Наверное, литературной славы, — сказал он.
«Слава — та же пчела. И песня в ней есть. И жалит она».
Эмили Дикинсон?
Я посмотрела на него и улыбнулась:
А вы хорошо знаете свое дело, мистер Малоун.
День неумолимо ускользал. Часов в пять вечера я снова затянула его в постель. В шесть он повернулся ко мне и сказал:
Думаю, мне пора.
Да. Ты должен идти.
Я не хочу.
И я не хочу, чтобы ты уходил. Но что мы можем сделать?
Да. Ты права.
Он принял душ. Оделся.
Пожалуй, мне лучше уйти сейчас. Пока я не начал тебя целовать.
Хорошо, — тихо сказала я. — Уходи.
До завтра?
Извини?
Могу я увидеть тебя завтра?
Конечно. Но… будет ли у тебя время?
Я найду. Часов в пять, если тебя устроит.
Я буду дома.
Хорошо.
Он потянулся ко мне. Я отстранила его рукой:
До завтра, мистер Малоун.
Всего один поцелуй, последний.
Нет.
Почему?
Потому что все кончится постелью.
Вас понял.
Я помогла ему надеть пальто.
Мне не стоило бы уходить, — сказал он.
Но ты должен. Я открыла дверь.
Сара, я…
Я приложила палец к его губам:
Ничего не говори.
Но…
До завтра, любовь моя. До завтра.
Он схватил мою руку. И посмотрел мне в глаза. Он улыбался.
Да, — сказал он, — до завтра.
В пять двадцать вечера следующего дня мне стало окончательно ясно, что он не придет. Вот уже минут сорок я расхаживала из угла в угол, и в голову лезли самые разные мысли: что он передумал, или его вычислила Дороти, или на него вдруг напало чувство вины. Но вот раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать. На пороге стоял он — с бутылкой французского шампанского и букетом лилий.
Извини, дорогая, — сказал он. — Застрял на встрече…
Я не дала ему договорить.
Ты здесь, — сказала я, хватая его за лацканы пальто и притягивая к себе. — А остальное не важно.
Часом позже, уже в постели, он вдруг спросил:
А что с шампанским?
Я осмотрела пол, заваленный нашей наспех снятой одеждой. Бутылка с шампанским лежала на боку, поверх пальто Джека. Рядом были разбросаны лилии.
Так вот где она приземлилась, — сказала я.
Он спрыгнул с кровати, схватил бутылку, содрал фольгу и извлек пробку. Пенный фонтан излился на нас обоих.
Здорово, — сказала я, слизывая капли с лица.
Извини.
Тебе повезло, что я тебя люблю, — сказала я.
Он вручил мне бутылку:
До дна!
Но у меня в доме есть бокалы.
Из горлышка, дорогая. Это по-московски.
Как скажете, камрад. — Я взялась за горлышко бутылки и сделала первый глоток. — Кстати, это французское шампанское и слишком дорогое, чтобы поливать им мою спальню. Сколько оно стоит — шесть или семь долларов?
А это имеет значение?
Если у тебя есть семья, которую надо содержать… тогда шесть долларов имеют значение.
Боже, какая ты ответственная.
Заткнись, — сказала я, взъерошив его волосы.
С удовольствием, — повиновался он и снова завалил меня на кровать.
Потом он лежал на мне, крепко обнимая. На какое-то время мы погрузились в блаженное молчание. Он первым нарушил его:
С той самой минуты, как я вышел отсюда вчера вечером, я не переставал думать о том, как снова сюда вернусь.
Я тоже считала часы.
Вчера я не мог заснуть до трех часов ночи.
Я тоже не спала.
Если бы я знал… меня так и подмывало позвонить тебе.
Ты не должен звонить мне из дома.
Не буду.
Если все это будет продолжаться, мы должны быть очень осторожны. Никаких телефонных звонков ни из дома, ни с работы. Звони мне с таксофона. И никакой переписки. Если я делаю тебе подарок, он должен остаться здесь. И никто никогда не узнает про нас. Никто.
К чему такая секретность?
Неужели ты думаешь, что мне по душе роль счастливой разлучницы? Или содержанки? La maitresse?[48]Нет, так дело не пойдет, солдатик. Я буду твоей любимой. Но не хочу быть femme fatale[49]. Я хочу быть с тобой… но не хочу страданий, которые обычно сопровождают роман с женатым мужчиной. Вот что я решила сегодня, в три часа ночи. У тебя будет своя жизнь. У меня своя. И еще у нас с тобой будет наша общая жизнь… о которой никто никогда не узнает.
Поверь мне, Дороти ничего не подозревает… хотя ее и заинтриговал новый запах моего лосьона после бритья.
Но я вчера не пользовалась духами.
Да… но по пути домой я зашел в аптеку и купил два пузырька лосьона «Меннен», побрызгался, прежде чем заходить в дверь… на случай, если твой запах еще остался на моем лице.
А зачем два пузырька?
Он полез в карман пальто и достал пакетик из местной аптеки.
Один для дома, один — сюда. Я еще купил то же мыло, дезодорант и зубную пасту, которыми пользуюсь дома.
Я настороженно взглянула на него:
А ты ловкач. Или у тебя уже богатый опыт походов налево?
У меня никогдане было ничего подобного.
Рада это слышать.
Я просто не хочу обижать Дороти.
Если ты действительно не хочешь обижать Дороти, тогда одевайся и уходи. Потому что ты обязательно сделаешь ей больно.
Нет, если она ничего не узнает.
Она узнает.
Только если я проколюсь. А этого не случится.
Что, ты такой умный?
Дело не в уме… здесь скорее желание уберечь ее.
Как говорят: то, о чем не знаешь, не причинит боли?
Нет… скорее так: я не оставлю ее… но и от тебя не откажусь. Конечно, тебе может не понравиться такая сделка.
О, так вот как это называется — сделка? По расписанию «с пяти до семи»? Ты ведь хорошо знаком с французской литературой, Джек. Кем я буду? Эммой Бовари?
Разве она не была замужем?
Тоuchе [50].
Сара…
И какая же я дура, что возомнила себя взрослой женщиной, когда на самом деле я… кто?., куртизанка… разве не так? Да, куртизанка, чей любовник-аристократ предусмотрительно оставляет в ее будуаресвой лосьон для бритья.
Повисло долгое молчание. Джек попытался обнять меня. Я уперлась ему в грудь руками и мягко оттолкнула.
Я не собираюсь в очередной раз становиться жертвой, — сказала я.
Я не обижу тебя.
Посмотрим. — Я бросила взгляд на часы. — Тебе пора домой, к жене.
Он не стал задерживаться.
Меня не будет в городе в понедельник и вторник, должен вернуться в Нью-Йорк в среду днем, — сказал он, надевая пальто.
Отлично, — сказала я.
Но если все пройдет удачно, то я смогу завершить переговори в Филадельфии пораньше и вернуться во вторник вечером… конечно, если ты не против ночного гостя.
Не знаю. Мне действительно нужно как следует обо всем подумать, Джек.
Сара…
И не забудь забрать с собой лосьон и зубную пасту. Я не хочу держать их в своем доме.
Я позвоню, — сказал он, целуя меня в лоб на прощание.
Но за выходные он так ни разу и не позвонил. Не позвонил он и в понедельник. Идиотка, идиотка, твердила я про себя. Ты сама оттолкнула его.К восьми вечера во вторник я уже была готова к худшему. Если ты действительно не хочешь обижать Дороти тогда одевайся и уходи. Потому что ты обязательно сделаешь ей больно.Какого черта я это сказала? Очевидно, само вырвалось, С чего вдруг я взъелась на этот дурацкий лосьон? Ведь мне следовало быть мудрой и чуткой, разве не так? Тебе пора домой, к жене.Он и ушел Домой. Навсегда.
И вот в восемь часов раздался звонок. Я бросилась к двери и со злостью распахнула ее. Джек был в своем темно-коричневом пальто и мягкой фетровой шляпе, из тех, что в почете у газетчиков. В одной руке он держал чемодан, в другой — букет.
Где ты был, черт возьми? — спросила я.
В Филадельфии. — Казалось, он несколько опешил от моего напора. — Я же тебе говорил.
А в субботу и воскресенье?
Дома, с семьей, как ты и просила…
Я прекрасно помню, что я тебе говорила. Но это не значит, что ты должен следовать каждому моему совету.
Он попытался сдержать улыбку:
Иди ко мне, психопатка ты моя.
Уже через несколько секунд мы оба были без одежды. Нам не удалось пробраться дальше ковра в гостиной. Когда я почувствовала, что вот-вот переполошу соседей своим криком, я впилась в его рот глубоким поцелуем. Потом мы очень долго молчали.
Здравствуй, — наконец произнес он.
Здравствуй, — рассмеялась я.
Четыре дня — это…
Слишком долго, — закончила я его мысль. — Даже не могу передать, как я по тебе скучала.
Никогда бы не подумал.
Не наглей, солдат.
Я поднялась с ковра и скрылась в спальне. Надела халат. Потом полезла в шкаф и достала хозяйственную сумку. Когда я вернулась в гостиную, Джек сидел на диване, натягивая нижнее белье.
Одеваться не обязательно, — сказала я.
Но я могу замерзнуть. У тебя что-то прохладно.
Это должно тебя согреть, — сказала я и достала из сумки большой пакет, упакованный в подарочную голубую бумагу от «Брукс Бразерс».
Подарок? — удивился он.
Надо же, а ты, оказывается, догадлив.
Он надорвал бумагу. И улыбнулся, тут же облачившись в голубой льняной халат, который я купила ему вчера.
А у вас есть вкус, мисс Смайт, — сказал он.
Тебе нравится?
Не то слово. «Брукс Бразерс». Высший класс. Теперь у меня такое ощущение, будто я ходил в Принстон.
Тебе идет.
Он вышел в прихожую и оценил себя в зеркале:
Да, определенно идет.
Я полезла в сумку и извлекла еще один пакет в оберточной бумаге.
Ты сумасшедшая?
Нет. Просто щедрая.
Слишком щедрая, — сказал он, целуя меня в губы.
Сначала посмотри, понравится ли.
Он открыл пакет. И расхохотался. Потому что увидел два флакона лосьона после бритья от «Касвелл Масси».
Два флакона? — сказал он, отвинчивая крышку одного из них.
Один будешь держать здесь, другой дома.
Он лукаво улыбнулся мне и глубоко вдохнул аромат.
Роскошный запах, — сказал он. — Это намек?
Да. От «Меннена» пахнет дешевкой.
Ах ты, эстетка. Халаты от «Брукс Бразерс», лосьоны от «Касвелл Масси». Следующий этап — уроки этикета.
Разве это плохо, что я покупаю тебе красивые вещи?
Он погладил мои волосы:
Нет, конечно. Я одобряю. Просто не знаю, как объяснить жене покупку нового лосьона.
Ты всегда можешь сказать, что купил его сам.
Но я из тех, кто никогда не потратит больше доллара на лосьон после бритья.
Так и быть, бруклинский мальчишка, подкину тебе идейку. Завтра зайди в «Касвелл Масси» — на углу Лексингтон и 46-й улицы — и купи своей жене флакончик их туалетной воды. Потом скажешь, что, покупая ей подарок, протестировал их лосьон после бритья и решил, что ты уже перерос «Меннен». Она одобрит, поверь мне.
Он плеснул лосьон на руку и растер по лицу.
Ну, что скажешь? — спросил он.
Я вплотную приблизила свое лицо к его лицу, потом начала целовать его шею:
Работает.
Ты просто прелесть. А у тебя портативная пишущая машинка?
Да я бы не сказала.
Он подошел к письменному столу и приподнял мой «ремингтон».
Нормально, донесу, — сказал он.
Я даже не сомневалась. Но зачем она тебе?
Есть идея.
Спустя два дня я ехала утренним поездом в Олбани вместе с Джеком. Мы зарегистрировались в отеле «Кэпитал» как мистер и миссис Малоун. Пока он встречался со своими клиентами, я сидела за столиком в нашем номере и печатала на своем «ремингтоне» очерки для колонки «Будней». Джек вернулся около пяти вечера, я раздела его за минуту. Через полтора часа он закурил и сказал:
Несомненно, это самое сексуальное из всего, что когда-либо происходило со мной в Олбани.
Надеюсь, — заметила я.
В Олбани было пятнадцать градусов ниже ноля, так что в тот вечер мы никуда не пошли и заказали еду в номер. На следующее утро Джек отважился выйти на улицу, чтобы встретиться еще с несколькими клиентами. Я пробежалась по центру города — и решила, что для Олбани этого достаточно. Я вернулась в наш номер, напечатала половину колонки про кино, а остаток дня убила на двойном сеансе в ближайшем кинотеатре, где крутили фильмы с красавчиком Виктором Матуре («Самсон и Далила» и «Вабаш Авеню»), В половине шестого я была в отеле. Я уже собиралась открыть дверь номера, когда услышала разговор Джека по телефону.
Хорошо, хорошо… я знаю, что ты злишься, но… что такого, если я задержусь еще на одну ночь?.. Да, да, да… ты права… но послушай, это не значит, что я хочу быть вдали от тебя… Ты же знаешь, что я тебя люблю… Послушай, лишняя ночь в Олбани означает дополнительные командировочные в десять долларов… Ладно, ладно… Я тебя тоже, дорогая… Скажи Чарли, что я люблю его… и да, завтра в пять, без опозданий… Хорошо, пока.
Я выждала мгновение, потом открыла дверь. Джек прикуривай сигарету и наливал бурбон в стакан для умывания. Он попытался выдавить из себя улыбку, но вид у него был напряженный. Я подошла к нему, обняла за шею и сказала:
Рассказывай.
Да ерунда.
И из-за этой ерунды на тебе лица нет?
Он пожал плечами:
Просто неприятный деловой звонок, вот и все.
Я отпустила его, прошла в ванную, взяла второй туалетный стакан, вернулась в комнату и тоже налила себе бурбона.
В чем дело? — спросил он.
Ненавижу, когда мне врут.
С чего ты взяла, что я тебе вру?
Просто неприятный деловой звонок.Я слышала, с кем ты говорил по телефону.
Что значит «слышала»?
Я стояла за дверью…
Подслушивала, что ли?
Просто не хотела заходить, пока ты говоришь с Дороти.
Или захотела послушать, о чем…
Какого черта я стала бы подслушивать, Джек?
Я не знаю. Тыже стояла под дверью…
Только потому, что мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение своим внезапным появлением…
Извини, — вдруг произнес он.
Никогда не лги мне, Джек. Никогда.
Он отвернулся, уставился в мутное окно, за которым просту тусклые огни делового Олбани.
Я просто подумал… не знаю… наверное, тебе было бы неприятно узнать, что я поругался с Дороти.
Дурак ты, Малоун. Может, мне и не нравится то, что ты женат, но это твоя территория — и я вынуждена с этим смириться. Только пойми, что, если наши отношения будут продолжаться, тебе придется постоянно врать Дороти. Сможешь — отлично. Ну а если нет, я уеду сегодня же, последним поездом.
Он повернулся и тронул меня за руку:
Не уезжай.
И о чем был спор?
Она хотела, чтобы я вернулся домой сегодня вечером.
Значит, тебе следовало бы вернуться.
Но я хотел остаться здесь, с тобой.
Я, конечно, очень ценю это, но только если бы ты не начал врать мне, чтобы прикрыть ложь, припасенную для Дороти.
Я идиот.
Мне удалось улыбнуться.
Нет… ты женатыйидиот. Так она заподозрила что-то?
Да нет. Просто ей одиноко. И я совсем запутался. Иногда мне так хочется, чтобы Дороти не была такой порядочной и понимающей. Если бы только она была сукой…
Тогда все было бы замечательно?
Я бы не чувствовал себя таким дерьмом.
Бедный ты, бедный: жена попалась не сука
А ты, оказывается, можешь быть жесткой, — сказал он.
Приходится. Нелегко любить человека, который разрывается между двумя женщинами.
Здесь другое. Тебя я обожаю.
Но с ней связан обязательствами.
Он пожал плечами. И сказал:
У меня нет выбора.
Итак, перед тобой дилемма. Вопрос в одном: ты собираешься оставить эту дилемму неразрешимой?
Что ты предлагаешь?
Организуй свою жизнь так, чтобы быть и со мной, и с Дороти. Разделяй мышление. Будь французом.
К ты сможешь это выдержать?
Не знаю. Время покажет. На самом деле меня больше волнует, сможешь ли ты это выдержать, Джек?
Я тоже не знаю.
Что ж, я попытаюсь, Джек. Если этот роман превратится в процесс самобичевания, я уйду. Я знаю предел своих возможностей. Так что тебе решать, любовь моя.
На следующее утро мы вернулись на Манхэттен. На Центральном вокзале он крепко прижал меня к себе.
В ближайшие несколько дней мне лучше побыть дома, — сказал он.
Наверное, да.
Могу я тебе позвонить?
Тебе обязательно нужно задавать этот вопрос?
Он коснулся моих губ поцелуем.
Люблю тебя, — сказал он.
Как-то неуверенно это прозвучало.
Тебе показалось.
Его не было слышно весь следующий день. И еще один день. И еще один. Вполне естественно, что его молчание довело меня до сумасшествия. Потому что оно могло означать только одно: все кончено.
Наступил и прошел уик-энд. В понедельник я весь день просиди ла у телефона, на всякий случай. Но он так и не позвонил. А во вторник, в половине седьмого утра, раздался звонок в дверь. На пороге стоял он. За его спиной я увидела такси, ожидавшее у подъезда. Его лицо просияло, когда я открыла дверь, хотя я была в ночной сорочке, да и вообще вид был заспанный.
Ты готова? — спросил он.
Где ты был, черт возьми? — сонно спросила я.
Все расскажу потом. А сейчас я хочу, чтобы ты оделась, собрала вещи…
Я никуда с тобой не поеду.
Все очень просто: нам забронированы билеты на поезд до Вашингтона, который отправляется в восемь сорок семь с Пенсильванского вокзала. Потом мы три дня живем в отеле «Мэйфлауэр» и…
Джек, я бы хотела получить объяснения…
Он поцеловал меня:
Позже, дорогая. Я еще должен забежать в офис до отъезда.
А кто сказал, что я еду? И какого черта ты вдруг решил преподнести мне такой сюрприз?
Потому что эта мысль пришла мне в голову десять минут назад. Поезд отходит с семнадцатого пути, Пенсильванский вокзал. Будь там не позднее половины девятого. В общем, у тебя полтора часа, чтобы собраться и доехать до вокзала.
Я не знаю, Джек.
Все ты знаешь, — сказал он, снова целуя меня. — Пока.
Прежде чем я успела вымолвить еще слово, он развернулся и поспешил к такси. Усевшись, он приоткрыл окно и крикнул:
Жду тебя.
Такси уехало.
Я вернулась в квартиру, Пихнула ногой стул. И приняла быстрое, но твердое решение: я не пойду на поводу у Джека и не брошусь за ним вприпрыжку — только потому, что он вдруг решил, будто я должна его сопровождать. Черт возьми, этот негодяй не звонил мне целых шесть дней. Так что и речи не может быть о том, чтобы я так быстро капитулировала перед ним.
Придя к такому решению, я пошла в спальню и упаковала чемодан. Потом прыгнула в душ, наспех оделась, схватила пишущую машинку и поймала такси, которое двигалось в сторону Вест-Энд-авеню.
Я приехала на вокзал за десять минут до отправления поезда. Как и договаривались, Джек ждал меня на платформе. Передо мной шагал носильщик, который вез на тележке мой чемодан и «ремингтон». Завидев меня, Джек снял шляпу и отвесил мне пышный поклон.
Я, должно быть, дура, что согласилась на эту авантюру, — сказала я.
Поцелуй меня.
Я чмокнула его в губы.
Ну это не поцелуй, — сказал он.
Прежде я хочу получить кое-какие ответы.
Ты их получишь, — сказал он, вручая носильщику чаевые.
Мы заняли свои места. Как только поезд тронулся, Джек предложил пройти в вагон-ресторан позавтракать. Мы заказали кофе. Джек вел легкую беседу — расспрашивал, как я провела последние шесть дней, какие фильмы смотрела, как продвигается работа и что я думаю насчет шансов Стивенсона против Айка [51], если они (как ожидалось) схлестнутся на выборах пятьдесят второго года. В конце концов все это мне надоело, и я прервала поток его красноречия:
Что это ты такой счастливый сегодня?
Да так, — сказал он и все равно не смог скрыть своей радости.
Может, объяснишь, почему пропал на шесть дней?
Конечно.
Принесли кофе. Мы молчали, пока официант расставлял чашки.
Что ж, продолжай, — сказала я.
Неизменная сигарета заняла свое место во рту. Закурив, он огляделся по сторонам, отметив, что в непосредственной близости от нас никто не сидит. Потом подался вперед и заговорщически произнес:
Я ей рассказал.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
Что ты сказал только что? — спросила я.
Я ей рассказал.
Ты рассказал Дороти?..
Да. Я рассказал Дороти.
Я была потрясена.
Что именно ты ей рассказал?
Всё.
Всё?
Да, всё, — повторил он.
Поезд пересек границу штата Нью-Джерси, когда я вновь обрела дар речи.
Когда ты рассказал ей? — прошептала я.
В тот вечер, когда вернулся из Олбани.
И как ты объяснил…
Я рассказал всё, как было, с самого начала. Как мы с тобой встретились, когда я вернулся в Штаты в сорок пятом… Как я сразу понял, что ты…
Он замолчал и глубоко затянулся сигаретой. Потом снова заговорил:
Дороти не дура/ Она сразу ухватила суть. Только спросила: «Так ты уходишь от нас?» Я сказал, что нет, я не уйду, потому что взял на себя обязательство… дал клятву… ей. И конечно, из-за Чарли тоже. Но сказал, что и от тебя не могу отказаться. Разумеется, если она будет настаивать на моем уходе, я уйду. Но это будет ее выбор, ее решение.
Так она выгнала тебя?
Нет. Она сказала, что ей нужно время подумать. И попросила меня дать ей обещание не видеться с тобой, пока она не примет решение. Вот почему я пропал почти на неделю. Я уважал ее просьбу — хотя на целых пять дней она и объявила мне бойкот. И вот вчера вечером она все-таки заговорила со мной.
Боюсь, выбор у меня невелик, — сказала она. — Но пойми: я не хочуничего знать. Пару дней в неделю ты в разъездах. Тебя нет в городе. Но когда ты дома, с Чарли и со мной, ты должен быть полностьюнашим.
Я наконец пришла в себя:
Конечно, выбор у нее есть. Она могла бы вышвырнуть тебя. Будь я на ее месте, я бы так и сделала. В мгновение ока.
Да… возможно, именно этого я и заслуживаю.
Я отставила свою чашку. Перегнулась через стол и тихо сказала:
Ты ведь так не думаешь, Джек. Видел бы ты свое лицо десять минут назад, когда я шла по платформе. Ты был похож на кота, который получил сливки. А я-то всё не могла понять, с чего вдруг такая радость. Теперь все прояснилось. Какое фантастическое везение для парня: верная маленькая женушка дома с ребенком… а тут еще другая женщина, которую верная жена решила не замечать, при условии, что адюльтер будет происходить только на выезде. Кстати, я тут подумала: почему бы тебе не перестать обращаться ко мне по имени и не придумать мне псевдоним — Д. Н. В…. девушка на выезде?
Я думал, тебя обрадует эта новость.
Еще бы тебе так не думать. В конце концов, именно ты вдруг в одночасье превратился из обремененного чувством вины католика в счастливого полигамного мормона. Потому что твоя бедная жена дала тебе разрешение ходить налево.
Я вовсе не испытываю эйфории от этого.
Нет… ты просто очень доволен собой. Да и как иначе? Ты признался, тебе отпустили грехи. И теперь ты можешь трахать меня два-три раза в неделю, а потом лететь домой с букетом роз, весь в белом…
Ш-ш-ш… — Он нервно оглянулся по сторонам.
Не смей затыкать мне рот, — сказала я, поднимаясь из-за стола.
Куда ты?
Я ухожу.
Он тоже вскочил:
Что значит — ухожу?
Я бросилась по коридору. Джек швырнул на стол мелочь и поспешил за мной. Он настиг меня в тамбуре. Я резко оттолкнула его.
Я не понимаю, — громко произнес он, стараясь перекричать грохот колес.
Конечно, не понимаешь. Это потому, что ты никогда не задумывался о том, что чувствуют другие…
Я рассказал Дороти, потому что не мог больше врать…
Нет, ты рассказал Дороти, потому что тебе было необходимо, чтобы она успокоила твою совесть. Ты просчитал, что она не прогонит тебя. Ты все верно просчитал. И заключил идеальную сделку. За исключением одной маленькой проблемы: я не хочу иметь к ней никакого отношения.
Если ты только позволишь мне объяснить…
Прощай, — сказала я.
Что?
Я сойду в Ньюарке.
Я перешла в следующий вагон. Джек не отставал от меня.
Не сходи с поезда, — взмолился он.
Я не хочу быть частью сделки.
Это никакая не сделка.
Ну а лично мне все это чертовски напоминает сделку. А теперь, если позволишь…
Дорогая… — Он коснулся моего плеча.
Убери руки! — рявкнула я. И в тот же миг взгляды всех пассажиров устремились на нас. Я покраснела от стыда. Джек побледнел.
Что ж, отлично, — прошептал он. — Поступай как хочешь.
С этими словами он развернулся и пошел обратно, в сторону вагона-ресторана.
Уставившись под ноги, чтобы не видеть осуждающих взглядов — соседей-пассажиров, я плюхнулась на свое место. Отвернулась к окну. Во мне все еще клокотали эмоции, как обычно бывает после обмена мнениями. Вскоре по вагону двинулся кондуктор, вещая:
Ньюарк. Следующая станция Ньюарк.
Я уже собиралась встать и схватить свой чемодан и пишущую а'шинку. Но не шелохнулась. Поезд въехал на станцию. Я все сидела. Через несколько минут раздался свисток кондуктора, и мы продолжили путешествие на юг.
Спустя полчаса в вагоне появился Джек. Он явно опешил, увидев меня. Но не улыбнулся.
Ты еще здесь? — спросил он, усаживаясь напротив.
Как видишь.
Я удивлен.
Я тоже.
Что заставило тебя передумать?
А кто сказал, что я передумала? Я могу сойти и в Филадельфии.
Тебе решать, Сара. Так же, как и выбирать, стоит ли…
Я не буду пробоваться на роль другой женщины.
Именно поэтомуя и рассказал ей все, — прошептал он. — Признался в том, что люблю тебя. Потому что не хотел навязывать тебе роль любовницы. И Дороти должна знать, как бы ни было больно, что я люблю тебя. Ей это тоже давало свободу выбора — при желании она могла выгнать меня.
Ты не был разочарован, когда она по глупости решила удержать тебя?
В какой-то степени, да… я был разочарован. Ведь, если бы она дала мне свободу, я мог бы все время быть с тобой. Но это обернулось бы для меня и тяжким испытанием… из-за Чарли, да и Дороти тоже, ведь она так хорошо относилась ко мне, идиоту.
Я шумно вздохнула:
Знаешь, лучше бы ты ей ничего не говорил. Потому что теперь всякий раз, когда ты будешь со мной, я буду думать: она знает.
Да, теперь она знает. Но ведь нас с Дороти не связывает настоящая любовь. Мы не были бы вместе, если бы не ее случайная беременность. И она тоже это знает. Так что именно с ней у меня сделка. А не с тобой. Не с тобой. Поверь мне: все у нас будет очень хорошо.
Не знаю…
Будет. Я обещаю.
Никогда ничего не обещай.
Почему?
Потому что тем самым ты открываешь дорогу разочарованию. И потому что теперь — когда Дороти все знает — наши отношения изменятся. А перемены всегда непредсказуемы.
Я не позволю, чтобы между нами что-то изменилось.
Это произойдет помимо твоей воли, любовь моя. Ведь мы больше не будем жить в страхе перед разоблачением.
Но это же хорошо.
Согласна, — сказала я и добавила: — Только в нашей жизни уже не будет той романтики.
В Вашингтоне мы сразу же зарегистрировались в отеле и занялись любовью. Вечер мы тоже провели в постели. Как и следующий вечер в Балтиморе. И вечер в Вилмингтоне. Мы вернулись на Манхэттен. На такси вместе доехали до жилых кварталов. Он высадил меня у моего дома. Долго целовал на прощание. Обещал позвонить завтра.
Обещание свое он сдержал, позвонив мне на следующий день с работы. Я спросила, как его встретили дома. Мой слух уловил, как осторожно он подбирает слова.
Она была рада видеть меня.
Никаких вопросов о девушке на выезде?..
Нет, ни слова.
Как Чарли?
Замечательно.
Ты спал с ней? — вдруг расслышала я собственный голос.
Сара… — Он пытался проявить терпение.
Мне необходимо знать.
Мы были в одной постели.
Отвечай на вопрос, Джек.
Она хотела, так что…
У тебя не было выбора.
Черт! Мисс Сарказм опять не сдержалась.
Тебе не стоило спрашивать об этом.
Ты прав. Не надо было. Это мазохизм какой-то. Прямо как любовь к женатому мркчине. Ты можешь приехать сейчас? — спросила я.
Сейчас?
Да. Сейчас. Потому что ты нужен мне сейчас.
Он переступил порог моего дома через полчаса. А еще через час выпрыгнул из постели и поспешил к телефону сообщить своему клиенту, что опоздает минут на десять. Одеваясь, он сказал:
Завтра меня не будет в городе.
Куда едешь?
Якобы в Хартфорд и Спрингфилд. Но на самом деле я могу быть здесь, если это не помешает твоим планам.
Я посмотрю, можно ли кое-что сдвинуть.
Следующим вечером он явился с большим чемоданом.
Я просто подумал, что можно было бы оставить кое-какие вещи у тебя. Если не возражаешь, конечно.
Думаю, тебе понадобится собственный шкаф.
Было бы очень удобно.
В тот вечер он оставил два костюма, две пары обуви, три рубашки, несколько смен нижнего белья. Вскоре его зонт разместился по соседству с моим у входной двери. В его личном шкафу появилось запасное пальто. Потом и плащ, и одна из его любимых фетровых шляп. Постепенно он оброс вторым гардеробом. Его халат висел на двери спальни рядом с моим халатом. Крем для бритья, бритва и кисточка заняли угол раковины. Его галстуки болтались на ручке шкафа (пока я не купила ему вешалку для галстуков). В одном из кухонных шкафчиков отныне хранились два блока сигарет «Честерфилд». В холодильнике — бутылки эля «Баллантайн» (его любимого). В гостиной — неизменная бутылочка «Хайрам Уокер».
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |