Российская академия образования 3 страница

3. Горская Г. Б. Внутренняя речь как механизм саморегуляции мыслительной деятельности // Автореф. канд. дисс. психол. наук. — М.: МГУ, 1980.

4. Жинкин Н. И. Развитие письменной речи учащихся III—VII классов // Известия АПН РСФСР. — М., 1956. — Вып. 78.

5. Кобозева И. М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике / Общая ред. Б. Ю. Горского. — М., 1986. — Вып. 17.

6. Колшанский Г. В. Проблемы владения и овладения языком в лингвистическом аспекте. — М., 1975.

7. Кон И. С. Открытие «Я». — М., 1978.

8. Леонтьев А. А. Важнейшие проблемы сопоставления русского языка и языков народов Востока. // Тезисы международного симпозиума. — М., 1972.

9. Леонтьев А. Л. Проблемы развития психики.— 4-е изд. — М., 1981.

10. Маркова А. К. Психология усвоения языка как средства общения. — М., 1974.

11. Панфилов В. З. Философские проблемы языкознания. Гносеологические аспекты. — М., 1977.

12. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — М., 1940.

13. Трубецкой Е. С. Основы филологии. — М., 1960.

14. Austin J. Z. How to do things with words. — Oxford, 1962.

15. Searle J. R. Speech acts: an essay in the philosophy of language. — London, 1969.

1.4. Язык и речь в речевой деятельности1

Особенностью явления языка является его неоднородность. Язык в широком смысле слова включает в себя целый ряд других явлений, например: «языковую систему», «языковую способность» и т. д. На внутреннюю неоднородность понятия «языка» обратил внимание в начале XIX в. еще В. Гумбольдт, отметивший, что «надо абстрагироваться от того, что он (язык) функционирует в качестве обозначения предметов и как средство общения, и, напротив того, с большим вниманием отнестись к его тесной связи с внутренней, духовной деятельностью и к взаимному влиянию этих двух процессов» [5. С. 90].

Развивая эту мысль о неоднородности «языка» в широком смысле слова, Ф. де Соссюр, как известно, говорил о языке (language) в этом смысле как речевой, глобальной деятельности говорящего коллектива и отдельного индивида и языке (langue) как знаковой системе. Соответственно, language-речевая деятельность (для отдельного индивида) означает то общее, что включает в себя и другие явления — языковую способность и язык как систему (социальную, конвенциональную норму). Оба эти проявления речевой деятельности реализуются в речи (parole)... Ниже приводится схематическое изображение намеченной Ф. де Соссюром связи всех четырех явлений... [15].

Схема 1.

Соответственно, речь, по Соссюру, «есть акт индивида, реализующий его способность посредством социального условия» (цит. по: [15. С. 11]). Отмечая неоднородность языка в широком смысле слова (или в переводе —

«речевой деятельности»), Ф. де Соссюр писал: «Речевая деятельность, взятая в целом, непознаваема, так как она неоднородна» [16. С. 58], и далее: «ее нельзя отнести определенно ни к одной категории человеческой жизни, так как неизвестно, каким образом всему этому можно сообщить единство» [16. С. 48].

Еще более четко и определенно неоднородность «языка» в широком смысле этого слова как «языкового явления» была вскрыта в работах Л. В. Щербы. Так, в работе «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» Л. В. Щерба выделил, как известно, три аспекта сложного феномена, названного им в самом общем виде «языковые явления». Первый аспект составляют процессы говорения и понимания, названные им «речевой деятельностью». Второй аспект — это «языковая система», или собственно «язык», определяемый словарем и грамматикой. Третий аспект — «языковой материал», под которым Л. В. Щерба понимал «совокупность всего говоримого и понимаемого в определенной конкретной обстановке», подчеркивая, что «на языке лингвистов это «тексты» [18. С. 26]. При этом существенно отметить, что, рассматривая: а) говорение и понимание, б) язык и в) текст — как три аспекта языковых явлений, Л. В. Щерба подчеркнул очень важную мысль, что языковая система и языковой материал — «это лишь разные аспекты единственно данной в опыте речевой деятельности» [18. С. 26] (выделено мною. — И. З.). Другими словами, Л. В. Щерба, вскрывая неоднородность «языковых явлений», в то же время определил то исходное, что лежит в их основе, а именно — саму речевую деятельность индивида.

Необходимо четко определить наше понимание места и роли «речевой деятельности» в коммуникативной деятельности человека, в его общении с другими людьми.

Общая структура деятельности человека (как процесса активного непосредственного или опосредствованного целенаправленного и осознаваемого взаимодействия субъекта со средой) наряду с общественно-производственной (трудовой) и познавательной включает и его общественно-коммуникативную деятельность. Последняя представляет собой сложный процесс взаимодействия людей, осуществляемый посредством языка как системы единиц и правил оперирования ими и выявляющийся

в речевой деятельности общающихся (говорении, слушании, а также чтении и письме). Вербальное общение есть форма реализации такого взаимодействия, а речевая деятельность может рассматриваться как реализация общественно-коммуникативной деятельности людей в процессе их вербального общения. Таким образом, речевая деятельность людей, реализуя их общение друг с другом, в то же время реализует их общественно-коммуникативную деятельность.

Рассмотрим теперь, как соотносятся между собой интересующие нас понятия «речь», «язык» и «речевая деятельность». При этом сразу же отметим неоднозначность определения этого отношения и прежде всего понятия «речь» большинством авторов. Так, в специальной психологической и лингвистической литературе слово «речь» чаще всего употребляется для обозначения объекта процесса «слушания» или любого другого синонимически употребляемого слова: «понимание», «прием», «восприятие», «аудиция», «аудирование». Отметим, что такое словоупотребление свидетельствует об отождествлении авторами многих работ понятий «речь» и «речевое сообщение» (или «речевой сигнал», «языковой материал», «текст» и т. д.). В то же время широко распространено определение речи как «двустороннего, взаимного общения» [6. С. 327] (курсив мой.— И. З.)1, и следующее отсюда утверждение, что «в функционально-динамическом плане устная речь распадается на процессы слушания и говорения» [2. С. 87] (курсив мой. — И. З.). Из этих определений следует, что «слушание» может рассматриваться и как составная часть «речи». Оказывается, что, выступая в качестве объекта слушания, речь как общение одновременно может включать в себя слушание! Наблюдается явное противоречие в толковании понятия «речь».

Не менее сложные связи установились в специальной литературе и между понятиями «речь» и «говорение». Эти два понятия либо полностью отождествляются (см., например, «процессы говорения или собственно речь»2 [11. С. 9]), либо «говорение» рассматривается в качестве составной части речи как процесса общения. При этом говорение

определяется как процесс фонации, звучания. Так, например, говоря о двух частях изучения речевой деятельности и ставя знак равенства между говорением и фонацией, Ф. де Соссюр заключает, что «другая второстепенная (часть изучения. — И. З.) имеет предметом индивидуальную сторону речевой деятельности, то есть речь, включая фонацию (то есть говорение. — И. З.): она психофизична» [16. С. 57]. При этом, по мнению Ф. де Соссюра, «фонация, то есть реализация акустических образов, ни в чем не затрагивает самой системы (то есть языка)» [16. С. 56]. Эта же мысль относительно однозначности фонации и говорения высказывалась ранее и Бодуэном де Куртенэ: «... первое явление, фонация, состоит в говорении, в произношении слов» [3. С. 263].

Мы видим, что «речь» может определяться и как процесс говорения фонации, и как объект слушания, и как процесс двустороннего общения, включающего наряду с говорением и слушание. В то же время, если следовать принимаемой нами концепции Л. В. Щербы, то говорение есть речевая деятельность. Все эти вместе взятые положения свидетельствуют о том, что понятия «речь», «говорение» и «речевая деятельность» в силу неоднозначности их толкования могут выступать как синонимы (что и наблюдается в работах многих авторов).

В нашем толковании «речевая деятельность» как процесс взаимодействия человека с другими людьми есть общее понятие по отношению к «говорению», выступающему как вид речевой деятельности. Но здесь же, естественно, возникает вопрос, в каком отношении к «говорению» находится «речь». Может ли «речь» рассматриваться как синоним «говорения» или это качественно своеобразное явление, отличное от «слушания» и «говорения» и в то же время тесно связанное с ними.

Итак, основным предметом нашего анализа является соотношение «речь» — «речевая деятельность». Однако, учитывая, что «речь осуществляется средствами языка, язык реально существует лишь в речи» [14. С. 104], необходимо рассмотреть применительно к деятельности индивида отношение: «речь» — «язык» — «речевая деятельность». Естественно, прежде всего необходимо проанализировать круг оппозиционных признаков, предложенных Ф. де Соссюром, которые используются лингвистами для определения

понятий «язык — речь»1. Как известно, «язык» и «речь» в этом круге оппозиций характеризуются следующими признаками2 (справа в каждой паре признаки речи, слева — языка):

1) социальное

— несоциальное, индивидуальное

11) воспроизводимое, фиксированное

— производимое, свободное

2) психическое

— непсихическое, включающее физиологическое и физическое

12) нормированное

— ненормированное

3) система

— несистемная реализация

13) система

— коммуникация

4) существенное, первостепенное

— побочное, случайное

14) код

— кодирование и декодирование сообщения

5) форма, схема

— субстанция, реализация

15) порождающее устройство

— текст

6) потенциальное, виртуальное

— реализация, актуальное

16) научная абстракция

— реальное событие

7) общее, абстрактное

— отдельное (частное), конкретное

17) парадигматика

— синтагматика (протяженность во времени, линейность)

8) постоянное

— преходящее, переменное

18) способ общения

— средство общения

9) содержание

— форма

19) умение

— реализация умения.

10) явление сознания

— явление мышления

Среди названных оппозиций есть такие, которые всегда присутствуют в определении дихотомии «язык — речь». Так, по свидетельству Т. С. Шарадзенидзе, почти все лингвисты, признающие эту дихотомию, «считают язык потенцией, знанием, установлением или системой знаков, а речь — реализацией, манифестацией языка» [17. С. 21]. Есть и менее известные оппозиции, например, язык как явление «сознания, речь — как явление мышления и т. д. При этом любая пара оппозиций свидетельствует о тесной связи этих двух явлений, хотя характер этой связи каждым автором вскрывается по-разному — от их противопоставления (В. А. Звегинцев [7]) до почти полного подчинения речи (в понимании Ф. де Соссюра) языку.

Подчеркивая наличие тесной связи между явлениями языка и речи (или языковой компетенции и реализации), вероятно, нельзя согласиться с утверждением, что язык и речь как два взаимосвязанных, но самостоятельных явления обладают «прямо противоположными, резко контрастными характеристиками» [7. С. 102—103]. Скорее они определяются характеристиками, которые дополняют друг друга в нескончаемом круговороте вербального (языкового и речевого) мышления, представляя в то же время язык и речь как неоднозначные явления. Как справедливо отметил Э. Косериу, всем ясно, что «язык не есть то же самое, что речь» [10. С. 151]. Но что такое они? В чем заключается психологическая сущность этой неоднозначности, отражающей, на наш взгляд, феноменологическую самостоятельность речи в ее отношении к языку? Полагаем, что ответ на этот вопрос может быть дан с позиции деятельностного подхода.

Проведенный нами, с психологической точки зрения, теоретический анализ результатов многочисленных исследований рассматриваемой проблемы позволяет подойти к двучлену «язык» — «речь» как к средству и способу реализации речевой деятельности индивида. Соответственно, язык рассматривается как средство, а речь как способ формирования и формулирования мысли посредством языка в процессе речевой деятельности индивида. Так, например, фразы «Мы с Петром школьные друзья»; «Мы с Петром друзья со школьной скамьи» и т. д. сформированы и сформулированы разным способом, то есть это разная речь, выражающая одну и ту же мысль при помощи

одних и тех же языковых средств. Данное определение речи как способа формирования и формулирования мысли вытекает прежде всего из высказанной в самой общей форме мысли В. Гумбольдта о творческом характере языка. Так, В. Гумбольдт первым отметил, что «наряду с уже оформившимися элементами язык состоит из способов, с помощью которых продолжается деятельность духа, указывающая языку его пути и формы» [5. С. 99] (выделено мною. — И. З.). Если «оформившиеся элементы» рассматривать как языковую систему, как язык, то способ может быть определен как «речь».

Важным для трактовки речи как способа формирования и формулирования мысли посредством языка является также положение А. А. Потебни о том, что «язык есть средство не выражать уже готовую мысль, а создавать ее» [12. С. 130]. И, конечно, предлагаемая нами трактовка «речи» основывается также на положениях Л. С. Выготского и С. Л. Рубинштейна о том, что «внешняя речь есть процесс превращения мысли в слово, материализация и объективизация мысли» [4. С. 353] и что «в речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы сплошь и рядом ее формируем» [13. С. 350] (выделено мною. — И. З.).

Ссылки на литературу к 1.4

1. Артемов В. А. Восприятие и понимание речи // Ученые записки I МГПИЯ. — М., 1954. — Т. VIII.

2. Беляев Б. В. Очерки по психологии обучения иностранным языкам. — М., 1965.

3. Бодуэн де Куртенэ. Человечение языка // Избр. труды по общему языкознанию. — М., 1963. — Т. 1.

4. Выготский Л. С. Мышление и речь // Собр. соч.: В 6 т. — М., 1982. — Т. 2.

5. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода // Звегинцев В. А. История языкознания XIX—XX вв. в очерках и извлечениях. — М., 1964. — Ч. 1.

6. Жинкин Н. И. Механизмы речи. — М., 1958.

7. Звегинцев В. А. Теоретическая и прикладная лингвистика. — М., 1968.

8. Колшанский Г. В. Правомерность различения языка и речи // Иностранные языки в высшей школе. — М., 1964.

9. Колшанский Г. В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. — М., 1975.

10. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. — М., 1963. — Вып. III.

11. Леонтьев А. А. Слово в речевой деятельности. — М., 1969.

12. Потебня А. Л. Мысль и язык // Полн. собр. соч. Гос. изд-во Украины, 1926. — Т. 1.

13. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — М., 1940.

14. Рубинштейн С. Л. Принцип и пути развития психологии. — М., 1959.

15. Слюсарева Н. А. Теория Ф. де Соссюра в свете современной лингвистики. — М., 1975.

16. Соссюр Фердинанд. Труды по языкознанию. Курс общей лингвистики. — М., 1977.

17. Шарадзенидзе Т. С. Проблемы взаимоотношения языка и речи. — Тбилиси, 1971.

18. Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Языковая система и речевая деятельность. — Л., 1974.

II. Речевая деятельность —

объект лингвопсихологии

II.1. Речь и речевая деятельность

в контексте деятельности человека1

Проблема соотношения понятий «речь» и «речевая деятельность» вызывается к жизни неуклонной тенденцией их полного или синонимического замещения, в основу которого положена «трактовка «глобальной речи» как определенного вида деятельности, а именно, как речевой деятельности» [12. С. 25]. Естественно, что в плане психологического анализа когнитивно-коммуникативной деятельности человека небезынтересно ответить на вопрос, существует ли полная синонимия между этими двумя понятиями, и, если нет, то что следует понимать под каждым из них и в каком соотношении они находятся2.

Исходным при анализе этой проблемы является определение речи как способа формирования и формулирования мысли посредством языка3. Подобное определение

основывается, во-первых, на положении о том, что «проблема речи, с точки зрения психологии, — это прежде всего проблема общения посредством языка» [19. С. 103]. Второй посылкой является (в наиболее общей формулировке) положение, что «язык не есть то же самое, что речь»1 [11. С. 151], и более того, что речь не только «манифестация», «действительность», «реализация» языка, но качественно своеобразное психическое явление как «форма существования сознания (мыслей, чувств, переживаний) для другого, служащая средством общения с ним...» [17. С. 340]. Третьей предпосылкой исходного определения речи является положение о том, что «внешняя речь есть процесс превращения мысли в слово, материализация и объективизация мысли» [7. С. 311] и что «в речи мы формулируем мысль, но, формулируя ее, мы сплошь и рядом ее формируем...» [17. С. 350]. На основе этих посылок речь и определяется как своеобразный, специфический человеческий способ формирования и формулирования мысли посредством языка как системы «объективно общественных смыслов явлений», отработанных и зафиксированных в языковых значениях. Но формирование и формулирование мысли — это процесс, а «правильное понимание положения о мышлении как процессе предполагает, что мышление понимается как деятельность субъекта, взаимодействующего с объективным миром» [18. С. 27], и, следовательно, ставит вопрос о том, как должна рассматриваться речь в плане этого взаимодействия, в общей схеме деятельности человека, что понимается под термином «речевая деятельность». Сложность этой проблемы находит отражение в создавшейся в настоящее время ситуации, при которой, с одной стороны, активно и успешно разрабатывается теория речевой деятельности, а с другой, — остается не снятым утверждение, что, «строго говоря, речевой деятельности как таковой не существует. Есть лишь система речевых действий, входящих в какую-либо деятельность — целиком теоретическую, интеллектуальную или частично практическую»

[12. С. 27]. Очевидно, что решение этой проблемы возможно только в рамках анализа основных понятий самой теории деятельности1.

Теория деятельности, возникшая в противовес механистическим теориям элементаризма и функционализма (см. [3]), прежде всего утверждает активный характер взаимодействия организма с окружающей средой и опосредствующую детерминацию психики внешними воздействиями — «процесс деятельности выступает как форма активного взаимодействия человека с объективной действительностью, как фактор, опосредствующий детерминацию психических явлений воздействиями внешнего мира» [25. С. 35].

Вторым основополагающим для этой теории является всеобщность принципа этого взаимодействия при видоизменении его форм на протяжении всего эволюционного пути формирования сознания — «психика, психическая деятельность выступает для нас не как нечто прибавляющееся к жизни, но как своеобразная форма проявления жизни, необходимо возникающая в ходе ее развития» [13. С. 480]. И третьим, не менее важным положением этой теории является изменение характера законов, обусловливающих развитие психики человека, его психической деятельности — «если на всем протяжении животного мира теми общими законами, которым подчинялись законы развития психики, были законы биологической эволюции, то с переходом к человеку развитие психики начинает подчиняться законам общественно-исторического развития» [13. С. 202]. Это положение особенно важно для нас, так как, обусловливаясь законами общественно-исторического развития, деятельность человека реализуется в качественно новых, неизвестных животному миру формах — общественно-производственной и общественно-коммуникативной. Общественно-производственная деятельность в основном и определяется А. Н. Леонтьевым как ведущая деятельность (в таких формах ее проявления, как игра, учение, труд, творчество). При этом основополагающим служит положение, что «трудовая деятельность является основной и естественной формой человеческого бытия...» [4. С. 75], ибо труд — «первое

основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека» [28. С. 486].

При анализе общей схемы деятельности человека правомерно говорить о трех взаимообусловливающихся, взаимосвязанных сферах деятельности: познавательной (индивидуально-психической), общественно-производственной и коммуникативно-общественной.

Предметом нашего дальнейшего рассмотрения является именно коммуникативно-общественная деятельность человека, но в силу того, что индивидуально-психическая неразрывно с ней связана, остановимся прежде на анализе последней. Индивидуально-психическая сфера, или «психика, получает свое значение и функционирует внутри системы созидательной деятельности. Включенная в нее психика составляет побудительную, регулирующую и контролирующую часть деятельности» [4. С. 75].

Индивидуально-психическая сфера деятельности в свою очередь определяется совокупностью психических деятельностей, таких, как перцептивная, мнемическая, мыслительная, в основе которых лежит взаимодействие психических процессов, осуществляющих непосредственное или опосредствованное активное отражение предметов и явлений действительности в их связях и взаимоотношениях1.

Основная функция индивидуально-психической деятельности во всех ее проявлениях — ориентировочно-исследовательская, планирующая и коррегирующая. Эта деятельность человека в плане синхронии может быть определена как совокупность высших специфически человеческих форм психической деятельности, таких, например, как «отвлеченное мышление», которые «являются общественно-историческими по своему происхождению, опосредствованными по своему строению и сознательными, произвольно-управляемыми по способу своего функционирования» [14. С. 60].

Таким образом, обусловливаясь общественно-историческими законами развития, индивидуально-психическая

деятельность либо входит составной частью в общественно-производственную и коммуникативно-общественную деятельность людей, либо является вспомогательной деятельностью1 в составе другой, более широкой деятельности, например, слушание и понимание в деятельности общения, либо представляет собой самостоятельный вид деятельности, например, индивидуально-творческую деятельность поэта, профессиональную деятельность мнемониста или перцептивную деятельность «слухача» и «аудитора — оператора».

С другой стороны, следует подчеркнуть, что специфика человеческой деятельности во всех ее проявлениях, обусловленная социально-историческими законами развития, тем самым опосредуется специфически человеческой формой отражения действительности — вербальным мышлением, языком — речью. Это утверждение одновременно предполагает и то, что, «хотя языку принадлежит огромная, действительно решающая роль, однако язык не является демиургом человеческого в человеке» [13. С. 290] и не является тем «путеводителем по социальной действительности», той все определяющей силой, на милость которой отданы человеческие существа, каким представлял его Э. Сэпир. Опосредуя человеческую деятельность, речь как способ формирования и формулирования мысли посредством языка является основой, сущностью коммуникативно-общественной деятельности, деятельности общения2, при этом общение рассматривается как «необходимое и специфическое условие процесса присвоения индивидами достижений исторического развития человечества» [13. С. 289]. Основная цель вербального общения — обмен мыслями (сообщениями, информациями),

который, в свою очередь, может рассматриваться как форма активного взаимодействия людей в процессе более широкой созидательной деятельности. Генетически содержание деятельности общения первоначально «относится к планированию, организации и управлению собственной деятельностью» [13. С. 24], а затем общение становится «особым видом деятельности, имеющим собственную мотивацию», причем эта деятельность «вызывает определенные, не менее реальные изменения в окружающей среде, чем материальная трудовая деятельность людей» [2. С. 109].

Рассматриваемая нами форма коммуникативно-общественной деятельности — вербальное общение — представляет собой взаимодействие людей при помощи речи как способа формирования и формулирования мысли посредством языка1. Но активный двусторонний характер этого взаимодействия служит только имплицируемым теоретическим постулатом коммуникативных теорий (а в трансцендентальной теории коммуникации К. Фосслера он даже и не постулируется). Практически все эксплицитные схемы общения сводятся к схеме «говорящий — слушающий (Г1→С2)», то есть к схеме однонаправленного, одностороннего коммуникативного акта, который только может рассматриваться как элементарный акт общения, но не само общение. В схеме Г1→С2, находящей отражение в коммуникативно-семантических теориях (Ч. Морис, А. Гардинер и др.) и теории знаковой ситуации [23]2, присутствуют два человека (1 и 2), «один из которых использует какой-либо язык, чтобы передать другому свои мысли или чувства, а второй, замечая данные знаки данного языка, понимает их так, как думает его собеседник, и соглашается с ним» [23], то есть один из которых реально активен, а другой активен потенциально, внутренне3.

Взаимопонимание рассматривается при этом как необходимое условие общения — «одним из условий осуществления общения служит понимание друг друга» (Артемов, 1969. — С. 41), переход же от понимания как результата одного элементарного акта (Г1→С2) к другому (Г2→С1), то есть переход к взаимному общению, только имплицируется1.

Если представить общение действительно как процесс обмена мыслями, то его схема должна выглядеть как Г1↔Г2, в которой взаимопонимание, являющееся функцией (Г1→С2) и (Г2→С1), рассматривается в качестве условия процесса общения. Следовательно, говорение должно рассматриваться как самоосуществление общения, как процесс внешнего выражения способа формирования и формулирования мысли посредством языка. Ясно, что при рассмотрении этих двух процессов — говорения и слушания — говорение (или производство речи) носит более самостоятельный, активный характер, тогда как слушание (понимание) выполняет вспомогательную роль условия общения.

Теперь возникает основной вопрос нашего рассмотрения, являются ли эти процессы деятельностью. Из вышеприведенного анализа основных понятий теории деятельности со всей очевидностью следует позитивный ответ. Довод, что с «одной речью человеку делать нечего: она не самоцель, а средство, орудие, хотя и может по-разному использоваться в разных видах деятельности» [12. С. 27], не снимает вопроса, а только переводит его решение в плоскость иерархической структуры различных видов общей деятельности человека. Логика рассуждения приводит к следующему: если говорение и слушание определяются теми же характеристиками, что и любой другой вид деятельности, то и они могут рассматриваться как таковые.

Как известно, в качестве основных характеристик деятельности выступают такие, как наличие побудительно-мотивационной

части (потребность — мотив — цель); предмет деятельности; соответствие предмета деятельности и ее мотива; наличие продукта и результата деятельности. Кроме этого, деятельность характеризуется планируемостью, структурностью, целенаправленностью.

Проанализируем с этой точки зрения говорение (или производство речи). Говорение и филогенетически, и онтогенетически возникает в результате того, что у людей появляется «потребность что-то сказать друг другу» [28. С. 289], эта «потребность в речевом общении развивается на всем протяжении младенческого возраста...», и «если эта потребность не созрела, наблюдается и задержка речевого развития» [7. С. 209]. Эта потребность, объективируемая в мотиве, осознается в цели говорения как определенном уровне воздействия1 на других людей в сфере коммуникативно-общественной деятельности. Вторая составная часть деятельности2 — аналитико-синтетическая — представлена в говорении в виде свернутых, глубоко интериоризированных умственных действий по программированию и структурированию речевого высказывания. Аналитико-синтетическая часть процесса говорения лежит в основе той стороны деятельности, при которой, «используя социальные средства, знаки, мы планируем деятельность, ставя ее конечную цель и намечая средства ее осуществления» [12. С. 26]. Исполнительная часть (или «фаза осуществления») говорения носит явно выраженный внешний характер и реализуется в артикуляции, которая представляет собой последовательность целенаправленных, целесообразных, структурированных, произвольно управляемых действий. Производство членораздельных звуков речи является функцией специально сформированного в процессе эволюции речевого аппарата. Сопоставительные исследования голосового аппарата обезьян и речевого аппарата человека выявили основные направления, по которым «неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась» [28. С. 289].

Дата добавления: 2015-10-21