нее длинные волосы, еще курчавее моих, но
она заплела их в школьную косичку, да так туго, что кожа натянулась на лбу.
Она улыбается:
- Привет, ребята!
Боже, какая непосредственность! Кто же это?
- Я - Гейл, - говорит она и машет толстой ручкой. - Я - подружка Дэна.
Я смотрю на нее во все глаза. В комнате вдруг становится очень тихо.
Все ждут. И вот появляется сам Дэн. Он зацепляется ногой за коврик у двери,
эффектно покачивается и уже готов растянуться во весь рост, но тут Гейл
хватает его за руку и рывком ставит на ноги.
- Оп-ля! - восклицает она.
- Вот уж, действительно, оп-ля, - бормочет папа - он неожиданно
оказался рядом со мной. - Элли, солнышко, что ты будешь пить? Кока-колу?
Апельсиновый сок? Капельку вина?
Какой он милый - поддерживает меня, даже предлагает залить свое горе.
- Элли, поможешь мне передать тарелки? Это все Элли приготовила.
Правда, художественно получилось? - говорит Анна, и всем приходится кивать и
восхищаться.
Дэн стоит неподвижно, с красным лицом, но глаза его блестят за
запотевшими стеклами очков. Волосы, остриженные чуть ли не наголо, немного
отросли, и образовался некий странный подлесок, опрокидывающий все законы
земного тяготения. Гейл с широкой улыбкой нежно треплет его щетину.
- Дэнни, ты такой дурак, честное слово.
Дэн и точно стоит дурак дураком. Он тоже одет в мужскую фуфайку для
регби. Плечи висят до локтей, подол болтается на уровне коленок. До боли
ясно, что эта фуфайка никогда не бывала в деле на грязном спортивном поле.
Может, у Гейл на уме совсем другая физкультура? Она все время трогает его
руками. Моголь изо всех сил отталкивает ее.
- Привет, Дэн! Привет! Это я, Моголь!
- Привет, Моголь. - Дэн поднимает его, переворачивает вверх ногами и
щекочет.
Моголь пищит, извивается и дрыгает ногами. Попадает пяткой прямо Гейл в
живот. Другая сложилась бы пополам, но эта, как видно, гуттаперчевая.
- Эй, козявка! Поосторожней брыкайся! - говорит она, забирает Моголя у
Дэна и слегка встряхивает.
Это, конечно, в шутку. Сделай так Дэн, Моголь был бы в восторге, но
сейчас он яростно выгибается и вопит:
- А ну, пусти! Перестань! Меня сейчас стошнит!
Гейл ставит его на пол, подняв брови.
- Да успокойся ты, все нормально, - говорит она.
Моголь игнорирует ее и обращается к Дэну:
- Это кто?
- Это Гейл. Мы с ней друзья, - говорит Дэн.
- Значит, она твоя подружка?
- Моголь, прекрати, - говорит Анна. - Иди сюда.
Она не может увести его силой, потому что руки у нее заняты - Анна
несет сразу три тарелки с едой.
Дэн шаркает своими кедами. Зато Гейл ни капельки не смущается.
- Ну конечно, я подружка Дэна, - заявляет она.
- Неправда! - кричит оскорбленный Моголь. - Это Элли подружка Дэна, а
не ты!
- Помолчи, Моголь, - говорю я, пятясь к стене.
Но Моголь не согласен молчать.
- Почему Элли больше не может быть твоей подружкой? Она в сто раз
лучше, - не отступается он.
- Закройся, Моголь. - Папа подхватывает его на руки и уносит наверх.
Моголь отказывается закрыться и по дороге орет во все горло. Внизу
царит леденящее душу молчание.
О боже. Все очень стараются сделать вид, как будто меня здесь нет.
- Кому еще пирожков? - в отчаянии спрашивает Анна.
- Я принесу, - бормочу я и выскакиваю на кухню.
Прислоняюсь к раковине, наливаю себе стакан воды. Проглатываю залпом,
стараясь успокоиться.
- Элли?
Вода попадает мне не в то горло. Дэн притащился за мной на кухню!
- Ты в порядке?
У меня вода течет из носа, а он спрашивает, в порядке ли я! Дэн сильно
бьет меня по спине.
- Прекрати!
- Извини, я просто подумал, что ты подавилась.
- Нет, я не подавилась. Между прочим, это я должна тебя побить, а не
наоборот.
- Ох, Элли, прости. Я не знал, что делать. Хотел просто незаметно уйти
на задний план. Так было бы легче для всех, правда? Я думал, может, ты уже
сама все просекла, и вообще, это ведь я по тебе с ума сходил, а ты нет. Я
думал, может, мы и не встретимся больше, а тут твой папа нас всех пригласил,
и мой папа сказал, будет очень невежливо, если мы с Гейл не придем вместе со
всеми. Я чувствовал себя просто ужасно - в смысле, я ведь не собирался
хвастаться Гейл перед тобой. Хоть я от нее и балдею, но все-таки ты - моя
первая подружка, и... и... и я знаю, нужно было рассказать тебе о ней, но я
все откладывал и...
- Дэн, хватит лепетать. У нас с тобой ничего серьезного и не было
никогда. Подумаешь, большое дело. Правда.
Я это только говорю или действительно так думаю? Дэн - хороший товарищ,
но надо было совсем свихнуться, чтобы думать, будто у меня могло быть к нему
большое чувство. Или маленькое чувство. Или вообще хоть какое-нибудь
чувство.
Будь Гейл стройной и стильной - вот тогда мне было бы ужасно. Но она -
словно карикатура на меня, только еще толще. Сказать по правде, настоящий
танк. И такая же способность давить людей своими гусеницами. Она бодро
входит на кухню, хотя совершенно очевидно, что нам с Дэном нужно пять минут
побыть наедине, чтобы выяснить отношения.
- Ну что, Элли, без обид? - Она хлопает меня по плечу.
Завтра на этом месте будет синяк. Ей непременно нужно рассказать мне
длинную и безумно скучную историю о том, как они познакомились. Она была
участницей женской школьной команды по регби, они приехали на игру в школу
Дэна, он отвечал за доставку апельсинов в перерыве. Я вас умоляю, где же тут
романтика? Потом они встретились в автобусе, и Дэн, видимо, был сражен
наповал. Да мне-то какое дело?
Нет мне до этого никакого дела. И все-таки... Пусть Дэн чудной и
бестолковый, как-то странно думать, что теперь у меня совсем никого нет.
Сначала я просто придумала наши отношения, чтобы показать Магде и Надин, что
у меня наконец-то появился поклонник. А когда они обо всем догадались, я
начала думать: а может, Дэн все-таки мой поклонник? Он выглядит полным
идиотом и ведет себя соответственно, но он умеет быть и веселым, и забавным,
и остроумным. Иногда. И одно в нем искупало все недостатки: ко мне он
относился так, словно я - Джульетта, а он - Ромео.
А оказывается, я была всего лишь Розалина. А Джульетта - Гейл. Вот
сейчас на моих глазах они разыгрывают бессмертную любовную сцену. Конечно,
они не Леонардо Ди Каприо и Клэр Дейнс. Но когда они смотрят друг другу в
глаза и смеются, кажется, что они в каком-то своем мире, а вся толпа,
набившаяся в наш дряхлый, замшелый коттедж - в другом. А мне вдруг
становится очень одиноко, потому что я в своем, отдельном мире, и у меня
никого нет - даже Дэна.
Одно хорошо. Я чувствую себя настолько отрешенной, что даже есть не
хочется. Я разношу тарелки, передаю стаканы, а сама весь вечер только пью
воду из-под крана. Никаких калорий.
Анна заглядывает на кухню, подходит ко мне.
- По-моему, ты держишься замечательно, Элли.
- Хорошо, что ты больше не думаешь, что я жду ребенка, - говорю я. -
Ох, Анна, только представь себе Дэна папой. Он младенцу подгузник напялит на
голову, а нагрудник - на попку!
Мы с Анной смеемся - между нами, девочками. Полчаса спустя я вижу, как
папа поднимает над ними пошлую ветку омелы*, и они целуются - сплошные
"грезы любви". Мне снова становится так одиноко, что светская улыбка
примерзает к лицу, и слезы щиплют глаза.
______________
* В Англии существует обычай - на Рождество девушку, оказавшуюся под
веткой омелы, разрешается поцеловать.
Я знаю, чего мне сейчас хочется. Позвонить подружкам. Но телефон стоит
в гостиной, а там толчется столько народу, и дети носятся, все это просто
невозможно.
- Элли? - Папа отходит от Анны и приближается ко мне. - Элли, ты в
порядке?
- Нет. Я в полном беспорядке.
Папа роняет омелу на ковер.
- Прости. Это все я виноват. Я тупой. Чем я могу искупить свою вину?
- Сделай так, чтобы все исчезли и я могла позвонить Магде и Надин.
- М-м-м. Попробую, - говорит он. Морщит нос, закрывает глаза и
бормочет: - Фокус-покус-чехарда, исчезайте без следа.
- Не получилось, папочка.
- Действительно. Тебе правда очень хочется позвонить Магде и Надин?
- Да. Но я не могу. Не при всех же.
- Ну что ж, я ведь - Дед Мороз. Натягивай куртенку, поедем кататься на
саночках.
Папа берет меня за руку, и мы тихонько выскальзываем из дома. Он везет
меня в деревню, останавливает машину около телефона-автомата и вручает мне
свою телефонную карточку.
- Ой, пап! Миленький ты мой Дед Мороз! Спасибо, спасибо! - Я изо всех
сил обнимаю его.
Сначала звоню Надин.
- Ой, Элли, я уже совсем очумела, - шепчет Надин. - Пришли дядя с тетей
и бабушка, и наша кудрявая малютка так выкомаривается, что просто с души
воротит, а все мне талдычат: развеселись, ведь сейчас Рождество. Полный
отстой.
Я по-сестрински утешаю ее, рассказываю, что мне еще хуже: бывший
поклонник явился в гости с новой подружкой.
Потом звоню Магде. У нее дома тоже гости.
- Только я не в настроении, - говорит Магда. - Пришли несколько
стильных мальчиков, знакомые моих братьев. Мне бы сейчас скакать и
резвиться, но после того жуткого вечера с Миком у меня появился какой-то
страх. Все боюсь, вдруг другие тоже подумают не то, вот и сижу тише воды,
ниже травы, почти ни с кем не разговариваю, а все мне говорят: развеселись,
ведь сейчас Рождество, - представляешь?
- Я только что звонила Надин, у нее точно то же самое.
- Ну, хоть ты в порядке, Элли. У тебя есть Дэн, он-то не станет
набрасываться на девушку, а потом распускать гнусные сплетни. Он просто
лапочка, хоть и придурок. Ой, извини, я не то хотела сказать!
- Можешь его оскорблять, сколько твоей душе угодно, Магда.
И я рассказываю ей про Дэна и его новую любовь.
Мы с ней дружно смеемся, пока на папиной карточке не заканчивается
кредит.
- Вот это замечательный рождественский подарок! - говорю я.
На следующий день я получаю еще несколько замечательных подарков: книгу
о Фриде Кало, "Под стеклянным колпаком" американской поэтессы Сильвии Плат,
"Цвет пурпура" Элис Уокер, стильный черный купальник от известного модельера
и большую коробку с пастелью - все это от папы и Анны. Моголь дарит мне
новый альбом для рисования. Почти все рождественское утро я рисую их
портреты.
Мы играем в Счастливое Семейство.
И вдруг все рушится.
Около двух мы садимся за рождественский обед. Я предупредила Анну,
чтобы положила мне поменьше, но на всех тарелках - целые горы еды. Она
замечает мой тревожный взгляд.
- Что не доешь, Элли, оставь на тарелке, - говорит Анна, стараясь
сохранить мир.
Но все не так просто. Раз принявшись за работу, мои челюсти уже не
хотят останавливаться. Еда бесподобна: золотистая поджаристая индейка,
фаршированная каштанами, с клюквенным соусом, малюсенькие булочки с
сардельками "чиполата" и беконом, жареная картошка, брюссельская капуста,
пастернак, фасоль. Я ем, ем, ем, и все так вкусно, что я просто не в силах
положить нож и вилку, я режу, накалываю, жую, пока не исчезает последний
кусочек. Я даже собираю пальцем остатки подливки.
- Элли! Ты еще тарелку оближи, - говорит папа, но при этом улыбается. -
Приятно видеть, что к тебе вернулся аппетит.
Я и на этом не остановилась. Пирожки с мясом гости вчера подъели, но
еще остался рождественский пудинг с коньячным кремом, а потом я беру
мандарин и еще три шоколадных конфеты к кофе.
- Ням-ням, - приговаривает Моголь, засовывая в рот конфету с начинкой
из шерри-бренди.
- Господи! - вскрикивает Анна. - Выплюнь ее сейчас же, Моголь!
Моголь глотает, плутовато блестя глазами.
- Я теперь пьяный? Ой, здорово! Я буду петь глупые песни, как папа Дэна
вчера вечером?
- Ты и так постоянно поешь глупые песни, - говорит Анна. - Не смей
больше трогать конфеты с ликером!
- Так нечестно! А Элли можно?
- Элли уже почти взрослая.
Я в этом не так уверена. Не пойму, то ли действует полбокала
шампанского, выпитого в начале обеда, то ли три конфеты, съеденные в конце,
но мне становится серьезно не по себе. Побаливает туго набитый живот. Я
осторожно прикладываю к нему руку. Он огромен, как будто я на шестом месяце.
Вдруг на меня нападает паника. Что я наделала, напихала в себя такое
количество еды? Наверняка набрала несколько килограммов. Недели строжайшей
диеты пошли насмарку!
Нужно что-то делать, и немедленно.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |