-Я не сотни людей из поганого наркологического диспансера.
-Ты помнишь, что скоро должен встретиться со своим лечащим врачом?
-Да, я прекрасно об этом осведомлён.
-Я надеюсь, - что-то чпокает. – Будешь сок?
Я наклоняю голову в сторону кухни за моей спиной.
-У меня нет сока. Я его не покупал.
-Его принесла я.
-Какой? – я беру пульт и переключаю на утренние новости.
В Гарлеме какие-то черномазые опять убили и ограбили молодую парочку.
В Новом Орлеане задержали несколько крупных барыг. Во время ареста они оказали сильное сопротивление.
Что-то ещё в Лос-Анджелесе, но я слушаю не телевизор, а свою соседку.
-Яблочный и гранатовый. Я открыла гранатовый. Ты будешь?
Местонахождение Курта Кобейна до сих пор неизвестно.
Снова кто-то умер от рилатина.
-Да, налей немного.
Был найден последний из ранее причислявшихся к секте «Ветвь Давидова». В прошедшем году восемьдесят семь человек сожгло себя заживо.
-Отлипни уже от новостей. Ты десять минут как должен быть на работе, - мне протягивают стакан с гранатовым соком. – Держи.
Я беру стакан. Я делаю глоток и смотрю поверх телевизора: на часы.
Десять часов десять минут.
-Я не хочу идти в это пристанище безмозглых плакс.
Несколько капель сока попадает на серую футболку, и я смотрю на гранатовые капли. Капли цвета крови в моих венах.
-Ты намеревался идти на работу в ней?
-Да.
-Переоденься, я прошу тебя.
-Хватит пасти меня как мамочка, - я встаю с дивана.
-Пожалуйста.
-Ладно, - я махнул рукой и пошёл переодеваться.
-Миллер, потрудитесь объяснить: почему Вы каждый божий день объявляетесь с двухчасовым опозданием?
Я отпиваю немного кофе из кружки. Немного чёрного кофе.
-Вас это не устраивает?
-Категорически нет! – вопит начальник.
Пол-отдела бросило свои дела. Пол-отдела во все глаза пялится на чудесную картину: пилят лучшего работника месяца.
-Вы понимаете, что для Вас рабочий день начинается ровно в десять утра?
-Нет, мой рабочий день начинается ровно в полдень. И не смейте с этим спорить. Если Вы сейчас скажете, что урезаете мне зарплату и переносите начало рабочего дня на полдень, то я буду приходить в обеденный перерыв.
От накопившегося гнева его лицо томатного цвета. По глубоким морщинам на лбу катятся капельки пота, а, когда он взмахивает руками, я могу спокойно видеть пятна от пота на его рубашке.
-Вон отсюда! – начальник пыхтит. Начальник тычет пальцем на выход.
-Так просто? Вы меня уволите?
-Нет. Ты слишком ценный работник, - он поправляет смявшуюся рубашку. – Но зарплату я урежу.
-Окей, - я откидываюсь на спинку кресла.
Начальник уходит в свой кабинет, громко хлопая дверью.
Ко мне на стуле прикатывает Картер.
-Может, хватит его доводить? Чуть ли не каждую неделю одно и то же.
-Я не собираюсь приходить вовремя, - вкус кофе. Вкус крови в моих венах.
-Я единственного не пойму: почему?
-Картер, возвращайся к работе, у тебя телефон разрывается, - я пинаю стул под Картером в сторону его рабочего места.
Начинает трезвонить и мой телефон.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
Дальше всё идёт по сценарию.
Утром я варю себе сосиски.
Каждое утро я ем по две сосиски.
-Ты живёшь как бомж. Ты и выглядишь как бомж, - Сара хрустит чипсами. – Не думал побриться?
-Почему ты вечно ошиваешься в моей квартире? Твоя находится немного дальше, - я захлопываю дверцу холодильника. – Будешь сосиски?
-Нет, я уже поела, - хруст.
-Не говори с набитым ртом, - я отбираю у неё пачку и кидаю на столик перед диваном.
-Кто бы говорил.
Она младше меня на три года. Я всегда относился к Саре как к младшей сестре, которой у меня никогда не было.
-Как обстоят дела на работе? – я завариваю себе кофе. – Будешь кофе?
-Нет, спасибо, я уже поела.
-Как обстоят дела на работе? – повторяю я.
-Неплохо. Опять ночная смена.
Я поворачиваюсь к Саре.
-То есть, ты ещё не ложилась?
-Нет. Но мне не хочется.
Я возвращаюсь к сосискам в кипящей воде из-под крана.
-Лучше иди спать.
-Ты меня прогоняешь?
-Можно это назвать и так.
-Пока, братишка, - Сара целует меня в щёку и направляется к выходу.
-Сколько раз просить, не называть меня так?
Хлопает входная дверь.
«Послезавтра намечается крупная вечеринка», – это я и говорю Картеру.
-Ты меня зовёшь с собой?
-Моё дело сообщить, - я чиркаю зажигалкой. Чиркаю зажигалкой. Чиркаю зажигалкой.
-Кончилась?
-Похоже на то, - я беру протянутую Картером зажигалку. – Спасибо.
-Кто будет?
-Видимо, большая часть города. Но не сливки общества. Не настолько масштабно.
-Кто тебе рассказал?
-О том, что намечается мероприятие? – я затягиваюсь.
Картер кивает.
-Джоан. Джоан Маршман.
-Знаю его.
-Ещё бы, мы вместе работаем.
-Ну да, - Картер раздумывает.
-Так что? Ты идёшь?
-Не, я обещал Мери, что проведу вечер с ней. Ведь послезавтра суббота?
-Ты чертовски прав, друг.
И я смотрю на небо. Чисто-голубое небо. Небо цвета крови в моих венах.
Утром я варю себе сосиски.
Каждое утро я ем по две сосиски.
Сосиски я запиваю кофе.
Пять ложек крепкого растворимого кофе, ложка сахара, кипяток доверху.
Под диван забегает Минк.
Я стою у стола. Я включаю телевизор.
Новости.
-Сегодня, 8 апреля 1994 года, в половину девятого утра был найден труп лидера рок-группы «Нирвана» Курта Кобейна. Предположительно, Курт умер пятого апреля, - сообщает телеведущая. – Его обнаружил электрик, пришедший по вызову. Рядом с телом нашли предсмертную записку, написанную красной ручкой. Врачи установили, что Кобейн принял тяжёлые наркотики и покончил с собой, выстрелив из дробовика в голову. Дело расследует полиция.
Я достаю стакан. Я достаю с полки бутылку виски. Я наполняю стакан доверху.
Я поднимаю тост.
-Спасибо тебе, друг.
Я опустошаю стакан.
Сегодняшний день наполнен грустью и тоской. Сегодняшний день наполнен печалью и болью. Сегодняшний день пропитан страданиями. Сегодняшний день поглощён мраком.
Восьмое апреля я провожу лёжа на траве в парке. Вокруг бегают беззаботные детишки. Вокруг гуляют под ручку влюблённые парочки.
А для меня мир канул в пропасть вместе со смертью солиста любимой группы.
Нет, я не поеду в Сиэтл, чтобы предаться скорби вместе с остальными фанатиками.
Я не такой.
Я молча смотрю в небо, раскинув руки.
Небо цвета крови в моих венах.
Небо цвета крови в моих венах.
Небо цвета крови в моих венах.
Небо цвета…
В небо взмывает стая птиц.
Я бы не сказал, что сегодня настолько тепло, чтобы валяться на траве, но мне как-то не до этого.
Птичья стая в полёте. Она кружит над парком. Она кружит надо мной.
Как стервятники над дохлым койотом.
Интересно, каково это?
Каково это, смотреть на всех с высоты птичьего полёта. Каково это, чувствовать себя в полёте. Каково это, когда мельчает земная суета.
Каково это, когда душа на взлёте.
Меня отрывает от земли.
Я лечу.
Я на высоте.
Я могу потрогать облака. Я могу почувствовать, какие они пористые, мягкие, пушистые. Облака.
Цвета крови в моих венах.
Я поднимаюсь дальше.
Я прохожу через все слои атмосферы.
«Атмосфера нашей планеты», - шепчу я, - «состоит из смеси газов. В ней много кислорода, без которого никто и ничто не может существовать».
Я покидаю тропосферу.
Я покидаю стратосферу, пролетая сквозь озоновый слой.
Я покидаю мезосферу.
Я покидаю термосферу.
Я в космосе.
Подо мной Земля. Вокруг меня – Планеты и Звёзды.
Я хочу знать.
Мимо пролетает комета.
Я хочу почувствовать.
Я пролетаю мимо Венеры.
Каково это, быть неизлечимо молодым.
Я пролетаю мимо Меркурия.
Каково это, быть вечно молодым.
Солнце слепит меня. Оно горячее.
Каково это, быть неизбежно молодым.
-Эй, друг.
Я дёргаюсь и поворачиваю голову на голос – сбоку меня стоит Джоан.
-Ты чего здесь делаешь? – он приседает на корточки. – Выходной?
-Да, выходной.
Я ещё раз смотрю на чисто-голубое небо и встаю.
-Только что у меня был потрясный флешбек.
-Капнул вчера кислоты? – Джоан ухмыляется.
-Нет, в понедельник.
-Ты себе это, - он трёт затылок, - сдвиг по фазе не устраивай на вечеринке только, ладно? Если что, там всем далеко не до тебя будет.
-Без всех знаю, - я встаю. – Не первый раз на пирушке буду.
-Вот и молодец. Слышал новость?
-Про Кобейна?
Мы идём на выход из парка. Я прикуриваю. Джоан на пять сантиметров ниже меня.
-Как думаешь, как Кортни это переживёт?
-Через месяцев пять она окончательно про него забудет.
-Полиция выдвигает теорию, что это она виновна в его смерти.
-Да ну?
-Они же ссорились.
-Пускай сначала до конца всё разнюхают, а уже потом уже плюют публике в мозг.
-Это же наверняка пресса.
-Тогда перестань читать корреспонденцию.
Больше мне с ним говорить не о чем.
Я сажусь на автобус и еду до дома. Но в последний момент я сворачиваю и иду прямиком в паб.
Стоит дымовая завеса. Жутко накурено. Я нахожу у стойки свободное место. Я сажусь.
Я заказываю виски. Я прикуриваю.
В пабе довольно тихо, только некоторые тихо перешёптываются. А телевизор под потолком, извечно оравший на нас своими треклятыми шоу, спокойно вещает о положении вещей в Сиэтле.
-Сотни фанатов со всего мира приехали в Сиэтл, чтобы отправить в последний путь своего кумира Курта Кобейна, - сообщает репортёрша с места событий. – С каждым часом людей прибывает всё больше и больше. Они приливают неисчисляемым потоком со свечами в руках, с цветами, гитарами…
И я понимаю, что в скорби вся страна. Все Соединённые Штаты оплакивают труп Курта с дырой в башке и наркотой в крови. Древнейшие бабки катят на него баллон, а подростки заливаются горючими слезами. И я понимаю, что на работе у меня будет аврал.
-Элизабет Сильвер для… - бармен выключает телевизор.
Воцаряется давящая на мозг тишина, прерываемая горьким шелестом голосов.
-Всем пива за мой счёт, - говорит бармен и начинает разливать.
-«Клубничка», «Бетмэн» или «Садам Хусейн»? – протягивают мне «марки» на выбор.
-Пять «клубничек».
-Хороший выбор, мой дорогой друг.
Я отдаю по десятке за каждую.
Сейчас вечер субботы, и скорбь в самом разгаре.
В каждом углу можно найти по ревущей душе.
Пирушка проходит на последнем этаже какого-то-там-звёздочного отеля.
Все ужасно пьяные. Все ужасно обдолбанные.
Я являюсь одним из последних выживших на этом корабле. Остальные потонули в кислоте.
Потонули.
Увязли.
Я последний.
Последний выживший.
Последний.
И с первым глотком чего-то крепкого меня поглощает Вселенная.
Жить действительно тяжело.
Это мне доказали все сегодняшние звонки. Парочка самосожжений в прямом эфире, несколько выстрелов в голову (пародия на кумира), одна виселица и один передоз (тоже подражают).
Я устал.
Я воистину устал и тоже хотел бы себя убить, но мне надо прийти домой и покормить хорька.
Мой маленький мясник.
-Как дела, друг?
У моего стола стоит Джоан.
Я поднимаю тяжёлую голову и медленно киваю.
-Я видел тебя вчера на вечеринке, но не смог подкатить – занят был. Клиенты, понимаешь?
Я снова киваю.
-Как вечер?
Я запускаю ладони под чёлку и тру лицо.
-Я ничерта не помню. Помню только, что напился, накупил «марок» и с кем-то трахнулся. Я проснулся в десять у себя дома. Я был весь в блевотине. И одному херу известно: моё это или нет?
-Её зовут Гвен Темпл.
-Тогда что на мне делала блевотина Гвен Темпл?
Джоан смеётся.
-Да нет, друг. Ты с ней вчера перепихнулся на вечеринке. Помнишь хотя бы, как она выглядит?
Я отрицательно качаю головой.
-Она очень красивая, понимаешь? Очень. Она обычно даёт за деньги. Не подумай, она не шлюха. Просто, считает, что за свою красоту вправе получать деньги. Но я с ней потом пообщался в конце. Ты не заплатил и гроша.
Я тупо смотрю на Джоана, который прикатил к моему рабочему месту стул.
-Ну, - он понимает, что мне откровенно плевать, - ты, просто, не помнишь её. На деле ты бы всё понял. Я как-нибудь устрою вам ещё одну встречу. Мы с ней часто обмениваемся информацией. Мне кажется, ты её заинтересовал.
-Меня не интересуют потаскухи.
Джоан ухмыляется и качает головой:
-Нет, друг, она не потаскуха. Она роковая женщина. Она не даёт первым встречным.
Звонит телефон, я беру трубку.
-Меня это не интересует.
Я подношу трубку к уху.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
Я слушаю складный рассказ вперемешку с рёвом и выдвигаю вердикт, немного отклоняясь от сценария. Они меня сегодня бесят больше обычного.
-Убей себя.
А перед уходом я говорю начальнику, что до конца месяца по вечерам буду принимать звонки на дому. Лишние деньги никогда не помешают.
Я не выспался.
Но, что странно, я чувствовал себя легко и очень непринуждённо, словно скурил целый косяк.
Я громко слушал музыку, игнорируя всю планету, почти лёжа на столе. Но тут пришёл начальник.
С меня срывают наушники.
-Миллер, чёрт возьми! Перестань валять дурака! Ты нам нужен! По твоей вине умерло уже шесть человек.
-Я-то тут при чём?
-Ты не брал трубку все эти шесть раз.
-Ох, печаль-досада.
-Ты знаешь, что я тебе сейчас скажу?
-Нет.
Я сажусь ровно.
-Я ещё больше урежу тебе зарплату, если будешь отлынивать от работы.
Я прикинул, сколько это в общей массе выходит, и решил, что пора завязывать.
-Простите, я сейчас же примусь за работу.
-Так-то лучше.
Под конец смены мне поступает очередной звонок, и я на него отвечаю.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
-Добрый вечер, - отвечает мне голос. – Я собираюсь совершить суицид. Я собираюсь выпить много снотворного. Очень много.
-Наглотаться таблеток и захлебнуться собственной блевотиной как Джимми Хендрикс? Неплохой выбор. И почему же ты решил свести счёты с жизнью?
-Я не вижу смысла жить дальше.
И я следую своему сценарию.
-Ты мне доверяешь?
-Нет.
Ответ выбивает меня из колеи.
-Что?
-Как я могу доверять человеку, которого не знаю и слышу впервые в жизни?
-Зачем ты тогда сюда звонишь?
-Я хочу быть уверенным. Мне нужно одобрение.
-Знаешь, что? Ты его получаешь. Если бы я имел возможность, то окунул бы тебя сейчас головой в унитаз.
-Это точно «Телефон доверия»? Мне больше кажется, что это побаловался какой-то шутник.
-Ты можешь собой гордиться: с тобой разговаривает работник месяца.
-Я уже понял. Худший работник месяца, верно?
Я ухмыляюсь:
-Ты мне уже нравишься, остряк.
Домой я возвращаюсь с лёгкой улыбкой от странного самоубийцы с искромётным чувством юмора.
Моя жизнь как-то своеобразно понеслась.
Вот бывает, что всё идёт своим чередом, тянется как дёготь, а потом – рывок.
Резкий. Быстрый. Стремительный.
Я не успевал обернуться назад, как уже заканчивался день.
До Дня Велосипеда, девятнадцатого апреля, я не принял ни одну таблетку.
Я не принимал ничего.
Только курил, пил.
Только пил, курил.
А на День Велосипеда, девятнадцатое апреля, я опять пошёл на пирушку.
На этот раз пирушку проводил Ангел – местный авторитет.
Я был с ним в хороших отношениях, поэтому приглашение получил лично. Это считается большой честью.
-О, кто пришёл!
Меня обнимают. Мне пожимают руку.
-Да, Ангел, давно не виделись.
-Друг, почему ты стал так залипать на работе?
-Мне сказали, что ещё больше урежут заработную плату. Я и так уже много потерял. Надо бы наверстать упущенное.
-Ты правильно делаешь, - Ангел хлопает меня по плечу.
Немного об Ангеле.
Ангел бисексуал. Ему около тридцати. У него рыбьи глаза и хорошие манеры. Он заправляет во всём Нью-Йорке. Он один из лучших наркоторговцев.
-Джоан сказал, ты был на пирушке десять дней назад.
Вездесущ, однако.
-Да, но я не помню ничего.
-Ты особый гость. На моей вечеринке всё самое лучшее. Ты этого не забудешь.
-Ангел, спасибо тебе.
Ангел приятно улыбается:
-Ты можешь обращаться ко мне не только по поводу наркотиков. Мы знакомы уже давно, ты во многом мне помог.
И я знаю, что он действительно поможет, если мне будет надо.
-Привет, я Гвен.
Я сижу на диване и пью виски.
-Темпл?
-Темпл, - Гвен кивает и присаживается сбоку. – А ты Бельфегор Миллер?
Я киваю.
-Джоан мне все уши про тебя прожужжал. Сказал, что ты сильно напился и ничего не помнишь.
-Так и есть.
Я смотрю на её ярко накрашенные губы. Я смотрю на её блёклые, тусклые глаза цвета охры, которые оценивающе смотрят на меня. Я смотрю на её светлые волосы, ниспадающие локонами на плечи. Она сама, видимо, плохо меня помнит.
Свет от прожектора скользит по её лицу, декольте.
Я опускаю взгляд ниже, смотря на свет на её груди.
-Мы можем наверстать упущенное, если ты хочешь.
Я ещё с минуту пялюсь на её грудь, а потом пристально смотрю в глаза:
-Как-нибудь в другой раз.
Я встаю и ухожу к бару.
-Друг, это была ужасная ошибка!
Я докуриваю сигарету у входа в здание, а Маршман продолжает меня доканывать.
-Мне плевать.
-Она не забудет, что ты её так просто отшил.
-Она привыкла получать всё?
-Именно!
Я тушу сигарету о колонну и неопределённо пожимаю плечами.
-Это её проблемы.
Вечером я добираюсь до дома.
Вечером дома я выкуриваю очередную сигарету, готовлю себе яичницу на ужин.
Шесть яиц, масло, соль.
Каждый божий день я ем на ужин яичницу из шести яиц.
Яичницу я запиваю кофе.
Пять ложек крепкого растворимого кофе, ложка сахара, кипяток доверху.
Я стряхиваю пепел в пепельницу и съедаю яичницу.
Я дотягиваю телефон до столешницы и принимаюсь мыть посуду. Зубами я зажал сигарету.
Сегодня понедельник, а это значит, что сегодня далеко не спад суицидов.
Как по заказу звонит телефон.
Я зажимаю трубку между ухом и плечом, продолжая мыть посуду.
-Здравствуйте. Вы дозвонились в службу «Телефон доверия». Мы всегда выслушаем и поможем Вам советом, - говорю я до дыр заученную фразу. – Что Вас беспокоит?
-Добрый вечер.
И у меня создаётся своеобразное ощущение дежа-вю.
-Знаете, на меня никто не обращает внимания. Меня это очень тяготит, и я хочу покончить жизнь самоубийством.
-А, так это ты, юморист.
-А, так это ты, худший работник месяца. В прошлый раз ты назвал меня остряком, а не юмористом.
-Какая разница? Так что там у тебя? Тебя игнорируют? И как же ты убьёшь себя на сей раз?
-Поезд. Я брошусь под поезд. А лучше под автомобиль или автобус. Тогда все точно обратят на меня внимание.
-Я не сомневаюсь.
-Можно вопрос?
-Допустим.
-Ты живёшь один?
Перед ответом я немного подумал, может ли тут быть подвох:
-Да.
-И тебе не одиноко?
-Нет, у меня дома книги, телевизор и домашний питомец.
-Что за питомец?
-Хорёк.
-Хорёк? Надо же. А у меня никогда не было хорька.
И я понимаю, что остаток вечера мы будем просто трепаться.
Я рассказываю Картеру о странном пареньке, который, похоже, регулярно хочет или пытается себя убить.
-Зачем ему это?
-Я не знаю. Но вот уже два понедельника он на меня попадает. Звонил одиннадцатого и двадцать пятого.
-Так это же вчера.
-Да.
-Будешь брать отпуск летом?
Я затягиваюсь и отрицательно мотаю головой:
-Я вообще буду весь год без отпуска.
-Почему? – Картер переминается с ноги на ногу.
-Я не хочу.
-Странный ты.
-Только что заметил?
Я лежу на диване, курю и смотрю телевизор.
Сегодня понедельник, второе мая.
Планета ко мне милостива – завтра выходной.
Я успеваю вынуть сигарету изо рта, как сразу звонит телефон.
Я дотягиваюсь до столика и прикладываю трубку к уху.
-Да?
-Привет, друг.
Ангел.
-Завезли немного «черёмуховой муки». Ты будешь? Мне надо знать, как бодяжить.
-Нет, спасибо. Я не буду кокаин.
-И правильно делаешь. Держи своё рыльце подальше от всякой дряни.
Я вешаю трубку.
Вечер обещает быть грустным, поэтому я отыскиваю дома последнюю травку и скуриваю.
Я рассматриваю свои руки и вижу руки в огне.
Они горят.
Кончики пальцев искрятся.
Я Солнце.
Марс медленно поднимает свои горящие руки к Небу.
Они горят.
Горят.
Я чувствую шёпот вокруг себя.
Я не чувствую эту планету.
Мне нужно найти Землю.
Голова трещит по швам, она разрывается напополам.
Я встаю.
Я слышу себя.
Я слышу мысли в своей голове.
Я вижу мысли в голове каждого.
Посмейся над собой.
Будь добр: посмейся над собой.
Потерянный в мечтах.
Что ты видишь?
Я иду по красной песчаной земле.
Ничто не изменит мой мир.
В обеденный перерыв я иду с Картером в трейлер-забегаловку.
Мы садимся напротив друг друга и ждём.
Через несколько столов от нас сидит мужик.
Он жирный, на его огромной голове с двумя подбородками растянутая джинсовая кепка.
Некогда белая майка сотню раз полиняла, а разводы и пятна на ней сообщают нам, что майке разменял далеко не первый десяток лет.
Он смотрит в окно своими чуть раскосыми глазами.
Он смотрит на людей. Он смотрит на природу. Он смотрит на машины.
Он поднимает свой палец-хот-дог, суёт его в ноздрю по вторую фалангу.
Он наяривает пальцем по кругу – по часовой стрелке и против - совершает своеобразные вращательные движения.
Он делает это с нескрываемым удовольствием, прикрыв глаза.
Он выуживает палец из ноздри, подцепляя ногтём большую и такую же толстую, как и он сам, козявку.
Он катает её в шарик большим и указательным пальцами, отправляет в рот, пробует её на вкус, прижимая языком к нёбу, и проглатывает.
Я кривлю лицо.
-Фу, - я выношу краткий вердикт.
-Ты чего? – Картер оборачивается.
-До конца дня я и крошки в рот не возьму.
Мне приносят суп-пюре козявочного цвета.
-Спасибо.
Картер берёт с тарелки варёную кукурузу.
Он откусывает большой кусок и начинает жевать.
Я вижу зёрна кукурузы, застрявшие в его зубах.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |