Посвящается Жоан Маркюс. 5 страница

Небольшой паркетный танцпол опустел. Только одна высокая девушка, одетая в красное платье-рубашку с блестками и в искрящиеся колготки такого же цвета, с закрытыми глазами и поднятыми над головой руками раскачивалась, дергаясь от каждого «оргазмического» звука.

Клаус толкнул Кристофера локтем.

— «Режин» славится чудаковатыми трансвеститами, — восхищенно произнес он.

Тот проследил за взглядом соседа и удивился.

— Только не на этот раз. Это Саманта, работает в «Деланж». На сто процентов женщина.

— Откуда знаешь? — нахмурился фотограф.

— До сих пор синяк на ноге! Она пыталась погладить, когда узнала, что я натурал. Эта леди думала, что все мужчины из мира моды — геи.

— И что она за женщина? — спросил Клаус, разглядывая Саманту, как раз когда она повернулась. — Может, я ей понравлюсь?

— Если ты мужчина, то понравишься.

Британец шагнул на танцпол и прикоснулся к девушке.

— Кристофер! — заулыбалась она. — Я похожа на богатую хиппи?

Юноша позвал Саманту к ним за столик. Та не забыла по дороге прихватить с собой напиток. Новая прическа работницы «Деланж» — начесанная грива — визуально увеличивала ее и так большой рост. Когда девушка ходила, у нее на шее побрякивали восемь цепочек.

— Клаус, знакомься: Саманта.

Она протянула руку с идеальным маникюром.

— Клаус! Милое имечко. Немецкое?

— Да, признаюсь, я немец. — Фотограф поклонился и щелкнул каблуками. — А вы самая экзотичная женщина, которую я когда-либо встречал.

— Мне нравится слово «экзотичная», — засияла американка.

— И эротичная, — рискнул бородач.

Саманта хихикнула.

— Хорошо, признаюсь, я эротична. Но обычно меня называют jolie-laide.

— Jolie — да. Но ни в коем случае не laide, — поправил немец. — И танцуете вы тоже очень эротично!

— Это все мелодия, — вздохнула девушка. — Она так заводит…

Кристофер с интересом наблюдал за ними. Парень не собирался сводить этих двоих вместе, но между ними пробежала искра. Вдруг получится самая странная в нынешнее время модная пара?

Когда Кристофер проснулся на следующий день, фотографа дома не было.

Клаус всегда уединялся в студии — там стоял широкий диван.

— Клаус, — довольно поведала модельеру Саманта, когда он заглянул к ней в кабинет чуть позже, — потрясающий любовник. Его непрерывный ритм — словно немецкий марш. И еще: твой сосед хочет снова увидеться со мной. Ах, Кристофер, Париж оправдывает мои самые дерзкие ожидания — не думала, что преуспею и в любви, и в моде!

Вскоре неожиданно, как часто бывает в Париже, Саманта понравилась еще одному мужчине. Одри привела подругу на вечерний прием в роскошный салон Жислен де Рив. Эдуар де Кузмин, выше Саманты и намного шире в плечах, пристально смотрел на нее и трогал себя под блейзером — тонкий намек, что девушка понравилась. Американка подняла брови, округлила глаза и сложила губы бантиком. Мужчинам нравятся смелые дамы, умеющие флиртовать. Саманта подошла к нему. Как же в таких ситуациях выручал алкоголь!

— Вы совершенно не в моем вкусе…

— Эдуар де Кузмин, один из директоров «Шанель», — поклонился искуситель.

— …но в вас есть нечто очень сексуальное, — спохватилась Саманта.

Мужчина обнял ее.

— Недалеко отсюда у меня есть квартирка, куда я иногда приглашаю красивых женщин, — прохрипел он. — Хочешь, покажу?

Брови Саманты изогнулись.

— Почему бы и нет?

Крепыш с длинными свисающими усами и сердитыми черными глазами не был похож на идеального мужчину Саманты. Но в этом спектакле «Красавица и Чудовище» судьба именно ей отвела роль «красавицы», поэтому девушку все вполне устраивало. Еще и «чудовище» оказалось директором «Шанель» — так что это скорее работа.

После короткой поездки в такси американку провели по лестнице, покрытой красным ковром, в крошечную, но роскошную квартиру рядом с Елисейскими Полями. Как только закрылись двери, де Кузмин набросился на Саманту. Рыкнув, расстегнул рубашку и стиснул девушку в объятиях. Закатил глаза, когда она пустила в ход свое секретное оружие, полученное в Беверли-Хиллз. «Мужчины так любят оральный секс, — напомнила она себе со знанием дела, — что с восторгом соглашаются даже на посредственный. А вот против моих приемчиков не устоит ни один парень на Земле». Девушка совсем недавно открыла это для себя: не обязательно раздеваться, становиться влажной, нет риска забеременеть. В итоге все довольны, если, конечно, мастерство не подводит. А Саманта отлично умела это.

Она чувствовала себя совершенно свободной, зная одно: стоит показать мужчине, что он неотразим, — и успех у тебя в кармане. Большинство парней с легкостью в это верили. Еще раньше девушка научилась особой технике: обращалась с мужским орудием, словно играла на флейте. И сейчас «музыкальный талант» Саманты заставлял ее нового знакомого изумленно вскрикивать. Американку научила этому одноклассница, которая обожала секс даже больше ее. Все дело в нажиме (губ и языка), скорости (быстро — медленно, потом снова быстро, иногда и вовсе останавливаясь) и использовании большого количества воздуха (сначала теплого, потом холодного). Но воплотить это в жизнь — не раз плюнуть. Хорошо, если мужчина оказывался не слишком большой, — меньше работы.

«Чем лучше получается, тем дольше хочется продлить игру, но на деле она заканчивается еще быстрее. Парадокс», — подумала она. Слава богу! Саманта довела де Кузмина до вершины блаженства в считаные минуты. Увидела, что он закатил глаза, и усилила приток горячего воздуха, давление, стала быстрее двигать языком. Некоторое время новый любовник удовлетворенно пыхтел, а потом затих. Девушка откинулась назад: дело сделано. Она редко получала такое признание публики.

— Я еще никогда… — Он задыхался. — Где ты этому научилась? — подозрительно спросил Эдуар, вытирая лицо белым носовым платком.

— В Беверли-Хиллз, — спокойно сказала Саманта, промокая губы бумажной салфеткой. — Это мировая столица орального секса. Я победила в номинации «Подающая надежды», даже в выпускном альбоме это написали. К счастью, не уточнили, в чем именно.

— Это точно, Саманта, ты подаешь большие надежды, — прохрипел де Кузмин. — С таким талантом невозможно не преуспеть.

— Я хочу добиться успеха в моде! — решительно заявила девушка, пристально глядя на директора «Шанель».

— Мы должны увидеться снова! — предложил де Кузмин.

Саманта загадочно посмотрела на любовника. «Заставь их желать большего», — советовал отец.

— Ты жила в Беверли-Хиллз? — спросил Эдуар.

— До восемнадцати лет. Потом мы переехали в Нью-Йорк. Мой отец тоже занимается модным бизнесом. Он дистрибьютор парфюмерной линии «Деланж» в Америке. Помимо прочего.

Мужчина кивнул, сосредоточенно разглядывая Саманту.

Вскоре они покинули квартиру. Такси ожидало у входа. Щедрый жест произвел на Саманту впечатление: житель Нью-Йорка никогда бы не оставил счетчик тикать попусту. Девушку подвезли до дома. Она зашла внутрь и увидела в зеркале свое изумленное лицо.

— Они либо сходят по мне с ума, либо вовсе не замечают, — громко сказала она отражению.

И потом долго принимала ароматическую ванну.

— Кажется, это начинает входить в привычку, — сказала Саманта на следующее утро Жан-Жаку по телефону. — Двое мужчин за месяц! Пиршество или голод, — хихикнула она. — Выбираю пиршество. Кто знает, когда наступит голод?

— Очень предусмотрительно, — согласился визажист. — Но я видел твоего поклонника — он не слишком сексуальный. И, бьюсь об заклад, никогда в жизни не носил кожаную одежду. Что в этом морже привлекло тебя?

— Жан-Жак, — робко прошептала девушка в телефонную трубку, — ты ведь никому не скажешь? По-моему, я Коко-сексуалка…

— И что это значит?

— Ну, ты ведь знаешь, что такое гетеросексуал? — проворковала она. — И гомосексуал?

Он фыркнул.

— Коко-сексуалы встречаются гораздо реже. Меня заводит все, на чем есть переплетенные буквы С. От камелий учащается пульс. От стеганой сумочки бросает в жар. Представь, как на меня влияет директор «Шанель»!

— Разве он не содиректор?

— Он Коко-директор!

— Саманта, — тяжело вздохнул Жан-Жак, видимо качая головой. — Ты слегка ненормальная. Поэтому я тебя и люблю.

— Ненормальная? — переспросила она. — Нет. Просто в Париже границы реальности стираются. Можно делать все, что захочешь. Де Кузмин у меня в графе «работа», Клаус — в графе «любовь». Возможно, Эдуар устроит меня в «Шанель», пусть и окольным путем.

— Ты используешь его! — неодобрительно закудахтал Жан-Жак. — Маленькая развратная Коко-сексуалка!

Продажи духов «Деланж» росли всецело благодаря новой рекламной кампании. Другие дома не преминули заметить это. Де Кузмин стал по-другому относиться к Саманте: не только хорошая любовница, но и профессионал с развитым «модным чутьем».

— Это у меня от отца, — похвалилась она, услышав комплимент в свой адрес.

Девушка встречалась с директором «Шанель» по вечерам в его любовном гнездышке, не забывая брать деньги на такси. Туда и обратно.

— После секса он говорит сальности, — доверительно рассказала она Жан-Жаку, — о бизнесе.

— Что новенького? — хрипло спрашивал ее де Кузмин после секса, прикуривая.

Девушка ожидала, что ей предложат работу в «Шанель». Но этого не случилось, и между ними возникло напряжение.

— Почему ты используешь в рекламе мускулистых мужчин? — спросил Эдуар.

— Не-а! Я работаю на «Деланж», а не на «Шанель». — Саманта отказалась выдавать секреты.

— Знаю, но все-таки почему именно крепкие парни?

— Ой, хватит! — съязвила Саманта. — Только не говори, что дом «Шанель» слишком изыскан для секса! Вы даже не желаете вводить линию постельного белья. Подумай, сколько женщин захотели бы заняться любовью на простынях от Шанель!

— Мы должны сохранять престиж марки, — тихо прохрипел он.

— «Диор», значит, можно запускать линию простыней, а для «Шанель» это низко? Хотя меня это не сильно заботит. Нам остается больше места на рынке. Постельное белье «Деланж» продается в «Джи-Си-Пенни», самой большой розничной сети в Америке.

— Мы французы, а не американцы, — вздохнул Эдуар.

— Да? А французам деньги не нужны?

— Директора считают, что защищают марку «Шанель», отказываясь от линии постельного белья, — терпеливо объяснил он. — Может, темные очки — это еще мода, но простыни… — Мужчина пожал плечами. — Простыни — это не мода.

— Тогда почему мы лежим на простынях, обсуждая простыни, а не используем их по назначению?

Саманта изогнула брови и взялась за кончики его длинных усов.

— Молодое поколение может позволить себе новые идеи, — сказал он, кладя окурок в пепельницу.

— Хм… — вздохнула она, желая узнать больше.

Словно шпионка фирмы на секретном задании!

Эдуар зарычал: у него такая особенная прелюдия. Саманта забыла о моде и даже о простынях. Де Кузмин был очень сильным, и девушка расслабилась в его крепких объятиях.Вообще, объятия могут многое рассказать о человеке. «Шпионке» нравилось, как ее любовник в конце терял контроль над собой и закатывал глаза. «Непременно нужно рассказать об этом Жан-Жаку», — подумала Саманта.

Оба голодные, они рано пошли обедать. В «Куполь» Эдуар заказал cervelle aux buerre noir.[44]

— Черное масло? — перевела Саманта. — А почему черное?

— Его поджаривают.

— Звучит аппетитно, попробую, — обрадовалась девушка.

Официант собирался уходить, но американка внезапно схватила его за руку.

— Подождите! Это ведь не что-то мерзкое вроде лягушек?

— Cervelle не лягушки, мадемуазель. Это одно из наших фирменных блюд.

Через десять минут «Куполь» огласили крики Саманты. Она вскочила со стула, подбежала к двери в дамскую комнату и с ужасом обернулась на свой столик.

— На моей тарелке мозги! — завопила она, хватая официанта и прячась за ним.

— Mais oui,[45]мадемуазель. Это то, что вы заказали, non?[46]

— Я думала, это телятина! — завыла Саманта. Она с опаской вернулась за столик, только когда блюдо поменяли.

— Брр! — содрогнулась девушка, глядя на де Кузмина. — Да уж, Париж полон сюрпризов.

Утром первого рабочего дня в новой мастерской Моник встала пораньше, вымыла и уложила волосы, сделала аккуратный макияж. Вдруг месье Гай оценит усилия?

Какой смысл подбирать одежду, если ее все равно скроет рабочий халат? Но перед тем как новая швея переоденется, мастер на несколько мгновений увидит ее. Поэтому Моник выбрала одно из лучших платьев: из добротной серой шерсти, идеально сидевшее по фигуре. В нем девушка казалась себе хорошенькой.

— Должно быть, это Моник! — громко воскликнул месье.

Он с улыбкой подскочил к ней, пожал руку. Ладонь мужчины была сильная и теплая. Месье Гай — невысокого роста, с редеющими волосами, но его бездонные глаза завораживали. Он одобрительно посмотрел на серое платье. Беседуя с подчиненной, портной словно прожигал Моник взглядом. А когда хотел подчеркнуть важность сказанного, прикасался указательным пальцем к ее руке. Этот мужчина, сам того не понимая, очаровывал всех дам вокруг. «Разве не это фильмы и песни называют любовью с первого взгляда?»— спросила себя Моник.

— О вас хорошо отзываются. — Месье Гай восхищенно посмотрел на девушку и указал ей место за рабочим столом. — Сама мадемуазель. А она, поверьте, не очень щедра на похвалу. Вам здесь понравится. Я ценю отличную работу, ценю своих сотрудниц. И не прошу многого. Только совершенство.

— Bien s?r,[47]месье.

Моник отвела взгляд от его жгучих глаз и увидела нечто столь же волнующее: черные завитки волос у расстегнутого воротника белой рубашки. Снова отвернулась. Месье Гай разложил на рабочем столе восхитительную бледно-голубую шерсть-букле, подготовив к раскрою.

Девушка внимательно посмотрела на руки Гая. Они напоминали плавник, течением реки прибитый к берегу рядом с Анжером: смуглые, без единого волоска, с аккуратно подстриженными ногтями — воплощение силы. Руки портного. Руки мастера. Будто слепой, он несколько секунд разглаживал материал, пытаясь найти изъяны.

— Мадемуазель Шанель сама выбирает ткань. Но никто не знает наверняка, как материал ляжет. Есть шерсть, которая лохматится на краях пиджака, если не использовать шов через край. Эта вряд ли подойдет. — Осторожно свернул полотно и весело посмотрел на Моник. — Дам знать мадемуазель. Вряд ли она обрадуется. Великий дизайнер понимает, на что способна ткань.

Месье Гай огромными ножницами отрезал кусок другой шерсти.

— Кроить — все равно что объезжать строптивую лошадь, — продолжал он размышлять вслух. — Нужно знать, как успокоить ткань, как она поведет себя при раскрое и сметывании. Некоторые материалы своенравны и не поддаются приручению. Приходится сражаться. Но лучше сотрудничать.

— Oui, месье, — еле слышно прошептала Моник.

Каждый раз, когда Гай прикасался к девушке, ту словно пронзало электричеством. Сбитая с толку швея присела за рабочий стол.

— Если хотя бы половина из того, что говорят о вашем мастерстве, — правда, мы сработаемся, — улыбнулся мужчина.

Моник кивнула, стараясь не придавать словам начальника большего смысла, чем он вкладывал. Дар (или проклятие?) месье Гая мешал сосредоточиться на работе. Девушке казалось, что ее соблазняют. Может, мужчина даже не осознает этого?

Другие работницы тепло приняли новенькую. Эти серьезные дамы, казалось, гораздо больше любили свое дело, чем швеи из мастерской мадам Мишель. Моник радовалась уже тому, что работать не мешало постоянное жалобное хныканье. А еще у начальника можно многому научиться! У первоклассного мастера, который знает язык ткани. У мужчины,от взгляда которого у Моник сжималось сердце.

К концу дня она уже совсем по-другому думала о работе, о жизни и о себе самой.

ГЛАВА 6

Кристофер несколько раз звонил Софи, но она либо не отвечала, либо делала вид, что занята.

— Я часто хожу в «Куполь» по вечерам, — сказал однажды. — Вдруг случайно встретимся…

Прозвучало это так холодно, что юноша не придал словам особого значения.

— Меня использовали «на одну ночь». Я ей не понравился, — с грустным вздохом пожаловался он Клаусу.

— И что? — пожал плечами тот.

— Я думал, мы полюбили друг друга, — нахмурился Кристофер.

— Только из-за отличного секса? — удивился фотограф.

— Не такого уж и отличного, — грустно ответил модельер. — Не для дамы. Все дело в ней! Софи старается казаться неприступной, но на самом деле она такая… ранимая. Ее хочется защищать.

— Мне она ранимой не кажется.

— Ты когда-нибудь влюблялся?

— Мне больше нравится потакать желаниям плоти.

— Значит, просто секс? — засмеялся британец.

Немец усмехнулся в ответ.

— Практика всегда полезна.

Клаус вернулся к изучению груды фотоснимков у себя на столе. Он рассматривал каждый в лупу и пастельным карандашом отмечал удачные.

Месье Гай понимал, что Моник стала швеей по собственной воле и отнюдь не из-за недостатка образования. Портной знал, что девушка боготворит красивую ткань и мир моды. Они, словно два профессиональных танцора, вдруг обнаружили, что великолепно работают в паре.

Моник старалась не придавать жестам и прикосновениям мастера большего значения, чем подсказывала логика. «И ничегошеньки они не значат, — заверяла она сама себя. — Он так со всеми общается». Теперь девушка чаще бывала в парадной части дома, помогала на примерках. Она с восторгом сопровождала начальника в зеркальные cabines и гордо подавала булавки или ножницы прежде, чем он попросит. Словно предугадывала желания портного.

Когда месье Гай говорил, что на выходных был с женой или дочерью, Моник испытывала уколы ревности. Она как-то мельком видела супругу начальника в ателье: симпатичная, невысокая, стройная, но ничем особо не примечательная. «Она не заслуживает такого мужчину, как месье Гай», — поймала себя на мысли Моник. Но кто дал ей право решать? Любить женатого совсем не в ее принципах.

За неделю на примерке у Кристофера побывала вереница пожилых клиенток. «Почему они все выбирают одежду для молодых и стройных, а потом упрашивают припустить рукава, удлинить юбку или вовсе заменить брюками?» — возмущенно думал юноша. Он скептически наблюдал за этими изменениями. Каждый вечер Клаус выслушивал жалобы соседа.

— Им не нужна мода, — говорил Кристофер. — Они пытаются уничтожить ее!

Клаус заглянул в свой винный бокал.

— Молодым девушкам уже не интересна дорогая одежда. Им нравится сидеть в потертых джинсах за рулем быстрой машины. Кутюр скоро придет конец. Не завидую тебе, дружище! Я-то, по крайней мере, смогу фотографировать хорошеньких дамочек.

— Эти старухи навсегда отобьют у меня желание заниматься модой, — решительно заявил «британский ангел».

— Нет, — покачал головой немец. — Мы пристрастились к моде и не сможем без нее.

Камилла Деланж все чаще болела и все позже приходила в студию. Вскоре она стала появляться лишь в полдень, и то на час. Ходили слухи, что глава дома собралась на пенсию. Кристофер часто мечтал, что займет ее место. Но в реальности для этого он недостаточно долго работал в «Деланж». Назначили нового дизайнера: бельгиец Жюль Кальер, около пятидесяти лет, последние десять работал дизайнером в «Сашерель», таком же старомодном доме. У Кристофера — новый босс.

Миниатюрный Жюль был о себе очень высокого мнения. Он постоянно изобретал новые способы насолить Кристоферу: распрыскивал вокруг его стола приторные духи «для вдохновения», весь день носил тонкие лайковые перчатки и постоянно жевал экзотические фрукты из «Фошон». А еще от бельгийца не отставала свита из восхищенных ассистенток, за спинами которых он прятался, словно в коконе.

— Он восхищается парижским домом «Бальма»! — с отвращением поведал Кристофер Саманте.

— О боже, «Жоли Мадам»?! — Она состроила рожицу.

Заказов было немного, и Жюлю поручили сделать эскизы для промежуточного сезона — бутик-коллекцию «Весна'68». Тридцать нарядов сразу отправляли в магазины — некоторые дома считали прибыльным этот новый способ продавать моду.

Жюль разволновался из-за спешного поручения и вскоре повздорил с другой звездой «Деланж» — шляпником Жаком. В порыве вдохновения бельгиец посрывал с голов манекенщиц меховые папахи, отрезал верхушки и велел моделям нести их как муфты.

Жак увидел порезанные шапки и прибежал в студию жаловаться.

— Я не делаю муфты! Я создаю шляпы!

Но Жюль выиграл раунд: муфты признали более элегантными, они понравились клиенткам (на прогулке руки не мерзнут) и лучше продавались.

Когда Кристофер не стоял в очереди в «Фонтан» за экзотическими фруктами для нового начальника, юноша делал эскизы и добавлял к стопке на столе Жюля. Рисунки копились, пока дизайнер не начинал просматривать их, изображая скуку. «Наверняка притворяется», — подумал Кристофер (Жюль все-таки решил сделать в toiles[48]несколько моделей).

Дизайнер снимал мерки с клиенток всегда в тонких лайковых перчатках.

— Он не может касаться женской кожи! — почти с восхищением прошептала Кристоферу ассистентка. — Аллергия!

Британец улыбнулся: модному дизайнеру с таким недугом не позавидуешь.

Месье Гай не растрачивал мастерство на простые модели от Шанель. Его специализация — пиджаки и пальто с застежкой, сшитые по фигуре. Клиентки, знающие это, требовали, чтобы заказы выполнял именно он. Девушки рассказали Моник, что много лет назад мадемуазель сама кроила и подгоняла костюмы для особых клиенток. Но те времена давно минули. Теперь месье Гай шил костюмы для мадемуазель. Он считал эту награду своим долгом.

Когда портной выходил из мастерской на примерку, работницы обменивались сплетнями. Ходили слухи, что «Диор» и «Живанши» пытались переманить его к себе, обещая огромные деньги.

— Девушки! — утихомиривала их мадам Авриль, premiere main. — Приступайте к работе!

В королевстве «Шанель» бывали случаи, когда работники уходили в другие дома, оставляя верных друзей, кузин или сестер. А сестра или лучшая подруга в доме соперника — словно шпион в стане врага.

Любой деятель высокой моды, чей муж или жена работали на другой дом, предпочитал помалкивать об этом. Но сплетни все равно просачивались. Все знали, что, если месье Гай уйдет, он обязательно заберет с собой некоторых девушек. Естественно, лучших швей. Моник жаждала быть одной из них.

Иногда в ателье забегали запыхавшиеся манекенщицы и упрашивали портного сшить им костюм. Если мастерская не была перегружена работой, модели оплачивали лишь стоимость ткани. Стройные красавицы до неприличия флиртовали с Гаем. Моник наблюдала, сходя с ума от ревности.

Мадемуазель Фар относила костюмы на роскошную половину дома, где после полудня показывали коллекцию и устраивали клиенткам примерки. В том мире каждая женщина была идеально накрашена и великолепно причесана, а в воздухе витали изысканные сладкие ароматы. Иногда Моник бросала взгляд на directrice, мадам Антуан, такую элегантную ивысокомерную, что девушка опускала глаза, проходя мимо.

В пятницу утром Кристофер пришел на работу и застал всех в слезах: Камилла Деланж перенесла обширный инфаркт под сушилкой в любимой парикмахерской.

На изящных похоронах юноше выпала возможность взглянуть на некоторых светил мира кутюр, живших в Париже. Он словно открыл энциклопедию моды, наблюдая, как пожилые дизайнеры, прихрамывая, заходят в церковь Святой Магдалины: мадам Али Грес, легендарная создательница вечерних платьев из драпированного шелкового джерси, Гай Ларош, Магги Руфф, сама Нина Риччи опирается на руку элегантного сына Робера.

Жюль решил, что стал незаменим для дома, запросил слишком большую зарплату и был тотчас же уволен. Шанталь Деланж, единственная племянница Камиллы, которая действительно любила моду, убедила семью, что пришло время восстановить престиж старинного дома. Она вызвала Кристофера к себе в офис. Directrice была невысокой симпатичной блондинкой за тридцать. Юноша знал, что у нее есть муж и маленький ребенок.

Британец сидел, слегка нервничая, а парижанка внимательно его разглядывала.

— Для последней коллекции Жюль отобрал много твоих эскизов, — внезапно заговорила она. — Наряды раскупили, правда, не постоянные клиентки, а их дочери. Возможно, стоит приложить больше усилий и привлечь молодую клиентуру? — Шанталь пожала плечами. — Наверное, я сошла с ума, но в июле нам понадобится коллекция осень — зима. Ия собираюсь попросить тебя создать ее.

— Я все сделаю! — Кристофер слегка подпрыгнул от неожиданности. — Вы не пожалеете!

— Тогда скажи, что я в здравом уме, — вздохнула женщина.

Парень подался вперед.

— Я молод и хочу творить для молодых. Я перенесу «Деланж» в семидесятые.

— Не все наши клиентки молоды, — предупредила Шанталь. — А коллекция должна понравиться всем.

— Но любая женщина хочет выглядеть молодо! — воскликнул Кристофер.

— Ох, не думай о возрасте! Просто создай одежду, которую можно будет носить.

— И конечно, приложить усилия для привлечения новых клиенток?

Шанталь с сомнением посмотрела на юношу, и Кристофер понял, что ему придется отбросить самые смелые идеи. Сейчас главное — удержаться на гребне волны. Но чистокровный скакун воображения уже почувствовал свободу — и устремился вдаль.

— Чуть ли не самое знаменательное событие за всю историю моды! — как всегда, радостно съязвила Саманта. — Какая возможность! Ты, Кристофер Хатчинс, станешь следующим Кристианом Диором.

— Может быть, — буркнул парень.

— Эй, а я могу стать твоей женой — еврейской Диор! — Девушка давилась от смеха. — Но серьезно, подумай о прессе. «Англичанин покоряет Париж».

Она замолчала и тревожно поглядела на друга.

— Ты ведь собираешься покорить его? В твоем мозгу роятся миллионы гениальных идей!

Он обнял ее.

— Я разнесу «Деланж» в пух и прах — и построю заново. Шокирую всех.

— Да, но не забудь об одежде, «которую можно носить». Давай пообедаем в «Ла Кетш». Не верится, что Шанталь Деланж решилась на такое! Скажи ей спасибо: ну, знаешь, сексиз благодарности.

— Ей это не нужно, она замужем, — протараторил Кристофер.

— А ты видел ее мужа?

Саманта взяла юношу под руку и повела в «Ла Кетш» — изящное сочетание продуктового магазина и кафе-ресторана — в конце улицы.

— У меня тоже есть новости.

Девушка сделала заказ, меняя ингредиенты в блюдах. А когда официант удалился, подалась вперед.

— Я сказала отцу, что встречаюсь с немцем, — простонала Саманта. — Я пишу папе каждую неделю, рассказываю, как живу.

Она порылась в сумочке и достала письмо.

— На ломаном английском — отец не получил классического образования. Но это не помешало ему в тридцать лет заработать первый миллион. Это письмо знаменует конец моего детства. Наверное, в двадцать пять слегка поздновато?

Девушка сняла с сумки шарф от Шанель и повязала на голову.

— Еврейский ритуал? — спросил Кристофер, наблюдая за подругой.

— Нет, мне просто нравится одеваться по случаю, — объяснила Саманта. — Я прочитаю письмо, как папа.

Она прокашлялась.

— «Моя дорогая малыш Сэмми», — начала американка со странным акцентом.

Кристофер удивился.

— Ты транслируешь через свое тело дух отца?

Саманта сердито глянула на него.

— «Всегда я радостен, когда читаю твои славные дастежения во Париже, — продолжила девушка. — Твои дастежения делают тебя образованной молодой леди, и папочка очень тобой гордится. Так я был радостен, когда прочитал, ты нашла мужчину который тебя любит и обращается с тобой как с Принцесой».

— Это Клаус, — прервавшись, напомнила Кристоферу Саманта.

— «Но я чуть не отдал концы, когда прочитал, что он немец. Сэмми, ты как могла так поступить со мной? Может, его отец или дед был нацистом. Ты спросила это, перед тем как позволить ему любить тебя? Может, ты забыла, что нацисты убили твоих бабушку и дедушку? Возможно, ты целуешь сына убийцы! А теперь порадуй своего папочку, избавься от этого нациста. Конечно же, в Париже много свободных французов. Такой красавице не обязательно быть в одиночестве».

Она подняла на Кристофера заплаканные глаза.

— Папочка — единственный мужчина, который считает меня красивой.

Девушка опустила письмо и убрала шарф, не отрывая взгляда от Кристофера.

— Клаус — фашист? — шепотом спросила она.

— Если я правильно помню уроки истории, фашистов наголову разбили в сорок пятом, — проговорил британец.

— Фух! Повезло Клаусу.

Саманта обмахнула лицо письмом.

— В Беверли-Хиллз и в Нью-Йорке мы не знали ни одного немца. Папа не предупреждал меня о них. Хотя моей странной семейке свойственны такие запреты. Я вижу все иначе: для папы немец — это нацист, для меня — великолепный любовник с неподражаемым марширующим ритмом. Да еще и талантливый модный фотограф. Мне повезло с Клаусом. Я не могу бросить его!

— Надеюсь. Он так сильно увлечен тобой! Что скажешь отцу?

Девушка на мгновение нахмурилась.

— Думаю, пошлю открытку с Эйфелевой башней и скажу — очень тактично, конечно: иди куда подальше. По-венгерски. — Она неотрывно смотрела на Кристофера, ослепительно улыбаясь. — А пока начну менять Клауса. Ну, знаешь, сделаю его более французом, нежели немцем. Все дело в образе.

Девушка просияла, допивая кока-колу.

— Спасибо, что выслушал. А теперь подумаем, как превратить «Деланж» в самый шикарный дом на планете. Даже лучше «Шанель».

Дата добавления: 2015-11-04