загоревшими жёнами. Вокруг лужайки, на песчаных
холмах, - приезжие и гости, старые и
молодые, одетые в яркую одежду и праздничные
наряды. Интересно, слишком ли уже поздно
рисовать всё это по памяти? Я по-прежнему так
отчётливо вижу всё это.
Соревнования продолжались довольно долго,
и всё прошло хорошо. Полли отличилась в гонке
с яйцом на ложке к неописуемой радости маленького
Джона, который наблюдал за происходящим,
сидя на руках у отца.
Потом наступило самое важное событие всех
соревнований - перетягивание каната. Принесли
Длинный канат, протянули его поперёк лужайки
а посередине привязали носовой платок. Потом
в землю воткнули два колышка и между ними
мелом на траве нарисовали линию. После этого
платок разместили точно на линии. Затем все
рыбаки, вошедшие в списки, были разделены на две
команды. Каждая команда взяла свой конец каната,
и после сигнала концы каната стали тянуть
в разные стороны. Это была проверка силы.
Команда, которая могла перетянуть платок
через линию, соединяющую колышки, побеждала.
Как же сильно тянули эти мужчины! Сколько
усилий они вкладывали в это! Но довольно долго
канат не сдвигался ни на дюйм. Силы этих крепких
рыбаков иссякали; они наклонялись почти
до самой земли, чтобы приложить ещё больше
усилий. Каждый нерв, каждый мускул был в
напряжении. Обе команды так отчаянно боролись
за победу, что канат оставался неподвижен, и,
казалось, невозможно сказать, кто победит.
Маленький Джон нетерпеливо смотрел на отца.
- Тяни, папа, тяни! - слышался его голосок.
Я обрадовался не меньше, чем он сам и Полли,
когда Дункан и его товарищи неожиданно
сделали сильный рывок, и платок преодолел линию.
После этого раздались невообразимые возгласы
радости. Полли от восхищения хлопала в ладоши,
а маленький Джек и большой Джек кричали
так, что почти охрипли.
Это было интересное зрелище, и, как вы
увидите дальше, у меня были причины для того, чтобы
его запомнить. Вечерний концерт прошёл так
же хорошо, как и состязания. Дункан пришёл
домой ночью очень уставший, но довольный всем,
что произошло в течение этого дня.
Мне нравилось наблюдать за всем, что происходило
в бухте Рансвик, но я думаю, что события
следующего после соревнований дня особенно
запомнились мне. Уже рано утром все жители деревни
были на ногах, и когда я одевался, казалось,
что каждый рыбак спешит быстрее на берег.
Вскоре я последовал за ними, чтобы увидеть, что
они делают. Я обнаружил, что они собираются
оттащить лодки подальше от берега в безопасное
место на время зимних штормов. Это был тяжёлый
труд, но все были на берегу, чтобы помочь в
этом. Мужчины и молодые парни, выстроившись
в длинный ряд, держали конец толстого каната,
привязанного к лодке. Его держали также их жёны
и старшие дети. Я тоже подошёл, чтобы помочь
им, и несколько приезжих последовали моему примеру.
После этого, когда все были на своих местах,
наступила пауза, потому что Дункан, который
руководил происходящим, попросил нас не
тянуть канат до определённого сигнала. И когда
прозвучал условный крик или возглас, все рыбаки
вслух повторили его. Как только он прекратился,
мы все вместе сильно дёрнули за канат.
Потом мы остановились, чтобы перевести дыхание,
пока снова не услышали следующий сигнал.
Он повторялся снова и снова, и это было превосходное
зрелище - наблюдать за тем, как тяжёлая
лодка передвигается всё дальше и дальше. Она преодолела
низкий песчаный берег, заросли травы и
медленно, постепенно, но уверенно двигалась вперёд,
пока, наконец, не оказалась в безопасном месте,
недоступном для самого сильного прилива и
самых высоких волн. Таким же образом были пеРедвинуты
все остальные лодки, и мы порядком
Устали ещё до того, как работа была завершена.
Мне кажется, что в тот же день, когда я сидел
и рисовал, я снова услышал прерывистые звуки,
издаваемые музыкальным инструментом, которые
так сильно беспокоили меня в прошлый раз. Это
была снова та же мелодия, и почему-то мелодия,
которую мне напевала мама, напомнила мне воскресное
служение. <Да! Моя мама была по ту сторону
черты, где было нужно, - подумал я. - Она
служила Христу. Но её сын! Кто он такой?>
Мне не хотелось больше думать об этом, поэтому
я вскочил со своего складного стульчика
и, стоя под стеной, позвал:
- Маленький Джек, маленький Джек.
Музыка сразу же прекратилась, и вышел малыш,
мой дорогой весёлый маленький друг. Я
уже очень любил его!
- Что, мистер большой Джек? - спросил он,
выбежав из ворот.
- Иди сюда и поговори со мной, дружище, -
сказал я, - пока я рисую. Кто это играет музыку
у вас дома?
- Это я, - ответил маленький Джек.
- Ты, Джек? Ты играешь музыку, мой весёлый
маленький дружок! На чём это ты играешь?
Кто тебя научил?
- Никто не учил меня, мистер Джек, - сказал
он. - Я сам научился.
- Сам научился? Но как это у тебя получилось?
- спросил я.
- Я крутил её, крутил, крутил, мистер Джек,
и получилась музыка, и я сам научился её играть,
- повторил он.
- Что же это такое, Джек, - спросил я, - старая
музыкальная шкатулка?
- Нет, это шарманка, уносная шарманка, мистер
Джек.
- А, ты имеешь в виду, переносная шарманка,
малыш. Но скажи, где же ты мог найти её? Это,
наверное, какая-то твоя игрушка?
- Нет, она большая, очень большая, - сказал
он, разводя свои ручки, чтобы показать мне её
размеры.
- Но кто же тогда дал её тебе? - поинтересовался
я.
- Эта шарманка не Джека, - сказал ребёнок.
- Тогда чья же она?
- Папина. Это шарманка моего папы.
Для меня показалось очень странным то, что
проповеднику из бухты Рансвик принадлежит такая
вещь, но в тот момент мне не хотелось больше
ни о чём спрашивать.
После обеда мой маленький друг позвал меня
из-за стены:
- Мистер большой Джек, идите сюда.
- Куда, малыш?
- Заходите сюда и посмотрите на папину шарманку.
Я сыграю вам, мистер Джек.
- А что же скажет твой папа, если я зайду?
- Папы нет дома.
- А что скажет мама?
- Мамы тоже нет дома.
Мне не очень-то пришлась по душе идея войти
в дом к человеку во время его отсутствия, но по
другую сторону стены меня так умоляли об этом!
Снова и снова он просил:
- Заходите, мистер Джек! Быстрее заходите,
мистер Джек!
В конце концов, чтобы обрадовать малыша, я
на несколько минут оставил свою работу и поднялся
по ступенькам, ведущим к воротам их сада.
Это было небольшое местечко, но всё в нём
было расположено очень красиво. Там был крошечный
газон, хорошо ухоженный, покрытый
короткой мягкой травой, в центре его находилась
клумба с геранью, ноготками и маргаритками.
Вокруг газона, у края сада был бордюр,
возле которого росли самые разнообразные яркие
и душистые цветы. Там были астры и резеда,
душистый горошек и вьюнок, колокольчики
и ромашки. Прямо передо мной стоял красивый
дом с красной двускатной крышей, стены которого
от основания до самого верха были покрыты
вьющимися растениями. Плющ и жасмин,
вьющиеся розы и дикий виноград украшали это
местечко.
- В каком красивом доме ты живёшь, маленький
Джек! - сказал я.
Он, продолжая крепко держать меня за руку,
чтобы я не ускользнул от него, провёл меня
через маленький холл, одну или две двери, через
тёмный коридор в комнату, которая находилась
в задней части дома.,
Маленькое полукруглое окно, находящееся
в комнате, выходило на море, стены были
увешаны книжными полками, около окна стоял
письменный стол, а в углу возле камина располагался
необычный предмет, который меня
привели посмотреть, - очень старая антикварная
шарманка.
Что за странный предмет для кабинета проповедника!
Для чего он мог её использовать? Инструмент
был очень ветхим, почти разваливающимся
на части от времени. Его форма была такой
старомодной, что я не припомню, что когда-нибудь
видел что-нибудь подобное. Шёлк, который, без
сомнения, когда-то украшал его, был разорван в
клочья, и невозможно было сказать, какого он
был первоначально цвета. Дерево, изъеденное
червями, начало гнить, ножка, на которой стояла
шарманка, не могла больше выдерживать её веса.
- Джек, я хочу послушать, как ты на ней играешь,
- сказал я.
Он с гордостью сел и повернул ручку, но я
заметил, что на цилиндре отсутствовала половина
звуков, и этим объяснялось то, что были слышны
лишь отдельные фрагменты мелодий и многие
такты звучали отдельно друг от друга. Но
казалось, что Джек был очень доволен своим выступлением
- он настаивал на том, чтобы я остался,
пока не закончатся все четыре мелодии,
которые должна была играть эта несчастная старая
штуковина. Он объявлял их названия, как
только они начинали звучать.
- Эта <Моя бедная Анна Мария>, мистер
Джек, очень грустная.
После того как она закончилась:
- Это - старый марш, очень старый.
После этого он долго поворачивал ручку, но не
было слышно никаких звуков, потому что первая
часть следующей мелодии исчезла полностью.
- Я не могу сказать это название, мистер Джек,
- объяснил он. - Маргори называет это что-то
вроде <Ма и слеза>.
- А, <Марсельеза>, - засмеялся я. - Всё в порядке,
малыш. Мне знакома она.
- А потом идёт папина мелодия, папа так
любит её. Послушайте: <Дом, милый дом>. А вам
нравится, мистер Джек?
- Да, мне она нравится, Джек, - сказал я. - Я
знал её, когда был ещё таким маленьким мальчиком,
как ты.
Когда он играл, мне снова припомнился голос
моей мамы и её слова. Многие годы я не вспоминал
о маме так часто, как делал это в бухте Рансвик.
И даже звук старой шарманки напоминал
о ней, потому что она всегда по-доброму относилась
к шарманщикам. Когда я был маленьким
мальчиком, около нашего дома часто ходил с
шарманкой один итальянец. Я и сейчас как будто
вижу его перед собой. Я обычно поджидал его,
выглядывая из окна своей детской комнаты, и
как только он попадал в поле моего зрения, я со
всех ног нёсся вниз, чтобы попросить у мамы
пенни, и потом бежал в сад и стоял около него,
пока он играл. В день рождения мама подарила
мне музыкальную шкатулку. Она имела форму
шарманки, и к ней прикреплялся ремешок,
который я мог одевать на шею. Я обычно брал с
собой эту шкатулку, становился рядом с итальянцем
и повторял каждое его движение, держа
свою маленькую шарманку точно так же, как он
держал большую, играл около него, пока он не
уходил. То, чем занимался этот человек, казалось
мне таким восхитительным. Я довольно
хорошо помню, что, когда папа спросил меня
однажды, кем бы я хотел стать, когда вырасту, я
ответил, не сомневаясь ни минуты: < Конечно,
шарманщиком, папа!>
Те давние дни моего детства - какими они кажутся
далёкими! Нет никакого толку вспоминать
о них! Это не вернёт назад маму, которую я потерял,
или отца, который заботился обо мне. Мысли
об этом только расстраивали меня. Какую же
пользу принесёт мой отпуск, задавал я себе вопрос,
если я проведу его в размышлениях о печалях
прошлого?
- А теперь, маленький Джек, большому Джеку
нужно возвращаться назад к своей картине.
Иди и залезь на эту старую лодку, чтобы я увидел,
как ты смотришься на фоне всего этого.
Он выглядел так хорошо - маленький хорошенький
плутишка, усевшийся среди сетей и рыболовных
принадлежностей, и я понял, что если
я помещу его на картину, она станет ещё лучше.
Поэтому с этого дня он приходил каждое утро в
определённое время, чтобы я его рисовал. Он был
хорошим маленьким приятелем, никогда не двигался
после того, как я говорил ему, что готов
рисовать, и никогда не разговаривал, пока я не
заговаривал с ним. Я никогда не встречал более
прелестного и послушного ребёнка. Несмотря на
всё его безудержное веселье и поток различных
эмоций, было достаточно всего одного слова, чтобы
остановить его. Никому не могло быть скучно
в его компании, и когда неделя подходила к
концу, ко мне снова стала возвращаться моя прежняя
весёлость, и исчезли неуютные мысли и
вопросы, заданные проповедником, которые остались
в моём сердце после служения на берегу.
ГЛАВА 6
Перетягивание каната
Я решил не идти на богослужение в следующее
воскресенье, поэтому, когда в субботу утром розовый
листок приземлился на мой мольберт, я взял
его и сунул в карман, даже не взглянув, какова
будет тема проповеди.
- Вы поймали его? - раздался надо мной детский
голосок.
- Всё в порядке, малыш, - ответил я, - он в
целости и сохранности.
План на воскресенье был очень тщательно разработан
мною. Я попросил, чтобы мне пораньше
приготовили завтрак, так как хотел пешком пойти
в Кеттлнесс - местечко, расположенное на побережье
примерно в двух милях от посёлка. Добраться
туда можно только во время отлива. Когда
же я буду там, на другой стороне бухты, я должен
буду поспешить, чтобы вернуться назад, но
приду в Рансвик, когда богослужение на берегу
уже закончится. Если Дункан и Полли не дождутся
меня, они просто решат, что прогулка
заняла больше времени, чем я ожидал.
Но когда я уже был почти готов идти в Кеттлнесс,
начался ужасный ливень.
- Вы, конечно же, не пойдёте в такую погоду,
сэр? - озабоченно спросил Дункан.
- О, нет, конечно, нет, - ответил я.
Мне показалось, что он выглядел более
обеспокоенным, чем того требовала ситуация, может
быть, он подозревал об истинной причине моей
ранней прогулки.
Теперь мне ничего не оставалось делать, как
только ждать, пока ливень закончится. Но я понял,
что к тому времени мне будет невозможно
пойти в Кеттлнесс, чтобы не попасть на служение.
Около одиннадцати часов выглянуло солнце.
Небо было довольно ясным. Рыбаки расстелили
на берегу брезент, чтобы прихожане могли там
сесть. Я вдруг осознал, что меня (должен сказать,
не по моей воле) ведёт к моему месту маленький
Джек.
<Ну, ладно, я ведь не обязан там слушать, -
подумал я. - Я буду думать о своей новой картине,
и никто не узнает, где находятся мои мысли>.
Но вопреки моему решению, как только отец
Джека заговорил, моё внимание было снова привлечено
к его словам. Мне ничего не оставалось,
как только слушать.
- Дорогие друзья, сегодня мы поговорим о перетягивании
каната, - начал он. - Я думаю, что
это очень подходящая тема после того, как мы были
свидетелями этого на прошлой неделе. Все мы видели,
как много людей долго и сильно все вместе тянули
за канат, чтобы поднять на берег тяжёлую лодку.
Как же хорошо она двигалась вперёд, как
уверенно! С каждым рывком она отдалялась всё
дальше и дальше от моря. Мы все помогали: рыбаки,
жёны, приезжие, друзья. Все крепко держались
за канат и тянули, как только могли. И вскоре результат
был достигнут. Почему? Потому что мы все
трудились сообща. Мы долго тянули, сильно тянули
и тянули все вместе.
А теперь позвольте мне напомнить вам о другом
событии, которое произошло на прошлой неделе.
Место действия то же - лужайка, канат, который
мы использовали, тот же, и люди, которые
его тянули, те же самые люди - сильные, загорелые,
крепкие рыбаки. Да, вы тянули, как только
могли. Возможно, вы тянули даже ещё сильнее,
чем вытаскивая лодку. Но как ни странно, всё было
безрезультатно - канат не сдвигался ни на дюйм.
Что же вы пытались сдвинуть с места? Какую огромную
массу вам нужно было переместить? Что
же заставило обессилеть даже самых сильных из |
вас? То, что вы не могли сдвинуть с места, было не
тяжёлой лодкой, а лёгким носовым платком!
В чём же различие? Почему платок оказалось
труднее сдвинуть с места, чем лодку? Ответ на
этот вопрос нужно было искать на другом конце
лужайки. С другой стороны этот же канат тянули
другие люди. Они тоже тянули, прикладывая
все свои силы, но только в противоположную сторону.
Команды не тянули в одном направлении,]
и поэтому долгое время не было никакого результата.
Мы видели это, пока, наконец, одна из сторон
не доказала, что она сильнее, и платок победоносно
не пересёк линию.
Сегодня, дорогие друзья, мы поговорим с вами
ещё об одном перетягивании каната. Место действия
то же - бухта Рансвик, только то, что
нужно сдвинуть с места, - не лодка и не платок.
Это - душа человека. Это твоя душа, мой друг,
твоя бессмертная душа. И именно тебя пытаются
сдвинуть с места.
Кто же пытается сделать это? О, как же их
много! Я тоже тяну за канат. Лишь одному Богу
известно, как сильно я тяну, стараюсь, как только
могу, чтобы приблизить тебя, мой друг, ко
Христу. Но кроме меня за этот канат держатся
и другие руки. Тянет твоя совесть, тянет твоя
добрая старая мать, тянет твой маленький ребёнок,
тянет твой друг-христианин. Каждая проповедь,
которую ты слушаешь; каждое занятие
по изучению Библии, которое ты посещаешь;
каждый псалом, который ты поёшь; каждая молитва
о тебе; каждая буря, через которую ты
прошёл; каждая опасность, которой тебе удалось
избежать; каждая болезнь твоих родных; каждая
смерть в твоём доме; каждое прощение, дарованное
тебе, - всё это тянет тебя к Богу, тянет
тебя ко Христу, тянет тебя к небесам.
Но, мой дорогой друг, тебе известно так же
хорошо, как и мне, что, пока ты сидишь там, на
своём месте, тянущие ко Христу делают это
безрезультатно. Ты ещё никогда - и ты знаешь об
этом - не пересекал черту, которая отделяет
спасённых от неспасённых. Почему? Почему же тебя
так тяжело сдвинуть с места?
Мой друг, ты спрашиваешь почему? Конечно же,
тебе известна причина! Не потому ли, что канат тянут
и другие руки, прикладываются другие усилия,
но... в другую, противоположную сторону? Потому
что у сатаны есть много помощников, много слуг,
он посылает в этот мир огромную армию тех, кто
тянет души людей. Каждый мир-ской друг, каждое
желание твоей греховной натуры, каждая греховная
мысль, каждое стремление к богатству, каждое
предложение совершить грех - всё это тянет тебя,
тянет в противоположном направлении, тянет тебя
всё дальше и дальше от безопасности, тянет тебя от
Христа, тянет тебя от Бога, тянет тебя от небес. А
куда же всё это тянет тебя? Дорогой друг, куда? Какова
та страшная пропасть, в которую тебя тянет
всё это?
Он говорил ещё довольно долго, но я уже не
слышал его слов. Казалось, что этот вопрос обжёг
мою душу раскалённым докрасна железом.
Какова же пропасть, та страшная пропасть, в
которой я оказался? Я не мог не думать об этом.
Мне хотелось поскорее убежать с этой лужайки,
но Джек посадил меня поближе к лодке, на которой
находился хор, и ускользнуть было невозможно.
<Мне придётся высидеть всё служение,
но скоро всё закончится>, - думал я.
Служение завершилось пением псалма. <Ещё
одно странное, нестройное, неправильное пение>,
- подумал я. Я совсем не собирался петь. Но когда
Джек увидел, что я не открыл сборник гимнов,
он перегнулся через борт лодки и сунул мне
прямо в лицо свой сборник.
- Пойте, мистер большой Джек, пойте, - громко
сказал он, и тогда, пристыженный, я должен
был найти нужное место и начать петь. Я до сих
пор помню первый куплет того гимна, и мне
кажется, что я даже могу напеть его мелодию.
О, как нежен и сладок был голос Господа,
Когда Он с любовью обратился ко мне:
<Перейди через черту! Остался только один шаг.
Я жду тебя. Моё дитя>.
<Через черту!> - слышу я слова,
Которые ангелы поют на небесах! -
<Через черту!> - Почему я должен стоять
На расстоянии шага от Иисуса?
Я был искренне рад, когда служение подошло
к концу, и поспешил на берег, чтобы во время
прогулки постараться позабыть всё, о чём там говорилось.
Но на этот раз всё было не так просто,
как в прошлое воскресенье. Вопрос преследовал
меня. Казалось, что его повторяют даже морские
волны. Какова та пропасть, та страшная пропасть,
в которой я оказался? Я не думал об этом раньше.
Я с готовностью признавал, что далёк от религиозности
и живу весело и легко, проводя воскресные
дни в постели или за чтением романов,
или занимаясь греблей, или развлекаясь как-нибудь
ещё. Я очень хорошо понимал, что смотрел
на всё это совсем не так, как моя мама. Иногда
мне даже было интересно - мог ли я быть лучше,
чем сейчас, если бы она не умерла. Что же касается
таких чувств, как тревога или беспокойство
относительно моего состояния, то подобные мыс
ли никогда даже не возникали в моей голове.
Но если же этот человек был прав, тогда я
Действительно находился в опасности. Мне
казалось, что я не оставался в неподвижном
состоянии, но невидимые силы тянули меня к чемуто
более страшному, в пропасть, ужасную пропасть,
о которой он говорил.
Иногда мне хотелось, чтобы я никогда не приезжал
в бухту Рансвик и никогда не слышал этих
слов. В другие минуты я думал о том, что был
здесь с определённой целью - услышать эти слова.
Я вернулся к обеду, но не мог полностью насладиться
им к большому огорчению Полли. После
обеда снова пошёл сильный дождь, и когда я
лежал в кровати наверху, я слышал, как Полли
моет посуду и поёт псалом, который звучал во
время служения:
<Перейди через черту ко Мне>.
Казалось, что нет никакой возможности забыть
слова, которые так встревожили меня.
Той ночью мне приснился странный сон. Мне
казалось, что я снова нахожусь на лужайке. Была
ночь и разразилась сильная гроза, дул порывистый
ветер и шёл проливной дождь. Сквозь тьму я
мог различить множество людей, собравшихся на
лужайке. На той стороне, которая находилась
дальше от моря, тьму рассекал поток яркого света.
Во сне я не мог понять, что происходит. Потом
я увидел сквозь ночную тьму перетягивание
каната. Я увидел огромный канат и, когда присмотрелся,
увидел тех, кто тянет его. Сначала я
подошёл ближе к тому месту, откуда струился свет,
и там я увидел множество святых и ангелов, которые
держались за канат. Среди них я отчётливо
увидел свою мать. Она тянула изо всех сил, и
на её дорогом мне лице было такое умоляющее
выражение, что я не мог спокойно на него смотреть.
Я заметил также, что рядом с ней был
проповедник, отец маленького Джека, а за ним Дункан.
Они все были так поглощены своим делом,
не обращали на меня никакого внимания. Поэтому
я пошёл к другому концу лужайки, который
был ближе к морю, чтобы посмотреть, кто же был
там. На другом конце каната было очень темно,
но я мог смутно разглядеть злые лица и тёмные
очертания необычной формы, которые я даже не
в силах описать. Казалось, что на этой стороне
каната стараются изо всех сил, потому что груз,
каким бы он ни был, постепенно передвигался всё
ближе и ближе к морю. И вдруг я увидел, что они
находятся неподалёку от ужасного места - дальше,
где берег обрывался, простирались высокие
острые утёсы и зияла бездонная пропасть.
- Что вы тянете? - крикнул я им.
И, казалось, что тысячи голосов ответили:
- Душу! Душу!
Потом я увидел, что они почти приблизились к
пропасти, и что те, которые тянули, и то, что тянули,
были готовы упасть вниз. И вдруг во сне меня
пронзила мысль о том, что душа, за которую они
боролись, - моя душа. Я услышал крики тянущих
с другой стороны поляны, и мне показалось, что
один голос прокричал мне этот страшный вопрос:
<Какова же пропасть, та страшная пропасть, в которую
тебя тянут?> В сияющем свете я увидел лицо
моей матери, и на нём отразилась невообразимая
боль, потому что внезапно канат порвался, и те,
что тянули с противоположной стороны, с грохотом
упали вниз, забрав с собой мою душу.
В ужасе я проснулся и закричал так громко,
Что Дункан вбежал в мою комнату, чтобы посмотреть,
что случилось.
- Всё в порядке, Дункан, - сказал я, - мне всего
лишь приснился сон. Мне показалось, что я упал в
пропасть.
- Нет, сэр, слава Богу, с вами всё в порядке, -
сказал он. - Давайте я приоткрою окно. Может
быть, в комнате душно.
- Спасибо, Дункан, - ответил я. - Теперь мне
станет лучше. Извините, что я разбудил вас.
- Вы не сделали этого, сэр. Мы с Полли не
спим всю ночь из-за нашего малыша. Он весь горит
от жара, но дрожит и обнимает своего папу.
Я прошагал по полу не одну милю, держа его на
руках, и услышал, как вы пронзительно закричали.
Полли сказала: <Пойди и посмотри, что
его беспокоит>. Так что вы не потревожили меня,
сэр, совсем не потревожили.
Он ушёл, и я постарался уснуть, но казалось,
что сон был далеко от меня. Я слышал, как Дункан
ходил взад и вперёд по комнате. Я слышал,
как плакал маленький Джон. Я слышал, как
дождь барабанил в окно. Я слышал шум и завывание
ветра. Я слышал, как старинные часы Полли
отбивают каждые час и полчаса той долгой
мрачной ночи. Но сквозь всё это я слышал вопрос
проповедника: <Какова же пропасть, та
страшная пропасть, в которую тебя тянут?>
Я понял, что уже не смогу сомкнуть глаз. Я
лежал с открытыми глазами и, как только начало
светать, увидел, что снова идёт долгий безжалостный
дождь. Когда рассвело, звуки шагов в
соседней комнате утихли, и я решил, что уставший
ребёнок наконец уснул. Мне тоже хотелось
уснуть. Я подумал о том, что вот так же долгими
утомительными ночами моя мама носила меня
на руках по комнате, когда я был ребёнком. Мне
представилось, как она проводила долгие часы в
молитве о своём мальчике. Потом мне стало интересно,
что бы она почувствовала, если бы узнала
о том, что этот ребёнок, которого она держала
в руках, повзрослев, будет жить для этого
мира, а не для Христа, Которого она любила.
Знала ли она об этом сейчас там, в той далёкой
земле, где она пребывала с Богом.
Мне кажется, что после этого я немного вздремнул,
потому что внезапно пробудился от ласкового,
несмотря на бессонную ночь, голоса Полли:
- Сэр, выпейте чашечку чаю. Это придаст вам
сил. Дункан говорит, что вы не очень хорошо
спали. Я поставлю её около ваших дверей.
Я вскочил с кровати, внёс чай в комнату, мысленно
благодаря Полли, и выпил ещё до того,
как оделся.
<Да, именно такие они, йоркширские женщины>,
- подумал я. Моя мама тоже была родом из
Йоркшира.
- Прошлой ночью мне приснился кошмарный
сон, Полли, - сказал я, закончив завтракать, и
стал готовиться к своей утренней работе над картиной.
ГЛАВА 7
За чертой
На следующий день рано утром я уже работал над
картиной. Солнце ярко светило, и вокруг было необычайно
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |