Папа был немногословным человеком, поэтому, когда он говорил, ты обычно слушал. Даже когда всё, что он говорил, была сплошная ложь, я не могла винить его в этом, так как он не знал правды.
Единственная причина, по которой я не прошла обычное психиатрическое обследование после того, как якобы пыталась покончить с собственной жизнью, была в том, что моя мама была близким другом врача, которого мне назначили. Они следили за тем, чтобы не поднялось никакого шума, и по неизвестным причинам, он смог сделать так, что ситуация полностью забылась. Я до сих пор не знаю, почему и как он сделал это. Неужели никто не замечал, что было что-то неправильное в том, как он вёл свои дела? Разве он не должен быть наказан за злоупотребление служебным положением? Меня не волнует, что он был другом моей матери, и думал, что делал ей одолжение. Ведь не просто сделать так, чтобы ситуация, подобная нашей, исчезла при помощи щелчка пальцами. Система здравоохранения не работает таким способом.
По крайней мере, она не должна так работать. Но, по-видимому, так оно и есть.
Одно воспоминание о том "докторе", по-прежнему бросает меня в дрожь.
Доктор Как-Там-Его-Зовут приходил к нам пару раз, чтобы позаботиться о моих ранах, и больше я никогда его не видела. Я больше никогда не возвращалась в больницу после того первого посещения, когда была доставлена туда, после моей "попытки самоубийства".
Самоубийство.
Три месяца назад я никогда не думала об этом. Одно только это слово заставило бы меня съёжиться и сморщить нос. Я не понимала этого вообще. Почему кто-то хотел лишить себя жизни, когда было столько всего, ради чего можно жить в этом мире?
Теперь я знала. Теперь я точно знала, почему кто-то хочет убить себя.
Я устроилась поудобней на своей кровати. Небольшой взрыв боли пронзил мою ногу, но это было терпимо. Я уже привыкла, боль была всегда. Я просто радовалась, что сейчас это было не так плохо, как два дня назад, когда начался мой домашний арест.
Всё началось во время сна.
Я не знаю точно, где я была, помню только, что везде был огонь. Мне пришлось бежать от пожара, но как только мне казалось, что я в безопасности, я встречала очередную стену пламени. Огонь приближался ко мне всё ближе, и моё тело замерло на месте. Бесполезно было пытаться убежать, просто некуда. Я была поймана в ловушку. Языки пламени уже начали подступать к моей ноге, и я попыталась пнуть их от себя. Но это только подстёгивало их ещё больше. Прежде чем я поняла это, огонь практически съедал мою ногу, и мне ничего не оставалось, как только кричать от боли.
Помню я подумала, что это странно, что не чувствую неприятного запаха. Разве палёное человеческое мясо не должно иметь отвратительный запах? Вроде я где-то читала, что сожженная человеческая плоть обладает худшим запахом, с каким только можно столкнуться. Так почему, если это так, я не чувствую никакой вони?
Тогда я не знала, что это всего лишь сон, и теперь понимала, что было глупо думать о том, что сожженное мясо должно пахнуть. Я была в огне, и всё о чём могла думать, почему не чувствую никакого запаха. Это не имело никакого смысла. Но с другой стороны он редко бывает во снах.
Теперь, когда я закрывала глаза, я всё ещё видела, как шипела и кипела моя плоть, когда огонь лизал мою кожу. Это было отвратительное зрелище. Но то, что я помню больше всего, не было видно, это была мучительная боль, оттого, что я сгораю заживо.
Мой собственный чудовищный крик разбудил меня.
Видимо, от моего крика папа тоже проснулся, потому что он прибежал в мою комнату, и в его глазах была паника. Наверно он спрашивал меня, всё ли со мной в порядке, приснился ли мне кошмар или ещё что-то. Честно говоря, я не помню.
Всё, что я помню, что моя нога была всё ещё в том же долбанном огне – не буквально, конечно, но было очень похоже на это. У меня было ощущение, как будто моя кожа кипела, и я не могла даже говорить от боли.
Волна тошноты снакрыла меня, и в панике я посмотрела на отца.
— Ведро, – смогла я сказать, прежде чем закрыла рукой свой рот, чтобы ничего не вышло наружу. Секунду папа смотрел на меня в замешательстве, и затем его осенило. Он быстро вытащил корзину из-под моего стола и вручил её мне. Секунду спустя, мой желудок поднялся, и всё его содержимое выплеснулось в корзину. Я обратила внимания, как сморщился мой отец, когда мой желудок снова поднялся. Через несколько минут, рвота, наконец, прекратилась. Я откинулась на спинку кровати и вытерла рот тыльной стороной руки. Моё лицо было липкое от пота, и я чувствовала себя просто отвратительно.
И моя нога всё ещё горела долбанным огнём.
Папа спросил меня, может ли он что-то сделать для меня, и я хотела бросить в него ведро с рвотой. Но остановилась только на том, что просто уставилась на него. К его чести, он довольно быстро понял намёк и вышел из комнаты, чтобы позвать доктора Каллена.
Посмотрев на часы на тумбочке, я увидела, что только половина седьмого утра. Я полагала, что не очень удобно звонить доктору Каллену в такой час, но потом передумала. Он сам говорил мне, что я могу звонить ему в любое время, если мне это будет необходимо, и прямо сейчас я действительно нуждалась в нём.
Папа уехал на работу прежде, чем приехал доктор Каллен.
Папа уехал не потому, что не заботился обо мне или о моём здоровье; он уехал потому, что я ему сказала. Было очевидно, что ему было неудобно находиться рядом, когда я так страдала от боли. В любом случае, он всё равно ничего не мог сделать для меня, так зачем ему оставаться?
Единственное, что мне не нравилось в этом, он совсем не спорил со мной, когда я сказала ему уезжать. Он немного протестовал, но в основном, казалось, испытал облегчение, поняв, что ему не нужно будет смотреть на мои мучения. Кто-то, возможно, сказал бы, что он совсем не заботился обо мне, но я знала, что это не так... по крайней мере, я надеялась, что это не так. Где-то глубоко внутри.
Да, действительно, где-то глубоко внутри.
Он просто не знал, как это выразить, особенно учитывая наши плохие отношения из-за ситуации с мамой.
Когда появился доктор Каллен, с порога он шутливо крикнул мне: "Марко". Я бы посмеялась над его печальной попыткой рассмешить меня, но боль сделала это невозможным. Хотя каким-то чудом, мне всё же удалось сказать "Поло" в ответ. То, что поразило меня ещё больше – он услышал меня.
Войдя в мою комнату, он слегка мне улыбнулся, как будто совсем не возражал против того, что мы позвонили ему в шесть тридцать утра, но я едва заметила его дружелюбное выражение. Я была слишком зациклена на том, во что, чёрт возьми, он был одет.
На нём были тёмные дизайнерские (я уверена) джинсы и бежевый пуловер. По каким-то причинам я ожидала увидеть его в полном прикиде врача, в белом халате и стетоскопом на шее. Это было как-то неуместно, видеть его... в нормальной одежде.
Доктор Каллен делал своё дело. Он попросил меня пошевелить пальцами ног, чтобы описать свою боль, и что я чувствую, когда нога получает какое-то необычное напряжение. И пока он был занят тем, что задавал мне глупые вопросы, я была готова его попросить, чтобы он отрезал эту ненужную мне вещь.
Я могла бы жить с одной ногой. Да. Я могла бы. Если бы это значило, что я освобожусь от этой боли.
Так или иначе, кому нужны две ноги, верно?
По крайней мере, меня утешало то, что доктор Каллен понял, что я не притворяюсь, и боль была реальной. Он дал мне несколько сильных обезболивающих, которые облегчили моё состояние на оставшуюся часть дня.
Ему не понравилось, когда я сказала, что не использовала инвалидное кресло для передвижения по школе. Он с неодобрением посмотрел на меня и прочитал целую лекцию о том, что моей ноге не нужна лишняя нагрузка, потому что это может всё испортить, и кости могут срастись неправильно.
— Исцеление такого вида травм, очень болезненный процесс, а ты только добавляешь к этому, вместо инвалидной коляски используя костыли. С этого момента, я очень рекомендую использовать коляску, по крайней мере, пока твоя нога хотя бы немного не придет в себя. Если ты будешь добавлять нагрузку на ногу, то кости могут срастись неправильно, и в конечном итоге, будет ещё хуже.
Бла-бла-бла...
Я знала, что дополнительная нагрузка, о которой он говорил, была не потому, что я использовала костыли, она была из-за Эдварда. Моя нога чувствовала себя прекрасно, пока он не решил, что это хорошая идея, схватить меня и тащить на стоянку за продуктовым магазином.
Эдвард был подарком, который продолжал мне что-то преподносить, не так ли? Он даже не мог дотронуться до меня, чтобы не причинить боли, и теперь всё могло закончиться даже хуже, чем до этого. Сначала авария, а теперь это. Может в следующий раз, когда он коснётся меня, это в конечном итоге убьёт меня.
Ха, может мне стоит позвонить ему...
Доктор Каллен не был рад услышать о случившемся, и я удивила саму себя, и вероятно, его тоже, когда начала защищать Эдварда.
— Он просто не думал... – сказала я в защиту Эдварда, и доктор Каллен только покачал головой.
— Мой сын редко думает, – ответил он, и затем нашёл другие громкие слова о моей ноге.
Он сказал позвонить ему, если обезболивающие не будут помогать, и боль не прекратится. Затем он сказал мне, что обострение боли может быть признаком того, что кости срастаются неправильно. В основном он наложил на меня домашний арест, и сказал, что мне не разрешено покидать постель как минимум пару дней. Ещё он сказал мне, что возможно, было слишком рано для меня возвращаться в школу, тем более что я отказывалась использовать то глупое инвалидное кресло. Если основная боль не утихнет к пятнице, то мне придётся вернуться в больницу, и сделать рентген ноги.
Мне было интересно, если дело дойдёт до этого, смогут ли они сделать рентген через гипс, или придётся снять его? А что, если что-то не так с исцелением? Тогда им, скорее всего, придётся снять гипс, и возможно, оперировать снова.
Я не знаю почему, но мысль о том, что придётся снять гипс, расстраивала меня больше, чем мысль о ещё одной операции.
Это не значит, что мне будет не хватать самого гипса. Всё дело было в рисунках на нём. Я знала, что эти рисунки не должны иметь для меня никакого значения, потому что Элис и Эмметт не были моими друзьями. Их рисунки не должны что-то значить для меня, и я не должна скучать по ним, когда их не будет. В конце концов, это были просто картинки, глупые рисунки, которые они сделали только потому, что плохо себя чувствовали из-за того, что сделал их друг.
Дело было в жалости.
Мысль об этом, наряду с болью, ослабила стены, которыми я себя окружила. И прежде чем я поняла это, из меня вырвались тихие всхлипывания, как раз тогда, когда доктор Каллен собрался уходить.
— Изабелла... ты в порядке? – спросил он меня, хотя ответ был очевиден. Я закрыла глаза и покачала головой.
— Всё... всё просто разваливается, и нет никакого способа остановить это... – шептала я, не задумываясь. Боль, мысль о том, что я могу потерять гипс, и чувство вины за то, что Эдвард прошёл через всё это – слишком много для меня.
— Ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, – сказал он мягким голосом.
— Да, и что хорошего из этого выйдет? Разговор не избавит меня от моих проблем, а вы запишите всё это в моей карточке, и отправите меня в психушку, – стала я спорить в ответ.
Это была правда. Если я поговорю с ним, то он решит, что я сошла с ума и несу бред. Меня заберут в психушку так быстро, что я не успею даже опомниться. Доктор Каллен имел такую власть и поэтому был очень опасен для меня. Я должна следить за собой, когда он рядом, и то, что было в нём что-то такое, что хотелось ему довериться, делало его ещё более опасным.
Я думала о том, как отреагировал доктор Каллен, когда я рассказала об инциденте с Эдвардом. На долю секунды он выглядел совершенно разъярённым. Это напомнило мне о том, что Эдвард говорил мне о своих родителях, что они готовы отречься от него или ещё что-то. Думаю, взгляд доктора Каллена доказал, что Эдвард не был полным дерьмом, когда это говорил.
Я ненавидела себя за то, что создала Эдварду столько проблем, но ничем не могла помочь. Казалось, как будто все винили во всём его, и даже его собственная семья и друзья. Как же я не могла не переживать за него? Он был такой же жертвой во всём этом, как и я, ладно, может не так много. Он не заслуживал того, что всю вину возлагали на него. Это был несчастный случай. Ничего больше. Почему я единственная, кто понимал это? Я даже не уверена, что Эдвард думал также.
Меня не волнует, что он говорил. Он мог бы повторять мне, что не страдает, до бесконечности, но это не изменит того факта, что это так. Он страдал, и он опровергал это.
Мне было интересно, сколько понадобится времени, пока стены не рухнут на него, и когда я спросила себя об этом, мне захотелось ударить себя по голове сковородкой.
Почему я так много думаю об Эдварде? Почему я так беспокоюсь о том, что с ним случилось? Его не волнует, что происходит со мной, он так красиво сказал мне об этом. И не было у меня никаких причин переживать за него, всё равно это ничего не изменит. Тем не менее, мои мысли были там. Может потому, что я чувствовала странную связь с ним, как будто мы что-то разделили.
Я знала по собственному опыту, как это, когда люди, которых ты любишь, поворачиваются к тебе спиной. Я знала, как это, когда тебя предают люди, которые должны защищать. Я точно знала, как это, когда ты лишался всего, что имел, и сомневался, любили ли они тебя когда-нибудь. Я знала. Именно поэтому, я, вероятно, чувствовала, что могу понять то, что он переживает. Это совсем нелегко, когда твоя жизнь переворачивается с ног на голову.
Пытаясь очистить свою голову, я громко вздохнула, и позволила глазам осмотреть комнату. Я посмотрела на кучу домашнего задания на столе, которое принесла мне Элис. Я даже не открывала книги, не говоря уже о том, чтобы делать уроки, которые нам задали.
Я взглянула на часы на моей тумбочке. Ещё десять минут. Элис собиралась забрать меня в семь сорок пять. Да. Элис. Спасибо папе, теперь Элис была моим личным водителем, по крайней мере на оставшиеся два дня.
Меня не волновало, что доктор Каллен сказал мне оставаться в постели в течение нескольких дней. Мне чертовски надо было выбраться из дома. Кроме того, на два или один день меньше, всё равно это будет "несколько дней", не так ли? Какая разница, если я пойду в школу на день раньше? Разве от этого будет хуже?
Я посмотрела на свою ногу и невесело улыбнулась сама себе.
Да, что может быть хуже?
Кроме того, что я добавлю нагрузку на свою ногу, и это приведёт к тому, что кости срастутся неправильно.
Что может быть хуже, действительно.
Я надела те же джинсы, в которых была в понедельник. У меня просто не было выбора. Единственным вариантом были тренировочные штаны, но я скорее умру, чем когда-нибудь надену это в школу. Я положила в рюкзак книги, а также домашнее задание, которое мне только предстояло сделать, и стала неловко спускаться вниз.
Каждый шаг отдавался вспышкой боли в моей ноге, но я её уже едва замечала. Благодаря таблеткам, которые несколько дней назад мне выдал доктор Каллен, она уже не беспокоила меня так сильно. Я думала, что они всё ещё как-то действовали, или, по крайней мере, усиливали эффект более слабых, которые я принимала. А может, и нет. Может, я просто дошла до той точки, когда уже не чувствовала ничего.
Я дошла до конца лестницы, и в дверь позвонили.
Пикси приехала рано.
Я доковыляла до входной двери и открыла её. Элис широко улыбалась, и я задавалась вопросом, как, чёрт возьми, можно быть такой счастливой утром.
— Доброе утро, Белла, готова к школе? – спросила она бодрым голосом.
— Всегда, – с сарказмом пробормотала я и пошла за ней к машине.
Я всё ещё не могла поверить, что на самом деле ехала в школу вместе с Элис. Когда мы туда приедем, люди увидят нас и будут это обсуждать. Слухи будут распространяться. И меня это ужасно злило.
В этом я обвиняла папу. В том, что Элис сейчас здесь, была, в конце концов, его вина. И это его вина, что теперь она называла меня Беллой.
Элис пришла во вторник днём и принесла домашнее задание, но осталась почти на три часа. Первый час мы провели вдвоём в моей спальне. Она говорила о моде и о школе. Когда она о чём-то спрашивала меня, я почти всегда отвечала:
— Я не знаю.
Когда пришёл папа, он был в восторге, что Элис была у нас, и даже попросил её остаться на ужин. Именно во время ужина было решено, что Элис будет отвозить меня в школу и из школы, если я решусь поехать туда до выходных. Кроме того, во время ужина, Элис начала называть меня Беллой.
На следующей неделе Элис не собиралась посещать школу, так же как и Эмметт, Джаспер и Розали. Все они куда-то уезжали, чтобы провести день Благодарения с семьёй Джаспера и Розали. Элис рассказа мне всё об этом, и даже слишком, но я не обращала внимания на детали, связанные с поездкой. Всё, что я знала, что она с нетерпением этого ждала.
— Я так рада, что ты решила вернуться. У меня появилась отличная идея, что можно нарисовать на твоём гипсе, если ты не возражаешь, – она улыбнулась мне и снова стала смотреть на дорогу. – И вообще, как долго ты собираешься его носить? Эмметт сказал, что он тоже хотел бы ещё что-нибудь нарисовать, но я ему сказала, что мы сначала должны у тебя спросить. Тебе, похоже, не очень комфортно рядом с ним, я права? Кажется, тебе лучше со мной. Может, это потому, что я девушка, а он парень. Так, кто тебе нравится? У тебя есть парень? Держу пари, у тебя есть парень. Ты на самом деле очень симпатичная, – она говорила очень быстро, и я подумала, как, чёрт возьми, ей удаётся сказать так много слов на одном дыхании. Должно быть, у неё сильные лёгкие.
— Э-э... от шести до восьми недель? – сказала я медленно, чувствуя себя немного не уверенно, должна ли я, и в каком порядке, отвечать на её глупые вопросы. Она посмотрела на меня и весело улыбнулась.
— Ты уже так долго встречаешься с парнем, да? Кажется, ты не слишком уверена... но я думаю, это нормально, трудно точно сказать, когда начинаются отношения. Откуда он? Он не из Форкса, верно? Я никогда не видела тебя с парнем, – затараторила она и я застонала.
— Я имела в виду, что застряла с этим гипсом на шесть-восемь недель, – объяснила я тихим голосом. – Доктор Каллен сказал, это зависит от того, насколько хорошо будет проходить лечение...
На мгновение она выглядела немного смущённой, а затем снова радостно улыбалась. Я почувствовала себя ужасно глупо. Конечно, она задавала свои несвязные вопросы совсем не для того, чтобы я на них отвечала. Она делала это только потому, что хотела заполнить тишину. Она и везла меня не потому что хотела; она просто побоялась отказать моему папе, когда он её об этом попросил. Она была слишком вежливой, и именно это было причиной, почему она была такой хорошей со мной.
Элис не была моей подругой, и Эмметт не был моим другом. Несколько рисунков на моём гипсе не изменят этого. Я ещё ниже опустилась в кресле, думая, какой же нужно быть глупой, чтобы думать иначе.
— Так... у тебя нет парня? – мягко спросила Элис и улыбнулась мне дружелюбной улыбкой.
— Нельзя сказать, что есть, – пробормотала я. Мысль о том, что у меня может быть парень, была абсурдной. Кому я нужна? Видимо, не достаточно, что я была изуродована шрамами, теперь я к тому же, стала калекой. И я не симпатичная. Ничего подобного.
— Если бы ты была более общительна, и немного больше разговаривала с людьми, тогда я уверенна, что ты... – начала она, но я прервала её прежде, чем она смогла продолжить.
— Меня не интересуют парни, – резко огрызнулась я. – Совсем.
Её улыбка стала принудительной, затем она стала меньше и полностью исчезла.
— Извини, я не хотела тебя обидеть... я просто пытаюсь общаться, – сказала она тихо.
Я посмотрела на неё и увидела, что она надула губы, и было похоже, что это было реально, что она самом деле плохо себя чувствовала за то, что сказала.
— Нет, это ты извини, – пробормотала я и посмотрела вниз, на руки у меня на коленях. – Я просто... просто извини.
— Всё в порядке, – тихо ответила она. – Я не должна была спрашивать. Это личное, я понимаю.
Я сразу же почувствовала себя плохо из-за того, что нагрубила ей, но что я должна была ещё делать? Можно говорить с подругами о мальчиках, но не с чужими людьми. Она не знала меня, так что у неё не было никаких причин спрашивать о моей личной жизни... или о её отсутствии.
Мы добрались до школы за рекордно-короткое время, так у её машины не было никаких проблем со скоростью, как это было у меня. Элис терпеливо дожидалась, пока я вылезла из автомобиля, а затем шла рядом со мной всю дорогу до моего шкафчика. Я была права, когда думала, что люди будут пялиться на меня, если я приеду в школу с Элис. И они это делали. Почти все.
Элис, казалось, этого не замечала. Когда мы шли по коридору, она ярко улыбалась. Это было так, как будто она даже не видела других студентов. Она видела только себя и меня рядом с собой.
Чтобы я не отдала, чтобы иметь её уверенность...
Мы были на полпути к моему шкафчику, когда увидели что Эдвард и Джаспер идут к нам.
Когда Элис увидела их, её лицо осветилось. Она махнула Джасперу, который ответил ей тем же, и застенчиво улыбнулся.
— Разве он не очарователен? – сказала Элис, и поразила тем, что обняла мою руку. Я чуть не потеряла из-за неё равновесие, и она тут же меня отпустила. – Ох, прости, – она немного запаниковала.
— Не переживай из-за этого, – пробормотала я.
Эдвард и Джаспер подошли к нам и, как и мы, остановились у моего шкафчика. Джаспер быстро взглянул на меня, затем подошёл к Элис и встал рядом с ней. А Эдвард... Эдвард смотрел прямо на меня.
Смотрел. Без ненависти. Чувствовалась разница. Да.
— Блядь, тебя не было здесь целую вечность, – сказал Эдвард. Мои глаза расширились от удивления, и остальные тоже посмотрели на него. Какая ему разница, была я или нет? И почему, чёрт возьми, он это заметил?
Когда удивление прошло, ему на смену пришло раздражение. За кого, чёрт возьми, он себя принимал? Он не мог говорить мне, чтобы меня не волновало то, что с ним происходит, когда он сам, очевидно, следил за моей рекордной посещаемостью.
Именно по этой причине, я не смогла сдержаться и следующие слова сорвались с моих губ.
— Что? Меня не было? Ты уверен? – спросила я, и мои глаза выразили притворное замешательство.
Я услышала, как кто-то задыхался и фыркал рядом с Элис, и я повернулась к Джасперу. Он прикрыл рот тыльной стороной руки, но не смог скрыть улыбку.
— Прости, – сказал он, и я могла видеть, что ему нелегко сдержать смех. Я немного нахмурилась и снова посмотрела на Эдварда.
— Ну, и что? Ебать, где ты была? – спросил Эдвард выжидающе.
— Оставь её в покое, Эдвард. Разве ты не сделал уже достаточно? – сказала Элис удивительно строгим голосом. Эдвард впился в неё взглядом.
— Блядь, мне что нельзя спросить, где был мой грёбаный партнёр по лабораторной? – спросил он, подняв бровь. – Эта маленькая гребаная Гусыня воспользуется сделанной нами работой и легко получит оценку отлично. Простите меня за то, что мне, нахер, это не нравится.
Элис фыркнула и покачала головой.
— Оставь. Её. В покое, – снова сказала она. – И на самом деле, Эдвард? Ты действительно думаешь, что ваша группа не завалит этот проект? Ньютон и Лорен не смогли бы пройти его, даже если всё было решено за них.
Эдвард фыркнул, и с гордым видом прошёл мимо нас.
— Этот парень ух-ух-ух-ее, – пропела Элис.
— Ты можешь винить его в этом? – спросила я и посмотрела на неё. Она мгновение изучала меня, вероятно пытаясь выяснить, была ли я серьёзна, и затем ответила.
— Да... я думаю, что могу винить его, и думаю, что ты тоже можешь, – медленно ответила она, почти нерешительно.
Я невесело усмехнулась, затем повернулась к своему шкафчику, чтобы заменить книги в рюкзаке на те, которые были нужны мне для первого урока.
Кому нужны враги, если у них есть такие друзья?
— Ты... ты, правда, не винишь его? – спросила она меня недоверчиво.
— А разве я должна? – спросила я, закрывая свой шкафчик. – Там был гололёд и он потерял контроль. Это могло случиться с каждым. Нет ничего, в чём можно было бы его обвинить.
— Да, возможно это так, но разве ты не думаешь, что заслуживаешь того, чтобы он относился к тебе с большим уважением, учитывая то, через что ты прошла? – спросила она.
Я хотела сказать ей, что я прошла через что-то намного хуже этого, и не получила после этого больше уважения. Так почему на этот раз всё должно быть иначе? В некотором смысле, Эдвард не сильно отличался от моих родителей, за исключением того, что они любили меня прежде, чем всё пошло к чёрту.
Я посмотрела ей прямо в глаза и отрицательно покачала головой.
— Нет, потому что Эдвард никогда не уважал меня. Авария не изменит этого факта, и не должна, – ответила я. – И если ты его друг, может быть, ты должна относиться к нему с большим уважением и не тратить так много времени, делая вид, что заботишься обо мне. Я не твой друг.
— Я... я не притворяюсь, – сказала Элис, выглядя немного озадаченной, и почти оскорблённой моими словами. Мои глаза взглянули на Джаспера, который смотрел на меня странным образом. Его голова была наклонена в сторону, и он смотрел так, как будто его очень удивляло то, что я говорила.
— Что? – отрезала я, мне не очень-то нравилось, когда на меня так смотрят.
— Ничего, я просто пытаюсь понять тебя, – ответил он, и его южный акцент сквозил в каждом слове. Он не живёт на юге, так какого чёрта, у него всё ещё этот глупый акцент?
— Да, ну удачи тебе с этим, – сказала я с сарказмом, крепко сжала свои костыли и приготовилась идти. – Дай мне знать, когда ты это сделаешь, чтобы я смогла использовать эту информацию.
Я ушла, чувствуя себя немного воодушевлённой этой встречей. Я была рада, что смогла защитить себя, и также поняла, что мне было приятно защищать Эдварда. Он мог быть самым великим ублюдком на этой планете, но он всё-таки не заслуживал того, как к нему относились его друзья. Друзья должны поддерживать тебя, даже когда не согласны с тем, что ты делаешь.
Я могла бы растянуть это ощущение на час или два, по крайней мере, если бы смогла забыть, что делила первый урок с Элис. Она даже не спросила меня, а просто уселась рядом, на свободное место. Повернувшись ко мне всем телом она наклонилась вперёд и стала говорить так тихо, чтобы никто больше не услышал нас.
— Я не понимаю, почему ты продолжаешь защищать Эдварда? – спросила она приглушённо. – Ты знаешь, он не заслуживает этого, особенно от тебя. Ты хоть знаешь, что он говорит за твоей спиной?
— Позволь мне предположить... он называет меня гусыней, индюшкой, уткой... может, добавляет к этому несколько прилагательных, таких как... уродливая и глупая, и... – я замолчала. Она недоумённо посмотрела на меня. – Это Эдвард Каллен. Ты действительно думаешь, что он не говорил мне всё это в лицо? Его не волнуют мои чувства, и он не раз оскорблял меня... так что, конечно, я знаю, что он говорит.
— И тебя это не волнует? Что он называет тебя так? – спросила она растерянно.
— Нет, не волнует. А должно? Только то, что мы были в одной аварии, не делает нас друзьями, – ответила я и откинулась на спинку сиденья.
— Ты меня удивляешь, Изабелла Свон, – заявила она. – Я люблю Эдварда. Но иногда я просто не понимаю его. И я не понимаю тебя. Вы оба более похожи, чем можете себе представить.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |