Томо захлебнулся воздухом. Внезапно ему не хватило дыхания, но та паника, что он испытывал, ни в чем не проявлялась наружно. Норио поцеловал его - и Томо позволил это, даже ответил на поцелуй.
- Я поцелую, и все пройдет, - прошептал Норио.
Томо почувствовал, как Ику судорожно сжал руки; он отчаянно напрягся, и Томо знал причину этого. Но он был бессилен против близости Норио, против склоненного к нему, сияющего лица Норио, против паутины его мягких волос, касающихся лица Томо.
- Скажи мне, - прошептал Норио. - Скажи мне, где больно.
Томо не мог говорить - все это было так ужасно, так унизительно. Он вспомнил кнут, обвивающийся вокруг его шеи, дерево внутри него... Он поднял руку, нерешительно коснувшись вспухшего рубца на шее. Норио наклонился и поцеловал этот след, в последний миг лизнув изуродованные пальцы Томо.
- Поцелуи лечат, - шептал Норио, и в его голосе был отзвук смеха. - Видишь, я поцеловал, и сразу стало меньше болеть. Я вылечу тебя. Вот так вот.
Было больно, когда его губы касались рубцов, оставленных Бакуру. Но в то же время тепло распространялось сквозь Томо - и он понял, что уже даже не может сказать, хорошо ему или плохо.
Он вздрогнул, когда Норио коснулся обожженного соска, и почувствовал, как Ику зашевелился.
- Ты делаешь ему больно! - его голос оборвался. Норио резко поднял голову. - Оставь его в покое! - произнес Ику.
Как отчаянно звучит его голос, смутно подумал Томо. И какой он смелый, что говорит вот так с Норио. Разве он не боится, что любовник сегуна сможет отомстить ему за дерзость? Но казалось, Норио совсем не сердится. Его глаза блестели почти немыслимым весельем.
- Оставить его в покое? А ты думаешь, он этого хочет? Может быть, он хочет, чтобы *ты* оставил его в покое.
Его ладонь ласкала лицо Томо жестом собственника, но Томо не мог сопротивляться этим прикосновениям. Норио заставил его повернуть голову и посмотреть на них обоих.
- Скажи, Томо, кто ты хочешь, чтобы остался? Он? Или я?
Ику мог защитить его; Ику заботился о нем - именно Ику позвал за помощью. Томо нужно было сказать только одно слово - и он будет спасен. Но это слово не сходило с его губ.
Казалось, время остановилось - и в молчании он видел, как в глазах Ику появляется потрясенное понимание. Эти печальные глаза были полными боли - боли и шока от осознания предательства. Томо уже не нужно было выбирать - его молчание сказало больше, чем слова.
- Может быть, ты пойдешь к себе, малыш? - промурлыкал Норио. - Ты здесь лишний, разве не видишь?
Томо почувствовал, как Ику вздрогнул. Но даже теперь, вставая, он все еще был нежен с Томо, осторожно опустил его голову на подушку. Томо знал, что должен остановить его - почти что собрался позвать его, но Норио смотрел на него, смотрел этими прекрасными глазами и улыбался, и Томо ничего не сказал.
Норио наклонился, и его волосы снова упали на лицо Томо, загораживая от него Ику, ограничивая его мир обжигающим прикосновением губ к коже.
- Тебе ведь хорошо, правда? - прошептал Норио. Его дыхание касалось губ Томо. Там, где Норио прикасался к нему, он чувствовал жар - а все остальное его тело было объято холодом. Он почувствовал, что Норио стянул с него покрывало. Губы Норио путешествовали по его телу, руки Норио касались его кожи.
- Больно, - сказал Томо. - Ты тяжелый.
- Но это ведь не плохо? Тебе все равно хорошо, да? Поцелуй меня, - прошептал Норио неожиданно детским, кокетливым голосом. - Вот, посмотри, мне тоже сделали больно.
Он оттянул ворот кимоно и приложил царапину на своей ключице к губам Томо. И Томо поцеловал мягкую кожу и воспаленную ссадину - поцеловал самозабвенно, так, словно больше ничего на свете не существовало.
- Хорошо, - выдохнул Норио. - Излечи меня. А я излечу тебя.
Это было безумие, поцелуи ничего не лечили, Томо знал это. Но в этот момент в том, что говорил Норио, была высшая правда. Норио провел пальцами сквозь его волосы, болезненно потянув за спутанные пряди, и все же это было приятно. Томо почувствовал, как что-то холодное и твердое коснулось его груди, и знал, что это кулон shi на шее Норио.
Должно быть, он вздрогнул, потому что Норио заметил и понял, взял кулон в руку и провел им по соску Томо. И несмотря ни на что, Томо ощутил возбуждение, накатывающее на него.
- Ты так прекрасен, - прошептал Норио. - Моя богиня любит тебя. Она довольна тобой.
Томо задохнулся, забился, когда жаркие губы Норио обхватили его член. Казалось немыслимым, что в таком состоянии Томо был бы способен возбудиться. Но словно молния прошила его тело насквозь, от члена вверх - и ничего больше не имело значения: ни боль, ни страх, ни горечь предательства в глазах Ику. Томо всхлипнул и выгнулся, надавливая на затылок Норио ладонями, смутно удивляясь своей собственной смелости. Любовник сегуна брал у него в рот, а Томо хотел чтобы он взял еще глубже.
А затем он вообще прекратил думать. Его тело растворилось в ощущениях, в теплом дыхании Норио у него в паху, в сокращающемся горле вокруг его члена. Мягкий язык Норио кружил вокруг члена Томо, проводил по вене на нем - и в какой-то миг Томо задрожал, кончая.
Он даже не мог бы сказать, что это было наслаждением. Его яйца болели так, что эякуляция была наполовину агонией - но в тот момент боль не имела значения. Его тело таяло, невероятно легкое и расслабленное. Норио лениво облизывал его обмякающий член. Томо потянулся к нему, погладил по волосам - и вздрогнул от боли в руке.
Наконец Норио лег рядом с ним; Томо ощущал на себе его взгляд, внимательный и насмешливый. Эти искорки смеха - Томо не понимал их и застенчиво закрыл лицо волосами.
- Нет, не прячься от меня, - прошептал Норио и отвел волосы с его лица. - Скажи, тебе понравилось?
- Я... не знаю, - внезапно Томо вспомнил, что он-то не оказал Норио такую же услугу. Он потянулся к члену Норио, но тот поймал его за руку и мягко отвел ее.
- Надеюсь, что тебе понравилось. Потому что я полностью удовлетворен.
Не понимаю, как это, подумал Томо, с чего ему быть удовлетворенным. Еще одна шутка Норио?
Но даже если это была шутка, все равно ощущение тела Норио рядом было замечательным. Впервые за много дней в своей сырой комнате Томо было тепло. Он понял, что больше не в силах сомневаться и думать и просто позволил себе заснуть.
* * *
Два дня спустя приехал генерал. Он поднялся прямо наверх, даже словом не ответив на жалобные попытки хозяина завести беседу; промаршировал в комнату Норио и захлопнул за собой дверь.
Лежа в постели, в одиночестве и скуке, Томо прислушивался к тому, что происходит в доме. Он выздоравливал; порой лихорадка и слабость все еще размывали границы реального мира, однако в этот раз он точно знал, что именно слышит: из комнаты Норио доносились крики.
Томо поднялся, натянул кимоно. Перед глазами все поплыло, но он подождал, цепляясь за стену, пока не почувствовал себя достаточно сильным, чтобы рискнуть сделать несколько шагов. Из-за обожженной ступни ходить было мучительно. Томо попытался было прыгать на одной ножке, но понял, что свалится, и дальше похромал, стараясь не обращать внимания на боль.
Шум в комнате Норио продолжался; Томо замер в пустом коридоре, слушая - почти минуту ему пришлось ждать, чтобы звон в ушах утих и слова обрели ясность.
- Ты грязная подстилка, тебе никогда не бывает достаточно, да? Даже здесь!
- Пусти меня! - голос Норио звучал истерично - по-птичьи пронзительно. Звук удара - кулака о тело - или тела о стену? - Томо не мог сказать.
- Ты позоришь меня! Шлюха, как твоя мать... Ты для меня постоянная угроза. Как тебя в следующий раз накажут, сын? Пошлют на конюшню, чтобы тебя выебал жеребец? Ты никогда ничему не учишься. Зачем тебе это понадобилось?
- Я ничего не делал.
- Ага, конечно. Тогда почему мне пришло вот это?
Пауза, продлившаяся несколько мгновений, потом голос Норио - и на этот раз в нем была легкая настороженность, маскируемая обидой.
- Можно подумать, я знаю, что это!
- Это сегодня прислали во дворец. Письмо. О твоем романе здесь.
- О моем романе? - Смешок Норио оборвался, словно воздуха не хватило. - Как бы это могло произойти, а? У меня *романы* по пять-шесть раз за ночь. Только я думал, меня за этим сюда и послали!
- Ты знаешь, о чем я, - сквозь зубы проговорил генерал. - Речь не о клиентах. Роман с одним из здешних мальчиков.
Кровь отхлынула от лица Томо. Он едва не потерял сознание, ноги подкосились. Откуда... откуда они узнали? Письмо? Кто-то донес на них...
- А сегун это видел? - на этот раз Норио казался почти серьезным. Затаив дыхание, Томо ждал ответа. Генерал помолчал, потом произнес:
- Я должен был его показать. Возможно, это была проверка - покажу ли я. Я не мог рисковать.
- Ну да, конечно. Это так на тебя похоже. И, - сарказм вернулся в голос Норио, - сегун послал тебя сюда.
- Да. - Впервые Томо показалось, что генерал как будто смущен. - Но сегун готов проявить к тебе милосердие. Он решил, что не станет обращать внимания на анонимный донос. Он просто хочет узнать, с кем ты ему изменил.
С кем... О, Инари... Томо присел на пол у стены, чувствуя себя так, словно на него обрушился потолок. Он так сильно стиснул кулаки, что на израненных пальцах выступила кровь, но ему было все равно. Инари... как он был глуп! Думал, что никто не узнает. Никто не узнает, чем он занимался с любовником сегуна...
- Кто он? - произнес генерал. - Назови мне его имя, и покончим с этим.
- Я не помню, - сказал Норио с усмешкой.
Звук тяжелого удара, однако Норио вытерпел это молча, было слышно только дыхание его отца.
- Не испытывай мое терпение.
Несколько мгновений царила тишина, а затем Томо услышал, как Норио начал насвистывать какую-то легкомысленную песенку. Сумасшедший, как у него хватало наглости...
- Я не хочу этого делать, сын, - хрипло проговорил генерал, и Томо задрожал от этих слов. Слышал ли Норио угрозу в них с той же ясностью, что и он? Или слышал, но не обратил внимание, со своей обычной беспечностью? По крайней мере, свист прекратился. - У меня есть приказ. Сегун доверил мне действовать от его имени.
- Каким именно образом? - произнес Норио мерзким голосом. - Ты собираешься меня трахать?
- Заткнись!
Он снова его ударил. А затем дверь распахнулась, и на пороге появился генерал. За собой он тащил Норио, а в другой руке был сжат измятый свиток - то самое письмо?
Должно быть, Бакуру написал его, подумал Томо в приступе такой дикой ненависти, какую он никогда раньше не испытывал. Подонок! Он отомстил Норио за то, что тот ударил его...
Томо не успел спрятаться, но генерал, казалось, не заметил его. Морщины на его лице стали глубже, черты выглядели застывшими и усталыми. У Норио из носа лилась кровь, которую он пытался вытереть ладонью. Генерал волок его за собой так стремительно, что Норио путался в развязанном кимоно.
Томо почувствовал, как сердце у него бьется прямо в горле, угрожая задушить. Почему Норио все еще не назвал его имя? Неужели он думает, что сумеет выкрутиться?
Его тошнило от страха. Кажется, страх был той эмоцией, что сопровождала каждый день его жизни. Томо знал это, устал бояться, но не мог не бояться. Не в силах ожидать приговора в неведении, он потащился за ними. Мысли его мешались. Он знал, что умрет, когда Норио назовет его имя - и в этом знании было ощущение неизбежности, природного катаклизма.
Был яркий, солнечный день, но под навесом во дворе, где Томо спрятался, стояла душная полутьма. Оттуда он смотрел, как генерал вытащил Норио во двор, заставил опуститься на колени.
- Кто он? - снова произнес генерал. Норио пожал плечами. - Тогда ты умрешь.
Свистящий звук меча, выхваченного из ножен, заставил Томо вздрогнуть, зажать руками рот, чтобы не вскрикнуть. Однако этот звук, казалось, не произвел никакого впечатления на Норио. Даже сейчас, стоя на коленях и заложив руки за спину, он все еще позировал, все оставался грациозным. Движением актера на сцене он опустил голову, обнажив шею.
Что он делает? Томо одновременно хотелось кричать и сжаться в комок от ужаса. Это не шутка, неужели Норио не понял? Над ним был вознесен даже не кнут - а меч.
Смерть... Неужели даже сейчас, с мечом, занесенным над головой - Норио все еще надеялся на свою богиню?
- Я это сделаю, - сказал генерал. - Поверь мне.
- Я знаю. - Но действительно ли Норио знал, если его голос звучал так равнодушно?
- И я об этом не пожалею, сын. Я устал от тебя, от твоих безумств, от твоей похоти, от того, что ты подвергаешь меня опасности.
- И кто меня таким сделал, интересно? - пробормотал Норио.
- Отвечай! - голос генерала был ужасен. Томо увидел, как Норио поморщился. Тонкая золотая цепочка на его шее была словно язычок пламени под солнцем.
Почему он продолжает молчать? Какой дурак! Меч в руках генерала казался дугой света, и Томо пришлось сощурить глаза. Но он боялся моргнуть, боялся, что в тот момент, когда он не будет смотреть, меч нанесет удар.
У Томо пересохло во рту, в голове звенело. Генерал сделает это, действительно сделает. Потому что боится сегуна - и хочет обеспечить свою безопасность, избавившись от компрометирующего его сына.
Не было ни одного человека в стране, кто не боялся бы сегуна. Правдой ли было то, что говорили о нем, или нет, Томо не знал, но воспоминания о слухах, повторяемых всеми, захлестнули его - о сотнях казненных, их отрубленные головы на пиках ограды... об увлечении сегуна ядами - он сам пробовал их на своих врагах и смотрел, как те умирают в агонии. О людях, которых убивали во дворце и пытали до смерти в подземельях. Генерал не хотел стать одной из этих жертв.
Томо тоже не хотел.
Что сегун сделает с тем, кто похитил - пусть даже всего один раз - внимание его наложника? Томо слишком хорошо представлял себе ответ. Тогда, наверное, то, что сделал с ним Бакуру, покажется ему мелочью.
Но почему Норио все еще не называл его? Он должен был! Тогда с Томо будет покончено, однако с этим ничего не поделаешь. Он погубил свою жизнь, когда согласился принять ласки Норио
- Давай, - сказал Норио. Его голос звучал чуть тише, чем обычно, из-за того, что он продолжал держать голову склоненной. Его руки были сжаты друг на друге, костяшки побелели. - Так ты собираешься это делать или нет?
Нет! Нет... Он должен был назвать Томо. Томо видел, как генерал тяжело дышит, готовясь к удару. Теперь все будет кончено. И внезапно он понял, что не сможет этого перенести. Все остальное можно было бы вынести - но мысль о том, что голова Норио покатится в пыль, была невозможной. В этот миг даже то, что сегун сделает с ним, показалось не таким страшным.
Томо поднялся на ноги, готовясь выйти во двор. Но чьи-то руки вцепились в его одежду, удерживая его. Он яростно оглянулся - и встретил взгляд огромных блестящих глаз Ику. Мгновение Томо пытался вырваться, потом прошипел:
- Пусти меня! - и Ику прошипел в ответ, его голос прозвучал с неожиданной злостью:
- Не пущу!
- Он его убьет!
Должно быть, Томо ошибся: он не мог увидеть радость, сверкнувшую в глазах Ику. Мальчишка оказался на удивление сильным, цеплялся за Томо, как осьминог, не давал ему сдвинуться с места. Томо сопротивлялся. Они упали оба, на мгновение замерли в страхе, что их услышат, а затем Ику оседлал его, прижав к земле.
Если бы Томо был здоров, он бы легко справился с Ику. Но сейчас он слишком ослабел. Впрочем, он мог сделать нечто другое. Он приготовился закричать, позвать генерала - и ладонь Ику вдруг накрыла его рот. Ику наклонился к нему, так близко, что Томо не видел ничего, кроме его влажных темных глаз.
- Нет! Не говори ничего! Пусть он умрет, он нам никто, чужак, что тебе до него, зачем тебе умирать за него? Из-за него тебя почти убили, он безумец, пусть он умрет...
Томо чувствовал его горячее дыхание, но слова Ику, казалось, звучали где-то очень далеко, не имели значения. Томо не хотел его слушать, он уже все решил для себя. Он почти с ненавистью ударил Ику в грудь кулаками. Боль молнией прошила поврежденные пальцы, но ему удалось скинуть с себя Ику. На мгновение Томо замешкался, прижимая руки в груди.
И этого оказалось достаточно. Ику первым вскочил на ноги - а в следующий миг он уже был во дворе, крича:
- Не убивайте его! Это я!
Томо пытался подняться, потрясенный. Зачем Ику... отчаянное выражение глаз Ику вновь возникло в его памяти. Однако думать и вспоминать времени не было.
Генерал замер. Меч слегка дрожал в его руке. Ику казался таким маленьким перед ним, деликатным, как статуэтка - на коленях, кимоно словно озеро ткани вокруг него, голова склонена, распущенные по плечам волосы гладкие как черный шелк.
- Это я, - повторил Ику. - Я соблазнил его.
Меч зазвенел от той силы, с которой генерал бросил его об землю. Генерал дышал открытым ртом, грудь его тяжело вздымалась. Наконец Томо, ковыляя, вышел во двор. Пузыри на его обожженной ступне порвались и кровоточили, но он не обращал на это внимание.
- Он врет. Это я.
Он упал на землю, больно ударившись коленям - не столько демонстрируя подчинение, сколько потому, что сил стоять не было. Он увидел, что Ику смотрит на него, и был поражен гневом в его глазах.
Нет, подумал Томо, я не позволю тебе умереть за меня.
- Нет, это был я, - сказал Ику.
Это было уже нелепо. Генерал нахмурился. Норио продолжал стоять с опущенной головой, но Томо видел, как блестят его глаза сквозь длинную челку. Ему все еще было смешно?
- Томо-сан просто говорит так, чтобы спасти меня, - продолжал Ику. Внезапно его голос окреп, и с удивлением Томо заметил, как вежливо и красиво он звучит, почти аристократично. - Он всегда был в меня влюблен. А сейчас он хочет меня спасти, пусть даже я изменил ему. Он думает, что если я так сильно влюблен в наложника сегуна, что готов пожертвовать ради него жизнью, то он лучше умрет, чем будет смотреть на это.
Томо онемел. Что такое Ику говорил? Это была какая-то чушь! А затем он вдруг понял, что это вовсе не было чушью. Только Ику говорил не о нем - он говорил о себе.
- Не удивлюсь, если именно он написал письмо, - говорил Ику. - Он с ума сошел от ревности, готов был на все, чтобы избавиться от дворцовой шлюхи в нашем доме. Он думал, что сегун казнит неверного любовника. Он не ожидал, что все вот так обернется.
Боль, пронзившая грудь, была неожиданной. Томо замер, едва в состоянии поверить. Ты это сделал, Ику? Ты написал это письмо? Томо думал, что это Бакуру... но Бакуру едва умел писать.
Он с трудом выдохнул.
- Не слушайте Ику, господин.
Генерал посмотрел на него без интереса. Томо внезапно остро ощутил, что его внешность сейчас совсем не служила подтверждением его слов - отощавший, со спутанными волосами, с покрытым синяками лицом - как он мог даже идти в сравнение с опрятным и полным достоинства Ику!
- Что? Вы оба хотите смерти?
- Отпустите его, - сказал Томо.
- Ты! - внезапно генерал схватил Норио за подбородок, заставил его поднял голову. Томо увидел, как лицо Норио напряглось - наверное, пальцы его отца, впивающиеся в кожу, причиняли боль. Но его глаза смеялись - черт его побери, они смеялись. - Какой из них твой любовник? Клянусь, что сейчас убью их обоих, если ты не скажешь. Неужели у тебя совсем нет сердца - спаси жизнь хотя бы одному из них!
Осторожно, насколько ему позволяла рука, сжимающая его лицо, Норио кивнул. Казалось, генерал был удивлен, что наконец-то его слова возымели действие. Он произнес хриплым голосом:
- Который?
- Он, - сказал Норио, указывая на Томо.
Он сказал это - но его голос, его взгляд - все было полно нарочитого притворства, старательной неискренности - так, что любой глупец мог понять, что он лжет. Томо почувствовал, как сердце его оборвалось. Генерал схватил сына за волосы, ударил по лицу.
- Думаешь, ты можешь меня обмануть? Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, сукин сын! Берите этого.
Томо увидел, как он указывает на Ику, и понял, что случилось непоправимое. Он пытался подняться на ноги, проклиная свою неповоротливость. А солдаты уже схватили Ику, заломили его тонкие руки за спину.
- Это неправда, неправда! - кричал Томо.
Они его не слушали. Они даже не заметили его - а когда Томо бросился к ним, один из них так толкнул его, что он покатился по земле. Ику стоял, такой хрупкий по сравнению с ними, с руками, связанными за спиной.
- Что вы хотите с ним сделать?
Конечно, никто ему не ответил. Томо встретил взгляд Ику - темные глаза на очень белом лице - в этом взгляде не было страха. Однако нежность, которую Томо увидел там, была еще ужаснее.
- Я люблю тебя, - сказал Ику, когда генерал посадил его в седло перед собой. - Всегда любил и буду любить.
Эти слова продолжали звучать у Томо в ушах даже тогда, когда процессия уже покинула двор. Норио стоял рядом с ним, а его пальцы рассеянно поглаживали цепочку на шее.
* * *
- Ты мне дал пощечину! Не могу в это поверить.
Норио склонил голову набок, с изумлением рассматривая Томо. А Томо смотрел на свою руку, которая все еще болела от удара, который он нанес Норио. Он никогда не думал, что посмеет ударить любовника сегуна. Но он это сделал.
- Ты... - голос у него вдруг перехватило, он закашлялся и рассердился на себя - кашель был так некстати, мешал ему сказать то, что он хотел. - Зачем ты это сделал?
- Сделал что? - тон Норио был безмятежным, и Томо почувствовал, как темная ярость наполняет его сердце. Как смел он быть таким спокойным? И в то же время этот голос воздействовал на него по-иному, заставляя постыдный жар распространяться по телу. Он ненавидел Норио. Он ведь не мог хотеть Норио! Разве то, что случилось, не стало ему уроком?
- Ты на меня все еще сердишься из-за малыша Ику? - Норио покачал головой, словно не в силах в это поверить. - Но это ведь даже была не моя вина. Я не сказал, что это он - я сказал, что это ты. Сказал правду.
- Да - так, что тебе было невозможно поверить! Все из-за тебя! Из-за твоих игр...
Тени за окном были густо-лиловыми и темно-синими. Наступала ночь. Впервые на памяти Томо в доме было тихо в этот час. Впервые двери оставались закрытыми. Внизу, в своей комнате, Бакуру опустошал одну бутылку саке за другой - и порой его пьяный голос достигал верхнего этажа - произносящий яростные, горькие слова, которые стали бы его смертным приговором, если бы сегун узнал о них. Сперва хозяин пытался его успокоить его, разговаривая с ним через запертую дверь, но все было тщетно - и теперь сладковатый запах опиума поплыл по дому.
Бакуру скорбел по Ику. Когда Ику однажды сказал, что Бакуру никогда не наказывал его - должно быть, это было правдой. Каким-то странным образом привязанность Бакуру к мальчику гнездилась в чистом, нежнейшем уголке его душе... в то время как темная сторона его натуры была обращена к Томо. Возможно, Томо сам был в этом виноват - кто знает? Но Бакуру любил Ику - любил так, что сейчас никакое саке не могло утопить его горе.
Придет ли Бакуру в себя от своей потери, Томо не знал. Но если нет - их заведение погибло. Хозяин не сможет управлять им один.
- Из-за моих игр? - прекрасные бархатные глаза Норио сощурились, а в его голосе появился отзвук металла - легкий, но неоспоримый, и от него холодок пробежал по спине Томо. - А может быть, из-за чего-то другого? Может быть, из-за того, что ты слишком долго колебался? Ты думаешь, я не видел, как ты там прятался? У тебя заняло довольно много времени, чтобы выйти и попытаться спасти мне жизнь.
Слова падали с прекрасных губ и впивались, как стрелы. Попадали в цель. Все так и было. Томо винил Норио - но на самом деле, это была его вина.
- А я вот был готов умереть за тебя, - с улыбкой добавил Норио.
Что они наделали... Мысль об этом, темная и отчаянная, накрыла Томо. Что они вдвоем наделали...
- Так что не вини меня за то, что я не дал тебе умереть.
- Что... будет с Ику?
- Думаю, что мы никогда не увидим его снова.
- Мы его убили.
- Томо. - Переход от нежности к насмешке и обратно в голосе Норио был пугающим в своей естественности. - Кто-то должен был умереть. Это мог быть ты. Мог быть я. Но так получилось, что погиб глупый мальчишка. Если тебе интересно, что я думаю - он был слишком романтичен, чтобы жить. Да ты и сам это понимаешь, не так ли? Я знаю, он тебя раздражал - наверное, ты даже рад, что он больше не будет путаться под ногами.
Это была неправда! И в то же время стыд обжег Томо при воспоминаниях, как он относился к Ику. Его затошнило от этого стыда - и от гнева на себя, на Норио.
- Замолчи. Не говори о нем.
- Ты сам начал о нем говорить. Но если хочешь, давай поговорим о другом. О чем бы нам поговорить? О сексе? Сегодня в этом месте секса явно недостаточно. Хочешь отсосать мне, Томо? Или чтобы я тебе отсосал?
Каждое слово, произносимое Норио, казалось, входит длинной иглой в его мозг - оскорбительное, грязное - и Томо не мог их выдержать. Краем разума он понимал, что для того Норио их и произносит, опять играет с ним, провоцирует его - но не мог сдержаться.
- Замолчи же ты, дрянь!
Он снова замахнулся для удара - и Норио поймал его руку, сжал и вывернул запястье. Томо пытался освободиться - но казалось будто на его руке сомкнулся железный наручник. Лицо Норио оставалось таким же безмятежным, как всегда. Он выкручивал руку Томо, заставляя его опуститься на колени - а потом оттолкнул.
- Осторожнее. Осторожнее со словами, шлюха. Я простил тебе одну дерзость - но больше не прощу.
Скорчившись на полу, Томо задыхался. Он ненавидел себя за слабость - и за то, что в голове у него все путалось. Кашель сотрясал его тело. У него заняло минуту или две, чтобы прекратить приступ - и все это время он сознавал, что Норио стоит над ним и смотрит на него сверху вниз. Чужой, чужой и опасный человек - внезапно именно таким он показался Томо.
Он знал, что ему стоило прекратить этот разговор, все равно он ни к чему не приведет - нужно было уйти из своей комнаты, если уж он не может выгнать Норио. Но несчастье, которое наполняло дом и в котором они оба были виновны, словно не давало им расстаться.
- Можешь не прощать меня. Но простишь ли ты себе? - сказал он. - Ику не заслуживал этого.
Он поднял глаза к Норио - и в этот миг ему показалось, будто что-то изменилось у того в глазах, как если бы сдернули покров. И то, что было под этим покровом, потрясало. Боль.
- Не заслуживал, да? - голос Норио взвился до крика, а потом немедленно упал, низкий и хриплый - и слова звучали так, словно у него было поранено горло и ему было больно произносить каждое из них. - А я заслуживал? А ты, Томо? Что мы сделали, что нам все время приходится платить? Посмотри на себя! Ты весишь, как будто тебе десять лет, и день и ночь кашляешь! Что ты сделал, чтобы заслужить это? Сколько тебе было лет, когда ты принял первого клиента? Какой-то любитель пятилетних мальчиков это был, да? Я-то помню, сколько мне было лет! Когда мой отец принес меня в спальню сегуна и оставил там - думаешь, мне не было больно? Думаешь, я не плакал?
Томо не мог представить себе, что голос Норио может звучать таким мучением. Это поразило его - как будто он стал свидетелем того, чего не должен был видеть. А Норио не останавливался.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 16 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |