Но не это показывало зеркало. Даже со скуднейшим флуоресцентным светом,
падавшим на него, Мэнни выглядел на десять лет моложе, чем себя помнил. Он
определенно светился здоровьем, будто кто-то прифотошопил раннюю версию его головы
к нынешнему телу.
Сделав шаг назад, он вытянул руки перед грудью и присел, давая тазобедренному
суставу возможность выпрямиться и завопить. Или бедренной кости, которую подверг
серьезным нагрузкам меньше часа назад. Или спине.
Никакой боли. Ничего не прихватывало. Не заломило.
Его тело источало энергию.
Мэнни подумал о том, что пару мгновений назад сказал ему по телефону главный
ветеринар, голос мужчины был растерянным и в то же время взволнованным: «Она
восстановила кость, и копыто самопроизвольно излечилось. Будто травмы вообще не
было».
Господи… Боже. Что, если Пэйн использовала свою магию на нем? Пока они были
вместе? Что, если она излечила его тело от времени… переведя часы не просто на месяцы,
но на десятилетие назад, и никто из них даже не отдавал себе в этом отчета?
Мэнни схватился за крестик, висевший у него на шее.
Когда кто-то постучал в дверь, он спустил воду, а затем повернул кран, чтобы не
казалось, будто он занимается чем-то отвратным. В оцепенении выйдя из уборной, он
кивнул кругу женщин, желающих зайти внутрь, и пошел обратно к Голдбергу.
Сев на стул, Мэнни вытер вспотевшие ладони о коленки джинсов.
– Окажи мне услугу, – сказал он бывшему коллеге. – Я бы не попросил об этом
кого-то другого…
– Говори. Что угодно. После всего, что ты для меня сделал…
– Я хочу, чтобы ты устроил мне медосмотр. И сделал несколько сканов.
Голдберг немедля кивнул:
– Я не собирался этого предлагать, но считаю это хорошей идеей. Головные боли…
забывчивость. Нужно выяснить, есть ли… повреждение. – На этом парень остановился,
будто не хотел начинать спор или показаться ненормальным. – Хотя, Боже, серьезно… не
помню, чтобы ты выглядел так здорово.
Мэнни прикончил свой кофе и встал на ноги, чувство срочности не имело ничего
общего с кофеином.
– Пойдем. Не занят сейчас?
Голдберг был прямо рядом с ним.
– Для тебя у меня всегда найдется время.
Глава 48
Время от времени к Куину возвращалось воспоминание о его смерти. Это
происходило во сне. В редкие моменты, когда он был спокоен и безмятежен. А иногда
просто чтобы поиметь его голову забавы ради.
Он всегда пытался избегать коллажа зрительных образов, запахов и звуков, словно
чумы, но, несмотря на поданный в свой внутренний суд запрос на запретительное
постановление, адвокатом противной стороны была маленькая сучка, втыкающая палки в
колеса… поэтому дерьмо продолжало всплывать.
Пока он лежал в своей постели, неясный отрезок ментального ландшафта – ни сон,
ни бодрствование – напоминал свободную телефонную линию, по которой та ужасная
ночь может дать о себе знать. И, к вашему сведению, она воспользовалась
представившейся возможностью – воспоминания совершили звонок и каким-то образом
заставляли его ответить.
Его родной брат входил в состав Хранителей Чести, пришедших избить его, и
группки ублюдков в черных мантиях, выследивших его у обочины дороги, когда он в
последний раз уходил из особняка своей семьи. За спиной у него было несколько
собственных вещей, и он понятия не имел, куда направлялся. Отец выкинул его из дома, и
Куин оказался удален от семейного древа, поэтому… вот он. Без корней. Без дальнейшего
плана действий.
И все из-за его разноцветных глаз.
Хранители чести должны были просто избить его за оскорбление, нанесенное
кровной линии. Не предполагалось, что они убьют его. Но все вышло из-под контроля, и,
что удивительно, его брат пытался остановить беспредел.
Куин действительно помнил эту часть. Голос брата, который велел другим
прекратить.
Но было слишком поздно, и Куин уплыл не только от боли, но от самой земли… и
оказался в море белого тумана, расступившегося, чтобы открыть взору дверь. Он знал, что
перед ним вход в Забвение, хотя никто ему об этом не говорил. А также то, что открыв ее,
он подпишет себе приговор.
В то время это казалось прекрасной идеей. Нечего терять и все такое…
И все же, в последний момент он отступил. Но не мог вспомнить, почему.
Это было самое странное… Та ночь столько всего выгравировала в его мозгу, но
Куин не мог воскресить в памяти эту часть, как бы сильно ни старался.
Однако он помнил, как хлопнулся в собственное тело. Когда он пришел в себя,
Блэй делал ему искусственное дыхание, и ради того слияния губ стоило жить…
Стук в дверь окончательно разбудил его. Куин поднялся с подушек и включил свет
силой мысли, чтобы убедиться, где находится.
Да. Его спальня. Он один.
Но ненадолго.
Когда привыкшие к темноте глаза медленно скользнули к двери, Куин уже знал,
кто стоит по другую ее сторону. Он уловил тонкий аромат, проникавший внутрь, и понял,
почему пришла Лейла. Черт, может, именно поэтому он не мог заснуть – ждал, что она в
любой момент его разбудит?
– Заходи, – мягко сказал он.
Избранная тихо проскользнула внутрь, и, когда повернулась к нему, выглядела она
ужасно. Измученной. Словно пустошь.
– Господин…
– Ты знаешь, что можешь называть меня Куином. То есть, пожалуйста, называй
меня Куином.
– Благодарю. – Она поклонилась и, казалось, с трудом выпрямилась. – Я не знала,
могу ли вновь воспользоваться вашим столь щедрым предложением… взять вашу вену.
Воистину, я… истощена и не могу перенестись обратно в Святилище.
Когда он посмотрел в ее зеленые глаза, что-то просочилось в его разум, нечто
вроде… осознания, пустившего корни и давшего побеги под названием «У меня почти
получилось, я вот-вот вспомню».
Зеленые глаза. Зеленые, как виноград, нефрит и весенние почки.
– Почему вы смотрите на меня так? – спросила она, сильнее запахивая полы своей
мантии.
Зеленые глаза… на лице, которое…
Избранная оглянулась на дверь:
– Возможно… мне стоит просто уйти…
– Прости. – Встряхнувшись, он удостоверился, что одеяло у талии, и подозвал ее. –
Только что проснулся… я не возражаю.
– Вы уверены?
– Абсолютно, иди сюда. Друзья, помнишь? – Куин поднял руку, и, когда Лейла
подошла поближе, взял ее ладонь и потянул вниз.
– Господин? Вы все еще очень пристально смотрите на меня.
Куин разглядывал ее лицо, а затем опустил взор вниз, на ее тело. Зеленые глаза…
Что такого в этих чертовых глазах? Он ведь и раньше их видел…
Зеленые глаза…
Он проглотил проклятье. Боже, как будто в голове звучит песня, и ты можешь
вспомнить все, кроме ее текста.
– Господин?
– Куин. Скажи это, пожалуйста.
– Куин.
Он чуть улыбнулся:
– Вот, возьми то, в чем нуждаешься.
Он поднял запястье, отмечая девичью худобу, когда она наклонилась и разомкнула
губы. Клыки Лейлы были длинными и белоснежными, но тонкими. Непохожими на его. И
ее укус был столь же нежным и женственным, как и все остальное в ней.
Что его традиционалистская сторона считала всего лишь должным.
Пока Избранная питалась, он смотрел на ее светлые волосы, собранные в сложный
пучок, обнаженные плечи и красивые руки.
Зеленые глаза.
– Господи. – Когда она захотела отстраниться, он положил руку ей на затылок и
удержал девушку у своего запястья. – Все нормально. Нога затекла.
Скорее, мозг.
Он с разочарованием поднял голову, и вместо того, чтобы удариться ей о стену,
потер глаза. Вновь сконцентрировавшись, он посмотрел на дверь…
В которую только что вошла Лейла.
Мгновенно его затянуло обратно в сон. Но не о драке или брате. Он увидел себя,
стоящего у входа в Забвение… стоящего перед белыми панелями… стоящего с
протянутой рукой, собираясь взяться за ручку.
Реальность искривлялась, ломалась и становилась тягучей как ириска, пока Куин
пытался отличить, бодрствовал он или спал… или же был мертв.
В центре двери начал формироваться водоворот, будто ее материал сравнялся по
консистенции с молоком. Из ураганного центра появился образ, который приблизился
скорее как звук, нежели как нечто визуальное.
Лицо маленькой девочки.
Маленькой девочки со светлыми волосами, изящными чертами лица… и светло-
зелеными глазами.
Она смотрела на Куина, приковывая к себе его взгляд, словно обхватывая его лицо
своими маленькими прелестными ручками.
Затем она моргнула. И ее радужки изменили цвет.
Один глаз стал зеленым, а другой – голубым. Как у него.
– Господин!
Сначала он был чрезвычайно смущен… гадал, с чего бы маленькой девочке так его
называть. Откуда она знает, кто он?
– Куин! Позволь мне закрыть рану!
Он моргнул. И понял, что кинулся к изголовью кровати, оторвав в процессе клыки
Лейлы от своей плоти, и теперь заливал кровью все простыни.
– Позволь...
Он остановил Избранную и приложил к ране собственные губы. Позаботившись о
себе, он не смог отвести взгляда от Лейлы.
Было оооочень просто наложить черты той маленькой девочки на лицо Лейлы и
найти гораздо больше, нежели простую схожесть.
Его сердце начало колотиться, и он попытался напомнить себе, что никогда не
выдавал пророчеств. В отличие от Ви, он не мог заглядывать в будущее.
Лейла медленно встала с кровати, словно не хотела его напугать:
– Мне следует сходить за Джейн? Или, может, будет лучше, если я просто уйду.
Куин открыл рот… и ничего не сказал.
Ничего себе. Он никогда не попадал в автомобильную аварию, но представил, что
вьющийся страх, испытываемый им сейчас, походил на состояние, когда ты видишь, как
кто-то не остановился у знака и несется к двери с твоей стороны. Ты соотносишь его
направление и скорость со своими и приходишь к заключению, что столкновение
неизбежно.
Но он не мог представить мир, в котором Лейла от него забеременела.
– Я видел будущее, – сказал он на расстоянии.
Руки Лейлы поднялись к горлу, словно она задыхалась:
– Оно плохое?
– Оно... невозможное. Совсем.
Схватившись за голову, он мог видеть в темноте лишь то личико… отчасти
напоминавшее лицо Лейлы, отчасти – его собственное.
О, Боже… сохрани их обоих. Сохрани… всех их.
– Господин? Вы меня пугаете.
Что ж, не ее одну.
Ведь этого не может быть. Так?
– Я пойду, – резко сказала она. – Благодарю вас за ваш дар.
Он кивнул, но посмотреть на нее не смог:
– Не за что.
Когда, спустя мгновение, дверь закрылась, Куин задрожал, холодный, бодрящий
страх прокрался по его костям… прямиком в душу.
Какая ирония, подумал он, серьезно. Родители никогда не хотели, чтобы у него
были дети, и, надо же... мысль о том, чтобы сделать Лейле неполноценную дочь, или, и
того хуже, передать свои чертовы глаза невинной малышке, как ничто иное заставляла его
соблюдать свой целибат.
И, вообще-то, он должен быть рад. Из всех судеб, которые он мог увидеть, этой
стопроцентно можно избежать, ведь так?
Он просто никогда не будет заниматься сексом с Лейлой.
Никогда.
Поэтому ничего из этого не исполнится. Точка.
Глава 49
Мэнни вернулся к себе примерно в шесть вечера. Все свидетельствовало о том, что
его восемь часов тыкали и кололи разные люди, которых он знал лучше, чем членов своей
немаленькой семьи.
Результаты лежали в папке «входящие» на почте – он послал копии всего с
больничного ящика на свой собственный. Хотя открывать все те прикрепленные файлы
было незачем. Он наизусть помнил все записи. Результаты. Рентгеновские и КАТ снимки.
Бросив ключи на кухонную стойку, он открыл «Саб-Зиро»89 и пожелал, чтобы там
оказался свежий апельсиновый сок. Вместо него… пакетики соевого соуса из китайской
кафешки внизу по улице… бутылка кетчупа… и круглая банка каких-то остатков от
бизнес-ланча двухнедельной давности.
Черт с ним. Он все равно не так уж голоден.
Беспокойный и нервный, Мэнни оценил свет в небе, который все еще держался на
западе.
Но ему не придется ждать так долго.
Пэйн вернется к нему после захода солнца. Он чувствовал это всеми фибрами
души. Он все еще не был уверен, почему она провела с ним ночь или оставила его
воспоминания, но не мог не задаваться вопросом, исправит ли она это, когда вернется
сюда.
«Саб-Зиро» - марка холодильников
Направляясь в спальню, он первым делом подобрал подушки с пола и положил их
на место. Затем пригладил одеяло… и был готов собирать вещи. Подойдя к комоду,
Мэнни начал вытаскивать одежду и складывать ее на прибранную кровать.
Незачем возвращаться в больницу Святого Франциска. Он ушел посреди всех
тестов.
Незачем оставаться в Колдвелле – скорее, будет лучше, если он покинет город.
Ни единого намека на то, куда он поедет, но, чтобы откуда-то уйти, место
назначения и не требуется.
Носки. Боксеры. Тенниски. Джинсы. Хаки.
Преимущество в гардеробе, состоящем в основном из хирургических форм,
предоставляемых больницей, заключалось в том, что ему не нужно собирать много вещей.
И, Бог свидетель, у него достаточно больших спортивных сумок.
Из самого нижнего ящика он вытащил два своих единственных свитера…
Под ними лицевой стороной вниз лежала фотография в рамке, маленькая картонная
подножка мирно и плотно прижата к задней стенке.
Мэнни поднял рамку. Ему не нужно было переворачивать ее, чтобы увидеть, кто на
ней запечатлен. Он давным-давно запомнил лицо этого человека.
И все же было нелегко вертеть картинку в своих руках и смотреть на изображение
своего отца.
Симпатичный сукин сын. Очень, очень симпатичный. Темные волосы – прямо как
у Мэнни. Глубоко посаженные глаза – в точности, как у Мэнни.
Иииии, дальше с этой ретроспективой он заходить не станет. Как и всегда, когда
дело касалось его папаши, он просто заталкивал это дерьмо в ментальный угол и
продолжал жить.
И сегодня это значило, что рамка отправится в ближайший мешок, который…
Стук в стекло раздался слишком рано, чтобы это была она.
Но, посмотрев на часы, Мэнни осознал, что сборы заняли добрый час.
Оглянувшись через плечо, он увидел Пэйн, стоявшую в дальнем конце стеклянных
панелей, и сердце его забилось в три раза быстрее. Черт… подери… она ошеломительная.
Пэйн заплела волосы и надела длинную белую мантию, подвязанную на талии… при виде
девушки захватывало дух.
Подойдя ко входу, он открыл дверь, и холодный порыв воздуха ударил ему в лицо,
моментально прояснив голову.
Широко улыбаясь, Пэйн не столько вошла, сколько прыгнула в его объятья, ее
крепкое тело прижалось к его собственному, сильные руки обвились вокруг его шеи.
Мэнни на долю секунды позволил себе подержать ее… в последний раз. А затем,
как бы это его ни убивало, отпустил девушку и под предлогом того, чтобы закрыться от
порывистого ветра, отошел от нее еще дальше.
Когда он оглянулся на Пэйн, радость, озарявшая ее лицо, исчезла, и она обхватила
себя руками.
– Я догадывался, что ты вернешься, – прохрипел он.
– У меня… у меня хорошие новости. – Пэйн посмотрела на ряд спортивных сумок,
стоявших на кровати. – Что ты делаешь?
– Мне нужно уехать отсюда.
Она на миг закрыла глаза, и это едва не уничтожило его – невозможность подойти
и утешить ее. Но все и без того достаточно сложно. Еще одно прикосновение к ней сломит
его пополам.
– Я сегодня ходил к доктору, – сказал он. – Весь день провел в больнице.
– Ты болен? – побледнела она.
– Не совсем. – Он начал ходить по комнате и когда оказался у комода, засунул
пустой нижний ящик на место. – Даже близко не болен, вообще-то… Похоже, мое тело
восстановило некоторые свои части. – Его рука опустилась к пояснице. – Годами мое
бедро страдало от артрита из-за усердных занятий спортом… Я всегда знал, что его, в
конце концов, придется восстанавливать. А на сегодняшних рентгеновских снимках? Оно
в идеальном состоянии. Никакого артрита, никаких воспалений. Прямо как в
восемнадцать лет.
Когда у нее отвисла челюсть, он понял, что с таким же успехом мог рассказать и об
остальном. Задрав рукав, Мэнни провел рукой по предплечью.
– Последние двадцать лет у меня на коже были пятна из-за солнца … теперь их нет.
– Он наклонился и поднял штанину. – Боль в колене, появлявшаяся время от времени.
Исчезла. И это несмотря на то, что утром я пробежал восемь миль и даже не заметил
этого… за сорок пять минут. Циркуляции крови холестерин не мешает, печень работает
идеально, точный уровень железа и тромбоцитов. – Он постучал по вискам. – Скоро
понадобились бы очки для чтения, мне бы пришлось держать меню и журналы на
расстоянии вытянутой руки… вот только, уже нет. Я могу читать мелкий шрифт в двух
дюймах от носа. И, хочешь, верь, хочешь, нет, все это только начало.
Не стоит и заикаться об отсутствии гусиных лапок у глаз, о том, что седину у
висков сменил темно-каштановый, и что колени не болели.
– И ты думаешь… – Пэйн подняла руку к горлу. – И ты думаешь, что я тому
причина?
– Я знаю, что это так. Что это, в другом случае?
– Не понимаю, это ли не благословение? – Пэйн начала трясти головой. – Все расы
ищут вечную молодость…
– Это противо естественно. – Она вздрогнула от его слов, но Мэнни продолжил. –
Я доктор, Пэйн. Я знаю все о естественном процессе старения человеческого тела и имею
дело с травмами. Это, – он провел руками по своему телу, – неправильно.
– Это регенерация…
– Но когда она закончится? Я превращусь в подобие Бенджамина Баттона90 и начну
стареть в обратном направлении, пока не стану младенцем?
– Это было бы невозможно, – возразила она. – Я находилась в свете дольше тебя и
не возвращаюсь в молодость.
– Ладно, хорошо, предположим, этого не произойдет… что насчет всего остального
в моей жизни? – Не особо длинный список, но тем не менее. – Если моя мать увидит меня
в таком виде, то подумает, что я сделал пластику… но через десять лет? Ей всего
семьдесят… поверь мне, к годам восьмидесяти-девяноста, до нее дойдет, что ее сын не
стареет. Или мне придется забыть про нее?
Мэнни снова начал выписывать круги по комнате. Дотронувшись до волос, он мог
поклясться, что те стали толще.
– Сегодня я потерял свою работу… из-за произошедшего после стирания моей
памяти. Ту неделю, что тебя не было рядом, в моей голове творилась такая каша, что я не
знал, день или ночь за окном, и это все, что им было известно, ведь я не мог объяснить,
что происходило на самом деле. – Он повернулся к ней. – Проблема в том, что это мое
единственное тело, единственный разум, единственное… все остальное. Вы, вампиры,
поимели мои мозги, и я почти потерял их… каковы последствия? Я знаю лишь причину…
Размеры побочных эффектов? Без понятия, и это пугает меня по веским причинам.
Пэйн перекинула через плечо кончик своей толстой косы и начала поглаживать
волосы, опустив глаза:
– Мне… жаль.
– Это не твоя вина, Пэйн, – простонал он, вскинув руки. – И я не хочу вываливать
все это на тебя, но я…
– Это моя вина. Я этому причина.
– Пэйн…
Герой фильма «Загадочная история Бенджамина Баттона». Он рождается в восьмидесятилетнем возрасте и
начинает жить задом наперед – то есть рождается стариком и молодеет с каждым днем.
Он двинулся к ней, но она подняла руки и отпрянула:
– Нет, не подходи ко мне.
– Пэйн…
– Ты прав. – Она остановилась, ударившись о стеклянную дверь, через которую
вошла. – Я опасна и приношу разрушение.
Мэнни потер свой крестик сквозь рубашку. Вопреки всем своим словам, сейчас он
хотел вернуться назад и каким-то образом найти способ исправить все между ними.
– Это дар, Пэйн. – В конце концов, на примере лошади она продемонстрировала
выгоду кратковременного воздействия. – Он поможет тебе, твоей семье и твоим людям.
Черт, с твоими способностями ты оставишь Джейн не у дел.
– Воистину.
– Пэйн… посмотри на меня. – Когда ее глаза наконец-то поднялись, ему захотелось
плакать. – Я…
Но он не закончил предложение. Правда заключалась в том, что он любил ее. Без
оговорок и навечно. Но он подозревал, что таково было их проклятье.
Он никогда не остынет к ней, ее место никогда не займет другая.
Распрямив плечи, Мэнни взял себя в руки:
– Я хочу кое-что попросить.
– Что? – хрипло сказала она.
– Не стирай мне память. Я никому не расскажу о тебе или твоем виде, клянусь
матерью. Просто… оставь меня вот так, когда уйдешь. Без разума у меня останется
меньше, чем ничего.
***
Пэйн была преисполнена счастья, покидая особняк. Ее брат поделился невероятной
новостью, как только она вернулась домой перед самым рассветом, и она весь день
металась между негой на седьмом небе и крайним нетерпением из-за того, как медленно
плелось время.
А потом она пришла сюда.
Было сложно представить, что ее сердце пело от радости всего десять минут назад.
Но было не сложно понять позицию Мануэля. И ее удивило, что никто из них не
ожидал большего смысла от ее… целительной силы. Или чем бы она ни была.
Конечно, это его заденет.
Глядя на Мануэля, Пэйн нашла его напряженность невыносимой. Он был честен и
действительно волновался о том, с чем останется, если она заберет из зоны досягаемости
его сознания воспоминания о проведенном вместе времени. И ведь он имеет на это полное
право? Он потерял свою любимую работу из-за нее. Его тело и разум находились в
опасности из-за нее.
Судьба милостивая, ей вообще не следовало приближаться к нему.
Именно поэтому близкие контакты с людьми не одобрялись.
– Не волнуйся, – тихо сказала она. – Я не подвергну риску твой ум. Я сделала более
чем достаточно.
Когда он выдохнул с облегчением, Пэйн почувствовала, как слезы образовали ком
в горле.
Он смотрел на нее какое-то время, а затем произнес:
– Спасибо.
Она слегка поклонилась, и, выпрямившись, была поражена, когда увидела
мерцание в его прекрасных карих глазах.
– Я хочу помнить тебя, Пэйн… помнить о тебе все. Все, что произошло. – Тот
грустный, тоскливый взгляд обратился к ее лицу. – Твой вкус, и как мне хорошо с тобой.
Твой смех… изумление. Время, которое я провел рядом с тобой… – Его голос сорвался,
но он справился с этим, прочистив горло. – Мне нужны эти воспоминания, чтобы дожить
свою жизнь.
Слезы вырвались на свободу, стекая по ее щекам, а сердце перестало работать, как
следует.
– Я буду скучать по тебе, bambina. Каждый день. Всегда.
Когда он протянул руки, она бросилась в его объятия, растеряв остатки
самообладания. Всхлипывая на его рубашке, она оказалась охвачена его сильным,
крепким телом, держа его так же крепко, как и он ее.
А потом они одновременно отстранились друг от друга, будто имели одно сердце
на двоих. И Пэйн показалось, что так и было.
Действительно, какая-то ее часть хотела бороться, спорить и пытаться заставить
его увидеть другую сторону, другой путь. Но она не была уверена в существовании
таковой. Она не могла предвидеть будущее равно, как и он, и не больше Мэнни знала о
последствиях того, что в нем изменилось.
Больше нечего было сказать. Конец, наступивший неожиданно, был ударом,
который не смягчит ни разговор, ни прикосновение, ни даже, как ей казалось, время.
– Мне пора идти, – сказала она, отступая.
– Давай, я придержу дверь…
Дематериализовавшись из его дома, Пэйн поняла, что это были последние слова,
которые он ей сказал.
Таково их прощание.
***
Мэнни разглядывал место, где только что стояла его женщина. От нее не осталось
и следа; она растворилась в тонком воздухе, словно резко выключенный луч света.
Исчезла.
Его первым импульсом было зайти в уборную в переднем холле, вытащить
бейсбольную биту и разнести квартиру. Просто разбить все зеркала, стекла, посуду и так
далее, затем скинуть с крыши ту немногую мебель, что у него была. После этого… может,
он бы выехал на «Северное шоссе» на своем Порше, разогнался до сотни и задал курс,
заканчивающийся у креплений моста.
Естественно, в данном сценарии ремни безопасности предусмотрены не были.
Но, в итоге, он просто сел на кровать рядом со спортивной сумкой и обхватил
руками голову. Он не расплакался, как на похоронах. Не совсем. Он лишь чуть капнул на
свои кроссовки.
Как мужчина. Как чертов мужчина.
Но то, как он выглядел со стороны галерки своей пустой квартиры, было также
неважно, как его гордость, эго, член, яйца… и все остальное.
Боже… это не просто грустно.
Потеря разрушила его.
И он пронесет эту боль до конца своей естественной жизни.
Какая ирония. Сначала ее имя91 показалось ему таким странным. Теперь же оно
подходило как нельзя лучше.
Глава 50
Пэйн не стала возвращаться в особняк – те, кто там находился, ее не интересовали.
Ни король, что дал ей свободу, в которой, как оказалось, она не нуждалась. Ни ее близнец,
который все время пытался защитить ее. И, конечно, ни все эти счастливые,
Payne - от англ. Pain – боль.
благословенные пары, которым повезло жить вместе под крышей этого царственного
дома.
Вместо того чтобы отправится на север, она материализовалась на берегу реки, что
пролегала между высокими, застекленными зданиями в центре города. Ветер здесь внизу
был гораздо мягче, волны с шепчущим звуком облизывали скалистые берега. Где-то
вдалеке раздавался шум машин, въезжающих на мост и спускающихся с него на
противоположной стороне, что заставляло ее чувствовать глубину и широту пейзажа еще
более остро.
Среди людей она была совершенно одинока.
Хотя, именно к этому она так стремилась. Это и была свобода, которой Пэйн так
жадно хотела и страстно добивалась.
Там, в Святилище, ничего не менялось. И не происходило ничего плохого.
Но, тем не менее, она бы никогда не променяла эту тяжелую реальность на глухую
изоляцию, в которой пребывала раньше.
О, Мануэль...
– Эй, крошка.
Пэйн оглянулась через плечо. К ней приближался человеческий мужчина,
несомненно появившийся из-за одного из опорных столбов моста. Он покачивался, и от
него пахло застарелым потом и грязью.
Не сочтя нужным ответить на приветствие, Пэйн дематериализовалась дальше
вдоль берега. Не было никакой надобности промывать ему мозги. Он вряд ли вспомнит,
что когда-либо видел ее. И без сомнений, он не понаслышке знал, что такое
наркотический бред.
Пэйн смотрела на волнующуюся поверхность реки, и темная глубина не манила ее.
Она не собиралась вредить себе. Не существовало той тюрьмы, что могла бы удержать
ее... и, кроме того, она больше не станет потакать трусости и малодушию. Крепко
утвердившись на земле ногами, она скрестила руки на груди и просто стояла на месте,
пока время незаметно просачивалось сквозь сито реальности, и звезды вращались над ее
головой, меняя свое положение...
Сначала запах проник в ее ноздри практически незаметно, вплетаясь в аромат
свежей грязи, мокрого камня и городского мусора. То есть в первые секунды она не
заметила в нем ничего особенного.
Но вскоре ее мозг ожил, узнавая его.
Инстинктивно ее шея, будто по своей собственной воле, повернула голову. Затем
развернулись ее плечи... и бедра.
Это мерзкий запах принадлежал врагу.
Лессеру.
Она побежала, чувствуя в крови агрессию, связанную не только со страданием и
разочарованием в том, как обошлась с ней судьба. Она следовала за запахом, и ее
будоражило древнее, переданное по наследству стремление к насилию и защите, все части
ее тела – рука, держащая кинжал, клыки – все покалывало от нетерпения. Цель изменила
ее – она не была ни мужчиной, ни женщиной, ни Избранной, ни сестрой, ни дочерью.
Петляя по улочкам и закоулкам, она была солдатом.
Оказавшись в переулке, Пэйн развернулась, и в самом его начале увидела парочку
убийц, чей запах звал ее от самой реки. Они стояли, явно занятые чем-то, что, как ей
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |