* * *
В зале полно людей, одетых в свои лучшие наряды, – их проколы еще больше привлекают внимание за счет блестящих металлических колец. Они демонстрируют свежие и старые татуировки, даже если это означает, что им приходится пожертвовать частью одежды. Проходя через толпу, я вглядываюсь в лица лихачей. В воздухе пахнет выпечкой, мясом, хлебом и специями, от чего у меня текут слюни – я забыл пообедать. Добравшись до стола, за которым я обычно сижу, я утаскиваю ролл с тарелки Зика, пока он не видит, затем встаю вместе со всеми в ожидании результатов. Надеюсь, мы узнаем их с минуты на минуту. У меня возникает ощущение, будто я держу руками голый провод, от чего мои мышцы дергаются, а мысли путаются.
Зик и Шона пытаются поговорить со мной, но никто из нас не может долгое время перекрикивать шум, и в итоге мы умолкаем.
Макс встает из-за стола и поднимает руки, призывая к порядку. Максу подчиняется почти все сборище, однако даже он не может добиться полной тишины от лихачей. Некоторые из них продолжают болтать и шутить как ни в чем не бывало. Тем не менее я прекрасно его слышу.
– Несколько недель назад кучка тощих и напуганных неофитов капнула своей кровью на угли и совершила большой прыжок во фракцию Лихачества, – произносит он. – Если честно, я не предполагал, что кто-то из вас переживет свой первый день в нашей фракции. – Он делает паузу в ожидании смеха, и мы хохочем, хотя шутка вышла не слишком удачной. – Я рад сообщить, что в этом году все неофиты набрали необходимое количество баллов, чтобы стать членами Лихачества!
Зал ликует. Несмотря на уверенность в том, что их не исключат, Зик и Шона обмениваются взволнованными взглядами – наш рейтинг по-прежнему будет определять то, какую работу мы сможем выбрать во фракции. Зик кладет руку на плечо Шоны и слегка сжимает. А я почему-то опять чувствую себя одиноким.
– Не будем долго откладывать, – продолжает Макс. – Ведь наши неофиты уже не могут дождаться результатов. Итак, двенадцать новых членов Лихачества!
Имена неофитов появляются на экране позади Макса. Он огромный, и его видно даже в конце зала. Я по привычке ищу имена Шоны и Зика:
6. Зик.
7. Эш.
8. Шона.
Мое напряжение сразу же частично спадает. Я шарю глазами по списку, и на миг меня охватывает паника. Неужели я вылетел из фракции? Но потом я замечаю свое имя на самом верху:
1. Тобиас.
2. Эрик.
Шона кричит, и они с Зиком душат меня в объятиях так, что под их весом я почти прогибаюсь к полу. Я смеюсь и протягиваю руки, чтобы обнять их в ответ. Во время суматохи я умудрился уронить свой ролл – я давлю его ботинком и улыбаюсь во весь рот, когда окружающие меня люди – даже те, кого не знаю, добродушно хлопают меня по плечу и скандируют мое имя. Да, теперь меня зовут просто «Тобиас». Я стал одним из них. Я – лихач, и все разговоры о моем происхождении в прошлом. Я уже не Тобиас Итон, и никогда им не буду. Я – лихач.
* * *
Этой ночью от восторга у меня кружится голова. Я съел так много, что с трудом выбрался из-за стола. Но я все-таки ускользнул с празднования. Теперь я тащусь мимо Ямы, к холлу «Спайра». Я выхожу и вдыхаю холодный и освежающий ночной воздух. Он не такой горячий и спертый, как в столовой. Я направляюсь в сторону рельсов.
Сейчас во мне бурлит энергия, и я не способен неподвижно стоять на месте. Надвигается поезд, фара на его кабине мигает, когда он приближается ко мне. Он мчится по рельсам, заряжая меня силой, гремя в ушах, словно гром. Я наклоняюсь ближе, впервые смакуя острое ощущение в животе, возникшее от страха и адреналина. Я сам захотел приблизиться к чему-то опасному! Внезапно я различаю в темноте темный силуэт человека, застывшего в последнем вагоне. Высокая худая женская фигура, высунувшаяся наружу и цепляющаяся за одну из ручек. На мгновение, когда размытое пятно поезда проносится мимо меня, я вижу черные кудрявые волосы и нос с горбинкой. Она выглядит почти как моя мама. И она уезжает на этом поезде.
Сын
Моя маленькая квартирка совсем пустая, по углам на полу остались следы от метлы. У меня нет мебели, чтобы заполнить пространство, не считая одежды из Альтруизма, которой забито дно моей сумки. Я кидаю ее на голый матрас и осматриваю ящики под кроватью на предмет наличия простыней. Я доволен результатами лотереи Лихачества, поскольку оказался первым в списке и, в отличие от других общительных неофитов, я хотел жить один. Другие, как, например, Зик и Шона, выросли среди лихачей, поэтому они бы не вынесли тихую жизнь без дружеских стычек, ссор и болтовни. Я быстро застилаю кровать, сильно натягивая простыню, и в результате она почти подходит по размеру. Ткань кое-где потерлась – от моли или от предыдущего использования, я не знаю точно. Голубое одеяло пахнет кедром и пылью. Открыв сумку со своим скромным имуществом, я достаю рубашку Альтруизма – ту самую, которую мне пришлось разорвать, чтобы обмотать рану на руке. Она выглядит маленькой – сомневаюсь, что она пришлась бы мне впору, если бы я попытался надеть ее теперь, но я даже не пытаюсь ее примерить, а просто складываю ее и швыряю в ящик.
В дверь стучат, и я говорю: «Входите!» – ожидая увидеть Зика или Шону. Но на пороге появляется Макс – высокий темнокожий мужчина с разбитыми костяшками. Он вваливается в мою квартиру, скрестив руки на груди. Макс обводит комнату взглядом и поджимает губы, с отвращением глядя на мои серые штаны, лежащие на кровати. Реакция Макса немного смущает – в Городе мало кто выбирает Альтруизм в качестве своей фракции, но и мало кто ненавидит альтруистов. Наверное, передо мной один из таких типов.
Я стою, гадая, что сказать. У меня в квартире – лидер фракции Лихачества.
– Здравствуйте, – выдавливаю я.
– Извини, что отвлекаю. Я удивлен, что ты не стал жить в одной квартире со своими друзьями. Ты ведь подружился с кем-нибудь?
– Да, – киваю я. – Просто мне так более привычно.
– Думаю, потребуется время, чтобы оставить старые привычки в прошлом. – Макс слегка касается столешницы на моей крошечной кухне, смотрит на пыль на кончике своего пальца и вытирает его о штаны.
Меня он тоже окидывает критическим взглядом, давая мне понять, что мне нужно как можно скорее распрощаться с Альтруизмом. Если бы я еще был неофитом, его мрачное лицо обеспокоило бы меня, но теперь я – лихач, и Макс не может отобрать у меня это звание, каким бы Сухарем я ему ни казался. Или может?
– Сегодня после обеда ты выберешь свою работу, – заявляет он. – У тебя есть какие-то предпочтения?
– Все зависит от того, какие задания сейчас есть во фракции, – отвечаю я. – Я бы хотел заниматься чем-нибудь, связанным с преподаванием. Как Амар…
– Полагаю, что высококлассный лихач способен на большее, чем быть инструктором и натаскивать неофитов, – произносит Макс, вопросительно приподнимая брови, и я замечаю, что одна из них не двигается – ее пересекает шрам. – Я пришел, потому что тебе представилась отличная возможность.
Он выдвигает стул из-за маленького столика, поворачивает его и садится задом наперед. Его черные ботинки облеплены светло-коричневой грязью, а заскорузлые шнурки завязаны в узел. Вероятно, он самый старый лихач, которого я когда-либо видел, но у него, конечно, стальной характер.
– Если честно, один из моих коллег становится староват для подобной работы, – продолжает Макс. Я сажусь на краешек кровати. – Остальные четыре лидера считают, что было бы неплохо освежить состав руководства. Самый юный лидер отвечает за новые идеи для членов Лихачества и неофитов. Ты бы нам пригодился. Мы думали взять кого-нибудь из последних неофитов на обучающую программу, чтобы посмотреть, есть ли среди них достойные кандидаты. Ты нам идеально подходишь.
Мне вдруг становится слишком тесно в моей коже. Он действительно имеет в виду, что в свои шестнадцать я могу стать лидером Лихачества?
– Обучающая программа длится как минимум год, – говорит Макс. – Тебе предстоит суровое испытание, в рамках которого мы будем проверять твои навыки и умения во многих областях. Мы оба знаем, что ты отлично справишься с пейзажем страха. – Я бездумно киваю. Судя по его легкой улыбке, он не имеет ничего против моей самоуверенности. – Тебе не нужно идти на собрание по поводу выбора работы сегодня. Обучение начнется очень скоро – завтра утром.
– Подождите, – выпаливаю я, пытаясь преодолеть путаницу в своей голове. – Так у меня нет выбора?
– Разумеется, есть. – Макс выглядит озадаченным. – Я просто решил, что парень вроде тебя выберет обучение для того, чтобы стать лидером, а не будет ошиваться целый день у забора с автоматом на плече или учить неофитов технике боя. Но если я ошибался…
Я не знаю, почему я сомневаюсь. Я не хочу проводить дни, охраняя стену, патрулируя Город или даже нарезая круги в тренажерном зале. Может, у меня и есть некоторые склонности к схваткам, но это не значит, что я постоянно хочу заниматься обороной. Шанс принести пользу фракции Лихачества привлекает мою альтруистическую часть, которая все еще живет внутри меня, время от времени давая о себе знать. Я думаю, мне просто не нравится, когда у меня нет выбора. И я киваю головой.
– Нет, вы не ошиблись. – Я прочищаю горло, чтобы голос звучал громче и решительнее. – Я хочу этим заниматься. Спасибо вам.
– Превосходно, – говорит Макс.
Он встает и разминает пальцы, похоже, по старой привычке. Он протягивает мне руку для рукопожатия, я беру ее, хотя такой жест мне по-прежнему незнаком – в Альтруизме никто не прикасается друг к другу без причины.
– Приходи в конференц-зал рядом с моим кабинетом завтра в восемь утра. Это в «Спайре» на десятом этаже.
Он покидает мою квартирку, оставляя частички высохшей земли с подошв своих ботинок на полу. Я убираю их метлой, которая стоит у стены возле двери. И лишь когда я придвигаю стул обратно к столу, я осознаю, что, если я стану лидером и представителем фракции Лихачества, мне придется сталкиваться с моим отцом. И не один раз, а постоянно, пока он окончательно не уйдет из Альтруизма в неизвестность. Мои пальцы немеют. Я много раз сталкивался со своими страхами во время симуляций, но это не значит, что я готов встретиться с ними в реальности.
* * *
– Парень, ты все пропустил! – восклицает Зик, широко раскрыв глаза. Он выглядит обеспокоенным. – Под конец остались только нудные работы вроде уборки туалетов. Где ты был?
– Все нормально, – говорю я и несу поднос к нашему столику у выхода.
Шона пришла со своей младшей сестрой Линн и ее подругой Марлен. Едва я заметил их, мне захотелось развернуться и сбежать – даже когда у меня хорошее настроение, Марлен для меня слишком веселая, но Зик уже махал мне рукой, так что было слишком поздно. Позади Юрайя пытается догнать нас, на его тарелке лежит больше еды, чем он может засунуть в желудок.
– Я ничего не пропустил, – объясняю я. – Макс приходил ко мне раньше.
Когда мы усаживаемся за стол под одной из ярко-синих ламп, свисающих со стены, я сообщаю всем о предложении Макса. Я стараюсь говорить так, чтобы это не звучало слишком впечатляюще. Мы только подружились, и я не хочу, чтобы мне завидовали без причины. Когда я заканчиваю рассказ, Шона подпирает голову локтем и обращается к Зику:
– Наверное, стоило больше стараться во время посвящения…
– Или просто убить его, пока он не прошел последнее испытание.
– Или и то и другое. – Шона лукаво улыбается мне. – Поздравляю, Тобиас. Ты этого заслуживаешь.
Я чувствую на себе теплые взгляды друзей и тороплюсь сменить тему.
– Что вы в итоге выбрали?
– Диспетчерская, – отвечает Зик. – Моя мама раньше работала там, и она уже научила меня большей части того, что я должен знать.
– А я буду осуществлять руководство над патрулированием, – говорит Шона. – Не самая увлекательная штука, но, по крайней мере, я смогу выполнять задания на улице.
– Ага, посмотрим, как ты запоешь в лютый мороз, когда тебе придется пробираться сквозь футы снега и льда, – кисло замечает Линн. Она тычет вилкой в картофельное пюре. – Я буду стараться во время посвящения. Не хочу застрять у стены.
– Хватит, надоело, – бурчит Юрайя. – Не произноси это слово на букву «П» как минимум за две недели до того, как оно начнется. Меня уже тошнит.
Я смотрю на гору еды на подносе Юрайи.
– А объедаться, вообще, как, нормально?
Он закатывает глаза и продолжает уплетать жаркое. Я вяло ковыряюсь в тарелке – с самого утра у меня нет аппетита, я жутко волнуюсь насчет завтрашнего дня и не могу набивать желудок чем попало. Внезапно Зик замечает кого-то в столовой.
– Я сейчас вернусь.
Шона наблюдает, как он пересекает зал, чтобы поздороваться с молодыми лихачами. Они кажутся нашими ровесниками, но я не помню их на посвящении. Наверное, они старше нас на год или два. Зик говорит что-то компании, состоящей преимущественно из девушек, отчего те начинают смеяться. Затем он пихает одну девчонку под ребра, заставляя ее визжать. Шона, сидящая рядом со мной, с негодованием наблюдает за ним и промахивается вилкой, размазывая соус от цыпленка по всей щеке. Линн хихикает, и Марлен нарочито пинает ее под столом.
– Итак, Тобиас, – громко заявляет Марлен, – кстати, ты в курсе того, кто будет твоим напарником?
– Ой, между прочим, я не видела сегодня Эрика, – встревает Шона. – Я надеялась, что он поскользнулся и свалился в пропасть, но…
Я заталкиваю в рот кусок мяса и стараюсь об этом не думать. От синего света лампы мои руки тоже выглядят синюшными, как у трупа. Я не общался с Эриком с тех пор, как обвинил его в смерти Амара, – кто-то донес Джанин Мэтьюз, лидеру Эрудиции, что Амар осознает происходящее во время симуляции. Будучи бывшим эрудитом, Эрик первым попал под подозрение. Я еще не решил, что сделаю в следующий раз, когда столкнусь с ним нос к носу. Дракой не доказать, что он предатель фракции. Нужно найти способ и проследить его недавние связи с эрудитами, а потом передать информацию одному из лидеров Лихачества – скорее всего, Максу, поскольку его я знаю лучше всего.
Зик возвращается к столу и садится на свое место.
– Тобиас, есть планы на завтрашний вечер?
– Пока нет, – бормочу я.
– Теперь есть, – провозглашает он. – Пойдешь со мной на свидание.
Картофель застревает у меня в горле.
– Что?
– Не хочу расстраивать тебя, братишка, – вступает Юрайя, – но на свидания надо ходить одному, а не тащить с собой друга.
– У нас будет двойное свидание, что непонятного? Я пригласил Марию, она обмолвилась про парня для своей подруги Николь, и я решил, что ты заинтересуешься.
– Какая из них Николь? – спрашивает Линн, вытягивая шею, чтобы посмотреть на компанию девушек.
– Рыженькая, – ухмыляется Зик. – Завтра, в восемь часов. Это даже не обсуждается.
– Я не… – мямлю я и кошусь на рыжую девушку на другом конце зала.
У нее белая кожа, а ее большие глаза подведены черным. На ней – облегающая рубашка, которая подчеркивает изгиб ее талии и… кое-что другое, на что мой внутренний отреченный голос предлагает не обращать внимания. Но я все равно это замечаю. Строгие ритуалы ухаживания в моей бывшей фракции включают в себя совместную службу и, возможно, – ужин с чужой семьей с последующей помощью в уборке. Я никогда не был на свидании. В принципе я никогда не задумывался о том, хочу ли я с кем-нибудь встречаться – такой расклад всегда казался мне маловероятным.
– Зик, я никогда…
Юрайя хмурится и больно тычет пальцем в мою руку. Я отмахиваюсь от него.
– Что?
– Ничего, – веселится Юрайя. – Просто сейчас ты превратился в настоящего Сухаря, и я решил проверить…
Марлен смеется:
– Да, точно.
Мы с Зиком переглядываемся. Я никогда не намекал Зику о том, что хочу сохранить в тайне свое происхождение и то, что моей прежней фракцией был Альтруизм. Тем не менее, я уверен, он помалкивал. Обо всем, кстати, известно и Юрайе, но, несмотря на то что он еще тот болтун, он соображает, когда надо прикрыть рот. А сейчас я гадаю, почему Марлен до сих пор еще ничего не поняла – может, она не очень наблюдательна?
– Здесь нет ничего сложного, Тобиас, – заявляет Зик с набитым ртом. – Ты составишь мне компанию, пообщаешься с ней как с обычным человеком, возможно, она позволит тебе – задержи дыхание – взять ее за руку…
Шона резко поднимается из-за стола, скрипя стулом по каменному полу. Она убирает волосы за ухо и, опустив голову, направляется туда, куда складывают грязные подносы. Линн сердито смотрит на Зика – впрочем, как и всегда, – и идет за сестрой.
– Ладно, можешь ни с кем не держаться за руки, – продолжает Зик как ни в чем не бывало. – Просто приходи, ладно? Я буду твоим должником.
Я смотрю на Николь. Она сидит за столом и снова смеется над чьей-то шуткой. Вероятно, Зик прав – тут нет ничего такого, наверное, это еще один способ избавиться от моего альтруистического прошлого и научиться принимать мое будущее в Лихачестве. Кроме того, она симпатичная.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Но если ты будешь болтать насчет держания за руки, я сломаю тебе нос.
* * *
Когда я возвращаюсь в свою квартиру, там пахнет пылью и даже плесенью. Я включаю лампу, и свет отражается от столешницы. Я провожу по ней рукой, и маленький кусочек стекла прокалывает мой палец, отчего у меня идет кровь. Я осторожно беру стеклышко и отношу в мусорное ведро, в которое я вложил пакет еще утром. Но теперь там куча осколков, оставшихся от стакана. Я не успел использовать ни одного стакана. По спине пробегает дрожь, и я осматриваю квартиру в поисках следов чьего-то присутствия. Постель не смята, ящики закрыты, а стулья, похоже, находятся на своих местах. Но я бы точно запомнил, если бы разбил стакан.
Кто же был в моей квартире?
* * *
Не знаю, почему, но первое, на что я натыкаюсь утром, добравшись до ванной, – это машинка для стрижки волос, которую я получил вчера за набранные баллы. Затем, еще толком не проснувшись, я включаю ее и прислоняю к голове, как делал раньше с самого детства. Я отодвигаю ухо, чтобы не задеть его лезвием. Я знаю, как поворачивать голову, чтобы иметь больший обзор собственного затылка. Этот ритуал успокаивает мои нервы, от него я становлюсь сконцентрированным и уверенным. Я смахиваю обрезанные волосы с плеч и шеи, потом сметаю их в мусорное ведро. Вот и утро в стиле Альтруизма – трехминутный душ, простой завтрак, чистый дом. Правда, теперь на мне черная одежда Лихачества – ботинки, штаны, рубашка, куртка. Выходя из дома, я стараюсь не смотреть на свое отражение в зеркале и стискиваю зубы от осознания того, насколько глубоко во мне сидит Сухарь и какие усилия мне нужно будет приложить, чтобы выгнать его из моей головы. Я сбежал из Альтруизма, потому что боялся и не хотел никому повиноваться, поэтому приспособиться к жизни в Лихачестве будет сложнее, чем все думают, – гораздо сложнее, чем если бы я выбрал эту фракцию по действительно веским причинам.
Я быстро добираюсь до Ямы, возникающей в арке на полпути к стене, и останавливаюсь. Теперь я занимаю безопасную позицию – подальше от края дороги. Бесстрашные дети, крича и смеясь, пробегают вдоль самой кромки – пожалуй, мне надо быть смелее их. Я не уверен, что храбрость накапливается с возрастом, как мудрость, но, возможно, здесь, среди лихачей, она является высшей степенью мудрости, пониманием того, что жизнь нужно проживать без страха.
Я впервые осознал, что задумываюсь о жизни лихачей, и я цепляюсь за эту мысль, пока поднимаюсь к Яме. Я вижу лестницу, которая свешивается со стеклянного потолка. Я глазею вверх, а не вниз, на зияющее пространство подо мной, чтобы не начать паниковать. Но когда я достигаю вершины, мое сердце колотится как безумное – я чувствую пульсацию даже на шее. Макс сказал, что его кабинет находится на десятом этаже, и я еду на лифте с группой лихачей, которые идут на работу. Вероятно, не все они знакомы между собой, в отличие от альтруистов – для них не очень важно запоминать имена и лица, нужды и желания, возможно, поэтому они общаются только со своими друзьями и семьями, формируя отдельные общества в пределах своей фракции. Как и я, создающий свое крохотное общество, состоящее из одного человека.
Поднявшись на десятый этаж, я не понимаю, куда идти, но затем замечаю мужскую фигуру с темными волосами. Он поворачивает за угол передо мной. Эрик. Я следую за ним, отчасти потому, что он наверняка здесь все знает – да и кроме того, я не хочу терять его из вида.
В итоге я тоже поворачиваю за угол и вижу Макса. Он находится в конференц-зале со стеклянными стенами в окружении молодых лихачей. Самому старшему, похоже, не больше двадцати, а самый младший – старше меня максимум на пару лет. Макс кивает мне через стекло и жестом приглашает войти. Подлиза Эрик топчется возле него, а я с сажусь на стул на другом конце стола – между девушкой с пирсингом в носу и мальчиком с такими ярко-зелеными волосами, что у меня рябит в глазах. По сравнению с ними я выгляжу совершенно обычно – может, я и сделал себе татуировку с изображением пламени Лихачества во время посвящения, но им есть что показать.
– Итак, теперь все в сборе. Давайте начнем, – объявляет Макс.
Он закрывает дверь в конференц-зал и встает перед нами. В этой аскетичной обстановке он кажется мне немного странным. Мне даже чудится, что он заявился сюда для того, чтобы разбить стекла и устроить хаос, а вовсе не для того, чтобы вести собрание.
– Вы здесь, потому что, во-первых, именно вы продемонстрировали свой недюжинный потенциал, а во-вторых, вы проявили энтузиазм в отношении нашей фракции и ее будущего.
Ума не приложу, как я это сделал, проносится у меня в голове.
– Теперь наш Город меняется быстрее, чем раньше, и, чтобы поспевать за трансформациями, нам тоже нужно меняться, – говорит Макс. – Нам надо быть сильнее, храбрее и лучше, чем мы есть сейчас. Среди вас найдутся люди, которые нам помогут, но в данный момент нам необходимо определить, кто именно способен на такое. В ближайшие семь месяцев вы пройдете обучение, включающее различные испытания и проверки. В конце нашей программы вы станете обладать самыми полезными умениями и навыками. Но запомните, помимо прочего, мы будем наблюдать за вами и отслеживать то, насколько быстро вы учитесь и можете ли вы схватывать все на лету..
Удивительно. Это качество ценится у эрудитов, а не у лихачей.
– Сначала вам надо заполнить опросник, – вещает Макс, и я почти смеюсь.
Есть что-то нелепое в суровом, закаленном воине-лихаче, обложенном кипой бумаг, которые он называет опросниками. Хотя, разумеется, иногда проще действовать по инструкции, потому что так наиболее эффективно. Он передает кипу бумаг по столу вместе с пачкой ручек.
– Благодаря тесту мы больше узнаем о вас. А еще он даст нам точку отсчета, с помощью которой мы будем оценивать ваш прогресс. В ваших же интересах быть честными и не стараться выглядеть лучше, чем вы есть на самом деле.
Я мрачно таращусь на лист бумаги. Пишу свое имя – первый вопрос, и возраст – второй вопрос. Третий вопрос касается моего происхождения, а четвертый – количества страхов. Пятый вопрос ставит меня в тупик. В чем заключаются твои кошмары? – гласит он, а я даже не представляю, как их описать. Первые два легкие – высота и клаустрофобия – но другие? И что мне написать о моем отце? Что я боюсь Маркуса Итона? В конце концов, в качестве третьего страха я настрочил потерю контроля над ситуацией, а в качестве четвертого – физическую расправу, хотя я и понимаю, что мои признания весьма далеки от правды.
Следующие вопросы совсем сбивают меня с толку. Они представляют собой хитро сформулированные утверждения, с которыми я должен согласиться или не согласиться. «Воровать нормально, если это может помочь кому-то другому». Ладно, тут все достаточно легко – согласен. «Некоторые люди заслуживают поощрения больше, чем другие». Возможно. Зависит от того, о каком поощрении идет речь. «Власть должна быть в руках тех, кто ее заслуживает». «Трудные обстоятельства формируют сильных духом людей». «Сила человека познается во время испытания». Я окидываю взглядом остальных лихачей. Одни кажутся озадаченными, но никто не выглядит как я – взволнованно и нервно. Значит, только я так бьюсь над каждым предложением.
Я не знаю, что делать, поэтому обвожу слово «согласен» под каждым утверждением и передаю свой листок Максу.
* * *
Зик и его девушка Мария стоят у стены в коридоре рядом с Ямой. Я вижу отсюда их силуэты. Кажется, они так же липнут друг к другу, как и пять минут назад, когда они вошли сюда в первый раз, по-идиотски хихикая. Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Николь.
– Ну, вот, – говорю я.
– Ну, вот, – повторяет она, покачиваясь на каблуках. – Немного неловко, да?
– Да, – с облегчением соглашаюсь я. – Точно.
– Давно ты дружишь с Зиком? – спрашивает она. – Я раньше тебя не встречала.
– Уже месяц. Мы познакомились во время посвящения.
– Ясно. Ты перешел из другой фракции?
– Ну… – Мне не хочется признаваться, что я был в Альтруизме, – ведь каждый раз, когда я упоминаю об этом, начинают считать меня консервативным Сухарем. Вдобавок я не могу говорить о своем происхождении и поэтому стараюсь избежать щекотливой темы всеми мыслимыми способами.
Теперь я решаю соврать.
– Нет, просто… я был сам по себе.
– Ага, – кивает она и прищуривается. – А тебе это здорово удавалось.
– Я спец. А ты давно дружишь с Марией?
– С детства. Она может поскользнуться и упасть на парня, а потом затащить его на свидание, – улыбается Николь. – Я не особо талантливая.
– Да уж. – Я качаю головой. – Зику тоже пришлось меня уговаривать.
– Правда? – Николь поднимает бровь. – Он хотя бы показал тебе, ради чего все затеялось. – Она показывает на себя.
– Да, конечно, – отвечаю я. – Я не был уверен, что ты в моем вкусе, но подумал, что может быть…
– Не в твоем вкусе, – холодно замечает она и почему-то умолкает. Я пытаюсь пойти на попятную.
– Ну, то есть я не считаю внешность настолько важной, – объясняю я. – Личность значит гораздо больше, чем…
– Чем мой средненький внешний вид? – Николь вскидывает обе брови.
– Ничего подобного, – спохватываюсь я. – Но я… не умею обращаться с девушками.
– Я уже поняла. – Она берет сумочку, которая лежит возле ее ног, и засовывает ее под мышку. – Передай Марии, что мне нужно было пораньше уйти домой.
И Николь гордо направляется к одной из троп, расположенных рядом с Ямой, и исчезает. Я вздыхаю и наблюдаю за Зиком и Марией. По тем движениям, которые мне удается заметить, могу сказать, что они вообще не притормозили. Я барабаню пальцами по перилам. Наверное, теперь, когда наше двойное свидание превратилось в нелепый треугольник, я могу спокойно улизнуть. Я вижу Шону, которая выходит из столовой, и машу ей рукой.
– Разве ты сегодня не должен быть на грандиозном свидании вместе с Изекилем? – фыркает она.
– Изекиль, – повторяю я с отвращением. – Я забыл, что это его полное имя. Моя девушка тоже только что сбежала.
– Неплохо, – смеется она. – И сколько ты продержался, минут десять?
– Пять, – отвечаю я и понимаю, что тоже начинаю смеяться. – Думаю, я бесчувственный.
– Нет, – говорит она с притворным удивлением. – Ты? Бесчувственный? Но ты же такой сентиментальный и милый!
– Как же! А где Линн?
– Она спорит с Гектором – с нашим младшим братом, – отвечает Шона. – А я за всю жизнь успела этого наслушаться. Поэтому я решила прогуляться и заглянуть в тренажерный зал, позаниматься. Не хочешь присоединиться?
– Хочу, – соглашаюсь я.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |