Под этим пологом и расположился тот, кого искал Вильгельм. Гнев, яркий и жаркий, волной разлился в груди, мешая дышать. Колдун, привыкший сначала справляться с собой и только потом принимать решения, неспеша подошел к окну и сел в мягкое, усыпанное множеством разномастных подушек кресло. Когда заря начала заниматься над островом, он уже придумал множество способов наказания и даже в красках представил каждое, но гнев его так и не ушел, более того, к гневу примешалась обида, та самая, что разрывает сердце несправедливостью и мешает думать головой – все это раздражало Вильгельма и не сулило ничего хорошего тем, кто спал так безмятежно под пологом.
Близилось время завтрака, Мариса сонно заворочалась, разбудив и Тома. Оба какую-то минуту не понимали, как оказались в одной кровати, но затем воспоминания о вместе проведенной ночи окрасили их щеки смущенным румянцем, который бывает у всех, кто, поддавшись порыву, ласкался всю ночь, а на утро уже жалел об этом.
- Выспались? – ехидно осведомился колдун, заставив любовников вздрогнуть и перевести на него перепуганные взгляды. – Неужели вы, и правда, думали, что я ни о чем не догадаюсь? Я даже могу понять Тома, но ты-то о чем думала? – обойдя кровать и встав со стороны Марисы, поинтересовался Вильгельм. - Том, знаешь ли ты, что уготовано девушке, уличенной в измене? – колдун схватил Марису за волосы и принялся накручивать их на кулак, подтаскивая ее к краю кровати. Та морщилась от боли, вцепившись в простыню, но не произносила ни звука. – Она должна отправиться в барак развлекать воинов, раз совсем не печется о своей добродетели! Там ей и место, раз ею может воспользоваться каждый, кто выкажет достаточно желания!
- Отпусти ее, она ни в чем не виновата… – решился возразить ему юноша, на самом деле боявшийся даже моргнуть лишний раз под взглядом колдуна с черными как ночь глазами.
- Виновата, Том. В глупости! – почти по слогам проговорил Вильгельм. – Посмотри на нее, – он подтянул Марису выше, и из ее глаз брызнули слезы боли и отчаяния. – Она очень красива. Так красива, как только могут быть женщины. Но принесло ли ей это счастье? – мужчина картинно покачал головой. – Нет. Вместо того чтобы тихо взращивать свою добродетель и надеяться на хорошего жениха, она кичилась своей красотой, выставляя ее напоказ, радовалась ей, как будто это не милость, данная ей свыше, а ее собственное достижение. В результате она досталась мне в качестве подарка. Так чья же это вина? – темная бровь взлетела вверх, а губы колдуна сложились в почти болезненную усмешку. – И теперь, зная, как я дорожу тобой, она, наплевав на все, кинулась в твои объятья! И виной тому опять ее непроходимая глупость! А ты, Том, просто воспользовался ее слабостью, – Вильгельм, наконец, стащил несчастную, всхлипывающую девушку с кровати.
- Не трогай ее, пожалуйста, - после непродолжительной паузы выдавил Том. – Это я виноват во всем. И я сделаю все, что захочешь.
- Все? – какая-то непонятная, страшная улыбка на миг исказила лицо колдуна, и он, резко отбросив от себя девушку, нагнулся над кроватью, заглядывая прямо в глаза Тому. – Даешь слово?
Юноша, тяжело сглотнув, кивнул.
- Вставай! – скомандовал колдун Марисе. – Я хочу, чтобы к вечеру тебя не было в моем доме, - отвернувшись от больше не интересовавшей его девушки, он выразительно проговорил. – Томас… - Том вздрогнул, потому что так называл его только его отец. – Я не перестаю удивляться! В тебе нет ни грамма благодарности, а о благородстве и самодисциплине, как я полагаю, ты ни разу и не слышал? – Вильгельм сложил руки на груди. – Ты не раз подводил отца и свою семью, пользуясь богатствами, накопленными тяжелым, многолетним трудом. Ты с радостью принимал еду и питье, которым делились с тобой мои соплеменники, воспринял избавление от казни, как что-то само собой разумеющееся, и ты ни разу не задумался о том, что необходимо благодарить того, кто так великодушно делится с тобой. Что ты принес в эту жизнь? Ты заработал хоть сантию, чтобы так бездумно распоряжаться отцовскими деньгами? Ты хоть раз выстоял перед натиском стихии, чтобы претендовать на уважение бывалых моряков? Ты заслужил крышу над головой, которую так щедро предоставил тебе наш Государь? Ты сказал мне спасибо за то, что не подвергся жестокой казни? Нет, нет и нет! Вместо благодарности ты, как гнусный вор, соблазнил девушку, которая принадлежит мне! И если ты думаешь, что все это сойдет тебе с рук, ты ошибаешься! – колдун обошел кровать и направился к двери, но, уже выходя, обернулся. – Иди в свои покои. Я не желаю видеть тебя до вечера!
Том просидел взаперти весь день. Не то чтобы он боялся еще больше прогневать колдуна, просто ему не хотелось никого видеть. В его душу неожиданно закрались сомнение и вина – надо сказать, что это были чувства, незнакомые ему и оттого неприятные. Его не только волновала судьба Марисы, но и почему-то самому было ужасно стыдно перед Вильгельмом. Не сказать, чтобы Том сильно боялся уготованного ему наказания, ведь впервые в жизни он думал о том, что заслужил его. Вчерашний порыв, приведший его в спальню к Марисе, сейчас казался глупым. Ведь не думал же он, в самом деле, что колдун ничего не узнает, а узнав, оставит без внимания?
Сам Вильгельм ни разу не обманул его, он говорил все как есть: и почему его не постигла казнь, и чего хочет от него, и даже, как относится ко всему происходящему, стоило только его спросить.
Том же действовал, исходя даже не из своих желаний, а из простой надобности сделать хоть что-то наперекор колдуну. И вчерашний поход к Марисе был демонстрацией неповиновения, а не чем-то, что он собирался провернуть втихую. И пусть теперь его отшлепают, как провинившегося щенка.
Вильгельм же был рад целому дню, который оставил себе на размышление. Он успокоился и вечером шел в покои мальчишки уже без гнева в душе. У него уже и не было желания проучить его, но он точно знал, что потребует за свободу Марисы, которую уже отправил в родную деревню, лишив ее и ее родню возможности посещать столицу.
Том как раз готовился ко сну, когда в его комнате появился колдун. Они оба какое-то время смотрели друг на друга, пока Вильгельм, неизменно сопровождаемый летающей чашкой с ароматным чаем, не уселся в кресло и не сделал большой глоток.
- Что будет с Марисой? – тихо спросил Том, устроившись с ногами на покрывале.
- Это теперь не моя забота, – безразлично махнул рукой тот. – И не твоя, если будешь держать свое слово.
Юноша предпочел промолчать, и вопрос о том, что потребуется от него взамен, повис в воздухе. Все это не слишком забавляло Вильгельма – он был в шаге от того, чтобы получить то, о чем так долго мечтал. Только вот в его мечтах Том ложился с ним в постель, потому что сам хотел этого, а не из-за обещания. Мужчина опять почувствовал острое раздражение и, сжав губы, резко встал, принимаясь стягивать с себя одежду.
- Сегодня я, пожалуй, буду спать с тобой, – заявил он и тут же почувствовал удовлетворение, увидев, как широко распахнулись глаза мальчишки. Его настроение еще улучшилось, когда щеки Тома залил жаркий румянец. – Ну, что ты? Раздевайся и ложись, – подтрунивал над его смущением колдун, откидывая покрывала и укладываясь на простыни.
Том не собирался отступать, но мысль закатить скандал и отказаться делить постель с кем бы то ни было все же посетила его, и он даже приложил некоторые усилия, чтобы ей не поддаться.
Сжав губы так, чтобы они, не дай Бог, не затряслись, он стянул с себя штаны и рубашку и уже было устроился на постели, когда колдун ехидно поинтересовался:
- Ты и с Марисой в трусах спал? Что там такого, что мне нельзя показывать?
Том резко сел и просто содрал с себя трусы.
- Доволен? – почти прокричал он, откидывая их прочь к остальной одежде.
- Еще нет, но делаю все для этого! – Вильгельм, и правда, совершенно успокоился, он улегся на бок и, подложив руку под голову, с какой-то нежностью принялся разглядывать своего взъерошенного и растерянного раба.
Том же, напротив, старался не смотреть на колдуна и весь напрягся, когда шары, освещающие комнату, погасли. Он ждал, что Вильгельм коснется его, и боялся даже дышать.
- Спи крепко, – прошептал в темноте колдун и зашуршал простынями, устраиваясь поудобнее. – Пусть тебе приснятся волшебные сны.
Том еще некоторое время лежал, настороженно вслушиваясь в ночную тишину и тихое посапывание рядом, но переживания этого дня утомили его, и, в конце концов, он провалился в глубокий сон.
Ему снились заморские страны, о которых он читал когда-то, зимние горные восходы, ослепляющие буйством красок, неистовая музыка карнавалов родного города, сумасшедшие пляски до упада и знойные женщины, готовые не только кружиться в танце до рассвета, но и отдаться страсти на шелковых простынях.
Ему снился и колдун – его обворожительные, теплые, янтарные глаза, его улыбчивые, влажные, пухлые губы, к которым так хотелось прикоснуться своими. Том никогда и не с кем так не целовался – поцелуи походили больше на войну, а не на ласку, они возбуждали, заставляя кровь быстрее бежать по венам, одурманивали, погружая в туман страсти и неги. Руки Вильгельма все сильнее сжимали, проходясь по бокам, и вдруг худое тело неожиданно тяжело вжало его в кровать, заставляя выгибаться и стонать, теснее прижиматься, скользя руками по спине и бедрам, удивляясь, насколько шелковистой и гладкой может быть кожа у мужчины. Изловчившись, Том перевернул их и, немного отстранившись, чтобы перевести дыхание, с интересом стал разглядывать возбужденное мужское тело: тяжело вздымающуюся грудь, плоские соски, впалый живот и гордо торчащий член. Все было по-другому, не было женской мягкости и уступчивости – лишь жесткость, упругость и напор. Но это больше не пугало Тома: опьяненный желанием, он прижался губами к лихорадочно бьющейся жилке на шее и стал вылизывать немного солоноватую кожу, упиваясь тихими стонами, ласкающими его слух.
Пальцы Вильгельма легко прошлись по спине, вырисовывая огненные узоры на чувствительной коже, и достигли гладких половинок, скользнули между ними, принося необычные, пугающие ощущения. Том тихо охнул, когда палец колдуна проник в него, принося с собой жар, волной разливающийся внутри. Вильгельм, воспользовавшись замешательством юноши, опять перевернул их, вовлекая в сумасшедший поцелуй и проникая уже двумя пальцами в никем до него нетронутое отверстие.
Это было так запретно и волнующе – чувствовать движение внутри себя. Ласковые пальцы гладили стенки прохода, растягивая тугие мышцы, заставляя их все сильнее расслабляться и впускать глубже.
Том стонал колдуну прямо в рот, крепко сжимая его плечи и бесстыдно выгибаясь навстречу его рукам. Возбуждение огненными всполохами бежало по его венам, он задыхался, не зная, поддаться ли этому ощущению, делающему его абсолютно беззащитным, или закрыться. Но когда, кажется, вняв его сомнениям, Вильгельм убрал ласкающую руку, Том, готовый умолять, чтобы сладкая пытка продолжалась, скривился, жалобно простонав:
- Пожалуйста, – хотя и сам вряд ли знал, о чем просит.
Колдун улыбнулся одними глазами и, соскользнув, перевернул его на бок и сам оказался сзади, приставляя твердый ствол к призывно сокращающемуся входу и проникая в послушное тело одним плавным движением.
Мышцы Тома сжались, и он выгнулся, пытаясь избавиться от болезненных ощущений, скрутивших низ живота, но ласковая рука, принося с собой тепло и облегчение, тут же скользнула ниже, сжимая до боли возбужденный член, заставляя забыть обо всем, кроме обжигающего наслаждения. Вильгельм не жалел его, ритмично и глубоко проникая в жаркий вход, дурея от охватившего его возбуждения и жажды полного, безраздельного обладания. Том забился под ним, орошая его руку, стискивая его своими внутренними мышцами, заставляя почти рычать, делая последние, финальные рывки.
Колдун упал рядом со своим любовником, укладывая его на живот, а затем долго гладил по широкой взмокшей спине, пока дыхание Тома не успокоилось и не стало сонно-размеренным.
На утро Том еле разлепил глаза, все тело ныло так, будто его били палками, не говоря уже о режущей боли внутри. Он с трудом перевернулся на спину, и ему совсем не потребовалось много времени, чтобы понять – его сон был реальностью: смятые простыни хранили запах ночного наслаждения, а белесые разводы на его бедрах не оставляли сомнений в произошедшем.
Злость, порожденная бессилием, закипела в нем, заставляя, забыв о боли, натянуть штаны и рубашку и броситься разыскивать колдуна. Впрочем, искать его долго не пришлось – он, как всегда в это время, завтракал в окружении уже знакомых нам молодых парней.
- Мерзкая тварь! Обманщик! – не помня себя, заорал Том, едва завидев колдуна.
Одного взгляда Вильгельма хватило, чтобы сидящие за столом ринулись к выходу. Тот же, встав, в несколько шагов оказался перед разбушевавшимся юношей и просто вжал его в стену, обхватив рукой за горло и мешая сопротивляться.
Колдун злонамеренно причинял боль, сминая губы Тома в жестком поцелуе, и тот инстинктивно воспротивился такому напору, сжимаясь, но мужчина больно укусил его за губу. Том невольно простонал, когда жесткий язык ворвался в его рот. Поцелуй вышел с привкусом крови и не принес ни капли наслаждения.
- Ты думал, что будет так? – оторвавшись от искусанных губ и еще немного задыхаясь, спросил Вильгельм. – Нет! Даже думать забудь! – второй рукой колдун скользнул Тому на живот и чуть надавил всей ладонью – приятное тепло волной, смывая тянущую боль, разлилось внизу живота. – Легче? – усмехнулся мужчина. – Я просто хотел быть уверенным, что ты не примешь все происшедшее за сон.
Губы Вильгельма ласково проследовали по шее до самого уха старательно отворачивающегося от него Тома.
- Не стоит дергаться, – жарко прошептал он, прежде чем легонько прикусить нежную мочку. – Все уже случилось. Успокойся.
Глава 8
Противостояние
Изменения – источник всего сущего в мире, всех действий и даже самой жизни, и чудесный остров постоянно перемещался и оказывался в самых удивительных местах.
Жители острова уже давно привыкли к перемещениям и принимали их как неотъемлемую данность их жизни, но Том все изменения переживал мучительно, с тоской вспоминая родной Саад и думая лишь о том, далеко или близко забросила его на этот раз судьба.
И в этот вечер, когда пейзаж за окном опять изменился и в лучах закатного солнца появился парящий в облаках иной берег, сердце его дрогнуло, а в голове вновь возникли мысли о побеге, ведь незнакомый берег был так близко, и, возможно, сулил свободу.
Том все еще был подавлен впечатлением от прошедшей ночи и утра. Он, конечно, догадывался, что потребует колдун за освобождение Марисы, но и предположить не мог, как унизительно и гадко будет чувствовать себя на следующий день.
Его гнев был лишь способом защититься от болезненного осознания, что его телом воспользовались вопреки его воле, однако стоило гневу на колдуна уйти, как остались только непонятная пустота и обреченность. Дело было даже не в том, что он испытал настоящее наслаждение в объятьях колдуна – иного он и не ожидал от близости с Вильгельмом – его потрясло, как коварно тот украл его сны и желания, как воспользовался его беспомощностью. Никто опять не спросил его мнения и не осведомился о его желаниях.
Так было всегда: братья и отец знали, как и что для него лучше, и ставили его в известность о важных и значимых для него вещах в самый последний момент, когда уже все решили, а Тому оставалось только смириться. Он бунтовал против такого контроля и абсолютного недоверия, пытался все делать по-своему и всеми силами доказать свое право на самостоятельность – и в результате оказался на этом проклятом острове, где опять никто не желал с ним считаться.
Том чувствовал себя игрушкой в руках колдуна, но он дал обещание, а отказаться от своего слова было бы еще унизительнее, чем осознавать себя марионеткой.
Произошедшее прошлой ночью не было ни отвратительным, ни болезненным, лишь унизительным. Впервые Том почувствовал свое унижение так остро, и впервые у него не осталось надежды сохранить самого себя. Поэтому он даже не повернулся, когда понял, что уже не один в комнате.
- Мне, наверное, стоило лечь спать, чтобы не заставлять тебя ждать? – невесело усмехнулся Том. Он хотел произнести это язвительно, но в его голосе слышалась лишь крайняя усталость.
- Прости меня, – вздохнул Вильгельм совсем неожиданно для Тома. – Я поступил некрасиво, сам того не понимая. Я просто не хотел сопротивления.
- Я бы и так не стал сопротивляться. Я же дал тебе слово, – юноша, наконец, обернулся и взглянул на колдуна.
- Но и отвечать бы так страстно не стал, – тот склонил голову. – А я хотел всего и сразу… - мужчина несмело улыбнулся и приблизился, глядя Тому в глаза, обнимая, притягивая к себе и, когда уже казалось, что их губы вот-вот встретятся, тихо прошептал. – Можно?
Вместо слов согласия, Том преодолел разделяющие их миллиметры и несмело коснулся губ колдуна, а иного разрешения и не требовалось. Поцелуй вышел нежным и немного неуклюжим, как будто каждый ожидал, что поведет другой, и не решался взять инициативу в свои руки.
Наконец, Вильгельм принялся подталкивать юношу, которого сжимал в объятьях, в сторону кровати и совсем осмелел, когда почувствовал, что тот улыбается, отвечая на поцелуй, и послушно отступает в нужном направлении. Мужчина взял на себя смелость избавить их обоих от ненужных рубашек и со стоном прижался к обнаженной коже, впитывая в себя ее жар, целуя изгиб плеча и поднимаясь губами вверх по длинной шее, доверчиво подставленной для чувственных ласк.
Том волновался – хотя он уже смирился с тем, что произойдет, но беспокойство не оставляло его, заставляя острее реагировать на прикосновения. Он позволял колдуну прикасаться, а сам прислушивался к себе, все отчетливее осознавая, что происходящее нравится ему. Уже давно он не испытывал такого шквала чувств, когда касания пальцев обжигали кожу, а голова кружилась от поцелуев.
Вильгельм опрокинул Тома на кровать и, любуясь рельефными мышцами, провел ладонью от паха вверх. Прежде чем наклониться за новым поцелуем, он взглянул Тому в глаза и не увидел там ничего, кроме робкого, светлого желания.
Опьяненный страстью, он почти что содрал с себя брюки, тогда как одежду с юноши снимал бережно и медленно. Том был благодарен ему за эту заботу, за чуткие ласки и нежность. Очень скоро Вильгельм, на коленях устроившись между разведенных ног, растягивал узкий проход, заставляя юношу краснеть от острого ощущения открытости и подчиненности. Том чувствовал себя уязвимым и неуверенным, но стыд и беспомощность оказались лишь приправой к желанию, которым пылало его тело. Он хорошо помнил вчерашний сон, и в тот момент, когда пальцы колдуна проникли достаточно глубоко, чтобы проехаться по особенно чувствительному месту внутри, его пронзила молния удовольствия, а бедра рывком приподнялись.
Вильгельм, подпихнув под его ягодицы подушку, склонился над задыхающимся юношей и, глядя прямо ему в лицо, медленно проник в его тело плавным и долгим движением. Глаза Тома широко распахнулись, он ухватился руками за предплечья любовника и, закусив губу, тихо простонал. Тот же ласково гладил его по бокам и водил губами от виска по скуле, успокаивая, давая привыкнуть к себе. Вильгельм не отдавал себе отчета, но это был именно тот первый раз, о котором он мечтал – Том отдавался сам, пусть и не до конца отпуская себя, но самостоятельно решая, что позволить.
Вильгельм начал размеренно двигаться, постепенно ускоряясь, с удовлетворением чувствуя, как Том подстраивается под него и все сильнее подается навстречу. Оба были охвачены магией этих движений: один, погружаясь в желанное тело, чувствуя, как мышцы расступаются, принимая его все глубже, а второй отдаваясь, позволяя до конца проникать в него, и наслаждаясь этим проникновением. Колдун положил одну руку на член Тома, несильно лаская его, скорее, просто поглаживая в такт своим движениям, второй же взял юношу под коленку, немного развернув и еще больше открывая для себя.
Спальня наполнилась звуками влажных шлепков и рваных стонов, которые Вильгельм выбивал из мечущегося по простыням Тома.
Юноша пришел к финишу первым – он выгнулся всем телом, сжимая в себе колдуна и изливаясь, чувствуя, как взведенная до предела пружина наслаждения распрямляется, все тело сотрясает мощная волна удовольствия, а за ней еще и еще одна в такт рывкам продолжающего двигаться в нем Вильгельма.
Тот уже ничего не соображал, мир для него сжался до одного-единственного человека, а потом взорвался, на мгновение лишив и этого ориентира, и вновь собрался, сливаясь в одно целое. Открыв глаза, Вильгельм обнаружил, что лежит на Томе, а тот замер в неудобной позе, боясь пошевелиться и побеспокоить его.
Мужчина аккуратно вышел из жаркого тела и перекатился на бок. Том отвернулся от своего любовника, остро нуждаясь в одиночестве и покое после той бури, которую колдун учинил в его душе и его теле. Но Вильгельм, казалось, не понял этого – он придвинулся ближе, прижимаясь грудью к взмокшей спине, обнимая и благодарно целуя в предплечье, плечо, а затем принимаясь щекотно вылизывать шею. Его ладони скользнули по влажной коже, разнося волны тепла по еще не отошедшему от оргазма телу. Юноша изначально напряженно терпел эти ласки, а затем расслабился и немного откинулся назад, прижимаясь к колдуну – не было причин сопротивляться неизбежному. Вильгельм был прав с самого начала: их страсть – данность, пока было трудно смириться с этим, но и противиться не стоило. И Том повернулся лицом к колдуну, и подставляя губы влажным тягучим поцелуям.
Совсем скоро юноша узнал, что колдун обожает ласкаться после пламенных соитий, и эти ласки часто перерастают в новый, не менее жаркий танец двух распаленных желанием тел.
Том думал, что страсть со временем утихнет, и он перестанет желать колдуна так сильно, но ошибся: его тело, как будто распробовав удовольствие, требовало больше и больше. Он стал зависим от Вильгельма, мучительно переживая ночи, когда тот не приходил к нему.
Весь мир сместился, и жизнь била ключом, только когда колдун находился рядом. Том сопротивлялся своей слабости из последних сил и, боясь нечаянным словом выдать себя, сводил все их встречи к любовным ласкам.
Они практически не разговаривали, предпочитая жаркие объятия, и, сами того не понимая, скучали друг по другу, ошибочно пытаясь заменить разговоры и душевную близость близостью телесной.
Оба страдали: Том – все больше уходя в себя и теряя к себе уважение, а Вильгельм – чувствуя, что юноша отдаляется от него, питаясь только его страстью и не давая ничего взамен.
Теперь, сидя за столом среди любовников колдуна, Том старался лишний раз не поднимать головы – он чувствовал себя одним из них, таким же жалким, потерянным и ожидающим внимания непостоянного и непонятного мужчины с глазами, меняющими цвет. Он смотрел в них и никогда не мог угадать, о чем тот думает или чего хочет, а иногда Тому приходило в голову, что когда-нибудь на его месте будет сидеть кто-то другой, и он, наконец, будет избавлен от постоянного внимания, но эти мысли почему-то не приносили желаемого облегчения.
Юноша все больше замыкался в себе, а Вильгельм теперь часто думал, что поторопился тогда, сразу потребовав расплаты, ведь цена, которую уплатил Том, видимо, оказалась слишком высока. Это было вовсе не то, чего на самом деле хотел колдун.
Но время шло, жизнь текла своим чередом. К Вильгельму часто наведывались знатные гости, и обычно в такие вечера все, населяющие покои колдуна, ужинали в своих комнатах, а после сами распоряжались освободившимся временем, ибо увеселения и танцы были предназначены лишь для высокопоставленных гостей.
Но в этот раз визитеры были настолько знатными и важными, что богатый ужин, столовая и парадная зала для приема были приготовлены заблаговременно. Том не спрашивал у Вильгельма, кто приедет, да ему это и не было интересно – он лишь кивнул, когда, уходя от него поутру, колдун долго целовал его и строго-настрого запретил покидать покои вечером.
На Тома слова любовника подействовали, как хлесткая пощечина: он подумал, что колдун стесняется его присутствия, но уже к вечеру уговорил себя, что это всего лишь оборотная сторона его положения, и ему надо свыкнуться с мыслью, что он всего лишь временное развлечение. В последнее время Тома часто одолевала несвойственная ему меланхолия, когда совсем не хотелось ничего делать, и тогда он долго гулял, жалея себя и проклиная свою судьбу.
Вечерние сумерки наполнили его комнату красноватыми тенями, и юноша с тоской посмотрел на малиновый диск, плавно утопающий в туманно-розовых облаках, скопившихся вдалеке над морем. Юноша знал, что сегодня его любовник, скорее всего, не придет к нему, и ощутил острое, тянущее одиночество. Он вышел из своей комнаты, желая лишь немного прогуляться, уверенный, что в темноте его вряд ли кто-то заметит.
Совсем скоро он оказался в своем любимом месте и опустился на садовые качели. После знойного дня прохлада вечера освежала, и Том вдыхал полной грудью ароматный воздух, вспоминая, как, будучи мальчишкой, тренируясь держать равновесие, играл в короля горы на точно таких же качелях, как шумной оравой дети бегали на песчаные дюны Саада, изображая войну и обороняясь друг от друга.
Он так ушел в себя, что не замечал ничего вокруг, а когда услышал голоса, оказалось уже слишком поздно: его увидел один из гостей, которому хозяин дома разрешил развлечься с любым рабом, которого тот выберет для себя. И выбор его пал на сидящего на качелях Тома. Красивый, задумчивый юноша тут же очаровал принца Ашура, прибывшего как раз с того берега, которым еще с утра любовался Том.
- Твой господин разрешил мне провести ночь с тобой, – мягкая улыбка коснулась губ мужчины и прочертила лучики морщинок от глаз к вискам. – Я долго искал тебя и буду рад, если ты последуешь за мной.
Том некоторое время непонимающе смотрел на богато одетого мужчину вдвое старше себя, а потом, когда смысл сказанного дошел до него, подскочил, гневно сверкая глазами:
- У меня нет такого господина, который бы мог выбирать, с кем мне проводить мои ночи! – выпалил он.
- Ты отказываешь мне, раб? – вмиг сжав губы в тонкую линию, прошипел гость.
Том не собирался отвечать, он развернулся, собираясь немедленно найти Вильгельма и высказать ему все, что думает о его душевной щедрости и гостеприимстве, но был тут же схвачен за руку:
- Не смей уходить, когда я разговариваю с тобой, – раздраженный возмутительным поведением раба, принц не желал оставлять это без внимания. Но юноша вырвался и, бросив:
- Отпусти, – направился прочь.
Его схватили сопровождающие принца и, не давая сопротивляться, поволокли к покоям для гостей. Том дергался, грязно ругался и вырывался, но получал лишь затрещины. Юношу втащили в просторную богатую комнату, швырнули на пол, и тот, ударившись, зашипел от боли.
- Я научу тебя послушанию, – принц, дождавшись, пока руки непокорного раба привяжут к решетке кровати, отвесил ему такую оплеуху, что у Тома потемнело в глазах, а во рту появился металлический привкус крови.
Его перевернули, больно перекрутив руки, и, разрывая ткань рубашки, по спине полоснула плеть. Юноша стиснул зубы, боль и сознание того, что колдун распорядился им, как вещью, пробудили в нем гнев и отчаянную решимость не подчиняться больше никому – лучше умереть. Он отчаянно извивался, пытаясь освободиться от ремней, связывающих его запястья, и, когда жесткие руки стянули с него штаны, извернувшись, лягнул насильника, за что получил страшный удар по голове и потерял сознание.
Глава 9
Примирение
Ночь выдалась необычно темная, будто едва обновившейся луне не хватало сил, пролить призрачный свет на землю – ее остроконечный рожок безо всякой пользы висел в черном, поддернутом тучами небе.
Вильгельма не смущала темнота, он медленно брел в свои покои. Что-то беспокоило его этой ночью, что-то сидело внутри и дрожало в предчувствии непредвиденного и ужасного. Колдун, дав слугам указания на утро, возвращался к себе пешком в надежде справиться с собой и успокоиться – гравий садовых дорожек умиротворяющее шуршал под ногами, и мысли его сами по себе выстроились ровной нитью. В его душе в последнее время теснилось множество чувств, в которых он не мог разобраться сам, а спросить было не у кого. Все они, бередящие душу, были связаны только с одним человеком – Том занимал все мысли колдуна, отвлекая и не давая сосредоточиться, и Вильгельм теперь чувствовал себя спокойным и умиротворенным, лишь обнимая его.
Том отличался ото всех, кого он встречал: упрямый, непокорный и дерзкий, он притягивал и отталкивал, завораживал и раздражал, сбивал с толку и заставлял задуматься. Мальчишка не знал, что был единственным, кто прожил с колдуном больше двух недель. Обычно страсть Вильгельма утихала так же внезапно, как и вспыхивала, но в этот раз все было по-другому. Сделка, связавшая их, не приносила колдуну удовлетворения, он с удивлением осознал, что желает вовсе не физической близости, но это было единственное, что он мог открыто потребовать.
Юноша совершенно закрылся от него, и Вильгельм чувствовал себя ничтожным просителем, стучащимся в закрытую дверь и достойным лишь малой подачки. Он не собирался идти сегодня к Тому, но потом передумал, решив, что хотя бы поспит, обнимая его.
Колдун и не подозревал, что тот ослушался и покинул свои покои, пока не зашел в пустую и темную комнату. Гнев и раздражение тут же сменились беспокойством и ужасом, когда колдун, прислушавшись к себе, понял, где сейчас Том.
Он не стал тратить время на еще одну пешую прогулку, а сразу оказался посреди покоев своего гостя – как раз в тот момент, когда тот, выплеснув на лицо Тома воду, привел его в сознание. Вильгельму не потребовалось много времени, чтобы оценить обстановку: покрытое синяками и кровью, привязанное к кровати обнаженное тело его любовника говорило само за себя.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |