Я показываю на свой живот. От собеседника никакой реакции. То есть совсем никакой. Надо просто развернуться и уйти.
–Впрочем, если подумать, что такое пара синяков? В сравнении с тем, что могло случиться с ребенком... Кстати, это вы похитителя поймали? Молодец, ничего не скажешь.
Я одобрительно поднимаю вверх большой палец. Никакой реакции. Господи, ну почему я никак не заткнусь? Стыд-то какой.
–Даже не знаю, о чем я тогда думала... Хотя в таких ситуациях человек, наверное, не способен думать, правда, ведь? Я просто действовала... В смысле просто делала то, что должна была сделать... То есть я, конечно, не знала, что именно надо делать... В такие минуты некогда что-то планировать, правда? – Мой голос переходит в жалобный шепот, и я зачем-то добавляю: – Вот такие дела...
Еще немного, и я снова расплачусь, на этот раз от напряжения. Глаза щиплет, в горле встает огромный комок.
Мой собеседник значительно старше меня, совсем взрослый. Лично я чувствую себя взрослой только тогда, когда держу на руках ребенка. Двадцать восемь лет–это не так много, как казалось в детстве. Тогда я думала, что к двадцати пяти годам Санни Уэстон совсем повзрослеет и окончательно устроит свою жизнь.
Я оглядываюсь по сторонам. Незнакомец тоже оглядывается и вяло улыбается, ничуть не впечатленный моими рассуждениями. Я чувствую себя ужасно глупо при мысли о том, что этот человек, наверное, совсем не такой, каким показался мне при первой встрече. Он проявил удивительную для наших дней храбрость, но это не значит, что он исключителен во всем. Всякий раз, когда я встречаю новых людей, меня не оставляет чувство, что мы давно знакомы. Люди так стараются быть похожими друг на друга, соответствовать одному и тому же идеалу, что в результате сливаются в одно огромное уродливое и безликое существо. С чего я взяла, что этот человек другой? Я ему просто-напросто не интересна. Я для него недостаточно белокурая, или недостаточно кокетливая, или недостаточно какая-нибудь еще. В общем, не соответствую некоему важному для него критерию...
Однако он вдруг протягивает мне руку:
–Кэгни. Кэгни Джеймс.
У меня невольно округляются глаза. Это же не имя, а название детективного сериала пятидесятых годов – с черно-белыми титрами, отвратительным монтажом и смешной графикой.
–А меня зовут Санни. Санни Уэстон. Можно просто Санни.
Я замечаю, что у него тоже округляются глаза. По всей видимости, он привык на все реагировать с каменным лицом, но на сей раз удивление оказалось сильнее. Интересно, он когда-нибудь поддается чувствам настолько, чтобы выдавить из себя улыбку?
–Вас зовут Санни?
—Да.
–Санни?
— Да...
–Как одного из гномов в сказке про Белоснежку?
Он смотрит на меня с недоверием.
–А кем из них был Кэгни? – спрашиваю я. – Гномом, который любил выпить и пообщаться с девицами легкого поведения?
Мы все еще жмем друг другу руки, и наши пальцы стискиваются с обоюдной злостью. Похоже, будь у нас такая возможность, мы переломали бы друг другу кости. Поняв, что происходит, мы одновременно отдергиваем руки. Я трясу кистью, чтобы скрыть смущение, а затем поднимаю глаза на собеседника. Он опустил глаза и смотрит на свой кулак. Я бы не сказала, что между нами проскочила искорка, однако получилось как-то... забавно. Не смешно, а именно забавно. Не по-хорошему забавно.
Я делаю шаг назад, когда мистер Джеймс вдруг прерывает молчание.
– То, что вы сделали сегодня утром, было очень глупо, – говорит он.
–В каком смысле? Я вас не понимаю.
–Ничего удивительного. Глупо то, что вы бросились бежать за тем ублюдком. Я находился всего в нескольких футах за вами. Надо было просто подождать. Он ведь мог серьезно вас поранить. Или в сказочной стране не случается несчастий?
–Он меня действительно поранил, но я, как видите, выжила, отобрала у него ребенка и не потеряла ни одного жизненно важного органа.
Я поражена тем, как он со мной разговаривает, и одновременно в ужасе от собственного тона. Не понимаю, зачем я говорю с ним так грубо? Надо немедленно все исправить.
–Тем более что он выглядел таким испуганным. Думаю, он и сам не до конца понимал, что делает.
–И, по-вашему, это его оправдывает?
Кэгни выпрямляет спину. В ответ я по-петушиному закидываю голову. Я почему-то ужасно разозлилась.
–Конечно, нет! Однако нельзя все красить только черной и белой краской.
–Нельзя? Тогда в какие цвета окрашено похищение ребенка? В цвет сливочного мороженого? Может, это было чудесное приключение? Или скачки на единороге?
–Нет, но это было не черным, как ваши легкие, и не белым, как ваши волосы.
–В таком случае, мисс...
Я выжидающе смотрю на него в течение нескольких секунд, а затем понимаю, что он забыл мою фамилию и ждет подсказки.
–Уэстон, – напоминаю я раздраженно.
–В таком случае, мисс Уэстон, что это было? Объясните, пожалуйста.
–Дело в том, Кэгни...
Я произношу его имя с подчеркнутым сарказмом и тут же сожалею об этом, чувствуя себя смешной.
Мистер Джеймс смотрит на меня с презрением и молчит.
–Я не имела в виду, что оправдываю поступок того человека.
–Что же в таком случае вы имели в виду?
–Я имела в виду, что у его поступка должна быть какая-то причина. То есть не оправдание, а объяснение.
–Он больной ублюдок, вот и все объяснение.
–Наверное, он в какой-то степени болен. Не спорю. Однако он ведь не родился таким. Он ведь не с самого детства хотел причинять людям боль, или похищать младенцев, или еще что-нибудь подобное.
–Ну, естественно, он таким родился! Некоторые люди больны с самого появления на свет.
–Не может быть, чтобы вы на самом деле так думали.
–Очень даже может. Или вы считаете, он стал таким из-за того, что мать до восемнадцати лет кормила его грудью, а отец был алкоголиком? Вы считаете, что во всем виноваты родители?
По моей спине стекает тоненькая струйка пота. Ненавижу этого типа!
–Вы сейчас самого себя описали, мистер Джеймс?
–В сравнении с нашим утренним знакомым я само воплощение нормальности.
–Ну конечно. Злобность и невежество – очень здоровые явления.
–Может, я и не самый добрый человек на свете, но ничего плохого я людям не делаю.
–Не считая того, что занудством доводите их до белого каления. Мне искренне жаль вашу жену.
Он сдвигает брови и стискивает челюсти. У меня от злости трясутся руки.
–По-вашему, я выгляжу достаточно глупым, чтобы иметь жену?
–По-моему, вы выглядите достаточно глупым для чего угодно.
Мимо проходят двое полицейских. Они подозрительно косятся на нас, когда я повышаю голос. Я улыбаюсь им самой милой из всех своих улыбок и жду, пока они не скроются за вращающейся дверью полицейского участка. Затем снова поворачиваюсь к Кэгни, отчасти надеясь, что тот уже успел уйти. Он стоит на прежнем месте, не меняя позы, и смотрит на меня с нескрываемым презрением.
–По крайней мере, я глуп не настолько, чтобы связаться с такой особой, как вы, – заявляет Кэгни самым решительным тоном.
–А я, как и большинство женщин, глупа не настолько, чтобы дать вам такую возможность, – парирую я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно невозмутимее.
–Ну, естественно. Современные женщины слишком заняты сжиганием лишних калорий. – Он окидывает взглядом мою фигуру на тот случай, если я не поняла, о ком идет речь, и продолжает: – Им некогда замечать достойных мужчин.
–А вы вообще в курсе, что происходит? Может, вы в магазинах до сих пор пытаетесь расплачиваться шиллингами?.. Загляните в газету – на дворе двадцать первый век! Если найдете где-нибудь достойного мужчину, обязательно дайте мне знать. Лично я не уверена, что таковые еще существуют. По крайней мере, мне они не попадаются.
–Наверное, потому, что они успевают заметить вас первыми и скрыться от греха, подальше.
Кэгни смотрит на меня. Я смотрю на него. Честное слово, если бы мы стояли не у дверей полицейского участка, я дала бы ему пощечину.
–Здравствуйте.
Мы оба резко поворачиваемся на голос и замечаем, что к нам приближается высокая, сухощавая элегантно одетая женщина. Я мгновенно узнаю в ней мать Дугала. Глаза у женщины распухли от слез. Детей она, к счастью, с собой не привела.
Мы с Кэгни смотрим на нее с недоумением. Странный сегодня день выдался.
–Я так и не успела как следует вас поблагодарить, – говорит женщина. – Вас обоих.
Она упирается длинными худыми руками в бедра. Затем убирает руки с бедер и нервно хлопает в ладоши. Затем откидывает с глаз прядь волос и скрещивает руки на груди. Да, сегодня утром с ней случилось самое ужасное, что может произойти с любой матерью. Я чувствую, что душившая меня ярость понемногу отступает, и проникаюсь к матери Дугала глубокой благодарностью – она прекратила то недоразумение, которое случилось между мной и Кэгни Джеймсом. Понятия не имею, что на нас нашло. Моим единственным оправданием является то, что я определенно была не в себе.
–Ну что вы. Нет никакой необходимости нас благодарить. То есть меня благодарить... – Я бросаю взгляд на Кэгни и продолжаю: – Любой на моем месте поступил бы точно так же. Я рада, что все хорошо закончилось.
Она устало улыбается нам обоим и снова откидывает со лба прядь волос. Я делаю шаг в ее сторону, подальше от Кэгни.
–Мальчики сейчас с отцом. Дугал в ужасном состоянии, напуган, весь трясется... В общем, Теренс, мой муж, отец Дугала, даже не знает, как вас благодарить. Он приглашает вас к нам домой на ужин. Мы живем совсем недалеко, в Кью. Вы не представляете, как мы вам признательны, никакие слова не в силах выразить... Короче говоря, он хочет пригласить вас обоих на ужин, а я подумала, что еще успею застать вас тут.
Я смотрю на нее в ужасе, не веря собственным ушам. Несчастная женщина всего несколько часов назад пережила самые кошмарные минуты в своей жизни, а сейчас как ни в чем не бывало приглашает нас отужинать у нее дома. Это самое нелепое предложение, какое только можно себе представить.
–Даже и не знаю. По-моему, лучше нам просто забыть о том, что сегодня случилось, и...
–Нет-нет, прошу вас. Вы обязательно должны прийти. Терри мечтает поблагодарить вас лично. Все будет очень просто, по-семейному. Я приготовлю утку или что-нибудь другое, что найдется свежего в мясной лавке...
Когда мать Дугала замолкает, ее глаза уже почти не блестят от слез. Еще немного, и все ее страхи уйдут, окончательно уступив место радостному облегчению. Тем не менее мне очень неловко. Такое чувство, будто она разбила тарелку из моего фарфорового сервиза или пролила мне на брюки красное вино. Я просто не знают что сказать. Стою, открыв рот, и молчу, поэтому мать Дугала продолжает говорить сама:
–Естественно, вы можете привести с собой своих родителей или еще кого-нибудь. Ну, пожалуйста. Вы обязательно должны прийти. Я очень вас прошу. В следующую пятницу.
Я поворачиваюсь к Кэгни, который удивлен происходящим ничуть не меньше меня.
–Даже... Даже...
–Ну, пожалуйста. Дайте слово, что придете.
Наконец я все-таки соглашаюсь:
–Ладно... Я думаю, что смогу прийти... Почему бы и нет...
Вот и отлично. Спасибо вам огромное. А вы?
–Кэгни Джеймс. Пятница мне подходит.
–Простите, я не представилась. Меня зовут Дайдре Тернболл.
Она протягивает руку и на несколько секунд оставляет свою безвольную ладонь в моих пальцах.
–Санни Уэстон, – представляюсь я.
Дайдре подает руку Кэгни, а затем достает из сумки два листка бумаги и пишет на каждом из них свой адрес. Дописав, протягивает нам обоим по листку. Кроме адреса, на них указано время – 19 часов. Я растерянно смотрю на клочок бумаги.
–Увидимся в пятницу, – говорит Дайдре.
Она отбрасывает со лба прядь волос и, развернувшись, элегантно удаляется. Я продолжаю смотреть на листок бумаги, когда раздается автомобильный гудок. Пожилой таксист, высунувшись из окна машины, выкрикивает мое имя.
–Она не оставила номер телефона, – говорю я, находясь в каком-то оцепенении от происшедшего.
–Ив телефонном справочнике его наверняка нет, – откликается Кэгни, напомнив мне о своем присутствии.
Я поднимаю на него глаза и отмечаю, что он тоже выглядит смущенным и сбитым с толку. Затем я вспоминаю, что перед тем, как нас перебила Дайдре, он успел сказать мне какую-то гадость. Я хочу ответить что- нибудь достойное, но ничего не приходит в голову. Тогда я громко вздыхаю и ухожу, не сказав ни слова.
Через несколько минут я сижу на заднем сиденье такси и, закрыв глаза, прокручиваю в голове все, что случилось со мной сегодня утром.
Не верится, что уже в следующую пятницу мне придется идти на ужин в дом Тернболлов и сидеть за одним столом со всей их семьей, включая Дайдре и Дугала.
Не верится, что я встречусь с Дуталом. Даже не представляю, как на бедного ребенка подействует наша встреча.
Не верится, что мне придется ужинать и любезничать с таким грубияном и ретроградом, как Кэгни Джеймс.
И я уверена, что ничего низкокалорийного на стол не подадут.
СТРУЯ ВОЗДУХА
Сегодня в полдень я встречаюсь с Лайзой и иду вместе с ней в тренажерный зал, а к вечеру непременно успею прочистить себе мозги – по понедельникам в три часа дня у меня встреча с психотерапевтом. Если не случится никакого природного катаклизма, так будет и сегодня.
Со своими лучшими подругами – Лайзой и Анной – я знакома уже больше двадцати лет. В восемь мы вместе играли на одной детской площадке, а в подростковом возрасте втроем бегали на школьные дискотеки.
Естественно, и Лайза, и Анна давно замужем. Свою личную жизнь они устроили уже годам к двадцати пяти, выйдя замуж за сокурсников из университета.
Анна не ходит в этот тренажерный зал. Насколько мне известно, она вообще не ходит по тренажерным залам. Ее первому ребенку, Джейкобу, всего одиннадцать недель, и она пытается кормить его грудью. За последнее время и Анна, и Лайза несколько раз не узнавали меня, когда мы договаривались встретиться возле кинотеатра или станции метро. Они еще не привыкли к моему новому облику. Анна говорит, что я теперь совсем не похожа на ту Санни, которую они знали. Даже моя улыбка стала не такой широкой, говорит она.
Лайза уверенно приближается к спортивному центру, возле дверей которого я ее жду. Длинные белокурые локоны свободно падают на спину, подхваченные над висками двумя заколками. Лайза никогда не пользуется средствами для укладки волос, поэтому вокруг ее головы парит прозрачный венчик из легких завитков. У нее широкое лицо с чистой сияющей кожей. На щеках заметны пара-другая тоненьких красных прожилок, а в уголках глаз уже различимы морщинки. Лайза приближается, и я вижу, что на подбородке у нее наливается злобой огромный прыщ, который грозно уставился прямо на меня. Лайза почти никогда не делает макияж. Только отправляясь в ресторан или на вечеринку, она слегка подкрашивает ресницы и наносит тонким слоем губную помаду. Конечно, я всегда восхищалась ее умением выглядеть свежо и естественно, но, по-моему, в том, чтобы хоть изредка пользоваться декоративной косметикой, нет ничего преступного.
Когда мы учились в школе, Лайза постоянно бегала – и стометровку, и по пересеченной местности. Естественно, она до сих пор находится в отличной форме. Честно говоря, она находится в гораздо лучшей форме, чем я, однако вы заметили бы это только в том случае, если бы мы с ней бежали марафонскую дистанцию. Наблюдая сквозь окна тренажерного зала за тем, как мы делаем упражнения, вы никогда не догадались бы, что Лайза увлекается спортом всю свою жизнь, а я начала заниматься всего год назад.
Муж Лайзы, Грегори Натан, тоже очень стройный. В нашем университете он был чемпионом по бегу с препятствиями на пять тысяч метров. Когда Грегори улыбается, он становится похож на собаку. Насколько мне известно, он занимает какую-то высокую должность в страховой компании – настолько высокую, что Лайза восемь месяцев назад смогла бросить свою работу в издательстве и сейчас решает, чем бы ей заняться для души. Все грозится открыть собственный магазинчик, где будут продавать «разные симпатичные безделушки, свечи, постельное белье с подушками и красивые стеклянные вазочки». К счастью для покупателей «разных симпатичных безделушек», за то время, пока Лайза собирается взяться за дело, в Лондоне открылась добрая сотня таких магазинчиков. Лайза и Грегори живут в Ричмонде и по выходным вместе бегают вдоль берега реки.
Когда мне удалось сбросить четырнадцать фунтов, Лайза стала первой, кто заметил, что я теряю в весе. Кроме того, она первая обратила внимание на то, что я стала по-другому питаться. Как-то в субботу мы втроем собрались пообедать и немного поболтать, и я заказала салат из тунца с красным луком и грецкими орехами вместо гамбургера с жареной картошкой. Анна не обратила на это никакого внимания, а Лайза тут же спросила:
–Санни, ты что, перешла на салаты?
–Просто захотелось чего-нибудь свеженького, – ответила я с невинным видом.
Тогда мне еще не хотелось рассказывать им о диете. Я не была уверена, что смогу ее выдержать. Сброшенные шесть килограммов – это хорошо, но заявлять о том, что я попытаюсь избавиться еще от пятидесяти, я не рискнула. Кроме того, сброшенный было вес начинал медленно возвращаться. В то время я поняла, что придется предпринять более радикальные меры и отправиться на занятия в тренажерный зал. Эта мысль меня пугала. И дело не в том, что я никогда раньше не занималась спортом. Нет. Просто мне казалось, что я буду выглядеть ужасно глупо, работая с раскрасневшимся лицом на каком-нибудь тренажере – запыхавшаяся, одетая в бесформенную футболку и огромные спортивные штаны.
С тех пор я сбросила половину своего прежнего веса и теперь, встречая в тренажерном зале людей с такой же комплекцией, какая когда-то была у меня, стараюсь поймать их взгляд и ободряюще улыбнуться. К сожалению, они никогда не замечают моей улыбки, потому что никогда не поднимают глаза.
–Судя по лицу, ты немного похудела. – Лайза с усмешкой осмотрела меня, осторожно выуживая признание.
–Ты на диете? – спросила Анна и обмакнула хлеб в оливковое масло.
— Что-то вроде того, – неохотно признала я.
По моему лицу наверняка было заметно, что Санни Уэстон собой довольна. Я постелила на колени салфетку и добавила:
–То есть это не столько диета, сколько здоровое питание.
–Господи, тебе что, больше заняться нечем? Вот уж никогда бы не подумала, что тебя волнуют такие вещи, – сказала Анна.
Конечно, она предпочла бы услышать, что на подобные глупости не стоит тратить свою жизнь, – Анна не сидит ни на каких диетах.
–Естественно, меня волнуют такие вещи, – ответила я. – Потому что я хочу быть здоровой.
–А спортом ты занимаешься? – спросила Лайза, глядя на меня с улыбкой.
–Я стараюсь побольше ходить, но чувствую, что этого недостаточно. Придется, наверное, записаться в тренажерный зал.
Лицо у Лайзы осветилось неподдельной радостью.
–Запишись в мой! Будет весело. Я тебе помогу.
–Ладно, почему бы нет? Только имей в виду, я пока не готова к серьезным нагрузкам. Я давным-давно никаких упражнений не делала, придется начинать смалого.
–Вот и отлично! – Лайза подняла свой бокал с соком лайма и содовой.
–Санни, а помнишь, как ты в последних классах школы сидела на капустной диете? – спросила Анна со смехом. – Тебя еще от нее постоянно пучило. – Она повернулась к Лайзе. – А ты, Лайза, помнишь, как твой отец подвозил нас однажды из кинотеатра? Мы ходили смотреть «Привидение». Помнишь, как Санни садилась в машину и нечаянно пукнула? В салоне стоял такой ужасный запах, что твоему папе пришлось опустить стекло! Никто не сказал ни слова, потому что мы просто не знали, что говорить.
Анна хохотала так сильно, что опрокинула свою чашку.
–А «Слимфаст» помнишь? – спросила Лайза с широкой улыбкой. – Сколько фунтов ты набрала за ту неделю, Санни? Десять?
Лайзин смех превратился в задорное хрюканье.
–Я неправильно поняла инструкцию, – сказала я, стараясь улыбаться как ни в чем не бывало.
–Насколько я помню, ты решила, что всякий раз во время еды надо выпивать по молочному коктейлю, – выдавила Лайза, задыхаясь от смеха и вытирая слезы. – Бедная Санни!.. Не обижайся, пожалуйста. Я не со зла.
Я кивнула, натужно улыбаясь.
–А помнишь, как получилось в другой раз? Помнишь?
Анна едва говорила от душившего ее хохота.
–Ты решила носить на лодыжках груз, чтобы постоянно поддерживать ноги в тонусе... Прямо в таком виде пришла на занятия, а к концу дня уже не могла поднять ноги. Тебе пришлось снять груз...
Анну одолел очередной пароксизм смеха. Она прервала рассказ секунд на двадцать, хватаясь за бока от гомерического хохота, а затем продолжила:
–Груз-то ты сняла, а ноги от земли все равно оторвать не получалось. Ты даже не смогла в автобус забраться... Пришлось... пришлось... – Она кое-как взяла себя в руки. – Пришлось ковылять до самого дома пешком! Почти не отрывая ноги от асфальта!
Лайза и Анна вытирали с глаз слезы, стонали от смеха и задыхались. Только минут через десять им обеим удалось окончательно успокоиться, и они, совершенно обессиленные, смогли заказать обед.
Лайза была преисполнена таким энтузиазмом относительно наших совместных занятий, что я едва не отказалась от этой мысли. Меня всегда удивляла ее одержимость здоровым образом жизни. Я не понимала, чему она так радуется, поднимаясь дождливым утром в шесть часов и отправляясь на пробежку вдоль озера. Какое в этом удовольствие? Не лучше ли спокойно посидеть перед телевизором с тарелкой картошки и рыбы во фритюре? Конечно, я всегда завидовала тому, как Лайза выглядит в джинсах, но становиться такой одержимой и лишиться всех радостей жизни мне совсем не хотелось. Странно, теперь, в самом конце утомительной дороги, мы с Лайзой нежданно-негаданно превратились в единомышленников.
Итак, она подходит к дверям. Вместо приветствия мы чмокаем друг друга в щеку и, болтая, направляемся в раздевалку. Лайза тут же принимается снимать с себя одежду и белье, а я сначала поворачиваюсь к ней спиной и только потом расстегиваю лифчик. Я не хочу, чтобы Лайза заметила, какой дряблой стала моя грудь. Разговор почти сразу переключается на Анну.
–Она поправилась почти на тридцать килограммов, – говорит Лайза с нескрываемым осуждением в голосе.
–Господи, так сильно? Она сама тебе сказала?
Я уже сочувствую бедной Анне.
–Причем уже после того, как родила ребенка.
В каждом предложении Лайза делает выразительную паузу перед последним словом. Я понимаю, что таким образом она пытается добавить драматизма, однако, на мой взгляд, это звучит как-то нелепо. Такое чувство, будто Лайза едва окончила Институт благородных девиц и состоит в Обществе любителей оперы, а ее чувства настолько утонченны, что она впадает в благородное негодование по любому мало-мальски подходящему поводу.
Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, нет ли в раздевалке кого-нибудь, кроме нас. К счастью, мы здесь одни, и наш разговор никто не услышит.
–Вот увидишь, Лайза, – говорю я, – она снова похудеет, если и дальше будет кормить ребенка грудью. При кормлении сжигается огромное количество калорий – около полутора тысяч в день.
Лайза пожимает плечами, всем своим видом демонстрируя, будто надеется на лучшее. Секунду спустя в ее глазах появляется довольный блеск, и Лайза говорит, что она все-таки не понимает, как человек способен запустить себя до такой степени, потакая всем своим капризам. Мы обе натягиваем спортивные шорты, а мне тем временем приходит в голову, что Лайза, наверное, забыла, с кем разговаривает.
–Я имею в виду, Санни, что она ест все подряд!
–Да, знаю, – говорю я, – но вспомни – незадолго до беременности она сидела на сумасшедшей диете.
–Заурядная диета Аткинса, – отрезает Лайза.
– А еще она вегетарианка, – напоминаю я, немного озадаченная Лайзиной резкостью.
Лично я перепробовала все диеты – от самых простых до самых безумных – еще в школьные годы. Я знаю наверняка, что если капустная диета и помогает кому-то, то совсем ненадолго. Конечно, вы теряете пару-другую килограммов, но не окончательно, не на всю жизнь, а лишь временно. Говоря по правде, после двадцати лет я не особенно увлекалась диетами. Какое- то время я просто ела то, чего мне хотелось. Однако даже тогда я понимала: для того чтобы сбросить половину веса, недостаточно просто считать калории и отказываться от коктейлей. Требовалось изменить образ жизни, а не только время от времени голодать...
–В любом случае теперь ей придется ходить в тренажерный зал, – говорит Аайза, стоя перед зеркалом и собирая волосы в конский хвост. У нее очень ровный контур лица и гладкая кожа – нигде не заметно ни морщинки. – А ты сколько успела сбросить?
–Пока около сорока пяти килограммов, – отвечаю я тихо, надеясь, что меня никто не слышал.
–Понятно. А сколько осталось? Килограммов пять-шесть?
–Около того. Ну, может, десять.
–Понятно. Если все сложить, то получается почти столько же, сколько Анна набрала за последние девять месяцев. За девять месяцев!.. Тебе понадобилась целая жизнь, чтобы столько набрать!
–Ага, – отвечаю я, поворачиваюсь и выхожу из раздевалки, по пути пообещав себе в самое ближайшее время сходить к Анне в гости и принести ей немного орешков и маленькую плитку темного шоколада.
Лайза никогда не придает значения тому, как звучат ее слова, поэтому нет никакого смысла делать ей замечание. Я просто стараюсь не относиться к людям так, как относится она. Правда, на занятиях я все-таки превращаюсь в ее подобие. В тренажерном зале я становлюсь собранной и сосредоточенной. Я могу отчетливо представить, как растягиваются и сокращаются мои мышцы. Я слежу за дыханием и точно знаю, сколько сжигаю калорий, размахивая руками, раздавая тумаки и пинки боксерской груше и минут десять прыгая, как заправский боксер. Затем мы с Лайзой ложимся на пол и двадцать минут качаем пресс.
Время от времени мы с ней обмениваемся улыбками, глядя друг на друга в зеркало. Мы делим не только удовольствие от физических нагрузок, но и приятное осознание того факта, что с каждой минутой наши тела становятся сильнее, здоровее и стройнее.
Наш широкоплечий приземистый инструктор, Барри, прежде служил рядовым в армии. Проходит один час и двадцать минут. Мы с Лайзой встряхиваем натруженные руки и ноги и только тут замечаем, что вокруг нас полно людей с раскрасневшимися лицами, которые, как и мы, стараются восстановить дыхание.
–Отлично поработали, девочки. Десять баллов из десяти, – говорит Барри и отпускает нас величественно-благословляющим жестом.
Проходя мимо, мы улыбаемся инструктору с подобающим благочестием, но колена не преклоняем. Приняв горячий душ, с еще мокрыми волосами идем на второй этаж, где расположен бар. Лайзин прыщик под воздействием высокой температуры раздулся до угрожающих размеров и готов вот-вот лопнуть. Будь это не гнойник, а вулкан, меня бы уже эвакуировали.
Возле стойки расположились двое парней в тренировочных костюмах. В руках у них по кружке пива, из спортивных сумок торчат ракетки. Один из молодых людей улыбается, когда мы проходим мимо, и просит прощения за свою сумку, которая совсем нам не мешает.
Лайза с утомленным вздохом отвечает:
–Ничего страшного!
Молодой человек смущается и выглядит немного обиженным. Я с извиняющейся улыбкой добавляю:
–Спасибо, все в порядке.
Мы заказываем два черных кофе. Девушка за барной стойкой говорит, что придется подождать пару минут, и обещает позвать нас, когда кофе будет готов. Мы садимся за угловой столик рядом с телевизором, на плазменном экране которого мужчина играет в теннис на земляном корте.
–Санни, ты не думала заняться йогой? – спрашивает Лайза, внимательно разглядывая брошюру с расписанием новых занятий.
–Наверное, было бы неплохо. Правда, сейчас я больше сосредоточена на сжигании жира и стимуляции сердечного ритма, однако в принципе...
–Мне-то йога не нужна, – добавляет Лайза. – Я работала над своей мускулатурой гораздо дольше, и она в лучшей форме, чем у тебя. Кроме того, у тебя проблемы с кожей.
–Да, наверное, – отвечаю я, оглядываясь на барную стойку, чтобы посмотреть, не готов ли наш кофе.
Его как раз разливают по чашкам. Хватаю свою сумочку и со словами «Я принесу» вскакиваю с места, чтобы не разреветься прямо у Лайзы на глазах.
Я расплачиваюсь с официанткой и пытаюсь взять обе чашки, однако они какой-то странной формы и сильно обжигают мне пальцы. Тогда я беру одну Лайзину чашку и осторожно отношу ее к нашему столику. Лайза благодарит меня. Я оборачиваюсь, чтобы сходить за второй чашкой, но вижу, что парень, который извинялся за сумку с ракеткой, уже несет кофе к нашему столику.
–Вот это правильно, – говорит молодой человек с улыбкой. – Пить надо черный кофе. Уж он-то не пускает насмарку все усилия в тренажерном зале. Вы, дамы, не то что мы, пьяницы. Куда поставить чашку?
–Ну что вы, – говорю я растерянно, – не стоило беспокоиться. Давайте я возьму. Спасибо большое.
Господи, как мило с его стороны! Как по-рыцарски! Интересно, зачем он это сделал?
–Не беспокойтесь, я поставлю,
У молодого человека заметный австралийский акцент и чуть редеющие волосы, а его мускулы уже успели обрасти жирком. Я отмечаю, что его широкая грудь выглядит очень гостеприимно, как будто предлагая мне крепкое дружеское объятие.
–Она бы и сама справилась, – бормочет Лайза себе под нос, однако и я, и австралиец все прекрасно слышим и смотрим на нее с удивлением.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |