Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: Slash, AU, Romance, Hurt/Comf, light agnst, Grapefruit. NC-17. 3 страница



Он и раньше знал, что положение его незавидно, но за свою жизнь испугался впервые, ведь раньше смерть не страшила его, но теперь он вовсе не был склонен относится к ней легкомысленно. В этот день он познал ее с другой стороны, впервые оказался перед ее лицом, и зловонный запах горелой плоти внушил ему ужас: в нем не было ничего возвышенного и благородного, он не нес с собой обновления или утверждения – лишь боль и отвратительный страх въедались в каждую клеточку тела с каждым новым вздохом, означающим только то, что он еще жив.

 

Глава 5

Младший сын правителя

 

Когда посещает нас жажда жизни и что означает она? Почему природой заложено в нас это неподдающееся объяснениям и рациональным размышлениям желание? И отчего так сложно переступить его в себе самом? Почему мысли о смерти, тем более, если она прошла совсем рядом и стала материальной, способны внушить ужас и заставить нас сопротивляться до последнего?

Все наши убеждения и желания меркнут перед страхом смерти, все становится несущественным, кроме самой жизни, которая порой очень хрупка.

Чувство самосохранения Тома было ярким и затмевающим любые доводы разума, и он решил немедленно бежать, неважно куда, но лишь бы находиться в движении. Одно он знал точно – он не может больше находиться в доме.

Задыхаясь в просторной комнате, он выбежал вон, но в белом бесконечном коридоре было еще хуже – округлые лазы, из которых, казалось, нет никакого выхода, тоже не давали ему дышать. Он метался по ним, пока не нашел холл с дверью: тот самый, где колдун вчера принимал девушку. Том кинулся к двери и открыл ее, но перед ним простирались лишь бесконечные и спокойные воды залива. Тогда, в надежде подышать свежим морским воздухом, он повернул к галерее.

Оказавшись снаружи, он немного успокоился, и его мысли приобрели хоть сколько-нибудь упорядоченный ход: смерть больше не казалось чем-то легким, она означала лишь конец всех надежд, которые так щедро дарила жизнь, любая, пусть и жизнь в неволе, она манила возможностями и, может быть, даже спасением.

И единственным препятствием на его пути становился колдун – тот явно игрался с ним, но что будет, когда эти игры перестанут его забавлять? Душа Тома сжалась. Образы страшной утренней расправы над стражниками, сражавшимися на его стороне, встали перед его глазами, ему даже показалось, что он опять ощущает мерзкий запах горелой плоти.



Пытаясь успокоится, потерянный, он брел среди колонн, когда на него упала большая тень. Он поднял голову и увидел парящую над волнами огромную птицу. Том был уверен, что она принадлежит к хищникам: у нее были широкие сильные крылья, покрытые иссиня-черными, переливающимися в лучах солнца перьями, чешуйчатые лапы с острыми когтями, поджатые к брюху, и роговой изогнутый клюв, блестящий острыми краями на гордо посаженой голове. Все это вызывало опасения.

Птица, аккуратно и бесшумно спланировав, приземлилась недалеко от юноши, и он вжался спиной в колонну. Хищница переступила на лапах и принялась разглядывать его большим черным глазом. Она приоткрыла клюв и тяжело задышала, высунув острый розовый язык, потом вдруг встряхнулась, распушив гладкие перья, и Тому показалось, что его голова кружится, а перед глазами все плывет – тело птицы стало стремительно меняться: перья укорачивались и исчезали, крылья превращались в руки, когтистые лапы – в ноги, пропорции тела быстро становились человеческими, и через мгновение перед потерявшим дар речи Томом предстал колдун. Босой, в простых черных штанах и рубахе без рукавов он казался намного мужественнее, одна из его рук оказалась испещрена странными письменами, волосы беспечно трепались на легком ветру – Том был уверен, что еще не видел его настолько похожим на человека.

- Боишься меня? – усмехнулся тот, по-птичьи наклоняя голову и с интересом наблюдая за юношей.

Том ничего не ответил, а колдун утвердительно кивнул и уселся прямо на парапет, свесив ноги вниз.

- Когда я сделал это в первый раз, я вернул природе не только свой завтрак, но, похоже, и весь желудок, - мужчина опустил голову, отводя взгляд от Тома, и вздохнул. – Мне казалось все таким легким. Просто заставить смолу закипеть. И все, - он некоторое время помолчал, а затем продолжил. – На деле не самое приятное зрелище, ты не находишь?

- Зачем же ты делаешь это? – в замешательстве спросил Том, подходя чуть ближе к колдуну, вдруг отчетливо осознавая, что тот не меньше него расстроен всем произошедшим.

- Я не такой, как ты, - Вильгельм покачал головой и взглянул прямо на стоящего чуть позади Тома, но тот не смог разобрать цвета его глаз, потому как уже начинало темнеть. – Я завишу от этого острова так же, как и он от меня, и не могу ставить свои желания выше него.

- Мне показалось, что это было твое решение – таким образом наказать виновных, - тихо, в некоторой растерянности проговорил юноша, вопреки своим привычкам, не обвиняя сгоряча, а как бы интересуясь, не находя понятного ему ответа.

Вильгельм обернулся и посмотрел на Тома долгим взглядом, и тот, осознав, что ему ничего не грозит, и даже несколько впечатленный грустью и какой-то обреченностью, скользившими в поведении колдуна, аккуратно сел на парапет, оперевшись спиной на колонну, свесив одну ногу вниз, а другую согнув в колене, немного развернувшись, чтобы было удобнее смотреть на собеседника.

Тот кивнул так, будто понял, что юноша готов его слушать, и, подставив лицо легкому морскому бризу, начал свой рассказ.

- Давным-давно, в поисках эликсира бессмертия Боги решили потревожить воды великого океана жизни, ибо в непознаваемых недрах его хранились не только несметные сокровища, но и тайны мироздания, вечные, как сама вселенная. И взяли они тогда священного змея, прародителя всей жизни, чтобы перевернуть ими воды океана. Но им понадобилась точка опоры, и решили они, что вершина горы нашего острова будет лучшим из центров. Закрепили они на ней змея и принялись крутить, взбивая океанские воды, меняя низ с верхом. Тогда на поверхности появилось множество полезного: и знания о медицине, и невиданные животные, и даже вожделенный эликсир жизни.

Но в процессе наш остров трясло и крутило так сильно, что он оторвался от своей истинной основы, и из разлома вырвались демоны. Раньше они обитали в своем подземном царстве и не знали света и людей. Новый мир показался им ужасно забавным, а так как свой они уже разрушили до основания, то решили, что им будет теперь, где разгуляться. Им очень понравился райский остров, ибо здесь царили мир и процветание, а люди не знали ни бед, ни лишений.

Демоны набросились на жителей, заставляя их творить страшные вещи. Наступил хаос. Демоны, вселившиеся в людей, не останавливались в своей расправе над всем сущим, а люди не могли противостоять их силе. Так, не встречая никакого сопротивления, демоны властвовали, как хотели, но души людей начали сопротивляться им.

Видя все это, младший сын правителя – Ашу – сказал, что принесет свою душу в жертву, если все демоны вселятся в него разом. Демоны решили, что если люди последуют его примеру и станут отдавать души добровольно, то тогда некому будет противостоять им, и они смогут захватить не только маленький остров, но и всю вселенную.

Демоны радостно кинулись в тело Ашу. Но были они завистливы и неуживчивы и принялись толкать друг друга. Им было уже не до чужой души, они стали спорить друг с другом, деля место в чужом теле.

Тогда сын правителя отправился к Богам и попросил управы на них, ведь жители острова не были виноваты в оказии, учиненной Богами.

Боги испугались, что демоны выйдут наружу и будут творить пакости и в их мире, и запечатали их в теле Ашу, позволив ему пользоваться всеми их силами, чтобы поддерживать баланс и усмирять их внутри себя.

Но люди, развращенные демонами, уже познали темную сторону мира и сами стали творить зло.

Демоны в душе младшего сына правителя остро чувствовали, когда нарушаелся заведенный порядок вещей, начинали беспокоиться, стремясь на свободу и пытаясь воспользоваться дисгармонией, чтобы сорвать печать, наложенную Богами. Они безошибочно узнавали нарушителей и не успокаивались, пока тех не приносили им в жертву.

И тогда разрешили Боги Ашу творить суд над теми, кто нарушает заведенный порядок. Сын правителя был умен и вершил правосудие публично, всегда объясняя, за что лишает жизни: напуганные жестокими расправами, жители стали записывать, в каких случаях совершается казнь – так возник статут, где указаны все смертные преступления. Люди стали смирять свои разрушительные желания, и вскоре мир вновь установился на острове.

Но человеческий век недолог. Тело Ашу износилось, и он стал готовиться к смерти. Тогда не желающие новых происшествий Боги повелели младшему сыну правителя перерождаться, чтобы вновь и вновь становиться темницей для демонов.

С тех самых пор младший сын правителя наследует это проклятие, и ни одному еще не удалось избежать своей участи. И каждый носит внутри себя множество демонов, и может как созидать, так и разрушать. Со временем они научились подчинять силы демонов себе и стали передавать свои знания от одного к другому, - Вильгельм закончил свою историю и, повернувшись лицом к Тому, дождался, пока тот посмотрел ему прямо в глаза. – Я – младший сын правителя и не могу допустить беззакония на острове, иначе мои демоны уничтожат меня и вырвутся на свободу.

Они надолго замолчали, пока Том не решился озвучить мучивший его вопрос:

- Почему же ты не убил меня? Я виноват во всем, что произошло, ведь это я заставил их сомневаться с правильности установленных законов?

- Ты пришлый, - мягко улыбнулся колдун, - и не нарушил гармонии, отстаивая то, во что верил. Ты не разрушал, ты создавал. Но проблема в том, что, чтобы создать, часто приходиться что-то разрушить. Те, кого ты повел за собой, были связаны своими обязательствами так же, как и я. Я не мог оставить их в живых.

Том совсем по-другому посмотрел на колдуна, хоть все пережитое за день никак не укладывалось в его голове, но впечатлительное сердце не могло не откликнуться на ту несправедливость, которая случилась с человеком, сидящим с ним рядом.

И тот, будто поняв это, хмыкнул уже облегченно, как будто разделил с кем-то свою ношу, как будто только Том мог до конца почувствовать, какого это – служить чужим целям и не принадлежать самому себе.

Кто бы ни смотрел на него со стороны, все видели мощь и безграничные возможности – и никто не замечал его боли, его желаний. Быть может, его жизнь была бы совсем другой, если бы только он был свободен! Но, с другой стороны, никто не мог запретить ему мечтать о свободе.

Вильгельм с детства знал, что именно унаследует от своего нелюдимого и замкнутого дяди, и никогда не оспаривал своего предназначения, ибо знал, что это необходимость. Он даже не думал сопротивляться, хотя его участь отторгалась всей его душой. И быть может, именно способность сопротивляться вопреки всему, идти против течения так привлекла его в Томе.

Этот мальчишка был той верой, которой так не хватало в последнее время Вильгельму, погрязшему в бесконечных делах и заботах. Том был надеждой.

Жители острова, его собственные братья и даже отец не осмеливались перечить ему, его уважали, опасались и открыто боялись. Про него распускали дурацкие слухи, но никто не смел прямо возразить ему, и уж конечно, никто не спешил разделить с ним его ношу.

Ему не было еще и шестнадцати, когда он унаследовал огромную, бушующую силу, но взамен ему не дано было познать, что такое иметь друзей, засиживаться с ними в кабачке после долгого дня, что значит любить и быть любимым или стоять посреди радостной толпы, отмечая первый день весны.

Люди шли к нему, когда не было выбора, и просили милости, украдкой оглядываясь, а получив желаемое, быстро исчезали, боясь, что и на них падет часть его проклятия.

Том же совсем не опасался его, кто-то прочно вбил ему в голову, что все люди равны и свободны, и поэтому он старался быть равным ему. Это грело сердце, забавляло и не давало расслабиться. Это было абсолютно по-новому. И Вильгельм почувствовал это в парадной зале Великого дворца, едва заглянув мальчишке в глаза. Пусть тот был безрассуден и горяч, но он был настоящим, не умеющим скрывать свои желания и готовым жертвовать собой ради собственных целей.

- Нам пора идти ужинать, - мягко нарушил установившееся молчание колдун, - я думаю, все уже голодны и ждут только нас.

Он встал и направился к зданию дворца, расположенного на берегу, и Том, обнаруживший вдруг, что он, и правда, страшно проголодался, встал и последовал за ним.

Сказать, что покои были богатыми – значило ничего не сказать: множество оконных витражей, преломляя закатное солнце, причудливо отражались от замысловатых настенных мозаик и окрашивали ковры приглушенным цветом, создавая атмосферу уюта и волшебства.

Комната, где был накрыт ужин, к удивлению Тома, оказалась довольно большой, в ней не было одной стены, и сидящие за столом могли любоваться прекрасным морским закатом, наслаждаться шелестом волн и неповторимыми вечерними ароматами свежести. Кроме стола и поставленных к нему стульев с высокими атласными спинками, по углам комнаты вокруг резных столиков с фруктами и сладостями были разбросаны подушки разной формы и размера, видимо, чтобы отдыхать после ужина.

Вильгельм, не долго думая, проследовал к месту во главе стола и предложил Тому присесть рядом. Кроме них за столом сидело еще несколько молодых и красивых парней и лишь одна девушка, все они с интересом разглядывали вновь прибывшего, весьма смущая его своими пристальными взглядами.

Принесли первую смену блюд, а затем и вторую, Том ел, не поднимая головы, но чужие взгляды мешали ему наслаждаться пищей. В конце концов, он не выдержал:

- Что этот парень слева так таращиться на меня? – раздраженно спросил он.

- Он злится на тебя, потому как ты занял его комнату, - золотые смешинки в глазах колдуна устроили фейерверк.

- Но я не помню, чтобы мне предлагали какую-нибудь другую, - пробурчал Том, недовольный тем, что колдун его явно подначивает.

- Да, но именно в эту я обычно селю своих любовников, - продолжая исподтишка наблюдать за Томом, подливал масла в огонь Вильгельм.

- Я не твой любовник! – юноша даже привстал на стуле от возмущения.

- Конечно, нет, - ласково кивнул колдун, обмакивая кусочек мяса в душистый соус. – Но они этого не знают.

- Так все здесь думают, что я сплю с тобой? – пораженно промямлил Том.

- Нет, - пожал плечами Вильгельм, - они точно знают!

Он явно веселился, подшучивая над юношей и его странным положением.

- А это все… как я? – еле выдавил тот, кивая на остальных присутствующих, как-то даже смущаясь. Он и не думал, что у него есть конкуренты, или, что у Вильгельма может быть несколько любовников сразу, и эта мысль неприятно кольнула его.

- Нет, - покачал растрепанной головой колдун. – Пока ты спишь в своей комнате, ты особенный. Но, как видишь, тут полно желающих разделить со мной постель…

Остаток ужина прошел для Тома как во сне, он клял себя на чем свет стоит за то, что пожалел колдуна и даже проникся к нему, вообразив, что он человек, взваливший на себя огромную ношу. Теперь же он видел, что тот наслаждается своим положением и не стоит и капли сочувствия.

Праздник

 

Случаются в жизни моменты прозрений, когда весь мир кажется понятным и обозримым – и мгновения безумств, когда чувства захватывают власть над телом. Их принимают за противоположности, но и те, и другие являются опасными крайностями, порождающими внутренний хаос.

Том не знал, как успокоить бурю, бушующую у него внутри – он даже не мог разобрать толком, что он чувствует. Здесь были и боль утраты, и ужас осознания поражения, и смятение, возмущение странным поведением колдуна: все смешалось в его голове и душе, и Том уже не мог доверять самому себе.

Он вдруг попал в мир, ни на что не похожий, с яркими, поражающими воображение красками и жестокими нравами – однако именно колдун внес сумятицу в его мысли и чувства, вытащил его на свет из надежной твердой раковины. Том оказался перед ним совершено беззащитным, слабым, как слепой котенок, и, сам того не понимая, все сильнее и сильнее проникался к Вильгельму каким-то глубоким и тянущим чувством, которого никогда не знал ранее. Колдун одновременно притягивал и отталкивал, был властным и мягким, понимающим и неумолимым.

Во всем этом хитросплетенье Тому необходима была опора, которой он никак не находил, и его сопротивление колдуну было скорее инстинктивным, чем обдуманным – это был страх потерять самого себя, навсегда исчезнуть в меняющих цвет глазах. Тем более что он сам остро чувствовал – его заинтересованность мужчиной грозила стать опасной, глубокой и намного более необходимой, чем он даже мог себе представить.

Ужин, где он познакомился с любовниками колдуна, прошел для него будто во сне. Он с раздражением смотрел, как все пытаются угодить тощему растрепанному виновнику его злоключений, спеша подать лакомые кусочки, мисочки с приправами, обмахивая, стоило тому лишь заикнуться о жаре, смеясь над его шутками и внимательно слушая его рассуждения.

Все сидящие за столом были необыкновенно красивы – каждый по-своему: четверо юношей – статные и очень юные, обладали обаянием и неуловимым, притягивающим к себе очарованием, но взгляд Тома задержался на за девушке, чьи яркие зеленые, необычно живые глаза манили, пухлые губы, то и дело обнажающие в улыбке белоснежные зубы, обещали волнующие поцелуи, а тело, гибкое и упругое, словно молодое деревце, дразнило предвкушением наслаждения.

Но Мариса, так звали юную красавицу, в тот вечер не обращала никакого внимания на Тома – она была слишком занята, смеясь над шутками Вильгельма и поднося ему сладкие лакомства.

Но то было только первое знакомство.

Жизнь в покоях колдуна оказалась для Тома удивительно размеренной: завтрак, после – прогулки и игры, обед в уже известной нам компании, где с ним никто не заговаривал, и ужин, обычно заканчивающийся шумными песнями и танцами.

Колдун, будто чувствуя, что на Тома навалилось слишком многое, что ему нужно разобраться в себе, не давил. Они много гуляли и разговаривали, часто спорили, но Том признавался себе, что истории, которых Вильгельм знал несчетное множество, занимали его воображение, а общество колдуна было приятным. Иногда Том даже ловил себя на мысли, что скучает и нетерпеливо вслушивается каждый шорох в ожидании, не вернулся ли Вильгельм после очередной длительной отлучки.

Их отношения становились все более опасными для Тома, который безропотно позволял держать себя за руку и даже обнимать. Зайти дальше короткого и невинного поцелуя Вильгельм себе не позволял, и Том был очень рад этому, ведь за его спиной он развернул настоящую охоту за Марисой, которую желал по-настоящему.

Страсть к девушке захватила его, и он с нетерпением дожидался совместных прогулок, ужинов и, когда не было Вильгельма, всегда старался оказаться с ней в паре во время игр. Пытаясь усыпить бдительность колдуна, Том был с ним очень любезен и приветлив, но стоило Вильгельму покинуть покои или отправится навестить братьев, как юноша спешил к прекрасной Марисе. Чувство опасности лишь бодрило его – это был еще один способ отстоять свободу выбора, дарованную ему свыше, протест против несправедливого заточения, пусть и в красивой, просторной клетке.

Том знал, что совершает подлость по отношению к колдуну, который, казалось, очень старался сделать его жизнь как можно более комфортной и удобной – но он предпочитал не обращать внимания на робкий голос совести.

Незаметно пришла весна, украсила остров множеством цветов и подарила ветру легкие, невыразительные, но чарующие своей свежестью ароматы.

Приближался праздник, и все и вся в покоях колдуна были охвачены волнительным ожиданием веселья: в доме старательно убирали комнаты, так, что те, просто искрились белизной и чистотой, деревья в садах шелестели свежей листвой, а вдоль прогулочных дорожек распустилось множество ярких и нежных цветов, над которыми, звеня искрящимися крылышками, носились толпы проснувшихся насекомых.

До этого Тому казалось, что на острове царит вечное лето, но, наблюдая эти изменения, он был вынужден признать, что смена времен года может проявляться по-разному, но от этого не становится менее захватывающей и заметной. Природа до этого момента словно дремала, а теперь проснулась, умылась и нарядилась в новое платье.

Для жителей острова наступал один из самых древних и больших праздников в году. Столица готовилась к торжествам, и Вильгельм был почти все время занят, сутками пропадая во дворце отца. Том был только рад – на это время он стал тенью Марисы.

Девушка смущалась и кокетничала, ведь за ней еще никто никогда не ухаживал так красиво, не читал стихов на неизвестном языке и не брал нежно и робко за руку, шепча цветистые комплименты в краснеющее ушко.

Она попала в покои колдуна совсем юной. Будучи первой красавицей в своей деревне, она, как любая девушка, строила планы об удачном замужестве и не могла знать, что в один прекрасный день ее подарят Вильгельму в знак благодарности за то, что он вылечил деревенского старосту.

Оказавшись в доме колдуна, она быстро поняла, что не получит того, о чем мечтала: лишь ненадолго став предметом его страсти, она скоро лишилась расположения и, к собственному облегчению, перебралась в общие покои. Между ними никогда не было тех романтических отношений, которые случаются между любовниками – Мариса побаивалась колдуна и безропотно исполняла все его пожелания, он же обещал ей, что выдаст ее замуж, как только подвернется удобный случай.

Девушка, конечно, прекрасно понимала, что и Тому никогда не стать тем самым мужем, о котором она мечтала. Но ее глупое женское сердце волнующе трепетало в груди, стоило только юноше оказаться в поле ее зрения, и, примеряя наряд, сшитый к празднику, она не могла не представлять, как будет кружиться, танцуя в его крепких объятиях.

 

В день праздника солнце было настолько ослепительным и ярким, что воздух, казалось, дрожит и плавится под его лучами. Жители города украсили множество телег и обозов для праздничной процессии. Музыканты, актеры, мимы и сами жители с радостью взбирались на эти передвижные сцены, чтобы показать свои таланты.

Улицы города, по которым шла процессия, увитые живыми цветами и яркими лентами, переливающимися в теплых лучах дневного светила, наполнились смехом, шумом и гомоном. Уличные базары пестрели разноцветными тентами, под которыми лежали горы лакомств, украшений и веселых игрушек. Ряженые проводили смешили народ, и кругом раздавался смех и радостный визг, а дети, одетые в костюмы животных, носились по брусчатым мостовым, играя в пятнашки и прятки.

Но основное торжество началось ближе к вечеру, когда праздничная процессия достигла главной площади, где на центральном помосте было организованно представление.

Том со множеством людей, составляющих королевскую свиту, наблюдал за представлением с центральной террасы дворца правителя. Здесь, как и внизу, царило веселье: подавались легкие закуски, а пьянящее вино текло рекой. Собравшиеся смеялись и громко обсуждали происходящее внизу. Присутствовали все, кто жил у колдуна, и, как понял Том, только ему позволялась такая вольность как личный гарем, остальные были по одиночке или со своими супругами, как мужского так и женского пола. Здесь, в отличие от Саада, все браки воспринимались как равные.

Веселье шло своим чередом, и едва на волшебный остров опустились вечерние сумерки, а на площади вспыхнули факелы, Вильгельм под пристальными взглядами толпы спустился по ступеням центральной лестницы вниз, и вокруг него стройным хороводом закружились большие переливающиеся сочными красками шары. Их становилось все больше и больше, и колдун уже сам стал казаться огромным разноцветным шаром, но вдруг он резким движением простер руки вверх и, под радостные крики, шары устремились в небо, где принялись взрываться, превращаясь во множество падающих вниз звезд. Люди, попавшие под этот дождь, не спешили стряхнуть звездную пыль, наоборот – они втирали ее в одежду и волосы, которые тут же начинали блестеть в огненном свете факелов. Отовсюду послышались звуки музыки, и толпа внизу тут же зашевелилась, расступаясь и образуя места для танцев, на которые то и дело вылетали отчаянные парочки, выполняли сумасшедшие па и вновь исчезали в толпе.

Когда начались танцы Том, изрядно развеселившийся от выпитого вина, с удовольствием показывал танцы города Саада и даже учил всех желающих. За смехом и весельем он не заметил, что Вильгельм пристально наблюдает за ним, и в его взгляде из-под пушистых ресниц нет ничего, кроме жаркого, пылающего желания. Колдуну никогда и никто не отказывал, да и не пришло бы это никому в голову – его внимания добивались, а не избегали. Стоило ему лишь ткнуть пальцем, как объект его вожделения оказывался в его покоях, без стеснения предлагая себя.

Том был другим, и Вильгельм не торопил его. Он не хотел давить на юношу, но ухаживать и соблазнять не умел, потому мучился, не зная, как расположить его к себе и заставить желать себя также сильно, как он желал его. Их прогулки и мимолетные поцелуи были не в силах удовлетворить бушующую в нем страсть, но колдун терпеливо ждал своего часа.

В конце концов, желая поучаствовать в увеселениях и побыть рядом с Томом, Вильгельм присоединился к танцующим, и его тут же подхватил радостный праздничный вихрь. Том оказался в его объятиях очень быстро, ибо только к этому и стремился колдун. Юноше показалось, что он стал совсем неуклюжим под взглядом подведенным черным глаз, они затягивали, призывая смотреть только в их глубину, растворяясь в тепле и неге. Стены и люди стали терять свои очертания, теряясь в воронке, закрутившейся вокруг них, музыка затихла, и остался только Вильгельм и его губы, шепчущие что-то ласковое и невообразимо приятное. Том потянулся к ним навстречу, в надежде попробовать их на вкус, ощутить их мягкость и тепло.

Этот поцелуй перевернул все у него внутри – ему показалось, что тело запульсировало, желая большего, открываясь навстречу неведомым ранее ощущениям, стараясь впитать всю страсть, желание и нежность этой ласки. Руки колдуна медленно скользили по его спине, поглаживая и несильно прижимая, но Том прижимался сам, упиваясь ощущением гибкого тела в своих объятиях. Юноша открыл рот в немом стоне, впуская язык Вильгельма внутрь. Их языки сплелись и начали борьбу за главенство – оба не знали, что такое подчиниться и позволить кому-то вести, оба задыхались, теснее смыкая объятия и стремясь покорить другого.

Однако в какой-то момент Том отчетливо ощутил, что держит в объятиях возбужденного и пылающего страстью мужчину, и это отрезвило его. Он оттолкнул Вильгельма, с ужасом оглядываясь вокруг.

- Не бойся, – вновь притягивая к себе юношу и успокаивающе поглаживая его по взмокшей спине, прошептал колдун. – Мы не будем делать ничего, если ты не хочешь.

Том был напряжен, он с трудом стоял рядом с Вильгельмом – все, чего ему хотелось, это бежать на край света.

- Я хочу пойти к себе и лечь спать, – проговорил он.

- Хорошо, – тут же согласился колдун, разворачиваясь и направляясь к двери.

- Я сам, – резко воспротивился юноша, почти выбегая из комнаты и спешно направляясь к своим покоям.

Он был в смятении, его терзало множество противоречивых эмоций, но главным был гнев на самого себя и собственное тело, с готовностью отреагировавшее на притязания Вильгельма. Скоро его ненависть выбрала другой объект, ведь во всем был виноват хитрый колдун, заманивший его в свои сети и с радостью наблюдающий за его терзаниями.

Том был полон желания не только отомстить, но и доказать свою мужественность, поэтому, немного успокоившись, направился прямиком к покоям Марисы, которая, вернувшись с праздника, все еще не ложилась спать и весело напевала себе под нос какую-то песенку. Девушка, опьяненная вином и танцами, не устояла перед обаянием Тома и, прекрасно осознавая, что поступает неправильно, кинулась в объятия искусителя, желая испытать настоящую страсть.

Глава 7

Измена

 

Луна в окружении своей звездной свиты безраздельно царила на небосводе, раскинув на морских волнах серебряную дорожку от горизонта до самого берега. Вильгельм, взволнованный страстным поцелуем, никак не мог заснуть и, бесцельно поворочавшись в кровати, встал. Накинув легкие штаны и рубашку, он отправился гулять по лунному ковру и сам не заметил, как довольно далеко отошел от берега: волны, до этого ласково лизавшие ему стопы, стали выше, и штанины намокли, неприятно прилипнув к коже.

Он развернулся и, дойдя до дома, уже было направился к себе в спальню, когда решил полюбоваться на спящего Тома – он делал так часто, особенно, если возвращался домой поздней ночью. Вид безмятежно спящего юноши успокаивал и вызывал в его душе какую-то давно забытую нежность. Его хотелось оберегать и лелеять.

Иногда, поддаваясь своим желаниям, Вильгельм проникал в сны Тома, соблазняя, тонко играя на струнах души и все глубже проникая в нее. Этой ночью колдуну безумно хотелось оказаться рядом с юношей и, если не сгорать в его объятьях, то хотя бы поблуждать в его снах.

Но Тома не было в кровати, а найти его не составило для колдуна никакого труда – он всегда безошибочно находил всех, кого знал, стоило ему только об этом задуматься. В этот раз его чутье вело вовсе не в том направлении, куда ему хотелось бы идти – он медленно приближался к покоям своих бывших любовников и мог бы поклясться, что и так знает, где искать Тома.

В покоях Марисы было просторно, спальню украшали живые цветы, а над кроватью, создавая ощущение интимности и таинственности, висел большой тканный полог.


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.027 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>