Не сложно расстаться с мучающими тебя ощущениями.
Сложнее понимать, что не увидишь больше Фрэнка. Ведь я его люблю…
Но он меня – нет. И я по любому не увижу его.
Терять почти нечего.
Извините, мама, папа, Майки… Если я вам причиню много боли… Но если бы вы знали.. Если бы вы только знали, сколько боли испытываю я. Намного больше, чем кто-то другой. Пожалуйста, только не подумайте, что я эгоист. Это не так. Просто я не могу больше.
Жаль, они не услышат этого.
Я полоснул осколком первую руку, и из нее обильно полилась кровь. Может быть, я даже переборщил. Хотя… здесь это уже неважно.
Послышался звонок в дверь. Кто-то решил посетить меня. Простите, не до вас…
Вторая рука.
Кто-то настойчиво звонит в дверь.
Я наблюдаю за тем, как кровь вытекает из запястья и растекается по моей одежде и полу. Медленно вытекает жизнь…
Все же интересно, кто пришел к нам в такое время? А вдруг это мама приехала? Черт.
А может, мне это показалось. Больше никто не звонит.
Но я обманывался. Теперь, вместо звонка, кто-то бесцеремонно открыл дверь и уже бродит по дому.
Кто-то узнал, что я хочу покончить с собой раньше меня и уже вызвал службу спасения?
Кто-то тихо зовет меня, там, в квартире. Тот, кто бродит. Но его голос настолько тихий, что я не могу угадать владельца.
Чуть-чуть темнеет в глазах, а в руках ужасная слабость и боль.
Этот кто-то зашел в комнату, и, наверное, видит меня. А я не могу увидеть его лицо.
Но я знаю, что это не мама.
Не папа.
И уж точно не Майки.
- ДЖЕРАРД! – громкий, срывающийся крик. Теперь я узнал этот голос.
В следующую секунду я чувствую, как меня обвивают руки и прижимают к себе.
- Ты сдурел! Ты сошел с ума, свихнулся!
…и я должен был сделать именно это для того, чтобы ты пришел.
Он дрожащими руками берет телефон и вызывает скорую помощь. Он говорит, что они приедут через пять минут и говорит, что я должен держаться.
Фрэнк, ты понимаешь, что из всех чувств сейчас у меня к тебе только обида?
Глаза закрываются, слабость… Боль. Шум. Я слышу голос Фрэнка, но сказать у меня ничего не получится.
Он обнимает меня и чуть прикасается своими губами к моим.
Фрэнк говорит, что боится потерять меня.
И он осознал это слишком поздно.
POV Gerard.
Неясное пробуждение, будто не ото сна, а от продолжительной комы. Еще не осознав, где я нахожусь, я стал рассматривать помещение.
Вообще-то, я должен находиться в своей комнате и вновь тупо существовать очередной бесполезный день. Или нет?
А может, я что-то пропустил? Или забыл.
Нет, это помещение – точно не моя комната. Здесь стены неприятного голубоватого цвета, а окна завешаны дешевыми жалюзями. И кровать неудобная. И запах какой-то…пахнет чем-то похожим на хлорку, что ли. Я не могу разобрать.
Так. Я валяюсь в неудобной кровати с очень маленькими и такими же неудобными подушками, на спине, а мои руки обвивают какие-то трубки. Стоп. Где-то я такое видел. Аллин…
Это больница.
Еще я заметил, что на моих запястьях какие-то штуки, похожие на бинты. Черт. Неудобно.
- Джерард? – донесся тихий, обеспокоенный голос откуда-то справа.
В ответ я пробурчал что-то невнятное.
Кто это? Там, рядом со мной.
Этот кто-то вскочил и в тот же момент оказался рядом со мной.
Черт, почему я ничего не понимаю?
Я попытался рассмотреть лицо моего собеседника. Кажется, это Фрэнки. Фух. Хоть его я вспомнил.
- Как ты себя чувствуешь?
- Я… почти ничего не помню. И не понимаю. Черт, Фрэнки, расскажи мне, что вообще происходит? Мне жутко неудобно.
- Ты был без сознания, - проговорил Фрэнки и осторожно взял меня за руку. – Два дня. Врачи говорили, что ты потерял слишком много крови и твои шансы выжить были пятьдесят на пятьдесят. Но у тебя получилось, - он улыбнулся и тихонько всхлипнул носом.
- Нда. А из-за чего это все? Я ничего не помню! Ох…
Фрэнк замялся. Мне показалось, что он не хотел мне рассказывать о том, что случилось.
- Слушай, если ты будешь молчать, то я буду думать, накручивать себя и воображать немыслимые случаи. Ты же знаешь меня. Так что…
- Ладно, ладно. Когда я пришел к тебе домой, я увидел тебя. Со вскрытыми венами… Я сильно испугался и вызвал скорую. А потом ты оказался здесь. Господи, Джи, что ты наделал! Ты… ты идиот. Зачем ты это сделал?!
А… Вот теперь я начинаю вспоминать. Что и зачем. Как и когда. И почему эти штуки у меня на руках. И кстати, по-моему, Фрэнк тут идиот, а не я. И, похоже, придется ему объяснять, зачем я сделал это.
- Подожди… А почему ты пришел тогда?
- У меня засветился пропущенный вызов. От тебя.
Понятно.
Мне начинает казаться, что моя теория начинает работать на других. Ну, та, которая про заботу, а не любовь. Тогда, когда я думал, что люблю Аллин, только потому, что с ней что-то случилось. А теперь на месте Аллин – я, а на моем месте – Фрэнк. И я не могу проверить, любит ли он меня, а может быть, только проявляет заботу, посчитав, что я порезал себя из-за него. Да, я это сделал. Но не для того, чтобы этот дурак заботился обо мне! И вообще я хотел избавиться от всего, что меня окружает. И я хотел избавиться от самого себя. Если Фрэнк считает, что я хотел, чтобы меня спасали – он ошибается. Если Фрэнк считает, что я порезался ради него, то он ошибается частично. Я прослежу за его действиями. Я хочу просто узнать, о чем Фрэнк думает. Чего он хочет.
- Джерард… - тихо произнес он. – Ты эгоист…
Да. Возможно.
- Может быть…
Он перебил меня:
- Ты не подумал о семье. Как бы жили твои папа, мама и брат без тебя?
Кстати, где они?
Стоп. Он произнесет это, или он решил убить меня навсегда?
- …что бы случилось со мной…
О, Айеро надо мной сжалился.
- Знаешь, мы все эгоисты. Но ты не представляешь, что было со мной тогда, в тот день, в моей комнате. Мои мысли, они пожирали меня изнутри, будто огромная свора отвратительных червей, которые хотели высосать из меня жизнь и наблюдать за тем, как я бьюсь в агонии. А желания… у меня их было всего два. Либо быть с тобой, либо вообще не быть. И, понимаешь, они ведь несовместимы. А так, как для первого нужно не только мое согласие, я выбрал второе. Может быть, ты думаешь, что я кретин и поступил неправильно, но я хочу сказать: пережил бы ты то, что чувствовал я, от тебя бы уже ничего не осталось. Так что эгоист из нас скорее ты, чем я.
Произносить каждое слово становится труднее, сил почти нет. Но я хочу выговориться. Сказать все, здесь и сейчас. Я продолжаю:
- Мы все эгоисты… Я почти не думал о семье, а ты не думал обо мне, когда ушел, - я заметил, как нахмурился Фрэнк. – И так всегда. И из-за этих глупостей происходят невероятные вещи. Ну, или трагедии, как тебе угодно.
Фрэнк молчит. Это значит, что я прав. Это значит, что он не сможет оправдаться или оспорить меня. Я ведь помню все его слова в тот день, и они были даже больше, чем просто эгоистичными. Ладно… оставим эту тему на потом.
- Где папа? Майки?
- Они скоро приедут.
- Хорошо, - я перевел взгляд на окно. Нужно продумать весь разговор и придумать всевозможные ответы. Я слишком хорошо знаю папу, и если бы я даже умер, он бы все равно нашел способ, как меня достать и потребовать объяснений. Хорошо, хоть ма не знает. Надеюсь, она не знает?!
Повисла тишина. Так спокойно… и было слышно лишь суетящихся людей за дверью палаты.
Фрэнк… Черт. Я не могу думать о чем-то другом. Ну почему?! Вот сейчас. Он рядом со мной, кажется, что мы – одно целое. Никто нас не разлучит, мы любим друг друга… А с другой стороны – пустота. Ничего нет. Никого. Ни Фрэнка… ни того чувства, которое, возможно меня спасло бы… любви. Даже сейчас, когда он так близко, его для меня нет. Возможно, это звучит слишком пафосно, но это то, что чувствую я. Пустота взялась за мое уничтожение. Она берет начало где-то в груди, будто дыра и начинает распространяться по всему телу, стирая меня, заполняя собой то место, где должен быть я. Это мои чувства.
А Фрэнк… Это та же пустота. Если попытаться дотронуться, то рука все равно почувствует только воздух. Все – иллюзия. Нет Фрэнка. И скоро не будет меня. Боже, если он не скажет то, что я хочу услышать, я… я… я….
Черт!
…и после всего этого он все равно ведет себя, как черствый сухарь. Или ему действительно плевать? Или он действительно меня не любит?!
Как бы я сейчас хотел спросить всего одну вещь… но я не могу. Не могу и все. Он должен сам сказать это. Понятно? Фрэнки, ты меня слышишь?!
Он держит меня за руку и молчит.
От его прикосновений у меня мурашки по коже. Пусть, я веду себя и мыслю как девчонка. Он есть, и его нет. Черт…
А если мы больше не увидимся? Если Фрэнк, когда я выздоровею, снова исчезнет, поняв, что загладил свою вину? Я должен просто поговорить с ним. Может быть, на прощание. Услышать его голос.
- Ты не знаешь, когда меня выпишут? – я просил то, что пришло в голову. Но потом решил, что мне действительно интересно, когда меня выпустят из этого… из этой больничной тюрьмы.
- Джи, ты причинил серьезный вред своему здоровью.
Бла, бла, бла. Это не я, это ты.
- … у тебя почти, что нет сил, и я думаю, что тебе хотя бы неделю полежать здесь нужно. Но это минимум.
А ты врач что ли? Блин. Зачем я спросил. И почему меня так тянет не ребяческие шутки? Я не ребенок. Черт. Все. Я, кажется, с ума схожу.
- Я не хочу торчать здесь так долго.
- Придется…
Послышался стук в дверь. Наверное, это папа. Черт. А я и не придумал ничего в качестве отмазок. Может, сыграть психа? Нет. Тогда они меня в дурку упекут. Черт.
Дверь приоткрывается, и я убеждаюсь в том, что не обманывался. Это отец. Я пытаюсь понять, какие эмоции он испытывает, всматриваясь в лицо. Я вижу настоящее разочарование, гнев, страх, обиду, но и со всем этим вместе сожаление и любовь. Я знаю, что папа меня очень любит и не может поверить в то, что я натворил. Крайнее непонимание. Почему я это сделал? Извини, пап, я не скажу.
Фрэнк прощается со мной и выходит из палаты.
Отец садится на место Фрэнка и тяжело вздыхает. Проходит, наверное, минут пять перед тем, как он начинает говорить.
- Я не знаю, сын, зачем ты это сделал. И я не знаю, ответишь ли ты мне честно, если я спрошу у тебя, - честное слово, ему нужно психологом работать. – Но ты меня огорчил. Знаешь, я сильно перенервничал, и мне даже сейчас еще страшно за тебя. Хотя… вряд ли ты сможешь понять меня правильно, ты же еще не родитель. Но я надеюсь, что ты понимаешь, что причинил мне боль.
Он замолчал. И мне сказать было нечего.
- Мама приехала. Она сейчас сидит в приемной и плачет. Ладно, я, мужчина, могу сдерживаться, но ты же знаешь, что у твоей мамы нервы, как тонкие нити.
- Пусть она зайдет и убедится, что со мной все хорошо.
- Хорошо?! – чуть ли не взорвался отец. – Да ты посмотри на себя! Черт… Ладно. Ты как себя чувствуешь?
- Ну так… не очень понятно. Все такое смутное. И каша в голове.
- Хм… - он нахмурился. – Выздоравливай. А потом тебе, все-таки, не избежать серьезного разговора.
Отец попытался улыбнуться, а потом вышел.
Значит, сейчас придет мама. Истерики не избежать. Да, кстати, если еще кто-то не знает мою маму, то самое время о ней рассказать.
Если в комнату сейчас войдет спокойный человек, не истерящий и не причитающий, то это не моя мама. Она меня берегла всю жизнь, как зеницу ока. Ну, например, она почти никогда не отпускала меня гулять с друзьями (которых у меня почти не было), особенно если я просился куда-нибудь подальше от дома. Еще я помню, что она меня всегда тепло одевала. Ну, для того, чтобы я не простыл. Даже тогда, когда было теплое время года. Честно слово, она меня чуть ли не до ручки довела. Потом, как-то раз, когда я уже подрос, мы с ней нормально поговорили, она стала более спокойной и нормальной, но теперь… боюсь, все опять потеряно. Сейчас опять начнутся вопли типа «сынок, боже мой, ты чуть не умер!». Нет, я, конечно, ее понимаю, но и меня можно понять. Нельзя? Ну, черт. Придется терпеть все ее представление.
Я мысленно репетирую фразу «мама, со мной все в порядке» и стараюсь сделать ее более убедительной интонационно.
Дверь вновь распахивается, и я уже слышу громкое рыдание в голос. Моей мамы. Боже, ну я не смогу ее успокоить. Я и сам почти на грани.
- Сынок… что ты сделал, почему? Зачем?!
Ее речь немного несвязна. И, похоже, ей нужно будет объяснить хоть что-нибудь. Но мне нечего. Я не знаю. И не смогу врать.
Мама обнимает меня, целует в щеку и громко шмыгает.
- Как хорошо, что ты жив! Боже…
Она плачет и не может остановиться, а мне больно это слышать.
- Скажи, зачем? Что в твоей жизни было не так??
- Мам… Прости, я не могу сказать… Скажу, что дело не в нашей семье.
И вдруг ко мне пришла в голову несколько бредовая мысль, но она могла бы меня оправдать. По крайней мере, мне так показалось.
- Скажи… - ведь она все равно не отстанет.
- Я очень любил Аллин. И хотел быть с ней.
Я заметил, что мама старается успокоиться. Она говорит:
- Это было бы неправильно. Пойми, сынок.
- Уже понимаю…
Она гладит меня по руке и говорит:
- Хоть я и напугана до смерти, но я все равно рада, что с тобой теперь все хорошо. Ведь это так?
Ах да, забыл. Мама вечно спрашивала у меня «как дела?», почти что через каждые пять минут. Это было ужасно. Я даже чуть мозоль на языке не заработал, отвечая ей. А когда она ездила в командировку…. О боже, она каждые полчаса звонила мне и Майки, не смотря на то, что звонки оттуда стоили недешево.
- Да. Я чувствую себя почти что хорошо.
- Что значит «почти что»?
И вот так всегда. Стоит лишь в чем-то усомниться… и пошло поехало.
- Все хорошо!
- Ладно, ладно, с тобой все хорошо, я очень рада. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Я пойду.
- Пока, мам.
И вскоре она удалилась.
Визиты на сегодня, вроде бы, закончены, если, конечно, Майкс не объявится.
Черт… Я сейчас чувствую себя паршиво. И не физически, а душевно. Душевно я все так же умираю. И еще я понял одну вещь – как это чудовищно, когда никто не знает одной простой истины. Почему я так страдаю. Мне даже не с кем поделиться своими мыслями и эмоциями. Рассказать, как же я сильно люблю этого самого Фрэнка.
POV Gerard.
Даже не знаю, сколько я провалялся в этой идиотской больнице, по-моему, прошло очень много времени – или оно для меня протекало так медленно – и вообще, я чувствую себя просто прекрасно. Не понимаю, что им нужно от меня. Руки все еще обвивают какие-то трубки… и подушки все еще такие же неудобные. Я заметил то, что почти ничего не чувствую ладонями. Врачи сказали, что это из-за того, что при порезах я задел сухожилия и мышцы, а до самих сосудов не достал. Они говорили, что такое могло бы привести к параличу руки или нарушению движений кисти и пальцев, но я, вроде как, счастливчик, и скоро это что-то, похожее на онемение, пройдет.
Да… наверное, я не постарался тогда и даже не поранил вены, а может быть, у меня просто не было сил.
И я даже не знаю, хочется ли мне сейчас умереть. Конечно, многие суициденты, после неудачной попытки, продолжают пытаться умереть, а я… я даже не знаю. Я просто ничего не знаю, почти ничего не хочу. Наверное, я похож на овощ. Только во мне до сих пор осталось то чувство, от которого бы я предпочел избавиться – эта гребаная любовь. Я не понимаю, почему все еще так. Почему я все еще хочу обнять Фрэнка, поцеловать его… черт. Просто все еще хочется быть с ним. Может, кто-то сможет это назвать настоящей любовью, но я это называю просто идиотизмом. Настоящая любовь – это взаимная любовь, да, конечно, не всегда, но все же. Ведь многие смогут согласиться с тем, что безответная любовь, она несчастная. Если тот, кто любит, не может быть с тем, в кого влюблен, то он вправе считать себя, если даже не несчастным, то все же не таким уж и счастливым и полным жизни человеком, правда? Так считаю я.
Хотя я начинаю надеяться на свое безразличное ко всему состояние. Может, оно и накроет то самое чувство тоже? Я желаю этого и надеюсь.
Потому, что Фрэнк – просто эгоистичная скотина, и он меня не любит. Может быть, я веду себя, как баба, но он меня доводит. Черт, похоже, безразличие никогда не поборет любовь.
А еще эта чертова любовь толкает на всякие безумные поступки. Но это очевидно, да.
Мне просто хочется кричать. Во весь голос, так, чтобы услышали все, и он сам: «Фрэнк, ты нерешительный и бесчувственный ублюдок, и я не хочу тебя любить!».
Господи, я просто не знаю. Ничего не знаю, и я не могу понять, Фрэнк, он просто не любит меня или все же просто боится признаться в своих чувствах… или думает… Не знаю, блин, что он там думает. Но мне до чертиков хочется просто ему выговориться. И в следующий раз, когда я его увижу, я схвачу его и задам вопрос в лоб: «Ты любишь меня?!».
…если, конечно, этот следующий раз будет…
Такие частые перемены настроения. Странно. А может, у несостоявшихся суицидентов так и бывает. Не знаю. Я вообще в этом не разбираюсь. Не разбираюсь ни в чем. Я даже не могу понять, что хочу от Фрэнка.
Сейчас мне захочется все ему высказать и вернуть наши прежние отношения, а через секунду я скажу, что эти отношения восстановить невозможно и вообще, вряд ли когда-то бывает все по-старому, особенно после таких вот светопредставлений. И все же, мне нужно выбрать один выход. Теперь мне кажется, что будет нечестно, если я решу все сам, подумав и за себя, и за Фрэнка. Я ведь действительно, не могу знать наверняка, что же там, в голове у Фрэнка. Ведь та надежда, вдруг он меня любит, она еще осталась.
Я просто очень устал думать. Я постоянно думаю и постоянно о Фрэнке. Здесь невозможно. Эта палата угнетает и мне здесь неуютно. Здесь нечего делать, кроме как читать старые неинтересные журналы, ну или книги, которые мне приносит мама. И то, она не слишком-то разбирается в моих вкусах в литературе. Просто приходиться читать, чтобы не подохнуть от скуки или не сойти с ума от своих же мыслей. И все же, ночами иногда не заснуть, и тогда эти мысли… они начинают меня терроризировать. Достают. Одолевают. Хотят меня убить. Именно они, а не я. Вот так и сейчас. Мне срочно нужно выписаться. И если врачи не сделают этого добровольно, я сбегу.
***
Сквозь уже некрепкий сон я слышу, что кто-то зашел в мою палату. Это либо врач, либо мама – она посещает меня каждое утро, и все так же каждое утро ноет, причитает, почему же я так поступил. Черт. Мне это порядком надоело. А сегодня, наверное, один из таких же ужасно скучных дней. Опять неинтересные журналы, пустые разговоры с мамой и убивающие меня мысли. Как плохо. Мне даже иногда начинает казаться, что отсюда меня вообще не выпустят.
Я все еще лежу с закрытыми глазами. Не хочу знать, кто пришел. Все равно, этот кто-то хороших вестей не принесет. Их вообще никогда больше не будет.
Чья-то рука прикасается ко мне и ласково гладит по голове. Это мама. Конечно. У меня возникло странное чувство. Мне кажется, что она улыбается. Или это все еще сон? Пожалуй, я все-таки открою глаза.
- Привет, сынок, - мама действительно улыбалась и это была явь. Вдруг она спохватилась. - Я тебя разбудила?
- Нет, мам, все в порядке. Я уже почти не спал.
Сегодня она была на удивление спокойная. Даже радостная.
- У меня для тебя прекрасная новость. Тебя выписывают.
- Правда? – я почувствовал, как мои уголки губ ползут вверх. Мне даже не верилось.
- Да. Сегодня.
Теперь мы улыбались вместе.
- Это охре… Прости. Это так классно!
- Да, кстати, я забыла спросить. Как ты себя чувствуешь?
- Отлично. Я всегда так себя чувствовал, да.
Мама вздохнула.
- Вот никогда не признаешься, что что-то не так. Ну ладно, пожалуй, сегодня я тебе поверю.
- Хм. Мне уже можно вставать, переодеваться, собираться?
- Да, конечно. Вот, я принесла твою одежду. Кстати, врач с тобой хочет поговорить.
- Пф. Опять всякие поучения, да? Я чувствую, мне и от папы достанется.
- Так. Не препирайся. Вообще, тебе стоит послушать взрослых, разумных людей. Да еще и врача, к тому же.
Я ничего не ответил. Спорить с мамой бесполезно – она все равно найдет какой-нибудь факт, которому невозможно возразить. Она почти всегда права. Ну и ладно.
Ма, довольная тем, что выиграла очередной бессмысленный спор, вышла из палаты, а я стал одеваться.
Даже как-то не верится, что я, наконец, выберусь из этой «тюрьмы». Время… сколько же времени я потратил здесь, просто валяясь и ничего не делая? Хотя… дома было то же самое. Только дома у меня было много возможностей, но их использовать совершенно не хотелось, а когда я очутился здесь, не знаю, что произошло. Может быть, просто-напросто меня разозлил тот самый факт, что мои возможности здесь ограничены, а возможно, мне действительно захотелось что-то полезное сделать.
Здесь мне захотелось все решить окончательно, поговорить с Фрэнком. Тогда я думал, что это будет сделать легко, но теперь, когда я смогу это сделать, мне становится страшно. Мне до жути страшно узнать его ответ – он же может быть не тем, которых я так желаю услышать. Он может просто сказать «я не люблю тебя, это все было ошибкой», например. Тогда, наверное, я действительно стану одним из тех суицидентов, которые после первой неудачной попытки совершают вторую. Ох, я так ненавижу все это происходящее, я даже не знаю, мне иногда кажется, что это предельно похоже на реальность, настоящая жизнь и должна быть такой, а с другой стороны – почему в этой гребаной жизни не должно быть все хорошо? Она постоянно ставит мне подножки и смеется потом, когда я падаю. Идиотская, идиотская жизнь… И ведь постоянно хочется сдаться и просто валяться в постели, пока не настанет девяносто с чем-то лет и не наступит самая качественная смерть – смерть от старости. А все это время жить просто как овощ, смотреть тупые ток-шоу и сериалы, сидеть в Интернете и тупо существовать. Это, конечно, заманчивая перспектива, но ведь в жизни еще существуют другие радости и забавы. Черт. Я опять задумался.
И самый настоящий идиотизм – это накручивание самого себя. Зачем переживать из-за чего-то, возможно и не существующего? Намного проще просто пойти и узнать, просто услышать правду, пусть она даже и горькая. И только потом уже решать, как жить дальше. Если это событие настолько потрясло тебя, то, может, и можно стать бесчувственным дебилом, но если ответ просто неприятный, то почему бы просто не наплевать? Со временем можно наплевать на все, абсолютно. А вот если ответ такой, который ты хотел услышать даже больше, чем исполнить мечту всей жизни, то, пожалуй, эта самая жизнь вновь заиграет всеми цветами радуги, запоют птички и запорхают бабочки. Господи, как же я сейчас завишу от одного человека, который, в принципе, мне никто и должен быть никем. А я, черт возьми, влюблен в него по уши. Мне просто хочется провести всю жизнь именно с этим человеком.
Я не могу строить никаких планов, пока не поговорю с ним. Просто нужно это сделать. И все.
Как я только натянул на себя последний предмет одежды – майку, в дверь постучались. Врач. Со своими наставлениями. Ох, придется делать вид, что я его слушаю.
- Войдите.
В дверях появился незнакомый мне доктор. Он выглядел примерно на тридцать-тридцать пять лет. Высокий и довольно худощавый. Внешний вид довольно приятный и вообще он симпатичный.
- Здравствуй, Джерард. Как самочувствие?
Мы уселись на мою неудобную кровать.
- Отлично. Я себя прекрасно чувствую.
- А в эмоциональном плане?
Стоп. Он что, психиатр? Поэтому я раньше не видел его?
- Вы хотите спросить, хочется ли мне все еще совершить суицид?
- Да, - без колебаний и малейшего смущения, ответил он.
- Нет, не хочется.
Пока не хочется.
- Славно.
- Но если вы мне не верите, я могу доказать. Я теперь слышу, как поют птицы, вижу, какая восхитительная погода за окном и вообще, мир прекрасен!
Кажется, я перестарался. Я действительно похож на психа.
- Хм. Ну, я рад, - усмехнулся мужчина.
- Скажите, а вот это, с ладонями, ну, типа онемения, оно пройдет?
- Да. У тебя пройдет. Ты вообще везунчик. Ты мог бы поранить сухожилия сильно, и тогда бы мог быть паралич, а еще при таких… кхм…попытках в вены иногда попадает грязь и развиваются гангрены, а это иногда приводит к заражению крови. Понимаешь? И вообще этот способ… он, конечно, популярен, но не действенен. Ладно, мы вообще не об этом, - врач мило улыбнулся. – Да, тебе конкретно повезло. Обычно, неудавшимся суицидентам прямая дорога в психушку, но твои родители так просили этого не делать… Просто пообещай, что больше этого не сделаешь. Я тебе могу сказать, что это не выход. Из любой ситуации.
- Да, я понял. Хорошо.
- В общем, я зашел, чтобы… - он вручил мне какой-то листок. По-моему, это назначение лечения. – Просто подлечись дома, если даже хорошо себя чувствуешь, для профилактики.
- Ладно, - я попытался улыбнуться доктору.
- Удачи, - проговорил он и удалился.
Похоже, все закончилось и теперь я свободен. Сейчас придет мама. Мы уйдем отсюда навсегда.
Я все думаю и думаю о будущем. Даже если случится что-то плохое, я больше не стану пытаться умереть. Знаю, теперь я знаю, что это бессмысленно. Я просто буду жить для того, чтобы посмотреть, что будет дальше. Что будет потом. Просто буду существовать и наблюдать за тем, как мимо меня протекает жизнь. Я наблюдаю за всем этим в стороне.
Пришла мама.
- О, сынок, ты уже готов, - у нее сумка с моими вещами. – Ну что, идем?
- Да, конечно. Вот, это доктор назначил мне, – я отдал листок маме и попросил свою сумку. Будет лучше, если понесу ее я.
- Хорошо. Слушай, а почему ты опять грустишь? Что-то не так?
- Все отлично, - почти бесцветным голосом ответил я.
- Неправда, - черт. У мамы вновь этот приступ заботы. Я его называю именно так.
- Ну, брось, просто мысли разные.
-Мне за тебя страшно!
- Не стоит. Со мной такого больше не повторится. А это так, не обращай внимания.
Надеюсь, за мной теперь не будут следить. За каждым моим шагом. А то я только недавно отделался от этого вопроса «почему у тебя такой голос?». Будет не слишком весело, если я снова буду слышать это каждый раз, когда у меня будет просто плохое настроение или я буду чем-то занят. Мне вообще иногда хочется прикинуться глухонемым. Ни с кем и никогда не разговаривать. Зачем это нужно вообще?
- Сынок, я же за тебя беспокоюсь. Ты понимаешь, что если бы мы тебя потеряли, я бы не знаю, что бы случилось со мной?!
- Да, мам, я понимаю. Прости меня еще раз, я поступил не правильно и больше так не сделаю. Но, может, не будем поднимать эту тему вновь? Мне и так не очень-то… Слушай, ты можешь понять меня хоть один раз?!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |