Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Грехам подвластна плоть людская 3 страница



Ты прекрасно все это помнишь, Вен. Оставшись без денег и без мужа, я жила только нашей дружбой. До сих пор я могу только гадать, чтобы я делала, если бы у меня не было тебя. Только ты способен меня выслушать и понять. И сейчас, я уверена, что ты понимаешь мои чувства, когда я стою перед ненавистным мне человеком и слушаю о его счастье.

Я не подавала виду, но пока Кайса рассказывала о себе, в моей груди черные айсберги со всех сторон окружили сердце и не давали теплой крови проникнуть в него. Перед глазами плыли все те жуткие картины, которые я так отчаянно пыталась забыть. Смерть родителей, расставание с тобой, последний ледяной и равнодушный взгляд Александра, удаляющийся топот копыт.

Я улыбалась ей, а ледяная блокада душила меня изнутри. Наконец наш разговор закончился и Кайса, улыбнувшись на прощание, ушла. Стоило ей только сделать шаг, как я поняла, что плачу.

Эмели.»

 

 

«Дорогой Вен,

Я не знаю, что душит меня сильнее – отчаяние или вино. Подозреваю, что они сговорились против меня, и теперь дополняют друг друга. Мне кажется, что судьба пишет свой собственный сборник шуток, по мотивам моей жизни. Я не верю в то, что произошедшее со мной было случайностью!

Кофе уже остыл, а ветер играл с крошками от бутерброда, оставшимися на столе. Я сидела, погруженная в какие-то далекие абстрактные мысли, рубец от встречи с Кайсой до сих пор не зажил. Я глубоко дышала, зависть все еще сковывала моё горло, как вдруг, будто молния среди ясного неба, передо мной появился мужчина. Он улыбался и сел за мой столик, не спрашивая никакого разрешения. И хоть я делала вид, что моему возмущению нет предела, в глубине души я была рада, что какой-то наглец сидит сейчас напротив меня и, неосознанно, разбавляет моё горе своей дерзкой и несколько ребячьей улыбкой. Он заказал две чашки кофе, даже не поинтересовавшись, составлю ли я ему компанию. Неужели он был так уверен, что я не откажу ему?

Было в его поведении что-то притягательное и в то же время отталкивающее. Кофе стал началом нашей, по началу, беззаботной беседы, из которой я узнала, что мужчина одинокий и состоятельный, прибыл сюда в поисках, как он выразился, своего собственного счастья. Внешне он мне очень даже нравился: широкие плечи, немного рыхлое лицо покрыто веснушками, а волосы расплавленной меди казалось, ярче самого солнца. Поговорив с ним, стало ясно, что за приятной улыбкой скрывается острый ум, но от каждого его взгляда мое сердце трепетало и било тревогу. Что-то с ним не так, он слишком совершенный. Слишком правильный.



Продолжая прислушиваться к инстинктам, но, не имея никакой возможности оторваться от нового знакомого, я внимала, я слушала, я восхищалась. Время закрутилось вокруг него, а он тем временем продолжал простодушно улыбаться и рассказывать мне истории о своей жизни, и только когда солнце покинуло небеса, уступая свой пьедестал острому месяцу, я узнала одну деталь, от которой меня бросило в дрожь.

Он был врачом.

Можешь мне поверить, Вен, мне хватило доли секунды, чтобы сложить все кусочки и собрать картину целиком. Все это правда! Я иду по ночным теплым улицам, рука об руку, с будущим мужем Кайсы. Его пальцы переплетались с моими. Адское пламя, бушевавшее в моей груди, превращалось в вековые арктические ледники. Среди всего этого калейдоскопа мыслей, в котором я теперь крутилась, я различала только одну. На общем фоне, она довольно явно выделялась. В этот момент я поняла, что больше мне терять нечего, я ощутила всю свою жизненную силу и поняла, что я могу и хочу это сделать.

Я остановилась и потянулась своими губами к его улыбке. Ответная реакция последовала мгновенно, и вот я уже чувствую, как хочу его всем своим телом. Улицы, дома, звезды, месяц все это растворилось в нашем горячем поцелуе. Я закрыла глаза. Никого и никогда я так не желала, даже Александра.

Белье было скомкано, местами даже порвано. Его мышцы блестели от капелек пота. Мы оба часто дышали. И только когда он повернулся ко мне и, улыбнувшись той самой своей улыбкой, я поняла, что я сделала. Словно змеи, поползли сомнения в моей голове. Я будто раскололась, физически я находилась на седьмом небе от счастья, но духовно я падала в черные глубины преисподней.

Лежа на его плече, я пыталась понять, что мне делать дальше. Веки сами по себе налились свинцом, и мы уснули обнимаясь.

Милый Вен, поверь, нет ничего хуже, чем спать в объятиях мужчины, который тебе не принадлежит.

С любовью, Эмели».

 

 

«Вен,

Я многое могу стерпеть, но мне никогда не удавалось скрыть своего раздражения, когда люди пытаются меня убедить в том, что «все будет хорошо». Нет! Все это наглая ложь! Все хорошо бывает только в детстве, когда проблемы можно решить улыбкой, смехом или самыми искренними слезами, когда ты спрятан ото всех невзгод за строгостью отца и нежностью матери, когда чувства самые настоящие, а мир вокруг тебя такой приветливый и заботливый. И когда ты сидишь на коленях у отца в теплой гостиной с запертой, на все замки, дверью, сжимая в руках тряпичную куклу, а в это время бабушка слегка шершавым голосом рассказывает тебе такую же, как и она сама, старую сказку, вот тогда ты можешь шепотом произнести: все будет хорошо. Только тогда…

В нашем с тобой мире не может быть «хорошо», есть только «сносно», просто детские привычки и воспоминания настолько сильны, что мы сами не отдаем себе отчет, как нагло врем друг другу и себе, используя «хорошо» вместо «сносно».

Вен, я прошу тебя, не пиши мне этой глупой фразы. Нет, ничего хорошего не будет, а если ты в этом так твердо убежден, то не пиши мне вовсе! Я устала от вранья, оно причиняет мне только боль!

Если уж выбирать между болью и одиночеством, то я, не задумываясь, выберу второе.

Э».

Дорогой Вен,

Если ты уже успел прочесть предыдущее мое письмо, то я умоляю простить меня. Все это было написано в порыве ярости и страха. Сейчас для меня эти два состояния стали обычным делом. Утром, вспомнив о написанном, я пришла в ужас и тут же села за вот это письмо. Ты всегда был искренен со мной и по-настоящему переживал и радовался за меня. Я молю Бога, чтобы его ты получил раньше.

Если ты помнишь, то я писала тебе о том, как очень близко познакомилась с будущим мужем Кайсы. После нашей встречи, не прошло и дня, чтобы я не вспоминала о нем и о том, что я натворила. Несколько раз он пытался встретиться со мной вновь, но все его попытки я проигнорировала. Нет, я не влюбилась в него, это слишком поэтично для реальности. Все гораздо серьёзнее.

Эта неделя началась у меня с невероятной боли в животе, головокружения и тошноты. Весь день я провела в кровати, стиснув зубы от боли. Ничего подобного со мной раньше не происходило, меня рвало настолько часто, что мне казалось еще немного, и я выплюну собственные органы. Никакие травы и лекарства мне не помогают, а искать помощи у врача слишком рискованно, вдруг я наткнусь именно на него, судьба любит играть со мной в подобные игры.

И хоть эта хворь, и отбросила историю с Кайсой и её «верным» супругом на второй план, я ужасно боюсь за себя, вдруг мои подозрения насчет происходящего подтвердятся…

У соседки есть знакомая, которая работает в аптеке, она обещала осмотреть меня. Напишу тебе после вынесения приговора. Сил нет сидеть за столом, все тело ноет.

 

С любовью, Эмели».

«Мой родной,

За окном глубокая ночь, огонь свечи трепещет даже от моего неровного дыхания, все в доме спят, кроме меня…

Меня пробирает дрожь, слезы капают на бумагу, размывая уже написанные буквы. Прости меня за все мои истерики и вспышки гнева, прости за все те заботы, которые я тебе доставила. Все это я делала случайно.

Вен, я люблю тебя. И всегда любила. За всю мою жизнь у меня было только трое мужчин, и ни один из них не вызывал у меня восхищения, кроме тебя. Александр порождал во мне чувство защищенности, а муж Кайсы и того меньше, к нему я чувствовала только плотскую страсть. И, не смотря на все происходящее, я так рада, что наконец-то призналась тебе в своих чувствах, что это породило новый поток слез.

Написав все это, ночной кошмар, наконец-то, отпускает меня. Именно из-за этого я не могла уснуть. Мне приснилось, будто я нахожусь в огромной яме со змеями, я кричу, зову на помощь, но никто не отзывается, здесь только змеи, они шипят, заковывают меня в свои скользкие кольца, смеются надо мной, плюют в меня ядом, и через какое-то время я сама покрываюсь чешуей и становлюсь их королевой. Мое тело становится длинным и гибким, я сворачиваюсь в кольцо, а мои подчиненные склоняют свои головы в знак признания.

Я снова начала дрожать.

И даже в этом сне я нашла один маленький плюс – благодаря бессоннице я сейчас пишу тебе это письмо. Прощальное письмо.

Вен, я приняла решение, я больше не буду частью твоего настоящего. Я хочу быть твоим детским воспоминанием, таким же непорочным, как новогоднее желание ребенка. Если у тебя получится, запомни меня именно такой – чумазой девочкой с кривой косичкой и ободранными коленями.

Я обещала написать тебе сразу после того, как меня осмотрит аптекарша. Это было три дня назад. Мои опасения подтвердились.

Я ношу его ребенка.

Ей Богу, Вен, лучше бы мне сказали, что я умру, через секунду. Я бы тогда вздохнула с облегчением, а сейчас, я, прикасаясь к своему животу, не могу не вздрогнуть. Губы у меня искусаны в кровь, а руки постоянно дрожат. Видел бы ты лицо женщины, она так и сияла, когда сказала вслух то, о чем я мечтала на протяжении всей своей жизни. Я беременна. Только, к сожалению, не то время и не тот человек. И мечта превратилась в приговор. Вот уже пошел обратный отчет – сначала будут вопросы, потом подозрения, сплетни, гонения и вот я уже одна из тех бродяг с младенцем на руках, что стоят у церкви и молят людей о помощи. Как низко может пасть человек, не только во взгляде общества, но и самого себя. Мое отражение в зеркале мне самой стало противно, но это не самое главное…

Сидя за чашкой кофе и пытаясь понять, что мне делать, я наткнулась на Кайсу, которая сидела в одиночестве за соседним столиком с красным лицом и опухшими глазами. Когда я увидела её, меня «что-то» толкнуло в живот. Наши глаза встретились, и деваться мне было некуда, она взяла чашку с остывшим чаем, что стоял перед ней и села за мой стол. Весь наш разговор я не отрывала взгляда от деревянной исцарапанной столешницы, а она тем временем, как и в прошлый раз, рассказывала о своей жизни. Ссоры с мужем и его вечное отсутствие привели её к нервному срыву, в процессе которого она потеряла ребенка. Я видела, как слезы Кайсы капают прямо в чашку, делая чай еще более омерзительным. Но самым омерзительным в этом кафе, в этом городе, в этом мире была я. Я – тот самый корень зла, который уничтожил счастье Кайсы и превратил его в невыносимые муки.

И думая обо всем этом, я слышу, как она говорит: «Лишь встреча с тобой дарит мне радость. Спасибо Эмели».

Даже сейчас я не могу выразить словами, что я почувствовала в этот момент. Я больше не пыталась сдержать слез, они падали, разбиваясь о дерево, и превращались в маленькие лужицы. Я обломала все ногти о столешницу, лишь бы не впиться в собственное лицо на глазах у всех. Мне хотелось биться в истерике, орать, разрывая собственные голосовые связки, рвать на себе волосы, изувечить себя до полусмерти лишь бы хоть как-то заглушить ту боль, что сейчас просто разрывает мне сердце и маленькое сердечко ребенка, который все чувствует. Внутри меня ребенок Кайсы.

Я говорила что-то несвязное. Пичкала её фразами о том, что все будет хорошо, а сама внутри я рыдала. Она восприняла мои слезы, как сочувствие и обняла меня. Она просила у меня прощение, благодарила меня за то, что я выслушала и поняла её. Начался дождь, когда она одарила меня понимающей и ласковой улыбкой и простилась со мной.

Дождь смыл все мое притворство, больше не было сил играть гордую женщину, а прожигающая меня изнутри боль заставляла вопить во все горло. Я даже не старалась что-то скрыть. Я плакала из-за неразделенной любви к тебе, из-за Александра, который ушел в тот момент, когда был мне так нужен, из-за Кайсы, которая все еще верит, что у взрослых бывает «все хорошо», из-за её мужа, который не видит дальше своего члена, из-за наших с Кайсой детей, которых судьба поменяла при зачатии, но больше всего я плакала из-за жалости к себе. Я до сих пор плачу, потому что мне жалко себя. Неужели я все это заслужила?

Скажу тебе по секрету, Вен, я даже покончить с собой не могу, так мне себя жалко. Я слаба. Омерзительна.

Выход из положения пришел ко мне несколькими часами ранее. Я уезжаю из страны, забирая все оставшиеся деньги и письма к тебе, которые я переписала по памяти. Настанет день, и я расскажу эту историю кому-нибудь другому, кроме тебя. Может этот кто-то поймет меня в полной степени этого слова…

На этом я ставлю точку, больше я не хочу слышать ни о ком из тех, с кем я была когда-то знакома, в том числе и о тебе.

В последний раз я прошу понять меня. В последний раз пишу…С любовью, Эмели».

Когда я закончил чтение, то рассвет, улыбаясь, играл с медленно падающими снежинками. Провинциальный городок, зевая, просыпался и встречал новый день. Люди, заканчивая завтрак, хлопотали, бегали, суетились. Звучали колокола церкви, а запах порченной, но хорошо приготовленной еды, витал над главной площадью. Сегодня двадцать четвертое января – обычный день для обычных людей, но для меня все изменилось. Я читал письма Эмели к Вену всего лишь несколько часов, а мне казалось, что я прожил невероятно долгую и совершенно иную жизнь, где-то за пределами этого городка, который, на самом деле, я никогда не покидал. В этой жизни было все, радости и горести, дружба и любовь, одиночество и отчаяние, зависть и покаяние.

За эту ночь, я прожил жизнь Госпожи Эмели, я видел все, что видела она, слышал все, что она слышала, чувствовал все точно так же, как она и все это я излагал в своих коротких и длинных письмах к другу моего детства и тайному возлюбленному. Мне было столь же больно осознавать, как ужасен был её поступок, но еще больнее мне было, когда я понял, что все закончилось бегством. Не было ни прощения, ни прощания. Эмели просто убежала от проблем, которые стояли на её пороге. Больше она мне не казалась прекрасной женщиной, которая по нелепой случайности оказалась здесь, в этой яме брошенных и ненужных людей. Теперь все встало на свои места, судьба не случайно привела её сюда.

Я сидел в мертвой тишине и перебирал в руках её письма, как вдруг в моей голове раздался голос: «Здесь все очень подробно изложено, прочтите их все, я разрешаю, а после найдите меня в доме, что находится прямо напротив лавки булочника, я буду ждать Вас». Поддавшись какому-то неведомому доселе импульсу, я надел пальто, зимние ботинки и вышел навстречу холодному и пока еще чистому утру.

Ноги сами знали дорогу, они вели меня по улице, которая заканчивалась пекарней. Хлеб там пресный и нередко с плесенью, но другого в городке просто нет.

Мое сознание до сих пор было где-то далеко отсюда. Возможно, оно, блеклым призраком, шло в дождь по ночным переулкам и рыдало вместе с Эмели, а может оно, солнечным бликом, бегало по залитым солнцем полянам и падало, разбивая колени в кровь, вместе с малышкой Эмми и храбрецом Веном. Я понятия не имел где оно, но было предельно ясно, что оно очень далеко, и его след можно найти на строчках этих старых писем.

Дверь, что находилась прямо напротив входа в пекарню, была слегка приоткрыта, это можно было заметить, если вплотную подойти к ней. Эта, казалось бы, незначительная деталь заставила меня напрячься. Я больше не путешествовал по строкам писем Эмели, я был здесь и сейчас. Рука прикоснулась к деревянной резной ручке, дверь открылась шире, я ступил на порог.

Мертвая тишина заставляла меня дрожать всем телом, а странный запах железа резал ноздри. В голове, словно испуганные птицы в клетке, затрепетали мысли, я медленно продвигался вглубь черной комнаты, в которую не проникал солнечный свет. Это нужно исправить. Здесь просто необходимо солнце! Подойдя к окну, я сдернул черную тряпку, закрывавшую грязное стекло. Стоило свету разогнать тьму, как ужас, что подкрадывался со спины, ударил меня по затылку. Черные пятна крови въедались в дерево на полу и на лестнице, ведущей на второй этаж. Дыхание у меня перехватило, сердце испугано прижалось к горлу, в ушах бился учащенный пульс.

Нет, этого не может быть! Только не снова! Перед глазами возникла женщина из борделя, найденная мертвой на улице, затем Марселон, маленький мальчик, замерший и сжимающий в руке яблоко, и пожар в трактире, который сожрал собственных хозяев. Я отказываюсь верить, что это произошло и с Эмели.

Я открыл дверь комнаты на втором этаже, темнота здесь была гуще и страшнее, а железный запах намного резче. На какое-то мгновение мне показалось, что здесь кто-то есть, кто-то «чужой». Хотелось закричать, спросить кто здесь, но отвлекся.

Эмели смотрела мне прямо в глаза, медленно покачиваясь под потолком. Лужа крови залила одну треть комнаты. Я долго еще стоял в оцепенении и не знал, что мне делать, но спустя несколько часов, я нашел на первом этаже еще одно письмо Эмели, адресованное мне.

«Бенедетто,

Отпусти меня и мой грех, умоляю…

Эмели».

 

24/25 января 1808.

 

Её бездыханное тело болталось под потолком, окруженное изумрудной тьмой облезлых стен. Выйдя на улицу, в одинокую и свежую ночь, я осознал, что у меня нет больше сил. Я не способен больше жить в этом мире, не способен верить во что-то хорошее и высшее. Ничего этого нет, добро это иллюзия. Сказка, в которую верят дети и глупые взрослые. Эмели была права, здесь никогда не будет ничего хорошего, даже сносного не будет. Мне тяжело дышать.

Я поднял мокрое от слез лицо вверх и посмотрел на усыпанное звездами небо. Вот кем я хочу быть. Звездой на небе. Такой же далекой, независимой, хладнокровной. И беспощадной. Хочу не верить ни во что, кроме себя, хочу перестать искать злу оправдания и просто воспринимать его, как негласный закон всего человечества, хочу уметь закрывать глаза на чужое горе и продолжать идти, даже когда у всех остальных отказали ноги.

Эгоизм – вот в чем истинное счастье.

А может бросить все и отправиться вслед за Эмели? Мне не важно, что там впереди – новый мир или густой мрак, хуже этого мира быть ничего не может.

Нет сил, продолжать мысль, пойду спать.

 

Ночь 25 января 1808.

 

Прошла неделя с тех пор, как я обнаружил Эмели повешенной с изрезанным животом. Для такого городка, как этот, семь дней – достаточный срок, чтобы забыть о произошедшем и жить дальше, но разве я мог? Эмели, пусть и неосознанно, подарила мне свою собственную жизнь, она приоткрыла для меня двери своего детства, посвятила в самые интимные тайны её сердца, а после нашла меня здесь, в этом городе, и, не попросив ничего взамен, отдала мне билет в один конец, который проведет меня по всем станциям её жизни. И вот её нет. Как после всего этого можно было смириться с её смертью? Забыть о ней? Отпустить её?

- Прекрати молиться! – кричали в один голос священники. – Мы не просим у Бога за самоубийц. Это ужасный грех.

- Вы ничего не знаете о ней.

- И ты тоже…

- Ошибаешься, я знаю о ней все.

- Расскажи?

- Нет.

И так изо дня в день до тех пор, пока власть епископа и новый поворот судьбы не отправили меня в Люссо – самый роскошный район города, куда простым людям, беднякам и бродягам нет прохода.

 

2 февраля 1808.

 

 

Грех четвертый. Тщеславие.

 

Щелкнул железный тяжелый замок, запротестовали толстые цепи и вот передо мной открылись двери Люссо – самого престижного и богатого района в городке. Я сделал первый нерешительный шаг и осмотрелся по сторонам.

Невозможно было поверить, что этот район – часть того самого провинциального городка, в котором я живу всю свою жизнь. Это больше смахивало на какой-то другой город, или, если быть более точным, на другой мир. Двери Люссо всегда закрыты для простых жителей и тем более для бродяг и нищих. Несколько раз, на своем веку, я видел, как самые бесстрашные и отчаянные подходили к воротам, протестовали и даже пытались их снести, но все эти попытки заканчивались очень трагично. Лужи крови до ужаса привлекательно сочетались с золотыми воротами. Сейчас люди, как огня, боятся дверей Люссо, они обходят их стороной, кидая на замки и цепи неодобрительные и завистливые взгляды.

Я, до сегодняшнего дня, по ту сторону врат никогда не был и несколько долгих минут стоял, озираясь по сторонам и пытаясь как-то уместить у себя в голове, что это не какая-то там другая реальность, это обыденная жизнь человека с толстым брюхом и таким же толстым кошельком.

Широкие, чистые и одинокие улицы встречали своих хозяев и благородных гостей. Каменные мостовые, припорошенные чистым снегом, украшены причудливыми узорами. Фасады зданий еще сияют сотнями, а то и тысячами новогодних огней и из каждой трубы валит густой молочный дым. Воздух пропитан здесь пряным запахом деликатесов, а свежий ветер звенит как серебряные монетки новой чеканки. Даже загрязненная река, которая спала сейчас под толстой коркой льда, здесь была куда чище, чем в других частях города. Люссо обладал страшной притягательной силой, он был словно глоток старого вина, для пьющего человека – если попробуешь однажды, то к старому пойлу уже никогда не притронешься. Он помогал тебе стать лучше во всех смыслах этого слова, ты, проходя сквозь золотую арку, как будто очищался от всей той шелухи и грязи, что налипла на тебя за годы твоего пребывания за пределами Люссо, но теперь ты чистый и ты готов с головой окунуться в бриллиантовую жизнь бриллиантового общества. И вот таким чистым я пошел по самой широкой улице Люссо, оставив за вратами все те страхи, которые преследовали меня по ночам, поджидали в черных углах и переулках. Я оставил за спиной сгоревший кабак, могилу замерзшего ребенка и завистливую самоубийцу. Оставил слезы, не услышанные молитвы, ночные кошмары, звериный голод, грязь, сплетни, ярость. Я оставил за спиной свое прошлое, медленно шагая вперед под звуки цепей и закрывающегося замка.

 

3 февраля 1808.

Дом, в который я был приглашен, принадлежал некоему Господину Аржо. Я знал лишь то, что он уже много лет проживает здесь со своей женой, которая моложе его на добрый десяток лет. Господин Аржо, выходец из богатой семьи генерала, был превосходный военный, он принимал участие в сражениях против Англии в 1779 году и, как я слышал, блестяще проявил себя. О его жене мне было известно еще меньше. Единственная дочь состоятельной и почетной семьи, чье имя было на слуху у всей столицы и нескольких близлежащих провинций, однако, после встречи с Аржо, она покинула столицу и последовала вслед за своим возлюбленным. Не слишком ли это безрассудно – будучи еще совсем юной, бросить все и пойти вслед за человеком, которого едва знаешь? Этого я не знал, но беря во внимание то, что они до сих пор вместе, можно было предположить, что девушка действительно знала, на что идет.

Их дом располагался в самом центре Люссо. Широкие окна выходили на широкую площадь, где до сих пор красовалась пышная новогодняя елка, фасад украшен колоннами и скульптурами эпохи Возрождения, а к мощным дверям вела широкая лестница.

Несомненно, внешний вид дома заставляет невольно вздрогнуть от подобной красоты, но, проходя по улицам Люссо, можно увидеть дома красивее и богаче. Этот секундный приступ цинизма меня удивил.

Ступени из отшлифованного мрамора привели меня к тяжелой двери из красного дерева, стоило мне прикоснуться к золотой ручке в форме головы льва с густой сверкающей гривой, как дверь открылась, и передо мной возник высокий и худой, с чересчур прямой осанкой, старичок.

- Святой Отец Бенедетто? – мне казалось, будто у него нет рта, такими густыми были его серебряные усы, от полузакрытых глаз тянулись тонкие паутинки морщин, а крючковатый нос напоминал мне клюв орла.

- Я не Святой Отец, я простой священник. – тихо поправил его я, потирая руки. Внезапно для себя самого я заметил, что ужасно замерз.

- Но Ваше имя Бенедетто? – лакей вновь зашевелил усами.

- Да.

- Тогда прошу, заходите в дом. – он отошел немного влево и впустил меня в просторный вестибюль. Хрустальные люстры, словно замерзшие всплески кристально чистой воды, висели на цепях под потолком, столь высоким, что казалось, будто он заканчивается где-то над облаками. Мраморный пол можно было использовать как бесконечно длинное зеркало, таким чистым он был. На стенах, между широких окон, обрамленных занавесками, висели портреты незнакомых мне людей в сказочных рамах. Белокаменная лестница, ведущая наверх, описывала изящный полукруг, а перила были вырезаны и напоминали длинного змия с золотистой чешуей и глазами-сапфирами.

- Прошу за мной. – прошло наверно слишком много времени, пока я осматривал хоромы семьи Аржо. Возможно, что старичок уже не первый раз пытается меня дозваться.

- Да, простите, я просто…-голова кружилась от роскоши

- Никогда не видели ничего подобного. – договорил за меня лакей. – Я понимаю, и почти уверен, что комната, в которою я должен Вас проводить, Вам понравиться не меньше. Идемте. – цоканье каблуков его туфель так гулко раздавалось по всему вестибюлю, на миг мне показалось, что в этом огромном доме никто не живет, кроме старичка и, что, на самом деле это уже давно не дом, но музей, где выставлены экспонаты эпохи Возрождения. Но зачем я здесь? И кто такие Господин и Госпожа Аржо?

Отбрасывая эту глупую мысль о музее, я покорно шел за лакеем, продолжая любоваться интерьером.

Мы миновали широкую арку, украшенную по бокам маленькими ангелочками, ступили на густой ковер с изображением причудливых орнаментов и оказались в просторной комнате, где одна из стен состояла из одних стекол. В камине потрескивал огонь, а запах кофе и табака околдовывал разум и чувства. Возле камина, спиной к нам, стояло большое кресло, на подлокотнике покоилась массивная морщинистая рука, а в длинных пальцах покачивалась сигара.

- Господин Аржо, священник прибыл. – одними усами проговорил лакей.

- Я слышу, спасибо Шмидт, ты можешь быть свободен. – ничего больше не сказав, старичок откланялся спинке кресла и удалился. – Мсье Бенедетто, - мужчина говорил хриплым и грубым голосом, но в нем ощущалась такая глубина мысли, что я едва не утонул. – добро пожаловать. – поднявшись с кресла, он повернулся ко мне и медленными, но самоуверенными шагами приблизился и протянул руку. Господин Аржо был неестественно высок, морщины и шрамы смешались на его лице, делая его неровным и пористым, в густых усах застряла папироса, а голубые глаза уже давно утратили жизненный огонь.

Я пожал протянутую руку и, в знак уважение, отвесил короткий поклон: - Ваш дом невероятно прекрасен, Господин.

- Прошу Вас, зовите меня Густаво. – увидев, что я пытаюсь подавить смешок, он улыбнулся. – Согласен, имя так себе.

- Дело не в этом, просто Ваше имя и Ваша внешность создает некий резонанс.

- Не надо оправдываться, Бенедетто, я все понимаю. – г-н. Аржо хохотнул. – Просто мои горячо любимые родители не имели понятия, что из пухленького мальчика Густаво когда-то вырастет двухметровая машина для убийства. – он говорил об этом так открыто и искренне, что на секунду я ужаснулся, ведь Аржо был на войне, он видел Смерть, он был одним из Жнецов, что считают себя правыми отбирать жизни других, морщины на его руках впитали столько крови, что он её вовек не смоет.

- Я прошу прощение за столь неудачное высказывание, я вовсе не это имел в виду. – Густаво, очевидно, прочел все по моему лицу.

- Я не держу на Вас зла, Густаво, все хорошо. – он одарил меня теплым взглядом и хлопнул по плечу.

- Благодарю.

- Могу я задать Вам вопрос? – Аржо снова улыбнулся.

- Вам не терпится узнать, почему Вы здесь.

- Верно.

- Пойдемте наверх, по пути я Вам все объясню. – и мы двинулись с ним обратно, проходя мимо арки с ангелочками.

- Бенедетто, друг мой, мне понятно Ваше недоумение. Я просил Вашего епископа, чтобы он немедленно прислал Вас ко мне. Все дело в моей жене, совсем недавно она видела не то сон, не то видение, будто сам дьявол наблюдает за ней. Она ужасно напугана, нечисть теперь ей мерещится абсолютно во всем. – поднимаясь по лестнице на второй этаж, я уже начал мысленно составлять план своих действий, Густаво тем временем рассказывал мне, что подобное случилось впервые и что ни с кем из её семье такого не случалось. Внезапно мне в голову влетел один очень простой и в то же время очень странный вопрос. Густаво положил свою огромную ладонь на золотую ручку белой двери, что была заперта.

- Ответьте мне на еще один вопрос, Господин.

- Я слушаю.

- Почему Вы выбрали именно меня? – и в этот момент дверь отперлась сама по себе и к нам навстречу вышла невиданной красоты женщина.

- Потому что я хотела видеть только Вас. Никого кроме. – я стоял и не мог слова вымолвить. Глаза мои едва не кровоточили от огромного живота женщины. Господи, она беременна.

В груди что-то затрепетало, словно какое-то маленькое существо очнулось от ночного кошмара. Я смотрел на её живот и понимал, что страхи прошлого возвращаются.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.029 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>