Однако повеления эти было нелегко исполнить — заслышав о приближении
царских сил, казаки спешили укрыться в укромных местах. В 1579 г. несколько казачьих шаек под предводительством атаманов Ивана Кольцо, Барбоши и
других напали на ногайский город Сарайчик и разорили его до основания. По
жалобе ногаев Иван Грозный осудил Ивана Кольцо с товарищами на смерть.
Но те, ловко избежав наказания, явились вскоре в пермской стране.
В это время на северо-востоке Руси ярко проявили себя купцы Строгановы, которые варили соль, вели большой торг мехами с инородцами и привлекали к себе отовсюду переселенцев. Один за другим на берегах Камы и Чусовой они ставили свои городки и крепостицы. Продвигаясь все дальше на восток, Строгановы вскоре вошли в столкновение с зауральским краем. На берегах реки Тобола, Иртыша и Туры существовало тогда татарское царство,
носившее название Сибири, с главным городом того же имени. Около 1556 г.
у власти здесь утвердился хан Кучум. Он покорил остяков, вогуяичей и усиленно заботился о распространении в своем государстве магометанской веры.
Со Строгановыми у Кучума были постоянные столкновения, в особенности
после того как те получили от Ивана Грозного позволение нанимать ратных
людей, строить свои городки во владениях хана на реке Тобол и заселять
тамошнюю страну русскими.
В 1579 г. на Каму, как уже говорилось выше, явилась казачья ватага,
бежавшая с Волги от преследования царских войск. Строгановы пригласили всех этих разбойников к себе на службу, и те с радостью согласились.
Всего их было 540 человек, и начальствовал над ними атаман Ермак Тимофеевич. Другие атаманы были: Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан
и Матвей Мещеряк. До сентября 1582 г. казаки составляли гарнизоны строгановских городков и помогали им защищаться от нападений туземцев. В
сентябре 1582 г., благополучно отбившись от врагов, Строгановы отпустили
Ермака и его людей в поход за Уральские горы. Всего под началом Ермака
было 840 человек — 540 казаков и 300 строгановских ратников.
Это маленькое войско, имевшее в своем распоряжении в избытке разные
припасы, оружие и даже пушки, поплыло вверх по Чусовой до ее притока
реки Серебряной. Отсюда казаки перетащили свои струги в Туру и стали спускаться по ней вниз. По пути им встретился городок, в котором правил данник
Кучума Епанча. Люди этого князька никогда не видели огнестрельного оружия, и как только казаки дали по ним залп, разбежались. Победители разграбили город и отправились дальше к низовьям Тобола, повсюду устрашая и
разгоняя выстрелами туземное население. Некоторые из беглецов поспешили
к Кучуму и принесли ему весть о нашествии русских. По свидетельству летописей, они говорили хану: «Пришли воины с такими луками, что огонь из них
пышет, а как толкнет, словно гром с небеси. Стрел не видно, — а ранит и на
смерть бьет, и никакими сбруями нельзя защититься! И панцири и кольчуги
наши навылет пробивают».
Кучум оценил угрозу, собрал свое войско и стал на берегу Иртыша недалеко от устья Тобола, на горе, называемой Чувашево. Вперед он послал царевича Махметкула, который во главе десятитысячного конного войска внезапно
напал на казаков на берегу Тобола вблизи урочища Бабасан. Казаки встретили
татар огнем из пушек и пишалей. Нескольких залпов оказалось достаточно
для того, чтобы обратить вражеское воинство в бегство. Вслед за тем должна
была произойти решительная битва с главными силами Кучума. Спустившись
'к устью реки, казаки увидали против себя такое множество врагов, что на
одного казака приходилось тридцать сибиряков. Тогда собрался казачий круг
и стал рассуждать, что им делать дальше. Некоторые советовали уклониться от
боя, другие же, в том числе и сам Ермак, говорили: «Куда нам бежать? Уже
осень; реки начинают замерзать. Не положим на себя худой славы. Вспомним
обещание, что мы дали честным людям перед Богом. Если мы воротимся, то
срам нам будет и преступление слова своего; а если Всемогущий Бог нам
поможет, то не оскудеет память наша в этих странах и слава наша вечна будет». Все единогласно решили пострадать за православную веру и послужить
государю до смерти. Сражение началось утром 23 октября 1582 г. Татары скрывались в засеке. Заметив приближение казаков, они засыпали их тучей стрел,
а затем сделали вылазку. Однако стрелы оказались бессильны против беглого
огня ружей и пушек. Хотя сибиряки дрались с отчаянной храбростью, они
потерпели полное поражение и после упорного рукопашного боя бежали. Кучум
скрылся в ишимских степях, едва успев захватить часть своей казны. Казаки
потеряли в этом бою сто семь человек. 26 октября Ермак вступил в столицу
Сибирского царства город Искер или Сибирь и захватил там большой запас
мехов, азиатских тканей и разных драгоценностей. В городе не осталось тогда
ни одного сибиряка: быстрый успех русских навел всеобщий страх на подданных Кучума. Потом татары, остяки и вогуличи со своими князьями стали
приходить в столицу и бить челом о принятии их в русское подданство. Таким
образом, огромный край покорился горстке храбрецов. Ермак всех приводил
к присяге на имя государя и обращался с побежденными ласково. Своим
казакам он строго запретил чинить туземцам хоть малейшее насилие.
Наступившая зима не позволила Ермаку продолжить завоевание Сибири.
Он оставался в Искере. О Кучуме не было никакого слуха. Весной 1583 г.
царевич Махметкул стал подбираться к Искеру, но Ермак узнал об этом заранее, послал против него 60 человек, которые неожиданно напали на сонных
татар, схватили Махметкула и привезли его к своему предводителю, Ермак
обошелся с ним очень ласково. Весь год он продолжал подчинять данников
Кучума и между прочим взял остяцкий город Назым. Но вскоре счастье начало изменять отважному атаману: стал ощущаться недостаток в съестных припасах, распространились болезни. Один из местных князей Карача-Мурза
притворился верным слугой русского царя и просил у Ермака помощи против
ногайцев. Ермак послал ему атамана Ивана Кольцо с небольшой дружиной в
сорок человек, но татары вероломно напали на них и перебили всех до последнего. Другой атаман, Яков Михайлов, отправился искать пропавших товарищей, но сам был захвачен врагами и убит. Вслед за тем Карача с большой
татарской силой осадил Ермака и атамана Мещеряка в самом Искере, думал
принудить их к сдаче голодом, но казаки сделали вылазку и рассеяли осаждав
СТЕПАН РАЗИН 171
ших. Ермак перешел в наступление, совершил поход вверх по Иртышу и счастливо покорил несколько улусов. Незначительные военные действия продолжались в течение всего 1584 г.
В августе 1585 г. Ермак узнал, что в Сибирь идет бухарский караван, и сам
Кучум хочет перерезать ему путь, чтобы захватить товары. Ермак поспешил со
своей дружиной на устье реки Вагая, впадающего в Иртыш, с тем, чтобы дать
каравану свободный путь по Иртышу. Целый день он ожидал караван, не
дождался его и, утомившись, расположился с казаками на отдых вблизи реки.
Ночь была дождливая и бурная. Все казаки заснули глубоким сном. Никто не
ждал нападения. Между тем татары во главе с самим ханом внезапно напали
на лагерь и начали резать сонных. Ермак, ища спасения, бросился в Иртыш.
Он хотел добраться до своей лодки, но струг стоял далеко от берега. Тяжелая
броня потянула Ермака ко дну, и он утонул. Погибли также почти все его
товарищи.
После этой победы татары двинулись на Искер. Атаман Мещеряк не в
состоянии был при малом числе воинов держаться против Кучума. С остатками казаков он поплыл вниз по Иртышу с тем, чтобы войти в Обь, а оттуда
через югорские горы пробраться в Печору. Сибирь была покинута. Но дело
Ермака не пропало зря: его дерзкий поход сокрушил мощь Сибирского ханства и открыл русским дорогу за Урал. По его следам двинулись другие воеводы, которые в течение нескольких следующих лет довершили разгром Кучума
и окончательно присоединили его владения к Русскому царству. Так было
положено начало вековой эпопее завоевания Сибири.
СТЕПАН РАЗИН
Знаменитый казачий атаман Степан Разин родился около 1630 г. в семье
домовитого донского казака Тимофея Рази. Мать его, по преданию, была пленной турчанкой; от нее он научился турецкому и татарскому языкам. О молодых годах и характере Разина известно немного. Сообщают, что он имел крепкое телосложение и был по натуре человеком предприимчивым, деятельным и
удалым. От природы он имел яркий дар красноречия, а личности его была
свойственна какая-то непреодолимая внутренняя сила, перед которой не могла устоять даже самая буйная толпа — он смирял ее одним словом, если не
взглядом. В 1658 г. в составе донской станицы Разин некоторое время нес
службу в Москве, а в 1663 г. во главе отряда донцев принимал участие в
большом походе против крымских татар и бился с ними при Молочных Водах
на Крымском перешейке. Но широкая известность пришла к Разину четыре
года спустя, когда, собрав вокруг себя казацкую голытьбу со всего Дона, он
предпринял дерзкий поход в Персию.
Началось все с того, что в апреле 1667 г. разинцы на четырех стругах направились вверх по Дону, туда, где он сближается с Волгой. Перебравшись в
Волгу, они напали на весенний караван с хлебом, идущий в Москву. Начальника стрелецкого отряда казаки изрубили, а приказчиков повесили. Остальным Разин сказал: «Идите себе, куда хотите... а кто хочет идти со мною, тот
будет вольный казак. Я пришел бить бояр
да богатых господ, а с бедными и простыми готов, как брат, всем поделиться».
После этой речи все рабочие и простые
стрельцы пристали к нему.
Разин завладел судами и всем имуществом, какое было на них, и двинулся
вниз по течению уже на тридцати стругах. По пути казаки проплыли под стенами Царицына. Со стен города по ним
палили из пушек, но не причинили никакого вреда. Спустившись до устья Волги, казаки вдоль северных берегов Каспийского моря добрались до Яика и подступили к Яицкому городку. Сил для
штурма его укреплений у них не было, и
Разин решил действовать хитростью.
Спрятав неподалеку свою ватагу, он с
сорока товарищами попросился в город на ночлег, а ночью напал на стражу и
отворил ворота. Овладев городом, казаки казнили стрелецкого голову Яцина и
всех начальных людей (всего 170 человек), а остальным предложили влиться в
их войско.
Когда прошел слух об успехах Разина, к нему стали собираться разбойничьи ватаги с Днепра, Дона, Терека и со всей южной Руси. Среди прочих пришел на Яик атаман Сережка Кривой, за ним явился Алешка Протакин с двумя
тысячами конных, а с Украины прибыли четыре сотни запорожцев во главе с
каким-то Бобой. Войско Разина достигло внушительных размеров. Весной
1668 г. он вышел в море и ограбил все персидские города и деревни от Дербента до Баку. В июле разинцы достигли Гилянского залива и тут узнали, что
против них готовится выступить персидский флот. Разин пустился на новую
хитрость: он объявил персам, будто бежал со своими людьми от московского
государя и желает теперь поступить в подданство шаха. Выдумка удалась: казакам дозволили отправить свое посольство в Испаган. Пока персы ждали
исхода переговоров, казаки внезапно напали на богатый город Фарабат, взяли
его, разграбили и сожгли до основания, разорили увеселительные шахские
дворцы, выстроенные на берегу моря, перебили множество жителей и набрали без счета пленньїх. Затем Разин заложил на полуострове против Фарабата
деревянный городок и остался тут зимовать. В начале 1669 г. он подался к
восточным берегам моря и принялся опустошать их. В июле явился персидский флот из семидесяти судов. Разинцы напали на персов и после жестокой
битвы обратили их в бегство, однако сами потеряли в этом деле до пятисот
человек. Вследствие этого, а также из-за начавшихся болезней, атаман принужден был вести свой флот в устье Волги. Воевода князь Львов с отрядом
стрельцов стерег реку, однако согласился пропустить Разина на Дон при условии, что он возвратит захваченные в позапрошлом году струги и пушки, а
также отпустит всех бывших у него служилых людей. Разин отдал часть пушек
и послал астраханским воеводам богатые подарки. После этого всякие враж
СТЕПАН РАЗИН
дебные отношения с астраханцами прекратились. Пробыв в городе десять дней
и распродав награбленное, казаки отправились на Дон.
Здесь на одном из островов Разин устроил городок Кагальник и остался в
нем зимовать. Со всего Дона, с Хопра, Волги и Днепра к нему толпами стекалась всякая голытьба. Разин всех щедро оделял имуществом и брал в свое
войско. Жил он, как и все, в земляной избе, показывая этим, что ничем не
хочет выделять себя среди прочих казаков. В это время он уже перестал
скрывать свои замыслы и говорил, что хочет идти против бояр на Волгу. В
мае 1670 г., собрав большое войско, он двинулся на Царицын. Тамошний
воевода Тургенев запер городские ворота и приготовился к защите. Но жители пустили казаков в город. Овладев без боя Царицыном, Разин ввел там
казацкое устройство. Весть о его легкой победе произвела в Астрахани сильный переполох. Воевода Львов с тремя тысячами войска немедленно двинулся против мятежников. Однако при встрече с казаками большинство стрельцов перешло на их сторону. Оставшийся в Астрахани воевода князь Прозоровский заперся в городе. Казаки пошли на штурм. Стрельцы вместо того,
чтобы биться с ними, подавали разинцам руки и втаскивали их на стену.
Чернь бросилась бить бояр и дворян. Прозоровского и с ним еще 450 человек
Разин приказал казнить. Три недели он пробыл в Астрахани, проводя время в
пирах и расправах. Каждый день по его приказу или сама по себе чернь казнила кого-нибудь из бывшей знати. Как и Царицын, город получил казачье
устройство.
Все нижнее Поволжье было теперь во власти разинцев. Оставив в Астрахани атамана Ваську Уса, Разин с десятитысячным войском выступил в поход
вверх по Волге, взял Саратов и Самару. Стараясь поднять как можно больше
народу, он повсюду рассылал свои письма, в которых писал, что идет бить
бояр, дворян и приказных людей, истреблять всякое чиноначалие и власть,
чтобы всяк был всякому равен. О себе он писал: «Не хочу быть царем, — хочу
жить с вами как брат». Все пространство между Окой и Волгой на юг до
саратовских степей и на запад до Рязани и Воронежа было охвачено волнением. Везде бродили шайки возмутителей. Крестьяне побивали своих господ,
приказчиков и начальных людей. Даже в самой Москве стали поговаривать,
что «Стенька вовсе не вор». На север от Симбирска по всему протяжению
нагорной стороны поднялась мордва, чуваши и черемисы. Мощные волнения
начались под Нижним Новгородом и Тамбовом. Корсунь, Саранск, Ломов и
Пенза были захвачены мятежниками
В сентябре казаки подступили к Симбирску, легко овладели городом, но
кремль взять не смогли: это была сильная крепость, защищаемая многочисленным гарнизоном во главе с боярином Иваном Милославским. На помощь
осажденным подошел из Казани большой отряд во главе с князем Юрием
Барятинским. Разин выступил против него и дал стрельцам жаркий бой. Но
На этот раз удача покинула его: несмотря на большой численный перевес
^аки были разбиты хорошо организованным и обученным войском. Разин
был ранен в ногу и получил удар саблей по голове, ближе к ночи восставшие
в беспорядке отступили. 3 октября Барятинский подошел к кремлю и высвободил Милославского из осады. Разин, увидев, что полного поражения уже не
избежать, тайком ушел из лагеря со своими казаками и бежал на Дон. Утром
Барятинский напал на мятежников и устроил кровавую бойню Более 600 человек было взято в плен и в тот же день казнено Весь окрестный берег был
покрыт рядом виселиц После этой победы восстание стало быстро утихать
Московские отряды ратных людей объезжали Поволжье, побивали нестройные толпы мятежников, всюду творили скорый суд и жестокую расправу Главным местом казней стал Арзамас Современники вспоминали, что в этот город было страшно въезжать — предместье его казалось совершенным адомстояли виселицы, на каждой из которых висело до пятидесяти трупов, валялись разбросанные головы, торчали колья, на которых по два и по три дня в
неописуемых страданиях испускали свой дух преступники
Между тем Разин, стараясь поднять на Дону казаков, приступил к Черкасску Однако штурм был отбит атаманом Корнилой Яковлевым, и Разин вынужден был отступить в свой городок Кагальник Весной 1671 г донцы пошли
на него походом, разорили городок, а Степана Разина и его брата Фрола взяли
в плен. В июне их доставили в Москву в земский приказ Здесь начались
пытки и допросы Разина поднимали на дыбу, клали на тлеющие уголья, жгли
тело раскаленным железом, но на все вопросы он отвечал лишь презрительным молчанием 6 июня его вместе с братом вывели на Лобное место и предали мучительной казни сперва палач по локоть отрубил ему правую руку, потом отсек по колено левую ногу Но Разин до конца сохранил великую твердость и не показал даже знака, что чувствует боль Палач отрубил ему голову,
затем рассек его туловище на части и воткнул их на копья, а внутренности
скормил собакам
Патриарх Гермоген — Патриарх Филарет
Патриарх Никон
Семнадцатый век в русской истории был временем напряженной религиозной жизни. Ни в одну другую эпоху
Церковь не оказывала такого огромного влияния на политику государства, и никогда религиозные вопросы не волновали до такой степени общество, как в эти сто лет.
В первые десятилетия века русский народ благодаря охватившему его религиозному воодушевлению сумел обуздать разрушавшую государство смуту и освободиться от
власти иноверцев, середина столетия была отмечена
спорами вокруг никоновской реформы, завершившимися
великим расколом. И не случайно именно XVII век, весьма скудный на даровитых политиков, выдвинул целую
плеяду замечательно ярких церковных деятелей, среди
которых особую роль довелось сыграть трем московским
патриархам: Гермогену, Филарету и Никону.
ПАТРИАРХ ГЕРМОГЕН
В те времена, когда идея национального единства еще не достаточно укрепилась в сердцах россиян, православная
вера служила не просто синонимом всего «русского» и «национального» — она
воплощала в себе эти понятия со всей
полнотой Именно поэтому в годину тяжелых национальных бедствий русский
народ всегда обращал взоры на своих
православных святителей От них ожидали слов воодушевления, в их проповедях черпали энергию и утешение, в их
твердости обретали мужество, а их советы воспринимали как руководство к действию Русская история дает множество
примеров этого «православного патриотизма» Церковь не раз выдвигала из своих рядов достойных проповедников, которых с полным правом можно назвать
Духовными лидерами своей эпохи Во вре
мена Дмитрия Донского таковым был троицкий игумен Сергий Радонежский,
а при Иване III -- ростовский архиепископ Вассиан. В тяжелые годы Смуты,
охватившей русское государство в начале XVII века, эта нелегкая, но славная
роль легла на плечи патриарха Гермогена.
Ранняя жизнь Гермогена неизвестна, равно как его происхождение и место рождения. Историческая деятельность его началась в 1589 г. при утверждении в России патриаршества, когда он был поставлен казанским митрополитом. Находясь в этом сане, Гермоген заявил о себе исключительной ревностью к православию. В казанской земле были крещеные инородцы, только по
имени считавшиеся христианами; они чуждались русских, водились со своими единоплеменниками татарами, чувашами, черемисами, жили по-язычески,
не крестили младенцев и не отпевали мертвецов, а при заключении браков
справляли свадебные обряды по своим обычаям. Гермоген начал созывать таких лжехристиан к себе, но поучения его не действовали, и, начиная с 1593 г.,
митрополит прибег к другим средствам: велел собирать со всего Казанского
уезда новокрещенных, населил ими особую слободу, устроил церковь и крепко
наблюдал за тем, чтобы новокрещенные соблюдали православные обряды и
посты. Непокорных сажали в тюрьму, держали в цепях и били.
Свою репутацию неуступчивого ревнителя веры Гермоген вполне подтвердил в годы Смуты. С восшествием в 1605 г. на престол «царя Дмитрия Ивановича» (Лжедмитрия І) в столице был устроен сенат, где надлежало заседать и
знатному духовенству. Гермоген был членом этого сената. Строгий противник
всякого общения с иноверцами, Гермогеи не мог долго оставаться в хороших
отношениях с новым царем, заводившим при московском дворе не виданные
прежде европейские обычаи. Поводом к разрыву между ними послужил вопрос о браке Лжедмитрия с польской дворянкой Мариной Мнишек, с которой
тот связал себя обещанием еще в Польше, Сам царь не придавал значения
различиям между католичеством и православием. Он желал только одного:
чтобы его будущая жена не выражала явно своего пренебрежения к греческой
вере и совершала католические обряды тайком. Многие бояре не видели в
католичестве будущей царицы большой беды и хотели лишь соблюсти внешние приличия. Но этой сделкой нельзя было удовлетворить Гермогена, который фомко заявил, что без перехода невесты в православие и самый брак ее
с царем будет считаться незаконным. Чтобы избавиться от несговорчивого
митрополита, Дмитрий велел удалить его в свою епархию и там заключить в
монастырь.
Но эта твердость вскоре была поставлена Гермогену в заслугу: в июне
1606 г., после убийства Самозванца, на московском престоле утвердился
знатный боярин князь Василий Шуйский. Он вызвал Гермогена в Москву, и
вскоре тот был поставлен в патриархи. Однако, если Шуйский надеялся заслужить этой милостью поддержку Гермогена, он сильно просчитался. Гермоген служил не людям, а убеждениям и вообще не принадлежал к числу тех,
кто покупается на ласку. Он был чрезвычайно упрям, жесток, груб, неуживчив
и чересчур строг, но при всем этом отличался прямотой, честностью и непоколебимостью взглядов. С самого начала он не скрывал своего неудовольствия к Шуйскому и обращался с ним подчеркнуто недружелюбно. Но, находясь в постоянных столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал
ПАТРИАРХ ГЕРМОГЕН
руки его многочисленным врагам, но всегда изобличал их как крамольников и
смутьянов. В июле 1610 г. заговорщики во главе с Захаром Ляпуновым вопреки воле Гермогена все же свели Шуйского с престола и насильно постригли в
монахи. Патриарх не признал этого пострижения и называл монахом князя
Тюфякина, произносившего за царя монашеские обеты.
Как и ожидал Гермоген, с падением Шуйского дела в Московском государстве пошли еще хуже. В августе того же года к столице подступило польское
войско во главе с гетманом Жолкевским. Он потребовал, чтобы москвичи
признали царем королевича Владислава, сына польского короля Сигизмунда.
Боярская дума, к которой перешла теперь верховная власть, не имела ни средств,
ни желания бороться против этих притязаний. Но сторонники польской партии
встретили в лице патриарха грозного и непримиримого противника. Гермоген
осуждал намерение призвать на польский престол иноплеменника и соглашался на это лишь в крайности, с тем непременным условием, чтобы Владислав крестился в православную веру. Когда стороны пришли в этом пункте к
соглашению, Жолкевский потребовал впустить его солдат в Москву. Гермоген
опять же сильно этому противился и возбуждал ропот среди москвичей, но в
конце концов должен был уступить перед дружным напором бояр. В сентябре
польский гарнизон занял Кремль.
Однако Смута после этого не только не утихла, а наоборот, разгорелась с
новой силой. Король Сигизмунд вскоре явно показал, что не думает сажать
сына на московский престол, а помышляет сам царствовать в Московском
государстве. Он раздавал на Руси поместья, должности, вводил своих ставленников в Боярскую думу. Он двинул в русские пределы свою армию, осадил
Смоленск и потребовал, чтобы московские послы, прибывшие в его стан по
делу об избрании Владислава, принудили смолян сдаться королю. В декабре
1610 г. бояре во главе с князем Милославским принесли патриарху написанную ими для русских послов грамоту. Составлена она была в том смысле, что
следует во всем положиться на королевскую волю. Патриарх отвечал: «Пусть
король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из
Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишите такое
письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтоб так писать, что нам всем
положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю и другим не
приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас
проклятие. Явное дело, что после такого письма нам придется целовать крест
польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам — если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение;
если же воцарится, да не будет с нами единой веры и людей королевских из
города не выведет, то я всех тех, кто ему крест целовал, благословлю идти на
Москву и страдать до смерти». Боярам очень не понравились слова патриарха.
Они стали возражать ему. Слово за слово спор дошел до того, что Михайло
Салтыков замахнулся на Гермогена ножом. «Я не боюсь твоего ножа, ~ сказал Гермоген, — я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты
проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» На другой день Гермоген собрал народ в соборной церкви и уговаривал стоять за православную веру
и сообщать о своей решимости в другие города. После такой проповеди поля^ приставили к патриарху стражу.
Твердость патриарха вдохновляла патриотов и подымала их на решительные действия против захватчиков. В одной из грамот, отправленной из Ярославля в Казань, говорилось: «Совершилось нечаемое: святейший патриарх
Гермоген стал за православную веру неизменно и, не убоясь смерти, призвавши всех православных христиан За православную веру всем велел стоять и
помереть, а еретиков при всех людях обличал, и если б он не от Бога был
послан, то такого дела не совершил бы, и тогда кто бы начал стоять9 И в
города патриарх приказал, чтоб за православную веру стояли, а кто умрет,
будут новые страстотерпцы: и слыша это от патриарха и видя своими глазами
города все переслались между собой и пошли к Москве» Действительно, в
городах началось сильное движение: собранные для очищения государства
ратные люди получали благословение от духовенства и выступали из городов
при пушечной и ружейной пальбе. Узнав, что патриарх благословил восстание
на богохульных ляхов, за оружие взялись даже те города, которые прежде
оставались глухи к бедам отечества. На Москву двинулись полки из Рязани, из
Мурома, с Низовой земли, из Вологды и поморских городов, из Галича, из
Ярославля, с Костромы. Откликнулись даже прежние тушинские бояре князь
Трубецкой и атаман Заруцкий. Во главе всего предприятия стал рязанский
дворянин Прокопий Ляпунов.
Когда в начале 1611 г. стало известно, что к Москве движутся отряды
Первого ополчения, бояре явились к Гермогену и сказали: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши им, чтоб не ходили». Патриарх отвечал:
«Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдите из Москвы
вон, тогда отпишу, чтоб они воротились назад. А не выйдите, так, смиренный,
отпишу им, чтоб они совершили начатое непременно Истинная вера попирается от еретиков и от вас, изменников, Москве приходит разорение, святым
Божьим церквам запустение; костел латаны устроили на дворе Бориса Не
могу слышать латинского пения'» Когда Москва была осаждена ополченцами,
бояре и польские паны опять принялись за патриарха. «Если ты, — говорил
ему Салтыков, — не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтоб они отошли
прочь, то сам умрешь злою смертью» — «Вы мне обещаете злую смерть, —
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |