- Что вы тут делаете, Поттер? Ваши переживания по поводу моей мнимой кончины, конечно, очень трогательны, но мне непонятен сам факт вашего присутствия.
В груди снова катастрофически не хватает воздуха, но я все же нахожу в себе силы хрипло произнести:
- Я люблю тебя.
Чего я ждал, говоря это? Что он вот так сразу возьмет и поверит? Нет, но ведь никто не отменял надежду. Но ему все равно. С какой-то странной горечью я понимаю, что он смотрит на меня так, словно я, сварив неудачное зелье, пытаюсь убедить его в том, что создал философский камень.
- Бред, Поттер. Вы меня даже не знаете.
С этим можно поспорить.
- Больше, чем кто-либо. Я знаю, что ты любишь фруктовый торт, знаю, что тебе нравятся специальные чехлы, а не стаканчики для зубных щеток, я в курсе, что ты прекрасно готовишь, знаю все твои родинки, знаю, как ты реагируешь на те или иные прикосновения... Я могу перечислять все, что я знаю о тебе, часами. Но ты прав, мне этого мало. Я хочу узнать еще больше.
- Правда? – он смеется, в этом смехе нет ничего открытого, одни сплошные барьеры. – О ком, Поттер, вы что-то хотите узнать? О том, с кем спали? О том, кого ненавидите, или вас устроит покорная, ко всему безразличная кукла? Мы, кажется, пытались все обсудить? Хотя нет, это я пытался, а вы швырялись тарелками.
Мне что, признать, что мне стыдно? Я могу. Неужели он не понимает, что сейчас у него нет шансов меня победить? Что я просто до одури счастлив, что сижу здесь и смотрю на него, и ему не подобрать слов, которые это изменят.
- Я люблю все это вместе взятое, мне просто нужно было понять. Немного времени, сожалений и одиночества - и я разобрался в себе. И в тебе, мне бы хотелось думать, что в тебе я тоже разобрался, и если хоть одна маленькая частичка твоего сердца принадлежит мне, я не уйду, а будешь гнать - стану возвращаться. И росчерков чернил в моей душе столько же, сколько в твоей, и мне непросто и не до конца понятно, но я тоже сказал себе: «Черт с тобой, люби!». И я буду.
Он хмурится.
- Вы прочли мой дневник.
Меня накрывает волна странного, нелепого понимания.
- Ты хотел, чтобы я его прочел!
- Нет, - отрицание слишком поспешно, и я оставляю за собой право ему не верить.
- Ты хотел. Ты каждый раз надеялся на это. Я могу не знать тебя, но ты-то меня хорошо изучил. Ты знал, что меня мало что остановит, если я почувствую необходимость знать, что ты на самом деле чувствуешь. Поэтому там столько росчерков, тебе каждый раз было плохо из-за того, что я не пытался.
Он никогда не отличался сдержанностью.
- Что я чувствую? – его пальцы вцепляются в подлокотники кресла, в котором я сижу. Снейп нависает надо мною, его рот перекошен гневом, а глаза горят так, что мне мерещится, что еще немного - и их уголь накалится докрасна. – Я расскажу, Поттер, раз уж вам так интересно. Всю мою долгую гребаную жизнь я чувствовал слишком много. Назовите это складом характера или излишней наблюдательностью, но я не могу не замечать вещей, которые остальным кажутся не слишком очевидными и значимыми. Я не могу не чувствовать. Я научился притворяться очень рано и очень хорошо, хотя и это имело цену, но это произошло не от умения прощать, моя душа всегда глупо коллекционировала обиды и поражения, должно быть, потому, что хорошего, чтобы создать им противовес, не было. Меня избил собственный родитель? Ну да ничего, зато мама потом непременно пожалеет. Подвешенный вверх ногами на потеху толпе, я не умею радоваться? Ну и черт с ним, зато посмотрите, как отлично работает изобретенное мною заклинание, и экзамен я сдал неплохо, да и день солнечный. Я, Поттер, не могу кого-то убивать, оправдывая все это высшей необходимостью, мне плевать на эту самую необходимость, она не меняет того факта, что я убийца. Предавать с равнодушием я тоже не умею - ни тьму, в которую поверил, ни человека, которому обязан спасенной жизнью, даже если до этого он старался превратить ее в ад. Да, Поттер, я умею и могу притворяться, я способен это скрывать, но я не тот человек, что творит что-либо, не испытывая при этом раскаянья. Моя совесть не идет, и никогда не шла на сделки, над нею можно было только насильственно надругаться, но она всегда мстит за подобное отношение. Вы можете сказать о своей то же самое?
- Нет.
Не думаю, что мой ответ был ему нужен. Но я все же сказал это. Так было правильно и честно. Моя совесть сейчас страдала собственной ущербностью, глядя на его ничем не прикрытые чувства. Отыграть назад хотелось уже не часы, а годы. Я вспоминал то брошенное ему в лицо «трус». Ну и кто из нас в итоге трус?
Он даже не замечает, что я говорю, только сам факт моего присутствия.
- Я выжил, Поттер, выжил в той мясорубке, в которую превратил свою жизнь. Вы не поймете, как сильно мне не хотелось, чтобы это произошло, но так уж вышло. В угоду обстоятельствам, я стал слаб, у меня отняли даже приобретенное годами практики умение защитить себя от мира. Сложись все иначе... Знай я наперед? Стал бы я выполнять данное обещание? Стал бы я вас спасать? Да, Поттер, я бы это сделал. А вы... Что сделали со мной вы? Ничего, что я не благодарен? Свое спасибо я скажу мистеру Лонгботтому, на его заботу я не вправе был рассчитывать, но она была, надежная, не слишком теплая, но хотя бы лишенная той корысти, что меньше всего затрагивает деньги. Он не требовал от меня, чтобы я что-то чувствовал, даже от той безумной части меня, что так этого хотела. Ей недоступна была горечь и годами выстраиваемые барьеры, досталась лишь крохотная иллюзорная надежда, но вы осквернили и ее. Любому человеку трудно ощущать зависимость, но знаете, чувствовать потребность еще хуже. Я не помнил того себя, потому что мне это было не нужно. Я обрел терпение, ничего затрагивающего мою личность в целом с той наивной, вечно битой моей частью не происходило. Я знал, что она есть, но ее нужно было не замечать, это был единственный способ сохранить остатки достоинства и покой, и не думать, как я буду жить с нажитыми новыми стыдом и муками, когда все изменится. Я хотел, чтобы все изменилось. Хотел, когда люди вроде Лонгботтома удерживали мои руки от необходимости требовать свое право на доброту, заботу и еще не сдохшую во мне до конца потребность любить. Я не мог это контролировать, чертовски хотел, но был не в состоянии, и тому, кто знает, как важно сохранить толику уважения к себе, тому, кто берег меня от самого себя, я скажу спасибо за оказанную помощь. Но что прикажете делать с тем, кто взял просто потому, что мог? С человеком, внимания которого я никогда не добивался, взаимную ненависть и неприятие с которым считал самой надежной для себя броней? Впервые осознав, что обстоятельства возложили на вас заботу обо мне, я был рад, Поттер. Очень рад. Мне даже мистер Лонгботтом начинал нравиться, его поведение нормального, рационального человека, не приемлющего безразличного ему существа, требующего тепла и близости, спасало меня от еще более тяжелого сумасшествия. Я прогрессировал, мои периоды контроля над собой возрастали, и я подумал, что уж рядом с вами... С человеком, который не будет меня жалеть, который испытывает по отношению ко мне только отрицательные эмоции, это будет совсем не сложно - медленно искать согласия с собой, восстанавливать себя по крупицам. У всех моих «я» впервые появилось что-то общее, способное связать все в одно целое, все мы должны были быть вами ненавидимы. И вы справлялись, а потом я понял, что не рассчитал всю меру вашей ненависти. Унизить вам было недостаточно, Поттер? Вы предпочли уничтожить?
Вот теперь я вижу боль. Ее даже слишком много. Минуту назад я его любил? Теперь я чувствую намного больше. Мое странное нелепое сердце не в состоянии даже постичь весь размер того чуда, что оно как-то помимо моей воли в нем рассмотрело и понадеялось постичь и заслужить.
- Ты не понимаешь, а мне так нужно, чтобы ты понял... Я не тебя, я себя унизил. Северус... – мои руки тянутся к нему, но он отстраняется, не поспешно, а как-то очень спокойно. Я понимаю, осознаю, наконец, все до последней капли. Как много он пережил по моей вине, как много передумал до моего прихода, сидя тут, в кресле, и уже решил для себя все, но это решение не в мою пользу. Иначе сейчас он бы все это не говорил, иначе его боль не была бы так собой горда, в отличие от моей, маленькой, кричащей, но очень честной. Его тоже была такой. Он ведь давал мне понять, каждая его частичка давала - пылающими шторами, разбитыми чашками, вечными попытками побега. Он этим переболел, а я только заразился. Но моя болезнь сильнее: я не воюю, я хочу жить с ним и с нею! Я хочу его целовать и извиняться, у меня есть мой секрет в кармане, он не знает, что такое хоть секунду думать, что его в этом мире больше нет. А я знаю. Это не пустые комнаты, это набат вечной тоски. И плевать, что для вечности мы - всего лишь капли. Сколько таких в ней? Такого числа люди еще не придумали, я мыслю простой арифметикой. Нас-то с ним две, а мне хочется, чтобы была одна - большая и неделимая, мифическое существо, не человек, не разделенные половины, целое. Просто я и кто-то мой. В ответ я тоже готов, я хочу принадлежать без остатка. Не кому-то – ему.
Он не может читать мои мысли, вернее, может, но не старается.
- Чем, Поттер? Вы оскорбили себя, трахнув своего врага? Ну да, как же я мог забыть, эта ваша природная брезгливость... – насмешка звучит как пощечина. - Зачем вы все это затеяли? Почему так заигрались, что потеряли близкого человека, почему не избавились от меня, когда я вас об этом разве что не умолял? Поттер, вы понимаете, что я сейчас все помню? И это даже не из-за исцеления, я стал все помнить раньше. Я говорил вам. Я мечтал все прекратить, но вы не слушали, вы не слышали меня, пока не стало очевидно, что видеть меня целым вы не хотели. Никто не желал мне столько зла. Я не мог понять, чего вы жаждете? Превратить меня в куклу для секса? Побойтесь Мерлина, вряд ли вас мог так пленить некрасивый мужчина с повадками подростка. В покорного аморфного раба? Вам нравилось мною командовать? Я не понимаю... Я не понимал... Судьба как-то причудливо поменяла нас ролями. Вы, Поттер, вели себя как настоящий садист. Из всех моих прежних знакомых любителей таких вот моральных пыток парочка с удовольствием пожала бы вам руку. Зачем вы дали мне тот дневник? Хотели, чтобы я ковырялся в странных, непонятных мыслях о том, что вы бываете ко мне добры, вот только вам нравится считать, что я об этом не подозреваю? Вы хоть понимаете, что это был не я? – он садится на кровать и закрывает лицо руками, а потом просто резко и зло откидывает назад волосы. – Знаете, я ведь даже не пассивный, а активный гомосексуалист, у меня и в мыслях не было, что мое безумие способно породить такого рода фантазии. Настойчивые? Да, наверно, поэтому я не говорю об исключительно вашей вине. Но вы, Поттер, мною пользовались. Не использовали, было бы не так противно, вы именно что попользовались. Я даже, знаете, больше не хочу понимать, зачем. Что заставляло вас делить собственную личность, мне безразлично. Я пытался понять, мне начинало казаться, что это странное извращение, в которое вы превратили наше совместное существование, - и ваша потребность тоже. Что так вы хоть изредка бываете собой, и этот настоящий вы не хочет меня ненавидеть. Я пытался понять, я делал для этого те шаги, что позволяло мне мое состояние, но всегда натыкался на такое глухое отрицание вами происходящего, что, наконец, понял. Мне это все не нужно. Я преодолел свое безумие и надеюсь, вы так же поступите со своим. Глупо искать смысл и мотивы там, где их нет. Вы сами придумали правила игры, так извольте им следовать. Ничего не было.
Я не понимаю, что толкает меня к нему. Я просто встаю и опускаюсь перед ним на колени. Скрещиваю руки на его бедрах и опускаю на них подбородок. Ну и хрен с ним, с копчиком, если он надумает спорить. Я люблю его, я мудак, но я благодарен за все, что он сейчас сказал.
- Ты прав, ты так чертовски прав, что я даже отрицать это не могу. Я не герой, я ребенок, который вырос в чулане и был способен, наверное, на яркие и настоящие чувства, но однажды они погибли. Были брошены под колеса проезжающей мимо машины, и я это принял...
* * *
«Мне не нужны воспоминания, мне больше нечего в них искать. Бег, побег, стремления и абсурд. Я просто делаю это, я остро и последовательно живу только настоящим. Им, мною, нами. Все остальное просто было, все остальное - радость, боль или мусор. Это делает меня тем, кто я есть, это увеличивает мою потребность быть здесь и сейчас. Быть с ним».
* * *
21.00
Я говорю много, долго и сумбурно. Говорю об утках и о войне, о дружбе, которую путают с любовью, о гармонии и непонимании, почему мир медленно меркнет. О своем собственном «Я убийца» и потребности кого-то за это наказать. Он слушает так внимательно, как никто никогда не пытался. Я сравниваю наши совести, и они обе равнодушно пожимают плечами, оглядывая конкурентку.
-...Я люблю тебя. Может, все это началось как-то неправильно, может, я вел себя глупо, но, пожалуйста, не уподобляйся мне в этом. Я хочу узнать тебя настоящего, хочу помнить каждую проведенную с тобой секунду. Господи, я понимаю, как много всего хочу, да и как это будет сложно, я тоже понимаю, но я не могу от тебя отказаться. Я буду бродить за тобой по пятам и выпрашивать у тебя толику так нужной мне любви. Северус, я не отступлюсь, потому что теперь я знаю, каков будет мой мир без тебя. Это не то место, в котором я хочу очутиться.
Он не смотрит на меня. Наверное, эта точка его внутренней задумчивости всегда существовала.
- Я есть хочу.
И это его слова в ответ на мои мольбы? Боже, они такие правильные и простые, что мне становится от них тепло.
- Я ничего не купил. У меня оставался список, но я его сжег, а потом все как-то очень закрутилось.
Одна бровь привычно взлетает вверх.
- Какая неорганизованность. Можно я встану?
Ему можно все, но убирать мои руки с его колен мне не хочется, поэтому я делаю это с сожалением. Он поднимается и идет к двери.
- А я...
Он не оборачивается.
- Нужно забрать документы. Ждите меня в холле.
- Спасибо, - мое облегчение просто огромно, и я знаю, что умру, но оправдаю свой второй шанс.
Он застывает на пороге.
- Я не знаю, Поттер, будете вы меня в дальнейшем благодарить или проклинать и что буду чувствовать я сам. Но ни вам, ни мне больше не нужен мир упущенных возможностей.
Я тоже спешу к двери.
- Тогда я иду с тобой.
- Зачем?
- Не хочу оставлять тебе шанс передумать. Вдруг ты решишь, что я тебе не нужен, и сбежишь?
- Эта мысль была бы здравой, - я знаю, не такой уж я и подарок судьбы. Не мне - его, ему меня еще прощать и прощать, поэтому в коридоре для верности я еще и беру его за руку. Он хмурится, что-то шепчет об идиотизме, но свою ладонь не отнимает. К этому можно что-то добавить? Наверное, только одно: похоже, я действительно абсолютно счастлив.
* * *
22.00
Мне нравится быть с ним рядом. Не все идеально, но хороших впечатлений определенно больше. Конечно, меня раздражает то, как он отчитал парня в винном магазине за то, что тот пытался посоветовать ему вино, и то, как придирчиво он изучает каждую надпись на упаковках в супермаркете. Я еле уговорил его отправиться к Невиллу за его волшебной палочкой не сейчас, а завтра утром, а он обвинил меня в желании обниматься во время совместной аппарации. В последнем он был прав, но... Мне не хотелось спорить. Я молчал и просто, как губка, впитывал в себя его присутствие. Мне было так хорошо возвращаться домой не одному, шелестеть пакетами в холле, сталкиваться локтями у вешалки. Все это было так отлично, что я просто следил за ним взглядом, как в кабинете у колдомедика Ливандоса, как в Святого Мунго, и молчал. Мне казалось, что и этого достаточно. По одному моему взгляду, исполненному страхом моргнуть, дабы он не исчез в эту секунду, и Северус, и весь мир должны были понять, как сильно я его люблю. Как нужен он мне, как важен мне этот человек, которого я ждал так долго, искал в ком угодно его черты, но проглядел у себя под самым носом. Он был умнее? Что ж, теперь, должно быть, моя очередь быть мудрым. Я не стану требовать от него невозможного, не потащу целоваться на последние ряды кинотеатров и, скорее всего, сам потащусь в оперу или что там он сочтет приятным досугом. Я буду хвалить его утку, пить выбранное им вино, буду орать на своих друзей, если они попробуют вмешаться в мою жизнь с советами. Я сумею отстоять свое право быть с ним. Потому что это мое то самое сокровенное чувство, которое от мира надежно запирают под замок. Потому что только я знаю, как он мне нужен, я еще заставлю его в это поверить, ну а остальные обойдутся. Это счастье - не что-то эфемерное, не чужое, оно только наше. Еще непривычное, но, как я уже сказал, теперь моя очередь стараться.
* * *
23.00
- Все было вкусно, впрочем, как всегда, - он кивает, по напряжению лицевых мышц я понимаю, что он подавил зевок. – Хочешь, я помою посуду?
- Да, было бы неплохо, день выдался насыщенный. Я немного почитаю перед сном. Ты не против, если...
Я его перебиваю:
- Ты можешь брать в этом доме все, что угодно.
Я почти вижу, что он хочет сказать колкость, но только пожимает плечами.
- Хорошо.
Мне тоже, мне тоже очень хорошо, но я об этом промолчу. Мне не хочется пока ступать на зыбучий песок наших новых отношений, по-моему, мы оба сейчас не готовы слишком много о них рассуждать. Сначала надо просто попробовать хоть этот день прожить до конца.
Я люблю мыть посуду руками. Мы оба это любим. Сквозь шум воды я прислушиваюсь к его шагам наверху, и мне не плохо и не тревожно, когда они стихают. Я щепетильно привожу все в порядок, так, чтобы каждая вещь заняла отведенное ей место, и усмехаюсь при мысли, что он завоевал не только мое сердце, но и мою кухню.
Мне очень хочется поскорее подняться к нему в комнату, но я не спешу. Стою под душем вдвое больше обычного и тщательно выбираю дезодорант и пижамные штаны. Мне даже весело при мысли, что я веду себя как невеста перед первой брачной ночью, хотя, признаться, я нервничаю. Что он там говорил о своих обычных предпочтениях? Не то чтобы я так уж трясся над девственностью своей задницы, просто никогда не задумывался о таком повороте событий. Что если мне не понравится, а ему это будет необходимо? У нас будет такой же секс, как с Джинни? Недополученное удовольствие и вечные компромиссы? Я так не хочу. Мне нужно, чтобы со Снейпом было иначе. Чтобы нам было хорошо вместе, и никто не чувствовал, что лишен чего-то. Меня это действительно беспокоит, но не настолько, чтобы не попытаться.
Когда я захожу к нему в комнату, он спит. Влажные пряди прилипли к вискам, на животе покоится книжка, на носу - нелепые очки. Они на самом деле ужасные, и завтра я предложу ему купить другие, непременно предложу, а он, скорее всего, из вредности откажется. Тогда я приурочу подарок новых к какой-нибудь годовщине, типа «пятый раз как он готовит мне утку», а старые по-тихому выброшу. Я буду систематически уничтожать все неприятные вещи, которые не должны иметь никакого отношения к нашему будущему. А пока эти чертовы очки достаточно просто снять и тихонько убрать в тумбочку. От моего прикосновения он вздрагивает и просыпается. Я не хочу смотреть ему в глаза, наверное, для него в первый раз заняться сексом со мной без всяких оправданий тоже непросто. Но это нужно нам обоим, а поцелуи, они, говорят, многое упрощают.
* * *
24.00
Поцелуй длился, пока я не стал задыхаться. Потом он слегка меня отстранил, немного подвинувшись. Я счел это приглашением и лег рядом. Северус медленно провел ладонью по моему бицепсу.
- Нам ничего не надо обсудить?
Я покачал головой.
- Нет, я хочу попробовать. Если ты, в свою очередь, не против время от времени повторять то, с чего мы начали.
Он хмыкнул.
- Нет, не против. Мне даже хотелось бы получить эти впечатления в нормальном состоянии.
Не то чтобы у меня не мелькнула предательская мысль предложить ему освежить воспоминания немедленно, но это, наверное, было бы с моей стороны малодушием.
- Надеюсь, не сегодня? – вышло, наверное, не слишком убедительно.
- Если ты не хочешь...
- Я не знаю, хочу или нет, - пришлось быть честным. Он как-то слишком хорошо умел ловить меня на любой фальши. – Знаешь, я просто никогда об этом не думал. Впрочем, я и о минете не думал как о чем-то способном меня заинтересовать, в плане самому его делать, но с тобой мне нравится. Это должно быть хорошо?
- Не всем подобное доставляет удовольствие. Давай попробуем, и если тебе не понравится, вернемся к прежнему сценарию.
Я был благодарен за понимание и хотел подчеркнуть свой интерес.
- Думаю, это должно быть приятно, учитывая, как ты стонал в постели...
Он рассмеялся. Не усмехнулся, или что-то вроде этого, он захохотал.
- Молодость, наглость, бахвальство... Господи, с кем я связался?
Я тоже хмыкнул.
- Ну, прости, я не могу трахнуть кого-то в задницу, а потом, как викторианская барышня, рассуждать о чарующих звуках, которые ты обычно издаешь при соитии.
Он расхохотался еще громче.
- Я в ужасе, Поттер. Ты, как выяснилось, забавный.
Мне стало так хорошо, что я его обнял.
- Нам еще столько надо узнать друг о друге, да?
Он перестал смеяться.
- Может, и не надо, Поттер, но что-то подсказывает, что тебя соображения здравомыслия не остановят, а мне не привыкать иметь дело с трудностями.
- Тогда, может, приступим к узнаванию?
Он меня поцеловал. Очень удивительно, я не знал его губ такими настойчивыми и требовательными, жаркими и жалящими, очень властными. Этот Снейп не был щедрым дарителем, скорее, умелым завоевателем, он покусывал мои губы, его язык то жадно атаковал мой рот, то отступал, чтобы за секундой нежной ласки скрыть новую атаку. И мои бастионы пали. Он просто не оставил мне выбора, кроме как принять его власть и насладиться собственным поражением. Слабость тоже бывает сладкой, и это наша постель, а не поле боя, в ней мы всегда особенно легко приходили к согласию. Понимание этого меня покорило, и я не сдержал стона, когда его губы решили, что в моей шее тоже масса привлекательного, когда кончики его пальцев затеяли с сосками игру в инквизиторов, а влажный язык смягчил их приговор, а потом устроил совсем уж странные влажные танцы с моим пупком. Снейп отстранился, стягивая с меня пижамные штаны.
- В полет, - взмолился я хриплым от желания голосом.
Он был озадачен.
- В смысле?
- Я тебя прокляну, если ты сейчас встанешь и начнешь их аккуратно складывать.
Он неодобрительно на меня взглянул, а потом усмехнулся и каким-то совершенно шикарным театральным жестом зашвырнул их назад, за голову. Надо сказать, Северус, тем не менее, на мне отыгрался.
- Смазку, – таким тоном хирург произносит: «Скальпель». Я даже засомневался, намерен он меня трахнуть или прооперировать, но покорно швырнул ему баночку. Он открыл ее, зачерпнул вишневую гелеобразную субстанцию на кончик указательного пальца, понюхал и презрительно скривился: – А вот эту гадость, Поттер, мы непременно должны обсудить.
Я был в ужасе.
- Что, сейчас?!
Он погладил мой член, пребывавший в состоянии сильнейшей эрекции, и менторским тоном поинтересовался:
- А что, какие-то проблемы?
- Садист! Обожебоже... – последний невнятный всхлип касался нанесения прохладной смазки с пальца на головку моего члена и ритмичного ее втирания.
Снейп довольно улыбнулся.
- Я знаю. Перевернись, - можно было застонать от разочарования, но я подчинился. - На колени, задницей кверху, лицом на подушку, раз уж ты предпочитаешь такое примитивное общение.
Я вообще не любил общаться в постели, а после того как его язык проник в меня, пока рука ласкала покрытый смазкой член, это сделалось невозможным. Ощущения были странными, но очень приятными. Еще более странным оказался его палец. Это было не очень больно, скорее, чувство растяжения и немного жгло странным теплым зудом, пока он не...
- Твою мать!
- Поттер, позвольте представить: ваша простата.
Это было упоительное давление, теперь я понял значение этой кнопки куда лучше: она наполняла тело электричеством и включала функцию «Кончить немедленно».
- Я...
Снейп предусмотрительно сжал мои яички и шепнул почти нежно:
- Конечно, но чуть позже, - и добавил второй палец.
Дальнейшее я помнил смутно. Мне было странно, даже не хорошо, я с ума сходил от постоянного балансирования на грани острого удовольствия. Он играл со мной, он меня мучил, но винить его в этом не получалось. Я кричал, я почти с восторгом приветствовал боль, когда он, наконец, в меня вошел. Это было нужно, это было хорошо, как некий глоток трезвости, позволивший мне слушать его тяжелое дыхание, ощущать зубы, впивающиеся в мое плечо. Осознание того, какое удовольствие я доставляю ему, окончательно свело меня с ума. Я был везде - внутри и снаружи, он был везде... Странная целостность. Великолепная, нужная, я в нем, он во мне, такая полная близость... И то, что мы кончили вместе, и то, как потом целовались, словно продолжая это чудесное феерическое ощущение....
- Я говорил, что я тебя люблю?
Очень много тьмы в глазах, но почти добродушной.
- Как я понял, тебе понравилось?
Я не мог выпустить его из объятий. Невозможно терзаться и думать, когда все так хорошо и так просто.
- У нас никогда не будет проблем с сексом.
И если я постараюсь, то и просто проблемы будут сведены к минимуму. Никто мне не сможет помешать. Вот совсем никто, на этот раз даже я сам.
- В душ, - он гладит мое плечо и признает: – Очень не хочется, но нужно.
Хороший, после оргазма он всегда дивно хороший, ленивый и томный, но это в нем я тоже люблю.
- Холодная или горячая?
- Ты о чем?
- Я про воду.
Он хмурится. Похоже, в этом наши вкусы не совпадут никогда.
- Делаем так: ты идешь первым, а я пока перестелю постель, – я киваю, так как идея отличная. – И вот еще что, – он указывает на пару пижамных штанов на полу. - Впредь перед сексом лучше сразу их снять. Меня дико раздражают разбросанные вещи.
Целую его в висок.
- Как скажешь, – это будет долгий путь взаимных уступок, но с ним я его пройду. – Знаешь, я счастлив, что ты жив.
Он не понимает до конца. Я не только об этом дне, я о его признании, что он хотел не пережить эту войну, и о самом факте существования человека по имени Северус Снейп в моей жизни, в моей постели. Однажды я найду слова, чтобы все это выразить.
- Ты дурак? – я знаю, что он не злится, просто хочет все это от меня услышать. Это его способ провоцировать откровенность. Я пока не готов, мне нужно еще несколько дней и десятка три поцелуев. Нужно их прожить, без иллюзий и сомнений. Но одно я могу сказать уже сейчас.
- Может, и дурак. Наверняка дурак, вот только влюбленный и очень счастливый.
Он только хмыкает и опускает лицо на подушку. Ему тоже нужна еще пара дней или, может, даже пара лет, чтобы понять, что та его часть, что любит меня и что сегодня дала мне второй шанс, - самая главная. Ничего, я подожду. Мы подождем.
* * *
1.00
-...Надо купить кровать побольше, и, раз уж нам не нужна вторая спальня, то если ты захочешь устроить там какую-нибудь лабораторию...
Он меня обнимает.
- Заткнись и спи.
- Я не хочу, – нет, это правда. Панический страх начал преследовать меня еще в душе. Дико нерационально, словно он все же умер, а я потерял сознание и все происходящее мне только кажется. Нелепо, глупо, но этот ужас был куда сильнее, чем все кошмары, что я старался не помнить. Я даже дождался его, терпел тот кипяток, которым он обычно моется, лишь бы массировать его плечи, зарываться пальцами в его волосы и трогать, трогать... Пока он не выдержал и не потащил меня в спальню, почти пинками загнав в постель. Спросил, что происходит. И на мое невнятное: «А вдруг ты исчезнешь?» - прижав меня к себе, прошептал на ухо: «Куда я, на хрен, денусь?». И да, это было то самое признание. Необыкновенно желанное, и я его все же получил. Обещание от самого необходимого мне человека, как ни странно, именно такое, как я всегда желал. Без роз, без луны, но с честной и невероятной искренностью. Я был ему нужен. Нет, больше, мне и Северусу были нужны «мы». Это позволило мне мечтать и планировать. Много, громко, долго и в итоге, конечно, он от меня устал. Но даже это было правильно, без лжи и взаимного кокетства.
Он сонно накрыл мой рот ладонью. Ну как я мог уснуть, когда так счастлив? Я поцеловал его пальцы, он ударил меня свободной ладонью по заднице. Я улыбнулся и, кажется, даже намеревался повторить то, что он вытворял языком, на нем самом, но зевок прервал мои планы. Я еще помнил, как он укрывал меня одеялом, а потом мне было просто тепло и очень хорошо от того, что он рядом.
* * *
7.00
Не то чтобы я жаворонок, просто для меня утро - время бодрости, а для него - сонного ворчания. Мы всего пару раз вместе спали, и мне не приходило в голову будить его поцелуем, потому что не было гарантии, кого я разбужу, да, собственно, и я сам был идиотом, отрицающим, что мне этого хочется. Северус сонно завозился.
- Зубы сначала почисть, а потом лезь целоваться, - в отместку я поцеловал его в нос, он с головой накрылся одеялом и простонал: - Кофе.
Я верил, что сегодня сварю кофе так, как надо. А еще мне очень нравился он настоящий. Черты, что стали мне дороги, утрачены не были, и от этого на душе как-то светлело. Чего стоит одно это сворачивание клубком. Застывай он на ночь на спине, как вампир, я бы, честно, расстроился.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |