- Зачем? Ты же как гость идешь, а не как официант.
- Спасибо, что напомнил. Где, когда, во сколько проводится-то хоть ваш юбилей, бл*? Вечно я из тебя все вытягиваю.
- Да я не знаю. Билл позвонит, как все устроит. Я устраивал наше первое свидание, он наш первый юбилей.
- Надеюсь, будет не так же, как получилось у тебя.
- А что не так-то было? По-моему, все прошло просто отлично. Не считая, конечно, свечи, скатерти и сервиза, а так все было ништяк.
Том широко зевнул и улегся на мою кровать. Я рылся в своем шкафу, не в силах выбрать между коричневым и черным свитером.
- Ты не жалеешь? – Внезапно вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать эту мысль.
- О чем? – Лениво отозвался друг.
- О том, что ты теперь с Биллом.
Каулитц приподнялся на локтях и посмотрел на меня.
- Нет. А должен?
- Я не знаю. Мне кажется, данную ситуацию, отношения подобного рода люди в возрасте охарактеризовывают как «ошибки молодости». Ты не думаешь, что совершаешь ошибку?
- Нет, не думаю. Почему я должен совершать ошибку? Мне нравится Билл, я нравлюсь ему, все по-честному. Что за терки ты опять начал?
- Можно встречный вопрос?
- Ну.
- Как долго ты планируешь быть с Биллом?
- Столько, сколько понадобится. Пока не разонравимся друг другу.
- А когда он тебе разонравится, что делать будешь?
- Бл*ть, да что за вопросы? – Том начал злиться. - Я, может, не хочу, чтобы он мне разонравился.
- Но когда-нибудь это обязательно произойдет.
- Если произойдет, тогда мы мирно расстанемся и будем друзьями.
- А после Билла ты будешь продолжать встречаться с парнями или к девчонкам вернешься?
- Откуда я знаю? Я вообще-то с Биллом еще не собираюсь расставаться! Ты чего?
- Билл у нас явно гей, как ни крути. А вот ты, Том, натурал, зато большой экспериментатор.
Каулитц сел и свел брови.
- Объясни.
- Просто… все это кажется мне такой глупостью.
- Что – это?
- Ну, вы с Биллом. Это ведь игра, да? Это же несерьезно?
Том молчал. Сидел, смотрел на меня и молчал. Я напрягся из-за ожидания того, что сейчас он, возможно, кинется в драку. Но Том встал, произнес вполголоса:
- Мне надо подумать. – И ушел. Аллилуйя, ему надо подумать. Может, я ему так и мозги вправить сумею. Надену завтра черный свитер.
Сейчас взобью подушку повыше и лягу спать. Здоровый сон – лучшее лекарство от дневной суеты. Надо принять перед сном успокоительное, а то опять всю ночь будут блестки на буферах сниться… Где там мой пустырничек?
- Густи! – Вдруг раздается стук в дверь.
А-а, сука! Вздрагиваю и роняю флакон на пол, зелененькие таблетки с прямо-таки восторженным треском рассыпаются по полу. И что я такой неуклюжий последнее время? И почему меня все так раздражает?
- Чего тебе, мама? – Нервно говорю я, оглядывая масштабы трагедии.
- Том звонит, просит тебя срочно прийти к нему.
- Время десять вечера, чего ему надо так поздно?
- Густи, он сказал, что это очень-очень важно.
- Тьфу ты. – Стаскиваю пижаму и натягиваю брюки, попутно ругая Каулитца всеми известными ругательствами. – Мам, я потом приду и уберу здесь.
Вышел из дома и уже дошел до проезжей части, как заметил, что шагаю в тапочках. Так, пора взяться за себя и следить за речью, слишком много в ней стало нецензурщины. Вернулся, обул ботинки на голые ноги и снова направился к этому неугомонному полуночнику.
Ну да, а кто же еще может внести переполох в мою размеренную и спокойную жизнь? В комнате Тома помимо самого хозяина, растерянного и взъерошенного, сидел Билл, весь зареванный и измазанный в косметике.
- Что у вас? – Спросил я, давая понять, что надолго задерживаться не намерен.
- Совет нужен, - ответил Том. Я удивился и уселся в кресло.
- По какому поводу?
Каулитц тронул поникшего Билла за плечо, тот поднял голову и протяжно затянул, всхлипывая:
- Моей маме понравились эскизы фрау Каулитц, и она решила их себе присво-оить. Я сказал ей, что так нельзя, и что у них есть свой автор. Она меня не послушала-а! Сказала, что все равно использует их как свои, потому что они хоро-ошие! А я сказал, что если она так сделает, то я уйду из дома! А она тогда заперла меня в моей комнате и уехала в Гамбург на выставку. И я сидел там и плакал, пока вечером сестра не пришла и не выпустила меня. И вот я здесь.
- Э-э-э… и какой совет я должен дать? – Уточнил я, замечая в углу сумку с вещами.
- Что мне теперь делать? – Взвыл Билл, драматично всплескивая руками.
Я почесал в затылке.
- Ну-у, фрау Каулитц может подать на твою мать в суд, например, за нарушение авторских прав. Или…
- Да нет, Густ, моя мама уже в курсе, и она не в обиде. Наоборот, порадовалась, что хотя бы ее рисунки известными станут.
Я открыл рот, поражаясь безразличию Симоны к своему труду и достоинству.
- Так я-то какой совет дать должен?
- Где я буду жить теперь? У меня много вещей, - проныл Билл.
Я пожал плечами.
- Понятия не имею.
- Билл, а оставайся пока у меня! – Заявил Том. – Поживешь пока у меня, а там посмотрим, что с твоей мамой решить. Твои вещи потом тоже перевезем.
- Ой, а можно?
- Конечно! Ты же мой парень, можешь оставаться сколько хочешь.
- О, Томми! – Билл благодарно прижался щекой к груди Каулитца, примостившегося рядом с ним на подлокотнике. Хныканья прекратились, но теперь зареветь готов был я.
Я до последнего сохранял надежду, что, может быть, родители Тома возмутятся по поводу нового жильца, или хотя бы позудят из-за эгоистичной и наглой выходки его матери, но Гордон и Симона будто только и ждали, когда Билл вселится в комнату к их сыну. Глядя на волокущего из ниши раскладную кровать отчима, я спросил Тома:
- Ты что, будешь спать на раскладушке?
- Ну да.
- У тебя же кровать есть своя!
- На ней будет спать Билл.
- Не понял, почему бы его на раскладушку не положить? Это твоя комната, ты в ней хозяин, и кровать твоя.
- Ох, Густ, ну вот была бы у тебя девушка – ты ее на пол положил бы, если бы она у тебя ночевать осталась?
- Э-э, нет. Но то девушка, а Билл парень, чем он лучше тебя?
- Ой, замолкни, Густ! – Оглянувшись на Гордона, Том зашептал мне на ухо. – Это для отвода глаз, я все равно ночью к Биллу присоединюсь. – И, отстранившись, хитро подмигнул мне.
- Пойду домой, - не выдержал я. – В жопу вас всех.
- Иди, - поддакнул Том. – Завтра утром за нами только зайди. Будем ждать тебя в жопе.
Утром я встал невыспавшийся, сердитый. Настроение упало вообще до нуля, когда я увидел чертову россыпь из таблеток по комнате, которую вчера убрать у меня просто не было сил. Насилу затолкнув в глотку завтрак, я побрел к Тому, ненавидя его всем своим существом. И, конечно же, у этой сволочи было превосходное настроение, он даже вскочил с петухами и к моему приходу успел сварить кофе, хотя раньше таланта к этому у него не наблюдалось. Увидев мою недовольную физиономию в дверном проеме, засранец доверчиво сообщил, будто мне это интересно больше всего:
- Билли в ванной, скоро будет.
Я сел за стол и подпер голову руками.
- Где твои родаки?
- Спят еще. Густ, я тут подумал над твоим вчерашним вопросом… ну, у тебя в комнате, перед тем, как я ушел. И я могу дать ответ.
- Ну, давай, обрадуй меня… - Да-да, сейчас он скажет, что все это фигня, что он заигрался, что переезд Билла открыл ему глаза. Том налил себе кофе и, грея руки о кружку, медленно заговорил, глядя перед собой словно в никуда.
- Сегодня утром я проснулся, когда мне в глаза солнце светить стало. Я решил зашторить окно, чтобы оно Билла не разбудило. И когда потянулся к занавеске, посмотрел на него. Ты знаешь, я впервые увидел его без раскраски. Он спал, такой милый и… и хорошенький… беззащитный. На моей руке спал. И я тогда понял, как на твой вопрос ответить. Я его люблю.
Я поперхнулся, и кофе пошло носом, капая на одежду. Хорошо, что у меня черный свитер.
- Я люблю Билла, Густ.
- Да слышал я…
- И я хочу ему об этом сказать на нашем юбилее, мы с ним в кафе идем. Только я хочу все обустроить, чтобы романтично было, не так, как в первый раз.
- Угу.
- Только это… Густ, ты ведь не обидишься? Я хочу, чтобы этот момент особенным был. Я хочу ему это наедине сказать. Без тебя.
Рука с салфеткой замерла, не дойдя до пятна на брюках. Внутри что-то неприятно заворочалось, будто это что-то мирно спало, а его потыкали палкой. В этот момент на кухню вплыл Билл со свежим макияжем и солнечной улыбкой. Поздоровавшись со мной, он сел за стол, принимая из рук Тома чашку кофе и глядя на того своим кошачьим взглядом.
Вот и настал тот момент, когда я стал ненужным своему другу.
Чем бы вечер занять? Уроки все сделаны, параграф к истории выучен, до сих пор на языке вертится. Журналы все я пролистал, записал свежие номера в картотеку. Прочел в Интернете статью о развитии ракетостроения. Помог матери вымыть посуду. Приехал отец, выслушал его, помог написать протокол к заседанию. Почти ничем не занимался, грубо говоря. Скучно. Надо дополнительное хобби завести, а то еще привыкну лениться – черта с два отучишь потом. Сходить куда, что ли. Блин, а у меня и знакомых-то, кроме Каулитца, никаких нет. То есть знакомые есть, но вряд ли они меня с собой возьмут. Может, Стелле позвонить?.. Не-ет, чего это я? Вот еще. Еще я о колготках не беседовал. Черт, скучно-то как! Все потому, что сегодня Том свалил на свой фигов юбилей, повел в кафе зазнобушку свою ненаглядную. В любви признаваться будет… Пи*арасы…
Ох… Переворачиваюсь на другой бок. Отлежал себе руку, валяясь на кровати, скомкал все покрывало. В руке неприятно колет и тянет. Позвонил бы хоть, сказал, что у него там! Я его знаю, ляпнет какую-нибудь чушь, а потом оправдываться будет, заикаясь, и выдаст еще большую чушь. А если Билл его отошьет? Нет, мне-то это, конечно, все равно и даже на руку будет. А вот Каулитц расстроится. Вдруг он пойдет и с моста кинется? Он на всякое способен, он эмоционально неустойчивый. Ну, не должен, что ж он – совсем кретин? Погорюет и перестанет, и все станет, как прежде. Да… Желанный поворот событий. Я даже готов терпеть его кислую мину, если потом все вернется на круги своя.
Как по заказу телефон оповещает о приходе сообщения. Встаю и медленно, с подозрением беру телефон, разминая параллельно затекшую ногу. Сейчас прочту что-то типа в духе «Моя жизнь разбита!» или «Густи, я умираю!». И потом мне придется ехать за ним и выслушивать его жалобы и клятвы больше никогда не влюбляться. Ну и пусть, я согласен. Да, вот такой я гадкий. Ухмыляюсь и открываю сообщение. Большими красными буквами по белому фону написано:
«Я счастлив». И штук десять танцующих смайликов.
Наверное, это был коварный план по устранению меня. Придумали эту типа любовь, чтобы меня сплавить, а самим всякими извращениями заниматься. Я уже третий вечер дома один. Том вплотную занялся своими отношениями с Биллом. Я его почти не вижу вне школы, да и то только на уроках. Они используют каждую свободную минуту, чтобы где-нибудь уединиться и предаваться своим слюнявым нежностям. А после школы едут к Тому и сидят там целыми вечерами. Мамаша Билла еще в разъездах, поэтому загнать его домой некому. Иногда я вижу в окно, как Том с Биллом гуляют по улице и под ручку проходят мимо моего дома. Оба такие довольные… раздражают. Но больше всего меня раздражают постоянно приходящие от Тома сообщения – «Я самый счастливый человек на земле!», «Мой Биби просто чудо», «Густи, это любовь»… Бывает, что он мне звонит, тогда мне приходится все это еще и слушать.
Но сегодня ему от меня не избавиться, только не сегодня, в такой день. От этого события Том отказаться не сможет, он просто не имеет права. Иначе это будет предательством нашей дружбы, а он и так ее в последнее время не жалует. Я уже оделся и готов, чтобы сразу выйти из дома. Правда, сначала надо было позвонить, а то вдруг пошлет меня куда подальше. Ну ладно, потом разденусь, если что. Решительно набираю номер Тома – если он забыл про этот день, ух, я ему задам!
- Да, Густ? – Отвечает бодрый голос Каулитца.
- Я надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день? – Вкрадчиво спрашиваю.
- Обижаешь. Я-то помню, только понять не могу, почему ты еще не у меня.
- Сейчас буду. - Кладу трубку и делаю «йес».
Через пять минут я у Тома. Он открывает дверь с заговорщическим выражением лица и семенит на кухню.
- А что это ты даже не спросил «Кто там?».
- Зачем? – Непонимающе смотрит Каулитц.
- Ну, я думал, ты забыл, как я выгляжу.
- Густ, ты как моя бабушка, она тоже мне постоянно это говорит, - фыркает он.
- А что? Когда ты последний раз ко мне заходил?
- Точно – бабуля. Тебе еще не хватает очков и старой драной кофты с большим карманом, в который она всякую фигню складывает. Давай еще неблагодарным сорванцом меня назови.
- Ладно, проехали. Ты нарыл?
- Конечно! Еще позавчера! Я про такие вещи не забываю, нечего тут.
- Здорово! – Я предвкушающе потер ладони. – Приступим?
- Сейчас, подождем Билла…
- Что? – Я тут же расстроился. – Зачем он-то, это наш праздник!
- Густ, ну, не вредничай. Билл теперь в нашей компании, теперь это и его праздник.
- Нифига! Кому он здесь друг? Тебе он друг? Нет.
- Почему это он мне не друг?
- Потому что он твоя подруга.
- Ну, да, в общем-то. А тебе он разве не друг?
- Мне – нет. У меня есть один друг, это ты. А Билл мне не друг.
Том промолчал, скривив рот и глядя на меня из-под козырька.
- Все равно, я его уже пригласил, и он будет участвовать, - обиженно буркнул он и отвернулся, начав шелестеть пакетами.
- А вот и я! Привет, Густав!
Я поворачиваюсь и вижу в дверях какого-то пацана в оранжевом спортивном костюме. При более внимательном рассмотрении пацан оказывается Биллом. До меня не сразу доходит, что это именно Билл, без косметики он выглядит как нормальный человек.
- Что? Что ты на меня уставился? – Спрашивает он. – Ну да, я в спортивной одежде. Просто Томми сказал, что у нас будут какие-то соревнования, вот я и оделся так. А вы что как обычно?
- Потому что это не спортивные соревнования, - ответил я.
- Биби, проходи, я сейчас тебе объясню! Присаживайся. Видишь ли, у нас с Густом есть традиция. Каждый год в октябре у нас вроде как праздник. Мы типа отмечаем, что мы друзья и все такое.
- О, это так мило! – Запищал Билл, хлопая в ладоши, как дите малое.
- Во-от. А поскольку мы с ним оба те еще придурки…
- Не обобщай, - возразил я. Том махнул на меня рукой.
- А поскольку мы с ним придурки, то и праздник у нас идиотский. Мы проводим мини-соревнования. Раньше никто до них, кроме нас, не допускался, но для тебя, как для моего любимого человечка… - Каулитц наклонился к Биллу, и они, глупо улыбаясь, потерлись носами. Меня чуть не стошнило. - …я сделал исключение!
- Ну, и какие же у вас соревнования? – Спросил Билл, ерзая на стуле. Мы с Каулитцем переглянулись, кивнули друг другу, и он, вытащив из-под стола большой пакет, высыпал на стол кучу неочищенного, грязного от земли чеснока. Кухня тут же наполнилась его густым запахом и запахом сухой земли.
- История этих соревнований насчитывает шесть лет, - нараспев начал рассказывать Том, пока мы с ним на пару перебирали чеснок.
- Семь, - поправил я.
- Точно, сегодня седьмые. Родаки Густа как-то задарили моим гору чеснока, а мои взяли и посадили нас с Густом его чистить. Ну, мы стали прикалываться, а потом, на следующий год, нам опять приволокли чеснок, и мы решили сделать этот прикол ежегодным. А потом еще решили, что это будет таким обозначением… что мы кореша на всю жизнь и типа того.
- Это, конечно, все очень здорово и романтично, - сказал Билл. – И все же в чем заключаются эти ваши чесночные соревнования?
- Будет несколько конкурсов, - ответил я. – В конце подсчитываются баллы и выявляется победитель.
- И что он получает, какой приз?
- Никакой. Просто он молодец, и все.
- Но так же неинтересно!
- Почему же?
- Да ну… Подождите-ка! Томми! Зачем это вы разложили чеснок в тарелки? Только не говори, что его надо жрать!
- Ну… Хорошо, не скажу.
- Минуточку… Ой, фу! – Билл брезгливо замахал руками на тарелку с чесноком, которую поставил перед ним Том. – Я ненавижу чеснок! Я вообще его не ем, и лук тоже! Томми!
- Да, Биби, я слушаю тебя, - деловито отозвался Каулитц, усаживаясь перед своей тарелкой.
- Ты что, собираешься есть этот чеснок? – Визжал Билл, тыча в тарелку пальцем.
- Не просто есть, а есть на время. Сейчас мы засечем на таймере минуту, и тот, кто сожрет за минуту больше чеснока, чем остальные, победитель. Чеснока у всех поровну, так что все честно.
- Да мне плевать, честно или нет! Я не хочу жрать чеснок! Это же мерзко, Томми, он воняет! Ты знаешь, как долго этот запах держится?
- Билл, не нервничай, - сказал я, меня здорово веселила эта ситуация. – Мы все вонять будем. И не только вонять, в позапрошлом году у Тома вообще гастрит начался. И ничего.
Билл в ужасе мотал головой.
- Нет-нет-нет, я отказываюсь участвовать в этом! Дисквалифицируйте меня со своих дебильных соревнований!
- Да ладно, будем просто считать, что ты проиграл. – Я уже был рад тому, что Том уговорил Билла участвовать.
- Томми, я не буду с тобой целоваться! – Прибегнул Билл к своему последнему аргументу. – Сожрешь хоть одну штучку, и я тебя неделю не поцелую! Месяц не поцелую тебя! Том!
- Все, Билл, сиди тихо, - отрезал Том. – Не хочешь – не ешь, но и не мешай нам. Будешь, значит, время засекать. Итак… Седьмые ежегодные чесночные соревнования объявляются открытыми!
Я картинно зааплодировал.
- Первый конкурс – «Сладкий поцелуй»!
Каулитц сунул Биллу в руки мобильник с таймером и навис над тарелкой.
- Я тебя сделаю в этот раз.
- Даже и не мечтай.
- Ох… Ну ладно… П*здец… - Скулил Билл. – Приготовьтесь. Три, два, один!
Мы накинулись на тарелки. Зубчики чеснока надо было сначала разделить и очистить, а потом быстро сжевать. Некоторые удавалось проглотить, не разжевывая. В результате я чуть не подавился, но лидерство сохранялось за мной. Глаза стали слезиться, во рту все горело, пищевод жгло. Мы с Томом напоминали тех идиотов из программы «Jackass», которые делают всякие глупости или едят разный мусор, а потом дружно блюют в камеру. Вот и я того гляди вывалю обратно на тарелку все, что в себя запихал. Мне кажется, минута уже вышла давно… Чего Билл молчит?
- Время! – Крикнул Билл. Облегченно застонав, я бросил обратно на тарелку зажатый в кулак чеснок. Том, весь красный и мокрый, отвернулся в сторону и выплюнул на пол отвратительного вида кашицу. Вытерев слюну с подбородка, он икнул и сказал:
- Ну что, кто выиграл?
- Подсчитаем, сколько осталось чеснока… У меня четыре.
- Шесть. Блин, опять ты первый! Вот сучара, а? Монстр!
- Двигать челюстями быстрее надо.
- Я двигаю! Бл*, так нечестно, чего ты все время выигрываешь в этом конкурсе? Сидишь, наверное, тренируешься целыми днями…
- А как же, делать мне больше нечего. Билл, пометь там на бумажке: Густав – два, Том – один, себе ноль нарисуй.
- Вы оба просто психи, - скривился Билл, черкая на листке. – Меня сейчас вырвет.
- Меня тоже. – Каулитц налил себе и мне воды и присосался к стакану. – Не волнуйся, Биби, это был самый сложный конкурс, остальные не такие уродские.
- Ага, конечно! Все, я вам не доверяю!
- Ну и ладно. – Напившись воды, я сладостно выдохнул. – Погнали дальше.
- Биби, в следующем конкурсе ты можешь участвовать, мы чеснок вообще трогать не будем. Итак, второй конкурс называется «Тупое быдло»! Кто дольше будет ржать над выражением «головка чеснока»! Три, два, поехали!
Мы синхронно покатились, взвизгивая и похрюкивая. Обычно в этом конкурсе Том меня обставлял, но сегодня у меня была дополнительная фора – лицо Билла с глазами навыкате и разинутым ртом. Он вертел головой от меня к Тому, и я был уверен, что у него в глазах читалась безграничная жалость к нам. Посмеялся я на славу, но выиграл все равно опять Том.
Следующий конкурс заключался в том, чтобы раскрутить над головой чеснок за зеленые перья и бросить точно в цель. Целью был старый таз, повешенный на дереве на заднем дворе Каулитцев. Тут Том опять лидировал, сила размаха и броска у него была выше, чем моя.
- Это потому что ты не развиваешь мышцы! – Говорил Том, щупая меня за предплечье. – Смотри, сколько мяса! Занялся бы спортом – у тебя бы сейчас такие банки были!
- Не хочу, спорт отупляет, - ответил я, выбирая чеснок с перьями покрепче.
- Ну, тогда музыкой. Барабанами, например. У меня знакомый ударник есть, у него руки каменные!
В этом конкурсе нас поддержать решил и Билл. Брезгливо морщась и фыркая, он брал чеснок двумя пальцами и практически без размаха бросал. И, естественно, чеснок не долетал до цели и половины пути, либо вообще улетал куда-нибудь за ограду или за голову. Ругаясь и топая ногами, он вскоре позабыл о кривляниях, злобно хватал чеснок из корзины и с воплями швырял его в таз, но так ни разу и не попал.
После Билл совсем втянулся в игру и даже выиграл конкурс на плетение косичек из чесночных перьев.
- Чесночины надо брать такие, чтобы были не очень сочные, потому что ломаются в пальцах, но и не слишком гнилые, а то рвутся. Нужны такие, чтобы средней лежалости, - пояснял Том. Билл кивал и заворачивал одну косичку за другой.
- Теперь последнее задание, - объявил я. – Творческий конкурс на лучшую чесночную фигурку. Но в этом году, Том, я требую запретить изготовление тобой чесночных человечков, достали уже. Пора проявить фантазию.
- Но у меня не работает фантазия, я только человечков умею!
- Не заливай, пошурупишь мозгом и придумаешь что-нибудь. Можно использовать как зубчики, там и перья, можно и головки. – Том снова захихикал, будто не наржался во время конкурса. – Билл, тебе понятно?
Билл кивнул и почесал нос рукой в зеленых и серых разводах. Я сгреб себе чеснок и стал составлять фигурки – брал головки и ставил на них зубчики в виде треугольника. Получалось плохо, все постоянно разваливалось. Но дела у меня шли лучше, чем у Каулитца, тот просто сидел за столом и ковырялся в зубах.
Через пятнадцать минут я объявил сдачу работ.
- Представляем. У меня чесночные домики. Вот основание, вот крыша. Билл, что у тебя?
- У меня картина. Чесночные лодочки плывут по чесночной реке.
Я придирчиво оценил зубчики, расставленные вдоль изогнутых перьев.
- Ну, допустим. Том, что у тебя? Ты что, ничего не сделал?
- Почему не сделал? Сделал.
- И что это, по-твоему? - Перед Томом на столе лежал сваленный в небольшую груду чеснок.
- Чесночная собака.
- И где она? Что-то я не вижу.
- Потому что она уже убежала.
- А это что лежит?
- А это чесночная куча, которую навалила чесночная собака! – Безаппеляционно заявил Том и расхохотался. – Густ, я же сказал, я только человечков умею!
- Хрен с тобой. Запишем выигрыш Биллу, у него все равно меньше всех баллов.
- Ребята, а мне понравилось! Только из одного чеснока неинтересно и неудобно. Давайте из разных овощей делать? У вас есть еще овощи? – Сказал Билл.
- Есть, полно, и фрукты тоже. Я за! Густ, что скажешь?
Я замялся, глядя на время, был уже вечер. Но, поймав просительный взгляд Билла, почему-то не смог отказать.
- Тащи свой огород.
Уже поздним вечером, когда из поездки вернулись родители Тома, на кухне их встретила разноцветная выставка «достижений генной инженерии». В основном «шедевры» принадлежали авторству Билла. Был и перцово-маслинный человечек, и помидорный снеговик, и огуречно-спичечный кактус. Я наваял шикарного робота из картошки и ягод. Посреди этого всего находилось и произведение воспаленного гения Каулитца – составленные вместе внушительных размеров баклажан и пара киви, любовно окрещенные автором «Причиндалы негра». Симона долго и вроде бы даже на полном серьезе все это рассматривала и хвалила, в то время как Гордон держался за живот и крутил пальцем у виска.
- У меня есть идея! – Захлебывался потоком собственных слов Билл, когда они с Томом провожали меня домой. – На Хеллоуин будем делать тыквенные головы и украшать их! У меня дома книжка есть с классными идеями, я ее привезу. Думаю, втроем справимся, Густав, ты придумаешь, как туда лампочку вставлять, чтобы подсветка была!
Я пожал Тому руку и, захватив с собой своего картофельного робота, грязный и воняющий чесноком, отправился домой.
Не могу понять, что происходит. Который день уже пытаюсь обмозговать, но не могу найти, за что зацепиться. Вроде все и нормально, а вроде и не нормально. Что-то не так в этой дурацкой паре, ну, помимо того, что они два педика. Присматриваюсь, присматриваюсь… блин, что ж мне не нравится-то?
После чесночного праздника наше общение с Томом восстановилось почти в полной мере, мы почти так же занятно и конструктивно проводили время вместе, учитывая, конечно, ощутимую помеху в лице Билла. Каждое наше дело он сначала разносил в пух и прах своей неаргументированной критикой, потом вносил в него свои коррективы, а потом и вовсе брал всю инициативу на себя. В итоге получалось совершенно другое, не то, что задумывалось изначально. Руководить - самая большая его страсть, как я заметил, переплюнуть ее способна разве что страсть к высказыванию своего «фе». «Фе» порой разрасталось до размеров визгливых ультиматумов прекратить то или иное занятие. Я понял, что мне не нравится. Билл стал слишком доминировать, не только в общем досуге, но и в отношениях с Томом. А Том, имея все возможности, чтобы указать Биллу, где его место, опять вернулся к своей тухлой тактике молчания в тряпочку. Это и настораживало. Билл будто бы намеренно подавлял моего друга, только зачем?
Странно, после чесночных боев мне казалось, что мы сможем мирно сосуществовать, на взаимовыгодных условиях. Но условие ходить подневольным у Билла меня не устраивает. Я в марионетки к психически нестабильным личностям не записывался. И не позволю записать в них лучшего друга. Надо поговорить с Томом и выяснить, почему он позволяет Биллу командовать собой.
Улучив момент, когда комнатный тиран отошел поговорить по телефону с разъяренной матерью, я подсел к Тому, пялящемуся в телевизор, по которому мы по желанию Билла смотрели какую-то унылую передачу о полезных свойствах йогуртовой маски. Взяв с журнального столика пульт, я переключил эту лажу на боевик с участием Дольфа Лундгрена. Взгляд Тома стал более осмысленным, и он повернулся ко мне.
- Густ, зачем переключил? Включи обратно, Билл сейчас придет и будет ругаться.
- Пусть ругается. Я хочу смотреть фильм.
- Ты же не любишь боевики!
- Не люблю, но ты любишь. Я думаю, это гораздо интереснее, чем про косметику.
Том покосился на экран.
- Переключи, Густ. Билл ту программу смотрит.
- Обойдется. Сейчас он вернется, и ты ему скажи, что будешь смотреть кино.
- Густ, я уже видел этот фильм и не один раз. Включи, пусть Билл смотрит про свой йогурт.
- Том, но это же неинтересно тебе!
- Это интересно Биллу.
- А вы когда-нибудь делаете то, что интересно тебе?
- Делаем. – Том мечтательно улыбнулся, закатывая глаза. Я тоже закатил глаза, но уже от негодования.
Билл вбежал в комнату и устроился подле Тома, грызя ногти.
- Ну что? – Спросил Том.
- Мама узнала, что я убежал из дома, и сказала, что через два дня приедет и выпорет меня, - невнятно проговорил Билл, запихивая в рот сразу все свои пальцы.
- А ты что?
- Ну, я такой ей – «Ха! Найди меня сначала!»… Ой-ой-ой, Томми, ты ведь меня спрячешь, да?
- Разумеется.
- Вот еще, чтобы и Тому влетело? – Возмутился я. – Сам со своей матерью разбирайся, фрау Каулитц она уже оскорбила, а с Томом вообще церемониться не будет.
Билл медленно вынул изо рта пальцы и злобно прошипел:
- Ты зачем это сейчас вспомнил? Да, моя мама карьеристка, но она не зверь, каким ты ее выставляешь!
- Все, тихо, Билли, если что, я с твоей мамой поговорю.
Надутый Билл уставился в телевизор.
- Томми! Это не то, что я смотрел! – Заявил он по прошествии нескольких минут. – Что это за отстой, переключи обратно! Я ненавижу стрелялки!
- Том хочет смотреть этот фильм, - сказал я.
- Но я первый сел смотреть! Томми!
- Все в порядке, Биби, сейчас переключу. – Том потянулся к пульту. Я нагнулся и первым его забрал.
- Я тоже хочу смотреть этот фильм. Нас двое, а ты один, Билл.
- Но я не хочу смотреть этот фильм, - пожал плечами Каулитц.
- Вот видишь, Густав, теперь нас двое! Включи мою программу!
- Потом посмотришь свою идиотскую передачу!
- Это ты потом посмотришь свой гребаный фильм! Его можно на диске найти!
- Ну, конечно, это ты вон пойди, достань из холодильника йогурт и намажься весь с ног до головы!
- Что? Томми!
- Том!
Том вздохнул.
- Густ, включи Биллу программу, я тебе потом этот фильм из Интернета скачаю.
Билл улыбнулся и победоносно посмотрел на меня. Я переключил канал и бросил пульт на стол. Мне нафиг был не нужен этот глупый фильм. Так же как и Биллу, я уверен, было наплевать на его передачу. Дело было в принципе. Билл, ухмыляясь, устроился у Тома на груди, насмешливо на меня посматривая. Ах, так? Ну, хорошо, я принимаю вызов. Густав Клаус Вольфганг Шаффер никому не проигрывает.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |