А все наши пятнадцать номеров (за 15 лет), которые были предоставлены творчеству прозаиков, поэтов, историков, краеведов из Татарстана и Башкирии, из Республики Коми и далекой Якутии, из ханты-мансийской земли, из дружественной Белоруссии, разве не есть умножение пушкинского завещания о единстве многонациональной России?
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
Не гражданское общество — искусственное, выхолощенное, лишенное исторической глубины и национального лика, а живой, природный союз русского народа со всеми коренными народами России — вот идеал общественного и государственного устройства, за который ратовал пушкинский журнал и ратует «Наш современник».
И снова о памятнике. «Александрийский столп» — символ государства. Недавно в одном из номеров журнала «Знамя» Наталья Иванова в статье «Лютые патриоты» в охотку поиздевалась над писателями-государственниками. А ведь модная в ельцинскую эпоху практика «разгосударствления», которую исповедовали Сахаров, Собчак, Старовойтова и т. д., — одно из тягчайших преступлений нашей криминальной демократии. Разгосударствление обескровило экономику, породило нищету и вымирание народа, сократило сроки жизней человеческих, открыло «зеленую улицу» «бешеным» деньгам; а вместе с ними наркомании, заказным убийствам, беспризорщине, тотальному мошенничеству и уйме пороков, которые человечество накопило за свою историю…
Но «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», — говорил любимец Пушкина Тютчев. Разгосударствленные «бешеные» деньги везла в чемоданчике в родной Санкт-Петербург Галина Старовойтова. Разгосударствленными «бешеными» деньгами было заплачено киллерам, ждавшим демократическую комиссаршу на лестнице ее родного дома. «Разгосударствленное» оружие хлынуло в криминальный мир, и один из этих начиненных смертью стволов лег в руку убийцы. Пуля — тоже «разгосударствленная» — вошла в висок Старовойтовой. Криминальная революция сожрала свою дочурку. Пушкин так сформулировал в черновой главе «Капитанской дочки» закон исторического возмездия, настигающий идеологов бунтов и революций: «Не приведиБог видеть русскийбунт — бессмысленныйи беспощадный. Те, которые замышляю ту нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашегонарода, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушкада и своя шейка копейка». Обычно цитируют лишь первые восемь слов этой великой заповеди.
О законе этого исторического возмездия, может быть, глубже всех написал Вадим Кожинов в блистательном исследовании «Загадка 1937 года».
Но как бы ни восхищался поэт Александрийским столпом и Медным Всадником, «нерукотворный» памятник был роднее и ближе его душе.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой.
Пушкинская свобода имеет совсем другое происхождение, нежели нынешняя покупная «свобода слова» и фарисейские «права человека», сущность которых русский гений разглядел почти два века тому назад.
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова…
………………………………………….
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья,
Вот счастье! Вот права…
Этой пушкинской свободой дышали дневники Георгия Свиридова и его вечно печальная мелодия к пушкинской «Метели», стихи Николая Рубцова, «Записи перед сном» Виктора Лихоносова, мифотворческий полет Юрия Кузнецова. Недаром начало своей поэтической судьбы он отсчитал от мгновения, когда «ночью вытащил я изо лба золотую стрелу Аполлона». А завершением была поэма о жизни Христа. Впрочем, и Пушкин тоже начинал с культа Аполлона, но самые проникновенные христианские стихи свои написал в конце жизни.
Свободой мысли и поисками полной Истины дышат исторические работы Кожинова, публиковавшиеся в нашем журнале: «И назовет меня всяк сущий в ней язык», «История Руси и русского слова», а также книга о Федоре Тютчеве. Вадим Валерьянович вырабатывал свой взгляд на историю с помощью Пушкина и Тютчева. Его настольным чтением были пушкинские жизнеописания — Петра Первого и Пугачева, и тютчевские статьи «Россия и революция», «Россия и Германия». Но пределы тайной свободы Пушкин знал: «Выше Александрийского столпа» — да. Но ниже — высших законов Бытия. «Веленью Божию, о муза, будь послушна». Да и Георгий Свиридов чувствовал эти пределы, когда писал в дневниках: «Для меня Россия — страна простора, страна песни, страна печали, страна минора, страна Христа».
Отговорила моя золотая поэма,
Все остальное и слепо, и глухо, и немо.
Боже, я плачу, и смерть отгоняю рукой.
Дай мне смиренную старость и вечный покой.
Смирение музы перед Высшей Волей — наитруднейшая заповедь творчества… В пушкинском «Памятнике» есть еще одно молитвенное обращение к музе:
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца…
Опять же — это идеал, которому не всегда следовал сам Пушкин. Озорничал, развлекался эпиграммами, язвил литературных противников из стана «рыночной литературы», угрюмых цензоров и тупых чиновников, расточал время, жизнь, дарование. Вел себя как Моцарт в трактире при встрече со слепым скрипачом.
Суровый Юрий Кузнецов не прощал такого легкомыслия своему кумиру:
Где пил Гомер, где пил Софокл,
Где мрачный Дант алкал,
Где Пушкин отхлебнул глоток,
Но больше расплескал.
Впрочем, все это — по-славянски, по-русски. Вот и мы не до конца следуем пушкинским заветам. Срываемся на полемику с мелкими бесами из «Московского комсомольца» и «Знамени», еврейского «Нового русского слова»… Не замечать бы их. Одно нас оправдывает: защищаем от лжи и клеветы не самих себя, грешных, а историю России, ее призвание, ее веру, ее великого сына — Александра Сергеевича.
Современный мир полон соблазнов, бездуховных тупиков, в которые неизбежно скатывается жизнь золотого миллиарда, потребляющего три четверти земных благ и буквально пожирающего планету. Мир симулякра и безграничного потребления. О нем, о его близком и страшном для всех народов закате пишут наши авторы — Борис Ключников («Две Америки»), Олег Платонов («Почему погибнет Америка»), Александр Казанцев («Симулякр, или Стекольное царство»). И, конечно же, вольно или невольно мы опираемся в своих оценках на фундаментальные пушкинские пророчества о еще молодой в ту эпоху западной демократии, еще приличной, еще не успевшей в те времена уничтожить индейцев или загнать их в резервации. Но от рожденья мерзкой:
«С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству».
Роковой поворот мировой истории — варварские разрушения в последнее десятилетие Сербии, Афганистана, Ирака — лишь окончательно подтверждают правоту пушкинских пророчеств. А для того, чья голова еще засорена либеральным вздором о том, что «арап» Пушкин не любил Россию и рвался душой на Запад, приведу еще одну пушкинскую мысль:
«… в Москве родились и воспитывались по большей части писатели коренные, русские, не выходцы, не переметчики, для коих где хорошо, там и отечество, для коих все равно: бегать ли им под орлом французским или русским языком позорить все русское — были бы только сыты…»
Сказано о Булгарине, а заодно о многих нынешних мелких и крупных «переметчиках».
Отечественные русоненавистники, глумясь над патриотами, постоянно твердят одно и то же заклинание: «свихнулись на идее жидо-масонского заговора». Но если бы дело заключалось только в заговоре! Все обстоит гораздо хуже, и это понимал Пушкин:
«Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна».
Выработать свое отношение к продавцам отечества, к идеологам двойного и тройного гражданства, к истеблишменту, чьи дети постигают в западных университетах науку властвовать над народами России, — помог нашему журналу Пушкин своей молитвой о патриотизме, которую, словно «Отче наш», он выдохнул в письме к Чаадаеву:
«… я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».
Я верю, что в годы длящейся катастрофы именно эта идея объединяла вокруг журнала потомков дворян и крестьянских сыновей, рабочих и. интеллигентов, коммунистов и монархистов, атеистов и православных: Игоря Шафаревича, Вячеслава Клыкова, Василия Белова, Татьяну Глушкову, Вадима Кожинова, Татьяну Петрову, владыку Иоанна, Валентина Распутина, Геннадия Зюганова.
Всех в лучшие мгновения жизни объединяло пушкинское слово…
А сколько в письмах Пушкина естественных здравых мыслей о семье, о женщине — жене, о детях, о воспитании чувств.
«Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку на свете скучно» (П. Нащокину, 1836 г.).
Вот своеобразное «священное писание» семейной жизни из письма П. Плетневу (1831 г.):.«…Жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши — старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо».
И подумать только, что этот цветущий мир был коварно разрушен, что почти совершенный во всех смыслах русский человек попал в сети, расставленные выродками из сатанинского, содомитского клана. Враги Божественной Гармонии ненавидели и гений поэта, и образ Божий, в нем отразившийся. Пушкин догадывался, что имеет дело с бесами в людском обличье, когда писал старому гею Геккерену: «Вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну… подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену»… «бесчестный вы человек».
А как обострилась по сравнению с пушкинским временем духовная брань за душевное здоровье народа, за цветущие многодетные семьи против самоубийственного для жизни культа однополых браков, от которых пахнет голубой смертью. В этой брани без пушкинской помощи нам не обойтись. О сатанинских правах человека на растление и грех говорит на страницах журнала митрополит Кирилл; о разрушительных соблазнах темной чувственности предупреждал общество Александр Панарин; уловки, которыми пользуется враг рода человеческого в погоне за слабыми душами, — постоянная тема наших отважных подруг Медведевой и Шишовой; о безумных оргиях, творящихся во время многотысячных парадов извращенцев всех мастей — вплоть до скотоложества, — повествуют страницы очерков Олега Платонова «Почему погибнет Америка».
По всему миру шествует сексуальная чума нашего века, как надругательство над образом Божьим в человеке. Человек, заболевший ею, превращается в тень. Недаром за несколько лет до недавнего московского «голубого бунта», во время которого содомиты попытались добиться всех конституционных прав, в «Нашем современнике» была напечатана статья Александра Севастьянова «Тень, знай свое место!». Нет, не знают. Жаждут известности, парадов, лезут на телеэкраны, ползут на священную Красную площадь.
Мчатся бесы рой за роем…
А нам все равно надо стоять по пушкинскому велению на защите сердцевины жизни, которая называется русской семьей.
Пушкина мы всегда считали спутником и покровителем нашего журнала и в благодарность ему по мере наших скромных сил сплетали поэту свой венок. Дважды в году — в светлый месяц его рождения июнь и в мрачные дни на переходе от января к февралю — мы строили номера журналов так, чтобы их можно было называть пушкинскими. В таких пушкинских номерах были напечатаны главы из ЖЗЛовской книги Ариадны Тырновой-Вильямс о Пушкине, исследования академика Российской Академии наук Николая Скатова, долгие годы возглавлявшего питерский Пушкинский Дом. Вспомним книгу «Пушкин и европейская традиция» Сергея Небольсина, множество размышлений и заметок о Пушкине Вадима Кожинова, Петра Палиевского, Андрея Убогого, Михаила Лобанова, Василия Белова, Юрия Кузнецова… Всех не перечислить. Только в этом году журнал напечатал повесть Юрия Убогого «Покой и воля» — о жизни Пушкина в Полотняном Заводе и исследование пушкиниста Бориса Конухова, убедительно предположившего, где и когда Пушкин встречался со святым Серафимом Саровским…
К 200-летию, со дня рождения Пушкина мы с сыном составили и двумя изданиями издали в «Детской литературе» книгу «А. С Пушкин. Стихотворения» — в серии «Школьная библиотека». С моим предисловием, которое начиналось словами Пушкина: «Духовной жаждою томим» и заканчивалось удивительным, пророческим стихотворением нашего покойного друга и члена редколлегии журнала в викуловские времена Анатолия Константиновича Передреева.
Стихотворение написано в 1984 году, накануне роковых перемен в нашей жизни, оно необычайно точно и глубоко выразило особую сегодняшнюю миссию пушкинского наследия.
Все беззащитнее душа
В тисках расчетливого мира,
Что сотворил себе кумира
Из темной власти барыша.
Все обнаженней его суть,
Его продажная основа,
Где стоит все чего-нибудь,
Где ничего не стоит слово.
И все дороже, все слышней
В его бездушности преступной
Огромный мир души твоей,
Твой гордый голос неподкупный.
Звучи, божественный глагол,
В своем величье непреложный,
Сквозь океан ревущих волн
Всемирной пошлости безбожной.
Ты светлым гением своим
Возвысил душу человечью,
И мир идет к тебе навстречу.
Духовной жаждою томим…
Пушкин был и остается нашим современником, потому что мы всегда знали: духовная жажда — единственный путь для спасения человечества от «темной власти барыша» и от «всемирной пошлости безбожной». И на этом стоял, стоит и будет стоять журнал «Наш современник» — духовный наследник «Современника» пушкинского.
Примечания
Выделено мной. — Ст. К.
В завершение этого сюжета могу сказать Бородину, пытающемуся везде видеть «руку Лубянки», что рукопись «Побежденных» попала в журнал в 1991 году не из архивов КГБ, а от подруги уже умершей к тому времени Римской-Корсаковой, актрисы Янсон, которая живет до сих пор в Москве и может подтвердить «чистое» происхождение рукописи романа.
В те годы я подарил одному молодому человеку свой стихотворный сборник «Метель заходит в город», который выставлен на стенде, посвященном Иосифу Бродскому, в ленинградском музее Анны Ахматовой на Фонтанке с надписью: «Иосифу Бродскому с нежностью и отчаяньем книжку, совершенно чуждую ему. Станислав Куняев».
ИФЛИ — Институт философии, литературы, истории, куда в 1938 году поступил учиться Давид Кауфман (Самойлов).
Когда я писал эти строки в Калуге, по «Радио России» шла передача — беседа поэта Андрея Дементьева с композитором Оскаром Фельдманом. Я отвлекся от текста и услышал, как Фельцман рассказывает о страшной осени 1941 года и о своей судьбе, столь похожей на судьбу моего героя:
«Но тут началась война, и я уехал в Новосибирск, где вскоре в свои 26 лет стал председателем Союза композиторов Новосибирска. Меня показали Шостаковичу, я познакомился с Колмановским, Утесовым, Фрадкиным, Дунаевским и понял, что мое призвание — оперетта».
«Крапивник», «крапивное семя» — «ярыжка», «приказной крючок» (словарь Даля), мелкий делопроизводитель, писарь, составитель кляуз; сюда же можно отнести и «желтых» журналистов, наемных газетчиков, «папарацци» и т. д.
Margolina. Das End der Lbgen Rusland und Juden in Jahrhundert. S. 84.
Однако в ту эпоху среди еврейства находились мыслители, на дух не принимавшие такого рода формулировки: «Все охамившиеся евреи, заполнившие ряды коммунистов, — все эти фармацевты, приказчики, коммивояжеры, недоучившиеся студенты, бывшие экстерны и вообще полуинтеллигенты — действительно причиняют много зла России и еврейству» (Пасманик Д. Русская революция и еврейство. Париж, 1923. С. 198–199).
Е. Евтушенко аж в 1988 году, в разгар перестройки, еще писал: «Продолжится революция и продолжится наш комиссарский род» (в стихотворной книге, вышедшей в Петрозаводске).
В действительности голоса присяжных в вопросе о вине Бейлиса разделились пополам: шесть на шесть. Так что половина чаши была выплеснута в лицо «черносотенцам», а другая — в лицо сторонникам Бейлиса, который был оправдан лишь потому, что равенство голосов трактовалось в пользу обвиняемого.
Почему-то многие книги и статьи, написанные евреями на эту тему, как по заказу, имеют почти одинаковые заголовки: Кацис Л. Кровавый навет и русская мысль. М.,-Иерусалим, 2006; Самюэл Морис. Кровавый навет: странная история дела Бейлиса; Резник Семен. Растление ненавистью. Кровавый навет о России. М.,-Иерусалим; Он ж. Кровавая карусель. 2001; Гессен Ю. Кровавый навет. М., 1912; Бонч-Бруевич. Кровавый навет на христиан. Петроград, 1918. Все заголовки у них под одну пропагандистскую гребенку.
«Под обращением подписалось более 500 человек», — пишет Дейч. Семен Резник, правда, в книге «Вместе или врозь» сообщает, что обращение было подписано «двумястами ведущих деятелей русской культуры» (М. 2003, с. 69). Что это? Образованные евреи считать разучились?
Свящ. П. Флоренский. «Проф. Д.А. Хвольсон о ритуальных убийствах» — приложение к книге В.В. Розанова «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови»; из письма о. Павла Флоренского, цитируемого В. Розановым в статье, «нужно перенести все дело в другую плоскость (к делу Ющинского)». Розанов В. Сахарна. М., 1998. С. 314, 356–360.
Подписавший ордер на арест поэта Николая Заболоцкого.
Из письма И.Н. Петрукевичу 14.6.1927 г. («Новый мир», 1989, № 12, с. 219).
Из стенограммы XV съезда ВКП(6).
Письмо принадлежит перу Арона Алтеровича Вергелиса — еврейского советского поэта, пишущего на идише. Родился близ Житомира в 1918 г. Начал печататься в 1935 г.
Матвей Штурман в 1930-х гг. издал три сборника стихов.
Ведущие еврейские писатели, арестованные в 1948–1949 гг. и расстрелянные в 1952-м, кроме Нистора (Нистера), который умер в 1950 году в тюремной больнице— по сфабрикованным политическим обвинениям (русских писателей расстреливали по таким обвинениям с 1921 года). Утверждение А. Вергелиса об «антисоветской» настроенности этих писателей ложно и пр. 1 Этого не было…
Вергелис противоречит самому себе: ведь ранее он «отлучил» известнейших еврейских писателей от социализма.
Всеволод Витальевич Вишневский (1900–1951) — видный драматург, автор «Оптимистической трагедии» (1933), сценария кинофильма «Мы из Кронштадта» (1936), «романа-фильма» «Мы, русский народ» (1937) и т. д. С 1944 г. и до кончины был главным редактором журнала «Знамя».
В 1950 году В. В. Вишневскому была присуждена Сталинская премия; одновременно были удостоены Сталинских премий (вопреки пропагандируемому сейчас мифу о тогдашнем государственном антисемитизме») многие евреи: А. Л. Барто, Е. А. Долматовский, Э. Г. Казакевич, А. Н. Рыбаков (впоследствии сочинял «антисталинские» романы), «братья Тур» (Л. Д. Тубельский и П. Л. Рыжей), А. Б. Чаковский и др.
М. Э. Чиаурели — знаменитый в то время кинорежиссер.
Центральный театр Красной Армии.
Романтический кинофильм, снятый в 1950 году И. А. Пырьевым и с успехом демонстрируемый в наши дни.
Влиятельный в то время литературный критик.
Имеется в виду пьеса Анатолия Софронова «Карьера Бекетова», с первоначальным вариантом которой ознакомился Вс. Вишневский.
Б. К. Ромашов — широко известный тогда драматург.
Басаргин, видимо, — персонаж А. В. Софронова, пьесы в первом ее варианте, с которым ознакомился В. Вишневский, в опубликованном тексте пьесы этого персонажа нет.
А. С. Гурвич (1897–1962) и. И. Юзовский (1902–1964) — критики, громившие «на убой» драматургов, вступивших на драматургическое поприще в первые послевоенные годы, — годы, озаренные нашей победой в Великой Отечественной войне, пронизавшие сердца наших людей обостренным чувством гордости и любви к своему Отечеству. Целенаправленный разнос вышеназванными и им подобными критиками отечественной драматургии, вышедшей на театральную сцену во имя утверждения этих чувств и соответствующих им деяний наших современников, получил со стороны драматургов и официального руководства Союза писателей СССР не менее жесткий и «убойный» отпор. Кампания по борьбе «с антипатриотической группой» критиков была проведена в конце 40-х годов. На Пленуме по драматургии в декабре 1948 года с докладами по этой теме выступили Константин Симонов, Анатолий Софронов и др. Активное участие в ней приняли и критики, среди которых были Александр Григорьевич Дементьев, впоследствии заместитель главного редактора «Нового мира» — Александра Трифоновича Твардовского.
Не оправдывая обоюдоострую жесткость и даже жестокость этой развязанной театральными критиками идеологической борьбы, следует признать правомерность твердого отпора, данного им: последующие десятилетия идеологической и политической жизни, а точнее — борьбы, лишь подтвердили, что то наступление антипатриотически настроенных театральных критиков представляло собой лишь «разведку боем» и явилось провозвестником исторически глобальных — идеологических и политических — противостояний второй половины XX века не только внутри нашей страны, но и за ее пределами. Сегодня, когда «с легкостью неимоверной» был разрушен Советский Союз и уже протянуты щупальца к цельности самой России, кажется, доказывать это нет надобности, как и подчеркивать непреложную истину — такие акции не совершаются по мановению руки, без тщательной и последовательной к тому подготовки. Время все расставило по своим местам, и сегодня позволяет нам взглянуть на те, вроде бы чисто литературные, события сороковых годов в их исторической перспективе. И можно только поражаться тому, что даже такой, казалось бы, умудренный в боях (правда, иного толка) человек, как Вс. Вишневский, не ощутил всей опасности начавшегося, а главное — далеко устремленного глубинного процесса по разрушению нашего Отечества и мог умиротворенно воскликнуть в конце публикуемого письма: «Ну, кончено!..»
В одном из своих писем к А. Софронову Вс. Вишневский писал, что в свое время ему не дали сделать фильм по его сценарию «Мы, русский народ» (1937), и тогда он не понял почему. «Оказывается, многого мы не знали…» — заключил Вишневский.
О какой рукописи идет речь, установить не удалось. Но письмо ясно показывает, каковы были действительные взаимоотношения А. В. Софронова и К. М. Симонова в те годы (их теперь обычно пытаются представить в виде противников).
Д. Е. Данин (Плотке, р. 1914 г.) — критик, причисленный к «космополитам». Ему приписывают теперь несгибаемую «принципиальность», но это письмо говорит и о малодушии и о приспособленчестве ко всякого рода обстоятельствам.
Имеется в виду статья народного художника СССР С. Коненкова «Дорогое родство», опубликованная в журнале «Огонек» в 1961 году, в № 2. Глубина и принципиальность убеждений одного из ведущих деятелей нашей культуры делает эту статью актуальной и по сей день, а точнее, еще более актуальной, чем в дни ее появления. Нам показалось резонным дать возможность познакомиться нашему читателю с отдельными выдержками из нее.
«Мои современники — наследники богатой многовековой истории народа, наследники великой русской культуры. На необъятных просторах нашей Родины находятся многочисленные очаги древней культуры… Ведь это живая книга нашей отечественной истории! Но часто ли мы заглядываем в эту книгу? Бережем ли память предков? Учим ли любви к родной земле, ее истории и культуре молодежь? Надо прямо ответить: редко заглядываем, плохо бережем, мало учим.
…сколько еще совершается непоправимых потрав в бесценном наследии страны!
…Тем более странно и больно слышать, что в наши дни ради проведения «красных линий» довольно устаревшего Генерального плана реконструкции Москвы 1935 года в Москве собираются сносить многие уникальные здания храмового и гражданского строительства.
Центр Москвы должен быть архитектурным заповедником!
…Возможно, наши беды в архитектуре происходили от забвения многовековых традиций, неумной ориентации на Запад.
…Насквозь казенная Петербургская Академия художеств изгоняла из стен своих все живое, все национальное по форме. Она наставляла молодых художников на путь схоластики, эклектического толкования религиозных догм и сюжетов. Эта академия не знала и не хотела знать великого искусства Древней Руси. Она боялась его животворящей мощи, его ликующей приподнятости, его народного духа. Не пристало нам, современникам грандиозных исторических свершений советского народа, держать на положении девки-чернявки бесценные духовные богатства предков. Не пристало нам быть Иванами, не помнящими родства!
… Я готов стать членом этого общества, ежели там будут принимать поэтов. Сам я этой нашей драмой теперь особенно болею.
Кстати. В музее реконструкции Москвы, на пл. Дзержинского, есть изумительная — в красках — панорама старой Москвы. И там — во всем блеске — чудо русского искусства — храм Христа Спасителя.
(Панораму совсем недавно прислал музею один доживающий эмигрант из Франции. Очень советую заехать… взглянуть).
Совершенно же ясно, что новая, коммунистическая Москва не должна стирать с лица земли древнюю русскую столицу. В этом смысле идея Коненкова об архитектурном заповеднике в центре Москвы — прекрасная, конкретная, совершенно реальная идея, которую с великой благодарностью оценят все поколения.
И напротив. Снесение в 1932 г. Храма Христа — страшное и мерзкое преступление. Это все равно, что снести Исакий или Василия Блаженного. Сейчас есть все возможности не допускать ничего подобного впредь.
Владимир Петрович Котов (1928–1970) — автор ряда стихотворных книг, не принадлежащих, к сожалению, к значительным явлениям поэзии, но — что ясно из письма — достойный человек и гражданин России.
Из речи А. Гитлера в штабе группы армий «Центр» 4 августа 1941 года: «…При наличии 900 тыс. пленных после шести недель боев» (Дашичев В. Банкротство стратегии германского фашизма). Ну хотя бы прочитал своего любимого фюрера!
Перед войной все население СССР составляло 170 млн. человек.
«От хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа» — это о П. Васильеве из статьи А. М. Горького «О литературных забавах». Сразу же после этой статьи 24.V. 1935 г. в «Правде» появилось письмо за подписью В. Инбер, М. Голодного, Д. Алтаузена, С. Кирсанова и других литераторов, в котором Павлу Васильеву после горьковского «выговора» в сущности выносили политический приговор: «Павел Васильев, исключенный из Союза писателей за систематическое хулиганство, игнорировал и суровое предупреждение А. М. Горького в статье «Литературные забавы», «устроил дебош в писательском доме по проезду Художественного театра, где он избил поэта Алтаузена, сопровождал дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками». Васильев уже давно прошел расстояние, отделяющее хулиганство от фашизма» (это дословно из Горького). «Необходимо принять решительные меры». Вот какую кампанию вскоре закончившуюся арестом Павла Васильева, спровоцировала статья А. М. Горького. «Решительные меры» были приняты.]
Осенью 1989 года А. Сахаров заявил, что в Афганистане советские вертолеты расстреливают наших солдат, у которых нет шансов выйти из окружения афганских душманов.
Прочитал бы лучше В. Бушин переписку М. Шолохова со Сталиным о коллективизации на Дону, или воспоминания М. Алексеева «Драчуны», или беловские «Кануны», может быть, тогда и устыдился бы своей иронии.
Имеется в виду И. Шафаревич.
Речь идет о А. Солженицыне.
На протяжении 17 лет (с 1989 по 2006) моего редакторства в «Нашем современнике» в нем непрерывно публиковались все самые искренние и бесстрашные борцы с ельцинским режимом: и писатели, и политики, и патриоты-коммунисты, и патриоты-националисты — В. Белов, В. Распутин, Г. Зюганов, Ю. Кузнецов, В. Алкснис, С. Кара-Мурза, Л. Ивашов, А. Проханов, Э. Лимонов, А. Казинцев, Т. Глушкова, С. Глазьев, М. Лобанов и многие другие. Да и сам Бушин за это время опубликовал в журнале более десятка статей. Как же можно ради лживого «красного словца» забывать такое?
Без комментария не обойтись. Двухтомник «Поэзия. Судьба. Россия» я с великим трудом издал за собственный счет. Большую Литературную премию кроме меня в 2001 году получили литературовед Николай Скатов и якутский прозаик Н. Лугинов. А то, что наша с сыном книга «Есенин» (серии ЖЗЛ) была переиздана, так патриотам радоваться бы по этому поводу, а не злобствовать.
Телефон узнал в «Мосгорсправке».
Через несколько лет выяснилось, что она все-таки сестра одного из богатейших наших олигархов, действительно совладельца «Норильского никеля» Михаила Прохорова, так нелепо попавшего в сети французской полиции вместе с эскортом из несовершеннолетних проституток во время новогодних праздничных оргий на французском курорте Куршавель.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |