спорили христианские теологи. Иконописцы также по-разному изображали
его. Многие художники в своих иконах «Преображения» выражали в основном ту мысль, что человеческому взору трудно, почти невозможно вынести
этот неизреченный свет. Так в конце XIV века для Преображенского собора в
Переяславле-Залесском была написана большая икона, приписываемая кисти
Феофана Грека. Холодные лучи неземного света пронизывают ее сверху донизу. Свет, просиявший в Христе, потоком низвергается на апостолов. Главная
мысль произведения: драма встречи двух миров. Лишь на единое мгновение
открывается человеческому взгляду иной, нездешний свет — и человек потрясен и едва выдерживает такое предстояние. В этой иконе, по-видимому,
отражен традиционный взгляд на чудо Преображения. Совсем иначе трактуется эта тема у Рублева: его икона изнутри сияет легким и ровным светом. Мы
не видим лучей, от которых укрылись апостолы. Они созерцают свет внутри
себя. Он разлит во всем творении, просвещает тихо и почти невидимо. Лица
людей обращены не на внешнее, они сосредоточены, в движениях людей больше
задумчивости, нежели выражения пронзительного и потрясающего мгновения. Таинственный свет повсюду, но к нему нужно «восходить», готовиться к
его приятию, и лишь тогда человек, насколько это для него возможно, им
освещается. Так неожиданно выражено Рублевым приобщение человека к
высшему бытию.
По окончании работ в Благовещенской церкви имя Рублева на два года
исчезает из летописей. Больших художественных работ в это время не велось,
и, видимо, Андрей жил в своем монастыре. Но уже под 1408 г. находим новое
известие о нем: великий князь Василий Дмитриевич (сын Донского) распорядился обновить живопись в Успенском соборе во Владимире и написать заново погибшие фрески Страшного суда. Княжеский заказ выполняли два знаменитых иконописца — Даниил Черный и Андрей Рублев. Следующее известие
о Рублеве встречается только под 1422 г. и относится к росписи собора в
Троицком монастыре под Москвой. Можно только предполагать, где еще в
Продолжение этих 14 лет трудился Андрей. Следы его пребывания между прочим находят в Звенигороде. Уже в XX веке в дровяном сарае Саввино-Сторожевского монастыря среди разной рухляди были обнаружены три совершенно
потемневшие от времени доски. После реставрации под слоем старой краски
открылись три великолепные иконы: «Спас», «Архангел Михаил» и «Апостол
Павел». По единодушному мнению специалистов, автором этих произведений
мог быть только Рублев.
АНДРЕЙ РУБЛЕВ 71
Более всего известно нам о работе Рублева в знаменитой Троице-Сергиевой обители, куда его пригласил троицкий игумен Никон. Именно тогда Андрей написал свое самое великое, проникновенное и таинственное произведение — знаменитую «Троицу» — главную храмовую икону для монастырского собора и одно из самых совершенных произведений древнерусской живописи. По свидетельству «Сказания о святых иконописцах», Никон просил
Рублева «образ написати пресвятые Троицы в похвалу отцу своему святому
Сергию». Сюжет «Троицы» относится к ветхозаветному преданию. В книге
«Бытия» рассказывается, как к старцу Аврааму явились трое прекрасных юношей и как он вместе со своей супругой Сарой угощал их под сенью дуба,
втайне догадываясь, что в них воплотился Бог. Уже в древности было много
толкований этого многозначительного события. Среди христиан позже утвердилась мысль, что в образе трех ангелов миру была явлена тайна троического
божественного единства, то есть трех ипостасей единого Бога. Христианские
художники, обращаясь к этому сюжету, писали обычно трех мужей в одеждах путников с посохами вблизи шатра гостеприимного старца. Неподалеку
от них показывали жену, которая месит муку, чтобы испечь хлебы, слугуотрока, закалывающего тельца, и хозяина, подающего к столу угощение. В
таком исполнении икона служила как бы иллюстрацией к описанному в
Библии событию.
Рублев отчасти устранил, отчасти сократил до малых размеров всю земную
обстановку события. В его иконе, созданной для длительного созерцания, нет
ни движения, ни действия; ее сюжет очень прост: в полном молчании восседают за столом три ангела; лица их задумчивы, серьезны и исполнены глубокой внутренней скорби. Перед ними чаша с головой жертвенного тельца, предвосхищающего новозаветного агнца, то есть душу Христа. Мысль о единосущности Божественных ипостасей воплощается многими способами, и прежде
всего через композицию: три ангела как бы собраны в треугольник, треугольник вписан в восьмигранник — символ вечности, и все объединено в круге,
подчеркивающем единство. Очерки наклоненных друг к другу ангельских фигур
округлены. Их крылья соприкасаются легким волнообразным движением, как
бы перетекают одно в другое. Взоры ангелов устремлены друг на друга и представляют взаимное обращение и постоянное общение ипостасей. Они не только
находятся в общении, но по единству Божественной природы взаимно проникают друг в друга и в мысли, и в воле, и в действии. Божественная сущность
гостей Авраама не подчеркивается ни чем внешним, она вся происходит из
внутреннего и выражается через цвет, пластику и линию рисунка. Ангелы
словно парят в воздухе, на их одеждах, как бы «писанных дымом», ложатся
отблески небесной голубизны. Жизненная мудрость не отягощает их, а как бы
возвышает над миром. Этому же вторят надмирное сияние красок, просвечивающих одна через другую, а также особая утонченность в рисунке ликов и
РУК. Такой предстает перед нами «Троица» — одно из самых поразительных
творений, когда-либо выходивших из-под кисти русского иконописца.
Последней работой Андрея считают роспись Спасского собора в Андрониковом монастыре. Но эти фрески до нас не дошли. Умер Андрей Рублев в
январе 1430 г.
КАРЛ БРЮЛЛОВ
Предки Карла Брюллова были выходцами из северной Германии. Его прадед Георг
Брюллов в 1773 г. переехал в Россию и стал
работать лепщиком на петербургской фарфоровой мануфактуре. От него пошла русская ветвь этой фамилии. Отец будущего художника, Павел Иванович Брюллов, виртуозный мастер резьбы по дереву, отличный
живописец серебром и золотом по стеклу,
несколько лет преподавал в Петербургской
Академии художеств. Здесь же в Петербурге
в декабре 1799 г. у него родился третий сын,
Карл. Мальчик рос болезненным и тщедушным. До семи лет он почти не вставал с постели. Отец, однако, был к нему так же требователен, как и к другим своим сыновьям.
Едва малыш научился держать в руках карандаш, ему стали подсовывать бумагу и заставляли срисовывать лошадок, а затем делать копии с гравюр. До тех пор, пока положенный урок не был выполнен,
Карлу не давали завтракать. Брюллов признавался позже, что самое раннее
его воспоминание состоит в том, что он рисует, рисует, рисует. Эта школа,
пройденная под суровым надзором отца, была едва ли не главной в его жизни.
Отсюда шло его виртуозное владение техникой рисунка и отточенное художественное мастерство. В октябре 1809 г. десятилетний Карл без баллотировки,
как сын академика, был принят в число учеников Академии художеств. Он
пробыл здесь двенадцать лет — шесть в Воспитательном училище и шесть в
собственно Академии. Учился он легко. Его работы всегда отличались удивительным совершенством. В протоколах Академии с 1812 по 1821 г. многократно отмечаются успехи Брюллова: то «отдавали в оригиналы» его рисунки,
чтобы с них делали копии вновь поступающие, то награждали за успехи очередной медалью (например, в 1819 г. он получил золотую медаль за композицию «Улисс и Навзикая»).
Преподавание в Академии велось в строгом соответствии с господствовавшим тогда в России классическим направлением. Взращенный идеями французских просветителей, этот возвышенный стиль победно шествовал по всему
континенту, завоевывая себе во всех странах Европы все новых сторонников.
Художники-классики стремились следовать во всем за гениальными мастерами античности, подражая их замыслам, чистоте рисунка, выразительности
лиц и изяществу формы. Сами сюжеты для картин брались в основном из
греческой мифологии и античной истории. И даже если русские художники
обращались к национальным сюжетам, то писали их на античный манер. Кто
бы ни изображался в их картинах: Дмитрий Донской, Марфа Посадница или
Мстислав Удалой — в них, несмотря на русские костюмы, узнавались те же
КАРЛ БРЮЛЛОВ 73
римляне и греки. В картинах непременно прославлялись возвышенные, недюжинные натуры, подчеркивались героизм и гражданские добродетели.
Брюллов впитал классические представления, что называется «с молоком
матери», он всю жизнь разделял их и никогда открыто не порывал с ними.
Однако к чисто классическим образцам относится, наверно, только одна из
его ранних картин — «Гений искусства» (1817). Она изображает прекрасного
и величественного юношу, который восседает, опершись на лиру. Здесь все —
пропорции тела и лица, характер подсветки, устойчивость форм, четкость
контуров — выполнено в полном соответствии с канонами классицизма. Реальное везде вытеснено идеальным, частное подчинено общему, сиюминутное — вечному. Столь цельного классического образца Брюллов больше не
создал никогда. В его поздних ученических работах уже явственно прорываются реальная жизнь и живые наблюдения.
В 1819 г., выполняя конкурсное задание, Брюллов написал «Нарцисса» —
первую работу, с которой началась его известность за стенами Академии. Эта
картина поражала профессоров совета искренностью взгляда и жеста, мягкой
женственностью форм влюбленного в себя юноши. Но вместе с тем она смущала множеством незначительных отступлений от классического канона.
Правда, тело Нарцисса было идеально прекрасным и напоминало античную
статую. Рисунок был четким и ясным. Однако пейзаж был не условным —
Брюллов написал кусочек Строгановского сада — то место, где он впервые
«увидел» свою будущую картину. Он настолько увлекся изображением природы, что даже показал тень, падающую на тело юноши. Теперь такими вещами,
конечно, никого не удивишь (и глядя сегодня на «Нарцисса», даже трудно
понять, почему эта ученическая работа вызвала к себе такой интерес), но в
1819 г. картина Брюллова породила многочисленные толки, отклики и некоторый ажиотаж на выставке. Об авторе заговорили как о восходящем даровании. Юный художник получил за нее золотую медаль Академии.
Золотая медаль при выпуске из Академии давала право на заграничную
командировку с пенсионом, но из-за революции в Неаполе и Пьемонте отъезд
выпускников задержали. А потом Карл рассорился с президентом Академии
Олениным и был лишен пенсиона. Однако за границу Брюллов все-таки поехал. Деньги ему выделило недавно образованное русскими меценатами Общество поощрения художников. Вместе с Карлом отправился его брат Александр.
В 1822 г. братья Брюлловы побывали в Дрездене, Мюнхене, затем отправились в Италию. Венеция, Падуя, Виченца, Верона, Мантуя, Болонья, Флоренция — все эти города, изобиловавшие великолепными памятниками искусства, настолько поразили Карла, что в течение девяти месяцев он даже не
притрагивался к краскам — впечатления были слишком сильны для того, чтобы
работать. Целые дни он проводил в музеях у картин великих мастеров. За
кисть он взялся только добравшись до Рима, но и здесь работал осторожно, с
оглядкой. «В Риме стыдишься произвести что-нибудь обыкновенное», — признавался Брюллов в одном из писем домашним. Особенно восхищал и бесконечно поражал его Рафаэль. В 1824 г. Карл решился копировать его «Афинскую школу» — грандиозное полотно, в котором более сорока героев. Он зани
мался этим нелегким делом четыре года (с 1824 по 1828). Его успех поразил
всех. Даже итальянцы говорили, что Рафаэль еще никогда не имел таких блестящих повторений. Для самого Брюллова эта работа стала как бы последним
этапом его ученичества, благодаря ей он постиг секреты техники одного из
величайших мастеров в истории живописи. Позже он признавался, что никогда не осмелился бы взяться за свою «Помпею», если бы не прошел «Школу»
Рафаэля.
Впрочем, «Школа» занимала только часть его времени. В Италии Брюллов
нашел ту творческую среду, в которой окончательно развернулся и обрел полную мощь его талант. За двенадцать лет жизни в этой стране он создал огромное количество первоклассных произведений, так что можно только поражаться его кипучей энергии и невероятной работоспособности. Он пишет
огромное количество акварелей, жанровых картинок, портретов. Его наброскам, зарисовкам и этюдам вообще нет числа. И во всех — цепко схвачена и
запечатлена его любимая Италия. Радость творчества не покидала его ни на
минуту. С утра Брюллов либо отправлялся в музей, либо бродил по городу с
альбомом в руках, либо напряженно трудился в своей мастерской. Он работал
быстро, вдохновенно, часто сразу над несколькими картинами или портретами. Великолепные произведения одно за другим выходили из-под его кисти.
В коротком очерке, конечно, нет возможности рассказать о каждом из них.
Упомянем только о самых известных.
Первой в подлинном смысле самостоятельной работой Брюллова стала
небольшая картина «Итальянское утро» (1823). На ней юная девушка умывается перед струёй фонтана. Все здесь полно очарования и молодости, все
говорит о счастье бытия: легкий, еще не насыщенный зноем воздух, зелень
сада, едва стряхнувшая с себя ночную темноту, по-утреннему прохладный
камень фонтана, свежесть воды, серебристой струёй сбегающей по желобку,
молодая женщина с обнаженной грудью, склонившаяся над водой... Эта картина, присланная в Россию, имела необыкновенный успех у современников
о чем говорит великое множество сделанных с нее копий. Общество поощрения подарило «Утро» императрице Александре Федоровне. Императору Николаю I она тоже очень понравилась, и он пожелал иметь в пару к ней еще
одну картину в том же роде. Брюллов, которому сообщили о пожелании государя, сначала задумал сделать композицию «Вечер» — молодая женщина, подошедшая с лампадой к окну, посылает последний привет своему возлюбленному. Однако начав работу, он отказался от этого замысла, который и в самом
деле был слишком односложным. Между тем Брюллову хотелось не просто
показать свою героиню в разное время суток, но связать с представлением о
времени дня этапы человеческой жизни. И вот однажды он привел к себе в
мастерскую модель, какой у него еще не было: невысокую плотную женщину,
далеко не классических пропорций, уже пережившую свою юность, но с первого взгляда покоряющую зрелой красотой, ярким блеском широко поставленных глаз, брызжущей через край жизненной силой. У себя в саду в винограднике он поставил лестницу — женщина позировала ему, будто и впрямь,
стоя на ней, собирает виноград. Так появилась одна из самых известных картин Брюллова «Полдень» (1827). От женщины, любующейся на этом полотне
сочной гроздью, веет безудержной радостью. Полдневное солнце, пробивше
КАРЛ БРЮЛЛОВ 75
еся сквозь пышную листву, ласкает ее нежное лицо, вспыхивает в голубоватых
белках искрометных глаз, в золоте серег, отсвечивает на полуобнаженной груди. Ее зрелая красота под стать налитой солнцем и соками земли кисти винограда. Зенит дня, зенит жизни природы — пора созревания плодов, зенит человеческой жизни — все представлено здесь и сливается в единой гармонии.
Подобной темы еще не знала русская живопись. Отступление от классических
канонов настолько бросалось в глаза, что их уже невозможно было не замечать, Общество поощрения художников не замедлило указать на это.
Надо сказать, что отношения Брюллова с его покровителями становились
год от года все напряженней. Меценатов раздражало, что их подопечный пишет одни «игрушки» и не хочет заняться «серьезными вещами» (Общество,
например, настоятельно просило, чтобы он прислал картину с изображением
святых патронов императора и императрицы: Александра Невского, Елизаветы и Марии). Но Брюллов к этому времени уже не нуждался в поддержке —
он был достаточно известным, именитым художником и хорошо зарабатывал
писанием портретов (за годы, прожитые в Италии, он написал около 120 портретов). В 1829 г. он вежливым, но сухим письмом отказался от положенного
ему пенсиона и с этого времени мог считать себя свободным от любой опеки.
Не святые патроны августейшего семейства — совсем другие замыслы волновали в это время Брюллова. Хотя и не разделяя мнения Общества, что его
картинки — «игрушки», он уже давно сознавал, что имеет силы написать нечто большее, и упорно искал сюжеты для больших монументальных картин.
Некоторые из них (например, «Олег, прибивающий щит к воротам Константинополя») были начаты, но тотчас же брошены. Главным произведением
Брюллова стала картина не на русскую тему — его подсказала все та же, горячо любимая им Италия. Еще в 1827 г. он побывал в Неаполе, поднялся на
Везувий и, конечно, осмотрел знаменитые Помпеи. Вид этого прекрасного
города, уничтоженного в один день страшным извержением вулкана, ошеломил его. Тогда же в первый раз у него явилась мысль создать большое полотно, изображающее это трагическое событие. Брюллов сделал несколько эскизов. Уже в них определилось место действия и выбор момента. События разворачиваются близ усыпальницы Скавра и сына жрицы Цереры. Черный мрак
навис над землей, будто наступил конец света. Кроваво-красное зарево окрашивает небосвод у горизонта. Тьму разрывают острые и длинные, как копья,
молнии. Грохот подземных толчков, треск рушащихся зданий, крики, стоны,
мольбы оглашают воздух. Вдруг посреди бегства над толпой раздается грозный, оглушительный удар грома. Несчастные останавливаются и, пораженные ужасом, смотрят на небо, как бы страшась, чтобы оно не обрушилось на
их головы. Как в судный день, перед лицом смерти, обнажается суть человеческой души. Все наносное спадает с человека, и он предстает тем, чем является на самом деле. Этот краткий миг и был увековечен в картине Брюллова.
Он с головой уходит в изучение источников, которые помогли ему с возможной полнотой представить катастрофу, происшедшую в 79 г., обращается к
материалам археологических раскопок. Некоторые фигуры он изобразит потом точно в тех позах, в каких были найдены в застывшей лаве скелеты жертв
разгневанного Везувия: мать с дочерьми, упавшая с колесницы женщина, группа
юных супругов. Почти все предметы быта, которые показаны на картине,
были списаны Брюлловым с подлинных экспонатов в Неаполитанском музее.
Работа над полотном была долгой и упорной. Один за другим Брюллов
делает около десятка эскизов: перестраивает композицию, заменяет одни группы
другими, меняет их состав, варьирует позы, движения, жесты. От эскиза к
эскизу замысел очищается от случайностей, шлифуется, набирает силу и выразительность. В 1830 г. художник начал работу на большом холсте — к концу
года все фигуры, по его словам, уже «были поставлены на места и пропачканы
в два тона». Он работал неистово, до изнеможения, так что порой его буквально на руках выносили из мастерской. Впрочем, он должен был несколько раз
прерывать свой труд для выполнения срочных заказов, а также для поездок в
художественные музеи Болоньи и Венеции, куда он отправлялся «на совет» к
старым мастерам. Заразившись их мощью и колоритом, он вновь спешил в
Рим, к картине, которая приковывала теперь к себе все его мысли. Наконец,
к середине 1833 г. работа была почти закончена. Однако чего-то по-прежнему
не хватало. Изо дня в день в течение двух недель Брюллов подолгу стоял перед
мольбертом, почти не прикасаясь к холсту, и никак не мог понять, что же
вызывает в нем смутное недовольство. «Наконец, мне показалось, — вспоми-,
нал он, — что свет от молнии на мостовой был слишком слаб. Я осветил^
камни около ног воина, и воин выскочил из картины. Тогда я осветил всю
мостовую и увидел, что картина моя была кончена».
Современники, увидевшие «Последний день Помпеи» сразу после ее завершения, были ошеломлены ее смелым новаторством. Не порывая прямо с
многими традициями классицизма, Брюллов отступает от них буквально на
каждом шагу. Его желание перенести внимание с переднего плана в глубь
полотна, стремление выразить событие через характеры, психологию людей,
через многогранные оттенки чувства, старание выдержать естественное освещение, смелое разрушение локальности светотенью — все это принадлежало
уже новой романтической школе. Глубоко романтична была и сама идея. Творение Брюллова заставляло зрителя не просто наслаждаться красотой, но и
горячо сопереживать происходящему. Картина порождала трепет и неподдельный восторг. Итальянская публика, тонко чувствующая и понимающая
прекрасное, немедленно оценила работу русского мастера. Трудно найти другое живописное произведение, которое бы сразу после своего появления произвело больший восторг и воодушевление, чем «Последний день Помпеи».
Триумф картины был просто потрясающим. Брюллов сразу сделался кумиром
всей Италии. О его шедевре говорили во всех слоях общества. Ради того,
чтобы взглянуть на него, специально приезжали в Рим. Итальянские академии изящных искусств одна за другой избирали Брюллова своим почетным
членом и профессором, «увеличивая блеск своей славы», как говорилось в
дипломах. Впервые гордые своим великим искусством итальянские художники прямо преклонялись перед иноземным мастером и подражали ему. Города
устраивали Брюллову торжественные приемы, толпа носила его по улицам на
руках с музыкой, цветами и факелами. В театрах его встречали рукоплесканиями. Народ толпился, чтобы его увидеть... Слава Брюллова, опережая его
картину и его самого, распространилась по всей Европе, а затем ворвалась в
Россию. Выставленная в 1834 г. в Петербурге картина произвела неслыханный
КАРЛ БРЮЛЛОВ 77
фурор: в залы Академии хлынули толпы народа, все газеты и журналы были
полны отзывами о «Помпее», а Академия признала ее лучшим созданием текущего века. Конечно, это было преувеличение — в последующие десятилетия восторженное отношение к картине сменилось более скептическим, но
все же она по сей день считается одним из самых ярких явлений художественной культуры XIX века. Но зато эта оценка оказалась верна по отношению к
самому Брюллову — в последующие годы ему не удалось создать ничего значительнее «Помпеи».
После окончания титанического труда Брюллов чувствовал себя больным
и опустошенным. Он брался то за одну работу, то за другую. Но все выходило
слабо, безжизненно — в его творчестве наступил спад. И как раз в этот момент, когда Брюллов был на перепутье, ему предложили принять участие в
научной экспедиции на Ионические острова и в Малую Азию. В течение весны и лета 1835 г. он посетил Афины и Константинополь. Греция высекла из
его таланта новую искру. Возвратилась прежняя кипучая энергия. С удивительной быстротой Брюллов пишет великолепные акварели. Пейзажи, написанные во время путешествия, — лучшее, что он создал в этом жанре. Осенью
1835 г. путешествие закончилось в Одессе. После многолетнего отсутствия
Карл вернулся на родину. Здесь его приветствовали как национального героя,
утвердившего мировую роль русской живописи, как художника, в котором
видели будущий расцвет национального искусства. В Москве его встретили
празднествами, балами, банкетами и долго не хотели отпускать. Наконец он
добрался до северной столицы и с головой окунулся в русскую жизнь. Как
художник он давно мечтал сделать ее предметом своего творчества. Однако
это оказалось не простым делом — художественная манера Брюллова, так
прекрасно реализовавшая себя в Италии, на родной национальной почве оказалась далеко не всеобъемлющей.
Поселившись в Петербурге, Брюллов отчасти по заказу Николая I, отчасти
по велению сердца взялся за большую картину «Осада Пскова», в которой
хотел изобразить славные события 1581—1582 гг. Работа над картиной продолжалась семь лет до 1843 г. Брюллов отдал ей больше времени и сил, чем
своей знаменитой «Помпее», и тем не менее огромный добросовестный труд
закончился горчайшей неудачей. В его жизни не было работы более мучительной и надсадной, и ни одна картина не принесла ему так много огорчений и
так мало радости. Увы, создать произведение на национальную тему, более
значительное, чем «Последний день Помпеи», Брюллову не удалось. После
этой неудачи он больше не обращался к историческим темам — ему пришлось с горечью признать, что вершина его творческого пути уже позади.
Лучшее, что он создал в этот последний период своей жизни, были портреты.
Многие из них, как, например, портреты Кукольника (1836), Жуковского (1838),
Крылова (1839), графини Самойловой (1839), Струговщикова (1840), артистки Петровой (1841) и другие, составили настоящую эпоху в истории русского
портрета.
Личная жизнь Брюллова не сложилась. Его многолетняя связь с графиней
Самойловой так и не закончилась браком. В 1839 г. он женился на юной
очаровательной Эмилии Тимм. Но вскоре ему стала известна мрачная траге
дия, которую таила в душе эта юная и поэтичная девушка: ее отец, рижский
бургомистр, не смог совладать с противоестественной страстью к дочери.
Притязания отца не прекратились и после брачной церемонии. Брюллову открылась горькая истина, что отец, соглашаясь на брак дочери, хотел лишь
одного: чтобы дочь, числясь замужней женщиной, получала от мужа содержание, но жила при этом по-прежнему в отцовском доме. Играть такую незавидную роль Брюллов не пожелал и через два месяца после свадьбы развелся с
женой.
Брюллов окончательно отказывается от завершения работы над «Осадой
Пскова», и после этого его энергия постепенно угасает. Он почти не пишет
портретов. Самые крупные произведения последних лет связаны с росписью
петербургских соборов: Исаакиевского и Казанского. Работая в 1847 г. под
куполом Исаакия, Брюллов подхватил жестокую простуду, давшую тяжелое
осложнение на сердце. Семь месяцев он провел прикованным к постели. Облегчение наступило только в апреле 1848 г. Едва встав на ноги, Брюллов взглянул
в зеркало и с трудом узнал свое лицо. Изменения, вызванные болезнью, поразили его. Он взял мольберт и тут же за два часа сделал свой автопортрет. Так
появилось одно из самых ярких и сильных его полотен. В некотором смысле
перед нами — не просто портрет художника, писанный им самим, а образ
целого уходящего поколения, к которому он принадлежал. Здесь все: высокое
напряжение внутренних сил и безграничная усталость, возвышенное благородство и горечь разочарования, сила духа и смирение. Это произведение
стало последним ярким аккордом в творческой биографии художника.
В апреле 1849 г. Брюллов для поправки здоровья отправился за границу.
Он побывал в Германии, Бельгии, Англии, Португалии, Испании, провел год
на острове Мадейра и наконец поселился в милой его сердцу Италии. Здесь он
и умер в апреле 1852 г.
ИЛЬЯ РЕПИН
Илья Ефимович Репин родился в июле 1844 г. в семье военного поселянина в глухом провинциальном городке Чугуєве, близ Харькова. Позже художник вспоминал о своем нелегком детстве: «У нас было бедно и скучно, и мне
часто хотелось есть. Очень вкусен был черный хлеб с крупной солью, но и его
давали понемногу». Мать мальчика подрабатывала, расписывая красками пасхальные яйца — «писанки». Илья помогал ей в этом. Работа требовала труда, упорства и таланта. В этом ремесле Репин получил первые уроки живописи. Позже он учился в школе топографов в Чугуєве, а потом поступил в
мастерскую иконописца Бунакова. Здесь он приобрел серьезные навыки в
обращении с кистью и красками. С пятнадцати лет Репин принимал участие
в росписи сельских церквей и славился как очень хороший мастер. Однако
он мечтал о большем. Скопив на заказах 100 рублей, молодой иконописец в
1863 г. отправился в Петербург, поступил в подготовительную рисовальную
школу при Академии художеств, а в январе 1864 г. уже стал слушателем
самой Академии.
ИЛЬЯ РЕПИН 79
Это была уже совсем не та Академия,
в которой полвека назад учился Брюллов. В начале 60-х гг. жизнь русская проснулась от долгой нравственной и умственной спячки. Во всех сферах и на всех
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |