рефлекс, а это по существу значит, что второй раздражитель служил удовлетворением <познавательной>
потребности, возникающей с появлением первого, и эта связь была, таким образом, сигнальной. Не отличие
от рефлекторных связей, образующихся, скажем, на пищевой раздражитель, заключалось, собственно,
лишь в том, что рефлекторная деятельность, ее подкрепление и ее сигнальность осуществлялись в рамках
<познавательной> деятельности анализаторов.
Мальчик Алеша P., четырех лет, выходит с матерью в праздник на улицу, его внимание привлекают
флаги. Ему говорят, что сегодня праздник и ведут к дяде Коле, где его ожидают угощение и всякие
развлечения. По прошествии нескольких месяцев, выйдя на улицу и снова увидев флаги, он заявляет:
<Сегодня мы идем к дяде Коле>. Флаг приобрел для него определенное значение: он стал сигналом
посещения дяди Коли и связаннных с этим посещением развлечений и лакомств.
^ Намечая замысел функциональной психологии как психологии физиологического типа. Титченер
характеризовал господствующую в то время ассоциативную психологию как психологию структурную
и анатомическую (О титченеровской концепции структурной и функциональной психологии см.: Bentley М.
The psychologies called <structural>. Historical derivation // Phychologies of 1925 / Ed. by Murchison. N.Y. 1928.
Part. 6. P. 383-384). В силу того, что прежняя ассоциативная психология была связана с анатомо-морфо-
логической концепцией, в которой на передний план выступила структура, а не деятельность, ассоциа-
тивные связи в прежней ассоциативной психологии мыслились как статические структурные связи. На самом
Обычно не бывает так, что все прошлое либо постоянно нами помнится, либо никогда
не вспоминается. Воспоминания иногда угасают, а потом вновь восстанавливаются.
Причина их исчезновения может заключаться не только в том, что мы не стал-
киваемся с воздействиями, но и в том, что связь между этими воздействиями и за-
бытым угашена. Иногда все на каждом шагу напоминает нам о прошлом - любая
мелочь, даже, казалось, бы, лишь очень отдаленно с ним связанная, а в других
случаях ничто не оживляет в нас воспоминания - когда само прошлое для нас мертво,
когда оно утратило для нас былое значение.
И.П. Павлов утверждал, что ассоциация и условный рефлекс (условная или вре-
менная связь) <сливаются>. Это верно в том смысле, что нельзя, как мы с самого
начала сказали, обособлять ассоциацию представлений от замыкания цельных реф-
лекторных дуг. <Слитие> ассоциации с условной временней связью преодолевает это
обособление. Помимо того, оно позволяет видеть единство всего ряда разнообразных
связей, начиная с тех, в которых не осознаются ни элементы, в них входящие, ни
самая их связь, а только конечный психологический эффект связывания (как, на-
пример, связь - <ассоциация> - зрительных и мышечных воздействий предмета, в ре-
зультате которых воспринимается глубина) и кончая связями, в которых осознаются
самые элементы, в них вступающие. (Именно эти последние связи между психоло-
гически данными элементами и являются ассоциациями в более узком, специфически
психологическом значении этого термина.)
Только при таком объединении всех этих связей общие законы, их регулирующие,
выступают в своем истинном универсальном значении.
Связывая таким образом ассоциации с (условным) рефлекторным процессом, важно
осознать следующее: условный рефлекс или временная связь в павловском их
понимании отнюдь не соответствует ассоциации в традиционном понимании старой
эмпирической ассоциативной психологии.
Прежде всего образование условной (или временнбй) связи не зависит от одной
лишь смежности двух раздражителей во времени. Образование условного рефлекса не
сводится к механической подстановке одного стимула на место другого просто в силу
их временный смежности. Такое представление о <классическом павловском условном
рефлексе>, распространенное среди американских представителей теории <обусловли-
вания>, не соответствует павловской концепции. Согласно последней, существен-
нейшую роль в образовании условной связи играет <подкрепление>.
Таким образом и образование связей оказывается подчиненным взаимоотношениям
индивида с окружающим миром. Тем самым преодолевается механицизм старой
ассоциативной теории.
Новое павловское понимание условной связи никак не может служить основой для
старого понимания ассоциации. Для <слития> условной связи и ассоциации или нало-
жения ассоциации на условную связь требуется, наоборот, коренное преобразование
старого понятия ассоциации, построение новой ассоциативной теории.
Говоря о <слитии> ассоциации с условной связью, многие сейчас попросту сводят
ассоциацию к замыкающейся в коре физиологической связи. Это неверно. Такое
сведение означало бы упразднение ассоциации как психологического понятия, а она
должна быть сохранена как таковая. Замыкание связи в коре - это нервный,
физиологический процесс (и без него ассоциации не бывает). Эта связь получает свое
психологическое выражение, когда в результате замыкания нервной связи в коре
(условный рефлекс в его физиологическом выражении) для человека замыкается связь
отраженных в восприятии, представлении или мысли объектов. Эта связь и есть
ассоциация в ее психологическом выражении^.
деле это не так.
^ См. дальше о синтезе (формой которого является ассоциация) и анализе как физиологических и психо-
логических понятиях.
В психической деятельности человека существенную роль играют словесные (<второсигнальные>) ассо-
Ассоциацию нельзя ни оторвать от целостного рефлекторного процесса, психо-
логическим выражением которого она является, ни свести к одному лишь нервному,
физиологическому факту замыкания нервной связи в коре. Таким образом, понятие
ассоциации должно быть сохранено в психологии; вместе с тем оно должно быть
преобразовано. Разработка психологической теории ассоциаций на базе физиоло-
гического учения об условных связях - одна из важных очередных задач психоло-
гической науки. Ее разрешение должно привести к формулировке ряда общих законо-
мерностей психической деятельности, которые сейчас обычно искусственно втиски-
ваются в главу о памяти.
Рефлекторная, отражательная деятельность мозга - это деятельность а нал и-
т и ко-синтетическа я. Анализ и синтез образуют ее основной состав, ее
остов. Замыкание связей, ассоциаций - это наиболее общая форма синтеза анали-
тически выделяемых элементов. Ощущение и восприятие - чувственный образ вещей
и явлений окружающего мира - возникают в результате анализа (и синтеза), спе-
циальной дифференцировки (и генерализации) раздражителей. С возникновением ощу-
щения и восприятий воздействующие на мозг раздражители выступают в
качестве объектов; анализ и синтез объектов прибретают психологическое
содержание. Переходя в анализ и синтез объектов, их чувственных качеств,
физиологический анализ и синтез раздражителей, не переставая, конечно, оставаться
и физиологическими процессами, становятся процессами психологическими, характе-
ризующими процесс познания в целом, начиная с чувственных его форм.
Наличие и в чувственном отражении анализа и синтеза означает, что вопреки
кантианской философии и вюрцбургской психологии отношения отражаются не только
мышлением, но и чувственным восприятием. Восприятие как созерцание вещей
и явлений действительности в их связях и отношениях и чувственное мышление как
деятельность, выявляющая эти связи и отношения в чувственном содержании
действительности, непрерывно переходят друг в друга. В реальном процессе познания
мы имеем переход восприятия в мышление, мышления в восприятие.
Дальнейший переход анализа и синтеза как деятельностей, характерных для позна-
вательного процесса в целом, к анализу и синтезу как операциям собственно мыш-
ления обусловлен переходом от анализа и синтеза непосредственных чувственных
образов к анализу и синтезу словесных <образов>^.
Объективизация мысли в слове является необходимой предпосылкой для распро-
странения на мышление рефлекторного анализа. Мышление, оперирующее мысли-
тельным материалом, объективированным в слове, всегда есть взаимодействие мысля-
щего субъекта с объективированным в слове содержанием знания. Распространить
принципы, лежащие в основе рефлекторной концепции, на мышление - это не значит
свести мышление к элементарным рефлексам, утратив, таким образом, его специ-
фику; это значит понять его как взаимодействие познающего человека с объекти-
циации. Под словесными ассоциациями при этом разумеются ассоциации не между словами (по созвучию
и т.п.), а между обозначаемыми ими предметами или явлениями, так же как образные (<первосигнальные>)
ассоциации - это ассоциации не между образами, а между предметами, отражением которых они являются.
^ В попытке понять мышление как движение анализа и синтеза в их взаимосвязи некоторые психологи
усматривают не более, не менее как сведение мышления к физиологическим закономерностям, отказ от его
психологической трактовки. Анализ и синтез, таким образом, вовсе изгоняются из психологической кон-
цепции мышления; они признаются исключительно достоянием учения о высшей нервной деятельности как
учения физиологического. С другой стороны, некоторые физиологи объявляют, что понятия анализа и
синтеза, которыми оперирует павловское учение о высшей нервной деятельности, не имеют, якобы, ничего
общего с понятиями анализа и синтеза, с которыми имеет дело психология. И одно, и другое, как видим
неверно. Психологические понятия анализа и синтеза не сводятся к физиологическим, но и не могут быть
обособлены от них. Поэтому психологическая теория мышления как аналитико-синтетической деятельности
<накладывается> на физиологическую трактовку анализа и синтеза и вместе с тем не сводится к ней.
вированными в слове итогами общественного опыта, как общение человека с чело-
вечеством.
На каждой ступени познания характер анализа, синтеза, обобщения изменяется
в зависимости от того, чтб анализируется, синтезируется, обобщается. (Очень пока-
зательно это выступает, например, при сопоставлении первосигнальной генерализации
и понятийного обобщения.) В свою очередь, и самый переход к новой ступени позна-
ния совершается в результате анализа, синтеза, обобщения содержания предшествую-
щей ступени. Вместе с тем наличие одних и тех же общих процессов анализа, синтеза
и обобщения, хотя и выступающих в различных специальных формах, на всех сту-
пенях познания обусловливает единство познавательного проце с-
с а, своей реальной основой имеющее единство его объекта - бытия, - раскрываю-
щегося в процессе познания. В силу единства познавательного процесса, выражаю-
щегося в этой общности основных его операций на всем протяжении процесса, падает
дуалистическое противопоставление чувственного познания и рационального, падают
эмпиризм и рационализм. Вместе с тем различие ступеней познания сохраняется,
На каждой ступени оно выступает в качественном своеобразии анализа, синтеза
обобщения^.
Вводя понятия анализа, синтеза, обобщения в психологическое исследование мыш-
ления, нельзя не поставить вопроса о том, как эти понятия в психологическом
исследовании соотносятся к понятиями анализа, синтеза, обобщения, которыми опе-
рирует логика и теория познания.
Ответ на этот вопрос вытекает из того, что уже было сказано о взаимоотношении
психологии мышления и логики. Логика и психология мышления относятся к тому же
познавательному процессу: психология мышления исследует этот процесс в законо-
мерностях его протекания, в закономерных зависимостях результата этого процесса
от условий, в которых он совершается; логика фиксирует соотношения между мысля-
ми - результатами познавательного процесса, которые имеют место, когда мышление
оказывается адекватным бытию. В соответствии с этим логика изучает соотношения
различных продуктов познания в системе знания в смысле уровня заключенного в них
анализа; теория научного познания (эпистемология) изучает эти же соотношения на
различных этапах исторического развития знания; психология же изучает анализи-
рование и синтезирование как мыслительные процессы или деятельности индивида в
причинных закономерностях их протекания (см. выше, гл. П, общая часть, § 2).
Анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) - основные
процессы мышления. Закономерности их протекания и закономерные соотношения
между ними - основные внутренние законы мыслительной деятельности.
Смысл такой постановки вопроса заключается, конечно, совсем не в том, чтобы
свести все конкретные мыслительные операции (арифметические, геометрические и
т.д.) к этим общим категориям, утеряв, таким образом, их многообразную специфику.
Каждая из многообразных мыслительных операций должна быть понята и объяснена в
своей конкретной специфичности. Но нельзя построить общую теорию мышления, не
вскрыв и то общее, что объединяет все эти частные операции, не поняв каждую
частную операцию как специфическую форму проявления общего. Для того чтобы
построить общую теорию мышления, надо понять каждую частную мыслительную
операцию как результат движения и специфическую форму проявления одних и тех
же общих им процессов анализа и синтеза, абстракции и обобщения и показать, как
сам анализ и синтез (и производные от них абстракция и обобщение) приобретают
каждый раз новые специфические формы. В ходе такого исследования мышления
^ Специфические формы анализа и синтеза, характерные для абстрактного мышления, проанализи-
рованы нами выше (см. гл. II). Основная отличительная особенность анализа в области мышления за-
ключается в том, что он переходит в абстракцию, направленную на выделение явления в чистом виде, т.е.
в абстракцию от привходящих, двусторонних обстоятельств, которые осложняют явление и маскируют его
существенные закономерности.
специальные мыслительные операции должны выступить как частные формы анализа
и синтеза, как результат их движения; с другой стороны, самый анализ, синтез и т.д.
должны применительно к соответствующим объектам и условям выступить в виде
этих частных операций. Этим определяется программа, общее направление
психологической теории мышления.
Исходным и определяющим для этой теории является то, уже выше
сформулированное положение, что основной способ существования психического - это
его существование как деятельности, как процесса. Раскрытие закономерностей
мышления как процесса является поэтому основной задачей психологического
исследования. Все <образования> умственной деятельности, будь то образы, понятия
или уже сложившиеся способы действия, операции, так называемые умственные
действия, должны быть в психологическом исследовании раскрыты как результаты
психических процессов, как производные от этих последних.
В этом положении ничего, по существу, не меняет тот, сам по себе, конечно, фун-
даментальный, факт, что человек в ходе своей умственной деятельности, в процессе
общения, обучения усваивает знания, истины, принципы и способы действия, вы-
работанные человечеством в ходе его общественно-исторического развития. Усвоение
по внутренней психологической, а не только результативной своей характеристике
(сводящейся к голому факту наличия определенных знаний, их усвоенности) само есть
их анализирование, синтезирование и обобщение, и именно эта деятельность должна
быть предметом психологического исследования при изучении усвоения знаний.
Знания, за которыми не стоит собственная аналитико-синтетическая, обобщающая
работа мысли, - это формальные знания. Когда говорят, что человек как индивид не
открывает, а лишь усваивает уже добытые человечеством знания (хотя есть люди,
которые сами их добывают), то это собственно значит лишь то, что он не открывает
их для человечеств а; но лично для себя он все же должен их открыть.
Концепция, которая исходит из исследования мышления как процесса, как деятель-
ности (анализирования, синтезирования, обобщения) и изучает все мыслительные
образования как результаты мыслительной деятельности, раскрывая за всеми
ее продуктами процесс, закономерно к ним приводящий, коренным образом
противостоит концепциям, принимающим результат мыслительной деятельности как
исходное, данное.
Только первая из этих концепций в состоянии выйти за пределы феноменалис-
тических описаний, голых констатаций и дать подлинное объяснение мыслительной
деятельности и ее результатов.
Доказательством этому может служить гештальтистская теория (получившая
особенно законченное и утонченное выражение в книге Вертгеймера <О продуктивном
мышлении>)^. Первая особенно примечательная ее черта заключается именно в том,
что в ней все сводится к соотношению так или иначе структурированных <ситуаций>,
которые человек видит перед собой как данное; из поля зрения вовсе исчезает
процесс, та мыслительная деятельность (анализирования, синтезирования, обобще-
ния), в результате которой человек так или иначе видит ситуацию, геометрический
чертеж и т.д.
Такой подход неизбежно приводит к голому феноменологическому описанию
последовательно выступающих итогов мыслительной деятельности без раскрытия
условий и путей, которые к ним приводят, к констатации того факта, что человек
сначала <видит> ситуацию, чертеж и т.п. так-то, а потом объективно ту же ситуацию
иначе, в иной структуре, без надлежащего объяснения того, почему это произошло.
Между тем исследования^ показывают, что динамика различного <видения> одного и
того же чертежа производна отхода мыслительной деятельности, в которую этот
^ Werheimer М. Productive thinking. N.Y.; L., 1945.
^ Мы имеем ввиду работы, которые будут освещены в другой нашей книге, специально посвященной
проблеме мышления и путям ее психологического исследования.
чертеж вклюмается. То или иное <видение> чертежа, выделение то одной, то другой
линии и объединение выделенных линий в ту или иную фигуру закономерно опреде-
ляются анализом условий задачи. Этот анализ осуществляется через соотнесение
условий задачи с ее требованиями, т.е. через синтетический акт. Выделение одних или
других линий, объединение их в одни или другие фигуры при разном <видении> - это
результат чувственного анализа и синтеза.
Чувственный анализ и синтез чертежа и отвлеченный, понятийный анализ и синтез
условий и требований задачи представляют собой, по существу, единый процесс,
протекающий одновременно на разных уровнях. В нем ничего нельзя понять, если
обособить друг от друга чувственное и логическое, восприятие и мышление.
Только обратившись к изучению этой сложной аналитико-синтетической деятель-
ности, можно вскрыть объективные закономерности мышления. Необходимость за
каждым внешним результатом вскрывать в психологическом исследовании психичес-
кий процесс, за ним непосредственно скрывающийся, выступает еще острей при
анализе бихевиористских теорий.
В порядке иллюстрации возьмем центральное для бихевиоризма понятие <перенос>.
В бихевиористской концепции это понятие имеет ясный смысл. <Перенос> здесь оз-
начает, что определенный способ действия, имевший место в одной ситуации, при ре-
шении одной задачи, используется затем в другой ситуации, при решении другой
задачи. Это простая констатация непосредственно внешне наблюдаемого факта и
больше ничего. Бихевиористу ничего другого и не надо. Он ограничивается феномено-
логической констатацией факта и не ищет его объяснения, потому что исходит из по-
зитивистской, правматической методологии. Он не стремится проникнуть во внутрен-
нее содержание поведения и осуществить его психологический анализ, поскольку для
радикального бихевиориста принципиально существуют лишь внешние реакции.
Но что означает это понятие переноса в системе нашего философского и
психологического мышления, если выдавать его за нечто большее, чем констатацию
внешнего факта, еще ждущего психологического анализа? Оно означает подмену
характеристики мыслительной деятельности констатацией ее результата (неизвестно
как, т.е. в ходе какого процесса сложившегося). Перенос принципа или способа
действия с одной задачи на другую - это результат, за которым стоит
процесс, требующий своего изучения. За переносом стоит обобщение^, которое, в
свою очередь, является производным от анализа и синтеза. Перенос ничего не
объясняет, он обозначает факт, который сам требует психологического объяснения,
Как показывают проводящиеся в последнее время у нас исследования, перенос
решения с одной задачи (вспомогательной) на другую (основную) осуществляется
лишь в результате включения их обеих в одну общую аналитико-синтетическую
деятельность. Такой перенос предполагает соотнесение обеих задач (синтетический
акт) и анализ условий одной из них, исходя из требований другой. В двух (в каком-то
отношении все же разных) задачах можно увидеть одну и ту же задачу, допускающую
одно и то же решение, если проанализировать каждую так, чтобы выделить в них
общее. Принцип, способ действия, мысль не лежат, как вещь, готовые, данные
так, чтобы можно было, обнаружив их в одном месте, просто перенести затем в
другое место. Перенос, выдаваемый за объяснение мышления (решения задач),
превращается в метафору, в образное, метафорическое выражение. Его подлинный
прямой смысл должно раскрыть психологическое исследование, а это можно сделать,
лишь вскрыв процесс, который стоит за переносом.
Для того чтобы можно было объяснить результаты мышления переносом, надо
сперва объяснить самый перенос закономерным ходом мыслительной деятельности.
Главная работа мысли при переносе решения с одной задачи на другую - это работа
^ В этой связи нельзя не учесть павловский трактовки транспозиции (Т. II и III <Павловских сред>). За
транспозицией одной и той же формы И.П. Павлов вскрывает обобщение отношений - пространственных,
временных (например, обобщение "прерывистости"). См.: "Павловские среды". Т. III. С. 392 и др.
по анализу последней. От степени ее проанализированности зависит быстрота, лег-
кость переноса на нее принципа решения, заключенного во вспомогательной задаче.
Этот установленный проводящимся у нас исследованием (К.А. Славской) факт с
полной определенностью свидетельствует о невозможности объяснить мыслительную
деятельность (решение задачи) переносом принципа, как бы перемещением его
подобно вещи с места на место, не объяснив самого переноса, ходом мыслительной
деятельности, которая к этому результату (решению) приводит.
Нет смысла задерживаться на детальном раскрытии результатов исследований
переноса решения. Это лишь небольшая иллюстрация, которая дается здесь только
для того, чтобы подчеркнуть общую принципиальную линию - направленность психо-
логического исследования прежде всего на изучение мышления как процесса, как ана-
литико-синтетической деятельности. Речь идет при этом не просто о признании од-
ного, хотя бы и очень важного, положения о процессе как основном способе существо-
вания психического, речь идет об основной линии психологического исследования,
о его главном направлении, о системе психологического думания.
3. СООТНОШЕНИЕ ПСИХИЧЕСКОГО И НЕРВНОГО
В РЕФЛЕКТОРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МОЗГА
Анализ рефлекторной нервной деятельности мозга показывает, что в ходе этой
деятельности возникают новые - психические явления (ощущения, восприятия и т.д.).
Тем самым закономерно возникает новый объект исследования и встают новые задачи
его изучения - задачи психологии. Самый ход рефлекторной деятельности закономер-
но приводит к возникновению психических явлений; значит, самые результаты
физиологического изучения высшей нервной деятельности приводят к необходимости
его продолжения в новой форме - исследования психологического.
Рефлекторная деятельность коры - это одновременно деятельность и нервная, и
вместе с тем психическая; и та и другая - эта одна и та же отражательная деятель-
ность мозга, рассматриваемая в разных отношениях. Всякая психическая деятель-
ность есть вместе с тем нервная деятельность; высшая нервная деятельность есть
вместе с тем психическая деятельность. Поэтому возникает задача ее изучения не
только в качестве нервной, определяемой физиологическими законами нервной дина-
мики (процессов возбуждения и торможения, их иррадиации, концентрации и взаимной
индукции), но и в качестве психической (как восприятия, запоминания или мышления и
т.д.).
Каждая наука изучает явления действительности в специфической для данной
науки системе связей и отношений. Для физиологии действительность выступает как
совокупность раздражителей, воздействующих на мозг, на анализаторы; для
психологии - в качестве объектов. (То, что для физиологии мир выступает в
качестве раздражителей, а в качестве объектов мир выступает для психологии, не
исключает того, что предметом не только физиологического, но и психологического
исследования могут быть также сигнальные раздражители, т.е. раздражители, взятые
в качестве сигналов, а не собственно раздражителей).
Сначала - до возникновения организма, способного реагировать на раздражители, -
бытие, действительность существует в виде процессов и вещей. С возникновением
организмов явления материального мира (вещи, процессы) выступают соотносительно
с организмами, на которые они воздействуют, и в качестве раздражителей.
Это взаимодействие совершается в <онтологическом> плане. Пока вещи выступают
только в качестве раздражителей, еще отсутствует гносеологический план; здесь нет
еще ни объектов, ни субъектов в собственном смысле слова. В процессе воздействия
раздражителей на организмы, обладающие рецепторами (анализаторами, органами
чувств), и их ответной деятельности возникают ощущения. Появление ощущений
означает появление психики.
Раздражители, отраженные в ощущении, могут действовать в качестве сигналов,
не осознаваясь как объекты. Экспериментальным доказательством этого положения
являются опыты, свидетельствующие о том, что испытуемый может правильно
реагировать на чувственный сигнал, не осознавая сигнала, на который он отвечает
(Э. Торндайк, Л.И. Котляревский и др.). Явление (вещи, процессы), служащие раздра-
жителями и выступающие по отношению к организму, его органам (анализаторам) в
качестве таковых, осознаются, когда они выступают в качестве объектов.
Осознание вещи или явления как объекта связано с переходом от ощущения,
служащего только сигналом для действия, для реакции, к ощущению и восприятию
как образу предмета (или явления)^.
Собственно сознание (в отличие от психического вообще) начинается с
появлением образа предмета (объекта) в специальном гносеологическом значении
этого термина.
Поскольку психическая деятельность есть рефлекторная деятельность мозга, на
нее распространяются все законы высшей нервной деятельности; без их привлечения
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |