Посвящается Жоан Маркюс. 3 страница

Дизайнеры редко хорошо рисовали, но Кристофер знал, что эскизы будут намного лучше, если вместо горилл он изобразит изящных леди. О лицах, руках и ступнях обычно вообще забывали, только несколькими линиями обозначали плечи, талию и ноги.

Британец записался на вечерние курсы рисования в школу «Шамбр синдикаль». Научился за пять минут изображать на бумаге молодую одетую модель в разных позах.

На первом же занятии он не мог оторвать взгляда от хорошенькой одногруппницы в белом свитере, облегающем безупречную фигуру. Мини-юбка обнажала стройные ноги. Взъерошенные рыжие волосы были небрежно заколоты на затылке, некоторые локоны словно специально выпущены. В ответ девушка столь откровенно-сексуально посмотрела на британца, что его тело тут же откликнулось. После занятия он пригласил свою новую подругу Софи в соседнее кафе.

— Я только что бросила учебу в Сорбонне… — Присев на банкетку, обтянутую красной искусственной кожей, девушка закурила. — Больше не могла терпеть это. Так хотелось заниматься модой!

— Какую ты делаешь одежду? — спросил он, попивая вино.

— Элегантную, но современную. — Она затянулась. — А ты?

— Наряды завтрашнего дня, — гордо ответил Кристофер.

— И при этом работаешь на «Деланж»? — нахмурилась девушка. — Разве они не вчерашний день?

— Больше никуда не взяли, — скривился юноша. — Я англичанин, не забыла? Мир высокой моды принадлежит французам.

Она кивнула и выпустила облачко дыма.

— Если у тебя талант, это поможет.

— А у тебя он есть? — спросил Кристофер, глядя ей в глаза.

— Надеюсь. — Софи пожала плечами. — Хочешь посмотреть на мои модели? Правда, пока носим их только я и моя подруга Инес.

— Когда придешь в следующий раз, надень что-нибудь из своего.

— Обязательно покажу тебе всё, когда обзаведусь жильем.

— А скоро это будет?

— Посмотрим.

Она опять призывно улыбнулась, и Кристофер моментально возбудился. Поерзал в брюках-дудочках. Софи посмотрела вниз и засмеялась.

— Забавно. — Парень не мог отвести от нее глаз. — У меня ощущение, словно мы встречались раньше.

— На другой планете или в прошлой жизни? — подкинула Софи загадку в духе шестидесятых.

— Вообще-то я не верю в подобную чепуху, — рассмеялся британец. — Но мне действительно кажется, что мы знакомы всю жизнь.

Юноша возвращался домой обескураженным.

— Неужели я встретил свою половинку, прожив в Париже лишь неделю? Может ли человеку так повезти? — спросил он Клауса чуть позже.

— Единственную? — рассмеялся тот. — Имеешь в виду, единственную сексуальную девушку в классе? Да ладно тебе, Крис! Не будь таким наивным.

В следующее воскресенье Лоран Антуан позвал дочь в библиотеку.

Рядом с ним стояла жена, чье ледяное спокойствие казалось опасней, чем ярость.

— Софи, — тихо начала она, — сказать, что мы разочарованы… — Мать беспомощно развела руками. — Ребенок, которого мы вырастили с любовью и заботой, так поступил! И назад дороги нет. Отец звонил в «Дрюо». Аукцион был больше недели назад, колье увезли в Швейцарию. Как ты могла продать фамильную драгоценность?

— В этом доме, — застонала Софи, — что ни возьми — фамильная драгоценность.

Она оглядела тяжелые шторы и антиквариат вокруг.

— Словно живем в музее. Колье — подарок. А вы говорите, будто я его украла.

— Я подарил его, думая, — произнес отец, — что ты будешь дорожить им всю жизнь. И что плохого в реликвиях? Семья — это прекрасно. Ты понимаешь, как тебе повезло?

— Ты поступила бездумно и неблагодарно просто ради сиюминутного каприза, не думая о чувствах других… — проговорила мать. — Если ты так сильно хочешь уйти, мы не будем противиться. Софи получает то, что Софи хочет, n'est се pas?[23]Хочешь работать в мастерской «Шанель»? Что ж, прекрасно, я устрою это. Надеюсь, там ты будешь счастлива. Хочешь забыть семью?

Голубые глаза будто пронизывали Софи. Она чуть не заплакала.

— Я все равно никогда не ощущала себя ее частью! — выпалила девушка и вскочила на ноги.

— Мы в этом виноваты, — спросила мать, — или ты?

— Подожди! — крикнул отец вслед уходящей дочери. — Ты не ощущала этого, потому что это действительно так.

Софи замерла и взглянула на мужчину.

— Лоран! — Мадам Антуан схватила супруга за руку. — Пожалуйста, больше ни слова!

Он отпихнул кисть жены, не отрывая взгляда от девушки.

— Мы удочерили тебя! — не сдержался министр. — Делали все, что могли, но…

Он замолчал и в отчаянии потряс головой.

— Удочерили? — Софи услышала лишь это слово. Вдруг поняла: вот откуда ее бунтарство, иные взгляды на жизнь, вот почему она не понимает сестер.

— Мы обещали, что никогда ей не расскажем, — прошептала мадам Антуан, огорченно посмотрев на мужа.

— Видимо, пришло время ей узнать правду, — сказал он и повернулся к Софи. — Мы удочерили тебя в четыре года. Изабель и Франсина ничего не знают. И у меня нет желания говорить им, какого человека мы назвали любимой дочерью и сестрой девятнадцать лет назад.

Мадам Антуан подошла к дочке.

— Мы хотели дать тебе домашний очаг, любящую семью. Со временем ты поймешь, что поступила неверно. И, надеюсь, раскаешься.

— Это было мое колье. — Софи в отчаянии смотрела на родителей. — Вы подарили мне его. Я не сделала ничего плохого.

— Можешь идти, — отпустил ее Лоран Антуан.

Она захлопнула дверь и прислонилась к косяку — закружилась голова. Накинула дубленку и вышла из дома. Нужно побродить по городу, все обдумать. Maman и papa — не ее родители, а Изабель и Франсина — не сестры. Потом возникли другие вопросы. Кем были ее настоящие мама и папа? Умерли ли они? Наверняка да. Ведь никто не стал бы без причины бросать ребенка… Эти мысли причиняли боль.

Софи медленно дошла до Сен-Жермен-де-Пре, невидящими глазами поглядела на витрины. Посидела в кафе, безразлично наблюдая за прохожими.

Домой она пришла около восьми часов. Софи всегда поражало отличие переполненного молодежью бульвара Сен-Мишель от красивой тихой улочки в районе военной школы. Девушка оглядела четырехэтажный дом, покрытый блестящим темно-зеленым плющом. В окнах столовой горел свет, там готовились к обычному чопорному ужину с обычными чопорными друзьями родителей. Она не вынесет этого, только не сегодня.

Впервые в жизни она не смогла надеть маску равнодушия. Девушка тяжело вздохнула и пошла в дом. Теперь он стал для нее просто зданием. Пожалуй, возьмет на кухне яблоко и пойдет к себе в комнату.

Две недели спустя Софи уже оформила бумаги и купила небольшую мансарду на Клебер-авеню. Агент вручил девушке ключи. Она поднялась на последний этаж и зашла в новое жилище. Квартира показалась симпатичнее, чем во время первого осмотра: двухкомнатная, с видом на Париж. Что может быть лучше? Софи встала у окна, поглядела поверх крыш, чувствуя внутри вселенскую пустоту. Значит, это и есть взрослая жизнь? Получаешь то, что хочешь, но всегда остается «если». Девушка тяжело вздохнула.

В квартире была только самая необходимая мебель. Софи решила, что обойдет все блошиные рынки в поисках нужных вещиц, сделает квартиру уютнее, настоящим домом. Интересно, как в ее новую жизнь впишутся мужчины? Теперь обольстительница сможет не только флиртовать, но и приглашать к себе. Девушка встряхнула головой. Она внезапно потеряла к кавалерам всякий интерес. И ей уже стало одиноко. Может, завести собачку?

ГЛАВА 3

— Удочерили.

На следующее утро, в субботу, Софи опять сидела в кафе.

Удочерили.

Неважно, как часто она повторяла это слово, — смысл ускользал.

— Ну и как? — Ее раздумья прервали.

Инес склонилась над девушкой и поцеловала в щеку. Потом села и прикурила, не сводя с подруги больших глаз с накладными ресницами. Она была одета почти как Софи: облегающий свитер и джинсы, на плечи накинута джинсовая куртка.

— Сколько? — спросила Инес.

— Почти в десять раз больше, чем мы ожидали, — пожала плечами Софи.

Подстрекательница выпучила глаза.

— А что родители? Взбесились?

— Потрясены. — Софи многозначительно посмотрела на подругу. — Реликвии клана Антуан всегда остаются в семье. — Она насмешливо скопировала суровый тон отца.

— А ты чего ожидала? — Инес выпустила облачко дыма.

— Я купила квартиру, — поделилась Софи. — Представляешь, Лоран — не мой отец, а безупречная мадам Антуан — не моя мать.

— О чем это ты? — нахмурилась подруга.

— Инес, меня удочерили. Сестры на самом деле мне не сестры…

— Это он сказал? И ты поверила? Может, твой papa так сильно разозлился, что…

— Да, не сдержался и все рассказал.

— И как ты переживаешь это? Ты такая бледненькая, — заволновалась Инес.

— Еще не переварила новости. Хочу узнать, кто мои настоящие родители.

— Приемные наверняка в курсе.

— Мадам Антуан сказала, что нет.

— Ха! — воскликнула Инес. — Такие, как они, ни с то ни с сего не возьмут ребенка из приюта.

Официант принес Инес caf? cr?me.[24]

Она положила туда сахар и восхищенно посмотрела на подругу, качая головой.

— Ты продала колье за целое состояние, родители тебе не родители, и ты переехала в собственную квартиру. Что-нибудь еще? А с виду такая спокойная!

— Думаешь, я не волнуюсь? — Софи погасила сигарету. — Нет, я просто потрясена. Кстати, я записалась в вечернюю школу «Шамбр синдикаль». Встретила там очень симпатичного англичанина, собираюсь показать ему свою квартиру. А на следующей неделе иду на собеседование в «Шанель». Это просто формальность, меня обязательно возьмут.

— Не жизнь, а сказка. — Инес откинулась на стуле.

Софи недоуменно взглянула на нее.

— Я думала, так и будет, но… Ненавижу себя за то, что сделала. Чувствую отвращение к их словам. Если бы ты видела лицо отца, то поняла бы, как мне нелегко сейчас.

— Ох! — Инес потрясла головой и засмеялась. — Софи, мне так жаль тебя. Богатая бедняжка!

«Мужчины! — думала Саманта по нескольку раз в день. — Если б можно было прожить без них! Но это то же самое, что влачить жалкое существование без выпечки, лака для волос или хорошей химчистки». В Нью-Йорке она своего принца не встретила, может, найдет в Париже идеального месье?

В этом городе les hommes[25]были далеко не идеальными — по росту. Казалось, мир моды заполонили «карманные» французы.

Девушка подружилась с красавицей моделью из «Нина Риччи». Их представили, когда американка посетила высокопарного пресс-атташе этого дома. Он очень вежливо отклонил кандидатуру Саманты на должность ассистента.

— Одри тоже из Нью-Йорка, — сказал тогда Перси. Саманта оглядела манекенщицу: сильно подведенные глаза, густые ресницы, стройное тело под белым рабочим халатом.

Девушки спустились в кафе на улице Капуцинов, чтобы выпить кофе и поесть круассанов. Одри осталась в белом халате поверх нижнего белья. Умирая от зависти и восхищения, Саманта не могла наглядеться на темные шелковистые волосы модели, безупречный нос и полные губы. И она не была одинока в этом порыве.

— Не хочу встречаться с миниатюрными парнями, — пожаловалась Саманта, макая круассан в кофе. — Мой рост — два метра. Мечтаю о мужчине выше меня, с телом футболиста…

— Среди дизайнеров искать не советую, — пожала плечами Одри.

— Здесь так тяжело найти себе мужчину? — спросила Саманта.

— Я не пытаюсь никого искать, — ответила модель. — Я помолвлена (правда, неофициально) еще со школы. Мой жених — стоматолог.

— Повезло тебе… — вздохнула Саманта.

— Пожалуй, тебе нужен гей visagiste, — предложила Одри.

— Что такое visagiste?

— Visage — это лицо. Visagiste переделывает лицо, — объяснила модель. — В смысле улучшает.

— А почему обязательно гей?

— Просто таких большинство, — нахмурилась Одри. — Жан-Жак Батист — лучший по части смены образа. Занимается jolie-laide. Заходишь laide — выходишь jolie.

— Значит, я jolie-laide? — застонала Саманта. — В смысле это диагноз?

Одри с энтузиазмом закивала.

— Дорогуша, в Париже это замечательно.

— А что не так с моим лицом? — прошептала Саманта.

— Visagiste подчеркнет достоинства. Хочешь, спрошу Жан-Жака, сможет ли он уделить тебе время?

Саманта радостно кивнула.

Расставаясь с Одри, девушка попросила ее продолжать общение. Такой красавице сложно было не поверить. Изможденная визитами, Саманта пошла к метро. Друзья друзей, на помощь которых она надеялась, оказались не такими уж полезными. Энергия и обаяние помогли американке познакомиться с новыми людьми. Она побывала на нескольких дискотеках, дала телефон парочке мужчин. Никто не позвонил. Девушка начала понемногу унывать.

Может, visagiste решит ее проблемы?

Первый день в «Шанель» Моник провела в мастерской мадам Мишель. Печальная миниатюрная дама с усиками постоянно истерично всхлипывала. Она представила новую швею другим девушкам и указала на деревянный табурет в конце рабочего стола.

Моник растерялась, оглядев скромную комнату с видом на унылый двор, чистую и комфортную. За двумя длинными столами на твердых деревянных табуретках сидели пятнадцать работниц.

— Она тут не самая лучшая, — сказали девушки, когда мадам Мишель позвали в салон на примерку. — Но если будешь стараться, повысят.

— А кто лучший? — спросила Моник, затаив дыхание.

— Месье Гай, главный портной, — хором ответили коллеги.

Скромница кивнула. Ей дали первое задание: сделать шелковую подкладку для пиджака. Не слишком интересно. «Но это не просто старая подкладка, — напомнила себе девушка, — а подкладка для пиджака от Шанель». Может, если она справится лучше всех, перейдет в мастерскую месье Гая. Моник начала шить.

Ближе к полудню золотой луч медленно проник сквозь пыльное окно и лег наискось на рабочем столе.

Девушка каждое утро с благодарностью встречала солнце, словно нового друга или ангела моды, следящего за ней. Она отдавала работе всю себя. Вскоре это заметили. Моник продвинулась дальше по столу — перешла к шитью пиджаков — и довольно быстро стала лучшей в мастерской.

VisagisteЖан-Жак оказался очень серьезным и действительно крошечным, а черная кожаная одежда это еще и подчеркивала. «Такой маленький, что мог бы свисать с зеркала заднего вида», — посетила Саманту ироничная мысль. Девушка в «полной экипировке» от Шанель светилась уверенностью. На первую встречу в студии Жан-Жака на Сен-Жермен-де-Пре она надела кремовый костюм из твида букле, а густые волосы перевязала шарфом. Studio de maquillage[26]— небольшая квартира на улице Бак. Длинный туалетный столик освещен лампами. Мастер внимательно изучил Саманту, заставил ее перечислить все недостатки, надуманные и правдивые. Договорив, девушка расплакалась.

— Я будто голая, — всхлипнула она.

— А что плохого в наготе? — спокойно прошептал Жан-Жак, протягивая бумажные салфетки. — На кого ты хочешь быть похожа?

— Джеки Кеннеди? — неуверенно произнесла Саманта. — Верушка?

— Хм… — Нахмурившись, Жан-Жак потянулся к коробке с косметикой. — Лично я вижу еврейскую версию Софи Лорен.

Он пристально оглядел лицо девушки, как художник — чистый холст. А потом начал аккуратно изменять надуманные недостатки, которые Саманта всю жизнь пыталась скрыть.

«Лучше психоаналитика, — подумала она. — Доктора не делают макияж».

— Я не скрываю, а подчеркиваю, — объяснил Жан-Жак. — Эффектной даме ни к чему стыдиться себя.

— Эффектной? — громко шмыгнула носом «пациентка».

Visagisteсловно создавал картину. Он будто знал, как решить все проблемы. Полные губы? Обведем по контуру коричневым карандашом и закрасим алой помадой. Непослушные волосы? «Не завязывай в хвост, пряча, а создай объем. Преврати в достоинство».

Маленький месье сделал из ее волос гриву. Даже начесал.

— Я огромного роста, — застонала Саманта.

— Не надо этого стыдиться! Перестань сутулиться. Выбирай обувь на высокой платформе.

— Платформа не подходит к одежде «Шанель»! У них во всех коллекциях двухцветные босоножки.

Жан-Жак долго работал над образом Саманты, но своего добился.

Девушка хмуро посмотрелась в зеркало.

— Ба! — удивленно воскликнула она. — Я не похожа на Джеки Кеннеди или Софи Лорен!

— Верно, — самодовольно усмехнулся Жан-Жак. — Больше напоминаешь неправдоподобно белокожую версию Жозефины Бейкер.

— И как теперь поддерживать образ?

— Увидим в субботу, — ответил Жан-Жак. — Выведу своего Франкенштейна моды в город.

«Очередной вечер, очередной пиджак. Я живу лишь работой», — подумала Шанель. Но жизнь — это не только вшивание рукава в пройму. Правда, ей казалось скучным все, кроме этого. Волшебная сила таланта покинула ее руки: шила мадемуазель хуже, чем раньше. Та девушка из Анжера (как ее зовут?) доказала суровую правду жизни: Коко уже не повторит маленькие безупречные стежки, иголка в ее руках уже не будет подобна волшебной палочке. Девушка напомнила Габриель ее саму в молодости.

Через некоторое время Шанель прошла по коридору отеля «Риц» в свой номер. Горничная Жанна открыла дверь, помогла мадемуазель раздеться и подготовиться ко сну. Старая дама безропотно поднимала руки и поворачивалась. Яркую, захватывающую жизнь, которую Коко старалась не вспоминать слишком часто, казалось, прожил кто-то другой.На выходных Габриель устраивала блистательные вечеринки в своем великолепном доме в Кот-д'Азур. Приходили Пикассо, Стравинский, Дягилев (не просто люди, гении!), обсуждали искусство. Неужели это была она? «Да, я», — хмуро подумала старушка и уставилась в белый потолок. Тогда все было новым и интересным: широкие брюки, нити жемчуга поверх матроски, даже еда в буфетах. Обыденная элегантность. У Шанель осталось множество фотографий того времени, но она не могла без боли в сердце смотреть на уже почивших любимых людей, вспоминать мебель, которая теперь хранится в Швейцарии, и — самое страшное — видеть себя счастливой и полной жизни.

Друзья. Люди, бывшие рядом с ней почти всегда. А что осталось? Редкие вежливые визиты из чувства долга? Когда ее навещали старые приятели, Габриель болтала без умолку. Это их отпугивало.

Молодые приходили, когда нуждались в помощи. Подтянутые американки, дочери клиенток — идеальные для ее одежды — носили джинсы и футболки. Или хуже: джинсы, футболку — и пиджак «Шанель». Их чистая загорелая кожа, гибкие фигуры и белые зубы доставляли мадемуазель эстетическое удовольствие с оттенком горечи — напоминая, какая она старуха.

Чаще всего Шанель виделась с официантами из «Рица», которые обслуживали ее дважды в день, подавая одни и те же блюда. Вряд ли раньше она бы подумала, что в конце жизни будет повинна в смертном грехе уныния. Шанель в депрессии? Неужели это возможно? Нужны новые друзья, молодые, влюбленные мечтатели, у которых все впереди. Она познакомит их друг с другом. Кто-то даже поженится. Поможет им преуспеть — если заслуживают. Будет играть с живыми куклами, менять их жизни. Но где найти таких друзей?

В следующую субботу Жан-Жак затолкал свое творение в автобус. Саманта на один день отказалась от «Шанель», позволив нарядить себя в кафтан до середины икры, с вышивкой, джинсы и сапоги — чтобы смешаться с хиппи.

— Париж — это два города, — заговорил визажист.

— Да? — Девушка огляделась. — А где второй?

— Скоро будем там. Расскажу тебе кое-что.

Саманта была в восторге от компании мужчины, пусть крошечного и затянутого в кожаную одежду. Даже возвышаясь над Жан-Жаком, она счастливо улыбалась.

Месье заплатил за проезд своим carnet,[27]они встали на задней наружной платформе автобуса, взялись за поручни и со свистом промчались через мост Пон-Нёф.

— Парижанин никогда не скажет: «Давай пересечем Сену», — поведал маленький месье. — Мы говорим: «Давай навестим Левый берег». Le Rive Gauche[28]— это место, где «происходит все», как говорите вы, американцы. Все причудливые нововведения — отсюда. Это как Виллидж[29]в Нью-Йорке или Челси в Лондоне. Колыбель творчества!

Когда автобус переехал на другой берег, они спрыгнули.

— Чувствуешь разницу? — Жан-Жак махнул рукой в сторону зеленых улиц.

— Ага! — Саманта огляделась. — Особая интимная атмосфера.

— Левый берег — и в политике левый, — рассказывал месье, пока они шли по улице. — Буржуазия живет на Правом. Молодые искатели приключений перебираются сюда.

Они дошли до бульвара Сен-Жермен.

— Кажется, местные лучше понимают сами себя. Тут все и впрямь по-другому! — Американка восторженно оглядывалась.

Визажист указал на витрину магазина.

— Здесь продают дешевую молодежную одежду. Рядом обитают студенты. Бульмиш (бульвар Сен-Мишель) ведет к Сорбонне. Тут всегда полно студиозусов.

Девушка глазела по сторонам, впитывая сведения, как губка. Книжные и музыкальные лавки — по соседству с магазинами одежды. Люди выглядят моложе, похожи на хиппи.

Саманта и Жан-Жак заходили в роскошные бутики на бульваре Сен-Жермен, площадях Одеон и Сен-Сюльпис, где можно было найти необычную одежду для модных и смелых.

— Может, увидим Сартра или де Бовуар, которые болтают о философии и курят как паровозы! — сказал маленький месье, ведя девушку в кафе «Флёр».

— Я не интеллектуалка, — предупредила Саманта.

— Знаю, — понимающе кивнул месье, — но эти два кафе… — он указал на «Два маго» через улицу, — оккупировали деятели моды. Так что они теперь модные интеллектуалы!

Жан-Жак заказал «les Welsh rarebits», фирменное блюдо «Флёр» — изумительный плавленый сыр, перемешанный с горчицей и вином. Его намазывали на хлеб, а затем обжаривали. Саманта выпила две чашки caf? cr?me. Это кафе станет ее любимым!

Девушка записала в блокноте: «Caf? de Flore на углу бул. Сен-Жермен и рю Сен-Бенуа». Жан-Жак выглядел очень довольным.

На Монпарнасе, куда они добрались в l'heure du th?,[30]мужчина показал Саманте похожее на пещеру кафе «Купель». Рядом жило множество художников, и бедным мастерам кисти иногда разрешали отрабатывать счета, рисуя цветные фрески на стенах и колоннах.

— Обожаю Rive Gauche! — восторженно воскликнула Саманта. — И теперь буду часто ходить сюда!

Она влюбилась в очаровательные кварталы: магазинчики дамских шляпок, boulangeries и лавки редких книг, теснящиеся вокруг нескольких деревьев, фонарных столбов и крошечного фонтана в центре.

— Словно карикатура Парижа! — воскликнула девушка, озираясь.

Они ходили на вечеринки, и Саманта играла роль живой визитной карточки Жан-Жака. Того пропускали без очереди даже в самый модный клуб «Режин». Иногда они танцевали,правда не касаясь друг друга: он — где-то на уровне ее талии, она извивалась напротив. Девушка откидывалась назад и раскачивалась, блаженно улыбаясь.

Другие jolie-laide умоляли месье уделить им время.

— Мы сблизились, — призналась Саманта Одри за обедом в аптеке-закусочной на Елисейских Полях. — Как психоаналитик и пациент.

Модель скептически изогнула идеальные брови.

— Звоню ему каждый вечер, рассказываю, как прошел день. Жан-Жак — словно мой дневник. Кажется, я чуточку влюблена. Еще эта его обтягивающая одежда из черной кожи! А как он смотрит на меня! Это так заводит!

Манекенщица сложила бантиком безупречные губы.

— Он разглядывает тебя как visagiste, а не как мужчина.

— Но если я поступлюсь принципом «никаких мужчин ниже метра семидесяти», то и он может сделать поправку в графе «никаких женщин».

— Знаешь что, Сэм? — Одри нахмурилась. — Ты глубоко заблуждаешься.

Однажды вечером, после трех порций «Кир рояль»[31]в «Куполь», Саманта решилась сделать первый шаг: дотронулась до обтянутых черной кожей ягодиц Жан-Жака, пока он поправлял ей макияж. Мужчина очень деликатно убрал ее руку, давая понять, что лучше модели сидеть неподвижно, когда мастер приклеивает накладные ресницы и разрисовывает свое «полотно».

Саманта выплеснула коктейль ему в лицо и ушла.

Они неделю не разговаривали: дружба проходила испытание на прочность. В конце концов девушка так соскучилась по Жан-Жаку, что решила помириться. Пусть не будет жаркого секса, но Саманта не протянет в Париже без их ночных откровений по телефону.

Позвонила, упросила его встретиться вечером в субботу во «Флёр».

Одетый в свой фирменный костюм из черной кожи, в темных очках, Жан-Жак опоздал на десять минут. Саманта терпеливо ждала. Очевидно, это prix[32]за то, что она осмелилась прикоснуться к заду своего visagiste. Хмурый месье сел на скамью напротив девушки. Она выбрала лучший на террасе столик: возле входа, спиной к стеклянным витринам.

— Может, маленькая размолвка только укрепила дружбу? — жалобно проговорила американка.

Она нарядилась в великолепный синий трикотажный костюм от Сони Рикель и туфли на высоком каблуке. Жан-Жак долго молчал, затем повернулся и поднял очки на волосы.

— Ты — одно из лучших моих творений.

Девушка снова почувствовала себя Франкенштейном.

— Но никакого секса не будет, — резко добавил мужчина. — Я прикасаюсь к женщине только для того, чтобы сделать макияж.

— Поняла, — серьезно кивнула она. — Значит… будешь моим другом-геем? Такой нужен каждой девушке.

Саманта наклонилась и чмокнула его в щеку.

— Сестринский поцелуй!

Жан-Жак кивнул.

— Обожаю тебя! — По ее щеке скатилась слеза. — Мне так не хватало наших ночных разговоров!

Он настороженно посмотрел на девушку и признался с улыбкой:

— Мне они тоже нравились.

— Отлично, а теперь расскажи про секс, — попросила она. — Где в Париже его можно заполучить?

— Есть два типа людей, — прищурился месье. — Первые всю ночь напролет крутятся в барах или на дискотеках, робко поглядывая на возможных партнеров, а вторые подходят и спрашивают: «Эй, малыш, займемся сексом?»

— Не шутишь? — изумленно выдохнула Саманта.

— Девятнадцать из двадцати сразу же убегут, а последний согласится. Так вот!

— Впечатляет… — кивнула девушка, оглядывая Жан-Жака и гадая, снимает ли он когда-нибудь эту блестящую черную кожу.

Занимается ли он вообще сексом? Трудно представить…

— Эй, займемся сексом? — попробовала американка. — Правильно говорю?

Деятель моды пожал плечами.

— Вот французы все время пожимают плечами, — сказала она, тряхнув головой, — а в Нью-Йорке говорят: «Ничего особенного».

Они снова стали друзьями. В глубине души Жан-Жак признался себе, что никогда не встречал подобных Саманте. Он с нетерпением ждал ее рассказа о применении новой техники соблазнения.

Кристофер наблюдал, как Камилла Деланж составляет безвкусную весеннюю коллекцию. Обычная палитра — бежевый, коричневый и серый. «Молодежные» зарисовки, которые он с надеждой предложил, вежливо отклонили. В платьях и костюмах не было ничегошеньки нового.

— «Великие хиты Камиллы», — скорбно поведал он Клаусу, уплетая дома омлет. — Просто не верится, что мода может быть такой скучной!

— Так встряхни старушенцию! — фыркнул сосед.

— Как? Мы будто на разных планетах.

ГЛАВА 4

Три недели — и никакой работы. Саманта решила воспользоваться козырем: отцом! Богатый, властный, дерзкий венгр иммигрировал в Лос-Анджелес в сороковых годах и сколотил состояние на пошиве спортивной одежды — наводнил ею рынок Калифорнии, когда индустрия моды в стране только начинала развиваться.

Шандор Липштадт основал несколько фирм по производству одежды и стал владельцем парфюмерной линии «Деланж» в Америке. Грамотная рекламная кампания — особенно подарочныенаборы ко Дню матери — приносила по несколько миллионов долларов в год. А теперь он выведет дочь на «модную сцену». Скоро должны были перезаключать контракт, и Саманта попросила его предложить семье Деланж найти ей работу в парижском доме. Добровольно-принудительно.

Вот так в небольшом доме мод «Деланж» появился первый рекламный агент. Директора приняли условие со скрипом, как расплату за многомиллионные продажи в Америке.

Для Саманты быстро нашли кабинет (переделали кладовую) и ввели новую должность: directrice по созданию образа и продвижению товара. Фальшивое название для фальшивой работы, если бы не стремления и творческие способности новенькой.

В первый трудовой день Саманта созвала совещание. Оделась в «Шанель» с ног до головы. «Может, зря», — подумала девушка через некоторое время. В директорате оказались в основном высокомерные дочери, племянницы и кузины Камиллы Деланж. Стройные, светловолосые, роскошные парижанки — не то что она…

Желая произвести неизгладимое впечатление, Саманта лучезарно улыбнулась в ответ на злобные взгляды. У нее слегка кружилась голова: девушка приняла сильный транквилизатор, купленный еще в Нью-Йорке.

— Bonjour, — заговорила она. Но продолжить не успела.

— Вы американка! — обвиняюще выкрикнула самая злобная директриса.

— И что?

— С чего вы взяли, что можете рассуждать о моде?

— Не о моде, а о продажах, — с вызовом поправила Саманта. — Вы же хотите, чтобы дом приносил доход?

Девушка всегда «от нервов» становилась дерзкой.

Женщины обменялись взглядами. Саманта почувствовала себя ужасно, как в Беверли-Хиллз, когда не выдержала «испытания на модность».

Парижанки разглядывали новую directrice. Все как одна скорчили презрительную гримасу, когда Саманта подняла огромный плакат с довольно лаконичным списком:

1) СЕКС.

2) СЕКС!

3) СЕКС!!!

Зрители молча смотрели на нее.

— И к чему весь этот секс? — с неприкрытым пренебрежением спросила наконец Шанталь Деланж, самая молодая племянница — лет тридцати пяти. — Для французов это plaisir,[33]а не торговля.

Дата добавления: 2015-11-04