http://ficbook.net/readfic/2411294 3 страница

Завалившись на кровать, я уставился в потолок и мою голову снова наполнил миллион разных мыслей. Действительно ли Фрэнк хотел помочь мне? Если вспомнить, как он защищал подростков с суицидальными наклонностями, можно действительно подумать, что его поддержка была абсолютно искренняя. Но… с другой стороны, это одновременно и пугает: я не могу быть уверен точно, насколько много знает этот парень обо мне. Да и вообще, не верю я во всю эту хрень со спасением. И так ведь понятно, что мне просто не место в этом мире, тогда какой толк пытаться «спасти меня»? Боже.

На первом этаже послышались голоса родителей, Майки вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице.

- Где твой брат? – спросила мама у Майки. – Все еще не пришел?

- О, он вернулся около двух часов назад, кажется.

- Почему так рано? – спросил отец, его голос слышался ближе, примерно около моей комнаты. Дверь открылась, а я притворился спящим. – Должно быть, заболел.

- Дональд, разбуди его! Он не должен пропускать ужин, - мама, кажется, была уже на кухне.

- Джерард, просыпайся! – папа подошел ко мне и стал трясти мое плечо, дабы разбудить того, кто не спит. Да, очень доброе «пробуждение».

- Я встаю…- буркнул я, а затем потер глаза.

- Ужин почти готов. Спускайся, мы будем ждать тебя внизу.

***

Утро было… тяжелое. Я все никак не мог проснуться, моя голова была налита свинцом, а руки были просто ледяные. Я не знал, какого черта со мной происходило, но мама посчитала нужным остаться мне дома. Хах, не думал, что вчерашнее раннее возвращение домой как-то поможет мне не идти в школу сегодня. Но, как бы там ни было, сейчас я дома совершенно один, Майки в школе, родители на работе, а в дверь кто-то назойливо звонит. Боже, даже внеплановые каникулы постоянно кто-то должен испортить.

Открыв дверь, я увидел на пороге дома запыхавшегося Фрэнка. Мне стоило бы спросить у него, что он тут забыл, а затем захлопнуть перед его носом дверь и преспокойно пойти обратно в комнату, чтобы посмотреть какой-нибудь не очень интересный фильм. Стоило бы, но единственное, на что я был способен – стоять с открытым ртом и удивленно смотреть на него, не предпринимая никаких попыток заставить язык зашевелиться и произнести хотя бы одно слово. Однако Фрэнк заговорил первый:

- Тебя не было в школе, и я очень испугался, - пояснил он причину своего внезапного визита. Посмотрев ему в глаза, я увидел в них облегчение и долю радости.

- Эм. Ну, со мной все в порядке, как видишь, - ответил я ему. Он отрицательно покачал головой и, протиснувшись между мной и дверью, зашел в дом. Какая наглость!

- Я тебя не приглашал, - сказал я нежданному гостю, а затем развернулся в его сторону, захлопывая входную дверь.

- Я не вампир. Мне не нужно приглашение, - усмехнулся он. – Раз уж ты «в порядке», - Айеро изобразил в воздухе кавычки, - и не выглядишь больным, то я имею полное право дождаться конца занятий у тебя, - парень повесил свою легкую куртку на вешалку, стянул кеды и прошел на кухню, к холодильнику. Я последовал за ним.

- Почему бы тебе не… - меня перебили:

- Я не пойду к себе домой потому, что моя мама сейчас не на работе, а мне может знатно влететь за прогулы. Я открою? – спросил он у меня, показывая пачку кукурузных хлопьев. Я кивнул.

- И почему же она не на работе? – снова задал я вопрос, наблюдая за тем, как Фрэнк хозяйничает у меня на кухне, высыпая хлопья в глубокую миску, а затем заливая их молоком.

- Разве это так важно? – спросил он, отправляя в рот ложку «завтрака», который, на самом деле, уже почти обед.

- На самом деле, нет. Просто мне немного неловко смотреть на то, как ты хозяйничаешь в моем доме, - я сел напротив парня, разглядывая его. Я сам не заметил, как снова провалился в пучину собственных мыслей, а когда, наконец, вынырнул из них, Фрэнка уже не было на месте, а звук его шагов слышался на лестнице. Видимо, он пошел в мою комнату. Я поспешил за ним.

В моей комнате было пусто, это означало только одно: недоумок все-таки перепутал комнаты и зашел в какую-нибудь другую. Меня раздражало такое его поведение, но язык просто не поворачивался накричать на него, а выгнать из дома – тем более. В конце концов, я и так был не слишком вежлив, поэтому вполне могу потерпеть его собственничество. Он ведь как-то терпел мое поведение.

- Джи, эта комната просто потрясна! – голос Айеро доносился из комнаты Майки, что было не очень хорошо, поскольку у моего брата там ужасный беспорядок. Если он узнает, что в его комнате побывал кто-то посторонний, то сначала ему будет стыдно за бардак, а затем он будет злиться на меня, ведь это я впустил туда незнакомца.

- Черт, Фрэнк. Это не моя комната, - открыв дверь, я обнаружил Фрэнка, лежащего на кровати Майки и рассматривающего плакаты с Anthrax.

- Я знаю, что она не твоя. Просто заставь меня покинуть эту комнату, - Фрэнк с вызовом посмотрел в мои глаза, а я, в свою очередь, буркнул ему: «Наиграешься – придешь в комнату напротив» и ушел. Через полминуты парень зашел в мою комнату.

- Джерард, ты какой-то слишком уж… замкнутый, - вздохнул он, садясь на кровать рядом со мной. Вообще, он мог бы и лечь, но лежачее положение уже занято мной. – Я ни разу не видел, чтобы ты смеялся.

- А над чем тут смеяться? – спросил я.

- Нет. Я не это имел ввиду. Ты вообще никогда не смеешься, - он посмотрел на меня, а я удивленно вскинул брови.

- Парень, ты, должно быть, издеваешься. Я каждый день смеюсь так, что у меня потом живот болит.

- Да нет же! Это ты, должно быть, издеваешься надо мной, потому что я ни разу за все то время, что нахожусь в нашей школе, не услышал от тебя искреннего смеха. В чем дело, Джи? Что заставляет тебя делать с собой то, что ты делаешь? – Я сел и внимательно посмотрел на Фрэнка, пытаясь найти в нем хотя бы намек на лицемерие или неискренность, но ничего такого в нем не было. Что-то подсказало мне, что ему можно доверять.

- Ты не поймешь. Никто не поймет. – Но я упрямо игнорировал это «что-то».

- А ты попробуй, расскажи мне. Может быть, все на самом деле не так тяжело, как ты думаешь? Всегда есть выход из сложных ситуаций.

- Зачем тебе это нужно? Почему тебе так важно мое состояние? Разве не было бы гораздо проще, если бы ты просто взял и забил на меня, сделал вид, что ничего не знаешь, и не забивал бы себе голову моими проблемами, а не своими?

- Конечно нет! – он был рассержен моими вопросами. Его голос снова был таким, как тогда, в столовой, когда он отстаивал свою точку зрения. – Послушай, ты мне дорог. Чертовски, блять, дорог. И я просто не могу жить с мыслью, что такой человек, как ты, причиняет себе боль раз за разом. Мне больно смотреть на то, как ты натягиваешь улыбку, как ты пытаешься спрятать свои руки, как ты медленно умираешь, притворяясь самым живым человеком на планете. – Из меня, кажется, выбили весь воздух. Так вот, почему он не отстает от меня! Вот, почему каждый раз, когда он смотрит на меня, в его глазах застывают слезы. Это просто очередная оплошность сердца – влюбиться не в того, в кого нужно. Он мог бы свободно полюбить Томаса, Бена или еще кого-нибудь из нашей школы, но, почему-то, выбрал меня. Не специально, конечно.

- Просто забудь меня. Я готов тебе помочь, я могу перейти в другую школу, чтобы ты больше никогда не видел меня и не слышал обо мне.

Если человек влюблен в кого-то, кто режет себя, то он чувствует точно такую же боль, какую чувствует его возлюбленный в момент, когда холодное лезвие касается его кожи. Если влюбившийся, конечно, не сбегает сразу же после того, как узнает о тайне своего предмета воздыхания. На самом деле, это дерьмово. Особенно сейчас, когда я сам оказался в такой же ситуации. Даже тогда, когда я хочу причинять людям как можно меньше боли, я делаю это. Я не знаю, почему меня так сильно это волнует. Просто… я никогда не хотел жить, я причиняю боль себе, но я бы никогда не хотел причинить боль кому-либо, кроме самого себя. Если бы я хотел сделать это, то я бы перестал скрывать шрамы от родителей. Хотя, они, скорее всего, даже не заметили бы их. Слишком увлечены работой, чтобы заметить, слишком толстая пелена стоит у них перед глазами, чтобы они осознали, что наша семья не такая идеальная, какой они ее видят.

- Что ты такое несешь?! – на его глаза снова наворачивались слезы. - Просто пообещай мне, что ты больше не будешь делать это с собой, - он взял меня за руки, тепло его ладоней согревало мои ледяные пальцы, а хватка, как и в прошлый раз, была стальная. – Это будет лучшее, что ты сделаешь для меня.

- Я не могу пообещать тебе то, что не в силах выполнить, - проскулил я. Где-то на фоне промелькнула мысль, что сейчас Фрэнк разговаривает со мной настоящим. С тем самым Джерардом, чей голос иногда шепчет мне, что причинять себе вред – ненормально. Эта сторона меня просыпалась крайне редко, но все же просыпалась. И голос ее, хоть и тихий, все равно оказывал на меня определенное влияние. После тех ненавязчивых мыслей, что она шептала, я, иногда, задумывался над тем, что делаю. Да, это ненормально, да, это плохо, но я ничего не могу поделать с собой. Должно быть, это какая-то болезнь, наподобие анорексии и булимии. Но мне с ней комфортно, а это значит, что я не хочу избавляться от нее. Я просто хочу довести свое дело до конца. Я не буду обращать внимание на свою человечность.

- Пообещай мне. Я не смогу спать, зная, что в этот же самый момент ты рассекаешь себе кожу, - его слезы скатывались все быстрее и быстрее, плач грозился перейти в самые настоящие рыдания. Сидя сейчас перед ним, я отодвинул на задний план осознание того, что за меня кто-то переживает настолько сильно, что готов впасть в истерику. Мне было важно успокоить его, дать ложную надежду, пообещав ему то, что он хочет.

- Ладно! Хорошо. Я… я обещаю тебе, что больше не буду резать свои запястья, - Фрэнк поднял на меня свои опухшие и покрасневшие глаза.

- Спасибо, - он отпустил мои руки, но уже через секунду я был заключен в крепкие объятия.

***

Фрэнк ушел около получаса назад, оставив меня наедине с теми руинами, что остались от меня. Вместо мыслей в голове образовался тугой ком, который не позволяет мне разобраться в нынешней ситуации и в самом себе в целом. Я чувствую, что я запутался. С одной стороны, я не хочу, чтобы кто-то такой, как Фрэнк, мучился из-за того, что тот, в кого он влюблен, готовится к суициду. Я не хочу делать больно никому, я хочу перестать вести этот свой отсчет, перестать делать выводы после каждого пореза. Мне просто хочется выкинуть всю эту дурь из головы, найти смысл и начать жить заново, свободно нося футболки с коротким рукавом, а на испуганные взгляды прохожих говорить: «Все в порядке, я с этим справился!». И улыбаться - искренне, чисто, счастливо.

Но еще я хочу довести себя до того состояния, когда любая боль будет не осязаема, а я буду представлять собой ничего более чем просто телесную оболочку из крови, мяса и костей. Однажды мне хочется сделать на себе такой глубокий порез, какой только возможно. Такой, чтобы он, наконец, дошел до вены и избавил меня от красной смеси, из которой я состою. Хочется избавиться от вечной апатии, меланхолии, серости и непонимания. Никто и никогда не понимал меня, даже когда я говорил то, что хочу, прямым текстом.

Мое состояние запросто можно назвать тем шаблонным словом, которое сейчас так часто используют большинство подростков, - «безысходность». Это как раз то чувство, когда ты просто не знаешь, куда деваться. Чувство, когда выхода, действительно, нет, и хочется то ли рассмеяться, то ли разрыдаться.

Вторая часть меня травилась от той желчи, которую я сам собственноручно запустил в свой организм. Может быть, неосознанно, но, так или иначе, сейчас она там, и я просто бьюсь головой об стену, пытаясь таким образом наказать себя за то, что Фрэнк страдает из-за меня. За то, что я – причина его плохого настроения, вечной задумчивости и отстраненности. Сейчас, более детально вспоминая последнюю нашу неделю общения, я вижу, что все это время он ходил задумчивый, а если и выныривал из собственных мыслей, то, как и я, притворялся, что он участвует в разговоре и поддерживает его. Разница между нами была лишь в том, что я – более искусно делаю это, а его руки, в отличие от моих, чисты. Я ненавижу, когда другие люди страдают, и я ненавижу источники их страданий. Из глаз текут слезы, тупая боль в затылке раздражает меня, а я упорно продолжаю «наказывать» себя. Мыль о карманном ножике, что сейчас лежит в прикроватной тумбочке, никак не покидает меня, но я изо всех сил стараюсь сдержать данное Фрэнку обещание.

«Я обещаю, что больше никогда не буду резать свои запястья».

Я замираю на месте. В обещании ничего не говорилось о лодыжках, о бедрах или о предплечье. Срываюсь с места, подлетаю к тумбочке и достаю оттуда ножик, мгновенно раскрывая его и делая порез на ноге. Кровь тоненькой струйкой стекает на небольшой коврик, но сейчас меня это не заботит. Гнетущее чувство постепенно ослабевает, а камень в груди будто бы куда-то исчезает, уступая место облегчению и спокойствию.

***

- Дорогой, как ты? – первое, что произнесла мама, как только увидела меня на кухне, было именно это. Для нее я выглядел просто отлично, я это знаю, но она посчитала своим долгом спросить у меня о моем самочувствии (не о душевном состоянии), ведь еще утром я, вроде как, болел.

- Спасибо, я в порядке. Как дела на работе? – чтобы хоть как-то поддержать беседу, я всегда задавал ей вопросы, ответы на которые знать не хотел, но она, наивно полагая, что мне это интересно, всегда давала развернутый ответ. Вот и сейчас, кружа по кухне, заваривая чай и доставая из шкафчика печенье, мама увлеченно рассказывала мне о своей работе, а я в это время пытался вспомнить, когда мы в последний раз говорили по-настоящему, не задавая шаблонные вопросы и не отвечая шаблонными фразами.

За ужином Майки вел себя очень странно. Был молчалив (хотя это неудивительно), постоянно витал где-то в собственных мыслях, а затем кидал подозрительные взгляды то на меня, то на родителей. Впрочем, у него тоже бывают чудные мысли, поэтому я не стал зацикливаться на его поведении.

Вечером, когда я сидел в Интернете, на мою электронную почту пришло письмо от Фрэнка. Оно было следующего содержания:

<i>Хэй, Джи,

Я надеюсь, ты все еще помнишь данное мне обещание. Я доверяю тебе, поэтому сегодняшней ночью я спокоен за твое состояние. Впрочем, я пишу не только для этого. У меня есть кое-какая идея, касающаяся завтрашнего дня. Если ты не возражаешь, мы могли бы отлучиться на пару уроков и провести время в одном очень хорошем месте. Уверен, тебе там понравится.

Заранее надеюсь на положительный ответ.

хохо Фрэнк.</i>

Недолго размышляя, я, сам не понимая, почему, написал, что готов довериться ему и сбежать из школы на пару уроков. Не знаю, было ли это любопытство или что-то еще, чего я о себе не знаю, но я не посчитал нужным долго заострять все внимание на своих решениях. В конце концов, я часто делаю что-то, что выходит за рамки моего собственного понимания (взять хотя бы сегодняшний случай с обещанием), и если думать об этом постоянно, то можно сойти с ума. На данный момент я смертельно хотел спать, поэтому, выключив ноутбук и быстро приняв душ, я лег в кровать, под теплое одеяло и провалился в спокойный сон, впервые за долгое время.

========== Глава 6. План ==========

Никто не предполагал, что «отлучиться на пару уроков и провести время в одном очень хорошем месте» будет означать: «свалить после первого же урока, погулять, невесть, где, и вернуться домой только к двенадцати ночи». Но обо всем по порядку.

Мое пробуждение, как и обычно случалось после чересчур эмоциональных ночей, было тяжелое. Кое-как разлепив веки, я с ужасом обнаружил, что уже опаздываю. Видимо, вчера вечером мама снова посчитала, что я болен и решила оставить меня дома и сегодня. Однако меня такой расклад не устраивал, потому что мне было любопытно, что за место мне хотел показать Фрэнк. Ну, еще я не мог просто взять и не сдержать свое обещание. Тогда моя совесть просто-напросто загрызла бы меня до смерти.

На улице было непривычно тепло для поздней осени. Это было так странно – видеть яркие лучи солнца, ощущать на коже их тепло и вдыхать прохладный воздух, вместо того, чтобы кутаться в мокрую куртку, шмыгать носом и хлюпать по лужам.

До учебного заведения я дошел довольно быстро, но стоило мне оказаться на пороге школы, как Фрэнк, появившийся, будто из ниоткуда, крепко взял меня за руку и потащил в столовую.

- Нам нужно купить парочку батончиков, - объяснил он. Как только в руках парня оказалось это лакомство, он наспех кинул его в сумку, а затем снова поволок меня по полупустым коридорам школы, но на этот раз – к выходу.

- Куда мы идем? – спросил я слишком уж веселого и бодрого Фрэнка.

- Я рад, что ты пришел! – вместо ответа сказал он. – Нам нужно будет зайти в Старбакс, купить там кофе. Без него ты и получаса не выдержишь, уж бледный слишком, - Фрэнк с беспокойством посмотрел на меня, а потом снова начал тараторить:

- Вообще, в последнее время ты как неживой. Нет, ты и раньше не отличался особой активностью, но… черт. Я не знаю, как объяснить тебе это. О, вот и кофейня!

В Старбаксе мы пробыли недолго, однако, после того, как мы снова возобновили свой путь, Фрэнк был менее разговорчив. На улице было по-прежнему тепло и солнечно, по широким тротуарам сновали толпы и толпы людей. Их было настолько много, что мы с Айеро едва ли не врезались в каждого прохожего, но благодаря ловкости парня, нам каким-то чудом удалось избежать столкновения с этими серыми вытянутыми фигурами. Держа человека, идущего впереди, за руку, я боялся не того, что мы потеряемся в толпе, нет, Фрэнк был слишком яркий, чтобы упустить его. Страшно было оттого, что я стану таким уязвимым перед этим миром взрослых. Айеро будто бы был тонкой нитью, связывающей меня с взбалмошным миром подростков и не дающей мне присоединиться к этому сгустку серости и лицемерия, слиться с ним.

Часто, лежа в комнате на кровати, я думал о том, что мне вовсе не хотелось бы стать таким, как мои родители. Такие мысли редко когда приходили ко мне в голову, но после тех нескольких разговоров с ними я стал думать об этом чаще. В основном я приходил к тому, что хочу навсегда остаться таким же беззаботным, и в итоге это становилось еще одним поводом для самоубийства. Но есть здесь и кое-что другое – ответственность. Чем старше мы становимся, тем большую ответственность на нас возлагает общество. У детей, фактически, нет обязанностей, они появляются лишь тогда, когда мы идем в школу, и затем с каждым годом их становится все больше и больше. Заканчивается все тем, что, очнувшись, ты понимаешь, что у тебя два сына, жена, налоги и прочее дерьмо. Меня пугает ответственность. Я за собой-то присмотреть не могу, какая речь может идти о полноценной настоящей жизни?

- О чем задумался? – спросил Фрэнк. Я более чем уверен, что он спрашивает это у меня не в первый раз, поэтому мне стоит ответить прямо сейчас, но… Но я не могу придумать, что сказать. Еще никогда такого не было.

- Мы уже пришли? – спросил я, смотря на разрушенную многоэтажку. Мы шли довольно долго, и сейчас мышцы ног ужасно гудят, но я думаю, что эта прогулка того стоила.

- Так точно. А теперь, пожалуйста, постарайся выкинуть из головы все посторонние мысли и просто расслабься, ладно?

- Хорошо.

Нашим первым местом посещения стала заброшенная больница, ее закрыли сразу, как только вместо нее построили другую, более комфортабельную и для врачей, и для пациентов. Это здание было просто огромное: оно состояло из трех этажей и было расположено на большой площади. Со временем некоторая часть больницы обрушилась, но, в целом, она выглядела не так жутко, хотя, признаюсь, какая-то толика страха во мне затаилась, но то уже была вина всех тех ужастиков, что я посмотрел. Переглянувшись, мы с Фрэнком пошли дальше, направляясь к, предполагаемо, входу в больницу. Перед нами предстали освещенные солнечными лучами коридоры, полы которых были усыпаны обрушившейся со стен и потолка штукатуркой (или что это вообще было?). Хруст, издаваемый ею из-под наших ног, эхом раздавался по всему зданию. Поднимаясь по лестнице, мы попали в крыло, где, видимо, раньше были расположены палаты с пациентами.

- Я не представляю, как они тут ориентировались, - нахмурил брови Фрэнк.

- Не думаю, что пациенты часто покидали свои палаты, - пожал плечами я, заходя в одну из комнатушек.

- Тут жутко, не находишь? – спросил Фрэнк, подходя ко мне сзади и кладя свою руку мне на плечо.

- Ох, – вздрогнул я. – Если ты так будешь подкрадываться, то тогда будет жутко. – Айеро хохотнул. – А так, тут очень... живописно.

- Что, например?

- Ты только представь: хорошо освещенная палата, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь решетки жалюзи, кровать, тумбочка рядом с нею и аппарат, следящий за сердцем какого-нибудь мальчика.

- Ты вдохновляешься этим?

- Я перестал искать вдохновение год назад, - ответил я и, опустив голову, пошел дальше. Больше Фрэнк ничего не спрашивал.

Нашим следующим пунктом назначения стал самый обыкновенный парк развлечений. Я не знаю, с чего Фрэнк решил пойти именно туда, но нам было весело. Сначала я закатывал глаза на все его выходки, а затем он сам начал втягивать в них и меня. Мы смеялись в «Комнате страха», потому что: «Джи, ты только посмотри, какая милая улыбочка у этого скелета!», мы танцевали, находясь в кабинке колеса обозрения, и мы кидались друг в друга сладкой ватой, а затем вымывали все это из волос, посмеиваясь и в шутку шипя друг на друга.

Когда наши волосы были относительно чистые, и в них не было видно маленьких пушинок сладкой ваты, время уже близилось к вечеру. Солнце отдавало земле остатки своего тепла, готовясь ко сну, а небольшие кучки прохожих снова бродили по улицам, как и утром, только темп их был более размеренный, а лица – еще мрачнее. Офисные планктоны возвращались из своих душных офисов домой, стараясь как можно быстрее расслабиться под струями прохладой воды и, поужинав, лечь спать. Среди взрослых, «деловых людей», были еще и такие же подростки, как и мы с Фрэнком. Они, напротив, только-только выползали из своих неубранных комнат и шли развлекаться, чтобы завтра утром прийти к третьему уроку, а на перемене рассказать обо всех своих похождениях, даже если их и вовсе не было.

Я наблюдал за этой массой из окна автобуса и пытался отгадать, куда на этот раз меня отведет Фрэнк. Однако гораздо сильнее меня волновало кое-что другое – мое состояние. Нет, я не чувствовал себя подавленно, одиноко или апатично. Все было с точностью наоборот – в голове была легкость, я не чувствовал обычного отвращения к людям, а мысли о суициде и вовсе покинули меня на некоторое время. Обычно я всегда думал о прошлом, о будущем и почти никогда не думал о настоящем. Мне было безразлично: где я нахожусь, с кем я сейчас, чем мы занимаемся. Чаще всего я принимал участие в диалогах, но все равно отстранял себя от действительности, размышляя о том, что может произойти в следующие десять – пятнадцать минут. Сегодня я не думал ни о чем, я существовал лишь в действительности, а говорил то, что даже не успевал обмозговать. Я не знаю, насколько плохо (или хорошо?) это было, однако это означало, что я поддался воздействию окружающей среды или же самого Фрэнка. Это пугало, но одновременно с этим и привлекало. Было странно впервые за весь год чувствовать себя не каким-то сгустком энергетики и призрачной ауры, а живым, чувствующим человеком. Это было странно-приятно.

Тем временем автобус ехал все дальше и дальше, оставляя позади знакомые районы и отвозя меня в совершенно не знакомое место. Впереди виднелись громоздкие бетонные высотки, напоминающие коридоры лабиринта. Фрэнк оповестил меня, что на этой остановке нам нужно выходить, а я предположил, что мы снова пойдем бродить по заброшенным, полуобрушившимся домам; я ошибся. Как только мы оказались на улице, Айеро взял меня за руку, игнорируя взгляды прохожих, и повел, неизвестно, куда. Мы шли недолго, около, кажется, пяти минут, однако за это время я успел обдумать и придумать, всевозможные варианты дальнейших событий – прежний я возвращался, и это немного расстраивало меня (по понятным причинам).

Без проблем войдя в подъезд жилого дома, Фрэнк с легкостью нашел лифт и, как только мы оказались в нем, нажал на кнопку самого последнего этажа, двадцать пятого.

- Я хочу показать тебе вид с крыши, - подтвердил он мои догадки. Лампочка над дверями железной коробки загорелась, и мы, выйдя в подъезд и пройдя четыре пролета лестницы, оказались перед массивной дверью, ведущей на крышу.

- Как ты собираешься открыть ее? – спросил я.

- Я взял ключ, - ответил Фрэнк и самодовольно улыбнулся, а затем открыл дверь и пропустил меня вперед. Я решил не заострять внимание на том, как именно он достал этот ключ, просто переступил порог и оказался на крыше. Сзади послышался грохот, а затем невысокий парень подошел ко мне и снова взял меня за руку, будто бы привязывая к себе и лишая попыток сбежать и сорваться вниз.

- Я бы никогда не спрыгнул с крыши, - сказал я ему. – По мне, это самый отвратительный вид самоубийства. Ну, знаешь, твои внутренности на асфальте, а тело больше напоминает фарш. Слишком противно.

- Ох, я держу тебя за руку не из-за этого, - вздохнул Фрэнк. – Просто… мне нравится это делать.

- Оу, - единственное, на что меня хватило.

Мы сели на один из бортиков, а я, посмотрев на вид, открывшийся передо мной, вдруг понял, что перестал дышать. К вечеру погода изменилась, на небе появились тучи, но это не портило закат, напротив, заходящее осеннее солнце смотрелось еще ярче и красивее. Его угасающие лучи пробивались сквозь серую пелену, повисшую в небе, и создавался яркий контраст. Холодный ветер дул на нас с Фрэнком, сидящих на краю крыши, развевая наши волосы и заставляя задерживать дыхание. Мои руки, как обычно, были ледяные, а руки Айеро – теплые, и это тоже контрастировало друг с другом. Тепло его ладоней согревало меня, расслабляло тело и заставляло мои мысли приходить в порядок. Меня пугала подобная реакция, но в конечном итоге я просто решил не зацикливаться на этом.

- Знаешь, а ты мне соврал, - сказал я, спустя пару минут молчания. – Ты сказал, что мы посетим одно место, а мы были в трех.

- Я хотел просто показать тебе закат, но решил, что будет лучше, если мы уйдем из школы пораньше и не пойдем на уроки. Так я мог быть уверен, что ты не станешь ничего делать с собой, потому что мы весь день будем рядом.

- Ты так отчаянно хочешь помочь мне. Не думаешь, что время будет потрачено впустую? – я взглянул на Фрэнка. Он смотрел вниз, но при этом не смотрел никуда. Его взгляд будто бы был пустой, но одновременно с этим в нем был миллион разных мыслей.

- Ты тоже соврал мне, - вместо ответа сказал он. Мое сердце пропустило удар, я тяжело сглотнул.

- Извини?

- Нет, ты не должен извиняться за то, что ты не можешь остановиться резать себя. Это я должен просить у тебя прощения за то, что требую то, что тебе тяжело выполнить. Да и вообще… Ты был прав, когда сказал мне, что я для тебя – никто, чтобы ты передо мной оправдывался. То, что я чувствую что-то к тебе, не дает мне права присваивать тебя, словно какую-то вещь и диктовать тебе, что делать. Это неправильно, - он хотел вытянуть свою руку из моей, но я сжал ее крепче. Ореховые глаза с недоумением посмотрели на меня.

- Все в порядке, - улыбнулся я и снова перевел взгляд на город, на который опускались сумерки.

Мы сидели здесь, на крыше, еще около двух часов. Фрэнк предложил пойти к нему домой и согреться лишь потом, спустя два часа, когда наши конечности совсем окоченели. Позже выяснилось, что Айеро живет не так далеко от этого дома, а ключ от крыши он получил так легко потому, что неплохо общается с человеком, который живет тут. На самом деле, эти подробности были мне не так уж и важны, но я специально задавал разные вопросы, лишь бы между нами не повисала гнетущая тишина.

- Твоя мама дома? – спросил я, когда мы уже в третий раз за сегодня ехали в лифте. Железные двери разъехались в разные стороны, позволяя нам покинуть замкнутое пространство и подойти к двери квартиры семьи Айеро.

Дата добавления: 2015-11-04