Российская академия наук институт российской истории 43 страница

Глина 7.

ЭТНОС И Р0ДИН\ ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

В. В. Фомин.

ВАРЯГИ И ВѴРЯЖСКАЯ РУСЬ

И прежде всего, конечно, они вели торговлю со своими восточноев­ропейскими сородичами, о чем опять же свидетельствует нумизматика, «наука, - по верной характеристике С.А.Гедеонова, - действующая с ма­тематической определенностью»120. В 1968 г. В.М. Потин констатировал, что «огромное скопление кладов» восточных монет «в районе Прила­дожья и их состав указывают на теснейшие связи этой части Руси с юж­ным берегом Балтийского моря». Специалистами давно установлено «бе­зусловное родство» древнерусских и южнобалтийских кладов и вместе с тем их довольно «резкое» отличие от скандинавских, в том числе и от гот-ландских кладов. Так, если в скандинавских кладах очень высокий про­цент английских денариев, то в южнобалтийских и русских они состав­ляют «незначительное количество», и в них преобладают монеты герман­ского чекана. По мнению Потина, это свидетельство того, что контр­агентами восточных славян в балтийской торговле могли быть только южнобалтийские славяне. Он акцентирует внимание и на том факте, что крупнейшие клады западноевропейских монет Х-ХІ вв. найдены лишь на Южной Балтике и на территории Руси. «Именно через портовые за­паднославянские города, - подытоживает исследователь, - шел основной поток германских денариев на Русь»121 В 1968 г. О.И.Давидан, говоря о посещении Ладоги фризскими и скандинавскими купцами, вместе с тем не исключала и «прямых контактов» ладожан «с областями балтийских славян». Через десять лет Й.Херрман, опираясь на один и тот же тип ке­рамики, известный в южнобалтийском Ральсвике и русской Ладоге, пришел к выводу, что в первой половине и середине IX в. между ними существовали непосредственные регулярные морские связи. Вероятность ранних прямых контактов ладожан с жителями Волина и о. Рюген при­знает сегодня А.Н.Кирпичников122.

Торговые связи Новгородской земли с Южной Балтикой фиксируются не только весьма ранним временем, но и характеризуются своей масштаб­ностью. Специалисты подчеркивают, что до первой трети IX в. вклю­чительно «основная и при том сравнительно более ранняя группа западно­европейских кладов обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян»123. В 1998 г. Кирпичников на основе самых последних данных уточнил, что «до середины IX в. не устанавливается» сколько-нибудь значительного проникновения арабского серебра «на о. Готланд и в материковую Швецию (больше их обнаруживается в областях западных славян)»124. И это притом, что начало дирхемной торговли нумизматичес­кий материал позволяет сейчас отнести к 50-60-м гг. ѴШ в.125 Из чего сле­дует, что долгое время, почти сто лет эта торговля по существу не затра­гивала скандинавов. Но вопреки фактам норманисты продолжают при­писывать открытие Балтийско-Волжского пути скандинавским купцам и воинам, утверждать, что «ранний этап восточноевропейской торговли сле­дует рассматривать как норманско-арабский»126. Насколько действитель­

И. Ь'.Фомин.

ВЛРЯП1 И ВАРЯЖСКАЯ РУСЬ

ная история расходится с подобными мнениями, понимали норманисты прошлого. Так, в 1903 г. В.И.Ламанский говорил, что начало функцио­нирования знаменитых восточноевропейских торговых путей, по его классификации, греческого и хазарского (до Багдада) абсолютно не свя­зано с викингами. Они, заключал ученый, давно уже были проложены словенами и кривичами, и именно «по их указанию и следам стали хо­дить затем и скандинавские торговцы». В советское время А.В. Арцихов­ский отмечал, что «первые транзитные торговые пути через Восточную Европу были проложены не скандинавами...». В.Т. Пашуто соглашался с очевидным, «что не норманны создали торговлю Древней Руси...»127.

В 1956 г. В.Л.Янин пришел выводу, что торговые связи между вос­точными и южнобалтийскими славянами осуществлялись непосредствен­но и являлись «по существу внутриславянскими связями, развивавши­мися без заметного участия скандинавов». Недавно А.Н.Кирпичников, хоть и в малой мере, но все же оспорил давний миф о лидерстве викингов в освоении и использовании торговых путей в Восточной Европе в IX-X вв. По его заключению, «доминирующая, посредническая миссия ви­кингов, здесь, думается, не очевидна. Остается предположить, что торго­вая активность славян была в тот период не меньшей, если не превосхо­дила северогерманскую»128. Но все дело заключается как раз именно в том, что к балтийской торговле скандинавы имели либо опосредованное, либо самое незначительное отношение. Возникнув как чисто славянское явление, объединяющее балтийских и восточных сородичей, она лишь со временем втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преи­мущественно жителей островов Борнхольма и Готланда. В.М. Потин, ссылаясь на нумизматические свидетельства, отмечает, что путь из Юж­ной Балтики на Русь пролегал именно через эти острова, «минуя, - упор делает ученый, - Скандинавский полуостров...». И клады на этих остро­вах, добавляет он, «носят следы западнославянского влияния...»129.

И именно этим морским путем шел на Южную Балтику из Руси Олав Трюггвасон, будущий норвежский король. В одноименной саге ее герой, простившись с «конунгом» Гардарики Владимиром и княгиней, «взошел на корабль, и держал путь от берега в море, в Эйстрасальт (Балтийское море. - В.Ф.). И когда он плыл с востока, то подошел он к Боргундар-хольму (Борнхольму. - В.Ф.) и высадился там на берег, и грабил... и захватил много добра. Олав стоял у Боргундархольма, и поднялся силь­ный ветер, и началась буря на море, и не могли они там больше оставать­ся, и поплыли оттуда на юг к берегам Виндланда («Земля виндов», юж­нобалтийских славян. - В.Ф.)»130. По этому пути, давно «наезженному» ими, еще в середине XII в., до завоевания южнобалтийских славян нем­цами и датчанами интенсивно ходили новгородские купцы. Так, НПЛ под 1130 г. сообщает, что «в се же лето, идуце и-замория с гот (Готлан­да. - В.Ф.), потопи лодии 7, и сами истопоша и товар, а друзии выле­

Гявма 7.

ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

зоша, н нази; а из Дон и (Дании. - В.Ф.) придоша сторови». Затем под 1134 г. в ней сказано, что «рубоша новгородць за моремь в Дони»131. Если сага об Олаве Трюггвасоне в качестве промежуточного этапа пути назы­вает только Борнхольм, то летописец, словно ее дополняя, упомянул и Готланд. На эти же острова, через которые пролегал путь, связывающий Русь с Южной Балтикой, указывают и нумизматические данные. Об этом же пути, несомненно, говорит, называя только его конечные пункты, и Адам Бременский (ок. 1070): от Юмны (Волина) до Новгорода доходят за 14 дней под парусами, сказав, вместе с тем, о присутствии русских купцов в Волине132. Как справедливо заключает А.Г. Кузьмин, «это было время не зарождения, а угасания пути, наиболее интенсивно функцио­нировавшего в ІХ-Х вв.». Само же его сложение историк относит к кон­цу VIII в., когда «города южной Балтики начинают торговать с Востоком через Булгар»133.

Какую роль играла торговля русских на Балтийском море, и каков был ее объем даже в ХІІ-ХІІІ вв., когда она уже клонилась к закату, а ее место занимала торговля немцев, видно из следующих факта. В 1157 г. датчане пограбили в Шлезвиге русский флот, в связи с чем русские купцы перестали приходить в этот город. И Шлезвиг сразу же пришел в упадок134. Выше речь шла о тех льготах, которые предоставляли немцы русским, чтобы они не обходили стороной Любек. Сообщение НПЛ под 1165 г. о построении в Новгороде церкви «святыя Троиця Щетициници» ученые рассматривают как свидетельство существования организации купцов, торговавших с Штеттином135 (либо ставят в прямую связь с ним136). О том, кто в действительности вел торговлю на Балтике, говорят исландские саги. Так, «Сага об Олаве Трюггвасоне» информирует, что в Англии ее герой выдавал себя за иностранного купца «Али Богатого», вместе с товарищами пришедшего «из Гардарики», т. е. Руси. В другом случае, когда речь идет о трехлетнем пребывании Олава в землях южно­балтийских славян, сага сообщает, что «с тех пор, как он уехал из Гар­дарики, не пользовался он более своим именем, а называл себя Оли и говорил, что он гардский», т. е. русский. Т.Н.Джаксон эти факты интер­претирует в привычном для норманизма духе: «Прозвище Гардский (gerzkr), образованное от наименования Руси Garpar-лГарды», носят в са­гах купцы, плавающие на Русь»137. Исходя из действий Олава, именовав­шего себя в пределах славянского Поморья «русским», М.Н.Бережков в 1879 г. заключал, что «новгородский купец не был редким явлением в Вендской земле»138.

Совершенно очевидно, что поведение Олава в Англии и Южной Бал­тике объясняются лишь тем, что на Западе имя гардских-русских было настолько известно и вместе с тем настолько авторитетно, что, назвав­шись им, можно было получить так важную в торговых делах защиту и неприкосновенность и, к тому же, спокойно затеряться среди многочис­ленных русских купцов. В «Саге о людях из Лаксдаля» рассказывается, как Хаскульд на островах Бреннейяр встретил Гилли из Гардов (или Гил-ли Гардского), т. е. Русского, имя которого все хорошо знали и которого «называли самым богатым из торговых людей». Сам Хаскульд характе­ризует его как «Гилли Богач»139. Материал обеих саг показывает, что тор­говля на Балтике и далеко за ее пределами в X в. была сосредоточена в руках русских купцов, которые слыли самыми богатыми из торговых лю­дей и которые носили поэтому в качестве почетных титулов прозвания «Богатый» или «Богач». У скандинавов, как хорошо известно, был иной профиль занятий, в связи с чем, если процитировать слова норманиста О.И.Сенковского, «презрительно относились к купеческому званию»140.

Теснейшие связи южнобалтийских и восточноевропейских славян не замыкались, конечно, торговлей. Выше приводилось свидетельство Тит-мара Мерзебургского о нахождении в Киеве в 1018 г. датчан. Присутствие в Киеве последних объясняется традиционными и широкими связями Руси с Южной Балтикой, откуда они могли прибыть совместно с давни­ми торговыми и политическими партнерами восточных славян - с их южнобалтийскими сородичами. Прибыть по просьбе Ярослава Мудрого, когда он неоднократно обращался за помощью к варягам для борьбы вначале со своим отцом, а затем с двоюродным братом Святополком Окаянным (1015-1018). В Пегауских анналах читается известие о пребы­вании на Руси в первой четверти XI в. Германа, сына обосновавшегося в Дании поморского князя и датской королевы. По предположению М.Б.Свердлова, Герман явился в русские пределы «не один, а со спутни­ками датчанами», о которых, вероятно, и говорил Титмар Мерзебург-ский. В рассматриваемом случае можно упомянуть идею А.В. Назаренко о заключении Ярославом Мудрым в 1018-1019 гг. антипольской коали­ции с Данией и Швецией141. Столкновение Болеслава с Ярославом объяс­няется не только родственными связями первого со Святополком Окаян­ным. В конце X в. Польша на некоторое время присоединяет земли юж­нобалтийских славян-поморян между Вислою и Одером и южной группы полабских славян - лужичан и мильчан, угрожает их соседям. Ратаре и лютичи, заключив в 1003 г. с немцами союз против Польши, вынуждают последнюю через год покинуть лужицкую территорию (вскоре она вновь их захватывает). Около 1010 г. отпало от Польши и Поморье. В 1017 г. против Болеслава выступили немцы, лютичи, чехи142. Тогда же Болеслав принимает активное участие в предприятии Святополка, не только тем самым поддерживая своего зятя, но и пытаясь избавиться от Ярослава Мудрого, союзника балтийских славян.

Последующая история также дает примеры подобной связи Руси с Южной Балтикой. Герборд, оставивший одно из жизнеописание Отгона Бамбергского, рассказывает, как польский король Болеслав Кривоустый (1102-1139), долго воюя с русскими, которых поддерживали половцы и

Глава 7.

ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

В. В. Фомин.

поморяне, захватил в плен перемышльского князя Володаря Ростислави-ча (в источнике, «короля русского»). И с ним был заключен мир, по кото­рому русские брали обязательство не оказывать помощь поморянам143. Контакты русских земель с Поморьем, несмотря на потерю им самостоя­тельности во второй половине XII в., сохраняются в дальнейшем, что говорит о их давнем и устойчивом характере. По сообщению В.Н.Тати­щева и Н.М.Карамзина, в 1217 г. полоцкий князь Борис Давидович же­нился «вторым браком на Святохне, дочери померанского князя Казими­ра...»144. Из Ермолаевского списка Ипатьевской летописи уже приводи­лась сообщение о первой жене польского короля Пшемысла II Лукерий, которая «бо бе рода князей сербских, с кашуб, от помория Варязкаго от Стараго града за Кгданском» (эту приписку к событиям начала XIV в. А.Г.Кузьмин датирует тем же временем145). И своим содержанием оно свидетельствует, что русские в ХІІІ-ХІѴ вв. посещали Поморье, что по­зволяло им быть не только в курсе событий его истории, но и хорошо ориентироваться на его местности.

Балтийских славян и датчан связывало многое: и соседство прожива­ния, и соперничество (в том числе боевое), и дружба, и что-то еще, близ­кое обоим народам. Датчане, например, не чурались обращаться за по­мощью к славянским богам. Так, Саксон Грамматик, говоря о боге Свя-товите, который пользовался особенным почетом у славянского насе­ления Балтики (его храм находился в Арконе, на о. Руяне-Рюгене), подчеркивает, что «даже соседние государи посылали ему подарки с бла­гоговением: между прочими, король датский Свенон, для умилостивле­ния его, принес в дар чашу искуснейшей отделки...»146. Часто они высту­пали против своих врагов совместно. Уже в знаменитой битве при Бра-валле (786) датчане и южнобалтийские славяне плечом к плечу сража­лись со шведами и норвежцами, многократно объединялись они против агрессии немцев в ІХ-Х в. и их политики окатоличивания. Издавна дат­чане и славяне вместе ходили в морские набеги. Так, около 940 г. они напали на Норвегию, причинив ей столько вреда, что норвежская флоти­лия, преследуя неприятеля, вслед за ним вошла в Балтийское море147. Датско-английский король Канут Великий (ум. 1035) был потомком ободритских князей по материнской линии. В Дании нашел себе приют будущий князь (с 1043) ободритов Готшалк, ставший затем родственни­ком короля. С его именем связано возникновение славянского государ­ства на Южной Балтике, опиравшегося на поддержку Дании148.

Общей и славной историей двух народов является Йомсборг. Датский король Гаральд (936-986), захватив Волин в землях поморских славян, выстроил здесь крепость, названную по скандинавскому имени Волина Юмна или Йомсборг (разрушена датским королем Магнусом в 1042 г.). Вскоре она перешла на сторону славян, сделалась убежищем всех «при­верженцев язычества», и в ней пребывали как датчане, так и славяне.

В.В.Фомин.

ВАРЯГИ И В ѴРНЯіСКАЯ РУСЬ

Именно Йомсборг, утверждает А.Ф.Гильфердинг, стал центром сбора сил, восстановивших в Поморье язычество149. Возможно, что датчане, пребывание которых засвидетельствовал в 1018 г. в Киеве информатор Титмара, а им был саксонец, имели самое непосредственное отношение к «йомским витязям», воевавшим и против датчан, и против норвежцев и, выходит, на стороне Ярослава Мудрого против Святополка Окаянного, за которым стояла Польша, стремившаяся покорить поморских славян, следовательно, и Волин и Йомсборг. То, что варяги явились на призыв русского князя именно с южных берегов Балтийского моря, говорит при­сутствие среди них колбягов. Колбяги не названы в качестве составной силы войска Ярослава, но упомянуты, как указывалось в предыдущей главе, в Краткой Русской Правде (статьи 10 и 11), появление которой обычно связывают с новгородскими событиями 1015 г., и которая была призвана регулировать отношения между новгородцами и варягами. В.Н.Татищев в колбягах видел поморян, жителей г. Колобрега: «мню, что сии от града Колберг померанского колбяги названы», таковыми их считает и А.Г.Кузьмин. По заключению В.М.Потина, объяснение колбя­ги от Колобрега «в свете оживленных поморско-русских связей может оказаться наиболее убедительным»150.

Связь южнобалтийского Поморья с Русью прослеживается в наших ис­точниках прежде всего в момент активного наступления на балтийских славян их врагов. Выше были приведены известия НПЛ под 30-ми гг. XII в., свидетельствующие о противостоянии новгородцев и датчан, дос­тигшем своего апогея в 1134 г.: «Том же лете рубоша новгородць за мо-ремь в Дони». Подмечено, что этот конфликт совпадает по времени с вторжением датчан в земли южнобалтийских славян. Причем исследова­тели констатирует, что по мере обострения отношений между Данией и Поморьем ухудшались отношения датчан и новгородцев151. Летописание Южной Руси донесло сообщение, также указывающее на контакты вос­точных славян с их южнобалтийскими сородичами в опасный для тех мо­мент. В Ипатьевском, Хлебниковском и Ермолаевском списках под 1148 г. (в рамках т. н. Киевского свода конца XII в., обнимающего собой статьи с 1117 по 1198 гг.) сказано, что киевский великий князь Изяслав Мстисла-вич, идя на владимиро-суздальского великого князя Юрия Долгорукого, остановился в Смоленске у брата Ростислава. Братья встретились и «Изя­слав да дары Ростиславоу что от Роускыи земле и от всих царьских земль, а Ростислав да дары Изяславоу что от верьхних земль и от варяг...»152.

В.Н.Татищев, обратившись к летописному известию под 1148 г., дал ему следующую трактовку: «Ростиславли дары состояли из весчей вер­ховых земель и варяжских, а Изяслав - от греческих и венгерских»153, т. е. воспринял указание «от варяг» в смысле территория, земля, по аналогии с впереди стоящей фразой «от верьхних земль». По М.П. Погодину, «верх­няя земля» л Швеция и Готланд, откуда в Смоленск могли явиться

30 Зах 59

Гмт 7.

ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

варяги, т. е. понял летописное «от варяг» как этнос. Для А.А.Куника ва­ряги 1148 г. - это готландцы154. С.М.Соловьев, Д.И.Иловайский и А.Л.Шахматов полагали, что под «верхними землями» понимаются ли­бо Северо-Западная Русь вообще, либо Новгород, в частности. Сегодня Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин в варягах статьи 1148 г. видят тради­ционное наименование скандинавов, не уточняя при этом, кого именно из них все же имел в виду ее автор155. Сама летопись, надо сразу же заме­тить, не оставляет никаких сомнений в отношении того, что понимали в Южной Руси под «верьхними» землями. В статье 1147 г. Изяслав, об­ращаясь к Ростиславу, говорит: «Брате, тобе Бог дал верхнюю землю... а тамо оу тебе смолняне и новгородци»156. Но в ней отсутствует подобная определенность по поводу варягов. Специалисты в области летописания связывают статьи летописи с 1146 по 1154 гг. (и даже конкретно под 1148 г.) с соратником Изяслава Мстиславича, с его «личным княжеским летопис­цем»157. С учетом же отсутствия к тому времени в термине «варяги» этни­ческого содержания, под варягами, от имени которых Ростислав одари­вал брата, конечно, можно разуметь многих из западноевропейцев.

Вместе с тем под ними очевидец встречи братьев не мог понимать ко­го-либо из германцев. Немцев потому, что они, не имея до этого времени выхода к Балтийскому морю, только в 1140-х гг. пробились к юго-за­падному углу побережья и основали там первый свой город на Балтике -Любек, после чего начали осваивать море и прокладывать дорогу в вос­точном направлении158. Причем Двинской путь, по которому можно бы­ло попасть в Днепр и в Смоленск, был обнаружен ими весьма очень поздно и совершенно случайно: в 1158 году. По свидетельству западно­европейских памятников, отразившихся в поздних списках «Хроники"Ли­вонии» Генриха Латвийского, в этом году «ливонская гавань впервые найдена была бременскими купцами»159. Точнее последние, будучи зане­сенные бурей в устье Западной Двины, открыли, по словам В.В.Похлеб-кина, «для себя неизвестный край» и начали его планомерное завоева­ние160. И только с этого времени, говорил Н.Аристов, началось «особен­ное сношение русских с иностранцами». И готландские купцы, заключал М. Бережков, лишь с конца XII в. стали посещать устье Двины161. Поэтому ошибался А.А.Шахматов, полагая, что скандинавы, преимущественно из Южной Швеции и Готланда, проникали на Русь в ІХ-ХІ вв. главным об­разом по Двине. Эту же ошибку повторяют и сегодняшние норманис­ты162. При раскопках в Смоленске была обнаружена ротонда - круглая в плане церковь второй половины XII в., необычная по своей форме для Руси. Историки смоленской архитектуры трактуют ее как латинскую цер­ковь, т. е. храм иностранных купцов, посещавших Смоленск163. П.А.Рап­попорт, обращая внимание на тот факт, что круглые церкви были широко распространены в XII в. в Скандинавии и Северной Германии, не сомне­вается, что руководителем ее строительства «был, по-видимому, сканди­навский зодчий», но возводили ее «смоленские мастера». Саму постройку он относит к 70-80-м гг. XII столетия164. Таким образом, археологические данные также датируют время появления в Смоленске скандинавских и немецких купцов лишь второй половиной XII в., что объясняется откры­тием ими Двинского пути лишь в 1158 г. Поэтому, ни скандинавов, ни немцев не могло быть в Смоленске десятью годами ранее.

Варяги статьи 1148 г. - это представители южнобалтийского славян­ства, которых вынудили прибыть в Смоленск грозные события, развора­чивавшиеся на их земле. В середине XII в. многовековое противостояние германцев и прибалтийских славян, по словам Видукинда Корвейского, первых - «ради славы, за великую и обширную державу», вторых - «за свободу, против угрозы величайшего рабства»165, вступило в свою финаль­ную и трагическую развязку, через несколько десятилетий завершившую­ся окончательным покорением славян. Как повествует западноевропей­ский хронист Гельмольд, в 1147 г. крестоносцы предприняли поход против славянских народов166. Этот, по словам К. Лампрехта, «безумный кресто­вый поход», организованный по инициативе императора Конрада III, бла­годаря мореходам с о. Рюген (русским), нанесшим большой урон датским кораблям, стоявшим у ободритского побережья, постигла полная неудача. Но войска Альбрехта Медведя, основателя бранденбургско-прусского го­сударства, и саксонского герцога Генриха Льва, вторгшись в Померанию и Пруссию, страшно опустошили эти территории167. Когда Запад предпри­нял в 1147 г. масштабное наступление на славян, посольство последних в 1148 г., используя давно им знакомый Двинской речной путь (по нему, кстати, в ІХ-Х вв. шло восточное серебро на Южную Балтику16,4), могло прибыть в Смоленск в поисках так весьма необходимой им помощи169. И в тот момент, когда боевые действия велись по всему южнобалтийско­му побережью и на море, никто, кроме южнобалтийских славян, не имел свободного пути на восток, не мог оказаться в Смоленске. Шведы не мог­ли там оказаться еще потому, что в эти годы они начали наступление на северорусские земли, надолго испортив свои отношения с Новгородом. Так, НПЛ под 1142 г. сообщает, что «приходи евьискеи князь с еписко-помь в 60 шнек на гость, иже и-заморья шли в 3 лодьях; и бишася, не успеша ничтоже, и отлучиша их 3 лодье, избиша их полутораста». Затем под 1164 г. она говорит о новом нападении шведов: «Приидоша евье под Ладогу, и пожьгоша ладожане хоромы своя, а сами затворишася в граде... а по князя послаша и по новгородце» (были также побеждены)170.

Массовый археологический, антропологический и нумизматический материал свидетельствует не только о самых древних связях Северо-Западной Руси с Южной Балтикой (по сравнению с той же Скандина­вией), но и о самом широком присутствии в ее пределах южнобалтий­ских славян. Особенно впечатляют как масштабы распространения ке­рамики южнобалтийского облика (фельдбергской и фрезендорфской),

' ІУгивн 7.

30* ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

В. В. Фомин.

охватывающей собой обширную территорию Восточной Европы (она доходила до Верхней Волги и Гнездова на Днепре, т. е. бытовала в тех областях, обращает внимание А.Г.Кузьмин, где киевский летописец по­мещал варягов; в Киеве ее не обнаружено), так и удельный вес ее среди других керамических типов и прежде всего «в древнейших горизонтах культурного слоя» многих памятников Северо-Западной Руси (Старой Ладоги, Изборска, Рюрикова городища. Новгорода, Луки, Городка на Ловати, Городка под Лугой, неукрепленных поселений - селища Золотое Колено, Новые Дубовики, сопки на Средней Мете, Белоозера и других). Так, на посаде Пскова она составляет более 81 %171, в Городке на Ловати около 30%172, в Городке под Лугой ее выявлено 50% из всей достоверно славянской173 (и эта посуда не является привозной, а производилась на месте, о чем говорит как объем ее присутствия, так и характер сырья, шедшего на ее изготовление174). В целом для времени Х-ХІ вв. в Пскове, Изборске, Новгороде, Старой Ладоге, Великих Луках отложения, насы­щенные южнобалтийскими формами, представлены, по оценке С.В.Бе­лецкого, «мощным слоем»175.

В 1950 г. Я.В.Станкевич отметила, что «широко распространенные в древнейших жилых комплексах» Старой Ладоги, а именно сюда перво­начально пришел Рюрик, сосуды имеют многочисленные аналогии в ке­рамике южнобалтийских славян междуречья Вислы, Одера и Эльбы. На селище Новые Дубовики, что в 9 км вверх по течению от Старой Ладоги, и датируемом IX в., многочисленной группой лепной керамики также представлена посуда южнобалтийского типа176. В ранних археологических слоях Новгорода (Неревский раскоп, конец IX в.), говорит Г.П.Смирно­ва, заметный компонент составляет керамика, которая «характерна толь­ко для поморских славян и может служить ориентиром для определения границ их обитания»177. Лепная керамика Рюрикова городища (ІХ-Х вв.), в котором видят предшественник Новгорода и куда якобы пришел из Ладоги Рюрик178, абсолютно идентична древнейшей посуде Старой Ла­доги и Новгорода, т. е. керамике южнобалтийского типа. Часть раннегон-чарной посуды поселения (первая половина X в.), указывает Е.Н.Носов, «находит аналогии среди керамики севера Польши и менкендорфской группы...». В Изборске (Труворово городище) основу керамического на­бора лепных сосудов ѴІІІ-ІХ вв. (более 60 %), подчеркивает С.В.Белец­кий, «составляют сосуды, находящие себе соответствие в славянских древностях южного побережья Балтийского моря». В.В.Седов заметил, что сосуды биоконических и реберчатых форм, найденных в новгород­ских сопках, являют собой характерную особенность славянской культу­ры междуречья нижней Вислы и Эльбы179.

Своей массовостью керамический материал, следует напомнить слова А.В. Арциховского, служит «надежнейшим этническим признаком», при­чем лепная является одним из наиболее ярких этнических индикато-

ВіИ.Фоянн.

ров180. Поэтому, как справедливо заключал Седов, именно лепная посуда «представляет первостепенный интерес» для изучения истории населения Северо-Западной Руси181. В 1960-х гг. В.Д.Белецкий широкое присутст­вие южнобалтийского керамического материала в раскопах Пскова объ­яснял тем, что сюда переселилось славянское население «из северных об­ластей Германии...». В 1970 г. Седов, основываясь на сосудах нижнего горизонта Ладоги и Псковского городища, ближайшие аналогии которым известны на южнобалтийском Поморье, пришел к выводу «о происхож­дении новгородских славян с запада, из Венедской земли». В 1971 г. В.Л.Янин и М.Х.Алешковский отметили среди новгородского населе­ния наличие «балто-славянекого контингента», пришедшего с запада. В 1974 г. Г.П.Смирнова, исходя из «сравнительного анализа керамики Новгорода и керамики поморских славян», поддержала мнение о заселе­нии Новгородской земли выходцами из северных районов Висло-Эльб-ского междуречья. В 1977 г. В.М.Горюнова появление керамики южно­балтийского типа в Городке на Ловати связала с переселением с терри­тории Западного Поморья водным торговым путем определенной части «ремесленного люда». В 1982 г. исследовательница, харакгеризуя запад­нославянские формы раннекруговой керамики Новгорода и Городка на Ловати, еще раз указала, что «керамика этих форм... скорее всего, при­несена сюда выходцами с южного побережья Балтики»182.

В 1979-1980 гг. С.В.Белецкий связал появление керамики южнобал­тийского типа в Изборске с его основанием (рубеж ѴІІІ-ІХ вв.), а в конце ГХ в. в Пскове - со временем кратковременного затухания Изборска. В новой группы населения в Пскове (вторая половина X в.) ученый так­же видит южнобалтийских славян. Причем он подчеркнул, что его тер­ритория увеличилась в 6 раз, и на поселении появились профессиональ­ные ремесла и торговля (весы, разновес, монетные находки). В 1980 и 1982 гг. К.М.Плоткин, отметил, «что... в генезисе древнерусского насе­ления Псковщины участвовали западнославянские этнические элемен-ты». В 1982 г. И.Херрман высказался в пользу того, что южнобалтийскис славяне могли «прибывать и в Новгород, и в Старую Ладогу, поселяясь в этих торгово-ремесленных центрах». В 1988 г. Е.Н.Носов, констатируя прибытие в VIII в. в центральное Приильменье новой групцы славян с развитым земледельческим укладом хозяйства, значительно стимулиро­вавшей социально-экономическую жизнь региона, предположил, что переселенцы могли придти с территории современного Польского По­морья. Через два года он отметил наличие «культурных связей поморских славян и населения истока р. Волхова»183. В 1990 г. С.В.Белецкий под­черкнуто сказал, что на Труворовом городище «в ѴІІІ-ІХ вв. находился ремесленно-торговый протогородской центр, основанный славянскими переселенцами с территории междуречья (разрядка автора. - В.Ф.) нижней Эльбы и Одера...»184.

І.ініщ 7.

29 Зак. 59 ЭТНОС И РОДИНА ВАРЯЖСКОЙ РУСИ...

Заключения антропологов с поразительной точностью подтверждают выводы археологов. Б 1969 г. В.П.Алексеев установил факт наличия среди населения Северо-Западной Руси выходцев с Балтийского Поморья. В 1974 г. Т.И.Алексеева констатировала, что краниологические серии с территории Северо-Запада «тяготеют к балтийскому ареалу форм в сла­вянском населении...». Чуть позже В.В.Седов конкретизировал это поло­жение: «Ближайшие аналогии раннесредневековым черепам новгородцев обнаруживаются среди краниологических серий, происходящих из сла­вянских могильников Нижней Вислы и Одера. Таковы, в частности, сла­вянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащих ободритам». К тому же типу, добавляет ученый, относятся и черепа из курганов Ярослав­ского и Костромского Поволжья, активно осваиваемого новгородцами. Вместе с тем он, давая оценку популярной в науке гипотезе о заселении Приильменья славянами из Поднепровья, отмечает, что «каких-либо ис­торических и археологических данных, свидетельствующих о такой миг­рации, в нашем распоряжении нет». Более того, подчеркивает Седов, по краниологическим материалам связь славян новгородских и славян по-днепровских «невероятна». Антропологические исследования, проведен­ные в 1977 г. Ю.Д.Беневоленской и Г.М.Давыдовой среди населения Псковского обозерья, отличающегося стабильностью (малое число уез­жающих из деревень) и достаточно большой обособленностью, показали, что оно относится к западнобалтийскому типу, который «наиболее распро­странен у населения южного побережья Балтийского моря и островов Шлезвиг-Гольштейн до Советской Прибалтаки...»185. В 1995 г. антрополог Н.Н. Гончарова специальным исследованием доказала генетические связи новгородских словен с балтийскими славянами, а ее учитель Т.И.Алек­сеева сейчас видит в них исключительно «переселенцев с южного побе­режья Балтийского моря, в последствии смешавшиеся уже на новой тер­ритории их обитания с финно-угорским населением Приильменья». В пользу этой же мысли все больше склонялся в последнее время Седов186.

Дата добавления: 2015-10-21