— Да-да, осторожнее надо быть, — поддакнули со стороны. Парочка приятелей. А вот это уже «не по плану».
— М-м, спасибо, я в порядке, — лицо альфы было совсем близко от его, и Дэхен мог наблюдать, как расширились его ноздри. Видимо, новоприобретенный запах Чона щекотал их изнутри, дразня и притягивая.
— Не хочешь пройтись с нами? — внезапно предложил «спаситель», чуть сильнее, чем надо, сжимая дэхенов локоть. — У нас как раз время обеда. Познакомимся поближе. М?
Приятели альфы согласно кивали. Видимо, им тоже нравился запах, и они, несмотря на присутствие более сильного товарища, не теряли надежды на свой счастливый шанс.
Ёнджэ, ставший случайным свидетелем этой картины, так и застыл на другой стороне улицы с раскрытым ртом. Он только что вышел из супермаркета с полными бумажными пакетами в руках и теперь уставился на своего о... о... обожаемого соседа в окружении стайки незнакомых альф. Ю мрачно нахмурился, мышцы невольно напряглись, из горла вырвался низкий, еле слышный звук, больше всего похожий на предостерегающий рык.
Дэхен вдруг понял, что близость этих людей кажется ему более чем некомфортной, а запахи... запахи не никакими даже, а отвратительными. Как будто они стояли перед ним в неделю не стиранных носках. Чон немного отвернул голову, втягивая свежий воздух перед тем, как заговорить.
— Н-нет, спасибо. Спасибо за помощь и предложение, но я так спешу. Очень много дел! — Дэхен мило улыбнулся и аккуратно высвободил локоть из захвата.
— Как хотите, — альфы проводили его разочарованными, чуть хищными взглядами.
Джэ, с долей облегчения пронаблюдав, как Дэхен отошел от альф и направился в другую сторону, выдохнул, расслабляя хватку на частично помятых пакетах, и направился домой.
***
На Химчана нашло редкое состояние ностальгии. У них с Чонопом был законный выходной, время, когда можно просто остаться дома и заняться приятными сердцу делами. Ну ладно, не только приятными, но и полезными. Уборкой, например. После тихо-мирно прошедшего завтрака именно это ему и наказал Чоноп, побурчав для проформы, и унесся в магазин.
Но Хим никогда не мог спокойно заниматься одним делом, все время пытался успеть все одновременно и по чуть-чуть. Так и сейчас: посреди гостиной у него стоял выключенный пылесос, на полке покоилась скомканная тряпка для вытирания пыли, а сам доктор сидел, поджав ноги под себя, у стола с выдвижными ящичками, с увлечением изучая содержимое немного потрепанного блокнота. Прикусив язычок, вглядывался в под конец уже почти каллиграфические надписи, иногда перелистывая сразу по несколько страниц.
«Доброе утро».
«Спасибо».
«Спасибо!~»
«Очень мило с вашей стороны, сонбэ».
«Удачного дня~»
«Спасибо огромное!»
«Нет слов, чтобы выразить мою благодарность!»
«Это все тебе».
«Да-да, тебе!»
«От чистого сердца».
«Да, сам приготовил».
«Устал?»
«Давай я тебе помогу».
«Нет, мне не тяжело».
«Химчан...»
«У нас труба засорилась».
«Да, уже вызвал».
«Химчан...»
«Что-то продукты кончаются».
«Угу, схожу, спасибо~»
«Химчан...»
«Я...»
«...»
«Я даже не знаю, что сказать...»
«Наверное, то...»
«Что я...»
«...я подумаю».
Химчан почувствовал, как что-то теплое скатилось по щеке. Ах, Чонопи... Обманщик. Он поднял голову вверх, где на стене висел большой алый лист бумаги. И надпись на нем: «Я люблю тебя». Он так и висел, нетронутый, с того самого момента, как на следующий после своего признания день Хим проснулся и увидел такой ответ.
Чан снова поглядел в слегка расплывающийся перед глазами блокнот.
«Правда? Какой же ты умный!»
«Конечно, поддержу!»
«Буду ещё усерднее стараться!»
«Я? А можно?»
«Точно-точно можно?»
«Я не подведу».
«Химчан...»
«Я так и не спросил... А зачем?»
«...»
«Ну что ты при этом всегда молчишь...»
«Молчун у нас я, забыл?»
Хим поднял голову вверх, не давая пролиться предательским солоноватым каплям. Он так и не сказал прямо, зачем хочет предоставить всем бетам возможность изменить свою жизнь. И прежде всего — себе. Ведь Чоноп и сам понимает, что ради него, правда ведь? Все на свете ради него.
Если бы у Ким Химчана была возможность загадать три желания, он бы загадал: «мир во всем мире», «чтобы Чоноп заговорил» и «быть альфой».
***
Ёнджэ раздраженно поморщился, увидев у своего порога знакомый силуэт, повернутый к нему спиной. Один из его постоянных омежек. Постойте-ка? Поморщился? С каких пор ему претит нахождение рядом с симпатичным омегой? В мыслях все еще витали отголоски странного чувства, похожего на... похожего на ничто иное, как ревность по отношению к Дэхену. В носу щекотало фантомным присутствием его запаха. Легкого, теплого, в меру сладкого... И чем больше Ю приближался к истерично вжимающему кнопку звонка любовнику, тем приторнее и противнее казался его запах... тем сильнее хотелось назвать его «бывшим».
— Что стоим, кого ждем? — привычно хамовато окликнул Джэ, заставляя омегу подскочить.
— Тебя? — предположил омежка, оборачиваясь и слащаво растягивая губы в улыбочке. Ю снова невольно поморщился. Как он раньше всей этой наигранности не замечал?
— Что такое? — заметив ужимки Джэ, тот придвинулся ближе, останавливая лицо неприлично близко от его. Ю, не в силах выдерживать этот запах, отвернулся и выдохнул.
— Чего тебе? — стараясь дышать через нос, протянул альфа.
— Ну как же... — липко проводя пальчиками по его груди, скользя к отвороту рубашки, омега выдохнул: — Тебя. Как и раньше... Немного развлечься...
Ловкие наглые пальцы пробежались по шее, коснулись щеки... обдавая Ёнджэ неожиданным холодом. Ничего искреннего, только лишь голый расчет. Ю так к этому привык: когда его используют, когда использует он... Но вчера он почувствовал что-то другое. Отличное. Как будто кто-то раскрылся перед ним, обнажил душу и тело просто так, без всякой корыстной цели. И он не собирался это упускать. Джэ отбил руку омеги:
— Нет!
— Что? Ёнджэ!.. Джэ...
— Катись отсюда, — процедил Ю, не в силах выносить ласкового прозвища из этих губ. Он добавил внезапно охрипшим голосом: — Найди себе на этот вечер кого-нибудь другого.
— Кого-нибудь другого... — омега задумчиво провел пальчиком по нижней губе. — Ах, так бы и сказал, что ты сегодня не в настроении...
— Я теперь всегда не в настроении, — хмуро заметил Джэ. — Насовсем. Найди себе кого-нибудь другого насовсем. Включая этот вечер.
Собеседник капризно поджал губы.
— Ах так! Чао! Счастливо оставаться.
Он отпихнул Ёнджэ плечом и направился к лестнице, позабыв о лифте.
Ю оглянулся, чтобы убедиться, что тот окончательно уходит, и увидел... Дэхена. Тот стоял на пороге своей квартиры, уставившись на Джэ во все глаза.
— Дэхен... – невольно вырвалось у Ёнджэ. Но он тут же досадливо прикусил губу.
«Только бы не вернулся и не брякнул Дэхену чего-нибудь обидное», — беспокойно думал Ю.
«Только бы не оклик... нул... Поздно», — убито подумал Чон.
— Ёнджэ... — взгляд Дэхена бегал по стене, дверям, останавливался на чем угодно, только не лице Ю, губы растянулись в неловкой улыбке. — Тем вечером... я... какое-то лекарство принял... Говорила мне омма: «Всегда смотри на этикетку». Принял, так как будто головой треснутый к тебе пришел... Сам не понимаю, как... Давай все забу...
— Дэхен, — твердо оборвал поток оправданий Ёнджэ. — Давай встречаться.
***
— Напомни мне, зачем я согласился? — притворно хмурясь, проворчал Чон. Казалось, он о чем-то важном забыл, а вот о чем — все не мог вспомнить. По настоянию Ёнджэ он с необходимым минимумом вещей перебрался в его квартирку, и теперь они пытались выстроить отношения и быт. Прошло уже некоторое время. Первую неделю Ёнджэ довольно лыбился, видя даже вторую щетку и полотенчико в ванной с утра, что уж говорить... что уж говорить о чем-то большем. От этого он вообще готов был вспорхнуть на крылышках на седьмое небо. Дэхен потихоньку принимал лекарство, чтобы создавать видимость омеги, исправно ходил к доктору Киму и на работу. Правда, Ёнджэ пришлось сказать, что он все время на работу ходит. Он пока опасался делиться этим с Ю. Мало ли какая у того будет реакция...
Сейчас они лежали на диване, обнявшись. Дэхен перекинул ноги через колени Джэ, а тот прижал его к себе за талию, а второй рукой ласково гладил по щеке.
— Ради это-о-ого, — протянул Ю, нежно и глубоко целуя его. Оторвался, с хитрым прищуром глядя ему в глаза: — Ради нежности и тепла, я имею в виду.
Чон неопределенно хмыкнул. В этом была толика правды. Он тогда просто сдался, желая для себя хоть капельку тепла, хотя и слабо веря, что Ёнджэ окажется способен на такое. Кто же знал, что Ю настолько изменится, что Дэхен получит и тепло, и заботу.
В свободное от работы Ю и отлучек Дэхена время они теперь всюду ходили вместе, посещали какие-то публичные места, узнавали новое друг о друге. Даже музыку слушали... Только не так громко. Ещё оказалось, что Ю прекрасно готовит.
— Кстати... Джэ... — вторя ходу своих мыслей, рассеянно окликнул Чон.
— Да?
— Почему ты так изменился?
— Изменился? Ты о чем?
— Ну... никогда бы не подумал, что ты можешь быть таким добрым.
— Ах... ты имеешь в виду, тот злобный сосед за стеной не мог оказаться хорошим?
— Да, — коротко.
— Какой безжалостный вердикт, — фыркнул Джэ. — Ты заслуживаешь наказания, Чон Дэхен.
Он невесомо чмокнул Дэхена в нос, потом в щеку, потом... Спустя полминуты Ёнджэ возобновил объяснения:
— Я всегда в глубине души был бунтарем. В семье я был младшим братом, а младшие должны вести себя тихо и послушно. Отрывался в школе. В университете образцового студента Ю за любые выходки выперли бы без разговоров. Отрывался на улицах. Даже байк завел и участвовал в гонках.
Чон присвистнул, представляя своего «героя» в блестящем шлеме и куртке с наклепками на железном коне.
— Да-а, а ты как думал? На работе, в этом дурацком офисе, зажатый в костюм... ни о чем другом не мог думать, кроме как о приходе домой. А тут уже отрывался на полную.
Дэхен поморщился, вспоминая, как ему приходилось страдать от этого на первых порах.
— Ты думал о том, чтобы пойти на бокс, например, чтобы деть куда-нибудь лишнюю энергию? — заметил Чон.
— Ну я... хм... уже нашел, куда её девать, — осторожно заметил Джэ.
— А? — не понял Дэхен.
— Говорю, избавимся-ка от лишней энергии, — переворачиваясь и накрывая Дэхена своим телом, предложил Ёнджэ.
***
Под тускловатым светом вечерних сумерек и ярко-режущим — настольной лампы профессор Ким сидел за столом, разбирая досье на подопытных... хотя он предпочитал по-отечески звать их подопечными. Так вежливее и как-то... теплее. Словно они все не участники эксперимента, а что-то вроде тёплой компании... или даже семьи. Ким снял очки, устало потирая переносицу. Хреновая же у них семья, раз «отец» в ней бесстыдно врёт. Хотя в целях политики можно было бы сказать «чуточку привирает», но будем уж откровенными.
Он отложил в сторону дело Дэхена, которое изучал до этого, и взял в руки свое собственное. То, которого никто, кроме него, еще и взглядом не касался. Даже Чоноп. Самое пухлое и безнадежное. «Ким Химчан, 25 лет. Бета. Альфа», — крупно значилось на внутренней стороне обложки. Внешняя была девственно-чиста. Хим помусолил пальчик, перелистнул на последнюю страницу. Запись на ней датировалась вчерашним днем.
«Переходные процессы идут успешно. Как и было сказано ранее, обостренная чувствительность к запахам, усиленные рефлексы. Присутствуют небольшие аллергенные реакции, ищется средство для их устранения. Пациент №1-а жалоб не имеет», — гласила лаконичная выписка.
Пациент «номер-1-а», то есть альфа, закрыл карточку, сощурился и закатал рукав. Пора сделать «укольчик». Вколов нечто «посерьезнее» того, что давал своим подо... печным, доктор не мигая уставился на проступающую синими прожилками россыпь вен. Они словно бы утолщались, резко выделяясь на фоне бледной кожи. Мышцы рефлекторно напряглись, по ним растеклась приятная своим осознанием сила. Доктор Хим очень гибко изогнулся в спине, хрустя костяшками, и хищно огляделся вокруг. Медленно облизнул сухие губы, усмехнулся, уже намереваясь встать.
И тут его тело пробило крупной дрожью. Она все не утихала, неподконтрольная его намерениям, на лбу и висках выступили капельки пота. Хим стиснул зубы, изо всех сил вцепившись пальцами в край стола. Хорошо, что Чоноп уже дома, и видит, должно быть, десятый сон. Он всегда отправлял его до того, как начнет научно обоснованное издевательство над собственным телом.
В этом-то и была проблема. Вряд ли его «дети» готовы к таким страданиям. Нужно придумать, как сделать процесс безболезненным... Нужно... Хим тихо выдохнул, чувствуя отступление боли. С каждым разом он все более ощущал, что в нем становится все больше от альфы. Хотя лишь на ощущения в научном процессе полагаться – дело ненадежное. Надо ещё сделать парочку тестов до ухода домой.
Привставая, чтобы пройти к приборам, Чан болезненно закусил губу. Его личный эксперимент длится уже долго. Но теперь, кажется, как никогда близок к успеху. Так что он все решил. Завтра. Завтра он все расскажет Чонопу.
***
Дэхен лежал в объятиях Джэ и вслушивался в его мерное дыхание, ласково пропуская темные прядки сквозь пальцы. «Истинные», — эта мысль, та самая важная мысль, о которой он так крепко забыл, билась в его голове. В последнее время она все больше находила подтверждение. И Дэхен уже для себя все решил. Завтра он расскажет обо всем профессору Киму... Химчану. Доверится Химчану. И тогда вступит на новую стадию эксперимента, подстраиваясь под своего альфу.
ЖЕТон в счастливое будущее
Ким Химчан всегда мечтал о детях. И даже больше об омежке, хотя аппа должен желать помощника-альфу. Но судьба не подарила ему возможности исполнить свою мечту, сделав бетой.
Как и Дэхен, Химчан в своё время прошел через стадию «полового беспорядка». Его хотели многие, ведь он был красив. Аристократичен подобно альфе. Пользуясь первым впечатлением о себе, Ким много раз ловил на удочку случайных партнеров. Иногда, впрочем, ловился сам. Но ненадолго. Все эти отношения длились недолго. До первого разговора рода «ах-ты-не-прикрываешь-таблетками-истинную-сущность-ты-и-правда-бета».
Иногда ему после этого кричали: «Выйди вон!». Иногда он, захлебываясь вдохами, эмоциями и слезами, рычал: «Выметайся!», выкидывая за порог чужие вещи и вместе с тем вырывая очередного любителя истины из своего сердца. Да, они все больше любили «правду», чем его. Иногда ему на ум приходила редкая, но точная фраза: «Споря с родным, реши для себя: хочешь ты быть счастлив или выиграть в споре?». Видимо, для тех людей он казался не настолько «родным». Он ни с кем не сроднился, и непонятно, чья в этом вина. Его? Его возлюбленных? Общества? Но Ким не склонен был к тому, чтобы сидеть и печалиться, ища виноватых.
Химчан был человеком действия. Беспорядочными связями он насытился на раз-два. Ёще достаточно молодой, он уже задумался о детях. Так уж вышло, что его собственные родители погибли в автокатастрофе, когда он заканчивал старшую школу. Юному, но талантливому пареньку, превозмогая горе, пришлось всего добиваться самому: самому поступать в мед.университет на бесплатной основе, подрабатывать на нескольких работах, чтобы оплачивать счета за квартиру – единственное, что ему осталось от родителей. С их уходом парня окутало беспросветное одиночество. Он обладал даже более острым умом, чем у рядовых бет, поэтому больше интересовался научными изысканиями, чем заведением друзей среди одногруппников. По приходе в собственную квартирку его встречали тишина и тоскливость слишком просторных для одного жильца помещений. Постоянными питомцами у вечно занятого Химчана могли быть только аквариумные рыбки.
Закончив университет, доктор, а затем и молодой профессор Ким быстро «поднялся», нашел свою нишу, предлагая результаты уникальных исследований тем или иным компаниям. Те предоставляли ему и средства, и оборудование. Чан лелеял мечту о приобретении собственной лаборатории. Но не забывал и о своей главной мечте. Он не мог больше выносить одиночество. Оно стягивало его жесткими путами, оставляя шрамы на нежной душе и грозясь поглотить совсем. Рядом нужен был кто-то, кто прорвет эту темную завесу. Родной человек. Даже одно это словосочетание уже заставляло в волнении сглатывать. Завести детей прямым путем беты, как известно, не могут. Остается только усыновление. Почему бы не осчастливить несправедливо брошенного каким-то альфой или омегой малыша? Везучие, они не осознают, чем одарены и что теряют, оставляя свою кровинку в приюте.
У Кима оставалась только одна проблема: помимо того, что он был бетой, он был ещё и бетой без пары. Неженатому человеку очень сложно пройти процедуру усыновления. Младенца на руки малоопытному, да ещё и здорово смахивающему по повадкам на альфу парню уж точно не дадут, ребенка младшего возраста — тоже. Остается кто постарше. А мало ли что у таких детей на уме в период подросткового бунта... Впрочем, даже сложности воспитания ему были бы в радость, не зря же он так страстно хотел детей. Он обзвонил все приюты, оповестил все своих немногочисленных друзей — даже скорее партнеров — о своих намерениях, не отметая надежды, что любой человек чем-то может помочь. Иногда рука помощи может прийти с самой неожиданной стороны.
И вот однажды вечером в его квартире раздался звонок. Звонил очень хороший приятель из другого города. В их местном приюте согласились дать подростка под опеку неженатого. Не какого-нибудь случайного подростка, а одного определенного. Помимо обычной заботы тому требовались ещё и специальный уход и мягкое обращение. Сыграло свою роль то, что Хим — не просто какой-то бета, а довольно известный исследователь, но прежде всего — доктор. Химчан дрожащими пальцами крепко сжимал трубку, вслушиваясь в механический голос с того конца провода. Ребёнок! У него будет ребёнок. Собственный малыш! Пусть даже тот уже далеко не малыш, а вполне себе состоявшийся подросток, но он все равно мысленно будет звать его «своим малышом».
На следующий день на руках у Чана уже были билеты на поезд в тот город, а в душе — трепетное предвкушение встречи.
Первое, что испытал шестнадцатилетний — почти семнадцати, как он с гордостью бы заявил, но мог только лишь написать — так вот, первое, что испытал робкий с виду подросток Мун Чоноп к представленному ему «взрослому дяде» — недоверие. Он исподлобья глядел на Ким Хим-кого-то-там (последний слог он не запомнил), и на лбу пролегала озабоченная складочка. Хотя разница в возрасте между ними была не так уж велика, всего каких-нибудь семь-восемь лет на взгляд постороннего наблюдателя, для подростка она представляла пропасть. Да и сами обстоятельства знакомства делали из «доктора Кима» в воображении Чонопа какого-то великана, а сам он казался на его фоне ужасно маленьким человечком, лилипутом. И только лишь сильнее сжимался под внимательным взглядом.
Судьба не была добра к Мун Чонопу. С рождения у него обнаружились нарушения слуха и голоса, и бедные родители, опасаясь других патологий, сбыли его с рук самым очевидным и гуманным способом. И на том спасибо. Хотя он полагал, что это был, скорее всего, один родитель. И вел он не самый здоровый и праведный образ жизни, раз опасался проявления других болезней у своего малыша. Так что Оп знал, кого винить в том, что он таким уродился. Знал, но отказывался. Он вообще рос мирным и добрым мальчиком.
«Что было, то прошло, и смысл об этом жалеть?» — таков был его принцип. Лучше с улыбкой посмотреть в будущее, и тогда велик шанс, что оно окажется светлым. Да и небольшую глухоту и отсутствие голоса он за болезнь не считал. Многим повезло гораздо меньше, и положение их было гораздо хуже. И приют позволял составить ясное представление об этих самых «меньше» и «хуже».
«Если долго мучиться — что-нибудь получится» — вот ещё одна прописная истина в его лексиконе. При приюте был госпиталь, в котором лежали дети с осложнениями и просто дети из приюта, подхватившие какую-нибудь инфекцию. Став постарше, Оп стал проявлять интерес к заботе о других и вызвался помогать докторам и санитарам в уходе за больными. Так просто бы его до подобных занятий, конечно, не допустили, но сердобольный директор приюта разрешил, видя, что из мальчика может выйти хороший человек, если он как следует заинтересуется и затем освоит понравившуюся специальность. На практике господина Кана из приюта выходило слишком мало хороших людей.
Все удивлялись оптимизму и неутомимости этого подростка. И даже вечно усталые доктора при виде его улыбки могли легко воспрять духом, а потому охотно разговаривали, объясняли, делились тонкостями профессии. Проблема Мун Чонопа была только в одном: он сам нуждался в особом уходе и был все ещё слишком мал. Ему, как и всякому приютскому ребенку, требовались тепло и забота, иначе... иначе, не познав родственного тепла, каким бы ни был оптимистом, рано или поздно он замкнулся бы в себе и стал угрюм. Может, не сейчас, но во взрослом возрасте, когда понял бы, чего лишился. Полноценная семья из оммы и аппы, альфы и омеги. Вот что ему было необходимо.
Но такие семьи редко брали таких великовозрастных детей. Во-первых, полные семьи вообще нечасто брали детей из приюта, потому что бесплодие, как у альф, так и у омег было подавляюще редким явлением. Оно не могло быть следствием природной неурядицы, потому что природа тут все предусмотрела идеально; только следствием катастроф. Но альфы сами были сильны и берегли своих омег, так что настолько плачевные инциденты тоже почти не случались. Почему же так получилось с Чонопом? Потому что родители не всегда берегут своих детей. Особенно нежеланных.
Во-вторых, у Муна были отклонения и уже упомянутый возраст. Это снижало шансы до уровня плинтуса. И тут руководству детского дома подвернулся счастливый случай: одинокий бета, к тому же доктор. Он сможет оказать пареньку необходимый уход и не посягнет на него ни в физическом, ни в моральном смысле; ведь беты бесстрастны и гуманны, а мало ли каким растлителем окажется, например, одинокий родитель-альфа?.. Потому намерения Химчана не были восприняты подозрительно, и отсутствие пары оказалось некритичным. Маленький омега с неясным будущим и чуть было не отчаявшийся бета. Они нашли друг друга.
Чоноп видел мало хорошего в жизни, и правильнее для него было бы ничего не ждать. Поэтому вторым побуждением по отношению к незнакомцу при виде подчеркнуто одобрительного и теплого взгляда стало опустить голову, стать как можно незаметнее, а то и вовсе спрятаться за спину дяди Кана.
— Ах, кажется, он смутился, — с некоторой неловкостью произнес невыразимо приятный хрипловатый голос.
Чоноп навострил уши и ближе прижал к себе блокнот и смешную ручку с кошачьей мордочкой на конце.
— Можете обратиться непосредственно к нему, — заметил директор. – Не стоит говорить про ребенка в третьем лице, как будто его тут нет.
— О, простите, я и не подумал, — судя по тону, лицо у Кима виновато вытянулось. Он наклонился и позвал подростка: — Чон... Чоноп-а... Можно же я буду звать тебя Чоноп-а? — вежливо спросил Ким. Чоноп вскинул лицо, наконец встречаясь с опекуном взглядом. На него смотрела пара блестящих темных глаз, и в них плескались лишь живое любопытство и доверие. Завороженный, Оп невольно кивнул в ответ на просьбу.
— Что это у тебя? — с интересом глядя на блокнот и ручку у его груди, спросил Химчан.
Чоноп развернул блокнот. На лице Кима отразилось лишь удивление, свидетельствующее о том, что он не знал, в чем именно «недостаток» Чонопа, и ни капли обычно сопровождающей его болезненной жалости.
«Волшебные инструменты!» — смело накалякал он на бумаге.
— Волш... они помогают тебе говорить, да? — Хим с первого раза догадался, в чем заключаются чудеса обычного белого листа и писчих инструментов. — А это что за животное? — проговорил Химчан, кивая на ручку.
«Это пума. Мой талисман!» — был ответ.
— Ах, пума... — прищурился Хим. — Обещаю тебя ни в чем не стеснять, мой дикий кот!..
Ким Химчан всегда мечтал о детях. Вот только не успел и заметить, как омега, которого он хотел почитать за своего ребенка, вырос, и он стал испытывать нечто большее к ангелу Муну. И решился на самое большое в своей жизни исследование.
***
Flashback
— Дэхен, давай встречаться... — внезапно охрипшим голосом предложил Ёнджэ.
— Что? — Чону показалось, что он оглох. Он только что стал свидетелем, как его любвеобильный сосед дал «от ворот поворот» очередному своему омежке, и это характеризовало альфу не в самом лучшем свете... Черт, альфа... И зачем он себе об этом напомнил? Дэхен все ещё был «под лекарством», и как только мысленно обозначил пол Ю, в нос невольно потянулась тоненькая ниточка приятного аромата Ёнджэ. Он все сгущался внутри, наполняя его существо восторгом, обволакивая фантомным чувством защищенности. Чон резко выплыл из своих мыслей. «Защищенность?» Это вообще как-то относится к его долбанутому соседу?
— Да ты тот ещё... засранец, — возмущенно выронил Чон. — Трёшься с каждой второй омежкой в квартале.
И чтобы не причислять себя к этим «омежкам», тут же добавил:
— Я не в счёт. У меня было временное помутнение. И не такое бывает с незнакомыми лекарствами, как врач говорю!
— А ты не пробовал «как врач» не принимать незнакомых лекарств? – усмехнулся Ю, от не самого лучшего обращения возвращая природную наглость.
Чон лишь демонстративно поджал губы.
— Говорил же — ты тот ещё козел, — заметил он спокойно.
— Не считаешь, что ты нарываешься? — вспыхнул Ёнджэ, демонстрируя в улыбке хищный набор зубов.
Дэхен обернулся к соседу спиной, показывая неприличный знак.
— И это после всего, что между нами было?.. — нагнало Чона у самой двери в его квартиру.
— Так подожди, какой твой ответ? — видя, что Дэхен реально собрался уходить, прокричал Ю.
— Нет, – как отрезал Чон, подтверждая это громким хлопком двери.
— Ты считал моих омежек!.. Ты ревнуешь! — донеслось до Дэхена, уже привычно подпирающего спиной дверь.
***
«Давай встречаться», — было крупно выведено на следующее утро во всю ширину его любимой газеты. Читать нельзя, безнадежно испорчено...
Дэхен перевернул бумагу относительно чистой стороной.
«Голубь криворукий», — с наслаждением, высунув кончика языка, вывел он, пришпилил это у двери соседа и отправился попивать свой кофе. Без газетки.
Кажется, пока он отдавал должное этому утреннему ритуалу, к соседу кто-то пришёл. Потому что на лестничной клетке внезапно стало шумно, и послышались ор его «обожаемого» альфы и тоненький писк омежки. Дэхен выждал долгую паузу, ожидая конца фарса, и как только все затихло, высунул голову, обозревая последствия ссоры и истерики. Сам он никогда не истерил и относился к этому явлению крайне отрицательно. Впрочем, ту омежку он даже зауважал на пару секунд. Потому как ему порывом сквозняка принесло под ноги его «табличку» с припиской «кривокрылый».
***
«Ты же не можешь без меня», — самоуверенно заявлял коврик у его двери. «А вот это уже вредительство», — подумал Чон, разглядывая вырезанную в дополнение к стандартному «Добро пожаловать» прямо на ткани надпись.
«Ты ревнуешь!» — утверждала записка, вложенная в букет алых роз, небрежно воткнутый в верхушку его почтового ящика. «Уже романтичнее», — иронично подумал Дэхен. Как бете ему было пофиг на подобные вещи, но в последнее время с эмоциями творилось что-то странное, и он мог расчувствоваться от самой ерундовой ерунды. Чон блаженно вжался носом в алые лепестки, вдыхая их запах. Их и ещё какой-то, но не менее приятный. «Тьфу ты!» — подумал Дэхен, осознавая, что вот уже пять минут не может насытиться приставшим к цветам ароматом Ёнджэ. Но веник все-таки по инерции забрал.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |