–Значит, ты не знаешь, умер бедняга или нет? – спрашивает Кэгни, просматривая бумаги у себя на столе.
–Нет. Я торопился обратно в контору. Знал, что вы должны скоро вернуться.
–Какое рвение!
Кэгни захлопывает папку, которую держит в руках, и смотрит на своих молодых помощников.
–Сегодня одному из вас, Говард, придется сделать фотографии, а другому, Айан, надо позвонить по поводу объявлений на эту неделю.
–Давайте я схожу отпечатаю снимки, – предлагает Говард.
–Так оно, собственно, и предполагалось.
Говард берет со стола фотоаппарат и уходит. Айан достает из шкафа листок бумаги с телефонными номерами.
–Все то же самое, что и на прошлой неделе? – Айан пробегает глазами список.
–Нет. «Тайме» не надо, оттуда женщины звонят. Работай с мужскими, автомобильными и компьютерными. Ну, еще «Телеграф» и «Файнэншл тайме».
–Как обычно?
—Да.
Кэгни осторожно открывает пластиковый пакетик и достает горсть орешков. Откинув голову на спинку кресла и прикрыв глаза, он начинает давить скорлупу между пальцами. Айан пододвигает телефон на свою сторону стола, кладет перед собой листок с телефонами и, зажав ручку в зубах, набирает первый номер.
– Здравствуйте. Я хотел бы продлить объявление в разделе «Разное». Имя К. Джеймс. Сто шестьдесят четыре знака. Да, вместе со знаками препинания. Да, без изменений. Если хотите, дорогуша, я продиктую еще раз.
Айан начинает читать объявление вслух – медленно, с валлийским акцентом, выделяя каждое слово. Сейчас он напоминает комика, который произносит женоненавистническую тираду, тогда как слушательница на другом конце провода ожидает услышать веселый анекдот:
«Подозреваете свою жену или подружку? Стопроцентно точная информация за разумные деньги. Мы покажем вам, какая она есть на самом деле. Телефон: 0208 398 7764. Звонить с 8 до 20. Только для мужчин».
Айан читает объявление вслух, а Кэгни повторяет его мысленно. Последние десять лет оно почти не менялось. Пару раз пришлось заменить номер телефона, и еще через год после того, как Кэгни занялся этим делом, он добавил слово «подружка» – понял, что постоянные любовницы находятся под таким же подозрением, как и официальные жены. Фразу «только для мужчин» Кэгни добавил после первой же недели, потому что из всех тех, кто позвонил по объявлению, шестьдесят процентов оказались именно женщинами. И сейчас ему время от времени звонят дамы, но для них у Кэгни припасен стандартный ответ: «Мы работаем только с мужчинами и только с разнополыми парами. Нет, никакой дискриминации. Просто у нас в команде нет женского персонала. Нет, к сожалению, я не знаю такого агентства, которое работало бы на женщин. Попробуйте обратиться к частному детективу. Если хотите, я могу дать вам номер, или поищите что-нибудь подходящее в телефонном справочнике».
Некоторые чрезмерно возбудимые особы все-таки кричали на него, обвиняя в шовинизме, и заявляли, что такие вещи в современном мире недопустимы. Кэгни старался прикусить язык и не отвечал, что с современным миром с самим не все в порядке. Все эти крики только сильнее убеждали Кэгни в правильности его решения. Если работать на женщин, хлопот получишь больше, чем денег.
За эти годы его много раз обвиняли в женоненавистничестве – особенно женщины, которых он уличал в измене. Иногда мужья указывали им на Кэгни как на источник информации, и дамы приходили к нему с обвинениями. И всякий раз Кэгни объяснял, что слово «женоненавистник» ему не подходит. Оно чересчур сильное. Кэгни не ненавидит женщин; они ему просто не нравятся. Одни в большей степени, другие в меньшей. Особенно Кэгни не нравились те женщины, которые разбивали сердце ему самому.
Айан делает еще с полдюжины звонков и наконец кладет трубку.
–Кэгни, у нас сегодня будет общее собрание или нет? Если будет, то давайте проведем его побыстрее. У меня через час занятия по динамичной йоге.
–Не могу поверить, что тебя вообще взяли на эти занятия.
–Йога – штука очень динамичная.
–Ты уже говорил. Объясни мне, пожалуйста, что динамичного в держании самого себя за большие пальцы ног?
–Поверьте мне, босс, йога – это гораздо больше. Вы воздействуете на чакры и обретаете внутренний покой. Хотя в одном вы правы: от йоги тело становится очень гибким. Лично я уже могу завернуть обе ноги себе за голову. Хотите покажу?
Айан садится на пол и хватается за обе лодыжки. Кэгни берет в руки папку и начинает читать, не обращая внимания на громкое пыхтение. Через две минуты Айан начинает вполголоса ругаться. Кэгни поднимает глаза и видит своего помощника с заведенной за шею ногой.
–Черт подери, я застрял, – сипит Айан. – Надо было сначала разогреться. Кэгни, клянусь, со мной такого еще не случалось. Обычно я очень гибкий. Черт возьми!
Айан отчаянно хрипит и тяжело дышит, сидя на полу и не в силах пошевелиться.
–Кэгни, вы мне не поможете, а?
Кэгни снова поднимает глаза от бумаг, и в этот момент в контору врывается Говард. Увидев Айана, он с радостной улыбкой замирает на месте.
–Ой, простите, ребята. Я вам помешал? Мне выйти?
Кэгни невозмутимо переводит взгляд на свои бумаги, и в следующую секунду левая лодыжка Айана издает странный треск.
–Говард, сходи посмотри, может, «скорая» еще не уехала.
ЗАВИСИМОСТЬ
Сегодня доктор сам сделал нам кофе. Такое случалось нечасто. Обычно напитки приносила Пенни, его ассистентка. За все то время, пока я хожу к доктору, она целых пять раз наливала мне в чашку сливок. Интересно, она делала это по просьбе доктора, чтобы проверить мою реакцию? Может, он надеялся, что я в конце концов сдамся и все-таки выпью кофе со сливками? С другой стороны, вполне возможно, что доктор тут ни причем, а просто Пенни не очень сообразительная девушка.
–Где Пенни?
–У нее выходной.
–Значит, вы ее не уволили?
–Нет. Она никогда не работает по вторникам.
–Почему?
–Она на неполном рабочем дне.
–А почему вы не сможете принять меня в следующую пятницу?
–У меня начинается отпуск.
–Здорово. Едете куда-нибудь?
–В Индию.
–Классно. А почему вы решили встретиться со мной сегодня? Две встречи за одну неделю – это как- то чересчур. Мы вполне могли бы пропустить пару недель. У меня такое чувство, что я приходила к вам всего пять минут назад.
–Я надеюсь, что вы захотите все-таки поговорить о том происшествии.
–Да забудьте вы о нем! У меня есть новости... Насчет Эдриана. Мы теперь что-то вроде пары.
Доктор смотрит на меня и молча ждет продолжения.
–Мы с ним несколько раз встречались. Честно говоря, я не ожидала, что он будет приходить так часто. Я вам не рассказывала, сама не знаю почему. Наверное, боялась, что все это ненадолго. Он ведь один раз приходил пьяным... Короче говоря, последний раз он пришел в понедельник и сказал: «Мы с тобой», как будто мы настоящая пара... Что вы об этом думаете?
–А что вы об этом думаете?
–Я первая спросила.
–У меня определенного мнения нет.
–Ага... Ясно...
–Ну так что вы об этом думаете, Санни?
–Яне знаю...
Из меня как будто выпустили воздух. Я надеялась, что доктор порадуется за меня. Надеялась, что частичка его радости передастся мне самой. Странно, доктор совершенно спокоен.
–Как вы себя чувствуете с тех пор, как это произошло? Вы готовы поговорить о случае с ребенком? В понедельник вы согласились о нем побеседовать, но нам не хватило времени.
–Если честно, я совсем забыла про тот случай.
–Вы что, совсем о нем не думали?
–Совсем не думала. Хотя нет... Я думала про тот несчастный ужин, будь он неладен. Я иду туда завтра вечером.
–Ужин?
–Нуда. Я вам не говорила? Родители малыша пригласили меня на ужин. В качестве, так сказать, благодарности. Ужас какой-то, правда?
Доктор обеспокоенно хмурится, но тут же берет себя в руки и невозмутимо замечает:
–Действительно, странное приглашение. Хотя мне трудно судить, поскольку я до сих пор не знаю, что именно произошло с вами в то утро.
Я прижимаю колени к груди и устало зеваю. Я не привыкла к тому, чтобы посреди ночи чья-то блуждающая рука прерывала мой сон. Мои биологические часы только приноравливались к такому режиму.
–Ну ладно, чувствую, вы не отстанете, пока я вам все не расскажу. Слушайте. Я сидела за столиком, пила кофе. Тут появилась та женщина с тремя детьми – все мальчики. Они сели рядом. Дети начали играть и бегать между столиками. Женщина отвлеклась на младшего ребенка. В этот момент появился какой-то мужчина... – Я делаю паузу. – Ну вот... Этот мужчина проходит мимо и подхватывает одного из мальчиков... Дугала... – Я судорожно сглатываю. – Подхватывает и уносит его с собой. Мать мальчика, естественно, в шоке. Ей приходится остаться с двумя другими сыновьями, а я бегу за похитителем...
Снова делаю паузу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Доктор смотрит на меня без всякого выражения и ждет.
–Не знаю, зачем я побежала. Я просто не могла спокойно сидеть и смотреть, как он уносит малыша. Я догнала того человека, и он пнул меня ногой.
–Он пнул вас в лицо? – потрясенно спрашивает доктор.
–Что? Нет! Господи, ужас какой. Как вы могли такое предположить?
–У вас синяк под глазом.
–Ах да. Синяк. А я-то думаю, что вы себе навоображали. Про синяк я и забыла. Синяк, потому что сначала он ударил меня кулаком в лицо.
–Значит, он вас избил?
Я морщу нос.
–Ну, избил – это сильно сказано. Скорее дважды стукнул. Как бы то ни было, мне удалось отобрать у него ребенка.
–Каким образом?
–Я бросилась ему на спину... Господи, это было ужасно глупо. Я даже не думала в тот момент, что делаю... – Я судорожно сглатываю.
–Похитителя поймали?
–Да. Там был еще один парень, и он его схватил.
Я мысленно представляю Кэгни Джеймса. Последние часы я старалась вообще о нем не думать. Завтра вечером мне придется встретиться с ним снова. По правде говоря, меня это несколько... беспокоит. Я даже не могу внятно объяснить, что именно чувствую. Если бы меня под страхом смерти заставили дать определение этому чувству, я назвала бы его «нервным возбуждением», хотя не считаю данную формулировку абсолютно верной. Такое ощущение, что мне предстоит сдать какой-то жизненно важный экзамен. Я знаю, что готовилась к нему и прекрасно изучила предмет, но все равно боюсь в самый ответственный момент растеряться и все безнадежно испортить. Для меня очень важна предстоящая встреча, хотя я не понимаю почему. Кэгни Джеймс вел себя резко, даже вызывающе. Мне не из-за чего волноваться, все равно предстоящий вечер ничего хорошего не сулит.
–Он странный, – говорю я вслух.
–Кто? Мужчина, который похитил ребенка?
–Нет. То есть да. Похититель тоже был странный, но я говорила про того, кто его поймал. Я разговаривала с этим парнем, после того как нас отпустили из участка, и он показался мне каким-то... особенным, что ли.
–В каком смысле особенным?
–Не знаю. – Я провожу рукой по волосам. – Мне показалось, что я как будто знала его. Или он меня знал.
Так или иначе, он начал на меня кричать. Ни с того ни с сего. По-моему, ему вообще женщины не нравятся. Наверное, встретился в свое время с какой-нибудь непорядочной особой, вот и ненавидит теперь весь женский пол. А может, он просто голубой. Я в тот момент об этом не подумала, однако на нем был свитер с высоким воротником и...
–Он вас разозлил?
–Разве гетеросексуальные мужчины носят свитера с высоким воротником? Не такие, знаете, толстые, шерстяные, а именно...
–Как он вас разозлил?
–А у вас есть свитер с высоким воротником?
–Я спрашиваю, как он вас разозлил?
–Что? Ах да. Ну, мы кричали друг на друга. Спорили насчет... Господи, даже не помню, из-за чего мы спорили. Помню только, что ужасно разозлилась, а потом пришла мать Дугала.
–Он тоже злился?
–Ужасно злился! Безо всякой причины! Вел себя просто оскорбительно.
–Ну что ж, в вашей стычке не было ничего странного. Очевидно, вы просто выместили друг на друге весь тот гнев, который чувствовали к похитителю.
–О... Ну да... Наверное, вы правы. Он жутко рассвирепел... Хотя... У меня было такое чувство, что я готова чуть ли не убить этого Кэгни Джеймса. Он ужасно меня разозлил. До безумия!
Я издаю короткий смешок, удивленная собственными словами. Странно. Мне первый раз пришла в голову эта мысль. Хотя нет. Неправда. Я просто не позволяла себе думать об этом. Мысль о безумии нашей взаимной злости несколько раз приходила мне в голову, но я гнала ее прочь. Делала вид, что не замечаю.
–Значит, до безумия? – переспрашивает доктор.
– Нет, это неправильное слово. Нет, правильное! Я безумно разозлилась! Я очень хотела доказать ему, что права. Хотела... хотела схватить его и... и заставить слушать меня. Он выглядел таким самоуверенным! Как будто точно знал, что я не права, а он прав... Даже не помню, в чем я собиралась его убедить...
Доктор поворачивается и начинает писать что-то в блокноте, а я делаю глоток кофе. Через пять минут я замечаю, что доктор все еще пишет, а моя чашка совершенно пуста.
–Что, роман сочиняете?
Доктор усмехается:
–Нет. Делаю кое-какие пометки, чтобы вернуться к нашему разговору, когда я выйду из отпуска.
–А сейчас вы просто тратите мое время? Я имею в виду, что плачу за это ваше время...
–Я пишу не о чем-то постороннем, а о вас.
–И что вы там написали?
–Несколько слов о вашем повествовании.
–Ясно. Давайте теперь поговорим об Эдриане.
–Вы хотите о нем поговорить?
–Да нет, не особенно. Даже не знаю, с какой стати я о нем вспомнила. Наверное, потому что я не понимаю, что мне делать дальше. Я пригласила Эдриана пойти со мной завтра вечером на ужин к родителям Дугала.
–По-моему, вы не слишком-то довольны, Санни. Что странно, учитывая то, сколько времени вы говорили об Эдриане на наших сеансах.
–Так обычно и случается. Сначала ты очень сильно о чем-то мечтаешь, затем перестаешь мечтать, поняв, что никогда в жизни этого не получишь, а потом твоя мечта внезапно сбывается, и ты не знаешь, как реагировать. Понятия не имею, что со мной происходит. Нам надо было чаще все это обсуждать! Мы бы давно во всем разобрались, и я уже не чувствовала бы себя такой растерянной. Я запуталась.
–Санни, я не могу объяснить вам, что такое любовь. Она просто приходит к человеку и все. Вы сами поймете, когда влюбитесь.
–Лично я с вами не согласна. Ну да ладно.
–А что насчет вашего нового знакомого?
–Кэгни Джеймса? Скажите, доктор, разве это не самое дурацкое имя из всех, что вы когда-либо слышали?
Доктор поднимает на меня глаза и выразительно молчит, по всей видимости, подразумевая, что не видит необходимости отвечать на вопрос. Почему? Я же не собираюсь обвинять его в нарушении профессиональной этики, если он немного позлословит!
–Ну, Санни, так что там насчет Кэгни Джеймса?
Доктор улыбается, произнося мое имя, но меня это не обижает. Конечно, мое имя тоже довольно необычное.
–Да ничего! Он просто грубый, неприятный человек. И спровоцировал меня на ответную грубость.
–Вы не думаете, что та ярость, которую вы испытывали друг к другу, могла выражать ваше обоюдное притяжение?
–Что?!
–Я имею в виду сексуальное притяжение.
Я выпрямляю спину, скрещиваю руки на груди и закидываю ногу на ногу.
–Вы что, с ума сошли? Или успели перестроиться на индийское время? Какое еще притяжение?! Он просто отвратителен!
–В каком смысле?
–Ну, для начала он был одет во все черное!
Доктор окидывает меня взглядом с ног до головы.
Дело в том, что сегодня я тоже одета во все черное.
–Для девушки это вполне допустимо, а когда мужчина одевается во все черное, возникает такое чувство, будто он изображает из себя Роберта Палмера или
Джека Керуака. Не самые достойные примеры для подражания.
–Согласен. Кстати, черное вам идет. Вы сегодня прекрасно выглядите.
–Что?
Я успела снять одну ногу с другой, но тут снова их скрещиваю. Доктор никогда раньше не делал мне комплиментов. Любопытно, он всегда такой странный по четвергам? Раньше я приходила к нему на прием только по понедельникам.
–Я сказал, что вы прекрасно выглядите, – повторяет доктор. – Вам нравится ваш нынешний облик?
–Я принимаю его. Благодарю за комплимент и все такое, но не могли бы мы поговорить об Эдриане? Я хочу понять, что мне нужно делать, пока вы будете в отпуске.
–Я не знаю, что посоветовать вам относительно Эдриана. Позвольте сделать вам один комплимент?
–Пожалуйста, – отвечаю я тихо.
–Вы сегодня прекрасно выглядите.
–Перестаньте повторять одно и то же! Я не глухая. Знаете, вы сегодня очень странно себя ведете.
–Вы не можете просто сказать спасибо за комплимент? Вы считаете, что комплимент непременно несет в себе какую-то сексуальную нагрузку? Вы думаете, что если я говорю комплимент, значит, чувствую сексуальное влечение? Вас смущает сексуальное влечение, и поэтому вам так трудно принять комплимент, верно?
–Я занималась сексом с Эдрианом три или четыре раза. Поэтому подобные вещи не вызывают у меня дискомфорта. Более или менее.
–Как вы себя чувствовали, когда Эдриан сказал, что вы прекрасно выглядите?
–Он мне этого не говорил.
–А как вы отнеслись к тому, что он сказал: «Мы с тобой», как будто вы с ним настоящая пара?
–Мне показалось, что сначала он должен был спросить у меня.
Доктор снова начинает строчить что-то в блокноте, а я прижимаю колени к груди. Через минуту доктор откладывает ручку в сторону и смотрит мне прямо в глаза.
–Вы сердиты на Эдриана за то, что он так уверен в вашем желании стать его девушкой, тем не менее вы пригласили его пойти вместе с вами в пятницу на ужин. Объясните, зачем вы позвали его с собой?
–Ну, наверное, я подумала, что... Не знаю... Та женщина сказала, что я могу кого-нибудь с собой привести. Раньше у меня никого не было... А тут появился Эдриан, я и подумала, что стоит воспользоваться такой возможностью. Да и не бывает так, чтобы ты очень долго испытывала к человеку сильные чувства, а потом эти чувства взяли и разом испарились. Кэгни наверняка кого-нибудь с собой приведет. Не хочу оказаться на этом ужине единственной унылой одиночкой среди счастливых пар. Я обязательно должна пойти туда со спутником.
–Санни.
Когда доктор называет меня по имени, я неизменно чувствую оживление. Словно он вот-вот наконец- то объяснит, в чем моя проблема и как ее решить. Увы, до сих пор он так ничего и не объяснил мне.
–Санни, вы должны смириться с тем, что любовь к Эдриану прошла. Думаю, когда-то вы действительно его любили, но ваши чувства постепенно изменились. Запомните, это ничуть не преуменьшает то, что вы чувствовали к Эдриану прежде, просто все в жизни меняется. Не исключено, что сейчас вы, сами того не осознавая, симпатизируете новому знакомому – Кэгни Джеймсу. Возможно, это проявление благодарности за то, что он помог вам, и вообще за ту роль, которую мистер Джеймс сыграл в истории с похищением. Подумайте над моими словами, пока я буду в отъезде, а потом поговорим.
–Господи Боже! Вам придется отдыхать в Индии месяца два. Раньше мне никак не справиться.
Доктор улыбается.
–Увидим. – Посмотрев на часы, он удивленно добавляет: – У нас осталось еще полчаса.
Действительно, странно. Мне тоже казалось, что мы успели обсудить очень многое.
–Ну, давайте снова поговорим о том, что мы уже обсудили. Конечно, если у вас не появилось какой-то новой темы для беседы.
Я провожу рукой по волосам и проверяю, все ли в порядке с моим маникюром. Хватит ли у меня смелости завести разговор о том, о чем я с самого утра собиралась поговорить с доктором?
–Давайте поговорим о моей диете, – предлагаю я шепотом.
–Хорошо, – соглашается он. – Что именно вы хотели бы обсудить?
–Сначала пообещайте, что не будете по всякому поводу спрашивать, как я отношусь к тому или сему.
–Не спрашивать? Почему?
–Потому что! Меня это раздражает. Если у меня будет к чему-то какое-то особое отношение, я сама вам расскажу. Идет?
Доктор снова улыбается.
–Идет. Кстати, я считаю отличным знаком то, что вы самостоятельно подняли тему о своей диете. Даю честное слово, что в следующие полчаса не стану спрашивать, как вы относитесь к чему бы то ни было.
–Хорошо. И спасибо.
–Итак, когда вы решили сесть на диету?
–Я точно не помню. Просто взяла и в один прекрасный день села. К тому времени я поправилась, как никогда в жизни. У меня начиналась депрессия. Вот я и решила заняться собой.
–А как вы пришли к такому решению?
–Я сама не раз задавала себе этот вопрос. Я и раньше пробовала голодать, но у меня ничего не получалось. Наверное, просто собрала всю свою силу воли в кулак. Диета стала чем-то вроде благого дела – моего личного благого дела. Конечно, это вам не то, что помогать бездомным или ехать в Африку спасать голодающих... Такое, знаете ли, очень поверхностное благое дело.
–Благое дело? Интересная формулировка. Почему вы выбрали именно ее?
–Потому что диета – длительный и болезненный процесс. Как в той поговорке: хочешь пить шампанское и носить высокие каблуки, готовься страдать.
–И как вы действовали? Каким образом вам удалось сосредоточиться на цели? Кстати, напомните мне, сколько килограммов вы решили потерять?
–Пятьдесят с лишним килограммов. Мне до сих пор трудно называть эту цифру. Я чувствую себя уродиной.
–Вы не против, если я спрошу, сколько вам еще осталось сбросить?
–Около двенадцати килограммов.
–Так много?
–Ну, не так много, как кажется. Просто вы не видели меня голой.
–Ага.
Доктор сконфуженно откашливается. Я смутила его своими словами. Мой отец отреагировал бы точно так же, если бы какая-нибудь девушка заявила ему нечто схожее. Теперь доктор нравится мне чуть больше, чем прежде.
–Итак, как вам удалось сосредоточиться на задаче?
–Ну, для начала надо сказать, что в первые два месяца или около того было очень трудно. Сама не знаю, как мне удалось заставить себя не есть. То есть я не совсем не ела, конечно, просто отказалась от некоторых продуктов. Стала следить за тем, что кушаю. В конце концов, стало помогать. Потом я записалась на занятия в тренажерный зал. Сначала никто не замечал, что со мной происходит, а когда заметили, я отнеслась к диете еще серьезнее. Я почувствовала, что начинаю выигрывать.
–Что говорили окружающие?
–Они не говорили ничего особенного. Подействовало скорее то, как они смотрели. По мере того как я худела, люди на улицах и в тренажерном зале начали смотреть на меня по-другому. Как аплодисменты, понимаете? Я стала гордиться – собой и своими успехами.
–А ваше отношение к еде серьезно изменилось?
–Да оно, собственно, и не менялось. Я по-прежнему все время думала о еде. Я и сейчас думаю. Думаю о том, что съела сегодня на завтрак. Думаю о том, что съем на обед и на ужин. Вспоминаю, как занималась утром в тренажерном зале и над какими мускулами работала. Подсчитываю, сколько сожгла калорий. Решаю, когда мне в следующий раз идти на занятия. Вспоминаю, сколько весила на прошлой неделе, и прикидываю, сколько буду весить на следующей неделе и через месяц. Думаю, какую одежду не могу носить сейчас и какую смогу носить через месяц.
Я говорю легко, без труда формулируя свои мысли, хотя впервые рассказываю о себе такие вещи.
–Как видите, я по-прежнему помешана на еде, только теперь это иначе проявляется.
–Похоже, вы стыдитесь этого.
–Конечно, стыжусь! Что тут странного? Большинство людей практически не думают о том, что едят. Почему же я постоянно озабочена только едой и ничем, кроме еды? Вы не представляете, как это ужасно!
Я чувствую себя... каким-то животным... самым примитивным животным. В то воскресное утро, когда с мальчиком случилось несчастье, когда все уже закончилось, я ехала в патрульной машине в участок, чтобы рассказать обо всем полиции, дать показания... и о чем я думала в такой момент, после такого ужасного происшествия? Подсчитывала в уме, сколько калорий сбросила за то время, пока бежала за похитителем!
–И как вы к этому... Простите.
–Вы хотели спросить, как я к этому отношусь?
Я делаю глубокий вдох, чтобы остановить набегающие на глаза слезы, однако голос у меня все-таки предательски дрожит:
–Я кажусь себе отвратительной. Единственное, что меня сейчас волнует, это потеря веса. Ничто больше меня не интересует – ни люди, ни чувства, ни все остальное. Я стала равнодушна к Эдриану. Меня совсем не радуют его слова про нас как про пару, а ведь я так давно мечтала их услышать! Неужели в наших отношениях все в прошлом? Почему меня совсем не интересуют его чувства? Неужели я всего за один год стала пустой и мелкой? Меня не волнует даже то, что я спасла ребенка...
Я никак не могу остановить льющиеся из глаз слезы и стараюсь не встречаться взглядом с доктором – смотрю вниз, в сторону, куда угодно, лишь бы не ему в глаза. Стоит мне заметить в них сочувствие, и я совсем расквашусь.
–Санни, вам страшно?
–Да, очень страшно. Я не могу остановиться. Я стала зависимой от своей диеты. Я обязательно должна сбрасывать каждую неделю очередные граммы и получать какое-то одобрение от практически незнакомых мне людей – от кассирши на станции метро, от продавца в киоске, в котором покупаю журналы. «Вы что, похудели? И много сбросили? Наверное, трудно было?» Раньше я никогда и ни от кого не слышала столько одобрительных слов... И теперь мне страшно, что в один прекрасный день все это закончится.
– Вы никогда не думали, что другие люди, другие женщины испытывают в подобной ситуации точно такие же чувства? Может, вам не будет так страшно, если вы поймете, что не одиноки в своих переживаниях?
–Но не все же люди так живут, правильно? Стройные женщины не помешаны на своем весе так же, как полные.
–Откуда вы знаете? Полагаю, всякое случается,
–По-моему, это неправильно, когда человек озабочен только собой.
–А если бы вы узнали, что все люди сосредоточены на своих проблемах не меньше вашего, вы прекратили бы голодать?
–Нет.
Я отвечаю тихо, почти шепотом, и доктору приходится напрягать слух, чтобы меня расслышать.
–Единственное, чего мне хочется, – продолжаю я, – это стать стройной. Я всю жизнь была толстой. Всю жизнь большинство мужчин не замечали меня в упор, а другие замечали так, что лучше бы и не замечали, – то услышишь какую-нибудь гадость, то насмешку, то еще что-нибудь. И всегда мне приходилось справляться со всем этим в одиночку. Я больше не хочу быть одинокой. Я хочу, чтобы обо мне кто-нибудь заботился.
Доктор поворачивается и берет со стола упаковку бумажных носовых платков, которую я никогда прежде не замечала. Слезы текут у меня по лицу так сильно, что придется вытирать не только глаза, но и нос, и щеки, и подбородок.
–Вы считаете, вас никто не полюбит, пока ваша внешность не станет идеальной?
–Не знаю. Я пока что только средней стать пытаюсь и то практически свихнулась.
–Вы не свихнулись, Санни.
Как ни странно, в устах доктора слово «свихнуться» звучит вполне естественно. Оно его совсем не смущает. Его вообще ничто не смущает. Мой отец наверняка почувствовал бы себя очень неловко, разговаривая на таком языке.
–Вы можете бросить свою диету хоть завтра, Санни. Я уверен, что вам больше незачем худеть. Сейчас у вас совершенно нормальный, здоровый вес. Вам не обязательно становиться худой. Достаточно того, что теперь вы избавились от нездоровой полноты. Возьмите себя в руки и примите решение.
Доктор протягивает мне еще один носовой платок. Я громко сморкаюсь и, глядя доктору в глаза, отвечаю уже довольно спокойно:
–Я не смогу отказаться от диеты. По крайней мере с завтрашнего дня не смогу. Я стала зависимой от нее.
Часы доктора издают обычный отрывистый сигнал, сообщающий, что сеанс подходит к концу.
–Если хотите, мы можем продолжить наш разговор, – говорит доктор. – Следующая встреча у меня только через полчаса. По-моему, у вас случилось нечто вроде нервного срыва. Надо серьезно все обсудить. Если угодно, я научу вас справляться с такими ситуациями, когда кажется, что все выходит из- под контроля. Научу оценивать собственное поведение. Это называется когнитивно-поведенческая терапия. Вы сумеете разорвать некий порочный круг, который...
Я вытираю с глаз последние пару слезинок.
–Нет, спасибо. Со мной все в порядке. Обещаю, что, когда вы вернетесь, я буду здесь. Не успею к тому времени истаять полностью.
–Хорошо, Санни. И последнее. Я хочу, чтобы, кроме всего прочего, вы подумали об одной очень важной вещи. Возможно, вы одиноки не из-за излишнего веса или каких-то других несовершенств. Вы одиноки, потому что не позволяете никому себя полюбить.
– Ладно, подумаю. Правда, я ничего не поняла, но подумать обещаю.
Домой я иду мимо стены, огораживающей наш местный сад. Разросшиеся ветви деревьев свисают над тротуаром, выглядывая из-за высокого ограждения. Похоже, будто они не хотят сбежать из своего зеленого рая, а просто любопытствуют, пытаясь разузнать, что находится за его пределами. Приятно, что хотя бы деревья понимают: хорошо не там, где их нет, а дома. Поток автомобилей течет в сторону Ричмонда, а я вспоминаю, что меня ждут две дюжины упаковок с хлыстами, которые необходимо отправить клиентам по почте. Сейчас довольно прохладно, поэтому я затягиваю пояс поплотнее. Мимо проезжает фургон с дорожными рабочими. Поравнявшись со мной, водитель сигналит, а один из рабочих – наверняка чей-то муж или отец – высовывается из окна машины и кричит:
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |