Эта стерва думала, что может использовать меня.
Я тушу сигарету о её прекрасное личико.
Я упиваюсь той симфонией звуков, которую издаёт её горло.
Она вопит. Она кричит. Ей больно.
Гвен падает на пол.
-Смотри.
Я сажусь на неё сверху.
В моей руке появляется нож.
-Это в твоих глазах.
Я крепко прижимаю одной рукой её запястья к полу.
-Давай, сломай меня.
Я медленно провожу по её щеке кончиком ножа.
-Сломай меня.
Я подцепляю кожу на её лице миллиметр за миллиметром.
Она брыкается, пытается меня скинуть, но у неё ничего не получается.
Она хватается за мои руки, орёт, дёргает за волосы.
Я дотягиваюсь до стола, беру припасённый нож.
Я всаживаю нож ей в живот.
Она кричит ещё громче.
Я веду ножом вверх, вспарывая.
Я с размаху всаживаю нож между рёбер, задевая лёгкое.
Гвен плачет, ревёт. Её горло першит, хлюпает, булькает.
Из носа и рта у неё течёт кровь.
Её глаза закатываются.
Я же заканчиваю начатое: полностью снимаю кожу с её лица.
А после закуриваю сигарету и сажусь на диван.
Весь пол в крови.
Мои волосы в крови, руки, одежда.
Ножи аккуратно сложены на столе.
Вскоре я услышал сирены полиции и скорой помощи.
Стоило ожидать, что соседи быстро спохватятся.
Я слышу требования за входной дверью, стук, но я не вслушиваюсь.
Я понятия не имею, о чём они говорят.
Кто-то вышибает дверь. Врубается электричество.
Я затягиваюсь, выпускаю из лёгких дым и опускаю трясущуюся руку с сигаретой вниз.
-О господи…
-Как ужасно…
-Какой кошмар…
-Монстр…
-Чудовище…
Я слышу это и ухмыляюсь.
Передо мной на корточки садится мой лечащий врач.
-Мистер, - я затягиваюсь, - Генрих Федельхайн. Как мы с Вами давно не виделись.
-Да, Бел, давно. Скажи, ты принимаешь те таблетки, которые я тебе выписал?
Я тихо смеюсь, сотрясаясь всем телом, опустив голову:
-Нет.
-Что ж. Я думал, ты идёшь на поправку, но, видимо, ошибся. Нам придётся забрать тебя.
-Не надо.
И я понимаю, что это крах.
Вся та свобода, к которой я так яростно стремился, всё кануло в пропасть.
Я проиграл.
-Я больше не буду, обещаю. Я был… вынужден.
-Почему?
-Она мне изменяла. Долго. И ничего не говорила. Я не намерен это терпеть.
К нам подходит полицейский:
-Сэр, мне было велено надеть на него наручники. Вы позволите?
Я сам протягиваю руки вперёд, и на них смыкаются стальные путы.
Я судорожно прикладываю сигарету к губам.
-Его увести? – спрашивает всё тот же полицейский.
Я чувствую на своей шкуре взгляд, который узнаю даже в многотысячной толпе.
Сара. Младшая сестрица, которой у меня никогда не было.
-Мистер Миллер, пройдёмте. Вас сейчас отвезут в участок.
Я встаю, и двое копов сразу подхватывают меня под руки, ведут к выходу.
Звонит телефон.
Я оглядываюсь через плечо на звенящую коробочку и вспоминаю, что сегодня понедельник.
-Нет! Стойте! Пустите! Я должен ответить на этот звонок!
Я начинаю вырываться. Сигарета падает на пол.
-Тише, тише, - ко мне подходит доктор. – Почему ты должен ответить?
-Это по работе. Я знаю, кто это звонит. Я должен ответить.
-Ты всё ещё работаешь в службе «Телефон доверия»?
Я несколько раз киваю.
-Отпустите.
Я буквально подбегаю к телефону, срывая трубку.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
-Я чертовски увяз в долгах. Я не знаю, как мне быть.
Я слышу шум машин.
-Что ты делаешь?
-Я собираюсь выпрыгнуть из окна.
-Это не решение твоих проблем.
Он молчит.
-Послушай. Меня сейчас забирает полиция. Я постараюсь…
-Что случилось?
-Это не важно. Я постараюсь вернуться как можно раньше. Я помогу тебе. Попытайся за это время найти работу или ещё как-нибудь погасить долги. Но это не выход. Это будет неблагородно.
-Когда? Когда ты вернёшься?
-Как только смогу.
-Время окончено, - полицейский выхватывает трубку и вешает.
-Нет, вы не понимаете! Он же скоро убьёт себя! Он звонит мне уже с апреля. Он ужасно увяз в долгах, ему нужна помощь!
-Это тебе нужна помощь.
Под вспышки фотоаппаратов журналистов меня ведут до машины.
Мне в лицо светят лампой.
Я щурюсь, а заколка, которой закололи чёлку, мешается.
-Итак. Вас зовут Бельфегор Миллер?
-Так точно, сэр.
-И Вы родились 22 декабря 1967 года в городе Брайтон, Великобритания?
-Так точно, сэр.
-В детстве Вы убили всю свою семью, переехавшую жить в Нью-Йорк, Соединённые Штаты Америки?
-Так точно, сэр.
Я слышу, как он тихо выдыхает себе в усы: «Животное».
-Вы работаете в службе «Телефон доверия» и являетесь лучшим работником вот уже восемь месяцев?
-Так точно, сэр.
-Вас устраивает Ваша работа?
-Так точно, сэр.
-У Вас есть друзья?
-Так точно, сэр.
-Их много?
-Никак нет, сэр.
-Они когда-нибудь страдали из-за Вас?
-Никак нет, сэр.
-Хм, сейчас с тобой побеседует Глен.
После этого Глена меня, всего избитого, возвращают в камеру.
Наручники так и не снимают.
Дежурный полицейский уплетает пончик и пялится в телевизор.
Я сажусь в самом углу камеры.
-Эй.
Я поворачиваю голову на голос.
-Красавица, ты чего здесь забыла?
-Не лезь ко мне.
Парень громко харкает на пол:
-Дерзить любишь?
Я по стенке поднимаюсь на ноги.
-Ты язычок-то поприкуси, а.
Сокамерники смеются.
Я резко откидываю паренька к стене, пережимая его горло цепью наручников:
-По-моему, я тебе сказал не лезть ко мне.
Парень чуть ли не хрюкает, пытаясь пальцами поддеть цепь.
-Эй, Миллер! – прибегает дежурный. – Отпусти его!
Я отступаю назад.
-Простите, сэр. Такого больше не повторится.
Я подхожу к решётке.
Я вспоминаю, каково было в психушке.
-Простите, а можно посадить меня в карцер или любую другую отдельную камеру?
-Извиняй, Миллер, но других камер нет. Сейчас твой лечащий врач с твоими дружками улаживает дела с верхами.
Я опешил:
-То есть?
-Увидишь.
Я вернулся в угол и продолжил ностальгировать.
Почему-то я уже приготовился вернуться в дурдом.
-Сахарный мой, вот ты где!
Я вскакиваю.
-Ангел?
-Ну кто же ещё? Я же сказал, с меня причитается, - Ангел подмигивает мне.
Копы выводят меня из камеры и снимают наручники.
Я бросаюсь обнимать Ангела:
-Срань господня, я даже успел смириться с будущим!
-Только не когда я жив, милый мой. Дядя Ангел всегда вытащит своих друзей из передряг. Только звякни.
Он подносит к уху кулак с двумя оттопыренными пальцами, якобы «телефон».
Буквально через неделю-полторы Ангел закатывает крупную пирушку в честь удачной сделки с «фараонами».
Все закупают травку, как будто это последняя травка на всём земном шаре.
Экстази и ЛСД течёт нескончаемой рекой.
Кто любит потяжелее - «пудрит носик» или колется в туалете.
Все довольны.
Я беру «марки» и отправляюсь в свой мир.
В мир войны, песка и крови.
Я слышу, как загорается мир.
Я вижу тепло, исходящее от моего тела.
Я вспоминаю Венеру, Гвен и остальных женщин, которые были в моей жизни.
Я отправляюсь в бескрайний космический мир, который принимает меня всего.
Я парю в пространстве.
Мимо меня пролетают Кометы, Звёзды, Планеты.
Я приближаюсь к Земле.
Я вытягиваю к ней руки.
Я почти её достаю.
Но резко меня отбрасывает назад.
Я просыпаюсь у себя дома.
В понедельник, двенадцатое сентября, мне продолжают названивать самоубийцы.
Мне звонит кто угодно.
Кто угодно, но только не один молоденький парень, который доканывает меня с апреля.
Все в офисе наслышаны обо мне.
Теперь при моём присутствии воцаряется неловкое молчание.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
Кто-то заливается горючими слезами:
-Меня бросила девушка, я лишился работы. Я неудачник.
И я спрашиваю: Ты мне доверяешь?
-Да.
И я говорю: мне плевать.
-Что?
И я говорю: Сгори.
Весь сентябрь я хожу на пирушки, на работу и домой.
Я оброс, почти не бреюсь и выгляжу как последний холостяк.
Сара несмотря ни на что продолжает ошиваться в моей квартире.
Она приходит чуть ли не каждый день, заставляет меня пить таблетки и ходить к врачу.
А я каждый раз говорю ей спасибо.
Третьего октября я принимаю звонки на дому.
Я в кои-то веки стрижен, гладко выбрит и выгляжу как нормальный человек.
Я прикуриваю сигарету и беру звонящую трубку:
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
-Надо же.
Кровь в моих жилах стынет.
-Не думал я, что услышу тебя так скоро.
-Друг дал верхам большую взятку и меня отпустили. Я не ожидал.
-Это хорошо.
Он спокоен.
Спокоен настолько, что это кажется невозможным.
Его голос эхом отдаётся в моей голове.
-Скажи, ты боишься?
-Нет.
-Скажи, ты ненавидишь мир, который оставляешь?
-Нет.
-Скажи, ты полностью спокоен?
-Да.
Повисла тишина, нарушаемая каким-то стуком.
-Что ты делаешь?
-Я поставил себе цель: за тридцать дней попытаться разрулить ситуацию. У меня ничего не получилось.
-Ты плохо старался. Надо продолжать бороться.
Я слышу стук.
-Да что это, чёрт возьми, за стук?
-Я раскачиваюсь на стуле.
-Тебе делать нечего?
-Наудачу. У меня петля на шее.
И я понимаю, что сейчас именно оно.
Именно тот момент, когда человеку суждено умереть.
Он уверен.
Он готов.
Он не отступит.
Я шарю по карманам джинс и выуживаю сложенную пополам изрядно помятую бумажку.
На ней написан адрес.
-Послушай. Мне надо отлучиться ненадолго по делам. Ты же меня подождёшь, да?
-Да.
Я вешаю трубку.
У меня в запасе катастрофически мало времени.
Я хватаю куртку и бегу на остановку.
Автобуса нет в течение десяти минут, я уже порываюсь пойти пешком, но он всё-таки приезжает.
Я чувствую какую-то безысходность.
Я не понимаю, что я делаю.
Я не знаю, зачем.
Этот малый всегда бесил меня своими этими суицидальными замашками.
Но, тем не менее, мы болтали часами.
С апреля.
Он звонил почти каждый мой рабочий понедельник.
Его проблемы были то до жути глупые, то ужасно серьёзные.
Он просто рано сдался.
Надо было держаться.
Нельзя было сдаваться.
Дом почти на самом стыке с Гарлемом.
Я быстро отыскиваю нужное здание.
Я припоминаю, что он не закрывает дверь.
Я почему-то уже готов увидеть хладный труп.
Я медленно поднимаюсь по лестнице.
Каждая ступень мне кажется вечностью.
Я вспоминаю яблочные пироги.
Я вспоминаю Адама и Еву.
Яблоко – это всегда запретный плод.
Это грех.
Я вспоминаю, как в начале семидесятых мы летим на самолёте.
Мы с братом дёргаем друг друга за волосы.
А мама всё причитает. Отец крепко держит её за руку.
Раздаётся громкий удар.
Я задираю голову – шестой этаж.
Я поворачиваю за угол и почти сразу натыкаюсь на квартиру с номером 6C.
Я легко толкаю незапертую дверь.
В квартире темно и практически пусто.
Я слышу шорохи, мычания, кряхтения и чуть ли не хлюпанья.
Я прохожу дальше, осматриваюсь.
В дальней комнате, полностью пустой, на проводе от лампы висит тощий паренёк.
Он ухватился за удавку на шее руками. Он дёргает ногами, кашляет и пытается вдохнуть.
И, надо же, я хоть раз в жизни успел.
Повешение.
Самый омерзительный способ.
Труп обычно выглядит так: выпученные глаза, торчащий из открытого рта язык и полные штаны дерьма.
Вообще, у любого мертвеца происходит самопроизвольное калоотделение, поэтому трупы и обмывают.
Часто люди играют в самоубийства.
Думают, что сумеют повисеть немного и отпустить другой конец верёвки.
Но на деле всё не так.
Далеко не так.
При повешении смерть наступает от трёх разных причин:
Первое - от перелома шейного позвонка.
Второе - от пережатия сонной артерии.
И третье - от простого удушья.
От перелома шейного позвонка смерть практически мгновенная. Поэтому в средневековой Европе часто делались виселицы с проваливающимся люком.
Если пережать сонную артерию, то секунд через десять человек теряет сознание и вскоре гибнет от атрофии коры головного мозга.
Но если артерия не пережалась и позвонок не сломался, то смерть наступает от удушья. Мучения могут длиться до десяти минут, и человек всё это время находится в сознании. Особенно часто так бывает, если человек мало весит.
Я обхватываю брыкающиеся ноги, приподнимаю его, чтобы можно было продохнуть.
Я тяну руку вверх и карманным перочинным ножом перерезаю удавку от горла.
Я подхватываю дрожащее тело на руки. Тут же кладу его и прижимаю за плечи к полу.
Парень ужасно лёгкий.
Он тощ и бледен.
Аквамариновые волосы разметались по грязному линолеуму.
Его веки трепыхаются, а глаза пронзительного зелёного цвета, цвета лесной чащи, время от времени закатываются.
Он кашляет, царапая горло ногтями, хрипло вдыхая, слюна пенится и с хлюпаньем вытекает из уголка его приоткрытого рта.
И я начинаю подумывать, не глотнул ли он чего перед виселицей.
Вскоре он перестаёт дрожать, трястись и глубоко вдыхает полной грудью.
Он тяжело открывает глаза.
Взгляд бегает по потолку, он ещё немного затуманен.
В этот самый момент я чувствую эту пульсирующую жилку в моём мозгу. Я чувствую что-то внутри. Я испытываю на себе всю силу земного притяжения.
Он натыкается на меня:
-Я что, умер?
Я узнаю голос, сейчас немного слабый и хриплый.
-Нет, безмозглый тупица. Ты всё ещё на планете Земля.
Он широко раскрывает глаза, собираясь с силами и садясь передо мной:
-Ты?
Мы сидим в кафе напротив друг друга.
Парень поправляет свои зелёные лохмы, а я прикуриваю, кажется, стотысячную сигарету в своей жизни.
Я выдыхаю дым:
-Ну, давай наконец познакомимся, что ли.
Официантка приносит два куска яблочного пирога.
Он подаётся вперёд, упираясь локтями в стол:
-Начнём с того, что меня зовут Фран.
Венера. Венера, нам надо найти Землю. Иначе она покроется льдом.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |