Были там и другие ее знакомые. Далеко на окраине деревни находился домик, где жила тетушка Зловещие Предчувствия. Там со своими двоюродными сестрами Угрюмой, Злобной и братом Трусострахом Благодать-и-Слава провела свое несчастное детство. При мысли о них и их жалком существовании острая боль сострадания пронзила ее сердце.
Бедная тетя Зловещие Предчувствия! Как она старалась скрыть то, что сердце ее разбито из-за несчастного брака двух дочек и бесконечно страдает от постыдного поведения ее драгоценного сыночка. Увидела Благодать-и-Слава также жилища других своих родственников. Вот усадьба старого, дряхлого Лорда Страха. Его терзает боязнь приближающейся смерти и то, что он теряет свою власть. Вот домик, где живет Гордыня, а рядом с ним — дома Горечи и Обиды. А под теми раскидистыми деревьями коротает свой век несчастный Самосожаление. Она узнала жилища тех, кто допекал ее во время путешествия на Высоты. Поблизости были дома других обитателей Долины — людей, ненавидевших, презиравших или отвергавших Пастыря.
Благодать-и-Слава сидела и смотрела на долину внизу. Глаза ее наполнились слезами, а сердце заныло от боли (здесь, на Высотах, она совершенно забыла, как это бывает).
Неожиданно она обнаружила, что ее чувства к родственникам и к тем, кто живет внизу, в долине, полностью изменились. Теперь она видела все в новом свете. Раньше она считала их опасными врагами, но теперь поняла, что они просто несчастные существа. Когда-то она и сама была такой же. Различные грехи и уродливые черты характера мучили и терзали их так же, как когда-то ее мучили страхи. Они были жалкими рабами своей натуры, которая и дала им их имена. И чем более ужасными были присущие им качества, тем больше им приходилось страдать. И тем большего сострадания они заслуживали.
Ей была невыносима мысль, что столько лет она не только боялась, но и осуждала их. Она фактически «презирала их скорби» и внушала себе, что они сами виноваты во всем. Да, она, презренная, порабощенная страхами Ой-Боюсь, осмеливалась смотреть на них свысока из-за тех вещей, которые делали их такими жалкими и уродливыми. В то время как сама она была в равной степени жалкой и порабощенной. Вместо родственного чувства сострадания и страстного желания, чтобы они изменились и освободились от гордости, обиды и горечи, сделавших их теми, кем они были, она только презирала их и питала к ним отвращение.
Подумав об этом, она повернулась к сидевшим рядом Радости и Миру и отчаянно вскричала: «Разве нельзя ничего сделать для них там, в долине? Неужели моей тете Зловещие Предчувствия так и суждено остаться без помощи? И бедняжкам Угрюмой и Злобной тоже? А моим двоюродным братьям, которые так далеко прошли с нами по дороге на Высоты и пытались повернуть нас назад? Если Пастырь смог освободить меня, Ой-Боюсь, от всех моих страхов и грехов, разве не может он и их освободить от того, что их мучает?»
«Да, — сказала Радость (которая когда-то была Горем), — если он может превратить Горе в Радость, Страдание — в Мир, а Ой-Боюсь в Благодать-и-Славу, как мы можем сомневаться в том, что он способен изменить Гордыню, Горечь, Обиду и Самосожаление? Но только если они сдадутся ему и последуют за ним. И твоя тетя Зловещие Предчувствия может стать Хвалой-и-Благодарением. И бедняжки Угрюмая и Злобная тоже способны преобразиться. Мы не должны сомневаться в том, что это получится и что они могут быть полностью освобождены от всего, что их мучает».
«Но, — воскликнула Благодать-и-Слава, — как убедить их следовать за Пастырем? Ведь сейчас они ненавидят его и даже близко не захотят к нему подойти».
Тогда Мир (которая раньше была Страданием) тихо сказала: «Я заметила, что, когда люди испытывают горе и страдания, или терпят унижения, или попадают в большую беду, они иногда соглашаются познакомиться с Пастырем и искать его помощи. Мы знаем, к примеру, что твоя тетя Зловещие Предчувствия несчастна. Она в отчаянии от поведения бедного Трусостраха, и может быть, теперь она будет готова обратиться к Пастырю. А бедняжки Угрюмая и Злобная такие жалкие, что, возможно, сейчас удастся убедить их последовать за Пастырем, хотя раньше они и не чувствовали никакой нужды в нем».
«Да, — воскликнула Благодать-и-Слава, — уверена, что вы правы. Ах, если бы мы только могли пойти к ним! Если бы можно было хоть как-то помочь им найти то, что нашли мы!»
В этот самый момент совсем близко раздался голос Царя. Он подошел и сел рядом с ними и, посмотрев на долину далеко внизу, с нежностью сказал Благодати-и-Славе: «Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его» (Песн. 8:13).
Благодать-и-Слава повернулась к нему и взяла его за руку. «Господь мой, — промолвила она, — мы разговаривали о людях, живущих в долине Унижения. Знаешь, ведь все они — моя родня. Они такие жалкие и несчастные! Что мы можем сделать для них, Господь мой? Они ничего не знают о радости, царящей на Высотах. А вон и моя тетушка Зловещие Предчувствия. Я долгое время жила с ней, и мне известно, что она в совершенно отчаянном положении».
«Я знаю ее, — тихо сказал Царь, — она очень несчастная женщина».
«А ее дочка Угрюмая, — продолжала Благодать-и-Слава, с мольбой глядя на него, — она вышла замуж за Подлого, сына Лорда Страха. Он очень богат, но намного старше ее и вообще весьма жалкий и эгоистичный тип. Я думаю, она не знала ни минуты покоя с тех пор, как вышла за него. В долине ходили слухи, что, вероятно, он ее бросит».
«Так он и сделал, — тихо ответил Царь, — а она вернулась в дом своей матери, несчастная, разочарованная, с разбитым сердцем».
«А ее сестра Злобная? Бедняжка, ее острый язычок многих сделал ее врагами. Она вышла замуж за Робкого-Скрытного, и живут они в отчаянной бедности. Им приходится снимать маленькую комнатку в доме моего кузена Горечи и его жены. И все время, пока я живу здесь, в Царстве Любви, меня угнетает мысль об их жалком положении».
«Они действительно жалкие, — проговорил Царь с еще большим состраданием, чем прежде. — Они только что лишились своей маленькой дочки. А бедняжка Злобная так надеялась, что девочка станет для них утешением в их безрадостной жизни!»
«И потом, — продолжала Благодать-и-Слава с едва уловимым сомнением в голосе, — есть еще их брат, Трусострах». Она не смотрела на Царя, пока говорила. Затем помолчала и очень быстро продолжила: «Он самый жалкий из всей семьи. Он разбил сердце своей матери. Никто из его сестер больше не разговаривает с ним. Ненавидимый всеми, он бродит, скрываясь, по долине».
«Я знаю его, — ответил Царь серьезно, но с еле заметной улыбкой. — Я хорошо знаю его. Ты ничуть не преувеличила, сказав, что он жалок. Много раз мне приходилось вмешиваться и подвергать его наказанию, пытаясь исправить его. Но „хоть я и наказывал его, но смерти не предал“».
«Нет, нет! — с мольбой вскричала Благодать-и-Слава, — никогда не делай этого, Господь мой! О, умоляю тебя, придумай что-нибудь, чтобы спасти и освободить его от самого себя, как ты освободил меня!»
Он медлил с ответом, внимательно смотря на нее. И во взгляде его светилось огромное удовлетворение и счастье. Наконец он заговорил. «Я безусловно согласен сделать то, что ты предлагаешь, — сказал он, — но, Благодать-и-Слава, эти несчастные души, о которых идет речь, не пускают меня в свои дома и даже не позволяют мне заговорить с ними. Мне нужен голос, который говорил бы за меня, чтобы убедить их в том, что им нужна моя помощь».
«Я понимаю, что ты имеешь в виду, — воскликнула она радостно. — Мы спустимся туда вместе с тобой, поговорим с ними и покажем им, что ты сделал для нас. И что ты можешь и хочешь сделать для них».
«Думаешь, они послушают тебя?» — спросил он, улыбаясь ей очень нежно.
«Нет, думаю, это очень маловероятно — по крайней мере на первых порах, — отвечала она. — Я была совсем не тем человеком, которого они захотели бы слушать. Я не любила их. Но ты скажешь мне, что говорить. Ты научишь меня, а я скажу за тебя.
О Господь мой, поспешим же и спустимся туда, вниз! Когда они увидят, что ты сделал для меня, когда увидят Мир и Радость, я все-таки думаю, они в конце концов захотят, чтобы ты помог и им тоже. Ведь все это из-за того, что они сами себя обманывают, они убедили себя, что ты не можешь дать им ничего хорошего. Поэтому они и сопротивляются тебе, и отказываются от твоей помощи. Но мы будем умолять их. Особенно сейчас, Господь мой, когда они так несчастны и презираемы всеми. Именно то жалкое положение, в котором они находятся, одиночество и скорби заставят их более охотно слушать весть о твоей благодати и твоем желании помочь им».
«Верно, — согласился он, — я тоже так думаю. Теперь действительно особенно благоприятное время, чтобы спуститься к ним и попробовать им помочь».
С этими словами он поднялся на ноги. Она тоже вскочила. Все четверо стояли, радостные и сияющие, на краю Высот, вновь готовые отправиться вниз, в долину. Тогда Благодать-и-Слава увидела совсем рядом великий водопад. Он тоже стремился в долину, и его бурные воды весело пели, с шумом низвергаясь со скалистого выступа:
С высот мы в прыжке летим,
Шумя, вниз, в долины спешим.
Всегда в низины бежим мы,
Быть ниже всегда хотим мы.
И вдруг она поняла. Ей открылась удивительная и славная истина: эти великие воды, как и она сама, были приведены Царем в Царство Любви и на Высоты, чтобы теперь в радостном самозабвении отдавать свои жизни, вместе с ним устремляясь в горестные, заброшенные места внизу — делиться с другими той жизнью, которую они получили. Сама она была всего лишь каплей в море этого радующегося, восторженного множества Отдающих Себя, последователей Царя Любви, пребывающих в единстве с ним и друг с другом. И каждый был так же благословен и любим, как она.
«Ибо он любит каждого из нас так, — сказала она себе, — как будто только ты один — предмет его любви».
При мысли о том, что она сольется в единое целое с этим великими водами, сердце ее наполнилось восторгом и бурной радостью, которые не выразить словами. Наконец-то ей тоже предстоит отправиться вниз вместе с ними, отдавая себя в самозабвении жертвенной Любви. «Он привел меня на вершины только ради этого», — прошептала она себе, потом посмотрела на него и кивнула.
И тогда он прыгнул вниз и понесся по склону горы. Он перескакивал со скалы на скалу, выбирая надежные точки опоры для их менее опытных ног, и старался прыгать так, чтобы они могли за ним угнаться. За ним следовала Благодать-и-Слава. Возле нее скакали вниз Радость и Мир. А рядом с ними стекали и пели воды. Голоса наших героинь сливались с радостным шумом вод, но пели они свою особую песнь:
Спеши, мой Любимый, вверх сильным оленем
Легкому ветру под стать.
На склонах нужно и мне непременно
Ланью не отставать,
Прыжками, след в след, за Тобою спешить,
Куда Ты ведешь, без Тебя мне не жить.
Это, как вы, вероятно, знаете, последний стих из Песни Песней, которая принадлежит Соломону. Но для Благодати-и-Славы он был началом совершенно новой песни.
Ханна Харнард «Путь к Высотам Твоим»
Уроки, усвоенные на склонах Высот
Эти строки написаны во время моего трехнедельного визита в Швейцарию, на обратном пути в Израиль после короткой поездки в Англию. Я поехала туда после смерти моего отца, чтобы завершить его дела и привести в порядок его бумаги. Тогда я думала, что навсегда попрощалась со своим старым домом, где родилась и где меня так радушно принимал отец, когда я приезжала отдохнуть немного от своих миссионерских трудов на Среднем Востоке.
Взойди ко мне на гору
Браунвальд. Понедельник, 23 мая 1949 года.
«И сказал Господь… взойди ко Мне на гору… <…> …И покрыло облако гору… и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой день воззвал Господь к Моисею из среды облака. <…> И сказал Господь…» (Исх. 24:12, 15, 16; 25:1).
Сквозь туман и облачность, по незнакомой тропе, на которой в двух шагах ничего не было видно, Господь привел меня сюда, в Швейцарию, «на весьма высокую гору». Я верю, что Он заговорит со мной из облака; ибо я знаю, что у Него есть что сказать, и я жажду это услышать.
Три дня назад, когда я поднималась по подвесной канатной дороге из Линталя в Браунвальд, в Гларусе, туман и облачность были такими плотными, что вообще ничего нельзя было рассмотреть. Не было видно ни деревца, ни стены, ни одного швейцарского домика, и даже сам дом диаконисы Бергфриден был совершенно невидим, пока мы не добрались до его дверей!
Там сестры сообщили нам, что такая погода стоит уже около недели и может продлиться еще несколько недель. По человеческим меркам, это было такое разочарование — приехать в Швейцарию после стольких лет отсутствия и ничего не увидеть.
В тот вечер из своего окна в этом огромном швейцарском шале я увидела всего один кусочек скалистой кручи и снег, показавшийся на несколько мгновений из беспросветного тумана и дождя. Мне говорили, что снежные вершины поднимаются великолепной грядой прямо напротив, по другую сторону долины, но мне было очень трудно в это поверить.
На следующий день я проснулась в 4.30 утра, и горы были прямо передо мной! Как же все-таки правы те, кто говорит, что, если ты не готов вставать до восхода солнца, тебе можно вообще не ездить в Швейцарию! Горы показались именно теперь. Все еще лежа в постели, я увидела их сквозь незанавешенное окно. Вершины их еще застилали облака, но великолепная гряда из скал и снега, как стена, поднималась прямо напротив, по ту сторону узкой долины. Туман рассеивался в течение всего этого дня, но облака еще нависали низко и скрывали большую часть пейзажа.
Сегодня я проснулась в 5 утра, и вот! Ясные, розовые в свете утренней зари, на фоне безмятежного голубого неба возвышались Высоты, которые я так жаждала увидеть.
Сейчас я сижу на широком зеленом склоне, усыпанном, словно звездами, крошечными голубыми цветами горечавки и золотыми огоньками лютиков. Это — альпийские луга Браунвальда, с трех сторон, как стенами, окруженные снежными вершинами. Я сижу здесь и взираю на красоту, которую невозможно выразить словами. Справа от меня находится огромная круча, с которой с «шумом вод многих» устремляется вниз Брумбахский водопад. Напротив меня — гора с громадными скалистыми стенами и семью поднимающимися один над другим пиками. Рядом с ними есть еще один пик, чуть пониже, имеющий форму рога. Эта гора с семью гребнями называется Ортсток, а рог — Хоэр Турм. Это та гора, что возвышается над всей окрестностью Браунвальда. Она живописней всех остальных соседних великанов.
Слева от меня высятся, подобно великому крепостному валу, заснеженные скалистые горные цепи. Пока я сидела здесь, в сияющем солнечном свете, необъятное темное облако покрыло своей тенью высоты. Я слышу отдаленные раскаты грома. Итак, сквозь туман и облака я пришла к тому месту на Горе, где, я верю, Господь будет говорить со мной. И откроет мне, зачем после стольких лет Он вернул меня сюда, в мои любимые швейцарские горы!
Брумбахские водопады
Всю окрестность наполняет шум бурных потоков воды, бегущей вниз по камням и между ними. Эти два водопада, Брумбах и Цилльбах, напоминают мне двух славных ангелов любви, несущихся с высоты, чтобы принести силу и жизнь в долины далеко внизу.
О Господь мой! Что хочешь Ты сказать мне сегодня? Помоги мне услышать голос Твой. Научи меня понимать язык, на котором говорят Твои творения. Помоги мне принять всем сердцем великую истину о том, что «кому много дано, с того много спросится».
Подняв глаза, я смотрю через долину на Брумбахские водопады. И вижу, как вода стремится вниз в необычайном восторге от того, что самозабвенно отдает себя. И я знаю — это и есть слово моего Господа ко мне.
Я просила Его помочь мне понять язык этой великой книги природы. И вот первый урок — первая фраза Его творения. Она так ясна, что я и вправду понимаю ее. Она говорит о вечном восторге любви от непрестанного, блаженного даяния.
1. Первое свойство любви — это смирение; когда ты опускаешься все ниже и ниже в самоуничижении и самоотречении. Послание бегущей воды всегда таково: «Опустись ниже. Найди самое низкое место. Это единственный путь к достижению истинного совершенства».
2. Следующее свойство любви — это даяние. Жизнь, которая изливается, отдавая себя, наполняет жизнью и силой других. Чем больше любовь отдает, тем более полно она реализует себя. «Ибо это привилегия любви — ДАВАТЬ, ДАВАТЬ и ДАВАТЬ».
3. Третье качество любви — это служение. Низвергаясь с высот, Брумбахские водопады служат всей долине и местам далеко за ее пределами. Эти водопады снабжают водой, электричеством и светом многие, многие дома, сады и огороды. Совершенно забыв себя, стремиться к тому, чтобы отдавать себя другим, опускаясь все ниже, — вот в чем заключается радость и восторг любви.
«Совершенная любовь изгоняет страх». Да, это именно то, что с таким ликованием произносит вода, устремляясь вперед, к скалистому краю ущелья. И бросается с него, самозабвенно и бесстрашно, несмотря на ужасную высоту, с которой ей предстоит низвергнуться на лежащие внизу камни.
Наблюдая за тем, как вода падает с края скалы, следя за ней глазами, пока она долетит вниз, я обнаруживаю, что это движение — один из самых захватывающих примеров абсолютного ликования и победного, почти безумного самозабвения, какое я только видела. Если взглянуть на водопады в целом, они изумительно прекрасны. Но понаблюдайте за какой-нибудь одной каплей воды в ее затяжном прыжке со скалы и посмотрите на нее, пока она летит прямо вниз, — эта почти безумная, блаженная самоотдача просто потрясает. Я никогда не видела движения, так полно выражающего радость! Это похоже на абсолютный восторг, когда бесстрашно отдаешься доселе неведомому удовольствию, величайшему из всех, которые можно пережить. Движение вниз — легкое, исполненное риска и совершенного счастья. После того как вода бросается со скалы, кажется, ее подхватывают и держат, и она, спускаясь, парит словно на крыльях! Поистине восхитительное противоречие.
Как можно настолько отказаться от своего «я»? На этот вопрос отвечает открывающаяся перед моими глазами картина.
Водопады спускаются с высот. Но прежде чем они смогут сделать это, они должны подняться туда; «[Бог] делает ноги мои как оленьи и на высотах моих поставляет меня» (Пс. 17:34).
Если вода не падает с большой высоты, это не водопад. Именно «высоты» веры и послушания делают возможными водопады любви!
Ортсток, огромная гора напротив с семью вершинами, — это чудесная картина нашего духовного опыта, когда мы поднимаемся с высоты на высоту, с пика на пик. Вершины «высот» — это то место, откуда любовь радостно изливается вниз с полной самоотдачей. Человек не сможет по-настоящему любить, пока с верою и послушанием не достигнет «высот». И там научится «прыгать и скакать» по горам трудностей, как по асфальтовой дороге!
Кажется, все вокруг меня устроено так, что подчеркивает смысл этого урока. Я очутилась в том месте, где всякое Божье творение, оказывается, что-то говорит. Но язык этот способны ясно понимать только сердца, прошедшие школу страдания. Это язык, который мы начинаем изучать в самой глубине своей души, когда находимся на кресте, к которому наше «я» прибивается гвоздями боли и муки сердечной. Это можно сравнить с осадой Иерусалима и годами, когда Палестина была во власти террористов, что и вызвало события прошедшего 1948 года.
Может быть, что-то привело меня сюда, чтобы я пережила своеобразное великое преображение своей духовной природы? Старая природа сразу инстинктивно кричит: «А это будет очень больно? Разве я не достаточно выстрадала, дорогой Господь Иисус?» И тогда я смеюсь. Разве станет глиняный сосуд думать о боли на гончарном круге Господа под Его любящей, формирующей рукой? Тем более на последнем этапе своей долгой, радостной податливости Его терпеливой обработке. Единственное, что имеет значение, это чтобы преобразование самозабвения в самоотверженную любовь было исполнено в совершенстве. Чтобы я перестала желать быть любимой, а полностью отдалась радости дарения любви другим.
Как прекрасно кто-то подытожил это короткой фразой, процитированной мне однажды одной старушкой из квакеров: «Самопожертвование — это экстаз от того, что отдаешь самое лучшее, что у тебя есть, тому, кого больше всего любишь».
Единственные различимые звуки в этой тихой долине — это шум падающей воды да звон колокольчиков пасущихся на склонах коров. Но шум воды непрерывный, он никогда не прекращается. Он звучит вновь и вновь: «Чтобы испытать истинную любовь, нужно спуститься ниже. Отдавай себя. Опускайся ниже и ниже. Давай, и давай, и давай, и служи другим с радостным самозабвением». О Господь мой! Как я благодарна Тебе!
Сессельбан
Браунвальд. 24 мая 1949 года.
Вчера утром на примере Сессельбана Господь преподал мне самый захватывающий урок.
Ортсток Хаус расположен высоко над Браунвальдом, на склонах Эггстоке. Он стоит неподалеку от громадной пропасти и соединяется с Браунвальдом, что далеко внизу, Сессельбаном — системой воздушных тросов, висящих на высоких опорах, закрепленных на скалистых склонах горы. К этим тросам были подвешены кабинки, приводимые в движение электричеством. Они скользили вверх по тросам, доставляя провиант в Ортсток Хаус.
Взбираясь по усыпанным горечавкой склонам к своему обычному месту молитвы и «водопоя», я услышала, как над головой зазвенели провода. Я остановилась, чтобы посмотреть на кабинки, которые должны были, раскачиваясь, двигаться вверх по этим подвесным тросам к отдаленным верхним пикам. Мне сказали, что это вагончики не только для провианта, но в них могут подниматься и люди.
Наконец, когда утро уже заканчивалось, я увидела это воздушное средство передвижения и была шокирована! Вниз по тросу катилась не застекленная, закрытая кабинка, а всего два сиденья, похожие на обычные садовые стулья. Над ними был закреплен какой-то навес от солнца. Не было вообще никакой загородки, просто в воздухе рядышком болтались два кресла. В одном из них сидел мужчина. Под ним не было ничего, кроме узкой подставки для ног, прикрепленной к нижней части кресла. Оказалось, он ездил наверх — проверить тросы.
Вечером, проходя через сосновую рощу к Браунвальдским альпийским лугам, я увидела и услышала, что Сессельбан работал в полную силу. Вверх по тросу бежали одно за другим эти хрупкие, такие открытые кресла, качаясь над грозной пропастью и поднимаясь вверх мимо каменной кручи.
Одно за другим они двигались вверх, а потом бесконечной вереницей спускались вниз. Сперва я подумала, что, должно быть, на них поднимается очень много народу. Но потом, не заметив на них никого, я решила, что они пустуют. По дороге домой, проходя мимо нижней станции, или конечного пункта, я увидела, как подвесные кресла, качаясь, заезжают под станционный навес. Все они были совершенно пустые. Затем через несколько минут они показались снова. К ним ремнями были привязаны небольшие коробки и ящики. Нескончаемым потоком шли к дому наверху съестные припасы. Они были приготовлены для ожидаемых посетителей — туристов, которые сразу начнут восхождение, как только рассеется туман.
Тогда мне казалось, что Сессельбан представляет собой одну из самых прекрасных и захватывающих картин веры, какую только можно вообразить. Ведь вера не имеет ничего общего с продиктованными разумом убеждениями. Вера — это послушание. Вера и полное, без остатка, добровольное подчинение Божьей воле и власти — неразделимы.
Вера — это желание исполнять волю Бога. Нежелание отвергнуть свою собственную волю и слушаться Бога — это неверие.
Вот они, эти крошечные сиденья, — всего лишь пара металлических полосок. Трос, по которому они двигались высоко над головой, был совершенно невидим. Под ними не было ничего, кроме бездны, никакой земной точки опоры. Два движущихся, повисших в воздухе сиденья — это все, что можно было рассмотреть. Но опора была — сверху! Сила, исходящая сверху, поднимала их, бросая вызов закону гравитации. Они ехали все выше и выше, закрепленные колесом, бегущие вверх по одному тросу и вниз по другому.
Нужно было только захотеть довериться невидимой силе, сесть в кресло и полностью отказаться от своего «я». Невозможны никакие собственные усилия. Тогда тебя поднимут наверх, к высотам. Весь вопрос в вере, а не в делах. Единственное, что нужно сделать, — это решиться довериться Сессельбану. О, каким ужасающим казался мне этот шаг! Я так настороженно отношусь к высотам. Боюсь, что запаникую и брошусь вниз с самой вершины. Этот страх преследовал меня всю жизнь и не давал взбираться на высокие горы, чем так любили заниматься остальные члены нашей семьи. А что если порвется трос или отключится электроэнергия? Внизу не останется ничего, кроме кучки переломанных костей. Никакой земной поддержки!
Я очень легко могу себе представить, что любой нервный или боящийся высоты человек пугается одной мысли о таком путешествии. Верно, делать ничего не нужно — только сидеть в кресле и ехать наверх. Но, ох, как легко поддаться панике и упасть!
Как часто обещания Божьи похожи на эту канатную дорогу! Они выглядят такими хрупкими, непрочными, лишенными какой бы то ни было земной опоры, приводящими к таким невозможным ситуациям! Кажется, что на них никоим образом нельзя положиться. Ибо мы говорим себе, как легко можно ошибиться и претендовать на то, что никогда не предназначалось лично нам, а только великим, мужественным святым, пророкам и апостолам Божьим.
Но стоит нам поверить этим обещаниям, отдаться им полностью, без остатка — и начинает работать сила, находящаяся сверху. Путешественник, верящий обещанию, не делает ничего, кроме того, что остается верен ему. И когда он достаточно доверится обещанию, чтобы из-за него рискнуть всем, тогда устремляется ввысь! И нет такой силы на земле, которая могла бы помешать его прибытию к месту осуществления обещания, к его совершенному исполнению! Хотя нам порой встречаются такие ужасающие пропасти… Нам противостоят такие кручи, что мы и не надеемся подняться на них. Или одолеть их своими собственными силами. Тем не менее на духовном Сессельбане веры и послушания все это победоносно преодолевается.
Целый час я смотрела, как зачарованная. Тропа моя шла вверх по долине, высоко над которой, покачиваясь на ходу, к высотам надо мной поднимались подвесные кресла. И мой Господь заговорил со мной, сказав: «„Бог не человек, чтоб Ему лгать… Он ли скажет и не сделает? будет говорить и не исполнит?“ (Числ. 23:19). Не бойся отправиться навстречу испытаниям и трудностям в том краю, куда ты возвращаешься. Хоть ты думаешь, что теперь у тебя нет дома в Англии и тебе некуда вернуться, Я буду с тобой везде, куда ни поведу тебя, так же, как Я был с тобой при осаде Иерусалима. В каких бы обстоятельствах ты ни оказалась».
О да! Дух захватывает, когда начинаешь дерзкое восхождение к одному из Его обещаний! И с нетерпением ожидаешь того, что кажется страшной, опасной кручей. Когда канатная дорога несет тебя над пропастью между двумя пиками, может закружиться голова. Но обещания верны. И доверившись им, мы быстро поднимаемся к высотам.
Стремительный поток
Браунвальд. 25 мая 1949 года.
Сегодня я отправилась на прогулку к горному пастбищу Риет. Чудесно светило солнце. Я шла вниз через поля, радуясь всей этой красоте. Поля искрились золотом прекраснейших калужниц и одуванчиков. Повсюду, словно голубые самоцветы, были разбросаны цветки горечавки. Прямо предо мной предстали водопады Брумбах и Цилльбах. Я шла и радовалась, будто в раю, в благоговейном трепете от того, как в окружающей природе звучали изречения Божьи.
С тех пор как я пережила осаду Иерусалима в 1948 году, когда мне довелось быть под постоянной угрозой смерти, кажется, мои органы чувств стали намного восприимчивей к красоте, запахам и звукам природы, чем раньше. И это только часть наследия радости и благословений, дарованных мне в результате тех ужасных переживаний.
В былые времена, когда я еще девочкой приезжала в Швейцарию, меня сильно, особенным образом волновала красота природы. Я очень любила запахи соснового бора, мокрых шишек и хвои, ковром устилающей землю; распиленных бревен и покрытых мхом и лишайником камней. Но теперь все это имеет для меня невыразимо большее значение. Мне открылось, что природа — это книга чудес, язык которой я только начинаю понимать и толковать. Итак, я шла в исступленном восторге, а вокруг меня красоты природы воздавали хвалу и прославляли характер своего Творца. Все провозглашало Его имя.
Я подошла к лесопилке рядом со стремительным потоком, сбегающим с подножия Брумбахских водопадов, через долину. Перед моими глазами вода так весело бежала поверх камней, и вокруг них, и под мостом. Это была та же самая вода, которая высоко над моей головой подходила к великой кульминации и в таком ликовании, с такой блаженной самоотдачей бросалась вниз.
Я стояла на мосту и смотрела на нее. Вчера я спросила себя: «А что делает вода, когда после великолепного прыжка самоотречения достигает жестоких камней внизу? Когда уже прошел восторг от полета вниз и ей остается только грубое, полное препятствий обычное течение?»
На мосту я увидела, что происходит с водой. И засмеялась от увиденного. Русло потока было завалено огромными камнями. Препятствия были повсюду. Но вода стремительно текла вперед, смеясь и радуясь. Она была в совершенном восторге от того, что находит себе путь, несмотря на преграды и трудности. Прокладывая себе дорогу среди неумолимых камней, она казалась такой же счастливой и радостной, как в тот момент, когда бросалась вниз с высоты.
Какому же уроку она научила меня? Думаю, самому прекрасному из всех. Когда прыжок послушания уже совершен, день за днем сила следующей за ним воды плюс глубина русла реки делают преодоление трудностей и всевозможных препятствий ежедневной радостью.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |